ТАМ, У ТИХОЙ РЕКИ Сергей Трофимов ------------------------------------------------------------- (с) Сергей Трофимов, 1999 Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения автора. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия автора запрещено. -------------------------------------------------------------- Зима отступила. Взломав лед и сбросив белую вуаль невесты, Даугава нежилась в ласках мартовского солнца. Она искрилась, играла бликами и с грациозной торжественностью несла свои воды по прекрасным просторам Латгалии -- мимо древних городов, украшенных яркой косметикой современности, мимо поселков и хуторов, мимо вековых лесов и широких полей с полосками грунтовых дорог. Там, у этой тихой реки, где пологий склон берега огибал небольшую заводь, а ольховая роща тянулась от самой воды до шоссе, стоял дом Марии -- добротное старое здание, сложенное из колотых глыб. Во дворе, огороженном с двух сторон бревенчатым сараем и хлевом, прогуливались куры. На лавке у крыльца сидел старик, задумчиво куривший сигаретку. Все, как и положено в этом дивном краю, где время течет медленно и величаво, словно воды реки. Мария пригладила ладонью вишневый бант, осмотрела его и так и эдак, затем поправила воздушную петлю и осторожно приподняла платье за плечики. -- Как оно выглядит, мамочка?-- пропищала она тоненьким голоском. Прижав детское платье к груди, Мария нежно взглянула на свой живот и улыбнулась. Красноватые отблески огня от плиты танцевали на стенах. На подоконнике цвели цикломены и примулы. -- Ну, мамочка, как оно выглядит?-- пропел очаровательный голосок. -- Мое новое платье? Скажи! Скажи! С этой чудной ношей внутри мир казался сказочным соцветием, а его румяный красноватый плод только что толкнул Марию ножкой. Ее маленькая плясунья танцевала от счастья в ответ на любовь своей мамочки. А вечер уже подплывал к горизонту на полных парусах, как корабль в огромном океане времени. Скоро к ним приедет Виктор. Дом наполнится новыми запахами: ароматом соленых морей, тропических островов и шумных азиатских базаров. Его последнее плавание стало самой долгой разлукой в их жизни. Но он уже прислал телеграмму. Завтра или, может быть, даже сегодня Виктор вернется к ней. Эта мысль наполняла ее томительным восторгом. -- А я буду красивой в своем платье?-- допытывалось дитя. И мать улыбалась, полузакрыв глаза, будто выпив бокал какого-то сладкого и терпкого вина, привезенного из далекой заморской страны. -- Ах, ты моя радость,-- прошептала она.-- Конечно, ты будешь красивой. Только веди себя хорошо -- не объедайся и не перевозбуждайся. И знаешь, почему? -- Почему?-- пропел тоненький голос. -- Потому что к нам приезжает папа! Уже не долго осталось ждать. Внезапно лицо Марии омрачилось. Будто облако закрыло собой солнце. -- Скорее бы ты родилась. Я не переживу, если это случится снова. Она села на стул, опустила детское платье на колени и закрыла лицо руками. Ладони стали мокрыми от слез. -- Но не надо вспоминать о прошлом. Доктор просил не тревожиться. Все будет хорошо. Все будет по другому. Мария улыбнулась и смущенно посмотрела на живот. -- Ты извини меня, малышка. Сколько раз даю тебе слово, и все напрасно. Этот страх... Он всегда со мной. Я даже не знаю, что делать... Она подошла к плите, сняла закипевший чайник и пригнулась, чтобы подбросить в печку дров. Языки огня, сплетавшие магический узор, приковали к себе ее взгляд. Мария села на табуретку и, глядя на пламя, задумалась о прошлом -- о тех радостных днях, когда она вынашивала своего первого ребенка. Это было прекрасное время. Сколько надежд, сколько забот и ожиданий. Родные и знакомые люди дарили ей подарки: ванночку, детскую одежду, игрушки. Но потом ей приснился страшный и зловещий сон. А за ним пришла беда, после которой Мария раненой птицей билась на руках у мужа. Она вздрогнула, ощутив на миг ту холодную сырость мглы, которая ей, спасибо небу, помнилась лишь смутно и фрагментарно. Это забытое переживание было похоже на угольную шахту -- непроницаемая тьма и маленькая сцена, сиявшая в ней, словно звезда в ночи. И холод терзал ее тело. А вокруг простиралась огромная страна -- безлюдная, пугающая и черная. Она помнила, что стояла на коленях рядом с белокурым малышом, которого Виктор хотел назвать Сережей. На мальчике был синий комбинезон и зеленые сапожки. Этот чудный наряд она купила с рук на рынке, хотя одежда выглядела новой и почти неношеной. Как они с Виктором тогда радовались этой покупке. И каким красивым был бы их сын, если бы черная тьма не отняла у нее ребенка. В том далеком воспоминании малыш испуганно прижимался к ней. Он дрожал и капризно хныкал. А впереди шипела и пенилась вода -- вернее, та струящаяся темнота, которая казалась широкой рекой. На небе не было ни звезд, ни луны, но призрачный зеленоватый свет освещал небольшое пространство. В двух метрах от Марии начинались деревянные мостки, сооруженные на тонких и непрочных сваях. Сзади смутно вырисовывалось огромное строение, похожее на элеватор... нет, на больницу, где усталые доктора день за днем утешают обезумевших от горя женщин. А на реке, у края мостков, виднелась огромная баржа, на которой неродившиеся дети уплывают в далекую безвестность. Она не хотела отпускать ребенка. Она с мольбой смотрела на хозяина баржи, облаченного в черный блестящий плащ. Но властитель тьмы был непреклонен. Он оттолкнул Марию холодной, как лед, рукой и увел с собой ее дитя. Она осталась одна. Она даже не верила, что можно быть такой напуганной и обделенной. Мария стояла на коленях у мостков и в безутешном отчаянии смотрела на черную воду. А над ней клубился мрак небес, и душа стонала и плакала, потеряв навеки лучшую часть себя -- самую светлую, дорогую и невосполнимую. На утро после того ужасного кошмара у Марии случился выкидыш. Муж отвез ее в город, в больницу, где ей оказали помощь. Но лучший доктор Даугавпилса лишь печально качал головой, не зная, как ослабить боль разбитого материнского сердца. С тех пор в сознании Марии поселился страх. Жизнь будто бы осталась за невидимой чертой. Доктор говорил, что покой и время залечат душевную рану. Однако прошло три года, прежде чем в вереницу серых дней начали вплетаться цветные нити радостных событий. Весь этот период она была черной тенью, и только любовь Виктора, чуткость родни, красота знакомых с детства мест помогли ей выбраться из бездны печали. Она ни разу не рассказывала мужу о зловещем сне. И никогда не расскажет. В его жизни и так хватало забот и тревог. А тот кошмар -- это личное переживание, которое не поймет никто, кроме нее самой. Как говорил один психолог, выступавший по радио, сны могут быть ужаснее всего, что порою случается с людьми в реальном мире. Но кошмары теряют свои чары и яд при свете дня. Они теряют свой смысл. Хотя тот сон по-прежнему был важен для нее. Да что там важен! Он перевернул ей жизнь! Перевернул наизнанку! Как она боялась повторной беременности! Как сопротивлялась уговорам Виктора и собственным мечтам! Мысли о дьявольской барже и человеке в черном возвращались к ней снова и снова. Они кружились в ее голове, словно крысы в клетке, вызывая тошноту и страх. Но надо жить, говорил ей Виктор. Жить, а не терзать себя понапрасну страхами, которые рождаются в наших умах. Беды приходят сами. Они вламываются в дом, как безжалостные воры, и, похитив счастье, уходят. Так что нет нужды ожидать их появления и заранее готовиться к ударам судьбы. Стук двери прервал поток ее размышлений. Отец вошел в комнату и разочарованно развел руками. -- Видно, не приедет сегодня Витек. Ну да ладно -- будем завтра его поджидать. А ты, я вижу, снова плакала. Может быть, пойдешь, дочка, в спальную, подремлешь немного. Я коров сам подою. И сено им задам и сарай закрою... -- Спасибо, папа. Что-то мне и вправду не хорошо. Она ушла в свою комнату, и как только ее щека коснулась подушки, сон подхватил Марию и понес на ладонях весеннего ветра. Она летела над гигантскими лесами и пустынями, над белой и черной водой. А потом вдали появился чудесный остров. Он манил ее к себе, как зов ребенка, и здесь действительно обитали дети. Они обступили ее со всех сторон, одаривая цветами и сладкими фруктами. И Сережа тоже был здесь. Он смеялся и рассказывал ей, что ему тут хорошо. Он просил Марию не печалиться о нем и все время называл ее мамой. А она плакала. Слезы катились по ее щекам и падали на песок, превращаясь в сияющие золотистые зерна. Им не была числа. В какой-то миг Мария поняла, что стоит не на песке, а на россыпи застывших материнских слез. И ей стало ясно, что она не первая прилетала во сне на этот удивительно прекрасный остров. -- У тебя все получится,-- сказал ей Сережа.-- И я всегда буду вспоминать о тебе, моя милая добрая мамочка. Он поцеловал ее на прощание, и сон понес Марию обратно в мир обычных повседневных грез. Слезы высохли. На лице появилась светлая улыбка. Ей снилась родная Даугава и цветущая поляна, по которой, раскрыв объятия, к Марии навстречу бежала маленькая девочка. Ее малышка! Дочь! И завтра к ним вернется Виктор. Часы, висевшие на стене у книжной полки, мерно отмеряли секунды. Она проснулась в чудном предвкушении какого-то радостного и счастливого события. В комнате было тепло и уютно. Марию окружали знакомые и милые сердцу вещи. Это был ее дом -- дом, в котором скоро зазвенит детский смех и зазвучит веселый голос мужа. И жизнь тогда снова наполнится смыслом. Лучи утреннего солнца золотили обои на стенах. За окном кудахтали куры, и отец ворчал, гремя у коровника ведрами. Мария оделась, вышла во двор и, вдохнув полной грудью весенний воздух, с надеждой посмотрела на далекий большак. -- Он уже едет,-- сказал отец, заметив ее взгляд.-- У меня нос чешется, а это верный знак, что вечером придется выпить. Да и как тут не поднять стаканчик за зятька? Считай не виделись полгода. -- Всего четыре месяца и пятнадцать дней,-- поправила его Мария.-- Ну, как ты тут? Справляешься? Давай-ка я пойду к коровам... -- Ого! Да ты прямо светишься от радости! Над ними пели птицы. Река, подернутая легкой рябью, сверкала серебром. Темный лес на другом берегу казался бирюзовым от тумана, а с большака доносились гудки грузовиков, спешивших к восточной границе. Виктор приехал через час. Не услышав шума машины, Мария встретила его на кухне, с руками белыми от муки. Когда он появился на пороге, большой и загорелый, пропахший крепким табаком и морскими ветрами, она на миг закрыла глаза, и с ее губ сорвался облегченный вздох. А отец уже подталкивал Виктора в спину. -- Ну, вот, взгляни на нее! Шестой месяц беременности! Так что мы тут тоже зря времени не теряли! -- Мария! Ты... Виктор выпустил большую сумку из рук и, не веря глазам, подошел к ней вплотную. Опустившись на колени, он прижался щекой к ее округлому животу. -- Что же ты мне об этом не писала? Вот это радость! Вот это новость, так новость! А она, боясь пошевелиться и испачкать мукой его форму, так и стояла с приподнятыми руками. На ее лице сияла счастливая улыбка, а губы шептали: -- Все будет хорошо. Теперь у нас получится, Витя. Я знаю, все получится...