СЕСТРА МЕДЕЛИНА Ральф Адамс Крэм ------------------------------------------------------------- Ralph Adams Cram. SISTER MADDELENA (с) Сергей Трофимов, перевод, 1999 Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- На склоне горы в долине Орето, чуть выше деревушки Парко, расположен старый женский монастырь Святой Катарины. Его колокольня и белые стены, парящие над густыми рощами тутовых деревьев, видны лишь с террас Монриля, в то время как из Палермо он выглядит просто крохотным белым пятном, которое почти неразличимо среди множества других монастырей и бедных селений. Из-за своей уединенности и исключительной красоты это место сохранило дух и поэзию прошлых веков. Я увидел его мартовским вечером, во время восхитительной экскурсии, которую нам устроил граф Кавальере. Представьте, вы поднимаетесь по узкой каменистой дороге, и теплый свет весеннего заката заливает долину, кипящую золотом фиг, олив и апельсиновых деревьев. Тропа доходит до головокружительной высоты, сворачивает вправо, и перед вами возникают кремовые стены, увитые гирляндами роз, оранжевые крыши и грозный перст одинокого кипариса. Ваше сердце замирает в груди от восторга, и все напоминает летний сон, в котором мечтательная радость сменяется щемящей грустью. Я и Том Рендел познакомились с графом в одной из палермских капелл, где мы вели реставрационные работы. Он представился нам как археолог-любитель, изучающий историю своего острова. Мы подружились, и как-то раз Кавальере предложил нам посетить монастырь Святой Катарины, который он восстанавливал на собственные деньги. Я убежден, что Сицилия -- это жемчужина в венце красот и достопримечательностей Италии. Взять хотя бы дикую Кефаль и таинственную Таоримину или, к примеру, эпический Гиргент с золотыми храмами между холмами и морем. Но моей душе милее чудесная сказка Монриля, с монастырем Святой Катарины, стоящим на краю скалы. Там, среди каменных и кирпичных стен, есть маленькая терраса с фонтаном, откуда видна вся долина. Суровые склоны с порослью карликовых фиг погружаются в дымчатую синеву олив, за ними сияет лазурное море, а рядом, под охраной двух гор-близнецов, словно волшебный город из слоновой кости, лежит Палермо. Пейзаж покорил меня своей нереальностью. Когда леди, оставив нас троих на террасе, разошлись по комнатам, я откинулся на спинку кресла и лениво закурил сигару. Граф, взглянув на звездное небо, смущенно хмыкнул и сказал: -- Друзья мои, чтобы избавить вас от ненужных волнений, я должен рассказать вам о призраке, который обитает в стенах этого древнего монастыря. -- О, приведение!-- воскликнул Рендел.-- Это как раз то, что нам не доставало! Он потянулся за бокалом вина, стоявшем на каменном столике. Кавальере печально улыбнулся. -- Да, я говорю о настоящем призраке, хотя мой разум восстает против таких сверхъестественных явлений. Я не могу предоставить вам никаких объяснений, но готов биться об заклад, что этой ночью одного из вас навестит сестра Меделина. Не пугайтесь. Это вполне безвредное привидение. Кроме того, увидев его однажды, вы уже никогда не повстречаетесь с ним вновь. Никто не видел Меделину дважды. Она приходит только к тем, кто впервые ночует под кровом этого монастыря. Я встречал ее девять лет назад. Все мои родственники и друзья, посещавшие монастырь, могут поклясться вам в том, что видели Меделину. -- Хм-м, и как же происходят подобные встречи?-- спросил я графа.-- Чего нам ожидать от этой странной гостьи? -- Главное не бойтесь. В какое-то время ночи вы внезапно проснетесь и увидите перед собой монахиню, которая будет пристально смотреть на вас. Затем она печально покачает головой, скажет вам, что ей не спится, и исчезнет во тьме. Вот, пожалуй, и все. Я не стал бы об этом говорить, но некоторые люди пугаются призрака, хотя, повторяю, Меделина совершенно безвредна. -- А этот монастырь принадлежал кармелиткам?-- спросил я. -- Да, и легенда гласит, что монахиню-призрак удерживали здесь против воли. -- Может быть вы расскажете нам эту историю?-- спросил Рендел. -- Приближается буря,-- добавил я.-- Смотрите, как сверкают молнии над вершинами дальних гор. Самое время для печального и трагического рассказа. Граф ответил нам своей непостижимой улыбкой. -- Да, скоро начнется ливень. Вряд ли вы уснете под грохот грома, поэтому давайте немного посидим, и я поведаю вам легенду о бедной Меделине. Воздух казался густым и тяжелым. Из долины тихими невидимыми волнами струился запах цветущих деревьев. Высокое небо сияло россыпью звезд, на фоне которых мелькали светляки и тени ночных крылатых созданий. Потемневший запад осветила молния. Граф прикурил сигару и, созерцая огни Монриля, с печальным вздохом начал свой рассказ: -- Эта история произошла на исходе восемнадцатого века. В ту пору при дворе Карла III, короля двух Сицилий и Палермо, служил честолюбивый герцог Марио ди Кастильоне. Вся его жизнь была посвящена заботам о славе рода. Женив сына на одной из знатных дам тасканского двора, он помолвил свою дочь с принцем Антонио, кузеном короля. Но если отпрыск герцога во всем ровнялся на гордого и чопорного отца, то дочь Розалия была их полной противоположностью -- очаровательной и умной, прекрасной, как цветок, и трепетной, как аромат полураскрытого бутона. До ее свадьбы с принцем оставалось не более месяца, когда одна из служанок предала Розалию и рассказала герцогу о том, что его дочь влюблена в молодого офицера. Их тайный побег планировался на следующую ночь. Гнев старого придворного был неописуем. Все его надежды на союз с королевским домом летели в тартарары, а зная нрав своей дочери, он понимал, что ему не удастся усмирить ее строптивость. Тем не менее, отругав Розалию, герцог увез ее в Толедо и запер в своем родовом поместье. С помощью угроз и затворничества, и даже телесных наказаний, он пытался сломить ее дух и склонить к желаемому браку. Используя власть и влияние при дворе, Марио ди Кастильоне добился того, что возлюбленного Розалии отослали на континент. Но ничто не могло победить любовь молодого сердца. И вот тогда, отчаявшись сломить упрямство дочери, разъяренный герцог отправил ее к кармелиткам -- в один из самых строгих монастырей Италии. Не желая более слышать ее имени, он настоял на том, чтобы Розалию называли сестрой Меделиной и держали впредь в полной неволе в монастырской башне. А бедняжка верила, что ее любимый погиб. Отец показал ей подложное письмо, пришедшее якобы от сослуживцев. В нем говорилось о смерти юноши и безутешной скорби его друзей. И в горе своем Розалия отказалась от прелестей свободы, приняв за благо суровую жизнь в монастыре. Здесь она прожила пять лет. Ее имя забыли при дворе и в доме отца. Молодая герцогиня исчезла навсегда, и вместо нее на свет появилась сестра Меделина. В 1798 году на Сицилию прибыл Фердинанд IV. В его свите выделялся красавец-офицер -- возлюбленный Розалии. Какое-то время он думал, что девушка умерла. Так ему говорили старые друзья и родственники ди Кастильоне. Но свет не без добрых людей. Кто-то шепнул офицеру, что бедная девушка заточена в монастыре. Это послужило началом второго акта, и печальный роман обрел свой трагический конец. Мишель Бискари, а именно так звали нашего героя, бродил в окрестностях монастыря в надежде свидеться с сестрой Меделиной. Однажды, забравшись на утес, он заметил ее среди других монахинь, которые красили стены на крытой террасе. Лицо Меделины, ставшее немного смуглым, было еще прекраснее, чем шесть лет назад. Улучив момент, когда его возлюбленная осталась одна, он бросил ей кольцо. Она взглянула вверх, увидела Бискари, и жизнь ее вновь озарилась смыслом. Они не могли говорить друг с другом -- слова выдали бы их другим кармелиткам. Говорили их сердца, их лица и жесты. На следующий день Мишель бросил ей записку, привязанную к камню. Меделина ответила ему письмом, которое он подобрал у подножия скалы. Еще через день Бискари удалось перебросить на террасу моток тонкого шнура, и ночью с его помощью девушка втянула в окно кельи длинную веревку. Она закрепила конец веревки на прутьях решетки и -- о, безумие любви -- Мишель поднялся к самому окну на высоту пятидесяти метров. Одно неловкое движение, и он разбился бы об скалы. Под ним зияла пропасть, но в окне он видел милое лицо, черты которого хранил в своих воспоминаниях. И тонкая рука касалась губ его, и шепот слух ласкал: "Любимый мой, любимый..." Почти неделю его визиты оставались незамеченными, и Мишель почти завершил свои приготовления для похищения Меделины из монастыря Святой Катарины. К несчастью, одна из сестер заметила посветлевший лик девушки и заподозрила неладное. Она забралась к ней в келью, обыскала комнату и в сундуке для белья обнаружила веревку, свернутую кольцами. Эта бдительная женщина доложила о своей находке настоятельнице, и они устроили слежку за окном неблагонадежной монахини. В полночь настоятельница увидела фигуру Мишеля, поднимавшегося по веревке к окну. Он передал Меделине напильник, чтобы подпилить два прута на решетке. Этого было достаточно для примерного наказания непокорной блудницы. На следующий день по приказу настоятельницы несчастную Медделину заперли в подвал под часовней. Предъявив обвинение, ей предложили признаться в грехе, однако она не сказала ни слова. Ее били кнутом, кололи иглами и даже обещали прощение, если она назовет имя своего возлюбленного, но девушка плакала, кусала губы и только качала головой в ответ на вопросы. И тогда настоятельница рассказала ей о хитрости, которую придумала одна из сестер. В келью Меделины решили поместить другую монахиню, чтобы в полночь та спустила веревку к подножию скалы. Когда мужчина доберется до окна, веревку перережут, и Меделина, привязанная к ограде колокольни, своими глазами увидит, как ее возлюбленный упадет и разобьется об острые камни. Зная нрав настоятельницы, Меделина ни секунды не сомневалась в том, что злобный план будет приведен в исполнение. Чтобы спасти жизнь Бискари, она взмолилась о милости и поклялась навеки отказаться от встреч с любимым человеком. Но настоятельница вошла во вкус и потребовала большей жертвы. "Я пощажу его лишь при том условии, если ты поступишься собственной жизнью,"-- сказала она. И бедная Меделина с благодарностью приняла это условие. Она написала прощальное письмо, прикрепила записку к веревке и выбросила ее из окна. А затем девушка начала готовиться к смерти. Никто не знает, как это произошло. Все осталось на грани слухов и подозрений. Ее возлюбленный, обезумев от горя и тревоги, бродил вокруг монастыря, колотил кулаками в ворота и заклинал настоятельницу вернуть ему Меделину. В конце концов, он поведал королю о своей истории, и в связи с предполагаемым убийством церковные власти позволили ему войти и обыскать монастырь Святой Катарины. Его люди осмотрели кельи и погреба, но никаких следов Меделины найдено не было. По словам настоятельницы, строптивую девушку отправили в родительский дом. Мишель Бискари бросился в ноги старику ди Кастильоне, однако тот отказался отвечать на вопросы. Один из слуг герцога намекнул, что будто бы Розалию отправили в Испанию. Мишель отправился туда, пять лет вел поиски, но ничего не обнаружил. Легенда гласит, что он умер, не выдержав душевных мук и разлуки с любимой. К тому времени имя несчастной Меделины было забыто. О ней вспомнили лишь после смерти Мишеля Бискари, когда призрак монахини начал появляться в кельях Святой Катарины. Меделина вернулась, чтобы доказать верность слов своего осмеянного возлюбленного. Она пожертвовала жизнью за него и, пытаясь восстановить справедливость, отказалась от вечного покоя. Вот и вся история о той, кого в миру называли Розалией ди Кастильоне. Я уверен, что один из вас увидит ее сегодня ночью. Не пугайтесь. Она не причинит вам вреда. -- Восхитительный рассказ,-- с усмешкой констатировал Рендел.-- Однако я не верю в привидения. Ваша история -- это одна из риторических легенд, которые описывают злобу и жестокость людей. -- Сейчас начнется ливень,-- сказал Кавальере и поднялся с кресла.-- Нам лучше войти в дом. ( Окончание следует ) Звезды угасали, и грозовые облака, сгустившиеся над долиной, неслись так близко, что рвались и царапались о черные пики гор. К востоку и югу тучи превратили небо в серое полотно, где на фоне мертвенно-бледного лунного света вырисовывался мрачный силуэт Монте Пеллегрино. Долину озаряли вспышки молний, и ветер, раскачивая колокола, наполнял ее тревожным перезвоном. Сквозь шум приближавшегося дождя ревела органная нота грома. Мы вбежали в дверь, взяли свечи и, попрощавшись, разошлись по своим комнатам. Моя гостевая спальная находилась в южном крыле монастыря, и окна выходили на террасу. Очарованный бурей, я прильнул к стеклу и простоял не меньше получаса, наблюдая за тем, как стихия пыталась затопить долину неистовыми потоками ливня. Но даже ярость бури не вечна. Дождь начал затихать. Я лег в постель, размышляя о печальной судьбе двух влюбленных, и при мысли о том, что меня посетит настоящий призрак, в моей груди разрасталось радостное возбуждение. Да, я наслаждался этим приключением. Я точно знал, что буду делать, увидев привидение монахини. История Меделины задела меня за живое. Доверчивая девушка пожертвовала жизнью ради своего возлюбленного, и теперь ее душа, ненашедшая покоя, стала оборванным лепестком, подхваченным штормом вечности. Я не мог заснуть. Мое трепетное ожидание возможной гостьи и мысли о несчастной Меделине ломали тонкий лед дремоты. Однако сон настиг меня. Я погрузился в пучину сновидений. Внезапно, где-то около двух часов ночи, меня разбудила вспышка молнии. Открыв глаза, я увидел перед собой силуэт -- фигуру женщины под белым облачением кармелиток. Монахиня склонила голову и сложила руки в молитвенном жесте. Она с тоской смотрела на меня, и ее прекрасные глаза были наполнены мольбой. Отблески молний озаряли скорбное лицо и капельки слез, стекавшие по щекам. Она вздохнула и дрожащим голосом печально прошептала: -- Я не могу уснуть. Ее фигура медленно поплыла к двери. Она по-прежнему смотрела на меня тем взглядом, в котором кричала душа. Я встал с постели и протянул к ней руки. На ее лице промелькнула тень благодарности. Повернувшись, монахиня исчезла за дверью, и я последовал за ней. Она двигалась по коридору, как обрывок облака. Весь мой природный инстинктивный страх исчез при мысли о том, что я могу дать покой этой измученной душе. Белая фигура, словно верный проводник, скользила в фиолетовой тьме, подсвеченной отблесками голубоватых молний. Спустившись по лестнице, мы прошли через трапезную, миновали большое распятие и оказались на крытой террасе. Было очень темно. Я спотыкался о ступени и придерживался рукой за стену, мокрую и скользкую после дождя. Ливень смыл с крыши листья и мусор. Все это лежало теперь на каменных плитах террасы, затрудняя мне путь. Испуганный голубь взлетел из-под ног в ночное небо. А белая фигура по-прежнему плыла вперед невесомым кружевом туманных линий. Пройдя монастырский двор, она остановилась перед одной из многочисленных дверей, которые вели в монашеские кельи. Внезапный отсвет молнии выхватил из тьмы ее лицо, и взгляд мольбы обжег мне сердце. В краткий миг после вспышки и перед грохотом грома из темноты донеслись печальные слова: -- Я не могу уснуть. Когда сверкнула следующая молния -- вероятно, последняя из колчана бури -- я увидел дверь и каменную стену. Меделина исчезла. В тот же миг лунный свет прорвался сквозь разрывы туч, и я осмотрел безлюдный двор, покрытый лужами и оборванными листьями. На двери, за которой скрылась монахиня, висел амбарный замок. Подняв с земли осколок кирпича, я нарисовал на дубовых досках маленький крестик. После этого мне оставалось лишь вернуться в свою комнату, где я без сна провел остаток ночи. Утром Кавальере спросил, кому из нас привиделась монахиня, и я рассказал ему и Ренделу о визите призрака. Мы решили обследовать ту келью, дверь которой я пометил крестом. Пользуясь своим влиянием, граф раздобыл ключ, и после завтрака мы приступили к осмотру. -- О, здесь вы вряд ли что-нибудь найдете,-- сказал Кавальере, когда мы подошли к двери.-- Любопытно, что вам удалось найти ту самую келью, где по преданию держали взаперти сестру Меделину. Но я сам проверял это помещение и даже осмотрел весь этаж в надежде раскрыть загадку призрака. Хотя чем черт не шутит. Давайте поищем вместе. Он открыл дверь, и мы вошли. Не знаю, как у остальных, но мое сердце забилось в груди от волнения. Маленькая келья, каких-то восемь квадратных метров, была пуста -- ни мебели, ни настенных украшений. Я простучал и пол и стены, однако ровный и солидный звук указывал на каменную кладку. Кавальере сказал, что пол разбирали до самого погреба внизу. И все же я чувствовал, что тело убитой девушки спрятали где-то здесь. Пустые ровные стены опровергали это интуитивное прозрение, и подчиняясь логике событий, я хотел было отказаться от поисков. Меня остановила лишь надежда во взгляде графа. Казалось, он верил, что я могу раскрыть эту тайну. После обеда мы продолжили осмотр. Я получил ключи от соседних келий. Они выглядели так же, как первая комната -- окно напротив двери... Но разве не в этом ли разгадка? Я поспешил обратно к своим друзьям. В келье Меделины вместо двух зарешеченных окон имелось только одно. Я снова простучал тот участок стены, который находился напротив двери. Звук показался мне немного тусклым. Потребовав небольшое зеркало, я выставил его на вытянутой руке за прутья решетки и осмотрел наружнюю стену. На гладкой поверхности выделялось грубо оштукатуренное пятно, по своей форме напоминавшее остальные окна. Сквозь тонкий слой замазки проглядывали контуры неровных кирпичей. Я понял, что загадка решена. Само окно было небольшим -- от силы пятьдесят на пятьдесят сантиметров. Но оконный проем, достигавший пола, казался мне достаточно вместительным для тайника. Я так сильно волновался, что даже не стал объяснять друзьям свою догадку. Они, наверное, посчитали меня сумасшедшим, когда я вытащил карманный нож и начал царапать лезвием эту прочную на вид стену. Однако через несколько минут они и сами обо всем догадались, так как под слоем краски и штукатурки появились кирпичи. Судя грубой работе, кладку делали в спешке -- ряды были уложены кое-как, неопытными слабыми руками. Рендел вызвался принести кирку, но я остановил его. -- Давайте будем аккуратными. Кто знает, что мы там найдем? Граф позвал рабочих с инструментами, и те, очистив от штукатурки небольшой участок стены, начали отбивать застывший раствор вокруг кирпичей. Чуть позже они уступили место нам. Я и Рендел расшатали кусок кладки на уровне наших глаз и с помощью стамесок извлекли его из стены. Внутри была пустота. Мы вытащили еще несколько кирпичей, чтобы свет от лампы попал в отверстие. Кавальере, наблюдавший за работой, издал восклицание, похожее на крик испуганной девы. И тому была достойная причина. В образовавшейся дыре виднелся женский лик, неземная красота которого напоминала античные скульптуры. Черты лица искажала невыразимая мука -- открытый рот как бы выпрашивал глоточек воздуха, поднятые вверх глаза молили небеса о помощи, а тонкие руки, скрещенные на груди, сжимали складки белого монашеского балахона. В каждом напряженном мускуле угадывалась боль. Безнадежное сражение с приговором неподвижной позы придавало ее лицу удивительную выразительность -- вернее, какую-то ангельскую просветленность. Мы, не дыша, смотрели на нее. Так вот в чем был секрет. Садистка-настоятельница приказала монахиням заложить окно кирпичами, затем велела Меделине встать в альков, и безжалостные руки замуровали девушку в стену, жестокосердно обрекая ее на мученическую смерть. Такая дьявольская беспощадность считалась обычной для монастырей той далекой эпохи. Я не раз читал о подобных случаях, но не думал, что стану свидетелем этого религиозного варварства... Не говоря ни слова, мы вышли из комнаты и закрыли за собою дверь. Нам не хотелось, чтобы ужасное зрелище превратилось в приманку для любопытных глаз. Когда мы спустились на террасу, к Кавальере подбежал садовник. Очевидно, слуга хотел задать какой-то вопрос, но граф оборвал его. -- Скачи в Парко и попроси падре Стефано приехать сюда. Скажи, что дело срочное. Постой! Он повернулся ко мне. -- Сеньор, сейчас уже два часа дня и слишком поздно для мессы, верно? Я кивнул. Подумав немного, Кавальере вновь обратился к слуге: -- Приведи двух лошадей. С тобой поедет сеньор англичанин. Граф взглянул на меня и тихо спросил: -- Надеюсь, вас это не затруднит? Я думаю, вы лучше объясните падре всю безотлагательность нашей просьбы. -- Хорошо. Я согласен. Слуга графа сопроводил меня в Парко. Отыскав падре в небольшой и скромной церкви, я объяснил ему цель своего визита. Через пять часов мы вернулись в монастырь, прихватив с собой все необходимое для упокоения души погибшей Меделины. Теплые сумерки окутали долину бархатным полумраком. Последние лучи заката вливались в окно, через которое почти век назад Розалия в последний раз прощалась со своим возлюбленным. Мы собрались в маленькой келье, чтобы отправить ее истерзанную душу в далекое путешествие. Падре читал молитвы. Свет дня угасал в зарешеченном окне, и дрожавшее пламя свечей, принесенных двумя прислужниками, освещало белую фигуру в темной нише. Наконец священник осенил монахиню крестом и, благословляя, окропил ее святой водой. В тот же миг тело несчастной девушки превратилось в пыль. Лишь секунду назад я видел лицо прекрасной Меделины. И вот ее плоть пала тленом на кирпичи, закрывавшие второе окно. Это потрясло меня больше всего остального. Она и мертвая хранила себя для того, с кем ее разлучили бессердечные люди. Граф распорядился, чтобы для падре подготовили комнату, и в полночь тот провел первое моление за упокой души. Ожидая назначенного срока, мы сидели на террасе и обсуждали события последних часов. Среди безмолвия гор приглушенное и протяжное пение монахинь казалось мне торжественным гимном звездного неба. Во дворе собиралась местная знать и их слуги. Длинный алтарь в часовне украсили цветами, а потом зажгли с полсотни свечей. Аромат апельсиновых деревьев смешался с запахами дыма и благовоний. Затем, с наступлением первого часа нового дня, посреди пылающих свечей началась та странная служба. Много молитв было прочитано за душу девушки -- в ночь и в последующие дни. Под утро, после благословения, мы с Ренделом решили вернуться в свои комнаты. Направляясь к дверям часовни, я увидел графа, который неподвижно стоял на колениях. По его щеке катилась слеза. Кивнув ему, я тихо прошел мимо, и только тогда в моем сердце окрепло убеждение, что злоключения Меделины закончились навсегда. А на следующий день альков замуровали вновь. Это сделали по просьбе падре на тот случай, если часть праха погибшей девы осталась несобранной и непогребенной на освещенной земле. Последним приютом Меделины стало маленькое кладбище в Парко, окруженное кольцом кипарисов и печальными пиками гор. Через пару месяцев, когда мне и Ренделу предстояло отправиться в Англию, граф Кавальере проводил нас в Палермо, где, прощаясь с Сицилией, мы заказали мраморную плиту, на которой была вырезана скромная надпись: "ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ТЕЛО СЕСТРЫ МЕДЕЛИНЫ (В МИРУ, РОЗАЛИИ ДИ КАСТИЛЬОНЕ). ЕЕ ДУША ОТНЫНЕ С ТЕМ, КОМУ ОНА ВСЕГДА ПРИНАДЛЕЖАЛА." Прочитав последнюю строку, я вспомнил слова из Библии: "Кто из вас без греха, первый брось на нее камень." Перевод с англ.-- Сергея Трофимова