Виктор КАННИНГ ДОМ СЕМИ МУХ ------------------------------------------------------------- Victor Cunning. The House of Seven Flies (с) Илан Полоцк, перевод (e-mail: root@info.bb.neonet.lv) Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- Капитану и старшему помощнику "Коры" ПРОЛОГ Ноябрь 1944 года Капитан Вальтер Мазерлинг сложив лист бумаги, сунул его в карман шинели. Он стоял в дверях дощатого строения, а между ним и слабым мерцанием фар поджидавшей его машины висела стена холодного ночного дождя, и порывы восточного ветра носили его по двору. Моряк, сидевший за рулем, заметил, что капитан идет по пирсу и отбросил сигарету. Мазерлинг посмотрел на небо. Звезд не было видно и слышались только завывания ветра. Второй моряк открыл заднюю дверцу машину и Мазерлинг, устроившись на влажном от сырости кожаном сидении, поднял воротник шинели и погрузился в окружившую его темноту. Буркнув несколько слов, он отдал приказ водителю. Машина снялась с места, и колеса пошли юзом в грязи, устилавшей двор. Когда они миновали мост к докам и въехали в город, он услышал перезвон церковных часов, известивших, что минуло половина первого ночи. Машина прокладывала путь по темным улицам. За плотно затворенными дверями домов обитали люди, которые слышали ее и прекрасно понимали, какая машина может позволить себе нарушать комендантский час... Как голландцы ненавидят нас, подумал он. Машина остановилась у въезда на небольшую площадь. Когда смолк двигатель, он услышал шелест струй дождя по брезентовой крыше кабины. Он вылез из машины и двое моряков двинулись за ним по тротуару. Один пролет узких ступенек вел к дверям черного дерева. Один из спутников капитана включил фонарик, и его луч выхватил из темноты струйки воды, стекающие по изгибам кованой решетки перил. Мазерлинг кивнул на дверь, и два человека взбежали по ступенькам. Он последовал за ними. В поисках замочной скважины луч скользнул по двери, и в его свете блеснула медная пластинка. На ней были выгравированы слова "Nieuwe Hollandse Bank". Тяжелый ключ провернулся в замке, и дверь открылась вовнутрь. Они оказались в холле с изразцовым полом. Тяжелая старинная мебель и выцветшие портреты в тусклых золоченых рамах придавали ему мрачный и торжественный вид. Густую темноту рассеивали два тоненьких язычка газовых светильников, которые колыхались в высоко подвешенных канделябрах. Мазерлинг прикрыл за собой дверь, и язычки застыли в неподвижности. Холл пересекала стеклянная перегородка с деревянным переплетом, и в кресле, расположенном под углом к ней, сидел человек. Моргнув, он зашевелился, и с колен его на изразцы пола с шорохом свалилась газета. Он встал. Моряк, который вел машину, вытащил из кармана револьвер. Вскинув его, он аккуратно прицелился и выстрелил. Швейцар отлетел к перегородке, ноги у него подкосились, и металлические подковки каблуков издали скрежещущий звук, когда поползли по изразцам пола. Мазерлинг открыл дверь в перегородке. Два человека держались у него за спиной. Они миновали небольшое помещение бухгалтерии, пересекли квадратное фойе в задней части здания и спустились по лестничному пролету, ступеньки которого привели их к дверям комнаты-сейфа. Мазерлинг вытащил из кармана сложенный лист бумаги. Прикрытый своей охраной, он набрал комбинации цифр на трех дисках. Когда он покончил с ними, каждый из трех взялся за массивный запорный рычаг и всем весом надавили на них. Дверь приоткрылась, и в комнате-сейфе автоматически вспыхнул свет. Мазерлинг пропустил в нее своих спутников, оставшись стоять на пороге с бумагой в руках. Заглядывая в список, он начал называть имена и номера. Его люди подтаскивали к дверям ящики личных сейфов, которые он называл. Всего их оказалось десять штук и, судя по тому, что их без труда складывали друг на друга, больших тяжестей они не содержали. Один из моряков опорожнил длинный металлический ящик, набитый старыми канцелярскими папками. Мазерлинг закурил, наблюдая, как его спутники взламывали замки сейфов и вываливали их содержимое в пустой ящик. Когда тот наполнился, они подняли его и покинули комнату-сейф. Капитан сопровождал их. В парадном холле они увидели скрюченное тело швейцара; тот лежал на полу, напоминая тех несчастных стариков, что устраиваются подремать, примостившись на полу ночного поезда. Крови не было видно, ибо жертву постигла быстрая и аккуратная смерть, не оставив времени даже для стона. Безжалостность убийства этого старика было пробудила в нем вспышку возмущения, но он подавил ее, вспомнив официальную инструкцию: "Свидетелей в живых не оставлять". Инструкции, приказы, чужая жизнь, от которой ничего не осталось, и он сам, превратившийся в послушный автомат... Мазерлинг ускорил шаг, догоняя своих людей. п Прикрыв за собой входную дверь, он осветил фонариком ступеньки, по которым спускались два моряка, неся между собой ящик. -- В Виллемсдорф, -- сказал Мазерлинг, сев в машину и добавил: -- Можно курить. Из Дордрехта они направились на юг. Дождь не переставал и перед капотом машины висела сплошная завеса воды, струи которой напоминали бамбуковые заросли. За гулом машины Мазерлинг подсознательно, не фиксируя в сознании, уловил высокую ноту другого двигателя. Но сегодня вечером небо не несло в себе никакой угрозы. Оно было отдано во власть ветра и дождя. При въезде в Виллемсдорф машина притушила ходовые огни и, подпрыгивая на неровностях дороги, спустилась к небольшому пирсу. От трапа, уходящего к воде, подошел человек. Это был моряк в дождевике, и развевающиеся под ветром ленточки бескозырки хлестали его по щекам. -- Капитан Мазерлинг? -- Да. Мазерлинг вылез из машины, и один из его людей спустил длинный металлический ящик по ступенькам трапа, к которому был пришвартован моторный катер. На носу его другой моряк в таком же дождевике стоял у скорострельного пулемета "Шпандау", укрепленного на низком треножнике. Ящик внесли в кубрик. Мазерлинг отпустил своего человека, который вернулся к машине. Катер отвалил от пирса и пошел вниз по каналу по направлению к проливу Холландс Дип. Мазерлинг расположился с подветренной стороны рулевой рубки; между ним и штурвальным было не более фута. Пулеметчик уютно устроился в кокпите за треножником пулемета. -- Вы знаете, как идти ночью по этому фарватеру? -- Ja, капитан. Знаю его, как свои пять пальцев. Отсюда и верх по течению по проливу Харингвлит до Хеллевутслейс. -- Для чего тут "Шпандау"? Человек рядом с ним засмеялся. -- Могут быть неприятности, капитан. Стоит услышать "чап-чап" какого-то суденышка, как мимо ушей начинает свистеть свинец... эти ребята крепко осмелели и ставят нам палки в колеса. Они нас не любят. -- Штурвальный снова засмеялся, словно выдал отменную шутку об этих сумасбродных голландцах. -- Сколько нам идти? -- Часа три, может, немного меньше. Прибой нам на руку. С этой штукой...--широкая ладонь хлопнула по штурвалу, -- нам не придется долго ползти по каналам. Она пройдет по любой воде. Дождь стал стихать, и лишь ветер продолжал буйствовать; в разрывах облаков появлялись клочки неба с колючими точками звезд. Время от времени мимо них проплывали темные очертания бакенов, и он видел, как вокруг их притопленных конусов бурлила приливная волна. На одном из поворотов они прошли вплотную к берегу; он увидел вспышку света в приотворившейся двери и ветер чисто и ясно донес всполошное петушиное кукареканье. -- Виллемстадт, -- сказал человек за штурвалом. Они скользили в ночной темноте, и он задремал, убаюканный ровным гулом двигателя и беззвучным колыханием ночных теней. Когда он проснулся, двигатель молчал и они молча качались на волнах прибоя. Штурвальный, заметив, что капитан пришел в себя, предостерегающе вскинул руку и кивнул в темноту. Он сел и прислушался, но единственными звуками были его собственное дыхание, легкий шелест бегущей воды за кормой и посвистывание ветра, который заметно похолодал. Он увидел, что человек на носу развернул пулемет и слегка приподнялся, чтобы увереннее чувствовать себя. Прямо по левому борту вспыхнул прожектор, и мощный луч на мгновение ослепил Мазерлинга. Он услышал, как взревел двигатель, как яростно забурлила вода по бортам, а затем омерзительный треск пулеметных очередей. Он увидел, как развернулась станина пулемета, а когда прожектор потух, -- короткие всплески пламени, которые в темноте трепетали на дульном срезе. По ту сторону водного пространства, кто-то, невидимый в темноте, заорал, полный насмешливого торжества и теперь свет ударил по ним под другим углом. Пулеметчик начал разворачиваться в ту сторону, и тут на катер внезапно обрушился град пуль. Мазерлинг слышал, как свинец яростно дробил дерево и металл, видел, как веером летела белеющая щепа; до него донесся последний сдавленный хрип человека, что находился перед ним. Свет погас. Где-то поблизости взревел двигатель другого судна, и темнота снова наполнилась злобным треском крупнокалиберного пулемета. Он ощутил удар по руке и рухнул ничком, словно сама темнота сбила его с ног. Перевалившись на бок, он прижался к борту катера. Скрытый темнотой пулемет в последний раз рявкнул и, теряя сознание, он почувствовал, как под ударом струи металла катер содрогнулся и дал крен на корму. Очнувшись, он увидел над собой низкий купол неба, который только начал сереть первыми лучами рассвета. Мазерлинг лежал, слушая журчание воды, которая заливала катер. Его била дрожь и он обессилел от потери крови. Он медленно, с трудом приподнялся. Катер дрейфовал на последних волнах прилива, и в десяти ярдах справа по борту тянулась серая береговая полоса, пологий спуск которой зарос жесткой щетиной тростника. Катер, накренившись, сидел низко в воде. Он сделал несколько шагов и прислонился к дверям рулевой рубки. Та открылась под его тяжестью и он едва не упал на колени, но ухватился за стенку и устоял, заметив, что носовая часть совершенно пуста, а пулемет свободно болтается на треножнике. Глянув за спину, он увидел в воде, подступающей с кормы, смутные очертания тела штурвального. Земля медленно и неотвратимо приближалась, с каждой секундой ее очертания прояснялись. Он видел, как стремительно вода заполняет корпус катера и понимал, что скоро она поглотит еще высящийся над поверхностью борт и судно утонет. Он дернулся, охваченный внезапным приступом беспокойства и с трудом освободился от тяжелой намокшей шинели. Когда он скинул ее и, тяжело дыша, остановился передохнуть, то увидел в рубке тот самый ящик для документов. Вода уже подступала к его крышке. Судно качнулось, и он услышал, как в кокпит с журчанием полилась вода. Катер начал заметно оседать. Палуба было ушла у него из под ног, качнулась и снова приподнялась, когда приливная волна перехлестнула через планшир. Какая бы его ни одолевала слабость, у него оставался лишь один выход -- добраться до берега. Мазерлинг потерял представление о времени. Он с трудом осознавал реальность, то и дело проваливаясь в темное забытье боли. Но лучи утреннего солнца неизменно приводили его в себя, заставляя болезненно жмуриться. Он брел сквозь тростниковые заросли, вымазанный тиной и грязью, мокрый с головы до ног. Перед глазами стояла черная пелена, но, еле волоча ноги, он продолжал ползти вперед. Он открыл глаза и содрогнулся от неумолимого сияния утреннего солнца. Под руками он чувствовал россыпь гравия. Приподняв голову, он увидел перед собой какие-то темные расплывчатые очертания. Какое-то время он тупо смотрел на них и лишь потом понял, что перед ним высятся металлические ворота, заплетенные кованым цветочным орнаментом. Среди неподвижных, стилизованных под архаику, цветов застыли семь черных массивных мух. Он продолжал лежать под ними, но прежде, чем снова сомкнулась тьма, капитан Мазерлинг услышал шаги по гравию дорожки, что тянулась за воротами.