Эдмунд КРИСПЕН Есть над чем подумать Скотланд-Ярду... ------------------------------------------------------------- (с) Илан Полоцк, перевод (e-mail: root@info.bb.neonet.lv) Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- "ОТ Помощник комиссара Отдел уголовных расследований Центральное полицейское управление ДЛЯ Министр внутренних дел правительства Ее Величества ЛИЧНО И КОНФИДЕНЦИАЛЬНО Нью Скотланд-Ярд Лондон, S. W. 1 12 мая 1960 г. Дорогой мистер Клуни! Примите мою благодарность за ваше вчерашнее письмо. Нет необходимости уточнять, что суть вопроса относительно дела Винтера, по поводу которого оппозиция собирается подавать запрос в Палату общин, не явилась для меня сюрпризом. Строго говоря, я имел к нему определенное отношение, в чем вы убедитесь; но предположение, что я уклонился от ареста Гиллиана в силу нашего личного знакомства, является полным абсурдом. Я надеюсь, что нижеследующего изложения этой истории будет достаточно, дабы закрыть вопрос. В противном случае я буду рад предоставить членам парламента, занимающимся данным делом, полную возможность допросить меня, так же, как и офицеров полиции, что вели расследование -- в любой удобной для них форме. К их подозрениям нельзя не отнестись иначе, чем с иронией, ибо вчера утром Гиллиан был задержан по моему личному указанию. Поскольку Прокуратура сочла набор доказательств против него недостаточным, задержание было произведено без ордера на арест; вне всякого сомнения, через пару часов Гиллиан оказался на свободе. Тем не менее, мои действия достигли поставленной цели. Гиллиан и миссис Винтер собирались вчера днем вступить в брак; но после сцены, которая имела место в моем кабинете, брак не состоится. Вы скажете -- и будете правы -- что это не дело полиции: останавливать людей, которые хотят заключить брак с убийцами. И все же, в случаях, когда на одну из сторон не падает и тени подозрения, я убежден, что, руководствуясь чисто человеческими чувствами, можно хотя бы намекнуть на подлинные обстоятельства. И действительно, простая уловка, к которой мы прибегли, сработала более, чем убедительно, подтвердив выработанную нами теорию о единственно возможном методе, каковым было совершенно это более чем странное убийство. Задержание Гиллиана было подготовлено таким образом, чтобы в это время рядом с ним была миссис Винтер; ей было "разрешено" сопровождать его в Скотланд-Ярд, при появлении в котором оба они были препровождены в мой кабинет. Присутствовали в нем так же суперреинтендант Коллеано (он расследует данное дело), детектив-инспектор Пью (который произвел арест) и стенографист (П. С. Клементс). Несмотря на настойчивые требования миссис Винтер, Гиллиан отказался пригласить адвоката; его отношение к происходящему было пронизано фатализмом и выглядел он совершенно больным. Нет необходимости уточнять, что если бы арест Гиллиана не был уловкой, то вопроса о моей личной с ним встрече даже не возникало бы. В данном же случае я использовал наше предыдущее знакомство как повод для встречи: исказив истину, я сообщил ему, что лишь недавно вернулся из отпуска и, учитывая наши давние отношения, хотел бы услышать рассказ о всех обстоятельствах, результатом которых явился его арест -- я хотел бы лично оценить их; лишь его странным апатичным состоянием можно объяснить тот факт, что он, не моргнув глазом, проглотил эту сказку. Наше своеобразное слушание началось с того, что Коллеано предоставил отчет о данном деле. Это было всего лишь камуфляжем, но данное изложение было необходимо, дабы выяснить, что же произошло потом. Итак, примерно два года назад доктор Гарольд Винтер, имеющий обширную частную практику в Сомерсете, что в Мидкастле, был привлечен к суду и осужден за то, что из-за его вопиющей небрежности погиб пациент. Доказательства вины были предельно убедительны, но особое впечатление и на судью и на присяжных произвел тот факт, что сам доктор испытывал пристрастие к морфину. Он был признан виновным и приговорен к трем годам заключения. Первые несколько недель в Нотсвилской тюрьме -- директором которой за год до этого был назначен Гиллиан -- Винтер провел в больничном блоке, где его постарались избавить от пристрастия к наркотикам, после чего перевели в общую камеру. Тем не менее, почти сразу же от него стали поступать жалобы на приступы стенокардии. Посему он был освобожден от всех тяжелых работ и к тому же -- поскольку считался образцовым заключенным -- ему была предоставлена отдельная камера, так что с остальными заключенными он встречался только во время прогулок во дворе. Его жена, Хелен Винтер, регулярно писала ему и старалась использовать все возможности для свиданий; тем не менее, число их встреч было ограничено тем фактом, что в силу финансовых сложностей ей пришлось устроиться на работу, расположенную далеко от тюрьмы. При нормальном развитии событий -- учитывая, что за хорошее поведение срок ему мог быть сокращен -- Винтер мог выйти на свободу в октябре этого года. 23-го апреля он скончался в своей камере. Это выяснилось, когда ему доставили завтрак. При отсутствии других показаний причиной смерти была определена стенокардия -- хотя люди с такими жалобами могут жить, и живут, много лет, нет никаких гарантий, что какой-то приступ не приведет к смерти. Как и предписывают правила в случае смерти заключенного, было проведено исчерпывающее расследование. Но посмертного вскрытия не проводилось, поскольку его никто не требовал, 27-го апреля Винтер был погребен на тюремном кладбище и в свидетельстве о смерти было записано "сердечное заболевание". На сем можно было бы и успокоиться. Тем не менее, через три дня Скотланд Ярд получил анонимное письмо с обвинениями в адрес Гиллиана, который якобы отравил Винтера ядом растительного происхождения никотином; мотивом преступления, сообщил автор письма, послужила влюбленность в жену Винтера. Я лично приказал разобраться в данном обвинении и, чтобы составить полное представление о сути дела, тело Винтера было эксгумировано. Удалось выяснить, что в его желудке в самом деле содержалась небольшая, но тем не менее, смертельная доза никотина, после чего состоялось полномасштабное расследование. Автора анонимного послания удалось вычислить без труда. Им оказался надзиратель из Нотсвилла по фамилии Паркер, который признался, что испытывал к Директору неприязненное отношение и по чистой случайности подслушал разговор об отношениях, которые на самом деле существовали между Гиллианом и миссис Винтер: упоминание же о никотине было всего лишь догадкой, ибо, как он знал, такие растения имелись в оранжерее Директора. Вызывало подозрение, что догадка оказалась столь точной, и суперинтендант Коллеано потратил немало времени и энергии, выясняя, не было ли у самого Паркера возможности или мотивов отравить Винтера. В конечном итоге удалось установить, что не было ни того, ни другого. Второй версией было предположение, что смерть Винтера как-то связана с гибелью пациента, в которой он был виновен; было доказано, что она не имела никакого отношения, не говоря уж о невозможности такого варианта. Короче говоря, в ходе проверок и перепроверок стало ясно, что ни у кого из работников исправительного учреждения не было мотивов для убийства Винтера -- кроме Гиллиана. Мотив у него был только один, но весьма весомый: он был влюблен в миссис Винтер. Кстати, не подлежало сомнению, что Винтер был настолько привязан к жене, что -- с ее точки зрения -- никогда бы не дал согласия на развод; кроме того, несмотря на свое заболевание, он мог бы прожить еще много лет после выхода из Нотсвилла. Думаю, не стоит вдаваться в детальное описание, каким образом познакомились Гиллиан и миссис Винтер. Оно ничего не даст, хотя нельзя не сказать, что увлечение Гиллиана этой женщиной счастливым не назовешь. Ее муж как заключенный находился под его личным присмотром, отбывая суровое наказание за преступление, в котором, не исключено, он был неповинен; более того, Винтер любил свою жену и наконец, он был неизлечимым инвалидом. Для человека с такими высокими моральными качествами, как у Гиллиана, вывод из этих фактов был просто убийственным; он сам признался, что они глубоко тревожили его -- и его беспокойство, естественно, усугублялось тем фактом, что с официальной точки зрения его сомнительные отношения с миссис Винтер были непростительным прегрешением и если бы истина выплыла на поверхность, ему пришлось бы немедленно подавать в отставку. Как вы уже знаете, его прошение об отставке было подано и принято две недели назад. Поскольку Гиллиан обладал личным состоянием, его финансовое положение не пострадало; но в то же время как человек, давно и прочно связанный с пенитенциарной системой, он счел, что потерпел полный крах. Было ли увлечение Гиллиана миссис Винтер достаточно сильно, чтобы помочь ему преодолеть все эти неприятности? Вопрос этот не подлежит сомнению; но в таком случае мы с полным основанием можем предположить, что глубина его чувств могла толкнуть и на убийство. У него был мотив, у него были средства совершить его. Но к сожалению, приходится признать, что если даже он решился бы на него, такие возможности ему не представились. Медицинские данные о времени смерти Винтера носят, увы, неопределенный характер; но все безоговорочно сходятся во мнении, что яд был введен в его организм не раньше, чем ко времени завтрака, то есть к половине восьмого утра. С той же уверенностью можно сказать, что в завтраке Винтера яда не было; раздавали пищу два надзирателя (у обоих безукоризненная репутация) и более того, так получилось, что в то утро их сопровождал представитель инспекции тюрем Правительства Ее Величества, который оставался в Нотсвилле на ночь; не вдаваясь в подробности, хотел бы заверить вас, что заговор этих трех человек с целью отравить завтрак Винтера был совершенно невозможен. Но если не в это время, то когда же Винтер получил яд? В утро своей кончины Винтер не попросил, как это случалось, свежие материалы для работы, которой он занимался в своей камере, в результате чего очередной визит был нанесен ему ко времени ланча -- когда и был обнаружен его труп. Можно утверждать, что с половины восьмого до полудня Винтер оставался один в своей камере в блоке Е и в это время ни с кем не вступал в контакт -- ни с Гиллианом, ни с кем-то еще. Эти обстоятельства наводят на мысль или о самоубийстве или о каком-то изощренном способе убийства -- например, Винтер мог под предлогом лечения заранее приготовить смертельную дозу никотина и этим утром принять решение покончить с собой. Тем не менее, оба этих предположения необходимо отвергнуть в силу неопровержимых доказательств: до завтрака во всех камерах блока Е был проведен обыск. Это мероприятие, пусть и носит рутинный характер, но проводится очень тщательно; и, учитывая недавнее самоубийство Пикеринга в тюрьме Таутона, особое внимание уделялось поискам спрятанного яда. В том, что касается Винтера, вы без труда можете догадаться о результате: в его камере не было найдено ни таблеток, ни порошков, ни капсул, не считая небольшого количества таблеток тринитрата, которые ему было позволено иметь при себе на случай приступа стенокардии. Во время обыска их было три штуки в запечатанной упаковке; неопровержимо доказано, что та же упаковка, нетронутая, осталась на месте, когда было найдено тело Винтера (что, конечно, было особо отмечено, исходя из предположения, что смерть Винтера явилась результатом сердечного приступа, такого сильного, что он не успел воспользоваться таблетками). Надо сказать, что последняя личная встреча Гиллиана с Винтером состоялась за неделю до его смерти; при ней, как полагается, присутствовали и другие работники тюремной администрации -- необходимая предосторожность при встречах с заключенными, так что, если бы Гиллиан улучил бы возможность уединиться с Винтером, это тут же стало бы нам известно. Итак, мог ли это убийство совершить Гиллиан? Теоретически те трое надзирателей, которые проводили утренний обыск, могли договориться и принести яд в камеру Винтера; но, учитывая их безукоризненный послужной список, Коллеано не стал долго задерживаться на этой версии, оставив открытым объяснение обстоятельств смерти Винтера. Но такое объяснение существует. Несмотря на все приметы ситуации, которую авторы триллеров называют "невозможное убийство" или "тайна закрытой комнаты", исходя из вышеприведенных фактов, можно легко установить, каким изобретательным, но простым способом был убит Винтер. К сожалению, доказать его в суде -- это совершенно иное дело. Окружная прокуратура отказалась санкционировать расследование, и я не могу осуждать их; как ни печально, должен признать, что убийца оказался умнее нас. Перечитывая написанное, я увидел, что упустил из виду миссис Винтер; приняв обожание Гиллиана (она признала, что так и было), она тоже обрела причину желать смерти Винтера -- ее мотивация усиливалась тем фактом, что Гиллиан, в отличие от Винтера, был обеспеченным человеком. Правда, ее намерения оставалась втуне, учитывая, что у миссис Винтер было е щ е м е н ь ш е, чем у Гиллиана, возможностей передать яд в камеру своего мужа. Администрация тюрьмы безоговорочно убеждена, что миссис Винтер не могла передать его ни через почту -- которая, естественно, в Нотсвилле, как и во всех тюрьмах, проходит строгую цензуру -- ни во время визита; и если даже их вывод ошибочен, по-прежнему остается проблема, каким образом доставленный яд мог укрыться от обыска, что проводился в утро смерти Винтера. Вернусь к событиям, что вчера утром развертывались в моем кабинете. Как только Коллеано закончил свое изложение, глубоко расстроенная миссис Винтер высказала предположение, что кончина мужа, вне всякого сомнения, явилась результатом самоубийства. Она не могла предложить никакого убедительного объяснения, ни как у мужа оказался яд, ни каким образом он смог надежно укрыть его от скрупулезного обыска; но она выдвинула теорию, что, хотя она никогда не упоминала Винтеру о своей связи с Гиллианом, до него могли дойти слухи, курсирующие по тюрьме -- допустим, от надзирателя Паркера. В поддержку своей теории она упомянула деталь -- подчерпнутую из отчета Коллеано -- что Винтер уничтожил все (кроме единственной страницы, которая, наверно, ускользнула от его внимания) письма, которые она ему писала. Кроме того... Но тут ей пришлось прерваться, потому что ко мне поступило краткое сообщение от главы нашей судебно-медицинской лаборатории. Просмотрев текст, я прочел его вслух. Выше упоминалась единственная страница, оставшаяся от переписки миссис Винтер со своим мужем: именно о ней и шла речь в отчете из лаборатории. Этот листик был частью последнего письма, которое Винтер за два дня до смерти получил от жены. Его текст не содержал в себе ничего особенного, а новости носили общий характер; но один из подчиненных Коллеано, взяв его в руки, удивился странной текстуре бумаги, после чего передал ее в лабораторию. Несмотря на специфические термины отчета, вывод был ясен и неопровержим: бумага письма была пропитана раствором никотина, идентичного выделениям тех растений, что росли в оранжерее Гиллиана. Когда миссис Винтер услышала, о чем идет речь, ее стала сотрясать дрожь. Не буду извиняться, что описываю ее реакцию в столь мелодраматических выражениях, ибо при всем моем опыте никогда еще я не видел столь ясных физических свидетельств вины. Нас, конечно, это вполне убедило, но еще более нас устроило бы исчерпывающее признание, пока еще она не пришла в себя от потрясения. Тем не менее, окружная прокуратура уже дала нам понять, что такое признание, не подкрепленное другими доказательствами, не будет иметь веса в суде, так что не стоит возлагать на нас вину за неудачу нашего замысла. Так как миссис Винтер продолжала молчать, Гиллиан вдруг изумленно потребовал объяснений. И понимая состояние человека, перед которым вдруг открылась правда, я дал их. Когда арест Винтера стал неминуемым, объяснил я Гиллиану, врач, должно быть, договорился с женой, что в случае его осуждения она будет снабжать его морфином, прибегая к способу, известному руководству американских тюрем как письма с "нагрузкой" -- то есть, письмо пишется на бумаге, которая предварительно пропитана соответствующим раствором. И если письма поступают регулярно, то наркоман, лишившийся привычного источника зелья, разжевывая и глотая бумагу, будет вполне счастлив. По всей видимости, миссис Винтер послушно выполняла этот замысел. Но затем она встретила Гиллиана, убедилась, как он увлечен ею, убедилась, что он богатый человек и обратила внимание на некоторые никотиносодержащие растения в его оранжерее. Она сразу же поняла, не только, каким образом можно избавиться от мужа. Ей стало ясно, что жертва одновременно у н и ч т о ж и т в с е д о к а з а т е л ь с т в а, и з о б л и ч а ю щ и е у б и й ц у. Она не сомневалась, что смерть Винтера будет предписана сердечной недостаточности; и если бы не письмо Паркера с обвинениями в адрес Гиллиана, точно так и случилось бы. Тем не менее, она предусмотрительно подготовилась на тот случай, если первая линия обороны не выдержит: она пустила в ход яд, который имел отношение к Гиллиану и мог вывести на него, предполагая, что если даже он будет обвинен, арестован и осужден, она, используя его безоглядную привязанность, уговорит Гиллиана обеспечить ей безбедное существование на время его заключения; для этого, прикинула она, необходимо как можно скорее выйти за него замуж, пока не выдан ордер на арест. Остается добавить немногое. Гиллиан не мог не заметить ужас, охвативший миссис Винтер; по мере того, как излагались подробности этого замысла, его реакция была такой, на которую я и рассчитывал -- не сомневаюсь, он постарается больше ни видеться и ни встречаться с этой женщиной. Открытым оставался вопрос, поймет ли миссис Винтер или нет, что мы блефовали. Ибо, конечно же, все было чистым блефом. Несчастный Винтер, конечно же, сжевал до мельчайшего клочка последнее, отравленное письмо -- так же, как полностью разжевывал предыдущие. Как вы знаете, признание, полученное с помощью уловок и хитростей, не может быть представлено в суд и мы опасались, что при отсутствии других убедительных доказательств, такого признания будет недостаточно для проведения расследования. Но в любом случае мы его так и не получили: миссис Винтер потребовала предъявить ей тот лист бумаги, который предположительно подвергся лабораторному исследованию и, естественно, не получила ответа на свое требование. На несколько мгновений миссис Винтер приободрилась, предположив, что это обстоятельство реабилитирует ее в глазах Гиллиана. Но тот ясно видел приметы, которые говорили о ее вине. Здание Скотланд-Ярда они покинули по отдельности. Как и большинство полицейских, я презираю убийц и, исходя из этого, не буду испытывать угрызений совести, если вам придется во всех подробностях рассказать о вине миссис Винтер в благоприятной обстановке Палаты общин. Но поскольку оппозиция бережет чувствительность преступников, не сомневаюсь, что коль скоро истина станет в частном порядке им известна, они приложат все усилия, дабы она не распространилась дальше. Надеюсь, что в моем послании вы найдете все подробности, о которых запрашивали. Остаюсь, сэр, искренне ваш Джон КЕРКБРАЙД".