А. Шишкин РАССКАЖИ МНЕ Стихотворения из книги "Corpus Animae" *** Расскажи мне о том, Как мы были вместе: Рядом с Биржей, за мостом, В Павловск ездили, Расскажи мне о том Звонком воздухе, Где дышали мы листом, Быстрой поступью, Расскажи мне о том, Что с тобой, Не пойму - Как приехали домой, Что в тюрьму. *** Белый, белый лес, Черные, черные стволы. Пальцы свои раствори В обруче жестких колец. Тушь по листу ангиной - Это не акварель. Это во рту речь Стала сухой глиной. *** Не зови меня никак: Ни любимым, на красивым. Эта жизнь в сквозняках Похотливых. Это - порча, это - ложь. Не зови меня никак, Оголенная, как нож, В сквозняках. *** Врезаться, включиться в движение дня, В ключицы врезаются ободы арок... Нет. Мне не догнать. Пусть бежит без меня. Мне ль, бабочке света, лететь на огарок? Пускай эскалатор, большой пьедестал, Несет будто каряя гончая с жаром, О, если б я мог, я б давно перестал Пытаться бороться с кошмаром, Но ноги стучат в тротуар-барабан, Но я не джазист, не стукач, не повеса, Мне место не там, не петля, не аркан, Не желоб под крышей, чтоб каплей по весу Лететь и струиться, пока в мостовой В потоке таких же, наглеющим малым, Не вытопчусь ярко-зеленой травой... Мне, бабочке света, здесь воздуха мало... *** Зимой мы шли с тобою улицею Росси, Снег мягко отдавал тебе поклон, Ты улыбалась, замедляя поступь, Между парящих ледяных колонн. Ты улыбалась собственной причуде, И ты не знала, что там вскоре будет, Что замыкает белоствольный ряд. Зимой мы шли с тобою улицею Росси... Казалось, сохранить тебя - пустяк. Но медленно кружась земля тебя уносит. *** Я ищу лишь неправильных линий обман - Сочетание характерного, Этот ясный прерывистый солнца туман, Как в кистях голубые вены. Я ищу: Петропавловский каменный взмах, Перепачканный кровью клен на домах, И деревьев чернеющих горя излом, Как завязанный мокрым узлом, - В оседающем инее мрамор колонн- Как в коленях твоих сумасшедший наклон. *** "Я целый день валялся у реки. Смотрел на реку - там галеры Везут товар. Цветные паруса. Ты знаешь, что за диво этих мерных Двухслойных взмахов пояса. А видел бы, как важно и смешно Вокруг себя гуляют эти дожи, Как будто бы они веретено, Которое не важничать не может. Вот на дворе ягненка потрошат, Готовятся, ругаются без толку, И ждут весь день, когда приедет сват, Чтобы отпраздновать помолвку..." *** "Ершалаим - моя столица! Два Гоголя и семь высотных зданий, У Пушкина в ногах песок корицей И я, как фонари, с промерзшими глазами. Но сердце сердцем.Шепот на губах: Сейчас январь и время мертвой стужи. Сейчас фонарь, как мудрый патриарх, Не хочет слушать то, что лезет в уши. Еще не ночь, но мрак страшнее ночи, Чем дорожить и чем дышать? Слежалый снег, как грязные онучи, И съёжившаяся душа. Ершалаим - моя столица. Два Гоголя и семь высотных зданий. У Пушкина - лишь место для свиданий, И я не прихожу сюда молиться." *** "Арба скрипит. Жар аспирина. И крылья бабочек слабы. Свет разбивается в гардинах В синь перекушенной губы. Безумна ночь. День полоумен. Душа стирается до тла. Круг ипподрома связан в узел. Не разрубается скала." *** Уходишь. Провожаю. Раздерну шторы. Пять утра. Мне тебя жалко. А ты одежду, как ноты с пюпитра. Да, отчасти ты музыка. Чашка кофе. Горячая. Черный джемпер на узкие плечи, Да кусок янтаря к шее. Ты гордячка. А глаза кокаинные. Ведь с такими можно и кануть: Замереть корриатидой С обезумевшими руками. Провожаю. Уходишь. До следущей пятницы. Из деревни привезенные ходики Показали пять пятнадцать. *** Так любить невозможно, Как образ, как цвет, Как холодную любишь и любишь близкую - Это Моцарта тайный концерт. Только молча, не взыскивая. Мне, - что сил? - промолчал, просмеял Всю тоску и валяю дурня: Я же знаю, что твой овал Растворится в предутренней. Что за плед у тебя на плечах? - Покрывало исповеди-апатии. Голова твоя, как в руках палача, В моей памяти. *** Где в развороте, Где в полете, Где в золоте, Где на исходе, Как медь - звенит И пахнет - как сандал... Кармен - прильни! И выпусти кинжал - Итак - игра, В залог - ночь, гибель и гитара, И бьется плоть о плоть, как кастаньеты парой, А к уху льнет лукавый враль: "Кармен, старухою не умирай..." *** Знакомство было как минута, А пониманье так манило. О, если бы не обмануло! А он писал скорей неистово, Чем нежно, но и нежно было Самосожженье пред единственной. Она смотрела на мерцанье Какой-то ненормальной жизни И, не способная на царство, Непониманье обнажила. Но он ослеп пред им же созданной Мечтой о светлой ее участи: Мятежный дух был верноподданным Своей мечты и невезучести. *** Как глаза до оскомины, Губы - до слез, Ноздри вывернуты наизнанку, Как поставлены комлем, - С горящих волос Словно пот вытираю панику! То, что видел теперь, не увижу уже: Мне не жить с теми буднями рядом - Я вишу, как повешенный, меж этажей В белом знамени Олимпиады. *** Измором сон берет мою живую крепость. Не так ли жизнь? - скорей всего не так: Она как нихил, нищета, зеро, пустяк, Что есть - что нет, не разберешь никак, А сон - прекрасная и нужная нелепость. *** Приблизиться - но разве есть возможность? Понять - но разве есть предел? Почувствовать - но разве чувства схожи У двух единотворных тел? *** Как раненый кентавр Стрелою ядовитой, Я вечно должен жить, Не излечим тобой. Так медленно течет Река из тонкой раны, Что через ночь уже Не переплыть назад. *** Есть чуть давящий спазм посредине груди. Эта опухоль - жизнь изнутри, как лисенок наружу, Проедает меня, оставляя меня позади. Я стою опустевший, Выпустив душу, - А она, словно тень у романтиков, Выбирает свои пути. *** Горит жираф. Кентавр хромает. Взгляд ждет червонного листа. Из пепла возникает та, Что и себя превозмогает. От шеи длинной прикурить И, приподняв подол заката, Летящих бабочек кокарду На лоб зеленкой прикрутить. *** Средь сна кричать уже нет мочи, Когда остывшею рукой Не вычерпать пространство ночи Над почерневшею рекой. В разбеге головокруженья, В чаду вчерашнего огня Уже натачивают жерди И ветра дрожи не унять. *** Разбирается ночь, по-крестьянски схлестнувшись цепами, Бьет промеж и наотмашь, не глядя в глаза. О, животная пропасть души, продающей себя не за память, А за лезвие похоти, чтобы было чем плоть разнуздать. Моя тень еще дышит, слоя пустоту в мертвом свете Anno Domini - смерти холодный зрачок: Жизнь уходит на "ченч", остаются кровавые терни, Не берущиеся пустотою в расчет. На истерзанном поле дымится в цветке сигарета. Негашеная известь съедает мою раздобревшую тень. От весны остаются стволы обгоревшие лета, И любимая стонет в моей суете. *** Перекосы измором чернят запотевшие грани стекла. Горный кварц набивает карманы сырой тишины, В сердце раненый зверь по дуге от прямого угла Совмещается с тенью, еще не успевшей остыть. Мелодрама не ведает смерти, как жанра не ведает смерть. У Кармен не осталось ни вздоха любить. Навороты издерганы, как гремящая медь. И в испарине дышат худые бока у кобыл. Не суметь устоять от пустого лица мертвеца: Грим слоится паштетной слезой. Разгоняется солнце, мелькая в глазах, И горит под ногами песок. *** Оступается воздух в развалы стены. Стерты ватные корни заката. На душе от набитой струны Дым удушливее "Дуката". Привокзальная площадь пускает в расход. Моль пробила морозную сперму. Решка тянет ко дну, как Махно Перетертую песню по нерву. Жизнь пространства, наверно, уже Разметалась в отсутствье опоры, - Это трюк из кино - не сюжет Для открытой в безумье аорты. *** Мухи черные ловят живущих на вздохе. Маховик отрубает конечности жизни за волосом год. Каждый неба глоток собирают по крохе, Точно строки забытых стихов. День тревог - в воспаленную кожу набитая синь, Только струпья съедаются с губ, будто корка натертая солью: Это рваные раны залил керосин, Поджигающий горло спросонья. Мои дети кричат, надрываясь, как почки, - во сне. У эклоги отбиты края в наступающем веке. А мой голос во мне начинает уже костенеть От кубической ясности, пышущей в человеке. *** Прикорни у меня на плече - Я тебя приколол к себе, точно звезду На восходе, где чернь На изъеденном небе не сдуть. Я разъят на квадраты любви, И меня пробивают, как козырь, легко, За безвзятие пишется вист, И по небу течет молоко. Зоб клокочет, еще не родив Звук - в кровавую жесткую вату задут, И у мертвого больше родни, Чем на кладбище с гробом идут. *** Из воздуха проросший горб, Продутый бесконечной гаммой. И заливается как Габров Стучащий по закрылкам гроб. И что во мне остановить? На измельченных `строках бьется Замерзшее на солнце солнце, И вечно сломанный графит.