Лен ДЕЙТОН МОЗГ СТОИМОСТЬЮ В МИЛЛИАРД ДОЛЛАРОВ ------------------------------------------------------------- Len Deighton. The Billion Dollars Brain (с) Илан Полоцк, перевод (e-mail: root@info.bb.neonet.lv) Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- Весна - девушка, лето - мать, осень - вдова, а зима - мачеха. Русская пословица. Две мифические страны (Калевала и Похьйола) постоянно воевали между собой. Обе они стремились завладеть волшебной мельницей, из-под жерновов которой бесконечно сыпалась мука, соль и деньги. Самой важной фигурой в этом конфликте был старик Вайнемуйнен. Он был вещуном и мудрецом. Кроме того, он был музыкантом и играл на кантеле из щучьих костей. Вайнемуйнен сватался к симпатичной молодой девушке Айно, но та предпочла утопиться, чем выходить замуж за старика. "Калевала" (финский народный эпос). Говорят, мистер Пол Гетти... сказал, что миллиард долларов - не столь большая сумма, как принято думать. Нугбар Гульбекян. Раздел 1. ЛОНДОН И ХЕЛЬСИНКИ. Спи-спи, Марджери Ди, У Джекки будет новый хозяин. Колыбельная. 1. То было утро моего сотого дня рождения. Я завершил бритье усталой старой физиономии, которая неотрывно смотрела на меня из диска зеркала, залитая безжалостным светом ванной комнаты. Очень приятно было убеждать себя, что и у Хэмфри Богарта было такое же лицо; но кроме того, у него была прическа, полмиллиона долларов в год и невозмутимая стойкость к ударам судьбы. Я мазнул палочкой квасцов порез от бритвы. В преувеличенном отражении зеркала он напоминал след от ракеты, севшей на неизвестной стороне Луны. За окном стоял февраль, одаривший первым снегом этой зимы. Едва только выпав, он напоминал ту субстанцию, которой бойкие специалисты по связям с общественностью любят потчевать журналистов. Он искрился, мягко колыхаясь в воздухе. Он был нежный, но хрустящий, словно только что поданные на завтрак кукурузные хлопья, припорошенные сахаром. Он падал на женские прически, и "Телеграф" опубликовал снимок статуи со снежными эполетами на плечах. Трудно было представить себе, что этот милый снежок мог вызывать параноидальный ужас у руководства Британских железных дорог. В это утро понедельника он хрустящими нашлепками налипал на каблуки и сухие белоснежные пирамидки его сугробов украшали парадный вход в офис на Шарлотт-стрит, где я работал. Я сказал Алисе "Доброе утро", а она ответила "Не давите на меня", что в полной мере дает представление о наших отношениях. Строение на Шарлотт-стрит - это древняя развалюха, украшенная трещинами. Бумажные обои вздыбились пузырями фурункулов, обнажая облупившуюся штукатурку, а пол был украшен металлическими заплатками, прикрывавшими окончательно сгнившие половицы, менять которые уже не было смысла. На площадке первого этажа была яркая надпись, гласившая "Акме-фильм. Монтажная", а под ней изображение глобуса, на котором еле виднелись контуры Африки. Из-за двери доносились звуки мовиолы, на которой монтировался звук и чувствовался резкий запах клея для пленки. Следующая площадка недавно была выкрашена в зеленый цвет. Листик из блокнота с загнутыми концами, что висел на двери, гласил, что за ней размещается "Б. Айзек, театральный портной", что в свое время казалось мне довольно забавным. За спиной я слышал пыхтение Алисы, которая взбиралась по лестнице, таща с собой солидную банку "Нескафе". Кто-то в отделе отправки поставил на граммофон пластинку с духовым оркестром. Доулиш, мой босс, вечно жаловался на засилье этого граммофона, но, по правде говоря, даже Алиса не могла справиться с отделом отправки. - С добрым утром, - сказала моя секретарша. Джин была высокой девушкой двадцати с лишним лет. Лицо ее обладало невозмутимым спокойствием, вызывавшим мысль о нембутале; с ее высокими скулами и гладко зачесанными волосами она обладала природным обаянием, ради которого она и палец о палец не ударила. Были времена, когда мне казалось, что я влюблен в Джин, равно как временами и Джин казалось, что она влюблена в меня, но почему-то мы никак не совпадали по фазе. - Понравилась вечеринка? - спросил я. - Похоже, что ты-то веселился от души. Когда я уходила, ты приканчивал пинту горького и вообще стоял на ушах. - Ты преувеличиваешь. Почему ты ушла домой одна? - Мне нужно было накормить двух голодных котов. И в постель я ложусь не позже половины третьего. - Мне очень жаль, - сказал я. - Не стоит. - Честно. - Идти вместе с тобой на вечеринку - то же самое, что являться на нее одной. Ты тут же куда-нибудь пристраиваешь меня и отправляешься болтать с кем угодно, а потом удивляешься, почему я никого не знаю. - Сегодня вечером, - сказал я, - мы отправимся в какое-нибудь спокойное место и пообедаем. Только мы вдвоем. - Не получится. Сегодня вечером я делаю у себя праздничный обед в честь твоего дня рождения. Из твоих любимых блюд. - В самом деле? - Сможешь отпробовать. - Буду на месте, - пообещал я. - Да уж, пожалуйста. - Она легко клюнула меня поцелуем -"С днем рождения" - и перегнувшись через стол, поставила на него стакан с водой, подложив под него промокательную бумагу и рядом - две таблетки "Алка-Зельцер". - Почему не кинуть их прямо в воду? - спросил я. - Я сомневаюсь, выдержишь ли ты звук их шипения. Она взяла поддоны с грудами бумаг и начала старательно разбираться в них. К полудню они продолжали громоздиться вокруг нас. - Мы еще не разобрались даже с входящими, - сказал я. - Можем начать "самое неотложное". - Не пускай в ход женскую логику, - сказал я. - Все, что тут находится, можно окрестить как угодно. Почему бы тебе не разобраться в них без меня? - Чем я уже и занимаюсь. - В таком случае выбери все с грифом "только для информации", поставь индекс возврата нам и разошли по принадлежности. Тогда мы сможем перевести дыхание. - Так кто дурачит сам себя? - Ты можешь придумать что-то получше? - Да. Я думаю, что мы должны получить письменное указание от Организации. И тогда мы будем уверены, что занимаемся только теми досье, что находятся в нашем ведении. А то сюда могут приходить документы, которые не имеют к нам никакого отношения. - Бывают времена, любовь моя, когда мне кажется, что все это сплошь не имеет к нам никакого отношения. Джин посмотрела на меня с тем бесстрастным выражением, за которым могло скрываться неодобрение. Но может быть, она думала, в каком виде у нее прическа. - Ланч в честь дня рождения будет у Трата, - сказал я. - Но я ужасно выгляжу. - Да, - сказал я. - Я должна заняться прической. Дай мне пять минут. - Даю шесть, - сказал я. Она В САМОМ ДЕЛЕ думала лишь о прическе. Мы провели время за ланчем в "Траттории Террасса": "тальятелли алла карбонара", "оссо буко", кофе. С неизменным "Полом Роджером". Марио поздравил меня с днем рождения и в честь такого события поцеловал Джин. Он щелкнул пальцами и появился "Стрега". Я тоже щелкнул пальцами и ему составил компанию дополнительный "Пол Роджер". Мы сидели, попивая шампанское, не забывая о "Стреге" и, то и дело щелкая пальцами, говорили о конечных истинах и о нашей безграничной мудрости. В офис мы вернулись без четверти четыре и я в первый раз понял, как может быть опасен истертый линолеум на лестнице. Когда я вошел в кабинет, зуммер интеркома жужжал, как муха в бутылке. - Да, - сказал я. - Немедленно ко мне, - услышал я голос Доулиша, моего босса. - Немедленно к вам, сэр, - медленно и аккуратно выговаривая слова, сказал я. Доулиш обладал единственным кабинетом в здании, где было два окна. Помещение было довольно уютным, хотя заставленным образцами антикварной мебели, не обладавшими особой ценностью. Тут стоял запах сырой верхней одежды. Доулиш был мелочен и дотошен, как коронер эдвардианской эпохи. У него были длинные тонкие руки, а в волосах цвета соли с перцем уже явно прослеживалась седина. Читая, он вел пальцем по строчкам, словно прикосновение к бумаге помогало ему лучше усваивать прочитанное. Он поднял на меня взгляд, оторвав его от письменного стола. - Это вы там упали на лестнице? - Споткнулся, - объяснил я. - Из-за снега на обуви. - Конечно, из-за него, мальчик мой, - сказал Доулиш. Мы оба уставились в окно; снегопад усилился и густые белые хлопья скапливались в кюветах, но те были настолько сухими, что легкие порывы ветра выметали из них снег. - Я только что отослал премьер-министру 378-е досье. Терпеть не могу эти проверки. Ведь так легко сделать оплошность. - Это верно, - согласился я, испытывая удовлетворение, что не мне пришлось визировать это досье. - Так что вы думаете? - спросил Доулиш. - Вы считаете, что этот мальчишка представляет риск с точки зрения безопасности? 378-е досье включало в себя всего лишь стандартный отчет о надежности группы S1 - видных химиков, инженеров и т. д. - но я знал, что Доулиш просто любит размышлять вслух, так что я всего лишь хмыкнул. - Вы знаете, кто меня беспокоит. Вы с ним знакомы. - Досье его я никогда не видел, - сообщил я, будучи совершенно уверенным в своих словах. Я знал, что в распоряжении Доулиша имелась и другая маленькая неприятная бомбочка, именовавшаяся "подраздел 14 досье 378", в котором были собраны данные о профсоюзных деятелях. И едва только к ним появился бы хоть малейший интерес с точки зрения разведки, это досье тут же очутилось бы на моем письменном столе. - Лично. Что вы чувствуете к нему с личной точки зрения? - Блистательный молодой студент. Социалист. Будет доволен собой, получив почетную степень. В одно прекрасное утро проснется обладателем замшевого жилета, двух детей, работы в рекламном агентстве и десятитысячной закладной на домик в Хэмпстеде. Подписывается на "Дейли уоркер" для того, чтобы с чистой совестью читать "Стейтсмен". Безвреден. - Мне казалось, что я отрапортовал с достаточной бойкостью. - Очень хорошо, - сказал Доулиш, листая страницы досье. - Тут для вас найдется работа. - Мне никогда не везло с боссами. Доулиш нацарапал свои инициалы на обложке досье и бросил его в корзинку исходящих. - У нас есть и другая проблема, - сказал он, - которую решить далеко не так просто, как эту. - Подтянув к себе тоненькую папку, Доулиш открыл ее и прочитал: - Олаф Каарна. Вы его знаете? - Нет. - Он из тех журналистов, которые называют себя политическими комментаторами, поскольку обладают высокопоставленными болтливыми приятелями. Каарна один из наиболее известных. Он финн. Благополучен.(Этим выражением Доулиш обозначал наличие частных доходов). Немалую часть времени и средств тратит на сбор информации. Два дня тому назад он беседовал с одним из членов нашего посольства в Хельсинки. Попросил его уточнить пару небольших технических деталей перед публикацией статьи, которая появится в следующем месяце. Он предполагает послать ее в "Кансан Уутисет", газету левого направления. И если это может нам чем-то угрожать, то самое время подпалить фитиль. Конечно, мы не знаем, какие козыри у Каарны в рукаве, но он намекает, что докажет широкое распространение по всей северной Европе операций британской военной разведки, центр которой находится в Финляндии. - При этих словах Доулиш улыбнулся, равно, как и я. Представление о Россе, который в военном министерстве плетет хитроумные глобальные сети, не имело ничего общего с действительностью. - И правильный ответ заключается в ..? - Бог знает, - сказал Доулиш, - но в этом придется разбираться. Можно не сомневаться, что Росс пошлет кого-нибудь. Форин Офис уже в курсе, и О'Брайен вряд ли не обратит внимания на эту ситуацию. - Она смахивает на одну из тех вечеринок, где первая же ушедшая женщина вызывает о себе многочисленные разговоры. - Довольно похоже, - сказал Доулиш. - Поэтому-то я и хочу, чтобы вы отправились завтра же утром. - Минутку, - сказал я. Я мог привести кучу доводов, почему это было невозможно, но алкоголь туманил мои мозги. - Паспорт. То ли мы получаем качественный из Форин Офиса, то ли скороспелку из военного министерства, а если они нас засекут, то при желании будут тянуть и откладывать. - Встретьтесь с вашим приятелем из Олдгейта, - сказал Доулиш. - Но сейчас уже половина пятого. - Совершенно верно, - согласился Доулиш. - Ваш самолет отлетает утром, без десяти десять. Так что в вашем распоряжении более шестнадцати часов, чтобы все организовать. - Я и так уже переработался. - Переработка существует только в вашем воображении. Вы уделяете слишком много времени одним делам и меньше, чем требуется - другим. Вы должны исключить личные мотивы в подходе к делу. - Но я даже понятия не имею, чем мне предстоит заниматься, если я окажусь в Хельсинки. - Встретитесь с Каарной. Спросите его о той статье, что он готовит. В прошлом он делал кое-какие глупости. Покажете ему пару страниц из его досье. Он все сообразит. - Вы хотите, чтобы я запугал его? - Боже сохрани, нет. Сначала пряник, лишь потом кнут. В случае необходимости КУПИТЕ эту статью. Он все сообразит. - Значит, вы так считаете. - Я понимал, что если хоть одной интонацией позволю догадаться об охватившем меня возбуждении, то ничем хорошим это не кончится. Поэтому с предельным терпением я объяснил: - В этом здании есть, как минимум шесть человек, которые справятся с этой работой, пусть даже она и не так проста, как вы описываете. Я не говорю по-фински, у меня нет там близких друзей, я не держал в руках ни одного досье, которое имело бы отношение к этому заданию. Почему ехать надо обязательно мне? - Вы, - сказал Доулиш, снимая очки и тем самым кладя конец дискуссии, - лучше всех переносите холод. Старая Монтегью-стрит представляет собой мрачный кусок владений Джека-Потрошителя в Уайтчепеле. Темноватые лавчонки с бочонками селедки; развалины; магазин с кошерными курами; бижутерия; опять развалины. Тут и там небольшие скопления свежевыкрашенных магазинчиков с арабскими надписями говорили, что гетто осваивает новая волна нищих иммигрантов. Трое темнокожих ребятишек на старых велосипедах быстро поддались в сторону и, описав круг, остановились. За многоквартирными домами снова потянулась череда магазинчиков. На витрине одного из них, где производились печатные работы, красовались засиженные мухами визитные карточки. Печатные буквы выцвели до цвета слабой пастели и под прямыми лучами солнца карточки скукожились и свернулись. Ребята неожиданно снова снялись с места, выписывая арабески на тонком снежном покрове. Дверь, ведущая в магазин, разбухла и покоробилась. Над моей головой звякнул колокольчик, с которого посыпалась легкая пыль. Дети смотрели мне вслед, когда я вошел в магазин. Маленькое переднее помещение пересекала ветхая древняя конторка, покрытая стеклом. Под ним лежали образцы накладных и визитных карточек: туманные призраки умирающего бизнеса. На полках громоздились коробки с бумагой, конторскими бланками, замусоленные каталоги и объявление, гласившее: "Мы принимаем заказы на резиновые печати". Когда эхо колокольчика стихло, из задней комнаты донесся голос: - Это вы звонили? - Совершенно верно. - Валяй наверх, приятель. - Затем раздался женский голос, который заорал: - Он тут, Сонни. - Я откинул крышку конторки и двинулся наверх по узкой лестнице. В задней части дома мутные окна выходили на двор, где валялись сломанные велосипеды и ржавые сидячие ванны, припорошенные легким снежком. Тут было настолько тесно, что мне показалось, словно я очутился в домике, выстроенном для гномов. Рабочее место Сонни Зонтага находилось под самой крышей. Его комната была почище, но в ней царил невообразимый хаос. Большую часть комнаты занимал стол с белой пластиковой крышкой. Она была заставлена пузырьками, среди которых валялись штампы, иглы, резцы и гравировальные инструменты с грибообразными деревянными ручками, чтобы лучше лежали в ладони и два отполированных до блеска точильных камня. - Мистер Джолли, - сказал Сонни Зонтаг, протягивая мягкую белую руку, которая стиснула мои пальцы, как стилсоновский разводной ключ. Когда мы впервые встретились с Сонни, он подделал для меня удостоверение Министерства труда на имя Питера Джолли. С тех пор, свято веря в плоды рук своих, он и называл меня мистер Джолли. Большая часть пространства стен была заставлена коричневыми картонными коробками. Сонни Зонтаг был невзрачным человечком средних габаритов. Он носил черный костюм, черный галстук и черный же котелок, который редко снимал. Под расстегнутым пиджаком у него виднелся серый джемпер ручной вязки, с которого свисали нитки. Встав, он одернул его, придав джемперу более опрятный вид. - Привет, Сонни, - сказал я. - Прошу прощения за вторжение. - Ни в коем случае. Постоянный клиент имеет право на особое отношение. - Мне нужен паспорт, - сказал я. - Для Финляндии. Напоминая хомячка в своем деловом костюме, он вскинул подбородок и дернул носом, два или три раза повторив "Финляндия". - Он не должен быть скандинавским, - сказал он. - Слишком легко проверить. И не из страны, в которой требуется виза для поездки в Финляндию, ибо у меня нет времени делать для вас визу. - Быстрым движением он пригладил бакенбарды. - Не Западная Германия, нет. - Продолжая бормотать, он принялся шарить по полкам, пока не нашел большую картонную коробку. Расчистив локтями место на столе, он вместо того, чтобы, как я предполагал, начать копаться в ней, вывалил на стол все ее содержимое. Оно составляло пару дюжин самых разных паспортов. Некоторые были помяты и растрепаны, с оборванными уголками, а другие представляли собой всего лишь кучу разрозненных листиков, удерживаемых резиновым колечком. - Эти предназначены на уничтожение, - объяснил Сонни. - Я изъял листики с визами, которые были мне нужны и обработал их. Дешевка, разве что подсунуть для проверки, когда берете машину и все такое, вам, конечно, не годится, но где-то тут у меня есть симпатичная штучка Ирландской Республики. Если вас устроит, я приведу ее в порядок за пару часов. - Он порылся в груде мятых документов и извлек оттуда ирландский паспорт. Вручив его мне для изучения, Сонни получил от меня три нерезких фотокарточки. Внимательно рассмотрев их, он вынул из кармана блокнот и уткнулся носом в микроскопические буковки. - Демпси или Броди, - сказал он. - Что вы предпочитаете? - Понятия не имею. Сонни стал вытаскивать из джемпера длинную шерстяную нитку. Быстро намотав ее на палец, он наконец оборвал ее. - Значит, будет Демпси. Мне нравится Демпси. Как насчет Лиама Демпси? - Обаятельная личность. - Я бы не стал практиковаться в ирландском акценте, мистер Джолли, - - сказал Сонни, - он очень труден, этот ирландский. - Шучу, - сказал я. - Человек по имени Лиам Демпси и с искусственным ирландским акцентом получит все, что ему причитается. - Вот это верно, мистер Джолли, - согласился Сонни. Я заставил его несколько раз четко произнести мое имя и фамилию. С этим он справлялся отменно, а я не хотел недоразумений лишь из-за того, что не смогу правильно произнести свои анкетные данные. Я подошел к мерной линейке на стене, и Сонни вписал: рост 5 футов 11 дюймов, голубые глаза, темно-каштановые волосы, кожа смуглая, шрамов и особых примет не имеется. - Место рождения? - спросил он. - Кинсейл? Шумно втянув в себя воздух, Сонни тем самым выразил неодобрение. - Ни в коем случае. Слишком маленькое местечко. Рискованно. - Он еще раз поцокал зубом. - Корк, - неохотно предложил он. Эта решение его явно не устраивало. - О-кей, Корк, - согласился я. Он обошел вокруг стола, неодобрительно пошлепывая губами и повторяя "Кинсейл - это слишком рискованно", словно я пытался перехитрить его. Положив перед собой ирландский паспорт, на закатал на обшлага пиджака рукава рубашки. Вставив в глаз лупу часовщика, он уставился на чернильные строчки. Затем, встав, он, словно бы сравнивая, стал рассматривать меня. - Вы верите в реинкарнацию, в перевоплощение душ, Сонни? - спросил я. Он облизал губы и улыбнулся, глядя такими сияющими глазами, будто видел меня в первый раз. Может, так оно и было, может, он был настолько тактичен и сдержан, что старался не видеть и не запоминать клиентов. - Мистер Джолли, - сказал он, - в своем деле я видел самых разных людей. Тех, кого обижало общество и которые сами обижали его и, можете мне поверить, они редко представали в одном и том же облике. Но человек не может покинуть этот мир, разве что после смерти. Всем нам назначено свидание в Самарре. Великий писатель Антон Чехов говорит нам:" Когда человек появляется на свет, он может выбрать одну из трех дорог. Других не дано. Если он пойдет направо, его съедят волки. Если налево - он сам съест волков. А если пойдет прямо, то съест сам себя". Вот что говорит нам Чехов, мистер Джолли, и когда сегодня вечером вы уйдете отсюда, то будете Лиамом Демпси, но вы не оставите свою суть в этой комнате. Судьба метит каждого из своих клиентов, - он обвел рукой ряды пронумерованных картонных коробок, - и как бы те ни менялись, она знает, какой номер кому принадлежит. - Вы правы, Сонни, - сказал я, удивившись этому потоку философских сентенций. - Так и есть, мистер Джолли, можете мне поверить, так и есть.