ИРИНА ШЛИОНСКАЯ

ЛЮБОВЬ ДО ГРОБА

(рассказ)

'О Боже, дай мне силы,

чтобы изменить то, что можно изменить,

принять то, чего нельзя изменить,

и способность отличать одно от другого'.

(Молитва)

Она вертела в руках мягкую, почти невесомую фигурку. Вспомнилось: 'Человек - это плоть, и форму ей придаёт божество. Мы явились на свет из комка глины и после смерти вновь превратимся в глиняный комок'. Голос Мабунги звучал, как наяву.

Глеб - всего лишь комок плоти, которому можно причинить боль. Она уничтожит его, а потом бросит пластилиновую куколку в его могилу. Это чтобы душа его не знала покоя. Пусть будет наказан за всё, что сделал с ней!

* * *

Они учились на одном курсе. Он подошёл к ней в начале учебного года в раздевалке. Глебу хотелось с кем-то обменяться впечатлениями по поводу только что закончившейся лекции - её читал преподаватель, пользовавшийся славой чудака и оригинала. Подвернулась Лиля.

Она согласилась, что лекция и в самом деле была нестандартной, но особой пользы от неё нет. После этого как-то само собой получилось, что они, одевшись, вышли вместе. Всю дорогу болтали о том о сём, а в метро разъехались в разные стороны.

На следующий день он сел рядом на лекциях, явно демонстрируя свой интерес к ней. Лиля немного нервничала: до этого за ней никто всерьёз не ухаживал - симпатичная, пожалуй, но слишком уж обыкновенная, без 'изюминки'. Таких тринадцать на дюжину приходится.

Один Глеб сумел разглядеть то, что скрывалось в глубине её существа. 'Знаешь, ты не такая, как все', - сказал он. Слова эти были произнесены месяца через три после начала ни к чему не обязывающих, с виду чисто товарищеских отношений. Они стояли на платформе в метро и трепались, как всегда, о чём-то малозначительном. А потом Глеб сказал э т о . И сразу же, не дав ей передышки, пригласил в театр.

Никогда в жизни Лиле ещё не было так хорошо. Во время спектакля Глеб то и дело, как бы невзначай, брал её руку в свою и принимался нежно поглаживать. И тогда она испытывала ни с чем не сравнимое блаженство. Хотелось сидеть так вечно, и чтобы её рука лежала в его руке, и на сцене своим чередом шло бы действие, и в темноте раздавался бы шёпот зрителей, и никому не было бы до них дела.

Она физически ощущала родство их душ. Оно выражалось даже не в общих интересах, не в одинаковых взглядах на жизнь. Нет, они были как одно целое, дополняли друг друга. Она нуждалась в нём, а он в ней. И это происходило ещё задолго до их первой близости.

Впервые они очутились вдвоём в постели у Лили дома, дней через пять после похода в театр. Отец уехал в командировку, мама ещё не вернулась с работы. Лиля застлала старенький двуспальный диван чистым бельём. Глеб терпеливо ждал, пока она готовилась. Почему-то запомнились только отдельные подробности - например, как он сначала прижался к ней всем телом и они некоторое время просто лежали так, ощущая биение сердец друг друга. И всё, что случилось затем, показалось Лиле совершенно естественным, в этом не было ничего особенно болезненного или стыдного. а когда после в с е г о они обессиленно заснули и проснулись где-то за полчаса до маминого прихода - нужно было срочно вставать и одеваться - Лиле померещилось, что они просыпаются вот так рядом уже целую вечность.

Странно, но их свидания помнились Лиле со временем всё хуже и хуже. Вернее, вспоминалось одно ощущение бесконечного счастья, полного растворения в другом человеке. Последовательность событий начисто стёрлась из памяти: всплывало лицо, отдельные жесты, слова, улыбка.

Может быть, она с самого начала ошибалась, принимая любовь за нечто само собой разумеющееся. Ей казалось, что так будет всегда, что они принадлежат друг другу, что он никуда теперь от неё не денется, не уйдёт, просто не может уйти. А он - смог. Смог оторваться от неё, да ещё так легко, без малейших усилий!

* * *

Благодаря хорошему знанию французского Глеба послали на стажировку в Париж. Лиле в этом плане ничего не светило: иностранные языки давались ей с грехом пополам.

Из Парижа Глеб вернулся другим. Оживлённо рассказывал о своей жизни во Франции, о людях, с которыми там познакомился. Россию называл 'убогой страной', доказывал, что перспектив здесь никаких. В институте у него появились новые друзья, такие же 'западники'. Среди них - и девушки. С одной из них, Мариной, Глеб вместе ходил на факультатив по немецкому.

Он перестал звонить Лиле. Свидания прекратились. При встречах Глеб отводил взгляд, ссылался на постоянную занятость - ему удалось устроиться менеджером в какую-то крутую инофирму, и даже в институте он теперь появлялся крайне редко.

Лиля решила поговорить с ним откровенно. Пригласила к себе домой - в свой дом Глеб никогда её не приглашал, с родителями не знакомил. Он в ответ бросил, что некогда, много работы.

- У тебя есть другая? - прямо спросила она.

- А хоть бы и так! Неужели ты не понимаешь, нас с тобой теперь мало что связывает. Нам даже не о чем больше разговаривать. У меня своя жизнь, у тебя - какая-то своя. Ну не получилось, бывает, не надо трагедии!

Глеб повернулся и пошёл прочь.

Для Лили начался ад. Только сейчас она наконец поняла, что такое любовь. Это когда другой человек становится частью тебя. И если он отвергает тебя, то тебе больно, словно отрезали часть тела - руку, или ногу, или что-нибудь ещё. Вот в этом и заключён истинный смысл слов: 'Не могу без него жить'.

Это Лиля не могла без Глеба. А в его новой жизни не нашлось места не только любви к ней, но и просто - ей. Они отныне вращались по разным орбитам. И кто бы мог поверить, что её любимый - тот самый, что так трепетно гладил её руку в театре, открывал ей вкус поцелуев и плотской любви, вдруг окажется таким равнодушным и жестоким:

Лиля пыталась бороться. В институте они больше не виделись, занятия кончились - пятикурсники писали дипломную работу. До Лили изредка доходили слухи о романах Глеба то с какой-то иностранкой, то с однокурсницей Мариной, то с коллегой по работе. Она решила не сдаваться. Регулярно звонила Глебу, задавала ничего не значащие вопросы - как дела, как диплом, работа. Он отвечал холодно, снисходительно, торопился побыстрее закончить разговор.

Однажды, по телефону, она вновь попробовала выяснить отношения. Сказала, что любит его. Втайне надеялась - эти слова изменят всё, он поймёт, как был слеп, как ошибался, променяв её на других. Но он отреагировал удивлённо и раздражённо:

- Как ты можешь меня любить, мы же с тобой в последнее время не общаемся. И вообще, пора тебе забыть обо мне. Когда же наконец ты взглянешь на вещи реально?

И повесил трубку.

Лиля накупила книг по магии. Изучила искусство приворота. Каждый вечер, ложась спать, читала заклинания, пристально глядя на фотографию Глеба. Но это не помогало. Он не звонил.

Тогда она стала выискивать в газетах объявления магов и экстрасенсов. По некоторым из них обращалась, однако цены казались слишком высокими. Как-то раз на глаза попалось очередное объявление: 'Курсы по чёрной магии. Африканский культ с элементами вуду. Цены умеренные'.

Ни на что не надеясь, Лиля позвонила по указанному в рекламе телефонному номеру. Её пригласили на собеседование.

Обучение действительно стоило недорого. Преподавали здесь странные люди - русские, но с африканскими именами. Впрочем, как подозревала Лиля, это были псевдонимы. Великий бокор Ариду, жрица Мабунга - от них она услышала много такого, о чём вовсе и не подозревала прежде. Например, о том, что душе можно приказать покинуть тело. Так делают африканские колдуны. Если какому-нибудь преступнику выносят смертный приговор, колдун говорит ему: 'Ты умрёшь завтра на рассвете'. И он на самом деле умирает, хотя к нему никто даже пальцем не притрагивается. Или - о духах-двойниках. Можно сделать из глины двойника живого человека, и от заклинаний он оживёт и будет жить даже после смерти этого человека:

Лиля и сама ещё толком не понимала, зачем ей всё это. Сначала она хотела вернуть Глеба. Но Мабунга объяснила:

- Тогда он станет зомби. Он не будет любить тебя, просто не сможет от тебя уйти и сойдёт с ума. Зачем это тебе?

Лиля не желала, чтобы Глеб оставался с ней против своей воли. Она мечтала, чтобы он опять полюбил её, как раньше. Но магия могла предложить лишь суррогат любви.

И всё же Лиля продолжала ходить на курсы. Где-то в потаённом уголке её сердца жила надежда на чудо: то, что ей откроют здесь, изменит её жизнь. И Глеб сам к ней вернётся. Но чуда не происходило.

Её размеренное существование прервал телефонный звонок. Институтская подружка Настя, по воле судьбы работавшая в той же фирме, что и Глеб, в ходе обычной болтовни как бы между прочим сообщила:

- А твой Глебушка женится. На какой-то итальянке. Он через месяц к ней в Италию уезжает, насовсем.

Сердце Лили болезненно сжалось. Она на автомате довела беседу с подругой до конца, повесила трубку и подошла к окну. Вокруг была пустота, вакуум. И где-то за пределами этой пустоты существовал Глеб. Е ё Глеб. Её потерянная часть, которая никогда больше не воссоединится с ней. Никогда.

:Она представила: вот он в Италии, загорает на пляже под лазурным небом. С ним рядом другая женщина - скорее всего, молодая и красивая. Наверное, знойная смуглянка с иссиня-чёрными волосами и большими, тёмными, как маслины, глазами. Глеб в синих плавках, о н а - в открытом красном купальнике, лежит на спине, на впалом загорелом животе хорошо виден изящный пупок. Глеб тянется к этому месту губами:

:Богато обставленная квартира. На широкой супружеской кровати прижимаются друг к другу Глеб и красавица брюнетка. Оба постанывают от удовольствия.

:Москва. Лиля идёт по улице, навстречу - Глеб и брюнетка в дорогой шубе. Лиля проходит мимо, Глеб сухо здоровается с ней. 'Это кто?' - спрашивает его жена. 'Да так, дорогая, просто знакомая':

Лиля оделась. Взяла сумку, кошелёк, ключи, вышла из квартиры. Только на улице поняла, куда идёт. Сейчас зима, глину в Москве отыскать трудно. Сгодится и пластилин. В первом же универмаге она увидела необходимое. Показалось, что продавщица смотрит на неё подозрительно - может, о чём-то догадывается? Да нет, ерунда, не может этого быть!

Дома она сразу же принялась за дело. Из куска белого пластилина лепим фигурку. Остриём карандаша прорезаем глаза, нос, рот. Шлепок чёрного пластилина - волосы. Да, обязательно должна присутствовать какая-то вещь, принадлежащая жертве. Лучше всего - лоскут одежды. Где его взять? Ах да, у неё есть носовой платок, когда-то случайно позабытый Глебом. Она уже давно выстирала его, но так и не вернула - может, подсознательно хотелось иметь у себя хоть малую частицу любимого. Она достала платок, отрезала от него лоскуток, завязала вокруг шеи куколки.

Остаётся решить - как? Сразу в сердце, чтобы мгновенно погиб? Или сначала проколоть другие органы, чтобы помучился?

Внезапно её охватила злость. Ему наплевать на её страдания, а она его ещё жалеет! Вот идиотка! Интересно, а как бы он поступил на её месте? Уж конечно, ни перед чем бы не остановился. Недаром он так хладнокровно избавился от неё, когда понял, что она 'из другого теста' и ничем не может помочь его карьере на Западе.

Лиля решительно достала из игольницы несколько длинных иголок. Шепча заученное наизусть заклинание, воткнула: одну - в голову, другую - в плечо левой руки, третью - ниже колена правой ноги. Уже собиралась воткнуть последнюю, в область сердца. 'Нет, успеется'.

Она отложила иголку. Да, спешить пока некуда. Куклу спрятала в углу книжного шкафа.

Сколько прошло времени - неделя? Дней десять? Позвонила Настя.

- Ты слышала? С Глебом несчастье. Попал в автокатастрофу. Черепно-мозговая травма, а ещё вывих левого плеча и перелом правой голени. Состояние не критическое, но тяжёлое, выкарабкается не скоро. Так что Италия и женитьба пока отпадают.

- А его невеста?

- Она сейчас у себя в Милане. Приехать не может.

* * *

Лиля и сама не понимала, почему ей так захотелось увидеть поверженного Глеба. Мечтала полюбоваться на дело своих же рук? Можно было бы признаться ему, что всему виной она, что он наказан за пренебрежение к ней. Но нет, ничего она ему не скажет.

Лишь на пороге больничной палаты она чётко осознала, что на самом деле ждёт: беспомощный, никому не нужный, он попросит у неё прощения, и они останутся вместе. Навсегда.

Глеб оказался в сознании. Из-под забинтованного лба мрачно смотрели на Лилю любимые глаза. Каким он стал чужим, почти незнакомым:

- Привет! - произнесла девушка, присаживаясь на стул у кровати. - Вот, пришла тебя навестить. Ну как ты?

- Ничего, так себе.

Он замолчал, отведя взгляд. И она не решалась продолжить разговор. Положила на тумбочку пакет с передачей: булочки, бананы, апельсины:

- Я тебе гостинец принесла.

- Спасибо. Ещё не знаю, разрешит ли врач.

- Ладно, поправляйся, я пойду.

Она встала, направилась к выходу.

Он что-то тихо, почти шёпотом, сказал.

- Что? - обернулась она.

- Больше сюда не приходи. Оставь меня в покое.

* * *

Лиля бежала по улице, по щекам её текли слёзы, но она не чувствовала этого. Вспомнила, как покупала на рынке фрукты по безумно дорогой цене, как просила продавцов выбрать получше, 'для больного'. И вот она, благодарность!

Теперь она твёрдо знала, что делать дальше. Достать из игольницы ещё одну иглу и:

* * *

:Девушка проснулась. Как же сильно она, должно быть, устала, раз умудрилась заснуть прямо в кресле. На журнальном столике стояла открытая коробка с пластилином, рядом - белая пластилиновая куколка с чёрной нашлёпкой вместо волос:

:Странный сон ей привиделся! Глеб на больничной койке. Пакет с фруктами на тумбочке. Его прощальные слова:

- Больше сюда не приходи. Оставь меня в покое.

Глеб: Зачем он ей - чужой, нелюбящий? Пусть уезжает в свою жаркую Италию, пусть будет там счастлив со своей экзотической женой. А она останется здесь. Без него. Сама по себе.

Схватив со столика коробку с пластилином, Лиля швырнула её в открытую форточку. Смяв податливую фигурку в бесформенный комок, отправила его туда же. И закружилась по комнате, чувствуя внезапное облегчение.

Несколько минут спустя раздался звонок в дверь. На пороге стоял молодой человек со смутно знакомым лицом. В одной руке он держал на поводке бело-рыжего колли, в другой - ту самую коробку с пластилином.

- Извините, это вы выронили? Мы недавно в ваш дом переехали, я гулял с собакой, смотрю - из вашего окна летит.

Он протянул Лиле коробку и смущённо улыбнулся:

- А я вообще-то вас уже видел. Меня Романом зовут. А вас как?

- Лиля.

- Какое красивое имя! Вы из пластилина что-нибудь лепите? Тогда мы с вами в некотором роде коллеги. Я - художник. Хотите, ваш портрет нарисую? У вас лицо такое необычное:

2001 г.