Филип Хосе Фармер Боги Мира Реки ------------------------------------------------------------- Philip Jose Farmer. The Fabulous Riverboat, 1971 (с) Сергей Трофимов, перевод, 1996 Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- Все племена Земли и их судьбы---в Твоих руках; Их цвета кожи и многочисленные языки---Твои; Мы же---горсть из тех многих, коих Ты, О великий Владыка хаоса, сделал разными. Древний египетский гимн Между прочим, ад больше половины рая. "Люк Хэвергол" Эдвин Арлингтон Робинсон Когда же Моисей ударил посохом в скалу, он забыл отступить с пути потока и потому едва не утонул в его водах. Книга Зохар ----------------------------------------------------------- Глава 1 Лога трескался как яйцо. В 10.02 изображение этика появилось на больших настенных экранах в комнатах его восьми гостей. Видеокамера находилась где-то под потолком, и они видели Логу только от голого пупка и выше -- вплоть до точки в нескольких дюймах над его головой. Края стола почти совмещались с боковыми гранями экрана, поэтому за фигурой просматривались лишь узкие полоски пола и небольшая часть задней стены. Лога походил на рыжего зеленоглазого Будду, который, прожив десяток лет на фабрике мороженого, давно перестал сопротивляться притягательности этого сладкого продукта. И хотя он потерял за последние три недели около двадцати фунтов, его торс по-прежнему бугрился от излишков жировых отложений. Тем не менее, это был радостный Будда. Его лицо сияло от счастья, когда он обратился к своим гостям на эсперанто: --Я только что сделал удивительное открытие! Оно решит проблему...-- Лога замолчал и встревоженно посмотрел направо.-- Извините. Кажется, я что-то услышал. --Вы и Фрайгейт становитесь параноиками,-- проворчал Бертон.-- Мы обыскали башню вдоль и поперек, и ни в одной из 35793 комнат... Экраны мигнули. Фигура Логи дернулась, вытянулась в длину, а затем сжалась до карликовых размеров. Бертон даже удивился. До сих пор он еще ни разу не замечал на экранах каких-либо помех и искажений. Однако через пять секунд изображение вновь стало устойчивым и четким. --Яас? -- спросил Бертон на языке этиков.-- Чем вы так взволнованы? Электронное изображение загадочно мигнуло. Бертон испугался. Он сжал руками подлокотники кресла, и их неподатливая прочность убедила его в реальности происходивших событий. Хотя то, что он видел на экране, казалось абсолютно невозможным. По лицу Логи поползли зигзагообразные трещины. Они тянулись от уголков губ и, пересекая щеки, уходили в волосы. Черные глубокие изломы проникали сквозь кожу и плоть, обнажая полость рта и кости черепной коробки. Бертон вскочил с кресла. --Лога! Что происходит? Трещины побежали по шее, по плечам и рукам, по груди и выпиравшему животу. Кровь брызнула на стол и заструилась по лопавшейся коже. А потом, по-прежнему улыбаясь, Лога начал разваливаться на куски. Он упал на бок справа от стула, и Бертон услышал звук, будто разбилось стекло. Теперь на экране виднелась лишь рука Логи -- вернее, несколько ее частей, похожих на бутылочные осколки с каплями вина. Плоть и кровь пузырились и с шипением превращались в прозрачные лужицы. Бертон оцепенел от ужаса, но крик Логи заставил его вскочить с кресла. --Ай цаб ю! После крика послышался глухой удар, словно на пол упало тяжелое тело. Бертон активировал голосом другие видеокамеры, однако комната Логи оказалась пустой. У стола поблескивали красноватые лужи с останками этика. Англичанин судорожно вздохнул. На стене засветились квадраты экранов, и на них появились изумленные лица остальных семи землян. Темные глаза побледневшей Алисы расширились от испуга. --Дик? Неужели это кричал Лога? Мне показалось, что я узнала его голос! --Ты и сама видела, что с ним произошло! -- ответил Бертон.-- Как же он мог кричать? В то время Лога был уже мертв! Все заговорили, перебивая друг друга, и потрясение оказалось настолько большим, что каждый перешел на свой родной язык. Даже невозмутимый Нур сбился на арабские фразы. --Тихо! -- рявкнул Бертон, вскидывая вверх руки. До него дошло, что он говорит по-английски. Но это не имело большого значения, поскольку его команду поняли все. --Я знаю о происходящем не больше вашего. Однако ясно одно: кто-то пытается ввести нас в заблуждение. Предлагаю всем немедленно собраться у входа в апартаменты Логи. И прихватите с собой оружие! Бертон вытащил из шкафа два небольших лучемета. Еще час назад он мог бы поклясться, что они ему больше никогда не пригодятся. Каждый из лучеметов имел обычную пистолетную рукоятку и толстый ствол, на конце которого располагалась сфера размером с большое яблоко. С экрана донесся голос Алисы: --Неужели этот кошмар никогда не кончится? --Кошмары долго не длятся,-- ответил он. Ее большие темные глаза затуманились, и на заостренном лице появилось отрешенное выражение, которое с некоторых пор выводило Бертона из себя. --Кончай, Алиса! -- резко прикрикнул он.-- Сейчас не время распускать нюни. --Со мной все в порядке,-- ответила она.-- И ты это прекрасно знаешь. --Я еще не встречал таких людей, у которых было бы все в порядке. Бертон направился к выходу, и сенсорные датчики, узнав его, мигнули зелеными огоньками. Тем не менее, дверь оставалась закрытой до тех пор, пока он не произнес на классическом арабском языке особый пароль, означавший "Сезам, откройся!". Примерно в то же время Алиса в своей комнате шептала на английском: --"Кто ты?" -- спросила гусеница". Бертон вышел в коридор, и дверь за ним бесшумно закрылась. Рядом находилось большое кресло из серого металла с мягкой обивкой алого цвета. Как только он опустился на сиденье, спинка плавно изменила форму в соответствии с контурами его тела. Бертон ткнул пальцем в черный центр белого диска, расположенного на левом подлокотнике, и из такого же диска на правом подлокотнике появилась тонкая металлическая рукоятка. Едва он потянул ее на себя, как под массивным остовом вспыхнуло белое сияние. Кресло начало подниматься над полом и зависло на уровне двух футов. Легким движением управляющей рукоятки Бертон развернул транспортное средство в противоположном направлении, а затем, меняя скорость нажатием на черное пятно левого диска, полетел вперед по длинному коридору. Он быстро промчался мимо настенных анимационных картин и присоединился к своим коллегам, которые, ожидая его, парили над полом в летающих креслах. Бертон возглавил отряд и, слегка замедлив скорость, влетел в огромную вертикальную шахту, входное отверстие которой находилось в конце коридора. С легкостью, выработанной в результате большой практики, он поднялся по пологой дуге на следующий уровень, вылетел в другой коридор и через сотню футов остановился у входа в жилище Логи. Мягко опустив кресло на пол, Бертон встал и подошел к двери. Вскоре появились остальные. Встревоженно переговариваясь друг с другом, они неохотно покидали свои транспортные средства. В трехстах футах от шахты коридор пересекался с другим проходом. На поверхности стен и на потолке располагались подвижные картины с имитацией трехмерного пространства. Над головой сияло безоблачное небо. Вдали темнела горная гряда. Джунгли на переднем плане расступались в стороны, и взору зрителей открывалась широкая прогалина, на которой находилась деревушка с дюжиной глиняных хижин. Около домов виднелись фигуры смуглых людей, одетых в просторные одежды, которые индусы носили около 500 года до нашей эры. Неподалеку под деревом сидел стройный юноша в набедренной повязке. Вокруг него собралась дюжина мужчин и женщин, которые с восторгом слушали речи об истинном просветлении. Эта сцена не являлась выдумкой и изображала реального исторического Будду. Фильм был отснят агентом этиков -- одним из тех мужчин и женщин, которые сидели рядом с великим мудрецом. По всей вероятности, видеокамера и система звукозаписи маскировались под видом перстней или бус. И хотя беседа казалась едва различимым бормотанием, словесные команды зрителя могли не только сделать разговор слышимым, но и обеспечить перевод хиндустани на любой известный этикам язык. По особой команде картина могла источать запахи, которые окружали агента во время съемок. Однако зрители обычно предпочитали обходиться без них и имели на то веские причины. Прямо перед Бертоном находился пенек, на котором был нарисован священный символ -- зеленый глаз внутри бледно-желтой пирамиды. В оригинальном фильме этот символ отсутствовал; он лишь отмечал вход в апартаменты этика. --Если Лога заменил пароль для запоров двери, мы просто зря теряем время,-- сказал Фрайгейт.-- Нам никогда не пробраться внутрь. --Но кто-то же к нему вошел,-- напомнил Бертон. --Возможно, вошел,-- добавил Нур. Бертон громко произнес имя этика -- так громко, словно хотел активировать открывающие механизмы силой своего голоса. На стене появилась круговая трещина, достигавшая в диаметре десяти футов. Выделенный круг слегка подался внутрь, потом закрутился колесом и вкатился в широкий паз. Фрагмент картины на нем, не теряя четкости изображения, вращался вместе с поверхностью двери. --Значит, туда мог войти кто угодно! -- вскричала Алиса. --Какая фатальная небрежность,-- согласился Бертон. Смуглый мавр поморщил длинный нос и назидательно сказал: --Человек, проникший в жилище Логи, мог изменить пароль и перенастроить механизмы замка. --Как же это ему удалось? -- спросил Бертон.-- И для каких целей? --А как и для каких целей делались все эти приборы? Бертон осторожно прошел в отверстие, и остальные последовали за ним. Комната представляла собой куб со стороной в сорок футов. Стена за столом сохраняла бледно-зеленую окраску, но на трех других мелькали сцены подвижных картин: на левой демонстрировалась планета, которую этики назвали Миром Садов; на правой -- один из тропических островов погибшей Земли; на передней стене бушевала гроза, снятая на пленку с большой высоты. Темные грозовые тучи клубились, как штормящее море. Стрелы молний беззвучно носились от облака к облаку и исчезали во мгле. Посреди картины, совершенно неуместные на фоне молний и туч, мерцали экраны мониторов. Они по-прежнему показывали комнаты восьми землян. На паркетном полу и полированном столе виднелись красноватые лужицы и мокрые пятна. Бертон повернулся к Фрайгейту: --Надо сделать анализ жидкости. Пусть компьютер определит состав. Американец, недовольно фыркнув, направился к секретеру и начал искать какую-нибудь емкость, чтобы набрать немного жидкости. Бертон несколько раз обошел комнату по кругу, но не обнаружил ничего подозрительного. Его спутники проверили записи других видеокамер, однако тот, кто убил Логу, предусмотрительно отключил всю аппаратуру слежения. Нур, Бен и Терпин приступили к осмотру ближайших помещений. Бертон велел компьютеру показать эти комнаты на экранах. Там никого не было, но поскольку трое его коллег направлялись туда на поиски улик, он хотел, чтобы они оставались под постоянным наблюдением. Убийца превратил Логу в жидкость, так почему бы ему не сделать то же самое и с остальными? Бертон остановился около лужицы на полу и макнул палец в жидкость. Осмотрев кончик пальца, он выпрямился и поднес руку к лицу. --Неужели ты хочешь попробовать это на вкус? -- спросила Алиса. --Сказать по правде, не очень. В каком-то смысле Лога был довольно ядовитым существом. К тому же, это может показаться разновидностью каннибализма... или христианского причастия.-- Лизнув палец, он скривил губы и произнес: -- --Масса мессы обратно пропорциональна вере, возведенной в квадрат. Его поступок не произвел на Алису большого впечатления -- в этом мире ей довелось повидать и более омерзительные вещи. Тем не менее, она поморщилась от отвращения, вызванного, в основном, его богохульными словами. --На вкус, как обычная человеческая кровь,-- добавил Бертон. В комнату вошли Нур, Бен и Ли По. --Мы никого не нашли,-- сказал китаец.-- Убийца исчез словно призрак. --Дик, а что именно прокричал напоследок Лога? -- спросила Афра Бен. --Вряд ли этот крик принадлежал ему. Ты же видела, как он трескался и плавился. Покойники обычно не кричат и ведут себя довольно тихо. --Но я узнала его голос,-- возразила Бен.-- Ладно, давай не будем спорить. Мне просто хочется понять, что означает эта фраза? --"Ай цаб ю." На языке этиков она означает: "Кто ты?" --То же самое спросила и гусеница,-- прошептала Алиса. --На что Алиса в Стране Чудес так и не нашла ответа,-- произнес Бертон.-- Все это смахивает на сумасшествие. Фрайгейт подозвал их к приборной консоли в углу комнаты. --Я поместил образец в прорезь идентификатора и велел компьютеру опознать человека по этим останкам. Вот, смотрите сами. В 1983 году наши криминалисты могли определять только группу крови, но этики... По требованию Фрайгейта все ответы компьютера выдавались на английском языке. На экране появилась надпись. "СУЩЕСТВО ОПОЗНАНО: ЛОГА". Ниже приводились результаты анализа. Вещество, взятое на пробу, имело те же элементы, что и человеческая плоть. Все пропорции совпадали, и единственное отличие заключалось в том, что некогда плотное тело находилось теперь в жидком состоянии. --Я думаю, нам не следует слепо доверять компьютеру,-- произнес Нур. Бертон повернулся и посмотрел на него. --Что ты этим хочешь сказать? --В программу компьютера можно вносить изменения. Кто-то мог сфабриковать результаты анализа и подсунуть их нам как ответ машины. --То есть ты подозреваешь, что это сделал сам Лога? Нур пожал худощавыми плечами. --Или Лога, или тот неизвестный нам человек, который находится в башне. Вспомни, что Питу послышался какой-то шум, когда мы праздновали нашу победу. --Точно! -- воскликнул Бертон.-- Шаги в коридоре! Но Фрайгейт сказал, что это ему только показалось! --А если не показалось? Необходимость в использовании консоли отпала. Диалог с главным компьютером можно было вести в любом месте башни, поэтому Бертон задавал свои вопросы, стоя посреди комнаты. Часть стены перед ним превратилась в овальный экран, и бегущая строка сообщила, что никаких несанкционированных вторжений в жилище Логи не происходило. Это опровергало их предположение об изменении пароля и перепрограммировании дверного замка. --В общем, я того же мнения,-- сказал Бертон.-- Хотя наш предполагаемый незнакомец мог ввести в компьютер и этот ответ. Но если он просчитал даже такой вопрос, тогда... о Боже, мы получили большую проблему! --Я надеялся, что все прояснится само собой,-- бормотал Фрайгейт.-- Я думал, все станет простым и логичным. Хотя кому как не мне знать, что так никогда не бывает.-- Он замолчал, а затем тихо добавил: -- Лога рассыпался на куски, словно Шалтай-Болтай. Но в отличие от него Шалтай-Болтай развалился на части уже после падения. И потом он превратился в воду, как злая Ведьма Запада. Бертон, чья смерть приходилась на 1890 год, не понял последней ссылки. Ему захотелось задать американцу несколько вопросов, но он отложил их до более спокойных времен. Алиса предложила вызвать робота-уборщика, чтобы привести помещение в порядок. Однако Бертон, подумав немного, решил оставить комнату в том виде, в каком они ее нашли. Когда все вышли в коридор, он настроил механизмы замка на слово, известное лишь ему одному, и тщательно закрыл за собою дверь. Отныне, если бы она оказалась открытой... "И что бы ты тогда делал? -- спросил себя Бертон.-- В том-то и дело, что ничего!" Тем не менее, он знал бы, что сюда кто-то входил. --Мы должны притвориться, что поверили ответам компьютера,-- сказал Нур. --Ты считаешь, что он выдает нам ложную информацию? -- спросил Фрайгейт. --Это вполне возможно. --А что ты скажешь по поводу жидкости? -- спросил его Бертон.-- Между прочим, у нее вкус настоящей крови. --Жидкость могли синтезировать в конвертере как ложную улику. Что касается крика Логи, то это, скорее всего, запись, которую воспроизвели для того, чтобы ввести нас в заблуждение. --Но зачем тогда понадобилось убивать Логу в момент общей связи? -- спросила Алиса.-- Разве не логичнее было бы похитить его тайком? Мы бы подумали, что он просто покинул башню и улетел куда-то по своим делам. --А с какой стати ему отсюда улетать? -- вскричал Бертон. --Не забывайте, что послезавтра мы хотели вернуться в долину,-- сказал Ли По.-- Если Лога планировал избавиться от нас, то ему оставалось подождать лишь два дня. Нет, эта жидкость... и вся история... В башне есть кто-то еще. --Значит, нас теперь здесь десять,-- с усмешкой произнес Нур. --Десять? -- удивленно переспросил Бертон. --Считайте сами: мы, плюс неизвестный, который расправился с Логой -- хотя я не представляю, как он это сделал в одиночку; плюс страх. Поэтому нас здесь по меньшей мере десять. Глава 2 --В каком-то смысле мы сейчас как боги,-- сказал Фрайгейт. --Боги, заключенные в тюрьму,-- ответил Бертон. Кем бы они себя ни считали, их унылые физиономии абсолютно не походили на счастливые и самодовольные лики богов. Осмотрев жилище Логи, отряд землян отправился на верхний этаж башни, где в огромном ангаре располагалась стоянка воздушного и космического транспорта этиков. Здесь находилось около двухсот самолетов и кораблей, каждый из которых мог бы доставить людей в любое место долины. Однако для взлета им требовалось раздвинуть створки огромного люка, а компьютер, несмотря на все их приказы, упорно отказывался выполнять эту команду. К сожалению, механизмы люка не имели ручного управления. Таинственный Незнакомец, превративший Логу в жидкость, внес в программу компьютера серьезные изменения. И теперь он контролировал не только транспорт башни, но и все входы и выходы. Отряд землян остановился в углу огромного ангара. Монотонный серый цвет потолка, пола и стен навевал невеселые мысли о тюремных камерах. Перед ними возвышались мощные машины, похожие на блюдца, сосиски и жуков. Они словно замерли в задумчивом молчании, тоскуя о полетах и синему небу. Им тоже хотелось на волю. Но вот только с кем? У противоположной стены, в тысяче футах от них, стояло самое большое космическое судно. Максимальный диаметр сигарообразного пятисотфутового корпуса равнялся двум пятым его длины. Этот корабль использовался для полетов на планету Садов, куда, по словам Логи, надо было лететь около ста лет по земному времени. Этик рассказывал, что благодаря компьютерам и автоматизации кораблем мог управлять любой человек среднего уровня развития, с начальными знаниями в науке и технике. --Итак, у нас возникли серьезные и неотложные проблемы,-- произнес наконец Бертон.-- Мы должны выяснить, кто расправился с Логой, а затем отменить изменения, внесенные в программу главного компьютера. --Все верно,-- сказал Нур.-- Но прежде чем мы займемся этими вопросами, нам не мешало бы узнать свои пределы в работе с искусственным мозгом. Когда воин готовится к бою, он оценивает свои сильные и слабые стороны с той же тщательностью, с какой женщина рассматривает в зеркале лицо. Поступая таким образом, мы одолеем не только силу врага, но и его слабости. --Если только он наш враг,-- добавил Фрайгейт. Остальные посмотрели на него с удивлением. --Он прав,-- заступился за американца Нур.-- Не надо мыслить старыми категориями. Пришла пора научиться новому подходу. --Но кем же еще может быть этот незнакомец? -- спросила Афра Бен. --Не знаю,-- ответил Фрайгейт.-- После всех хитростей и уловок Логи я даже на сотую часть процента не уверен в том, что он действовал на благо людей и поступал с нами по-честному. Этот неизвестный нам человек... мог покончить с ним по вполне обоснованной причине. Хотя... --Если ему мешал только Лога, то теперь незнакомцу не о чем беспокоиться,-- сказал Бертон.-- Но тогда почему он скрывается от нас, как будто боится нашей мести? Неужели он не понимает, что на самом деле мы беспомощны как дети. Нам доступна невероятная технология, однако мы не знаем даже доли своих возможностей. --Это не совсем так,-- возразил Нур.-- К тому же, Пит предлагает другой подход к оценке событий. Тем не менее, его вариант до поры до времени бесполезен, и нам следует считать незнакомца своим врагом, пока мы не убедимся в обратном. У кого-нибудь есть другие предложения? Все молча пожали плечами. --Я целиком согласен с тем, о чем вы говорили,-- произнес Том Терпин.-- Однако мне кажется, что прежде мы должны защитить себя и создать надежную оборону, чтобы случай с Логой не повторился еще раз. --Пожалуй, мы так и поступим,-- сказал Бертон.-- Но если незнакомец может аннулировать любую нашу команду... --Нам надо держаться вместе! -- перебила его Алиса.-- Восемь против одного -- это реальная сила! Мы просто должны не упускать друг друга из виду! --Возможно, ты права,-- ответил Бертон.-- Во всяком случае нам следует обсудить твое предложение. Но сначала я предлагаю покинуть это мрачное и унылое место. Давайте вернемся в мой кабинет. Внутренняя дверь ангара открылась. Они вылетели в коридор и направились к ближайшей вертикальной шахте. Следующий уровень располагался в пятистах футах ниже, и Бертон всю дорогу гадал о том, что могло находиться между двумя верхними этажами башни. В конце концов он решил спросить об этом у главного компьютера. Открыв дверь своим паролем, Бертон пригласил спутников в комнату и приступил к обязанностям хозяина. Часть стены скользнула в паз, и большой складной стол, спрятанный в нише, перенесся в центр зала. Столешница раскрылась в круг, ножки вытянулись и зафиксировались в нужном положении, а затем стол плавно опустился на пол. Восемь человек расставили вокруг него стулья, и Бертон принес напитки, приготовленные конвертером, который преобразовывал энергию в любые материальные предметы. Чуть позже хозяин занял свое место, где мог бы сидеть король Артур, если бы этот круглый стол находился в тронном зале Камелота. Бертон отпил глоток черного кофе и сказал: --Идея Алисы довольно хороша. Однако она предполагает, что мы все какое-то время будем жить в одном помещении. Причем, это помещение не должно быть слишком большим. Я предлагаю перейти в тот многокомнатный номер, который находится около вертикальной шахты. В нем есть десять спален, лаборатория, компьютерный зал и большая столовая. Таким образом мы можем работать, отдыхать и присматривать друг за другом. --А заодно действовать друг другу на нервы,-- добавил Фрайгейт. --Жить так близко от женщин -- это большое искушение,-- сказал Ли По.-- Я ведь могу и не удержаться. --Мы все соскучились по своим подругам, кроме Марцелина и, возможно, Нура,-- отозвался Терпин.-- И знаете, парни, это действительно будет непростой и трудный период! --Между прочим, Алиса в таком же положении,-- сказала Афра Бен.-- Ей тоже нужен мужчина. --Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать мои проблемы,-- резко оборвала ее Алиса. Бертон постучал кулаком по столешнице и сердито прокричал: --Давайте сначала о главном! -- Когда наступила тишина, он тихо добавил: -- Несмотря на все неудобства и стесненность, мы должны выступить общим фронтом и создать сплоченный отряд. Поэтому я предлагаю не тратить время на ерунду, а приступить к разработке конкретных действий. Мы пережили вместе много бед и испытаний. И наша команда не раз справлялась с серьезными затруднениями. К сожалению, среди нас недавно возникли некоторые трения, но мы должны переступить через свои гордость и амбиции, поскольку, сражаясь в одиночку, нам не выжить в битве с опытным и хитрым противником. Есть ли такие, кто против предложенного сотрудничества? --Но ведь любой, кто будет настаивать на жизни порознь, тут же навлечет на себя всеобщее подозрение,-- напомнил Нур. Бертон вновь ударил кулаком о стол, прерывая возникший ропот. --Я понимаю, что никому из вас не нравится эта толчея в небольшом и закрытом пространстве. Однако мы терпели и худшее. Все зависит только от нас самих. Чем больше будет вклад каждого в общее дело, тем быстрее мы вернемся к своим личным интересам. Алиса нахмурилась, и он понял, о чем она подумала. После их финального разрыва она избегала его общества, как только могла. И вот теперь... --Считайте, что вас сажают в лучшую тюрьму, какая только есть в двух мирах,-- пошутил Фрайгейт. --Тюрьма всегда остается тюрьмой, какой бы хорошей она ни была,-- ответил Терпин.-- Слушай, Пит, а ты когда-нибудь сидел по-настоящему? --Только один раз в жизни,-- ответил Фрайгейт.-- Да и то несерьезно. Бертон знал, что Питер говорил неправду. Фрайгейт оказывался в тюрьмах Мира Реки несколько раз -- включая, мучительное рабство у Германа Геринга. Впрочем, он опять мог ссылаться на какую-то метафору, о которой Бертон ничего не слышал. Фрайгейт был любителем метафор и веселых каламбуров -- изворотливый остряк и милый лжец, который, оправдывая себя, обычно цитировал фразу Эмили Дикинсон: "Успех в потоке лжи". Хотя порою он говорил о себе, как о "писаке, который за неимением нужных слов описывает реальность тем, что привычно умещается в руке". --Ладно, капитан, что мы будем делать дальше? -- спросил Фрайгейт. Прежде всего они решили осмотреть свои новые апартаменты и перенести туда вещи, которые считали необходимыми. Чтобы не расходиться по одному, осмотр проводили вместе, по ходу дела выбирая себе спальные комнаты. Алиса облюбовала самую дальнюю от Бертона комнату, и тот лишь свирепо усмехнулся, узнав, что рядом с ней поселится Питер Фрайгейт. Американец никогда не скрывал своей влюбленности в Алису Плэзнс Лидделл Харгривз, и его безответное чувство считалось в их группе общеизвестным фактом. Между тем он влюбился в нее еще в 1964 году, когда, просматривая книгу о Льюисе Кэрроле, увидел две ее фотографии в возрасте десяти и восемнадцати лет. Позже Фрайгейт написал мистический рассказ "Валет червей", в котором тридцатилетняя Алиса изображалась в роли детектива-любителя. В 1983 году он организовал сбор публичных пожертвований для установления монумента на семейном кладбище Харгривзов в Линдхарсте, где находилась ее неприметная могила. Однако времена тогда были тяжелые, сбор дал лишь незначительную сумму, а потом Фрайгейт умер, так и не дождавшись завершения проекта. Тем не менее, он надеялся, что теперь над могилой Алисы возвышалось мраморное изваяние, на котором она изображалась сидящей за чайным столом в одной компании с Мартовским Зайцем, Соней и Болванщиком. Выше нее светило только солнце и сияла улыбка Чеширского Кота. Встреча с реальной Алисой еще больше разожгла его любовь, вопреки тому, что могли бы ожидать циники. Чувства, навеянные грезами, обрели телесную основу, но он и словом не обмолвился о своей страсти ни самой Алисе, ни Бертону. Фрайгейт уважал и любил этих двух людей так сильно, что боялся необдуманным поступком бросить тень на их статус и честь. Тем более что Алиса не проявляла к нему ни малейшего расположения, хотя, в принципе, это ничего не значило, поскольку она в подобных случаях предпочитала скрывать свои чувства. В ней уживались две противоречивые личности -- Алиса на людях и Алиса в личной жизни. Возможно, существовала и третья персона, но о ней она ничего не знала и не желала знать. Несмотря на тревогу, вызванную утренними событиями, они обустроились на новом месте еще за два часа до ленча. Решив не выдвигать из ниши приборную панель, Бертон велел компьютеру воспроизвести экран и клавиатуру на голой стене. При желании он мог бы затребовать их на полу или на потолке, но это создало бы только дополнительные трудности. Кроме того, на полу лежал толстый ковер, который несведущий человек посчитал бы персидским или сирийским. Его смоделировали в Мире Садов, после чего информационная копия была отправлена в башню, где главный компьютер воспроизвел оригинал в масс-энергетическом конвертере. Экран возник на ближайшей стене -- примерно на уровне лица. Если бы Бертон ходил по комнате, изображение следовало бы за ним, перемещаясь на другие стены. Назвав имя и идентификационный код Логи, Бертон потребовал указать то место, где находилось живое тело этика. Компьютер тут же ответил, что его тело, как таковое, нигде не обнаружено. --Значит, он все-таки умер! -- прошептала Алиса. --Где информационная копия, снятая с тела Логи? -- спросил Бертон. Чтобы просканировать тридцать пять миллиардов записей, хранившихся в глубинах башни, компьютеру потребовалось всего лишь шесть секунд. --Оно не обнаружено. --О, мой Бог! -- воскликнул Фрайгейт.-- Неужели его запись стерли? --Необязательно,-- ответил Нур.-- Компьютер мог дать нам такой ответ по указанию незнакомца. Если мавр был прав, опрос компьютера не имел никакого смысла. Тем не менее, Бертон задал еще один вопрос: --Кто-нибудь может приказать тебе не подчиняться последним приоритетным командам? Нур засмеялся. Фрайгейт покачал головой и тихо произнес: --Ну, ты, парень, и даешь! На экране появился ответ: "НЕТ". --Я приказываю тебе считать все мои будущие команды приоритетными,-- продолжал Бертон.-- С настоящего времени все предыдущие команды отменяются. "ОТКАЗАНО. НЕФУНКЦИОНАЛЬНО". --Кто имеет право на изменение директив и команд?--спросил Бертон. "ЛОГА. КГР-12У-373-Н". --Но Лога мертв! Надпись на экране не изменилась. --Можешь ли ты подтвердить, что Лога мертв? -- повторил Бертон. "ОТВЕТ ВНЕ ОБЛАСТИ ПАМЯТИ". --Кто может командовать тобой во время отсутствия Логи? На экране появились имена восьми людей и их идентификационные коды. Ниже каждого имени мигала надпись: "ДОСТУП ОГРАНИЧЕН". --И насколько же нас ограничили? Ответа не последовало, поэтому Бертон сформулировал вопрос по-другому. --Укажи пределы доступа для восьми операторов, список которых ты только что представил. Экран потемнел и через шесть секунд заполнился перечнем команд, которые компьютер соглашался принимать от каждого из них. Мерцающие буквы оставались на стене около минуты. Через шестьдесят секунд новая страница текста сменилась следующей, и к тому времени, когда на экране появилась строка под номером 89, Бертон понял, к чему привело его указание. --Это может продолжаться часами,-- сказал он остальным.-- Машина выдает нам подробный список всех доступных команд. Приказав остановить показ, Бертон велел компьютеру отпечатать перечень в восьми экземплярах. --Я даже не смею спрашивать о списке запретов. Боюсь, он может оказаться бесконечным. Бертон потребовал проверить все 35793 помещения, и через пару минут компьютер доложил, что, кроме восьми землян, в башне не обнаружено ни одного живого существа. Как, впрочем, и мертвого тоже. --Однако мы знаем, что Лога имел несколько тайных убежищ, незарегистрированных в памяти компьютера,-- задумчиво произнес Бертон.-- Он о них почти ничего не говорил, но одна из этих комнат нам все же известна. Вот только где искать остальные? --Ты думаешь, что незнакомец прячется в одной из них? -- спросил Нур. --Не знаю. Во всяком случае, это вполне возможно. Надо попробовать найти его тайные норы. --Мы можем сравнить реальные размеры башни с теми параметрами, которые указаны на схемах,-- сказал Фрайгейт.-- Но, мой Бог! Такая работа займет несколько месяцев, и комнаты могут оказаться настолько хитро запрятанными, что мы их все равно не найдем. --Кроме того, это почти также интересно, как очистка плевательниц,-- добавил Терпин. Устроившись на круглом стуле у большого пианино, он начал наигрывать "Рэгтайм ночных кошмаров". Бертон подошел к нему и встал рядом. --Нам очень нравится слушать твою игру,-- сказал он, хотя на самом деле его раздражала музыка подобного типа.-- Но сейчас мы обсуждаем жизненно важный вопрос, в буквальном смысле этого слова. Теперь не время развлекаться и переключаться на что-то другое. Нам необходим ум каждого из нас. Иначе мы все можем погибнуть из-за того, что кто-то не принял участия в обсуждении. Руки Тома продолжали бегать по клавишам, как два больших паука. Он взглянул на Бертона, и его губы растянулись в улыбке. Долгое, утомительное и опасное путешествие уменьшило вес музыканта до ста семидесяти пяти фунтов. Однако, попав в башню, он упорно поглощал еду и спиртное, и теперь его лицо снова сияло, как полная луна. Большие зубы казались ослепительно белыми на фоне темной кожи, которая, кстати, выглядела немного светлее, чем у самого Бертона. Темно-коричневые волосы не завивались маленькими кольцами, а ниспадали на плечи волнами. На Земле он мог бы сойти за белого, но вместо этого предпочел остаться в черном мире американских негров. "Я простой ниггер, которого вы можете пнуть, когда захотите,-- как он иногда шутил, говоря о себе.-- И даже в Хорошей Книге сказано, что, если белая нога бьет по черной заднице, в этом нет никакого греха, ибо то творится лишь пользы ради". После этого он обычно заливался веселым смехом, совершенно не заботясь о том, как относился к его словам собеседник. --Мне показалось, что легкое музыкальное сопровождение лишь украсит ваши умные речи. Сам-то я не очень рассудителен. --У тебя прекрасные мозги, и они нам могут здорово помочь,-- ответил Бертон.-- Кроме того, в нашей маленькой армии на счету каждый солдат. Если мы начнем разбредаться по углам, игнорируя реальную опасность, наш отряд превратится в дезорганизованную толпу. --А ты, значит, будешь нашим командиром, верно? -- с усмешкой спросил Терпин.-- Ладно, парень, ты меня убедил. Резко оборвав мелодию, он убрал руки с клавиш и поднялся. --Веди нас, славный Макдафф. Подавив вспышку гнева, Бертон отошел к столу. Терпин следовал за ним по пятам, вероятно, строя за его спиной смешные гримасы. Как только Бертон остановился у кресла, музыкант самодовольно занял свое место и с улыбкой уставился в потолок. --Я предлагаю отложить обсуждение ситуации до того момента, когда мы все ознакомимся с содержанием списка,-- произнес Бертон, указывая на устройство, которое складывало и брошюровало листы, вылетавшие из прорези в стене.-- Мы можем составить реальный план действий только после того, как поймем свои возможности и ограничения. --На это уйдет немало времени,-- сказал де Марбо.-- Похоже, здесь даже не книга, а целая библиотека. --Тем не менее, нам придется с ней ознакомиться. --Ты говоришь об ограничениях, и в этом есть резон,-- произнес Нур.-- Но даже при ограниченном доступе к компьютеру мы обладаем огромными силами, которые не снились даже величайшим королям Земли. Такие силы создают большие возможности, и потому их следует рассматривать как собственную слабость. Они будут подталкивать нас к злоупотреблениям и небрежности. И я молю Бога, чтобы нам хватило твердости противостоять их соблазнам. --В каком-то смысле мы действительно подобны богам,-- сказал мечтательно Бертон.-- Люди, наделенные божественными силами, или, вернее, полубоги. --Полудурочные боги,-- поправил его Фрайгейт. Бертон взглянул на него и с улыбкой сказал: --Мы через многое прошли на Реке, и она молотила нас, как зерно, отсеивая мякину. Я надеюсь, нам удастся одолеть и это испытание. Хотя... поживем -- увидим. --Поэтому ищите врага не среди чужаков, а в самих себе,-- подытожил Нур. И смысл его слов был понятен каждому. Глава 3 Древнегреческий философ Гераклит утверждал, что судьбу определяет характер. Бертон вспомнил об этом, расхаживая взад и вперед по своей спальне. Впрочем, Гераклит немного ошибался, поскольку, несмотря на бесспорное своеобразие, характер каждого человека формировался под влиянием окружения. Любое окружение тоже являлось уникальным, и каждое место во вселенной по-своему отличалось от других. Более того, характер человека можно было рассматривать как часть среды его обитания. Таким образом, судьбы людей зависели не столько от их характера, сколько от частных возможностей и воздействий окружения, которое включало в себя и весь человеческий род. Эго человека содержало в себе память о каждом месте, в котором тот когда-либо обитал. В каком-то смысле эти воспоминания состояли из более плотной эктоплазмы, и поэтому именно они определяли направления и пути, по которым двигался их передвижное обиталище, то есть человек, считавший себя независимым. Еще один мудрец, на этот раз еврей, сказал, что "нет ничего нового под солнцем". Древний проповедник никогда не слышал об эволюции и не знал, что под этим самым солнцем время от времени возникали все новые и новые виды. Кроме того, он не учитывал уникальности каждого новорожденного ребенка -- существа доселе невиданного под солнцем и луной. Как и все мудрецы, Проповедник говорил лишь полуистины. И все же, он сказал правду, заявив, что есть время для действия и время для бездействия. Хотя некоторые греческие философы не согласились бы с ним, настаивая на том, что бездействие уже само по себя является действием. Философские разногласия греков и евреев определялись их отношением к миру. Гераклита интересовала абстрактная этика, а Проповедника -- ее практическое приложение. Первого озадачивал вопрос "почему", второго -- вопрос "как". Бертон решил, что в этом мире проще жить под лозунгом "как". Но для понимания всего потенциала человечества им требовалось исследовать "как" и "почему". Отбросив второе, они вели бы себя неверно и с первым. Вместе с семью другими землянами он пробрался в башню, возведенную на полюсе посреди северного моря. Этот огромный водоем, диаметром в шестьдесят миль, окружала горная гряда, высота которой достигала двадцати тысяч футов. Великая Река, впадая в море, отдавала ему почти все свое тепло, а затем вытекала с другой стороны, чтобы вновь продолжить свой бег по планете. Густой туман, подобный мгле у входа в ад, скрывал башню до самой вершины, несмотря на то что она возносилась на десять миль от поверхности моря. Основание башни находилось ниже вод -- глубоко под землей на уровне пяти-шести миль. Центральная шахта башни вмещала в данный момент несколько миллиардов ватанов. Этот термин, обозначавший искусственные души, этики заимствовали у существ, которые исчезли миллионы лет назад. Неподалеку от башни, глубоко под землей, располагались огромные помещения, где хранились записи тел тридцати пяти миллиардов землян, которые жили между 100000 годом до нашей эры и 1983 годом от Рождества Христова. Когда в этом мире умирал кто-нибудь из людей, главный компьютер направлял соответствующую запись в конвертер, и тот воспроизводил воскрешенное тело на берегу Реки. Ватан, или невидимая синтетическая душа, которая содержала в себе все, что делало человека чувствующим существом, притягивалась к телу, как железо к магниту. В момент их соединения мужчина или женщина, умершие сутки назад, оживали. Из тридцати пяти миллиардов людей Бертон умирал, пожалуй, чаще всех. Как человек, переживший семьсот семьдесят семь смертей, он мог бы считать себя рекордсменом. Лишь несколько других отчаянных храбрецов вели на Земле и в Мире Реки такую же активную жизнь, как он. Ему явно недоставало триумфов и сладких мгновений, но зато с избытком хватало неудач и тревог. И хотя он любил говорить, что плохого и хорошего случалось с ним поровну, книга его жизни писалась, в основном, красными чернилами, то есть цветом крови. Весы его судьбы все время склонялись в сторону бед, но, несмотря на это, он отказывался объявлять себя неудачником. Бертон и сам не знал, что заставляло его сражаться и цепляться за жизнь. Возможно, он все еще надеялся выправить судьбу и внести в нее провозглашенное равновесие. А что потом? Он даже представить не мог своего будущего. Однако это "что потом?" питало пламя его свечи. И вот, после сотен воскрешений, подгоняемый силами, которые ускользали от его понимания, Бертон оказался в огромной башне на вершине мира. Насколько он знал, это здание воздвигли для того, чтобы дать землянам какой-то шанс бессмертия -- не физической вечности, а возвращения к Творцу или, вернее, растворения в том, что породило их сознание. Создатель, если таковой действительно имелся, по каким-то причинам не наделил разумные существа бессмертными душами. На самом деле это понятие, которое так долго фигурировало в религиях, оставалось прекрасной мечтой, то есть желанным, но нереальным явлением. Однако разум превратил сказку в быль, и этики создали души. По правде говоря, Бертон и другие земляне не возражали против их проекта. Людей возмущало лишь тот факт, что у них не спросили согласия. Этики никому не оставили выбора. Нравилось это человеку или нет, он все равно становился Лазарем. Более того, ему никто не объяснял причин и способа воскрешения. По словам Логи, им просто не хватило бы времени для таких предварительных бесед. Если бы, к примеру, тысяча их агентов тратили по часу на опрос тысячи человек, то на все мероприятие потребовалось бы тридцать пять миллиардов часов. При увеличении числа агентов до пятидесяти тысяч на подобные интервью ушло бы полмиллиона часов. Причем, их людям пришлось бы работать по двадцать четыре часа в сутки примерно пятьдесят семь лет. А что бы изменил подобный опрос? Почти ничего. От воскрешения отказалось бы, максимум, десять или двенадцать миллионов. Даже такой пессимист, как Сэм Клеменс, не задумываясь, выбрал бы жизнь, несмотря на свои заверения, что он нуждается лишь в вечном покое и безмолвии смерти. Ему наверняка захотелось бы взглянуть на другую планету, условия которой отличались от земных, а сотня различных доводов заставила бы его изменить свои взгляды на тщетность и суетность существования. То же самое касалось и всех других людей, которые по тем или иным причинам считали, что их жизнь на Земле была неудачной, жалкой и недостойной воспоминания. --Нам приходилось рассматривать все человечество как однородную массу,-- рассказывал Лога.-- Иначе мы просто не управились бы с таким количеством людей. Тем не менее, я настоял на нескольких исключениях, одним из которых стал ты. Много лет назад мы дали тебе возможность увидеть тела людей перед их воскрешением, и твой рассказ положил начало первому мифу в истории Мира Реки. Чуть позже наш человек посетил канадца Ла Виро и поделился с ним сведениями, на основе которых возникла Церковь Второго Шанса. Ее миссионеры, распространяя учение, раскрывали людям некоторые истины относительно их нового положения. Они ставили акцент на этических причинах воскрешения в этом мире и утверждали, что только духовное и моральное развитие личности может привести человека к окончательной свободе и бессмертию. --Почему же вы сами не сказали нам правду? -- спросил его Бертон. И прежде чем Лога заговорил, он уже нашел ответ на свой вопрос. --А-а, понимаю! По той же причине, по которой вы не могли провести предварительный опрос. --Все верно. Но даже если бы мы появились в долине и рассказали вам об истинном положении дел, нам поверило бы только несколько процентов от общего числа людей. Более того, наши учения были бы извращены и по этой причине отвергнуты почти каждым человеком. Я не спорю, данный подход имел свои плюсы и минусы. Тем не менее, мы считали его наилучшим, поскольку помнили об ошибках, совершенных нашими предшественниками во время таких же процедур на других планетах. Помимо прочего, в День Воскрешения нам пришлось бы говорить с землянами на сотне тысяч языков, но и тогда нас многие просто бы не поняли. Весть об истинном пути развития разошлась по Миру Реки лишь после того, как Церковь Второго Шанса сделала эсперанто общим языком планеты. --Я даже боюсь спрашивать о предыдущих проектах...-- замялся Бертон.-- Но все-таки скажи, какой вы имели там процент "продвинувшихся". --В Мире Садов он составил три четверти от числа перенесенных туда людей,-- ответил Лога.-- Оставшуюся четверть... Одним словом, их записи были изъяты из памяти компьютера, когда отведенный им период подошел к концу. --Они умерли, или их убили? -- спросил Бертон. --Многие из них действительно убили друг друга или покончили жизнь самоубийством. --Многие, но не большинство. Я правильно тебя понял? Лога пропустил это замечание мимо ушей. --Всего в предыдущих проектах на стадию "продвижения" перешла одна шестнадцатая часть воскрешенных. Я имею в виду взрослых, а не детей. Каждый из этих проектов имел, по крайней мере, две фазы. Здесь мы оживили сначала тех, кто умер до 1983 года. Второй и заключительной фазой должна была стать работа с оставшейся частью человечества. --Но после твоего вмешательства первая фаза растянется на более долгий срок, чем планировалось в начале эксперимента,-- напомнил Бертон. --Мне кажется... Я уверен, что процент "продвинувшихся" будет намного выше, если воскрешенным дать больше времени. Я не мог примириться с духовной гибелью, на которую обрекались миллиарды претендентов, и, чтобы отсрочить их смерть, мне пришлось стать отступником и убийцей. Я предал своих товарищей, приговорив себя к тому, что уже никогда не буду "продвинувшимся". И моим единственным оправданием является тот факт, что я сделал это из любви к людям. В физическое воскрешение верили и христиане и мусульмане. И вот оно действительно наступило. Однако замысел этиков больше соответствовал буддизму -- они добивались слияния души с Всесущим Первоначалом. Во время того разговора Лога уловил ход его мыслей и с улыбкой спросил: --Скажи мне, Дик, только честно... Неужели ты действительно не веришь, что можешь стать "продвинувшимся"? Неужели надежды на это нет даже в самом сокровенном уголке твоего ума? Бертон с удивлением посмотрел на Логу и, помолчав, задумчиво ответил: --Вера есть, но не в то, о чем ты говоришь. Я просто не могу принять такие вещи, как переход на новый уровень бытия. Кроме того, нет никаких доказательств, что стадия "продвижения" существует. --Она существует, Дик! Когда разумное существо умирает, достигнув особой стадии -- давай назовем ее добротой, а не этическим совершенством,-- наши приборы больше не воспринимают его ватан, или то, что вы считаете душой. --Это означает только исчезновение ватана,-- произнес Бертон.-- На самом деле ты не знаешь, что с ним происходит дальше. --В конце концов мы снова возвращаемся к вере, не так ли? -- с улыбкой спросил Лога. --На Земле я часто видел, к чему приводит слепая вера, но это были, в основном, неприятные впечатления,-- ответил Бертон.-- И вообще, почему бы нам не предположить, что ватан просто истощается? Каждая искусственная вещь имеет свой предел, и вряд ли ватан отличается в этом отношении от природных явлений. Кроме того, он может представлять собой какую-то особую и неизвестную нам форму материи. Почему же тогда не допустить, что ее видоизменение выходит за допустимые пределы вашей измерительной аппаратуры? --Пойми, ватан действительно может переходить на другой уровень бытия! -- настаивал Лога.-- И он может сливаться с Неопознаваемым! Как, например, ты объяснишь, что ватан исчезает только тогда, когда его обладатель достигает высшей стадии этического продвижения? Почему остальные существа могут умирать хоть каждый день, а их ватаны всегда возвращаются в воскрешаемые тела? --Здесь могут быть объяснения, о которых ты даже не подозреваешь. --Сотни тысяч умов, более великих, чем наши, пытались найти другое объяснение! Но им не удалось этого сделать! --Всегда может найтись умник, который сделает то, что не удалось другим. --И все же тебе теперь придется полагаться на веру,-- сказал Лога. --Нет. Я буду полагаться на исторический опыт, логику и свои возможности. Лога расстроился. Его глубокая вера в этический путь развития не допускала никаких сомнений, но он тревожился о том, что Бертон может упустить свой шанс и не выйти на стадию "продвижения". И вот теперь оказалось, что на эту стадию не вышел сам Лога. Его телесная матрица была уничтожена, и он потерял любую возможность добиться финальной цели. Хотя вся вина за такой печальный конец ложилась на него самого. Если бы Лога не менял сроки проекта, его жизни ничто бы не угрожало, а матрица, записанная в памяти компьютера, гарантировала бы ему дальнейшее продвижение к тому мистическому событию, которое называлось "Великим продвижением". Незнакомец, осудивший Логу на смерть и забвение, мог оказаться этиком, который уцелел во время массового убийства, когда Лога расправлялся со своими коллегами. Но почему тогда этот праведный мститель по-прежнему скрывался от землян? Неужели он их боялся? Или просто выжидал благоприятный момент, чтобы перестрелять их по одиночке и отправить в долину, где они больше не будут мешать выполнению первоначального проекта? При полном контроле над работой компьютера этот человек мог сделать с восемью землянами что угодно. Но, возможно, его оборона имела какой-то изъян, о котором гости башни пока ничего не знали. Пока! И значит, незнакомец не будет рисковать. Он попытается избавиться от них как можно быстрее. А что если исчезновению Логи способствовал один из них? Или двое, что более возможно? Едва Бертон подумал об этом, как на экране появилось лицо Нура. --Я хотел бы поговорить с тобой,-- произнес мавр. Бертон велел компьютеру наладить двустороннюю связь и встревоженно спросил: --Что случилось? Зеленый тюрбан мавра свидетельствовал о том, что его владелец совершил паломничество в Мекку. Конечно, выбор цвета мог оказаться случайным, но Нур был не из тех людей, которые относились к таким вещами небрежно. Его длинные черные волосы ниспадали на худощавые коричневые плечи. На узком лице застыла напряженная улыбка. --Как я и ожидал, программа воскрешения Моната, всех этиков и их агентов по-прежнему задерживается. Однако случилось нечто непредвиденное и важное! Он замолчал и посмотрел на Бертона. --Так говори же! Не томи! -- вскричал тот. --Три недели назад Лога пообещал нам начать воскрешение восемнадцати миллиардов человек, чьи телесные матрицы дожидались этого. Мы все считали, что он действительно отдал такой приказ. Но это не так! По той или иной причине Лога изменил свое решение. Возможно, он хотел дождаться момента, когда мы покинем башню. В любом случае компьютер не воскресил еще ни одного человека. На секунду Бертон потерял дар речи. Оправившись от изумления, он быстро спросил: --Сколько там этих телесных матриц? --В данный момент 18001337199. Хотя нет... Теперь еще на восемь человек больше. --Мне кажется, ты... Как это часто случалось и прежде, Нур уловил его мысль с полуслова. --Да. Я убежден, что главный компьютер находится в подчинении незнакомца. Именно он и возобновил задержку воскрешения. --Подумать только! Еще три недели назад мы считали, что долгая и тяжелая битва подошла к концу. Но вот мечты рассеялись, как дым. И с этих пор все наши проблемы могут иметь только личный характер. Нур ничего не ответил. --Ладно,-- хрипло произнес Бертон.-- Прежде всего мы должны проверить друг друга на "детекторе лжи". Пока мы не убедимся в надежности каждого из нас, все предположения о существовании незнакомца будут, мягко говоря, необоснованными. --Это не понравится нашим друзьям,-- с усмешкой сказал Нур. --Но такой шаг диктует логика! --Людям не нравится логика, когда она беспокоит их и становится опасной,-- ответил Нур.-- Однако нашим друзьям придется подчиниться и согласиться на проверку. Они не захотят попасть под подозрение. Глава 4 Если человек не лгал, а говорил только правду, тест давал положительный результат. Если же человек лгал даже для того, чтобы выразить истину, результаты были отрицательными. Несмотря на различие ответов, все восемь доказали свою непричастность к исчезновению Логи. Каждый из них по очереди входил в небольшую комнату с прозрачными стенами и отвечал на вопросы Бертона или Нура. Электромагнитное поле, генерируемое внутри кубического помещения, выявляло ватан опрашиваемого человека, который крепился к макушке нитью алого света и парил над его головой. Сияющая сфера ватана раздувалась и сокращалась, вращалась, скручивалась в жгут и переливалась радугой ярких красок. Она сопутствовала телу с момента воскрешения и не оставляла его до самой смерти. Эта невидимая часть содержала в себе все, что делало человека чувствующим существом, дублируя содержание мыслей и наделяя разум тела так называемым самосознанием. Бертон проходил тест первым и, как ему казалось, правдиво отвечал на вопросы Нура. --Ты родился в Англии в городе Торки 19 марта 1821 года? --Да,-- ответил Бертон, и в тот же миг компьютер сделал снимок его ватана. --Когда и где ты умер в первый раз? --Я умер в Триесте воскресным днем 19 октября 1890 года. Эта часть Италии в ту пору принадлежала Австро-венгерской империи. Компьютер сделал еще один снимок и сравнил обе фотографии. Вся процедура проверки проходила так же, как много лет назад, когда Бертона допрашивал Совет Двенадцати. Нур взглянул на экран дисплея и сказал: --Твой ответ подтверждает, что ты убежден в своих словах. Но как нам узнать, насколько он верен? Здесь и коренился один из недостатков теста -- если человек верил в правдивость своих слов, ватан указывал, что он говорил правду. --Пока все точно,-- произнес Фрайгейт.-- Я читал биографию Дика, когда жил на Земле. --Ты когда-нибудь обманывал других людей? -- спросил Нур. --Нет,-- с усмешкой ответил Бертон. На поверхности ватана возникла черная извилистая полоса. --Субъект говорит неправду,-- сообщил Нур компьютеру. На экране появилась надпись: "ПРЕДВАРИТЕЛЬНО ПОДТВЕРЖДАЮ". --Ты когда-нибудь лгал другим людям? -- еще раз спросил Нур. --Да. Черная полоса, похожая на молнию, исчезла. --Это ты способствовал исчезновению Логи? --Нет. --Ты знал о том, что кто-то планирует уничтожить Логу? --Я ничего об этом не знал. --Пока твоя искренность не вызывает сомнений,-- сказал Нур, взглянув на экран.-- Ты догадываешься о том, кто мог убить Логу? --Нет. --Ты рад, что Лога исчез? --Вот же дьявол! -- воскликнул Бертон. Он мог видеть на экране изображение своего ватана. При последнем вопросе тот засиял оранжевым цветом, который на миг перекрыл все остальные оттенки. --Ты не должен задавать такие вопросы! -- сказала Афра Бен. --Да, черт возьми, здесь ты перегибаешь палку! -- возмущенно добавил Бертон.-- Нур, ты такой же негодяй, как и все другие суфии! --Итак, ты рад исчезновению Логи,-- спокойно констатировал Нур.-- Я это подозревал. Но твои чувства разделяют многие. Когда мы поменяемся местами, ты смело можешь задать мне этот вопрос. Возможно, где-то глубоко в своем животном уме я тоже рад его смерти. --Ты, наверное, хотел сказать, в подсознании,-- шепотом поправил его Фрайгейт. --Как его ни называй, суть одна и та же -- животный ум. --А я не понимаю, чему здесь можно радоваться,-- сказала Алиса. --Так уж и не понимаешь? -- язвительно вскричал Бертон. Алиса отшатнулась и поспешно отошла в сторону. Доказав свою непричастность к убийству, Бертон вышел из стеклянного куба и приступил к допросу Нура. Когда мавр очистил себя от подозрений, в комнату с прозрачными стенами вошла Алиса. Бертон не осмелился спрашивать ее о чувствах, вызванных смертью Логи. Но он сомневался, что гибель этика доставила ей какую-то радость. Скорее всего, она еще не задумывалась об огромных возможностях, которые сулила им башня, иначе ей стало бы ясно, почему некоторые из ее спутников к своему стыду находились в приподнятом настроении. Когда остальные поочередно ответили на предложенные вопросы, Нур покачал головой и бесстрастно сказал: --Во время допроса Лога тоже прошел этот тест, хотя он лгал налево и направо, словно заправский дипломат. Возможно, один из нас знает, как управлять своим ватаном? --Я в это не верю,-- ответил Терпин.-- Чтобы обмануть тестирующие устройства, необходимы навыки и знания, которых у нас нет. Нам не удалось изменить ни одной команды в компьютере. Так что уж тут говорить об управлении ватаном! Я думаю, мы просто теряем время, оскорбляя друг друга беспочвенными подозрениями. --Если я тебя правильно понял, ты сетуешь на то, что мы недостаточно умны,-- сказал Нур.-- Однако это не совсем верно. Мы умны и сообразительны, но нам не хватает определенных знаний. --Об этом я и говорил. Мы пока еще тут ничему не научились. --Три недели -- это большой срок,-- произнес Бертон.-- За такое время усердный человек мог многое узнать от главного компьютера. --Я не верю во всю эту чепуху,-- ответил Терпин.-- Компьютер не стал бы учить тому, как хитрить и переделывать команды Логи. --Мы можем пройти сканирование наших мыслей за последние три недели,-- сказал Фрайгейт.-- Оно займет много время, но, возможно, ответит на некоторые вопросы. --Нет, я не согласна! -- страстно возразила Алиса.-- Это осквернение чувств, еще более мерзкое, чем изнасилование! Мне даже противно думать о таких вещах. И я не позволю рыться в своих мыслях! --Мы понимаем ваши страхи,-- сказал Нур.-- Но... Компьютер мог отобразить их воспоминания в виде непрерывного фильма, который прокручивался бы в обратном направлении вплоть до момента зачатия. Процесс имел некоторые ограничения, поскольку мысли воспроизводились на экране как неопределенные образы и символы. Кроме того, память вела селекцию событий и часто исключала информацию, которую считала неважной для человека. Тем не менее, такой пересмотр отражал почти все, что субъект проверки видел, говорил и слышал. При желании особые устройства передавали зрителю запахи, вкусовые и тактильные ощущения, а также эмоциональный настрой, которой присутствовал в воспоминании. --Я не хочу, чтобы вы рассматривали меня, сидящую на унитазе,-- продолжала возражать Алиса. --Никто из нас не хочет видеть там ни тебя, ни себя,-- ответил Бертон и смущенно засмеялся. Его смех напоминал шлепание камня, который прыгал по воде. --Каждый из нас время от времени издает интимные и порою неприличные звуки, а некоторые, возможно, занимаются онанизмом от тоски. Я думаю, Марцелин и Афра тоже будут против демонстрации их ратных подвигов в постели. Но нам и необязательно на все это смотреть. Мы прикажем компьютеру выбирать для просмотра только то, что нас интересует, а все остальное будет опущено как ненужный материал. --Это пустая трата времени,-- сказал Фрайгейт.-- Судя по предыдущим действиям незнакомца, он наверняка предусмотрел сканирование воспоминаний. --Я согласен с тобой,-- ответил Бертон,-- хотя наши мнения редко совпадают. Тем не менее, нам надо провести эту рутинную процедуру на тот случай, если убийца Логи понадеялся, что мы сочтем ее бесполезной. --Он не стал бы так рисковать,-- возразил Ли По. --И все же я настаиваю на просмотре воспоминаний,-- сурово произнес Бертон.-- Нам придется выполнить его, если мы не хотим и дальше подозревать друг друга. --Никакое сканирование доверию не научит,-- угрюмо проворчал Фрайгейт.-- Впрочем, если это так необходимо... Поначалу проверку решили проводить одновременно в восьми кубах. Однако возник вопрос: кто будет присматривать за каждым из них, чтобы предполагаемый злоумышленник не внес в компьютер очередные изменения и не скрыл факты, касавшиеся убийства Логи? Предложив поочередное тестирование, Бертон первым прошел процедуру. Компьютеру понадобилось три часа, чтобы просканировать его воспоминания за последние три недели. На протяжении всей проверки экран оставался пустым. Такой же результат показало сканирование и остальных семи землян. Последним кубическую комнату покинул Ли По. Поскольку проверка заняла двадцать пять часов, большинство ее участников успели выспаться и отдохнуть. Бертон и Нур наблюдали за процедурой от начала до конца. Когда они решили отправиться спать, остальные уже вышли в общий зал. Прежде чем удалиться в свою спальню, Бертон сделал все возможное, чтобы предотвратить вторжение из коридора. --Наш неизвестный противник может подобрать пароль и войти. --Ты предлагаешь забаррикадировать дверь? -- сладко зевая, спросил Фрайгейт.-- Мы можем подпереть ее кроватью, а затем навалить сверху побольше мебели. --Дверь открывается внутрь, поэтому идея с кроватью неплохая. Однако я планирую заказать у компьютера датчики и оборудовать входной проем тревожной сигнализацией. Бертон сделал заказ и через пять минут вытащил из конвертора дюжину небольших предметов. Прикрепив датчики к двери и косяку, он подключил к ним провода, потом отрегулировал диск на одном из приборов и отступил на несколько шагов. --Вот! -- сказал он, любуясь своей работой.-- Любой, кто войдет сюда, запустит в действие чертовски громкую сирену. Надеюсь, я все подключил правильно, но нам не мешало бы ее испытать. Пит, ты можешь выйти наружу, закрыть за собой дверь, а потом вернуться обратно? --Конечно, могу. Главное, чтобы меня не утащил незнакомец, пока я буду стоять в коридоре. Нажав кнопку, Бертон отключил прибор. Фрайгейт произнес пароль и вышел, закрыв за собою дверь. Бертон вновь нажал на кнопку и подкрутил регулятор громкости. Через несколько секунд дверь начала открываться. В тот же миг по комнате заметались ярко-оранжевые лучи, и тишину разорвал оглушительный вой. В зал вбежали Афра Бен и де Марбо. Том Терпин, который мирно доедал свой завтрак, выскочил из-за стола и что-то закричал, размахивая руками. Из его рта вылетали кусочки пищи, но слова тонули в душераздирающих переливах сирены. Выключив прибор, Бертон услышал только завершение фразы: --...вашу мать, совсем сдурели? --Рано или поздно, используя компьютер, наш противник узнал бы пароль для открытия двери,-- объяснял Фрайгейту Бертон.-- Поэтому я заказал прибор, который мы можем программировать сами. При введении кода наши тела будут загораживать от видеокамер наборное устройство. Таким образом, компьютер не получит данных о выбранной комбинации, и незнакомец останется с носом. --Великолепно,-- сказал Фрайгейт.-- Но наши спальные комнаты имеют звуконепроницаемую изоляцию. Как мы услышим оттуда сирену? Пол, стены и потолки были пронизаны проводами и кабелями, большая часть которых обычно не использовалась. Бертон мог приказать компьютеру произвести необходимую реконструкцию, чтобы звук сирены проникал во все комнаты. Однако это давало незнакомцу огромное преимущество. В один из дней он мог восстановить звукоизоляцию стен и захватить землян врасплох. Бертон тяжело вздохнул, и Фрайгейт попытался его немного успокоить: --Мы затребуем аппаратуру, которая будет реагировать на передвижение протеиновых тел. Датчики можно установить в дверях наших спальных комнат, и в случае вторжения каждый из нас получит сигнал тревоги. Для большего удобства мы предусмотрим дистанционное управление и будем включать и выключать приборы не голосом, а жестами. Я хочу напомнить, что незнакомец может подслушивать нас через компьютер. И если это так, он наверняка сейчас слышит наш разговор. Хотя, насколько мне известно, для получения изображения ему требуются видеокамеры. Поэтому нам остается лишь покрыть линзы краской или обернуть их материей. --Да, без видеокамер он ничего не увидит,-- ответил Бертон.-- Но объективы могут оказаться такими крошечными, что мы их просто не заметим. --Скорее всего, так оно и будет. Я почти ничего не знаю о науке этиков и не могу судить о возможностях незнакомца. --Тогда мы будем считать, что он может наблюдать за нами. --А что если нам установить в этой комнате небольшую палатку. Мы могли бы вести там переписку, скрывая от незнакомца свои замыслы. Или пусть компьютер сделает нам звуконепроницаемый куб! И даже пол пусть будет покрыт звукоизоляцией! Но тут тоже есть слабое звено. В стены могут быть внедрены передающие устройства, которые невозможно обнаружить при поверхностном осмотре. Между прочим, видеоаппаратура может находиться и в ткани палатки. --Неужели мы так беззащитны? -- сердито рявкнул Бертон. --Надо сделать все, что в наших силах. Возможно, этого будет достаточно. --Ладно. Сигнализацию на двери мы все-таки оставим. Я запишу комбинацию на листке бумаги, и когда вы ее запомните, мы уничтожим запись. --Бумагу надо уничтожить лучеметом,-- подхватил его мысль Фрайгейт.-- Если ее просто сжечь или разорвать на части, компьютер может отыскать куски и пепел среди мусора, а затем реконструировать комбинацию шифра. Бертон решил сделать особую накидку, которую следовало надевать каждому, кто набирал шифр. А чтобы на ней не оказалось микрообъективов, он предложил сшить ее из простыней. --К сожалению, мы не можем полагаться на датчики биомассы,-- добавил Бертон.-- Компьютер будет делать их под надзором незнакомца. И тот наверняка прикажет внедрить туда устройства отключения. --Ты прав,-- сказал Фрайгейт.-- Но тогда он внедрит их и в твою сигнализацию на двери. --Вот же черт! Значит, все, что нам дает компьютер, может в критический момент обернуться против нас? --Еще как может! Включая и еду. Что если незнакомец прикажет компьютеру подсыпать в нее яд? --О Боже! -- воскликнул Бертон.-- Неужели нет никакого способа справиться с этим дьяволом? Нур, который уже несколько минут слушал их разговор, с улыбкой похлопал его по плечу. --Если бы незнакомец хотел нас убить, он сделал бы это давным-давно. Учитывая его мастерство в обращении с компьютером, я сначала думал, что он такой же этик, как и Лога. Но потом у меня появились сомнения. Почему он, например, не воскресил Моната и остальных обитателей башни? Любой этик посчитал бы это своим долгом. Приняв пассивную оборону, мы тем самым предоставили ему полную свободу, однако он и пальцем не пошевелил для того, чтобы вернуть проект в прежнее русло. Все это доказывает, что он... Мавр замолчал, и Бертон, подождав немного, нетерпеливо спросил: --Так что же это доказывает? О чем ты нам хотел сказать? --Разве стал бы какой-нибудь этик уничтожать телесную матрицу Логи? Определенно, нет. Значит, мы имеем дело с таким же человеком, как вы и я. Если только... --Что только? --Терпение, мой друг. Мы не на конкурсе быстрых ответов. Я хотел сказать, что за всем этим может стоять сам Лога. --Мы уже обсуждали такой вариант событий! -- раздраженно проворчал Бертон.-- Зачем бы он стал затевать весь этот переполох? Нур пожал худощавыми плечами и поднял вверх длинные ладони. --Я не знаю. И вряд ли Лога стер бы из памяти компьютера всю информацию о своем теле. --Он мог оборудовать в одной из потайных комнат персональную камеру воскрешения,-- произнес Фрайгейт. --Вот это я и хотел сказать,-- ответил Нур.-- Однако такое поведение Логи не подается логическому объяснению. Кроме того, мне не дают покоя шаги, которые послышались Питу в коридоре. Кто мог проходить мимо той комнаты, где мы праздновали свою победу после починки компьютера? А вспомните, как забеспокоился Лога, когда Пит рассказал ему о шагах. Он выбежал в коридор, осмотрел все помещения и снизу доверху проверил вертикальную шахту. Вы сами видели, как он потом расспрашивал компьютер на своем языке. К сожалению, его речь была слишком быстрой, и мы не поняли сути вопросов. --Чуть позже я спросил его, почему он так встревожился,-- добавил Бертон.-- Лога ответил, что он просто хотел успокоить Фрайгейта. По его мнению, тяжелые испытания сделали Пита параноиком, и именно поэтому он услышал шаги, которых на самом деле не существовало. Одним словом, Лога свалил всю вину на Пита и сказал, что его подозрительность заразна. --Да-да, кто бы говорил! -- ответил Фрайгейт.-- Я еще не видел большего параноика, чем Лога! --В таком случае мы сражались не на той стороне,-- спокойно заявил Нур.-- Те, кто идут за безумцем, так же безрассудны, как и он. Впрочем, после драки кулаками не машут. Что мы будем делать в данный момент? Саркастическое предложение Фрайгейта -- навалить у двери баррикаду из мебели -- по сути оказалось лучшим из возможных. Если бы они часто пользовались дверью, это стало бы досадным неудобством, но пока у них не было большого желания выходить из своего убежища. Вскоре они избавились и от страха, что незнакомец отравит их воду или пищу. Получив упрощенные схемы конвертора, Фрайгейт и Нур приступили к их изучению. В принципе, противник мог отключить от преобразователей электрическое питание и тем самым обречь землян на голодную смерть. Однако сама еда производилась в конверторе без использования программ, которые могли бы подвергаться изменению. Короче говоря, подсыпать яд в блюда было невозможно. Тем не менее, вода для питья и ванных комнат поступала через трубы, проложенные в стенах. Это позволяло незнакомцу ввести в нее отравляющие и наркотические вещества. Фрайгейт и Нур произвели реконструкцию систем водоснабжения, и теперь в качестве источника воды можно было использовать конверторы в спальных комнатах. Компьютер без заминок выполнил заказ на поставку необходимого оборудования, и все восемь землян приняли участие в прокладке гибких труб. Советы компьютера и заказанные брошюры помогли разобраться в этом непривычном деле, и уже через несколько часов в их бачки и бокалы полилась вода, попадание яда в которую начисто исключалось. --По-моему, мы начинаем впадать в детство,-- сказал Ли По.-- Эта глупая затея абсолютно бесполезна. Незнакомец может прижать нас к ногтю тысячью и одним способом. --Тем не менее, мы должны сделать все возможное, чтобы избежать его трюков,-- ответил Нур.-- Если только он их для нас готовит. И если он действительно существует. Глава 5 --Пойду немного посплю,-- сказал Бертон. --А я сначала поем,-- ответил Нур. Маленький мавр выглядел таким же свежим, как после восьми часов сна. К тому времени в большой комнате собрались все, кроме де Марбо и Бен. Бертон поручил Нуру возведение баррикады, а сам, миновав небольшой коридор, вошел в свою комнату. Она состояла из трех обособленных частей: гостиной в двадцать четыре квадратных фута, роскошной спальни, совмещенной с кабинетом, и очень практичной душевой. Вытащив из кобуры лучемет, Бертон расстегнул пояс и снял алый кильт, украшенный ярко-желтыми фигурами львов. Его ноги утопали в ковре, который не уступал по качеству лучшим персидским изделиям. Разноцветные узоры из трех сцепленных кругов создавали приятное и ненавязчивое сочетание. Стены имели светло-кремовый оттенок, но компьютер мог менять их цвет в соответствии с желанием жильца, а также воспроизводить и перемещать на основном фоне любые символы. Оформляя интерьер, Бертон заказал себе несколько картин, которые выглядели полотнами великих мастеров и совпадали с подлинниками вплоть до молекулярного уровня. Во всяком случае ни один искусствовед не отличил бы копии от оригиналов. Немного поворочавшись в постели, Бертон уснул. Когда он открыл глаза, в его затуманенном мозгу остались лишь смутные обрывки ужасного кошмара. Ему приснилась гиена в два человеческих роста, с огромными клыками, которые выглядели как стальные изогнутые сабли. Бертон вспомнил, что сжимал в руке рапиру и отбивал атаки свирепого чудовища, а гиена хохотала ему в лицо, и в ее ухмылке он видел свою собственную усмешку. --Что уж тут оправдываться,-- прошептал он, опуская ноги на пол.-- Эта гиена живет во мне, и она все чаще срывает с себя маску человека. Он сам заправил постель, хотя такую работу мог сделать любой андроид. По общей договоренности люди решили не впускать в свое жилище протеиновых роботов. Эти безмозглые создания подчинялись указаниям компьютера, а значит, незнакомец мог использовать их как оружие против землян. Потратив час на энергичную зарядку, Бертон подошел к конвертеру и заказал себе завтрак. Через миг на подносе появилось кофе из лучших зерен, когда-либо произраставших на Земле, вареные яйца от несушек-медалисток, фрукты, напоминавшие по вкусу мускусную дыню, и в меру прожаренный тост из кисло-сладкого хлеба, покрытый восхитительным маслом и джемом, от которого вкусовые пупырышки входили в экстаз. Реконструкция водоснабжения почти на сто процентов уменьшала вероятность отравления, но не исключала ее полностью. По мнению Фрайгейта, им следовало ожидать неприятностей в самое ближайшее время -- если только незнакомец действительно намеревался их убить. Подумав об этом, Бертон тяжело вздохнул, а затем почистил зубы и принял холодный душ. Открыв гардероб, он выбрал темно-зеленый кильт и широкую накидку с рисунком двух желтых экзотических птиц. Активировав настенный экран, Бертон осмотрел большую комнату. Ли По, Нур, Бен и Терпин сидели в креслах и изучали списки с перечнем доступных команд. Перед дверью громоздилась мебель, сваленная в кучу. Бертон вышел в зал и после приветствия спросил у Нура о тех, кто отсутствовал. Мавр ответил, что они время от времени выходили в зал, а теперь, вероятно, отдыхают. Бертон устроился за пультом вспомогательного компьютера и активировал экраны Алисы, де Марбо и Фрайгейта. Сам он их видеть не мог, но этого пока и не требовалось. Все трое отозвались на его вызов и через несколько минут присоединились к остальным. Алиса появилась в алой китайской мантии, из-под каймы которой выглядывали загнутые носки зеленых парчовых туфель. Ее короткие темные волосы блестели, будто покрытые лаком. Из косметики она признавал только розовую губную помаду. Однако на этот раз ей пришлось припудрить лицо, чтобы скрыть темные пятна под глазами. --Я плохо спала,-- сказала она, усаживаясь в кресло.-- Мне все время кажется, что за мной кто-то наблюдает. Я никак не могу успокоить себя и расслабиться. --Будь андроиды под нашим контролем, мы могли бы заставить их обклеить спальни обоями,-- произнес Фрайгейт.-- Это блокировало бы видеокамеры, если только... --Если... если...,-- заворчал Бертон.-- Меня уже тошнит от этих бесконечных "если". Я по горло сыт жизнью в клетке, которую приходится делить... Как только нам станут известны наши ограничения в работе с компьютером, мы устроим тотальную облаву. Я больше не хочу прятаться в этой норе, как кролик. Мы люди, а не кролики! И людей не держат взаперти, как индюшек! --То кролики, то индюшки,-- прошептал Фрайгейт. Бертон повернулся и сердито взглянул на него: --Что ты, черт возьми, хотел этим сказать? --Кролики и индюшки не имеют ни малейшего понятия о том, почему они оказались в клетке. Им и в голову не приходит, что их откармливают только для того, чтобы съесть. А ведь мы тоже не знаем, что хотел от нас Лога или что планирует сейчас тот, кто его убил. У кроликов и индюшек есть преимущество -- они счастливы в своей наивности и глупости. А наша глупость ведет только к разочарованию и боли. --Ладно, хватит плакаться,-- сказал Нур.-- Давайте вернемся к делу. На мой взгляд, этот перечень может оказаться неполным. Я думаю, что здесь имелись команды, которые незнакомец по тем или иным причинам удалил из списка. Наступило долгое молчание. Китаец встал, подошел к конвертеру и заказал себе огромный бокал ржаного виски. Бертон поморщился, но ничего не сказал. Упреки ни к чему бы не привели, а неповиновение Ли По лишь подорвало бы его авторитет. Пригубив напиток, китаец рыгнул в знак одобрения и вернулся к своему креслу. --Мне нужна женщина! -- заявил он. Бертон думал, что Алиса уже забыла о том, как краснеют. Но он оказался неправ. --Ты опять начинаешь создавать проблемы,-- заворчал англичанин.-- Неужели нам сейчас надо все бросить и приступить к воскрешению женщин, которые умерили бы твой похотливый зуд? Лицо Алисы покраснело. Афра Бен откинулась на спинку кресла и захохотала. --Мы живем неестественной жизнью,-- возразил Ли По.--Мой ян нуждается в инь. Бертон усмехнулся, вспомнив, что слово "ян" в западно-африканских языках означало "человеческие экскременты". Китаец нахмурился и спросил его о причинах усмешки. В ответ на объяснение Бертона он хрипло рассмеялся и с вызовом сказал: --Хорошо. Если тебя так позабавили мои сексуальные желания, то, возможно, и ты порадуешь меня небольшим поединком. Может быть мы потренируемся часок-другой на саблях или рапирах? --Я с радостью размял бы кости, но, к сожалению, ты пьян,-- ответил Бертон.-- Это будет неравный поединок. Ли По начал крикливо хвастаться, что победит Бертона любым оружием -- даже если напьется в два раза сильнее, чем теперь. Англичанин брезгливо отвернулся, и китаец, рухнув в кресло, заснул мертвецким сном. Чтобы избавить себя и других от его гнусавого храпа, Фрайгейт и Терпин потащили китайца в спальню. Им пришлось уложить его на полу в небольшом коридоре, поскольку дверь оказалась закрытой, а пароль мог произнести только обитатель комнаты. --Еще пара дней в этой мышеловке, и мы все будем вести себя, как Ли По,-- сказал Терпин, вернувшись в зал. Он подошел к конвертеру и заказал себе высокий стакан джина с ломтиком лимона. Афра, которая уже держала в руках бокал, поднялась с кресла и сказала: --Предлагаю тост за сумасшествие! Вы называете это место тюрьмой, но оно в тысячу раз лучше Ньюгейта (*).-- Она знала, о чем говорила, поскольку дважды отбывала там срок. (*) Имеется в виду ньюгейтская долговая тюрьма в окрестностях Лондона. Взглянув на француза, Бен подмигнула ему, и барон с улыбкой кивнул ей в ответ. Она действительно могла чувствовать себя счастливой, имея такого любовника, как де Марбо. Ее окружала роскошь, о которой она даже понятия не имела на Земле. У Бен было все, за исключением свободы. Но, похоже, о свободе эта веселая и уживчивая дама пока не беспокоилась. Огромные возможности, указанные в перечне команд, настолько очаровали некоторых землян, что они и думать забыли об опасности. Там, где им следовало искать ограничения, они видели только высоты власти. Бертон понимал восторг и возбуждение своих друзей, но его беспокоило отсутствие интереса к тому, что могло поджидать их буквально за углом. Очевидно, лишь Нур еще помнил о неизвестном враге. Остальные смеялись и радостно делились впечатлениями. При взгляде на их лица Бертону захотелось дать им всем хорошего пинка. Вместо этого, пытаясь вывести коллег из мира прекрасных грез, он звонко хлопнул в ладоши. --Довольно резвиться, господа. Мы с вами находимся в смертельной опасности. Сейчас не время думать о чем-то другом, кроме сражения с противником. После победы можете заниматься чем угодно. Но повторяю -- лишь после победы! Контролируя главный компьютер, незнакомец имеет огромное преимущество. Однако, узнав, как использовать команды против нашего врага, мы можем превратить искусственный мозг в своего союзника. Позвольте напомнить, что компьютер состоит не только из огромной кучи протеина, сваленного на дне центральной шахты. Компьютер -- это еще и башня, в глубинах которой мы обитаем. Протеиновый мозг выполняет роль распределителя, однако основная часть схемы располагается в перекрытиях пола, потолка и стен. Мы находимся в сердце и нервах врага. И теперь нам остается найти лишь способ, чтобы нанести удары по этим нервам и сердцу. Или, наоборот, овладеть и воспользоваться ими, как своим оружием. --Чтобы брать быка за рога, нужен бык,-- с усмешкой произнесла Алиса.-- А мы пока даже не знаем, где находится этот пресловутый незнакомец. --Если только он вообще не окажется мышью, которую мы с перепугу приняли за быка,-- добавил Нур. --Если...если...,-- передразнил его Бертон.-- Давайте наконец забудем об этих "если". И вообще, сколько можно болтать? Пора начинать действовать. --Прекрасно,-- ответил Нур.-- Но каким образом? Все, о чем мы говорим или будем говорить, в конце концов дойдет до ушей незнакомца. Возможно, он следит за нами даже сейчас. --А я сказал, хватит этих "если" и "возможно"! -- взревел Бертон. --Нам не удастся отказаться от этих слов,-- со смехом отозвался Фрайгейт.-- Мы не можем изменить себя, потому что сошли здесь с ума. Я со сдвигом, и ты со сдвигом. Но так и должно быть, иначе бы мы не попали сюда. --Что за бред ты несешь? -- спросил Бертон. --Он цитирует беседу между Чеширским Котом и Алисой в Стране Чудес,-- ответила Алиса. --Упоминание о невидимом быке напомнило мне улыбку Чеширского Кота,-- сказал Фрайгейт.-- В каком-то смысле наш незнакомец и является этой улыбкой. --Хотел бы я посмотреть на вас всех в армии! -- проворчал Бертон и возмущенно махнул рукой. Все замолчали. Но он знал, что это не продлится долго. Во всяком случае, не в этой компании. --А ведь она нам может сейчас пригодиться,-- произнес Фрайгейт. --О чем ты говоришь? --Об армии. Мы можем заказать у компьютера целую армию роботов и андроидов. Мы настроим их так, чтобы они не подчинялись командам Снарка, то есть нашего таинственного противника. Армия роботов будет защищать нас и охотиться за Снарком. Нам останется только произнести приказ, и они начнут хватать и убивать любого, кто не входит в нашу группу. Простая директива -- кто не с нами, тот против нас. За пару дней андроиды и роботы сделают то, на что нам потребовались бы годы. Бертон с удивлением посмотрел на американца и покачал головой. --Ты слишком долго писал -- как ее там... научную фантастику. От нее у тебя прокисли мозги. --Но аппаратура башни способна и не на такое! -- вскричал Фрайгейт.-- А чтобы победить врага, нам понадобится сила и мощь! Я знаю, мои слова могут показаться странными, но мы можем и должны создать себе армию -- хотя бы численностью в сотню тысяч солдат! Послышался смех. Фрайгейт обиженно усмехнулся и сказал: --Я, между прочим, серьезно. Он подошел к пульту компьютера и, нажав на несколько клавиш, произвел серию простых вычислений. На экране появилось число: "107379". --Я исхожу из расчета, что на каждую комнату нам потребуется по три андроида. Эту армию компьютер изготовит за несколько дней. Мы расставим роботов в помещениях и коридорах башни, и они будут наблюдать за теми местами, где могут оказаться тайники. Нур с улыбкой похлопал его плечу. --О, Пит! Я восхищаюсь твоей фантазией, но сожалею о том, что тебе недостает сдержанности и реального взгляда на вещи. --Что ты этим хочешь сказать? -- спросил Фрайгейт.-- Сдержанность хороша там, где она необходима. Разве не так? А что касается реальных взглядов, то армию можно сделать без особых проблем. Компьютер мог изготовить и большее число солдат -- с этим мавр не спорил. Но андроиды не имели разума, и каждое их действие требовалось программировать. По мнению Нура, армию пришлось бы разделить на маленькие отряды, чьи функции определялись бы отдельными программами. Для их управления понадобилось бы создать звено сержантов и офицеров, которые брали бы на себя инициативу в неучтенных ситуациях. Однако они тоже не знали бы, что им делать и следует ли что-то делать вообще. --Кроме того, мы по-прежнему боялись бы за свою безопасность,-- добавил Бертон.-- Если незнакомец может менять команды компьютера, то вряд ли мозг робота будет для него большим секретом. Почему бы ему, немного подумав, не повернуть твою армию против нас? --Возможно, незнакомец уже думает над этим,-- сказала Алиса.-- Мне кажется, он наблюдает за каждым нашим шагом. Она поежилась и испуганно осмотрелась по сторонам. --У меня есть ответ на ваши возражения,-- гордо произнес Фрайгейт.-- Мы внесем изменения в невральную систему андроидов! Мы сделаем их частично механическими. То есть нам надо будет вставить в них механические устройства -- типа наборной панели или клавиатуры -- чтобы роботы принимали наши команды только механическим образом. Мы приступим к программированию солдат уже после того, как получим от компьютера необходимое оснащение. Это устранит любую возможность вмешательства, и Снарк лишится своего главного козыря. Хотя... Вот же черт! Он может ввести в тела андроидов особые нейронные устройства, которое будут отменять наши команды, набранные на клавиатуре. --Хотите вы этого или нет, но нам надо признать, что мы находимся во власти этого Снарка,-- сказал Нур.-- Ему даже необязательно нападать на нас и подвергать себя риску. Отключив энергию от конвертеров, он мог бы уморить нас голодом. И если бы Снарк хотел нашей смерти, он давно бы покончил с каждым из нас. Тем не менее, мы до сих пор живы. Следовательно, можно ожидать, что это продлится и впредь. Более того, ограничив в какой-то мере наши возможности, незнакомец оставил нам доступ к большинству программ. В их перечне есть даже то, что может ему повредить, хотя он мог просто не заметить эти команды. Возможно, тем самым Снарк показывает нам, как мало мы для него значим. --Но зачем это ему понадобилось? --Здесь мы можем только гадать,-- подытожил Фрайгейт.-- Все ответы у него, а он нам вряд ли их скажет. --Согласен,-- произнес Нур.-- Но пока вы все спали, я велел компьютеру отобразить на схеме тайный вход, который Лога предусмотрел во время строительства башни. Я имею в виду ту лазейку, которой мы воспользовались, чтобы пробраться сюда. По каким-то причинам Снарк не позволил нам улететь в долину. Возможно, он вообще не хотел, чтобы мы покидали башню. Решив выяснить этот вопрос, я попросил компьютер открыть потайную дверь, но он отказался выполниь мою просьбу. Моя догадка оказалась верной, и по воле незнакомца мы стали пленниками башни. Вероятно, он когда-нибудь сам захочет, чтобы мы ушли. Однако до той поры путь на волю останется закрытым. И все же, эта огромная тюрьма предлагает нам больше сокровищ, чем Земля и долина вместе взятые. Я говорю не столько о физических предметах, сколько о знании и морально-духовных ценностях. Очевидно, нас оставили здесь в качестве учеников, чтобы мы могли воспользоваться этим богатством. И вместо того чтобы строить вокруг себя баррикады, нам надо просто принять предложенный дар. Тем не менее, мы должны обрести полную свободу. Мы должны снять ограничения, которые внес в программу наш противник. К тому же, ломать -- не строить. А незнакомец -- не Бог. --То есть ты предлагаешь нам вернуться в свои жилища и на время забыть о существовании незнакомца? -- спросил Бертон. --Да, пора перейти из этой маленькой тюрьмы в большую. Хотя Земля и Мир Реки -- тоже в своем роде тюрьмы. Странно, но, попадая в достаточно большое пространство, люди уже не считают себя пленниками. Иллюзия свободы затмевает им разум. Они не понимают, что свободным является только тот, кто знает о всех ограничениях и возможностях своей тюрьмы. --Ох, уж эта мудрость суфиев,-- с презрительной усмешкой произнес Бертон.-- А тебе не кажется, что твое предложение выглядит немного нелепо? Сначала мы спрятались в нору, потом нам эта нора надоела, и тогда ты решил, что бояться некого и можно выползать наружу. --Мы следовали своим инстинктам,-- ответил Нур.-- И это, конечно, плохо. Но нам хотелось найти место, где бы мы чувствовали себя защищенными. В тот момент нам казалось, что опасность действительно велика. Однако, успокоившись, мы сделали переоценку ситуации. --Которая снова лишила нас покоя,-- добавил англичанин.-- Ладно, после твоих речей мне стало лучше, и я перестал считать себя пленником. Кроме того, меня уже тошнит от этой кучи у двери. Давайте расставим мебель по местам. Он встал и направился к баррикаде. --Прежде чем мы займемся этим, мне хотелось бы вам кое-что сказать,-- произнес Фрайгейт.-- Нур не единственный, кто вел опрос компьютера. Бертон остановился и повернулся к американцу. --Как вы знаете, Лога приостановил воскрешение Моната,-- продолжал тот,-- и позже Снарк подтвердил его команду. Тем не менее, телесная запись Моната по-прежнему находится в памяти компьютера. Я попытался отыскать его ватан в шахте, но он, как оказалось, исчез. А вам известно, что это означает. Монат перешел на следующий этап и стал "продвинувшимся". По щекам Бертона покатились слезы, и внезапный порыв печали привел его в удивление. Только теперь он начал понимать, какие чувства испытывал к Монату. Они встретились с ним после первого воскрешения, и с той поры этот странный на вид инопланетянин стал его спутником и верным другом. Он поражал Бертона своей душевной добротой, своим состраданием и мудростью. Несмотря на нечеловеческий облик, он был в сотню раз человечнее других людей, и, наверное, поэтому Бертон относился к нему, как к отцу,-- вернее, как к мудрому учителю. Не мудрено, что Монат достиг стадии "продвижения". Но отныне их пути разошлись навеки. Так зачем эти слезы и грусть? Он должен радоваться успеху друга. Разбив оковы плоти, Монат превратился в вольный дух. Он обрел абсолютное счастье и свободу. Чем же вызвано это чувство потери? Неужели где-то глубоко в подсознании ему все еще верилось, что, несмотря на команду Логи, Монат воскреснет и выручит их из беды? Неужели он надеялся, что его наставник выйдет из конвертера, как Иисус из могилы или король Артур из глубин холодного озера? Какие нелепые мечты. И все же, они жили в нем, ожидая своего часа, чтобы вырваться наружу. Так уж случилось, что он не нашел в своем отце мудрого друга. Это место в его сердце занял Монат. И за все свои многие жизни Бертон не встречал более верного и искреннего существа, чем этот пришелец из другого мира. Он был... как бы лучше сказать... непорочным. Довольно странное слово, но именно оно вдруг выпрыгнуло из его сознания. В любом случае Монат навсегда покинул этот мир, и более никто не мог предъявить ему каких-то претензий. Он достиг стадии "продвижения". Но что он там продолжал? Пытаясь скрыть свои чувства, Бертон подошел к куче мебели и начал отодвигать большой тяжелый стол. К тому времени, когда к нему присоединились остальные, его слезы уже успели высохнуть. Открыв дверь, он сделал глубокий вдох. Воздух в коридоре был таким же, как и в их убежище, но свобода делала его слаще. Глава 6 Неподалеку от их комнат находилось помещение с плавательным бассейном, длина которого составляла шестьдесят, а ширина -- тридцать метров. При отсутствии людей здесь царила абсолютная темнота, но стоило хотя бы одному человеку войти под высокие своды, как инфракрасные датчики тут же включали освещение. Над головой возникало безоблачное голубое небо, и жаркое солнце в полуденном зените роняло лучи на лес, в оправе которого плавательный бассейн казался лесным озерком. Вдали виднелись заснеженные вершины гор. Иллюзия была настолько полной, что, даже стоя в дюйме от стены, человек воспринимал деревья, как настоящие. Такими же реальными выглядели и птицы, которые летали среди ветвей, доставляя своим щебетом и свистом райское наслаждение. Иногда между деревьями пробегали кролик или лиса, а в полумраке чащи скользили силуэты пантеры или медведя. Проточная вода сохраняла температуру шестидесяти восьми градусов по Фаренгейту. Дно бассейна плавно понижалось от одного конца к другому, и глубина доходила до двенадцати метров. Землянам нравилось это место. Они часто собирались здесь, чтобы поплавать после завтрака. Бертон изучал список доступных команд почти до одиннадцати утра. Войдя в огромное гулкое помещение, наполненное плеском воды и криками людей, он на секунду остановился у двери. В бассейне находились все, кроме Нура. Женщины были в бикини, мужчины -- в плавках. На первый взгляд могло показаться, что они потеряли бдительность и не приняли никаких мер безопасности. Однако на краю бассейна лежали лучеметы, а на дне виднелось несколько лучевых винтовок, едва заметных на фоне красных, черных и зеленых извивов мозаичного пола. Бертон нырнул в воду, переплыл бассейн туда и обратно, затем сел на ступеньку лестницы и подождал немного, пока рядом с ним не оказался де Марбо. Он окликнул его, и француз подплыл ближе. Пригладив мокрые черные волосы, барон сморщил вздернутый нос и прищурил веселые синие глаза. Бертон склонился к нему и прошептал: --Я собираюсь совершить небольшой рейд по башне. Не хочешь присоединиться? --Звучит привлекательно,-- с улыбкой ответил де Марбо.-- Надеешься застать этого Снарка врасплох? --Вряд ли у меня это получится, но чем черт не шутит. Чтобы вынудить его к каким-то действиям, я придумал план с подсадными утками. И роли уток будем выполнять мы. --Я к твоим услугам,-- произнес француз, вылезая из бассейна. При своих пяти футах пяти дюймах он оспаривал у Нура право считаться самым маленьким мужчиной в группе. Тем не менее Бертон выбрал себе в спутники именно его. Француз отличался исключительной храбростью и имел огромный опыт в военных компаниях. Под началом Наполеона он участвовал во всех великих битвах императора и, проведя несколько сотен дуэлей, получил семнадцать ранений. Его отважная жизнь настолько воодушевила Артура Конан-Дойля, что тот написал серию рассказов, основанных на подвигах де Марбо. Барон прекрасно владел шпагой, отлично стрелял и обладал выдающимся хладнокровием. Обсохнув под струями теплого воздуха, они сменили плавки на шорты и безрукавки. Бертон вложил в кобуру лучемет и, подойдя к краю бассейна, известил Терпина о том, что они решили совершить небольшую вылазку. --Когда планируешь вернуться? -- с набитым ртом невнятно спросил негр, поедая фаршированную куропатку в черничном соусе. --Около шести вечера. --Может, вам лучше ежечасно выходить на связь? --Я так не думаю,-- тихо ответил Бертон, взглянув на стену, будто та имела уши.-- Незнакомец попытается вести за нами слежку. И мы не собираемся облегчать его задачу. --Да-да, ты прав,-- с улыбкой произнес Терпин.-- Надеюсь, мы еще увидимся. Он захохотал, и из его рта полетели кусочки мяса и хлеба. Бертон неодобрительно покачал головой. Во время трудного и опасного перехода к северному морю негр значительно сбавил в весе. Теперь же он, казалось, вновь хотел стать таким, каким был на Земле,-- толстяком, чей вес приближался к тремстам фунтам. Терпин ел беспрерывно, и его страсть к еде не уступала пьянству Ли По. --Мы полетим наугад. У меня нет ни малейшей идеи, куда заведут нас поиски. --Желаю удачи,-- ответил Терпин. Бертон направился к двери и вдруг обнаружил, что француз куда-то пропал. Осмотревшись, он увидел его рядом с Афрой. Очевидно, барон объяснял ей причину намечавшейся отлучки, и, судя по их жестам, они уже о чем-то спорили. В отличие от остальных де Марбо повезло -- он имел любовницу. Но это предполагало и некоторые неудобства. Ему приходилось отчитываться перед ней в свои делах, и теперь он отговаривал Афру лететь вместе с ними. В любое другое время Бертон не возражал бы против ее компании. Она могла дать фору многим мужчинам в ловкости, храбрости и хладнокровии. Но в данный момент он не хотел брать с собой больше одного спутника. Через минуту расстроенный барон присоединился к Бертону. --Она мне сказала довольно странную фразу,-- печально поделился он.-- Я никогда еще не слышал такого на английском. "Чтобы тебе всю жизнь трахаться с удирающей гусыней".-- Внезапно он рассмеялся и спросил: -- Забавно, правда? И разве такое можно сделать? --Все зависит от синхронизации движений,-- ухмыляясь, ответил Бертон. Они покинули бассейн, и дверь за ними закрылась. Шум и голоса исчезли. Огромный коридор наполнился безмолвием. Испуганное воображение рисовало за углом бесформенные фигуры, которые поджидали их, присев для быстрого и фатального прыжка. Выполняя приказ Бертона, маленький француз наполнил кармашки кресел силовыми батареями для лучеметов. Устроившись в своих летательных аппаратах, они поднялись в воздух, и Бертон полетел к вертикальной шахте, которая находилась в конце коридора. Де Марбо держался в двенадцати футах позади него. С ловкостью, приобретенной за три недели практики, англичанин, немного притормозив, влетел в огромное отверстие и помчался вверх на следующий уровень. Кресло вылетело из шахты на такой скорости, что Бертон едва не задел головой потолок. Когда он снизился до безопасной высоты, его ноги заскользили в двенадцати дюймах от пола. С обеих сторон на стенах мелькали подвижные картины. Остановив кресло у пересечения коридоров, Бертон предложил барону лететь вперед. --Будем надеяться на твою интуицию. Они осмотрели каждый коридор на этом этаже, но все двери оказались закрытыми. За одной из них мог скрываться Снарк. Хотя Бертон не верил в такую возможность. Компьютер должен был предупредить незнакомца о вылазке двух людей, и тот наверняка удрал бы на другой этаж, если бы они начали приближаться к его убежищу. Скорее всего, за ними сейчас следила сотня видеокамер. Прочесав все коридоры, де Марбо остановил свое кресло у вертикальной шахты. --Восхитительно! -- воскликнул он.-- Ветер бьет в лицо, и кресло летит вперед мимо декораций! Пусть наша погоня далека от скачки на лошадях, но она имеет и некоторые преимущества. Ни одной лошади не удалось бы взобраться вверх по этой шахте. Бертон принял руководство на себя и поднялся на самый верхний этаж. В конце коридора располагался ангар, который они недавно посещали. Пролетев широкие ворота, оба землянина оказались на огромной стоянке, заполненной воздушными и космическими кораблями. Тщательный осмотр показал, что все они оставались на своих местах. Незнакомец по-прежнему находился в башне. Если только он не имел какого-то корабля, который размешался в потайном ангаре. Бертон выругался и топнул ногой, поймав себя на вездесущем "если". --Мы могли бы изъять из бортовых компьютеров навигационные карты,-- сказал он,-- и это помешало бы Снарку воспользоваться космическим кораблем. Но я уверен, что у каждого файла есть свой дубликат. Незнакомцу потребуется лишь запросить у компьютера новые копии. --Ты думаешь, он воспользуется космическим кораблем? --Не знаю. Но мне хотелось бы подпортить его планы и тем самым хоть немного расстроить Снарка. --Укус москита. --Да. Боюсь, это все, на что мы способны. Однако москит иногда может довести человека до смерти, заразив его малярией. В его словах не было никакой бравады. Он действительно верил, что в обороне Снарка имелись слабые места -- по крайней мере, одна, пусть и небольшая, лазейка. Вернувшись к вертикальной шахте, они спустились на следующий этаж и оказались в круглом зале, диаметр которого составлял сто пятьдесят, а высота -- пятьсот футов. Сюда выходило двенадцать прямоугольных дверей, которые располагались на равных расстояниях друг от друга. Судя по схеме компьютера, каждая из них служила входом в треугольное помещение, по форме напоминавшее кусок пирога. Высота этих гигантских комнат равнялась четыремстам одному футу, а длина доходила до пяти целых четырех десятых мили. Острие заканчивалось дверью в стенах центрального круга. Несколько дней назад, рассматривая схемы этажа, Бертон пообещал себе выяснить назначение двенадцати помещений. В тот момент он был занят другими делами, а потом забыл поговорить с компьютером на эту тему. Теперь же, находясь рядом с огромными комнатами, он и сам мог узнать, что в них находилось. В центре каждой двери изображался золотой символ, который указывал на то, что данная собственность принадлежала члену Совета Двенадцати. Знак на ближайшей двери состоял из двух горизонтальных полос, пересеченных двумя длинными вертикальными линиями. Бертон знал, что это подобие двойного креста являлось символом Логи. Он произнес свой опознавательный код, и на двери засветился экран. --Я хочу войти в комнату,-- сказал Бертон.-- Для этого нужен пароль? На экране возник ответ: "ДА". --Какой пароль необходим для того, чтобы открыть дверь? Он ожидал, что компьютер откажет ему в доступе к этой информации. Однако на экране появились надпись: "ТАК ГОВОРИТ ЛОГА". --Пока все достаточно просто,-- прошептал де Марбо. Кодовый замок мог быть настроен только на голос Логи. Тем не менее, Бертон, надеясь на лучшее, четко произнес фразу на языке этиков. Дверь открылась. Они вошли в небольшую, хорошо освещенную комнату. У дальней стены виднелась маленькая транспортная платформа, к которой вела лестница, покрытая ковром. Бертон и де Марбо поднялись на нее, и платформа плавно заскользила к большой прямоугольной двери. Створки входного проема разъехались в стороны; в тот же миг пространство перед ними озарилось мягким светом весеннего дня, и люди застыли в изумлении, не веря своим глазам. Они находились в вершине треугольного сектора, но создавалась впечатление, что стены тянулись на несколько миль вправо и влево. Вдали за полоской нарисованного леса просматривался горизонт. Но пространство перед ними было действительно огромным, и расстояние до дальней стороны равнялось пяти целым четырем десятым мили. --Это маленький мир,-- тихо сказал де Марбо. --Не такой уж и маленький. Большую часть площади занимал огромный, хорошо ухоженный парк с постриженными газонами и тенистыми аллеями. Впереди, примерно в двух с половиной милях, возвышался высокий холм, на вершине которого находилось здание, сиявшее под лучами полуденного солнца. Вилла, скорее всего, существовала на самом деле, но иллюзия солнца, вне всяких сомнений, создавалась осветительной аппаратурой. --Напоминает римский стиль,-- произнес Бертон, рассматривая здание.-- Но я готов держать пари, что, подлетев поближе, мы увидели бы множество структурных различий. Их летающие кресла без труда прошли бы через дверь, однако Бертон решил не рисковать. Они вернулись в центральный зал и запросили у компьютера пароль на доступ в следующее помещение, которое принадлежало жене Логи. Передняя комната ничем не отличалась от первой. Но внутренний вид смутил обоих людей. Ландшафт этого маленького мира представлял собой огромный лабиринт -- непонятную и запутанную композицию из больших и малых зеркал. Фигуры Бертона и де Марбо отражались в них на всем обозримом пространстве. Свет, не имевший определенного источника, изливался отовсюду и фокусировался на далеком круге колонн, которые едва просматривались среди зеркал. Колонны тоже отражались, и оптическая систем помещала крошечные фигуры людей внутри странного и загадочного круга. --И зачем все это нужно? -- спросил де Марбо. --Не знаю,-- пожимая плечами, ответил Бертон.-- Когда-нибудь мы это выясним, но только не теперь. Следующий маленький мир воспроизводил ландшафт арабской пустыни. Под жарким солнцем тянулась огромная песчаная равнина с вереницей каменистых прогалин и барханов. Сухой воздух обжигал легкие и не шел ни в какое сравнение с приятной атмосферой двух первых помещений. Вдали, на расстоянии трех миль, виднелся большой оазис. Из густой травы поднимались высокие пальмы, посреди которых в лучах утреннего солнца сияли ручьи и голубое озеро. Неподалеку от двери на песке белели скелеты трех животных. Подойдя поближе, Бертон определил, что один из черепов принадлежал африканскому льву. --C`est remarquable!* -- прошептал де Марбо, переходя от удивления на родной язык.-- Три разных мира -- лиллипутских, но вполне достаточных для каких-то особых целей. И все же у меня нет ни малейшего представления об их предназначении. -- -- -- - * Потрясающе! (фр.) -- -- -- -- --Мне кажется, они задуманы для того...чтобы члены Совета могли проводить здесь время в уединении,-- сказал Бертон.-- В некотором роде это места для отпусков и отдыха. Каждый из них оформил свой мир по собственному желанию, исходя из склонностей характера и навеянных грез. Они удалялись сюда для духовных и, конечно же, физических наслаждений. Де Марбо захотел осмотреть остальные помещения, но Бертон сказал, что им следовало бы продолжить свой рейд. Достопримечательности башни могли подождать, а вот с незнакомцем шутить не стоило. Барон открыл рот, чтобы что-то сказать, но Бертон оборвал его на полуслове: --Да, я понимаю твои чувства. Но мне хочется как можно быстрее разведать обстановку. В принципе, мы могли бы осмотреть всю башню, не выходя из своих комнат. Компьютер показал бы нам на экране любое помещение. Но я не уверен, что он давал бы полную информацию, и мы все время подозревали бы вмешательство и противодействие Снарка. Именно поэтому я и задумал наш рейд. Мы немного полетаем по этажам, составим общее представлении о планировке башни, а позже перейдем к осмотру тех мест, которые заслуживают более пристального внимания. --Ты меня не так понял,-- ответил де Марбо.-- Я просто хотел пожаловаться на свой желудок. Он, как мать-природа, не терпит пустоты и уже ворчит на меня от голода. Они вернулись в центральную шахту, спустились на следующий этаж, пролетели по коридору до ближайшей двери и, открыв ее, вошли внутрь. В комнате у стены располагался небольшой конвертер. Де Марбо потребовал себе на ленч escargots bourguignonne (*), французский хлеб и бокал белого вина. Через тридцать секунд перед ним появился поднос, на котором рядом с заказанным блюдом находились серебряные столовые принадлежности, накрахмаленная салфетка и бокал. Когда аппетитный аромат достиг ноздрей барона, его голубые глаза расширились от восхищения. (*) Улитки по-бургундски (фр.) --Sacree merde!(*) Я никогда еще не пробовал такой прекрасной пищи. От нее можно прийти в экстаз! Очевидно, этики использовали для своего эталона самое лучшее творение какого-то парижского повара. Ах, почему история не сохранила имени этого гения? Я воскресил бы его, чтобы поблагодарить за доставленное удовольствие! (*) Вот же дерьмо! (фр.) --Да, еда у них отменная,-- согласился Бертон.-- Вершина кулинарного искусства! Однажды для разнообразия я даже заказал себе плохо приготовленное блюдо. А ты не находишь всю эту изысканность немного утомительной? --Я? О, нет! -- ответил де Марбо. Взглянув на поднос Бертона, он трагически закатил глаза. Выбор был действительно незатейливым -- пахта с печеньем, пирог с бараниной в сметане и высокий бокал холодного пива. --Варвар! Мне казалось, что тебе не нравится пиво. --Я пью его лишь под ветчину и мясные пироги. --De gustibus non disputandum.(*) Хотя такое мог сказать только идиот. (*) О вкусах не спорят (лат.) Бертон произнес условную фразу; из стены выдвинулся стол, и они приступили к еде. --Delicieux!(*) -- вскричал де Марбо и громко почмокал губами. (*) Восхитительно! (фр.) Еще три недели назад он выглядел как скелет, обтянутый кожей. Теперь же его лицо округлилось, как полная луна. На пояс нависали небольшие жировые складки. --Надо будет попробовать glace de viande,-- произнес он с набитым ртом. --Прямо сейчас? --Нет. Я не свинья. Немного позже. Вечером. На десерт француз заказал суфле из инжира и стакан красного вина. --Чудесно! Просто чудесно! Они освежились под душем и вернулись в свои кресла. --После такого ленча нам следовало бы пройтись,-- сказал Бертон. --Ничего страшного. Перед ужином поработаем с саблями, и все обойдется. Глава 7 Они пролетали коридоры, свет в которых включался за несколько секунд до их появления. Инфракрасные датчики, установленные в стенах, реагировали на тепло человеческих тел и запускали в действие особые реле, которые включали свет перед ними и отключали его при пролете кресел. Между прочим, эта система могла выдать незнакомцу их маршрут. Ему оставалось лишь вывести на экран структурную схему башни, а затем отобразить на ней освещенные участки коридоров. Но Снарк не мог наблюдать за экранами все двадцать четыре часа в сутки. Ему требовалось время на сон, еду и удовлетворение естественных нужд. Хотя все тот же компьютер мог бы разбудить незнакомца в случае опасности, когда люди стали бы приближаться к его потаенной обители. Спустившись по вертикальной шахте на один из нижних этажей, Бертон и де Марбо остановились посреди коридора. Они вылезли из кресел и подошли к прозрачной выгнутой стене, которая окружала огромный колодец. Его верхняя часть оставалась пустой, но в паре сотен футов под ними сияла и переливалась красками феерическая иллюминация, в центре которой находилась текучая масса, состоящая из крохотных светил. Де Марбо достал из ящика на стене две пары темных очков и протянул одни своему спутнику. Бертон надел их и в двенадцатый раз взглянул на самое великолепное зрелище, которое когда-либо видел. Под ним искрилось и блистало более восемнадцати миллиардов душ, собранных в одном месте. Этики называли их ватанами -- термином более точным, чем анг- лийское слово "душа". Каждый ватан являлся сущностью искусственного происхождения, которая притягивалась к своему физическому двойнику в момент зачатия, когда сперма и яйцеклетка объединялись и формировали зиготу человека. В течение всей жизни бессмертный ватан сохранял свою связь с гомо сапиенс и наделял того способностью самосознания. Любой ватан оставался невидимым, пока не попадал в зону действия особой аппаратуры, которая в данном случае размещалась в поляризационном материале на стенках колодца. "Души" выглядели как разноцветные сияющие сферы, чьи протуберанцы вытягивались и сокращались, раскручивая внутренние ядра то в одну, то в другую сторону. Все это напоминало вихрь света, хотя на самом деле зрители видели не реальную картину, а лишь то, что мог охватить разум -- подобие истины, воспринятой их нервными системами. Ватаны парили, кружились, изменяли цвета, просачивались друг в друга и срастались, образуя "сверхдушу", которая через несколько секунд рассыпалась на отдельные сферы. Сохраняли ли они сознание, когда обретали свободу от физических тел? Могли ли они думать, паря и вращаясь в огненном вихре? Этого никто не знал. А воскрешенные люди ничего не помнили о том времени, когда их ватаны отсоединялись от макушек голов. Де Марбо и Бертон восхищенно смотрели на самое чудесное и неповторимое зрелище во всей вселенной. --Мне даже трудно представить, что я сотни раз участвовал в этом спектакле,-- прошептал англичанин. --Хорошо, что этики догадались их сделать,-- добавил француз.-- В противном случае наши тела стали бы прахом тысячелетий, а после гибели Земли превратились бы в космическую пыль. Далеко внизу виднелась огромная темная масса, едва заметная в сияющем зареве ватанов. Она казалась бесформенной, но Лога уверял их, что это не так. --Вы видите вершину гигантской массы организованного протеина,-- объяснял он им суть вещей.-- Это центральная часть нашего компьютера или, иными словами, живой, но неосознающий себя мозг, телом которого являются питающие камни, башня и камеры воскрешения. Форма "мозга" не имела ничего общего с серым веществом, извлеченным из черепа человека. --В какой-то мере он напоминает один из ваших готических соборов, с контрфорсами и шпилями, дверями и окнами, резьбой и декорациями внешнего оформления. Красивая вещь, на которую стоит взглянуть, поэтому обязательно полюбуйтесь им, если вам представится такой случай. Протеин находится в водном растворе с большим содержанием сахара. Если удалить этот раствор, мозг разрушится и превратится в серую вязкую жидкость. Несмотря на сияние ватанов, огромные размеры мозга впечатляли даже на таком расстоянии. Его вершина располагалась тремя милями ниже, и два человека видели лишь маленький кусочек купола. По словам Логи, мозг занимал широкую часть "колбы", а ее "горлышком" являлся колодец. Ни французу, ни англичанину пока не доводилось спускаться на уровень, откуда они могли бы рассмотреть весь мозг. Но это не входило в планы Бертона и теперь. Развернув кресло, он помчался на другую сторону башни и, влетев в шахту, на всей скорости понесся вниз. Де Марбо едва поспевал за ним. Во время своего первого подъема по шахте Бертон догадался посчитать этажи, которые они пролетали. Поэтому он знал, где находилась потайная комната Логи. Влетев в коридор, англичанин остановил кресло и подождал отставшего спутника. Француз, возбужденный быстрым полетом, весело прокричал: --Что случилось, приятель? Потерял шпоры? Бертон покачал головой и приложил палец к губам. Он не видел линз видеокамер, но незнакомец мог предусмотреть особые способы наблюдения. И даже если он не следил за ними сейчас, компьютер наверняка записывал их действия для дальнейшего просмотра. Они вошли в большую лабораторию, оборудованную странными и непонятными приборами. Среди консолей и пультов Бертон увидел четыре огромных конвертера, чьи толстые стенки содержали все необходимые электрические цепи. Фактически, нутро этих шкафов из них и состояло. Питание к преобразователям материи подавалось по оранжевым кабелям, которые стыковались со штеккерами в нижней части шкафов. Два конвертера намертво крепились к полу, в то время как другая пара имела небольшие колеса и могла перемещаться по лаборатории. Бертон и де Марбо попытались сдвинуть один из шкафов с места, но у них не хватило сил. Англичанин поманил за собой француза и, сев в кресло, полетел по коридору к шахте. Когда они промчались мимо того места, где скрывалась потайная комната Логи, де Марбо удивленно взглянул на своего спутника, но воздержался от вопросов. Значительно позже, после того как они дюжину раз поднимались и опускались по шахтам, носились по коридорам, выбранным наугад, и заглядывали в пустые залы и комнаты, барон уже не казался удивленным. Он выглядел усталым. Тем не менее, при возвращении на их этаж, де Марбо вытащил из кармана кресла небольшой блокнот и что-то написал на листке. Бертон взял записку и, почти прижимая ее к груди, прочитал следующую фразу: "Когда ты мне расскажешь о своем плане?" Вытащив из встроенного пенала карандаш, Бертон написал ответ: "Этим вечером". Барон прочитал записку и с улыбкой прошептал: --Значит, можно ожидать какого-то стоящего дела! Он разорвал листок на мелкие клочки, положил их на пол и сжег огнем лучемета. После этого француз растер пепел ногой и, набрав в легкие побольше воздуха, сдул его остатки. В тот же миг в стене открылся проем, и оттуда выкатилась цилиндрическая машина на колесах. Она без колебаний направилась к пятну золы, выдвигая из передней части суставчатую конечность, которая походила на совок. Машина обрызгала испачканное место особой жидкостью, и та, высохнув за несколько секунд, превратилась в множество крохотных шариков, которые "совок" втянул в себя, как пылесос. Через минуту машина вернулась в нишу, проем закрылся, а пятно на полу исчезло. Решив еще раз посмотреть на работу автоматического уборщика, де Марбо плюнул на пол. Агрегат вновь выполз в коридор и, очистив ковер, начал возвращаться в свое логово. Француз пнул машину ногой. Та ускорила ход и невозмутимо исчезла в нише. --По правде говоря, я предпочитаю роботов из протеина и костей,-- сказал барон.-- Эти механические штуки вызывают у меня дрожь и отвращение. --А меня, наоборот, тревожат андроиды,-- ответил Бертон. --А-а, понимаю! Чтобы сорвать гнев или выразить эмоции, иногда полезно пнуть кого-нибудь под зад. Если это обычный робот, ты считаешь, что тут нет ничего плохого, но когда перед тобой андроид, тебе становится стыдно за свое желание. Несмотря на плоть и кровь, он всего лишь безмозглое существо, которое не имеет понятия об оскорблении и несправедливости. Ты знаешь, что он не ответит ударом на удар и даже не подумает о возмездии. --Мне не нравятся их глаза,-- сказал Бертон. Де Марбо засмеялся. --Они выглядят такими же мертвыми, как глаза моих гусар в конце долгой компании. Ты чувствуешь в них отсутствие жизни, которого на самом деле не существует. Андроиды абсолютно бестолковы, и, чтобы действовать, они используют лишь крохотную часть своих мозгов. Тем не менее, можно говорить о том, что мы видим перед собой людей, а не машины. --Ты прав,-- ответил Бертон.-- Можно говорить о чем угодно и сколько угодно. Не хочешь присоединиться к остальным? Француз посмотрел на часы. --До ужина еще час. Возможно, я успею помириться с Афрой. Ты же знаешь, что мрачный сосед за столом портит не только настроение, но и аппетит. А для меня это самое страшное на свете. --Скажи ей, что она тоже может поучаствовать в следующей фазе нашего плана. Я думаю, такое предложение улучшит настроение Афры. Только не говори ей о том, что мы делали, и постарайся обойтись без этого.-- Бертон указал на блокнот. Де Марбо поморщился и кивнул. --Наш надзиратель пойдет на все, чтобы узнать о твоем замысле,-- произнес барон.-- Но разве мы можем что-то от него скрыть? Едва ты бзднешь, как он уже об этом знает. --Тогда мы заставим его наложить в свои штаны,-- с усмешкой ответил Бертон,-- образно выражаясь. По общему согласию, каждый из восьми землян поочередно устраивал у себя прием гостей. Этим вечером ужин проходил у Алисы, и она встречала их в зеленом вечернем платье с глубоким декольте по моде 1890 года. Впрочем, Бертон сомневался, что она надела и те бесчисленные нижние юбки, которые дамы носили во времена ее земной молодости. Алиса уже привыкла к удобным одеждам речной долины -- к широкому полотенцу, которое служило короткой юбкой, и легкому тонкому покрывалу, заменявшему бюстгальтер. Ее платье украшали драгоценности, воспроизведенные конвертером. В ушах поблескивали золотые серьги с жемчужными подвесками, а на руке виднелось золотое кольцо с большим изумрудом. Наряд завершали шелковые чулки, доходившие, вероятно, до колен, и элегантные зеленые туфли на высоких каблуках. --Ты прекрасно выглядишь,-- сказал он, склоняя голову и целуя ее руку.-- Конец девятнадцатого века, верно? Год моей смерти. Может быть, ты так тактично пытаешься намекнуть, что решила отметить это событие? --Поверь, я не имела в виду ничего подобного,-- ответила она.-- И давай обойдемся сегодня без колкостей? --Колкостей? -- вклинился в разговор Фрайгейт.-- Это слово вошло в обиход в 1934 году. Год твоей смерти, не так ли, Алиса? --Слава Богу, первой и последней,-- ответила она.-- Но неужели нам обязательно говорить о таких вещах? Фрайгейт склонился и поцеловал ее вытянутую руку. --Мне ли спорить с тобой, Алиса? Скажи слово, и я отдам за тебя жизнь. Нет, лучше ничего не говори. Я и так весь в твоей власти. --Ты сегодня очень галантен,-- сказала она.-- И очень настойчив. --Вот настойчивости ему как раз и не хватает,-- фыркнув, ответил Бертон.-- Кроме тех случаев, когда он пьян. Голландская отвага. --In bourbono veritas*,-- ответил американец.-- Но ты ошибаешься, Дик. Я робок даже во хмелю. Не так ли, Алиса? -- -- - * Истина в бурбоне (пародия на латынь). -- -- - --Наша милая хозяйка -- это замок на высоком холме,-- пошутил Бертон.-- Вернее, мощная крепость, окруженная широким рвом. Поэтому не пытайся ее минировать. Бери штурмом! Американец покраснел. Алиса, все еще улыбаясь, сказала: --Прошу тебя, Дик. Не будь таким гадким. --Хорошо, обещаю вести себя прилично,--ответил Бертон. Холодно кивнув, он направился к столу. --О Боже! Кто это..? Стол накрывали два человека в ливреях слуг -- хотя нет, два андроида. У одного из них было лицо Гладстона, у другого -- Дизраэли. --Дорогие гости! -- сказала Алиса.-- Сегодня вас будут обслуживать два премьер-министра Великобритании! Бертон резко развернулся на каблуках. Его лицо пылало от возмущения; брови сердито нахмурились. --Алиса! Мы ведь говорили об этой опасности! Снарк мог запрограммировать их на нападение! Она спокойно встретила его вспышку гнева. --Да, мы говорили об этом. Но ты сам сказал, что Снарк может добраться до нас тысячью и одним способом. Если бы незнакомец хотел нашей смерти, мы бы давно уже были мертвы. Однако он не сделал нам еще ничего плохого. Я считаю, что в такой ситуации два андроида не изменят положения. --Совершенно верно! -- громко прокричал китаец.-- Браво, Алиса! Прими мои поздравления! Это воистину решительный шаг! Я и сам имел кое-какие планы насчет андроидов. И осуществлю их сегодня вечером! О, что это будет за ночь! Ты больше не будешь мучиться, Ли По! В глубине души Бертон признавал правоту Алисы. Однако она не имела права поступать так без предварительного и общего одобрения всей восьмерки. По крайней мере, она могла бы посоветоваться с ним. Возможно, если бы лидером группы был не он, а кто-то другой, Алиса так бы и поступила. Бертону казалось, что она использовала каждую возможность, чтобы навредить ему и бросить вызов. За тихими и мягкими манерами скрывалась сильная и упрямая натура. В комнату вошли де Марбо и Бен. Судя по их потным и покрасневшим лицам, они либо только что покинули постель, либо оборвали бурную ссору. При втором варианте им довольно хорошо удавалось скрывать свои чувства. Оба шутили, пощипывали друг друга и непринужденно улыбались. Поприветствовав их, Бертон отошел к столу, на котором вокруг чаши со льдом стояли бутылки и бокалы. Он отмахнулся от андроида с лицом Гладстона, когда тот приблизился к нему и предложил приготовить какой-нибудь напиток. Следовало признать, что, воссоздавая по памяти черты премьер-министра, Алиса сделала очень хорошую работу. И она могла это сделать, поскольку министр часто обедал в доме ее родителей. Впрочем, Алиса, скорее всего, поступила по-другому. Она могла отыскать фотографию Гладстона в файлах компьютера, после чего конвертер, получив исходные данные, за несколько секунд воспроизвел бы это живое, но безмозглое существо. --О Господи! -- прошептал Бертон.-- Она скопировала даже голос. Попробовав виски, он нашел напиток просто великолепным. Как видно, для образца использовался лучший продукт, когда-либо созданный на Земле. Бертон подошел к Нуру. Маленький иберийский мавр налил себе бокал светло-желтого вина, который, возможно, мог стать первым и последним за этот вечер. Заметив взгляд англичанина, Нур с улыбкой сказал: --Пророк позволял любые алкогольные напитки, кроме финикового вина. Позже его ретивые и усердные ученики распространили этот запрет на все спиртное. Лично я не вижу для себя вреда в крепленых напитках и не желаю подчиняться предписаниям упрямых фундаменталистов. Мне нравится китайское вино. Кроме того, будь я даже горьким пьяницей, Аллах не наказал бы меня так, как мне уже удалось наказать самого себя. Что же касается Магомета, то где он теперь? Они заговорили о Мекке, и в этот момент андроид, похожий на Дизраэли, объявил, что ужин подан. Поскольку утром каждый гость заказал Алисе свои любимые яства, меню уже находилось в памяти компьютера. За долю секунды большой конвертер выполнил заказ, и расторопные слуги расставили на столе аппетитные блюда. Перед Бертоном появился овощной салат, осетрина по-московски и два пирога с ревенем. Напитки и вина подавались по мере надобности. Чуть позже Бертон, Бен, Фрайгейт и Ли По закурили кубинские сигары. Нур довольствовался тонкой ароматной сигаретой. Англичанин подошел к французу, но тот, замахав руками, отступил назад. --Избавь мои драгоценные легкие от этой отвратительной отравы! -- вскричал барон. --Вдыхая ее, человек умирает счастливым,-- с усмешкой ответил Бертон.-- Однако, как ты недавно говорил, non disputandum de gustibus. Как себя чувствует Афра? Ты сказал ей, что она может принять участие в предстоящей вылазке? --Да, сказал,-- ответил де Марбо.-- К сожалению, все ее вопросы остались без ответов, так как я и сам не знаю, что это будет за вылазка. Бертон передал ему записку. Француз прочитал ее и с удивлением взглянул на своего собеседника: --Что..? Он замолчал, затем поднялся на цыпочки, и его губы коснулись уха Бертона, который в свою очередь пригнулся к нему. --Как я и говорил, мы готовы. Но... не мог бы ты намекнуть мне, что у тебя на уме? --Лучше этого не делать. --О-о! Как интригующе! -- воскликнул де Марбо.-- Возможно, твой план превзойдет все мои ожидания. Опасность, романтика и военная хитрость; открытая атака или внезапное окружение; угроза плена, неопределенность и сложная задача, требующая отваги, выдержки и стальных нервов. --Можешь не волноваться,-- ответил Бертон.-- Как раз все это нас и ожидает. Глава 8 Примерно около часу ночи Бертон припарковал свое кресло у апартаментов де Марбо и Бен. Как они и договаривались, барон оставил дверь открытой. Бертон вошел в большую гостиную, в которой тут же вспыхнул свет, и, миновав небольшой коридор, постучал в дверь спальни. Оттуда раздался сиплый голос француза: --Quelle?(*) (*) Кто там? (фр.) --C`est moi, naturellement(**),-- ответил Бертон. (**) Конечно же, я. (фр.) Через минуту, сонно потирая глаза, англичанка и француз вышли из спальни. --Ты будешь должен мне шесть часов сна,-- сказал де Марбо.-- Кстати, у тебя есть чем оплатить этот долг? --Конечно, есть, дорогой барон. Шестью часами, потерянными мной. Но поскольку ты сам напросился на дело, я тебе ничего не должен. Де Марбо успел надеть кильт, но на Афре были только кружевные трусики и бюстгальтер. --Эй, моя капусточка! Ты собираешься идти в бой в этом наряде? --А что? -- задорно ответила она.-- Для полуночных встреч это самая подходящая амуниция. Француз засмеялся, обнял ее и поцеловал в щеку. --Ах, моя дикая английская розочка! Ты всегда такая неожиданная и восхитительная! Однако она ввела его в заблуждение. Афра вернулась в спальню и вскоре вышла оттуда в короткой юбке, тонкой блузке и высоких ботинках. К тому времени Бертон вытащил из конвертера три большие кружки бразильского кофе. Глотая горячий напиток, он туманно и кратко намекнул своим друзьям на то, что им предстояло сделать. --Сказать по правде, я ничего не понял,-- признался де Марбо.-- Но это хорошо, потому что тогда тебя не понял и наш враг -- если он только наблюдает за нами. В каком-то смысле мы похожи на кота с колокольчиком на шее. --Поэтому, прежде чем охотиться на Снарка, мы должны лишить его глаз и ушей,-- ответил Бертон. Он улыбнулся, увидев, как взметнулись вверх брови де Марбо. --Ага! -- взревел француз.-- Мои предчувствия сбываются! О Господи! Я трепещу от возбуждения. --Сначала нам придется потрудиться,-- предупредил его Бертон.-- И прежде чем мы закончим эту работу, вы оба будете валиться с ног от усталости. --Только не я! В былые дни меня называли "человеком из железа"! Что касается Афры, то она крепка, как платина, и в два раза дороже кучи бриллиантов ее веса. --Между прочим, этот вес становится все больше и больше,-- проворчала она, похлопав себя по бедрам. Бертон сделал нетерпеливый жест, и влюбленная пара последовала за ним в коридор. По пути они на всякий случай прихватили два лучемета и ножи. Когда Бен и де Марбо устроились в своих креслах, Бертон махнул рукой, и их маленький отряд влетел в вертикальную шахту. Через несколько минут они уже мчались по коридорам этажа, который находился на одном уровне с поверхностью моря. Вскоре Бертон остановил кресло, и де Марбо, подлетев к нему, прошептал: --Мы почти рядом с потайной комнатой Логи. Куда теперь? Бертон кивнул и указал на дверь ближайшего помещения -- той самой лаборатории, которую они посещали днем. Афра осмотрелась и тихо сказала: --Наверное, он сейчас удивляется, зачем мы сюда прилетели. Между прочим, я задаю себе тот же вопрос. --Ричард -- наш генерал,-- ответил де Марбо,-- и поэтому он не считает нужным объяснять нам, простым солдатам, свои мудрые планы. Это старая традиция настоящих полководцев. Бертон игнорировал их ироничные замечания. Подойдя к большому конвертеру, он заказал три стремянки, пятьсот распылителей с черной краской, дюжину мощных ламп и небольшой генератор воздуха, работающий на атомной батарее. --Mon Dieu! -- воскликнул де Марбо.-- Он решил превратить нас в маляров! Что же тогда ожидать от него дальше? Вытащив из раздаточной камеры первую партию деталей, Бертон закрыл дверь конвертера, подождал несколько секунд и, повторив процедуру разгрузки, вывалил на пол остатки заказанного снаряжения. Покончив с этим, он велел своим помощникам приступить к приему распылителей, а сам начал собирать стремянки. Барон приподнял брови и взглянул на Афру, словно спрашивая: " Что дальше?" Она пожала плечами и принялась за работу. Де Марбо последовал ее примеру. Чуть позже, пропотев до последней нитки, он вытащил очередную партию баллончиков и устало сказал: -Эй, моя капусточка! Неужели мы должны оплачивать своим потом ту божественную еду и изысканные вина, которые нам посчастливилось отведать вечером? --Да,-- переведя дыхание, ответила она.-- Ты заплатишь нам за все! Афра выпрямилась и внимательно осмотрела стену. --Снарк, как Бог, следит за каждым нашим шагом,-- сказала она.-- Ему известно все, что мы тут делаем. И я лишь надеюсь, что, подобно Всевышнему, он будет безразличен к нашим забавам. --В отличие от Бога, Снарк иногда должен спать,-- возразил Бертон.-- Кроме того, он, как и все мы, ограничен своим телом. Его разум может быть великим, но это разум смертного, имеющий пределы. --А возможно, его, как и Бога, просто не существует,-- добавил де Марбо. --Вполне вероятно,-- ответил Бертон.-- Вот! Твоя стремянка готова. --Почему ты не привлек к этой работе андроидов? -- спросил француз.-- Они красили бы стены, а мы наблюдали бы за ними, сидя в креслах, как и подобает хозяевам, за которых потеют рабы. --Мне не хотелось рисковать,-- ответил Бертон.-- Ладно, приступим к делу. Начинайте покраску с этого угла и следуйте к дальнему концу стены. Он велел компьютеру определить, какое количество распылителей понадобится им для окраски всего помещения. Заказав в конвертере две тачки, Бертон нагрузил одну из них баллончиками с краской и оставил ее около стремянок, с которых де Марбо и его леди красили потолок. Обеспечив коллег необходимым снаряжением, он запросил у компьютера двенадцать канистр с быстро твердеющим цементным раствором. Получив их в камере конвертера, Бертон перенес канистры в коридор, вернулся к пульту и сделал заказ на партию кирпичей, количество которых он подсчитал заранее. Де Марбо, наблюдая за ним, покачал головой. --Он обещал кровавую схватку, но я уже ему почему-то не верю. Прежде чем браться за дело, Бертон решил открыть дверь в комнату Логи, хотя будь она даже трижды закрытой, он все равно закончил бы первую часть своего проекта. Постучав по стене, англичанин громко сказал: "Ах-К,ак!", и круг двери бесшумно вкатился в паз стены. Бертон полагал, что Снарк вмешается в ход операции, и поэтому, для большей уверенности, оставил кресло в отверстии. Теперь, если бы даже незнакомец захотел закупорить этот вход навсегда, дверь осталась бы открытой. На старой и доброй Земле Бертону доводилось заниматься многими делами. Однако кладка кирпичей в их число не входила. Тем не менее он часто наблюдал за арабскими рабочими, которые возводили кирпичные стены. В принципе, ничего сложного в этом не было. Выбрав место в нескольких футах от двери в комнату Логи, Бертон начал укладывать поперек коридора первый ряд. Раствор накрепко соединял кирпичи друг с другом. И к тому времени, когда он положил последний верхний ряд, построенная им стена превратилась в сплошной монолит. Сделав лишь два небольших перерыва, чтобы попить воды, Бертон замуровал коридор в этом месте снизу доверху и от стены до стены. Затем он подкатил тачку с кирпичами ко входу в лабораторию и принялся за возведение следующей перегородки. Афра вышла в коридор и доложила, что они с бароном завершили окраску стен. С ее лица стекал пот, и одежду покрывали мокрые пятна. Бертон последовал за ней в комнату. --Сейчас проверим, что вы тут сделали,-- сказал он, осматриваясь вокруг.-- Мы должны быть абсолютно уверены, что каждый квадратный дюйм стен покрыт краской. Хорошо, теперь разберитесь с потолком и полом, а когда все закончите, сообщите мне. Издав шутливый стон, француз передвинул стремянку в угол и вскарабкался на нее. Бертон вернулся к кирпичной кладке. Работа шла споро, он укладывал ряд за рядом, и вскоре возведенная им стена перекрыла эту часть коридора. К тому времени, когда он клал последний кирпич, к нему подошел де Марбо. --Все сделано, босс. Мы залили краской и пол, и стены, и потолок. Видеокамеры незнакомца обезврежены. Снарк может глазеть на пустые экраны, сколько хочет. Отныне твои замыслы будут загадкой не только для меня, но и для него тоже. Бертон вошел в лабораторию. --Теперь надо покрасить окна на дверях конвертеров. Передвиньте всю мебель, которая двигается, и покройте краской те места, где она стояла. --Под ними тоже? -- спросил француз, указывая на два передвижных конвертера. --Да. --А как мы их столкнем с места? Возможно, я и похож на Самсона из Газы, но у меня нет его силы. --Воспользуйтесь летающими креслами,-- подсказал Бертон. Барон хлопнул себя ладонью по лбу. --О Господи! Какой же я тупой! Но это все от того, что я не привык к лакейской работе! Она иссушила мой разум до последней капли! --Не печалься,-- сказал Бертон.-- Я уверен, что эта мысль пришла бы тебе в голову. --Ты прав! Это не ратный труд,-- ответил француз, словно его слова объясняли что-то. Афра вышла в коридор вместе с Бертоном и осмотрела построенные стены. --А как мы отсюда улетим? --Кирпичики обычные. Сделаны из глины. Бен взглянула на него и указала пальцем на лучемет. Бертон кивнул. --После того как мы поймаем Снарка? --Вряд ли. Он посмотрел на часы. --Нам еще многое надо сделать. Афра вздохнула и покачала головой. --Интересно, что же ты все-таки задумал? --Ты все увидишь сама. Со временем. Он установил стремянку, поднялся по ней к потолку и начал закрашивать верхний угол кирпичной стены. Закончив с этим делом, Бертон покрыл краской пол и стены коридора, а затем заглянул в дверь лаборатории. К тому времени Бен и де Марбо отсоединили силовые кабели от двух передвижных конвертеров, сдвинули шкафы и закрасили пустые места на полу. Прислонившись спинами к стене, его помощники сидели рядом с кучей пустых баллончиков и пили воду. Афра курила сигару. --Когда отдохнете, помогите мне докрасить коридор,-- попросил Бертон. Де Марбо тут же поднялся на ноги. Увидев работу англичанина, он замер на месте, и его глаза расширились. --Клянусь голубой кровью великих королей! Ты покрасил даже кирпичную стену! --Да. Кирпичи сделаны из простой глины -- я специально проверил это в самом начале. Но Снарк мог вставить в некоторые из них свою аппаратуру наблюдения. Поэтому я хочу увериться, что он нас больше не увидит. --Просто невероятно! -- сказал де Марбо. --Мы не можем рисковать. --Ох, уж эти хитроумные британцы! Не удивительно, что мы проиграли вам войну. Слова де Марбо следовало расценивать как комплимент. На самом деле он был искренне убежден, что к крушению империи привели ошибки и предательство корсиканских маршалов, которые окружали Наполеона. Если бы французскими войсками командовали честные и умные полководцы, империя никогда не знала бы поражений. То же самое, наверное, говорили и солдаты всех других армий, но, слушая доводы де Марбо, Бертон обычно старался не упоминать об этом. К пяти часам утра они покрасили коридор и комнату Логи. К тому времени прекратилась подача света и воздуха, которые прежде исходили из стен и крошечных вентиляционных отверстий. Бертон предусмотрел такой вариант, заранее заказав мощные лампы и генератор воздуха. --Voila! С`est fini!(*) -- воскликнул француз. (*) Вот и все кончено! (фр.) --Не совсем,-- ответил Бертон.-- Теперь нам надо передвинуть один из конвертеров в потайную комнату. Они сделали это с помощью летающего кресла. Бертон, стоя рядом, управлял рычагами, а барон и Афра корректировали направление. Через десять минут вершина и бока конвертера со скрипом прошли сквозь круглое отверстие -- в чем Бертон и не сомневался, поскольку днем он предусмотрительно сравнил размеры шкафа и двери. Установив конвертер в потайной комнате, они подсоединили к его к силовому кабелю. --Дик, ты закрасил звуковые датчики, которые распознавали пароль на вход,-- сказала Афра.-- Что если нам еще раз понадобится сюда войти? Или ты решил оставить эту дверь открытой? --В случае необходимости краску можно легко соскрести,-- ответил Бертон. Осмотрев стены, француз удовлетворенно потер ладони. --Мы вывели из строя все линзы и микрофоны. Снарк больше не видит и не слышит нас. Может быть, теперь ты скажешь нам, что собираешься делать дальше? Свет ламп отбрасывал на их лица густые тени, и те выглядели странными и застывшими, как маски. Маски утомленных, но решительных людей. Голубые глаза де Марбо и Бен, казалось, сияли своим собственным светом. Их воля не знала усталости. --Силовой кабель конвертера подведен к основной сети питания,-- объяснял им Бертон.-- Так как он не указан на схемах башни, любая мощность, потребляемая через него, не будет регистрироваться компьютером. Во всяком случае, пока Снарк не изменит программу. Таким образом, мы можем делать тут все, что угодно, а незнакомец ничего не будет знать. Но ведь он ожидает от нас какого-то подвоха. Возможно, он уже сейчас грызет ногти и гадает, чем мы тут занимаемся. В конце концов Снарк захочет взглянуть на все своими глазами. Он не выдержит и придет сюда. --Не думаю,-- возразила Афра.-- Он может послать к нам андроидов. --Не забывай, что человек любопытен, как обезьяна. Снарк сам захочет оценить серьезность наших намерений. --Хм-м... Вполне возможно. --Почему ты ничего не рассказал об этом остальным? -- спросил де Марбо. --Лишние слова часто мешают делу. Француз взглянул на часы. --Через два с половиной часа наши друзья встретятся за завтраком. В отличие от нас ты всегда участвовал в таких мероприятиях. Что если они начнут тебя искать? --Наши коллеги ворвутся в мое жилье, перевернут там все вверх дном и наконец поймут, что я куда-то исчез. Потом обнаружится и ваше исчезновение. --Они подумают, что нас схватил Снарк! -- воскликнула Афра.-- Я представляю себе их чувства! --Ничего страшного,-- ответил Бертон.-- Это вытряхнет их из летаргической дремоты. По крайней мере, они не будут скучать. --Довольно грубо с нашей стороны,-- заметила Афра. --И они начнут нас разыскивать,-- произнес де Марбо. --Да, найти нас будет непросто,-- ответил Бертон.-- Учитывая, что им придется осмотреть 35793 комнат... --Но они могут использовать компьютер,-- прервал его барон.-- Машина просканирует все помещения и, обнаружив затемненный участок, сообщит им...-- Он замолчал, потер подбородок и с улыбкой закивал.-- Теперь я все понял! Снарк не позволит этой информации попасть на экраны наших друзей. --Если они воспользуются компьютером, ему придется как-то дезориентировать их,-- согласился Бертон.-- Во всяком случае я надеюсь, что они отвлекут его внимание на какое-то время. --Да, но наши друзья сделали бы то же самое, попроси мы их об этом,-- сказала Афра.-- И они не волновались бы так о нас. --Их тревога и недоумение пойдут нам только на пользу. Ложь легко определить, и они вряд ли ввели бы Снарка в заблуждение. Я уже не говорю о том, что он может пропустить их голоса через детектор эмоций и просканировать ватаны. Такая техника позволит ему уловить каждое неискреннее слово. --Он прямо как Бог на Страшном суде,-- проворчала Афра. --Зря ты так думаешь,-- отозвался Бертон.-- Снарк -- не бог. И вы еще увидите, какой мы нанесем ему урон. --Черт возьми! -- вскричал де Марбо.-- А что если он не придет? Что если мы просидим здесь целый день, как крысы, попавшие в ловушку? --Когда в твою ловушку попадает крыса, ты ее можешь видеть. А Снарк нас больше не видит и не слышит. Они устроились у стены в самом темном углу. Теперь им оставалось только ждать, во всем полагаясь на свое терпение. В апартаментах Логи имелся туалет и еще один находился в лаборатории. Предусмотрительный Бертон подключил конвертер к небольшому автономному компьютеру, поэтому они могли заказывать себе не только пищу, но и любые другие вещи. Наступило семь часов. Их беседы стали редкими и немногословными. Свет ламп, глубокие тени и ожидание все больше и больше действовали на нервы. В семь тридцать Бертон предложил своим спутникам позавтракать и выспаться на большой постели, пока он будет охранять их покой. В восемь часов Бен и де Марбо согласились на его уговоры. Они заказали себе легкий завтрак и, поев, отправились спать. Перед уходом француз принес Бертону поднос с едой и тихо сказал: --Если хочешь, я останусь с тобой. В хорошей компании и время летит быстрее. --Не беспокойся обо мне,-- ответил Бертон.-- Вряд ли Снарк предпримет что-нибудь в ближайшие два-три часа. --Ты слишком самоуверен. Незнакомец может придерживаться другого мнения. --Ладно, будем надеяться на лучшее. Англичанин занял позицию у входной двери. Чтобы отогнать сон, он шагал взад и вперед вдоль стены, размышляя над планом операции. Бертон не знал, что могло произойти, и, наверное, это было его преимуществом. Тем не менее, он готовил себя к любой неожиданности. Возможно, он действовал глупо и недальновидно, но ему нравились поступки, а не сытое бездействие. В уме роились верткие вопросы, на которые Бертон пытался найти один ответ. Что бы он делал на месте незнакомца? Неужели оставил бы трех своих врагов без наблюдения? А как же его человеческое любопытство? Любопытство и страх? Разве он не гадал бы об их замыслах? Разве не запрашивал бы у компьютера список всего того, чем они могли навредить ему? Вернее, ему и башне? Впрочем, нет. Снарк не стал бы запрашивать компьютер. Любая машина, даже самая умная, не имела творческого воображения. Информация на выходе никогда не превышала данных на входе. И на самом деле компьютер башни был глупее и слабее людей. Не всех, конечно, но многих. "Ты слишком циничен,-- сказал себе Бертон.-- Но разве это не так? Разве миллионы и миллиарды людей не являются копией протеиновых роботов? Они отличаются от них только тем, что могут чувствовать печаль, разочарование и горе, любовь, веселье и радость, амбиции, гнев или жалость... Хотя на жалость и сочувствие способны немногие. Да и воображение есть не у всех. Vive la difference!"(*) (*) Фраза совершенно не к месту, поскольку в конце ХIХ века она являлась лозунгом, который провозглашал превосходство мужчин над женщинами. "Да здравствует разница!" (фр.) Фрайгейт однажды сказал, что на звание людей могла претендовать лишь незначительная часть человечества. Желая остальным успеха, он не питал на их счет больших надежд. "И я первым согласен признать, что еще не дотягиваю до статуса человека". Американец много говорил о принципах совершенства, но редко придерживался их сам. Нур тоже любил поболтать на такие темы и, надо признать, действительно следовал своей философии. А что он сам, Ричард Фрэнсис Бертон? Попробовав заняться самоанализом, он усмехнулся и покачал головой. Слишком огромными казались континенты и острова этой дикой Бертонии, населенной легионами дьяволов. --Есть только одно великое путешествие,-- говорил Фрайгейт,-- и оно является спуском в самого себя. Он повторял мысль Генри Миллера, писателя из двадцатого века, который восхищал американских современников своим презрением к человеческим слабостям и недостаткам. --Самая черная Африка, самый высокий Эверест и самая глубокая бездна Мирового океана находятся в нашем собственном уме. Так почему лишь немногие достигают этих высот и глубин? --А почему рыбы, плавая в воде, не знают, что она мокрая? -- передразнил его Бертон. Разговоры, разговоры, разговоры. Они ведут себя как болтливые попугаи. Неужели язык -- это оперение людей? И неужели кто-то может разрушить свои внутренние барьеры? Внезапно раздался сильный грохот. Послышались треск и низкое гудение. Бертон вскочил, быстро разворачиваясь в направлении шума. Его сердце заколотилось в груди, заглушая остальные звуки. Выглянув в темный коридор, он увидел две полоски света, которые пробивались из комнаты Логи и приоткрытой двери лаборатории. Впрочем, нет! Еще один луч света исходил из большой дыры в кирпичной стене. Посмотрев в отверстие, он мельком разглядел огромный механизм, похожий на опрокинутый цилиндр с коническим носом. Его темная масса неслась прямо на стену. Глава 9 Бертон отпрыгнул в комнату и высунул голову из двери, пытаясь рассмотреть предмет. Механическое чудовище за большой дырой быстро катилось на десяти колесах по освещенному коридору. Тем не менее, для тарана кирпичной стены этой скорости явно не хватало. Возможно, Снарк не знал, что Бертон пользовался чудо-раствором, о котором строители на старой Земле могли только мечтать. Англичанин прицелился в пятно за острым носом машины. Алый луч, похожий на длинный посох, уперся в серую броню. За пять секунд лучемет мог пробить двенадцатидюймовую стальную пластину, однако на поверхности цилиндра не осталось ни малейшего следа. Бертон быстро отступил назад и прижался к стене. В проем двери ворвался фиолетовый луч. За ним последовала целая россыпь алых и зеленых световых полос, а потом машина проехала мимо двери. Осмелившись выглянуть в коридор, Бертон увидел, что стволы по бокам цилиндра стреляли вслепую под разными углами, выжигая на окрашенных стенах и черном потолке большие белые пятна. Приблизившись ко второй кирпичной стене, машина остановилась и медленно двинулась назад. Залпы лучей из боковых орудий полыхали с интервалом в несколько секунд. Угол атаки постоянно менялся. Краска на стенах надувалась пузырями, лопалась и выгорала. Бертон снова отступил под прикрытие стены. Луч скользнул в дверной проем и выжег белое пятно на потолке. За ним последовал сноп разноцветных лучей, которые под разными углами разрушали окраску перекрытий. --Дик, как ты там? -- прокричал де Марбо. --Со мной все в порядке! -- ответил Бертон.-- Не подставляйся под огонь! --Я не так глуп! -- отозвался француз. Однако он совершил невероятную глупость -- по крайней мере, с точки зрения англичанина. Выбежав в коридор, де Марбо бросился к машине. Бертон велел ему вернуться, но барон без колебаний запрыгнул на заднюю часть самоходного устройства и ухватился за выступ на вершине цилиндра. Бертон со страхом ожидал очередного залпа. К счастью или, возможно, по приказу Снарка, стрельба прекратилась в тот момент, когда француз выбежал из двери. Позже Бертон пришел к выводу, что луч, выпущенный в него в самом начале, был только мерой устрашения, чтобы он не приближался и не преследовал машину. По-прежнему отъезжая назад, машина миновала дверной проем в потайную комнату Логи. Де Марбо, цепляясь одной рукой за выступ, послал англичанину воздушный поцелуй. --Прыгай вниз! -- закричал Бертон.-- Ты ничего с ней не сделаешь! Прыгай, пока она тебя не убила! --Куда она, туда и я! -- прокричал в ответ барон. Однако уже через миг его браваде пришел конец. Машина резко остановилась. Ее колеса завизжали на мраморном полу, и она помчалась вперед. Носовое орудие выпустило мощный луч. Фиолетовое копье вонзилось в кирпичную кладку и, пробив в ней большую дыру, расширилось и превратилось в конус. Стена потрескалась и местами оплавилась. В ней возникло широкое отверстие, в которое могла пройти машина. Де Марбо попытался спрыгнуть на пол, но сила инерции швырнула его на стену. Он с криком ударился о кирпичи и упал на мелкое крошево осколков. --Сумасшедший лягушатник! -- проворчал Бертон. Машина скрылась за дальним поворотом. Как оказалось, она состояла из гибких сочленений, которые позволяли ей поворачивать в стороны почти под прямым углом. Де Марбо приподнялся и сел, держась руками за голову. Бертон и Афра поспешили к нему на помощь. --Ты ранен? Француз поморщился от боли и печально улыбнулся. --Ранена только моя гордость. О Боже! Я испугался! Мне показалось, что я даже кричал от страха! Бертон помог ему подняться на ноги. --Ерунда! -- шутил де Марбо.-- Всего лишь несколько синяков и шишек. Знали бы вы, сколько раз мне доводилось падать с лошади, сражаясь за нашего славного императора. Хотя надо признать, я еще никогда не вылетал из седла так быстро! Афра обвила его шею руками и нежно зашептала: --Упрямый сукин сын! Я перепугалась за тебя до смерти! --О, нет! Ты такая мягкая и тепленькая, что я не могу назвать тебя трупом,-- ответил он, прижимаясь к ней.-- Только не дави на руку! Прости, что я не в силах обнять тебя, моя капусточка, хотя кому как не тебе знать мою огромную любовь и всеми признанную силу! Она выскользнула из его объятий и кончиком пальца смахнула слезу. --Ты опять называешь меня капустой, черт бы тебя побрал? Запомни, я не овощ, а женщина! Женщина, которая сердита на тебя и твой идиотский героизм! --О-о! У розы появились шипы! Но ты простишь меня, не так ли? Бертон осмотрел коридор, а затем повернулся к французу. --Зачем ты запрыгнул на эту машину? -- спросил он.-- Я так и не понял смысла твоего поступка. --Мне захотелось прокатиться на ней до берлоги нашего друга, чтобы познакомиться с ним и предложить ему сдаться в плен. Однако в пылу азарта я не заметил, что эта стальная гусеница сделала дыру в стене только для себя. Для меня там места уже не хватало. --Тебе повезло, что твои мозги не размазались по кирпичам,-- сердито сказал Бертон. Он разделял гнев Афры, но его восхищала отвага француза. --Зрелище было великолепным, но такой опытный солдат, как ты, мог бы вести себя немного поосмотрительнее. --Вам обоим просто завидно -- вот вы и ругаетесь. И ты, Дик, поступил бы точно так же, если бы додумался до этого. --Возможно, ты прав,-- с улыбкой ответил Бертон. Указав на пятна обгоревшей краски, он многозначительно поднял брови. --Снарк снова нас видит и слышит. --Вот же черт! -- воскликнула Афра.-- Он еще раз показал, насколько мы слабы и беспомощны по сравнению с ним. Нам даже не удалось от него спрятаться! --Да, но мы заставили Снарка действовать,-- возразил Бертон.-- Он испугался и послал сюда управляемого робота, чтобы выяснить наши планы. А если он боится нас, то, значит, уважает. --И ради этого я, как раб, красил стены? -- возмутился де Марбо.-- Выходит, мои старания оказались напрасными? --Твоя скачка выглядела потрясающе. Француз самодовольно усмехнулся. --Да. В общем-то, она заслуживает того! Между тем Бертон не считал исход операции успешным. С помощью видеокамер, установленных на машине, Снарк мог увидеть открытую дверь в секретное убежище Логи. --Что мы будем делать дальше? -- спросила Афра.-- Тихо разойдемся по своим комнатам, как плохие дети после порки? Бертон не успел ничего ответить, так как справа от них послышался шум. На пересечении коридоров появилось летающее кресло, оборудованное странным куполом из прозрачного пластика. Внутри него виднелась фигура мужчины, который сидел на корточках в смешной и нелепой позе. Он помахал рукой и что-то прокричал. --Кто это? -- спросил де Марбо. --Фрайгейт,-- ответила Афра, узнавшая американца по голосу. Кресло подлетело к ним и опустилось на пол. Фрайгейт выбрался из своей крошечной кабины. Осмотревшись по сторонам, он удивленно присвистнул и спросил: --Что тут у вас происходило? Бертон вкратце объяснил ему суть дела. В свою очередь американец рассказал де Марбо и Бен, почему и с какой целью он соорудил на кресле защитный купол. --Дик попросил меня прилететь сюда к восьми часам утра. А это хитроумное приспособление не позволяет инфракрасным датчикам улавливать тепло моего тела. Пока я нахожусь под куполом, компьютер не знает, где меня искать. Француз укоризненно посмотрел на Бертона. --Ты же говорил, что в деле участвуем только мы... --Правда не всегда бывает полезной,-- ответил Бертон.-- Я решил привлечь еще двух помощников, но на всякий случай сохранил это в тайне. Мне не хотелось, чтобы вы с Афрой сболтнули что-то, обсуждая наши дела. --Двух помощников? -- спросил де Марбо.-- А где второй? --Согласно моему плану, Нур обследует коридоры с другой стороны,-- ответил Бертон, махнув рукой в том направлении, куда уехала машина. --И какой в этом толк? -- спросил француз.-- Думаешь, ему удастся проследить путь машины до логова Снарка? --Поживем -- увидим. Бертон повернулся к Фрайгейту: --Раз уж ты ни о чем не докладываешь, сказать тебе, видимо, нечего. --Я не заметил ничего подозрительного. --Здесь целый лабиринт коридоров, и машина могла уехать в любом направлении. Давайте дождемся Нура. --Если только его не поймает Снарк,-- добавил Фрайгейт. --Ах, как оптимистично! -- заметила Афра. --Пойми, мне только хочется учесть любую возможность,-- начал оправдываться американец.-- Разве я виноват, что плохих вариантов намного больше, чем хороших. --На самом деле это не так. Просто ты привык замечать лишь темные стороны жизни. Бертон взглянул на часы. Прошло уже пять минут с тех пор, как машина проломила стены и исчезла за поворотом. Он решил подождать еще полчаса, а затем вернуться на свой этаж, независимо от того, появится Нур или нет. Бертон сомневался, что Ли По, Алиса и Терпин отправились их искать. Скорее всего, ожидая остальных, они заняли оборону в каком-нибудь небольшом помещении. Из-за кирпичной стены раздался голос мавра: --Не стреляйте! Это я! У меня для вас хорошие новости. --Все в порядке, Нур. Можешь идти,-- ответил Бертон. Мавр прошел в широкое отверстие, на ходу снимая с себя колпак, перчатки и куртку, сделанные из пластика. --Жарко! Бертон заглянул в оплавленную дыру. Кресло Нура, оборудованное защитным куполом, стояло по другую сторону у стены. Судя по широкой улыбке мавра, он действительно принес хорошие вести. --Я настиг Снарка у двери в потайную комнату. Мое кресло вылетело из темной части коридора, и мы увидели друг друга почти одновременно. Я приказал ей сдаться, но несмотря на мое предупреждение, она вытащила лучемет из кобуры. Мне пришлось нажать на курок, и луч попал ей в горло. --Снарк оказался женщиной? -- воскликнул удивленный Бертон. --И довольно симпатичной,-- ответил мавр.-- Как вы знаете, незнакомцы бывают двух полов, но мы почему-то считали ее мужчиной. Вернее, вы. Я-то знал, что надо рассматривать обе возможности. Нур предложил друзьям отправиться к месту событий, где он мог бы подробно объяснить им все, что там произошло. Они пролетели на своих креслах через пролом в стене, свернули направо и остановились в сотне футов от следующего пересечения коридоров. Незнакомка лежала на спине. Ее рот и глаза были открыты. На горле виднелась узкая сквозная рана с запекшимися краями. Наряд женщины состоял из алой блузы, голубых шаровар и желтых сандалий. Рядом с небольшим худощавым телом на полу лежал лучемет. --Она относится к расе монголоидов,-- сказал Нур дрожащим голосом, который выдавал его волнение.-- Я не знаю, китаянка она или японка, вьетнамка или монголка, но вряд ли это имеет какое-то значение. Впрочем, ее национальность может определить Ли По. Перед ними находился круглый дверной проем, запорная пластина которого скрывалась в пазу стены. Сквозь широкое отверстие просматривался зал, а дальше начинались комнаты, где незнакомка скрывалась от них, оставаясь прекрасно информированной обо всех передвижениях восьми гостей Туманной башни. Настенные экраны показывали каждое из восьми жилищ. На самом большом экране Бертон увидел Алису, Тома Терпина и Ли По. Они играли в карты в гостиной музыканта и, судя по выражениям их лиц, не слишком тревожились об отсутствии пяти друзей. Очевидно, они понимали, что Бертон претворял в жизнь какой-то тайный план, но на всякий случай в целях безопасности оставались вместе. Позже он узнал, что не ошибся в своих предположениях. Конечно, после окончания операции его ожидали их упреки и слова обиды. Но у него теперь имелся веский аргумент -- победа над незнакомкой. Накануне вечером Питер Фрайгейт и Нурэддин эль-Музафир ушли в свои спальни. Они полагали, что Снарк тоже отправится спать, велев компьютеру будить его лишь в тех случаях, когда кто-то из землян покинет пределы жилищ. По мнению Фрайгейта, компьютер мог использовать для этого только инфракрасные датчики. Во всяком случае они надеялись на то, что в коридоре не окажется видеокамер, направленных на двери их жилищ. Под утро Пит и Нур заказали в конвертерах защитные купола, а также пластиковые костюмы и накидки. В дневное время компьютер доложил бы об этом Снарку, но в такой час он просто занес информацию в память, чтобы его хозяин мог просмотреть составленное донесение за завтраком или за первой чашечкой кофе. Одевшись в пластиковые костюмы, Нур и Пит покинули квартиры и установили на креслах защитные купола. Инфракрасные датчики на них не реагировали. Незнакомка упустила такую возможность и не предприняла мер против подобных трюков. В отличие от компьютера, она умела соображать, но по каким-то причинам не додумалась до этого. --Нам просто повезло, и мы схватили удачу за хвост,-- подытожил Бертон.-- События могли принять и другой оборот. На самом деле наши шансы были не так велики. --Значит, ты тоже считаешь это везение подозрительным? -- спросил Нур. Бертон ожидал, что мавр разовьет свою мысль, но тот сказал: --Когда я ее убил, хотя хотел только ранить... мне подумалось, что она могла настроить камеру воскрешения на автоматическое и немедленное воспроизводство. Идите сюда и взгляните на это... Они вошли вслед за мавром в одну из комнат. В дальнем углу помещения находился конвертер, а в нескольких футах от него на полу лежало еще одно тело той же самой женщины. Консоль конвертера со встроенным автономным компьютером была разрушена огнем лучемета. --Убив ее в коридоре, я тут же вбежал сюда, но тело незнакомки уже сформировалось,-- рассказывал Нур.-- Она метнулась к столу и начала искать оружие в выдвижных ящиках. Я приказал ей остановиться, но женщина нацелила на меня лучемет. Мне снова пришлось ее убить, и тогда, чтобы воспрепятствовать третьему воскрешению, я разрушил компьютер конвертера. К сожалению, луч уничтожил и ее телесную матрицу. Он подвел Бертона к обломкам аппаратуры и показал ему оплавленный конус. Внутри виднелся почерневший предмет размером с клюкву. Полчаса назад он содержал в себе всю необходимую информацию для дубликации тела на субмолекулярном уровне. --Меня терзают горькие мысли о том, что я навсегда лишил незнакомку возможности воскреснуть. Но, вероятно, в памяти компьютера есть копия ее телесной матрицы. Я даже уверен, что она там есть, но нам вряд ли удастся получить к ней доступ. По всей вероятности, женщина приказала машине не выдавать нам эту информацию. --Мы проверим твою догадку,-- сказал Бертон.-- Хотя, наверное, ты прав. --Но кто она? -- спросил Фрайгейт.-- И что она, черт возьми, здесь делала? Лога говорил, что все этики и их агенты мертвы. Если это действительно так, то незнакомка относилась к какой-то третьей силе. Кем же она тогда могла быть? --Одним из врагов Логи,-- ответил Нур.-- Иначе она не стала бы убивать его. С другой стороны, если незнакомка не имела ничего общего с этиками и агентами, зачем ей понадобилось совершать убийство? Возможно, она хотела завладеть башней и получить власть над всей планетой. Но почему в таком случае она решила расправиться и с нами? --А что если Монат оказался более дальновидным, чем ожидал Лога? -- медленно сказала Афра.-- Что если он настроил аппаратуру с таким расчетом, чтобы незнакомка, его агент, воскресла после некоторых событий? Я имею в виду убийство этиков. Хотя вряд ли он мог предвидеть события с подобной точностью. Бертон велел компьютеру опознать мертвую женщину, и тот ответил, что информация о ней недоступна. Машина затруднялась сказать, на каком основании появился этот запрет. Бертон попытался обнаружить телесную матрицу незнакомки, но компьютер отказался выполнять его команду. --Еще одна тайна,-- со стоном сказал Фрайгейт. Затребовав схему этажа, Бертон попросил указать на ней помещение, в котором находилась цилиндрическая машина, таранившая их стены. Как он и ожидал, на экране появилась надпись, что информация по данному вопросу недоступна. --Я просмотрел рисунки всех роботов, которые содержатся в башне,-- сказал Бертон.-- Вернее, рисунки их моделей. Той машины среди них не оказалось. --Незнакомка могла создать ее в каком-то гигантском конвертере -- причем, специально для разрушения стен. Нур и Фрайгейт принесли из коридора труп женщины и положили его рядом с телом у шкафа. Со стороны казалось, что на полу лежат две женщины-близняшки. --Может быть, расщепить их в конвертере? -- спросил Нур. --Только одну,-- ответил Бертон.--На второй мы проведем компьютерный экспресс-анализ. --Хочешь посмотреть, есть ли в ее мозгу черный шарик? Бертон поморщился. Нур словно читал его мысли. --Да. Американец и мавр уложили одно тело в конвертер и ввели программу расщепления. Камеру заполнило белое сияние, и когда они взглянули в окно двери, шкаф уже был пуст. Не осталось даже пепла. Второй труп положили на стол, над которым нависло большое куполообразное устройство. Не излучая никаких видимых выбросов энергии, оно отобразило на экране тестовую серию снимков с внутренними органами незнакомки. Через минуту Бертон нашел среди них то, что хотел. На снимке в зоне лба виднелась крошечная черная сфера, которую этики вживляли в мозг каждого из своих агентов. После произнесения особого пароля она впрыскивала яд в тело носителя, и тот мгновенно умирал. --Итак, незнакомка являлась... агентом. --Однако мы все еще не знаем, как она здесь оказалась и с какой целью,-- сказал Фрайгейт. --Пока нам это действительно неизвестно,-- ответил Бертон.-- Но мы избавились от Снарка. Мы снова ни от кого не зависим! Тем не менее, их свобода по-прежнему имела ограничения. Бертон потребовал изъять те команды, которые внесла в программу женщина, но компьютер ответил, что это невозможно. --А когда ее указания потеряют свой приоритет? Компьютер затруднился что-либо ответить. --Мы загнаны в угол,-- сказал Фрайгейт. --Это лишь временная трудность,-- успокоил его Бертон. Хотя он и сам не верил в свои последние слова. Глава 10 На той навсегда потерянной Земле, такой далекой во времени и пространстве, одно из лондонских издательств выпустило в 1880 году небольшую книгу с довольно странным называнием: "Касиды Хаджи Абду аль-Язди, или изложение Высшего Закона". Перевод и предисловие принадлежали перу некоего Ф. Б.-- друга и ученика великого восточного мастера. Позже выяснилось, что Ф. Б. являлись инициалами Фрэнка Бекера -- литературного псевдонима капитана английской армии Ричарда Фрэнсиса Бертона. "Фрэнка" он взял из своего имени, а "Бекера" -- от девичьей фамилии матери. При следующем переиздании книга вышла под его настоящим именем, но это случилось уже после смерти Бертона. Поэма, написанная двустишиями,-- как того требовала классическая арабская форма -- предположительно являлась работой персидского суфия Хаджи Абду из города Язди. Титул "хаджи" мусульмане получали только после паломничества в Мекку, и поэтому Бертон, совершив рискованное путешествие в священный город, тоже мог бы называть себя хаджи. Переводя и комментируя эту поэму, он насытил ее своими огромными знаниями и агностицизмом, мудростью и пессимизмом, бертоновскими взглядами на мир и боли мира. Выступая под именем Фрэнка Бекера, он снабдил поэму примечаниями и послесловием, в которых излил свою циничность и язвительность. Однако его шутки и смех получились печальными и безысходными. Предисловие книги -- это итог философии, сформированной за пятьдесят девять лет скитаний по той единственной планете, которую он тогда знал. Во всяком случае Бертон так думал в то время. ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ На свой страх и риск переводчик назвал это произведение "Изложением Высшего Закона", имея в виду, что оно намного опередило свое время. Он не побоялся опасностей сравнения с такими неприятными словосочетаниями, как "высшая раса" или "высшая культура". Его оправданием может служить цитата из поэмы, где автор утверждает, что радости и беды людей равным образом рассеяны по миру. (Фрайгейт выразил по этому поводу довольно обоснованные замечания. По его мнению, Бертон ошибался, полагая, что радости и беды имели в жизни людей равную долю. Взять, к примеру, тех горемык, которые, шатаясь под бременем бед, почти не видели светлых дней, или тех немногих, кто не ведал нужды и поражений. Кроме того, Бертон не определил понятий, которыми оперировал,-- как будто каждый знал, что такое радости и беды. Но что он сам понимал под словом "счастье"? Свободу от боли и проблем? Или это более возвышенное качество? Что нужно человеку для счастья? И нужно ли оно ему на самом деле?) Относясь с должным почтением к другим приложениям разума, автор считает саморазвитие личности единственным самодостаточным объектом человеческой жизни. (--А как же дети? -- спросила его Алиса.-- Если тебе хочется, чтобы они жили гармонично и счастливо, ты должен научить их этому. Каждое поколение опирается на опыт своих предшественников, улучшая тем самым уровень жизни. Да, ты прав. В истории такое случалось редко. Но, видимо, нельзя научить детей счастью, если сам его не имеешь. Впрочем, что я говорю тебе о детях. Ты, наверное, даже не знаешь, что это такое. --Саморазвитие является основным и важным принципом жизни,-- сказал Нур.-- Упоминая о нем, суфии подразумевали не только обретение новых знаний, но также сострадание и рассудительность. Однако большинство людей превращают саморазвитие в эгоизм. И это неудивительно. Люди могут довести до крайности все, что угодно. Вернее, так поступают многие.) Автор полагает, что влечения, симпатии и "божественный дар сострадания" являются высшими человеческими наслаждениями. (--Щепотка сострадания придает супу жизни особый вкус,-- сказал Нур.-- Но ее излишек может все испортить. Сострадание часто ведет к самосожалению и сентиментальности. --Сострадание вскармливает манию величия,-- поддержал его Фрайгейт.-- Но я не порицаю жалости к себе. В ней есть какая-то утонченная радость -- если только не зацикливаться на этом. Однако после самосожаления должен следовать смех -- смех на самим собой. --Дик, ты забыл включить в свой список секс,-- сказала Афра Бен.-- Хотя я признаю, что секс можно отнести к разряду влечений и симпатий. --А мне кажется, что высшим наслаждением людей является творчество,-- добавил Фрайгейт.-- Я включаю сюда живопись, поэзию и прозу, создание скульптур и резьбу по дереву, воспитание детей и все, из чего состоит культурная жизнь человеческого общества. Хотя многие отдают предпочтение наскальным рисункам.) Автор рекомендует не осуждать явления жизни, памятуя о том, что "факты -- это самые необоснованные предрассудки". (--Однако иногда наше прошлое заслуживает осуждения,-- возразил Нур.-- Хотя прежде чем судить его, человек должен спросить себя, имеет ли он на это право. И потом он должен честно ответить на свой вопрос. --То, что один человек считает истиной, может выглядеть для других нелепым предрассудком,-- добавил Фрайгейт.-- Кстати, что ты этим хотел сказать? --Верить можно только тому, что видишь своими глазами,-- сказал Ли По.-- И даже тогда бывают ошибки. Но когда людям не нравится реальность, они начинают верить в воображаемые вещи. Вот почему мы так часто говорим о феях и драконах. Скала -- это факт, хотя в каком-то отношении она тоже является плодом моего воображения.) На первый взгляд его суждения могут показаться разрушительными, но по своей сути они способствуют воссозданию мира и гармонии. (--Люди думают о том, что должно быть, а не о том, что уже есть,-- сказал Нур.-- Вот почему, в отличие от животных, человек изменяет свое окружение, подгоняя его под себя. К сожалению, из-за глупости и крайностей он портит все, к чему прикасаются его руки. Хотя конечно, бывают и исключения. --Прекрасное утверждение,-- добавила Алиса.-- Жаль, что слова не вяжутся с делом. Когда это Дик Бертон переставал разрушать себя и других?) Дополнительные сведения, связанные с поэтом и его поэмой, приведены в конце книги, куда я и отсылаю любознательных читателей. Вена, ноябрь 1880 года. Ф. Б. (--Теперь ты находишься в конце книги под названием "Ричард Фрэнсис Бертон",-- пошутил Нур.-- Она написана в двух томах: о земном Бертоне и Бертоне из Мира Реки. Эта башня может стать завершающей главой. --Любая философия признает, что надо жить так, словно через час умрешь,-- сказал Фрайгейт.-- С этим может согласится каждый, но так живут лишь те, кто знает о своей неминуемой смерти. Вернее, только немногие из них. --Именно поэтому я и не упускаю ни одной возможности затянуть мужчину в постель,-- добавила Афра.-- Марцелин, ты как -- в настроении? --Даже самому храброму и сильному солдату иногда нужны покой и отдых,-- ответил де Марбо.-- В данный момент я старый и уставший от скачки ветеран.) Глава 11 Бертон тоже чувствовал себя усталым ветераном. Слишком долго он пришпоривал себя и других. Но теперь, взяв последний барьер на этой безумной полосе препятствий, он мог отдохнуть и набраться сил. К сожалению, компьютер по-прежнему создавал проблемы. Но Бертон, посчитав их не столь важными, решил разобраться с ним позже. "Однако я не выгляжу на свои шестьдесят девять земных и шестьдесят семь местных лет,-- размышлял он, рассматривая себя в зеркало.-- Мне сто тридцать шесть, но я был таким в двадцатипятилетнем возрасте. Вот только нет вислых усов". Этики лишили воскрешенных мужчин их былой растительности на лице. И Бертон не переставал возмущаться по этому поводу. Конечно, такое нововведение позволяло людям обходиться без бритья, но ущемляло чувства и права тех, кто привык носить усы и бороды. "А почему бы мне не изменить это деспотическое новшество? Скажу компьютеру, и он придумает, как возобновить рост волос на моем лице". При жизни на Земле его тело имело физический дефект. Хотя слово "дефект", пожалуй, было слишком выразительным для такого легкого отклонения от нормы, как "блуждающий взгляд". Воскрешая его из мертвых на берегах Реки, компьютер исправил этот недостаток и тем самым возместил ему потерю бороды. Но разве Бертон не мог получить ко всему прочему и ее тоже? Он достал блокнот и сделал пометку рассмотреть этот вопрос. "Бровь бога и челюсть дьявола", как написал о нем какой-то впечатлительный биограф. Довольно точное описание. Кроме того, оно подчеркивало его двойственность его натуры. Одна его половинка постоянно жаждала успеха, в то время как вторая искала поражений. Во всяком случае, так говорилось в книгах, посвященных жизни Бертона. Некоторые из них лежали теперь на его столе. Он запомнил несколько названий, которые ему продиктовал Фрайгейт, и компьютер воспроизвел копии этих книг, отпечатав и сброшюровав листы. По мнению Фрайгейта, лучшими являлась "Дьявольские поездки". Эту книгу, впервые изданную в 1967 году, написала американка Фовн М. Броуди. --Мне тоже хотелось написать твою биографию,-- рассказывал Фрайгейт,-- но, прочитав "Дьявольские поездки", я отказался от своего намерения. Тем не менее, превосходный стиль Броуди и изобилие использованного материала не удержали других литераторов от дальнейшего описания твоей жизни. И если тебе не понравится книга моей соотечественницы, ты можешь выбрать себе кого-нибудь из них. Книгу Броуди немного портит излишний акцент на фрейдовском анализе. С другой стороны, ты, возможно, скажешь мне, что она была абсолютно права. Так или иначе, только ты можешь судить об истинности того, что написано в этих книгах. Однако Бертона интересовали фотографии, а не текст. Одна из них воспроизводила его портрет, нарисованный сэром Фредериком Лейтоном. Позже картина этого известного художника выставлялась в Лондонской Национальной галерее. Бертон выглядел на ней довольно неприятно -- как пират елизаветинских времен. Лейтон изобразил его немного в профиль, пытаясь подчеркнуть высокий лоб, широкие надбровные дуги, густые брови и проницательный взгяд. На высокой скуле рельефно выступал шрам от копья сомалийца. Лейтон говорил, что такая деталь лишь украсит портрет, и Бертон не возражал. Шрам, полученный с честью, заменял медаль, а он, имея множество настоящих наград, относился к медалям с пренебрежением. --Отчасти это твой недостаток,-- сказал Фрайгейт.-- Хотя мне понятны подобные чувства. Я и сам иногда потворствую себе в самоуничижении. --Моя семья придерживалась девиза: "Честь, а не награды". На той же странице располагалась фотография его жены Изабел, сделанная в 1869 году, когда ей исполнилось тридцать восемь лет. Она выглядела царственной и красивой женщиной. "Как добрая, но властная мать",-- подумал он. За несколько страниц до этого имелся ее портрет, сделанный французским художником Луи Десангесом в 1861 году. В тот год она и вышла замуж за Бертона. Прекрасная, молодая и задорная. Рядом находился портрет Бертона, который Десангес сделал почти в то же время. Какой контраст! Тридцатилетняя Изабел и ее сорокалетний супруг. Его усы свисали чуть не до ключиц; он выглядел мрачным и свирепым. Губы казались излишне толстыми, но, по словам биографа, это говорило лишь о его чувственной натуре. А вот губы Изабел получились тонкими и чопорно поджатыми -- словно трещина на лице красивой куклы. Тонкие губы и толстые губы. Любовь, веселье и нежность по соседству со свирепостью, амбициозностью и пессимизмом. Светлая Изабел и ее мрачный супруг. Он вернулся к странице, где находилась фотография, сделанная в 1890 году их семейным врачом -- доктором Бекером. Бертону тогда исполнилось шестьдесят девять лет. В то время они с Изабел жили в Триесте, и на снимке виднелся их задний дворик с высоким тенистым деревом, под которым Бертон любил вспоминать о прошлом. Там он и сидел, сжимая одной рукой набалдашник железной трости; другая рука лежала на запястье. Пальцы, как у скелета. Руки смерти. Высокий цилиндр, стоячий воротник и серый широкий плащ. Впалые глаза на изможденном лице, как у голодного узника Впрочем, он тогда и чувствовал себя в тюрьме своих болезней и тела. Хотя во взгляде все еще пылали угольки былой свирепости. Сбоку, ласково посматривая на него, стояла леди Изабел. Она приподняла белую ручку с вытянутым пальцем, словно грозила ему, как маленькому ребенку. Толстая проказница-Изабел. Пока он превращался в скелет, она раздавалась вширь. Однако в ту пору, как сказал Фрайгейт, Изабел уже носила в себе семя смерти. Она знала о своей раковой опухоли, но ни слова не говорила об этом Бертону, стараясь не тревожить его перед смертью. В черном платье и капоре она походила на монахиню-сиделку. Добрая и ласковая, но строгая и непререкаемая Изабел. И чтобы никаких причуд, мистер Бертон! Он сравнил свое отражение в зеркале с безжизненным лицом на фотографии. Все те же усталые глаза старика -- запавшие и больные от отчаяния и потерь. Он так и остался пленником, потерявшим последнюю надежду на свободу. Два лица. Две луны в полной фазе затмения. Бертон вспомнил тот теплый сентябрь в Триесте -- сентябрь, который стал последним месяцем его жизни. В ожидании смерти он покупал на рынке пойманных птиц, приносил их домой, а затем выпускал на волю. Однажды его внимание привлекла обезьяна в клетке. Он даже заплакал от обиды за нее. "Неужели в своей прошлой жизни ты совершила такое тяжкое преступление, что теперь тебя посадили в клетку и заставили пройти через это чистилище?" Качая головой, он побрел домой. С его губ слетали чуть слышные слова: "Что же такого она могла сделать? Неужели тоже пыталась жить по-своему?" Если верить этикам на слово, Мир Реки являлся чистилищем. А оно было самым страшным из трех посмертных миров -- небес, чистилища и ада. На небесах душа обретала свободу и радовалась, сознавая, что ее будущее всегда будет хорошим. В аду, несмотря на cтрадания и боль, душа уже знала, что ждет ее впереди. Ей больше не требовалось прилагать усилий и рваться из цепей, поскольку она навек теряла право на волю. Однако чистилище оставалось перепутьем, и только от вас зависел выбор направления -- к свободе небес или к безверию ада. В теории вы знали, как получают билет на небеса, но на практике... На практике люди избегали рая. Они выковыривали его из себя всеми правдами и неправдами. Земля изобиловала ловушками для души: физическими и духовными, политическими и интеллектуальными. Но основной, если не самой главной, являлся секс. Фрайгейт однажды написал рассказ, в котором Бог сотворил всех животных, в том числе и людей, однополыми существами. Каждый вид состоял только из женских особей, и они размножались с помощью особых фруктов, которые произрастали на спермодеревьях. Перекрестное оплодотворение представляло собой очень сложную процедуру. Так, например, женщины, рассеивая свои гены, мочились под сенью спермодеревьев на голые корни. Те же, в свою очередь, заменяли мужчин, которых Фрайгейт так и не включил в параллельный мир своих фантазий. Каждые три года женщины заболевали древесным бешенством и после интенсивного поедания фруктов становились беременными. Во всех других отношениях они жили, как обычные люди: любили друг друга, ссорились и ревновали, совершали измены и, конечно же, предавались эротическим изллишествам. Самыми распространенными считались любовные интрижки с определенным деревом и поедание фруктов не в сезон беременности. Основной сюжетной линией стала безумная ревность женщины, которая, поймав свое любимое дерево на измене, срубила его топором под корень. В конце рассказа она сошла с ума от горя, и ее отправили в клинику. Наиболее удачным персонажем оказалась молодая писательница, сочинявшая историю о мире, в котором не было спермодеревьев. Вместо корней и фруктов героини ее рассказа использовали мужчин, во всем похожих на них самих, за исключением двух-трех деталей. Эти существа не имели молочных желез, но зато обладали корневидным органом, который при эрекции выстреливал семя в матки своих любимых женщин. Подобный метод, по мнению писательницы и, очевидно, Фрайгейта, превосходил корнеплодный подход -- причем не только по уровню гигиены. Кроме того, он устранял конкуренцию за обладание деревьями. В отличие от неподвижных растений, мужчины с палочками могли составить приятную компанию и в деловой поездке, и в домашней обстановке. После секса их можно было использовать на полях; они с радостью выполняли домашнюю работу и заботились о детях, пока женщины играли в карты или проводили политические мероприятия. Однако история молодой фантастки завершилась трагедией. Эти парни с палочками оказались хитрее деревьев. Воспользовавшись своей физической силой, они восстали, захватили власть и превратили женщин в рабынь. Когда Бертон вволю посмеялся над этим рассказом, он предложил Фрайгейту немного измененный вариант, где однополая цивилизация состояла из мужчин, оплодотворявших деревья. В его параллельном мире хватало и фруктов и другой пищи, но властолюбивые мужчины сражались за деревья и вели нескончаемые войны. Победители захватывали огромные рощи-гаремы, а побежденных либо убивали, либо изгоняли в заросли непригодной растительности. Несчастным отщепенцам приходилось удовлетворять свои нужды с колючими кустами, которые сопротивлялись и выкручивались, не желая вынашивать детей. --Идея хорошая,-- ответил Фрайгейт,-- но кто бы там заботился о потомстве? Владельцы растительных гаремов охраняли бы свои рощи от других мужчин, и им просто не хватало бы времени на воспитание детей. Большая часть новорожденных младенцев погибала бы от голода и болезней. А представь себе, что рощу захватил бы очередной победитель! Разве он стал бы мириться с чужими детьми? При таком исходе все потомство прежнего владельца ожидала бы неминуемая гибель. --Только женщина может создать для детей необходимые условия жизни, и только мужчина может обеспечить ей безопасность и уют,-- подвел итог американец.-- Очевидно, Бог знал, что делал, создавая Адама и Еву. --Возможно, он имел ограниченный выбор, и поэтому ему пришлось воспользовался не самым лучшим вариантом. Недаром мудрец сказал, что во вселенной нет ничего совершенного. Хотя, на мой взгляд, любое совершенство остановило бы прогресс. Амебы идеальны по своему строению, но они не могут развиться во что-то другое. Вернее, они отказались от дальнейшего развития ради тех преимуществ, которыми наделило их данная структура. Так или иначе, двуполое разделение гомо сапиенс и причуды судьбы связали педантичного генерал-лейтенанта Джозефа Неттервилла Бертона с кокетливой, избалованной, но морально устойчивой Мартой Бекер. После непродолжительного знакомства они вступили в брак, и злые языки распустили сплетни, что отставной офицер, устав от пенсионных крох, женился на Марте только из-за денег. Свое состояние генерал спустил на фондовой бирже. Он презирал картежников и игроков, но считал спекуляции на рынке вполне приемлемым и христианским делом. В ночь на 19 июня 1820 года отставной генерал-лейтенант произвел залп из своей корабельной пушки, и миллионы сперматозоидов накрыли прицельным огнем осажденную матку супруги. Какой-то проныра, опередив других собратьев, пробрался в яйцеклетку, которая ожидала его в своем темном логове. Случайная комбинация генов привела к рождению Ричарда Бертона -- старшего из трех детей этой пары. Вот так он и появился на свет 19 марта 1821 года в девонширском Торки старой и доброй Англии. Его матери повезло; она не подцепила родильной горячки, которая в те дни губила многих женщин. И Ричарду тоже повезло, что судьба избавила его от детских болезней, которые в то время заполняли семейные кладбища маленькими трупами. Корь почти пригнула его к земле, но он уцелел. Отец его матери пришел в восторг при виде рыжего голубоглазого внука. Он даже захотел переписать свое завещание и передать основную долю Ричарду, а не единокровному брату Марты. Миссис Бертон начала протестовать -- и позже Ричард не раз сожалел об этом. В конце концов дед отмел все аргументы дочери и объявил, что его наследником станет любимый внук. К несчастью, ему потребовалась подпись нотариуса, и, усаживаясь в экипаж, мистер Бекер скончался от сердечного приступа. Его состояние унаследовал брат Марты. Доверив деньги прожженным жуликам, он потерял все до последнего цента и провел остаток жизни в безысходной бедности. Что касается Ричарда, то его рыжие волосы почернели, голубые глаза превратились в карие, и он впервые изменил свой облик -- хотя в данном случае и ненамеренно. Безрассудная любовь матери к своему инфантильному брату стала бедствием для юного Бертона. По крайней мере, он в этом никогда не сомневался. Будь Ричард богат, ему не пришлось бы проводить в армии лучшие годы жизни. Кроме того, наличие денег сделало бы его африканские экспедиции более продолжительными и успешными. По решению родителей Ричард отправился на континент, где он мог излечить свои реальные и воображаемые недуги. Его отец не пожелал воспользоваться старыми связями, хотя друзья не раз предлагали ему содействие в карьере сына. Нелегкая жизнь вдали от Англии и семьи превратила Бертона в скитальца. С тех пор, и это верно подметил Фрайгейт, он уже нигде не чувствовал себя как дома. Бертон старался не засиживаться на одном месте больше недели. Необъяснимый внутренний зуд все время толкал его в дорогу. Он начинал страдать, если цепь обстоятельств приковывала его к какому-нибудь дому или городу. И теперь он тоже не находил себе покоя. --Ты можешь перебираться из одной комнаты в другую,-- предложил ему Нур.-- Хотя вряд ли это удовлетворит твою жажду перемен. Какой бы большой ни казалась башня, все путешествия здесь будут кончаться полетами с этажа на этаж. Но зачем тебе это вечное движение? Разве ты не можешь превращать в иные миры свое жилье? Когда тебе надоест вид твоих стен, закажи у компьютера незнакомый антураж. Не вставая с кресла, ты будешь путешествовать из Африки в Америку, из мира снегов в страны жарких пустынь. --Твоим знаком Зодиака являются Рыбы,-- сказал Фрайгейт.-- Они относятся к двенадцатому дому и находятся под управлением Нептуна и Юпитера. Принцип Нептуна -- идеализм; принцип Юпитера -- экспансия. Рыбы стремятся к гармонии. Их положительные качества делают тебя интуитивным, симпатичным и артистичным человеком, в то время как отрицательные качества превращают в мученика и пессимистичного меланхолика. Характерными чертами двенадцатого дома являются бессознательный ум, учеба, тайные враги, интуиция, вдохновение, поиск уединения, пребывание и работа в банках, тюрьмах, университетах, библиотеках и больницах, сны и сновидения, а также склонность к обидам. --Я всегда считал астрологию лженаукой и одним из самых темных предрассудков человечества,-- ответил Бертон. --Тем не менее, ты -- рыба, выброшенная из воды. Идеалист в броне цинизма с открытым, как забрало, характером. Ты стремишься побывать везде, и тебя влечет омут многих наук, куда тебе хотелось бы привнести гармонию и синтез. Ты интуитивный и симпатичный человек. И, естественно, самый настоящий мученик. Что касается меланхолии, то почитай свои книги -- они пронизаны печалью и тоской. Твое бессознательное начало побуждает тебя исследовать не только чужие страны, но и неизведанные континенты человеческого разума. Ты имеешь множество тайных и явных врагов, часто полагаешься на интуицию и предчувствия, любишь одиночество и хорошие книги. Тебя не привлекают банки и учебные заведения, но ты там бывал. А сны, насколько я знаю, занимают большое место в твоей жизни. Кроме того, благодаря врожденным способностям ты стал неплохим гипнотизером. Тезис о склонности к обидам мне кажется неверным. Твоя натура напоминает некую смесь из бультерьера, бойцовского петуха и обезьяны. Хотя я знаю, что из животных тебе нравятся только лошади. --Под меня можно подогнать любой зодиакальный знак,-- усмехаясь сказал Бертон.-- Я могу на пальцах доказать, что каждый из них подходит и ко мне, и к тебе, и к Нуру. --Возможно, ты прав,-- ответил Фрайгейт.-- Но все-таки забавно покопаться в астрологии... хотя бы для того, чтобы убедить кого-то в ее несостоятельности. Тем не менее, Нур и Фрайгейт представляли вселенную в виде большой космической паутины. Любая муха, севшая на одну из ее липких нитей, вызывала отклик или дрожь в пределах всего мироздания. Кто-то чихнул на планете Мишраб, и это заставило китайского крестьянина оступиться на скользком камне. --Окружающее нас пространство имеет такую же важность, как гены, но оно более огромно, чем думают люди. --Оно является всем,-- ответил Бертон. Он вспоминал этот разговор, отдыхая в своей гостиной после ленча. Внезапно на стене возник экран. Сначала он занял почти всю стену, но затем уменьшился до десяти футов по диагонали. Бертон выпрямился и сжал подлокотники кресла. Его удивило, что экран остался пустым. --В чем дело? -- воскликнул он, на миг подумав, что это шутки одного из землян. Экран потемнел и превратился в черный прямоугольник на серой стене. Из динамиков донесся слабый шум. Приказав компьютеру усилить звук, Бертон напряженно склонился вперед. Громкость не изменилась. Он повторил команду, однако компьютер вновь не подчинился. Внезапно в центре экрана появилась светлая трещина. Звуки усилились, но Бертон по-прежнему не мог понять, что происходит. Трещина расширилась, превратилась в рваный овал, и он увидел что-то белое, забрызганное кровью. Да-да. Какой-то мокрый белый предмет. --Уже выходит, чертенок,-- раздался чей-то голос. Бертон вскочил с кресла. --О Боже! Изображение прояснилось, и он начал узнавать детали картины: белую простыню с красными полосками крови и остатки вод, которые отошли перед родами. Голоса казались невнятными и незнакомыми. Потом раздался пронзительный вопль, и Бертон, вздрогнув, понял, что это кричала его мать. Внезапно появилась новая, пока еще смутная картина. Он увидел большую комнату и нескольких гигантов. Экран потемнел, на нем промелькнул какой-то предмет, а затем все пришло в движение и стремительно закрутилось. Бертон мельком заметил руки гиганта -- обнаженные до локтей, с закатанными рукавами. На большой железной кровати лежала его мать -- усталая, потная, со слипшимися волосами. И, Господи, какая же она была молодая! Гигантская рука набросила простыню на ее голый живот и ноги, прикрывая волосатый окровавленный домик, из которого только что вытащили младенца. Изображение перевернулось вверх ногами. Или, вернее, малыша перевернули вниз головой. Послышался резкий шлепок, за ним тоненький вопль, и его первый, самый первый вздох. --Здоровый чертенок, верно? -- произнес мужской бас. Бертон стал свидетелем своего собственного рождения. Глава 12 Он видел и слышал все, что происходило с новорожденным, то есть с ним. Но Бертон не чувствовал ощущений ребенка. Он даже не понял, когда ему перерезали пуповину, и лишь мельком увидел свой окровавленный пупок. Представив, как его будут очищать, Бертон содрогнулся и вытер пот с лица. В тот же миг на его глаза, глаза ребенка, опустилось полотенце. Чуть позже малыша завернули в одеяло и положили на широкую кровать. Оттуда он видел только нянечку в белом переднике, грудь матери и ее усталое лицо. Все остальное закрывало одеяло. В комнату вошел отец. На его смуглом молодом лице сияла счастливая улыбка. Такое обычно случалось редко -- лишь в те моменты, когда мистер Бертон получал на бирже солидную прибыль. А как отец вздрогнул, увидев руки доктора. Тот вытер их полотенцем, но, наверное, не совсем тщательно. Возможно, доктор не мыл их даже перед принятием родов. И скорее всего, действительно не мыл. Тем не менее, его личное участие в операции почти не поддавалось объяснению. В те времена, насколько помнил Бертон, врачи лишь изредка прикасались к роженицам и, в основном, обеспечивали контроль за действиями медицинских сестер. Некоторые из них вообще не осматривали гениталии матерей и в процессе родов руководствовались только отчетами акушерок. На экране мелькнула огромная рука -- рука его отца. Она что-то приподняла. Наверное, край одеяла. --Я счастлив,-- сказал отец, обращаясь к матери.-- Ты подарила мне прекрасного сына. --Он такой милый, правда? -- ответила мать осипшим голосом. --А теперь я попрошу всех удалиться,-- раздался глуховатый бас доктора.-- Миссис Бертон устала, и ей нужно отдохнуть. Да и ваш чертенок уже проголодался. В этот момент малыш, очевидно, заснул. Его следующим впечатлением стали маленькие вытянутые ручки и большая мягкая грудь с розовым соском. У верхней части экрана появилось лицо кормилицы. Миссис Бертон, будучи светской дамой, не пожелала кормить ребенка собственной грудью. --Интересно, кем она была? -- прошептал Бертон.-- Скорее всего, какая-нибудь бедная ирландка. Он смутно помнил, что однажды мать называла ему имя кормилицы. Миссис Рили? Или Кили? Эта сцена потрясла его, но не настолько, чтобы он потерял самообладание. Бертон знал, откуда компьютер вытягивал воспоминания его детства. Дублировав телесную матрицу в отдельном файле, машина потрошила ее, как рыбак форель. Она прокручивала на экране фильм о его жизни. Несведущий человек мог бы полагать, что полный показ такого фильма занял бы время, равное этой жизни. Но память любого человека не хранила всего того, что тот видел, слышал и ощущал, обонял, осязал и думал. Она действовала выборочно и имела огромные бреши в моменты сна, если только человек не видел ярких сновидений. Поэтому для демонстрации ее содержимого требовалось не так много времени, как можно было бы ожидать. Кроме того, компьютер позволял ускорять просмотр фильма, замедлять его или прокручивать какие-то куски по несколько раз. Пропустив короткий и самый первый сон малыша, Бертон наблюдал за тем, как горничная меняла пеленки. Он не мог понять, почему его воспоминания демонстрировались на экране. Кто приказал компьютеру сделать это? Как только он приступил к допросу машины, на стене засветились несколько экранов. Взглянув на ошеломленные лица Фрайгейта, Терпина и де Марбо, Бертон с усмешкой покачал головой. --Да,--сказал он прежде, чем они заговорили.-- Меня тоже навестило мое прошлое -- начиная от родов, окровавленного пупка и дальше. --Это ужасно! -- воскликнула Алиса.-- И в то же время замечательно! Но какое потрясение! Мне даже хотелось заплакать. --Я свяжусь с остальными,-- сказал Фрайгейт.-- Возможно, они тоже прошли через это. Его экран превратился в серый прямоугольник. Том Терпин все еще утирал слезы. --Я увидел маму, отца и нашу старую лачугу... Мне казалось, что мое сердце разорвется на куски! Бертон взглянул на большой экран. Маленького Ричарда вновь прижимали к огромной груди. Он услышал голодный плач и жадное причмокивание младенца. Изображение дрогнуло и потускнело -- его положили в колыбель, а затем задернули над ним голубой полупрозрачный полог. Комната начала медленно крениться то в одну, то в другую сторону. Время от времени он видел большую пухлую руку, которая качала его колыбель. К каналу общей связи подключились Афра, Ли По и Фрайгейт. Теперь на Бертона смотрели семь разных лиц, но в глазах у всех читался один и тот же вопрос. --Конечно, поэта не удивишь картиной, где он сосет грудь своей матери,-- с усмешкой сказал китаец,-- но... Кто велел компьютеру сделать это? --Если вы все согласны подождать, я спрошу машину,-- ответил Бертон. --Можешь не утруждаться, я уже спрашивал,-- произнес Нур.-- Компьютер ответил, что у нас нет доступа к подобной информации. Нам отказали в праве задавать вопросы со словами "кто" и "почему". К счастью, слово "когда" в запретный список не входит. Я узнал, что два дня назад кто-то приказал машине начать этим утром принудительный показ наших воспоминаний. --Значит, во всем виновата женщина, которую вы убили,-- сказал Бертон. --Она наиболее вероятный кандидат. --Но я не понимаю, зачем ей понадобилась такой пересмотр нашей памяти,-- проворчал англичанин. --Очевидно, для того, чтобы ускорить наше этическое развитие,-- ответил Нур.-- Погрузившись в прошлое, мы станем свидетелями своих и чужих поступков; мы поймем наши пороки, а значит, и избавимся от них. Нравится вам это или нет, но вы увидите себя такими, какие вы есть. И я надеюсь, что, наблюдая за чередой комедий и драм, каждый из нас предпримет определенные шаги для устранения нежелательных черт своего характера. Возможно, этот принудительный показ поможет нам стать людьми -- настоящими людьми... --Или он сведет нас с ума,-- добавил Фрайгейт. --Скорее всего, мы просто найдем способ приостановить эту чертову программу,-- сказал Бертон.-- Нур, ты не пытался отменить просмотр воспоминаний? --Конечно, пытался, но любая команда незнакомки воспринимается компьютером как директива, не подлежащая цензуре. --Прошу меня извинить, но мне надо кое-что выяснить,-- произнес Бертон.-- Подождите меня минуту. Он вышел из комнаты и открыл входную дверь. Экран, на котором мелькала грудь кормилицы, заскользил рядом с ним, а затем возник на стене коридора. Бертон выругался, развернулся на каблуках и вернулся в зал с семью экранами. Восьмой неотступно следовал впереди, все время оставаясь перед глазами. Рассказав коллегам о результатах своего маленького эксперимента, англичанин грустно добавил: --Просто так нам от него не избавиться. Он, как альбатрос, привязанный шнурком к шее старого моряка. Бертон закрыл лицо руками и тут же услышал детский плач. Взглянув на экран, он увидел полупрозрачный полог, за которым мелькали неясные тени. До него донесся сердитый шепот служанки: "Святые угодники. Что там еще?" --В принципе, мы можем избавиться от этих навязчивых картин. Нам надо только покрасить стены. Если компьютер откажется выполнять такую работу, мы привлечем андроидов или сделаем ее сами. Кроме того, запаситесь ушными затычками -- они помогут вам спать по ночам И подумайте над тем, как убрать экраны в коридорах. --Нет, мы точно сойдем с ума! -- воскликнул Фрайгейт. --Я не думаю, что незнакомка хотела довести нас до безумия,-- сказал Нур.-- Вполне возможно, она предусмотрела отдых по несколько часов в день и, конечно же, перерывы на сон. Бертон спросил де Марбо и Бен, где расположены их экраны. --Один на правой стене, другой -- на левой,-- ответил француз.-- Я подглядываю за своим маленьким алмазиком, а она за мной. Скажу без хвастовства, мы в детстве были просто очаровашками. --Но как же нам понять, что происходит? -- задумчиво проворчал Бертон. Он договорился о встрече у бассейна и отключил канал общей связи. По его команде компьютер сделал пару наушников, которые могли бы заглушить любой звук. Чтобы не смотреть на экран, Бертон начал изучать доступные файлы компьютера, но любопытство мешало ему сосредоточиться на работе. Он вновь и вновь поднимал голову, стараясь не упустить ни одной сцены, однако их однообразие навевало скуку и все больше притупляло первоначальный интерес. Не так уж и много событий случалось с ребенком в первые дни его жизни, а разговоры молодых родителей быстро теряли эффект новизны. Стоя рядом с колыбелью, они говорили только о нем или с ним, поэтому через несколько часов их агукание надоело ему до чертиков. Хотя сам малыш казался вполне счастливым и, не понимая речи, реагировал только на лицо матери и тон ее голоса. Впрочем, она не баловала его своими визитами. В основном, он видел только кормилицу и двух горничных, которые по очереди мыли его и носили на руках по дому. В одиннадцать часов утра Бертон направился к плавательному бассейну. Экран, скользивший перед ним по стенам коридора, присоединился к семи другим прямоугольникам, и картинки из прошлого разместились сначала на одной стене, а затем рассредоточились по периметру бассейна на равных расстояниях друг от друга. --Мы скоро к этому привыкнем,-- сказал Афра, вылезая из воды рядом с Бертоном.-- Насколько я знаю, близкое знакомство вызывает глухоту и слепоту. --Ты забываешь очень важную вещь,-- ответил он.-- Пока все наши воспоминания связаны только с пеленками и сосками, но со временем они будут пробуждать в нас стыд, вину и гнев. Кому захочется смотреть на свои унижения и обиды, на собственную подлость и легкомыслие? --Лично я никогда не вела себя подло. И ни перед кем не унижалась. Хотя унизить меня пытались многие. Бертон знал, что на самом деле ее слова лишь прикрывали душевную рану. Никто из них не был ангелом -- и уж тем более Афра Бен. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, он плавал, шутил и болтал о пустяках, но его взгляд все чаще и чаще возвращался к окнам в зияющее прошлое. Рядом с ним вынырнул Фрайгейт. --Ты только посмотри на это чудо,-- произнес американец.-- Я даже могу осмотреть себя со стороны. Его мать, худощавая женщина с черными как смоль волосами, держала ребенка перед зеркалом. Маленький и голенький Питер хихикал от удовольствия, и его плоское лицо с широким ртом напоминало физиономию лягушонка. --Как странно смотреть на себя в таком возрасте! А ты представь, сколько отражений нас ждет впереди -- от хихикающего младенца до пожилого мужчины на смертном одре. О Иисус Христос! Тем же вечером Фрайгейт приступил к самостоятельным исследованиям. Прежде всего он выяснил у компьютера, что сканирование памяти могло начинаться с момента зачатия. Однако машина отказалась отвечать на вопрос, почему они наблюдали себя только после родов. Как и многие другие, американец считал, что люди проводили свои первые девять месяцев в безмолвии и темноте. При таком варианте просмотр действительно не имел никакого смысла и требовал переноса на более поздний срок. На всякий случай Фрайгейт велел прокрутить свой предродовой период и отобразить на экране те моменты, когда эмбрион воспринимал посторонние звуки. К его удивлению, такое случалось много раз. Он даже мог слышать голоса людей, которые беседовали с его матерью. А сколько тут было различных звуков: шум моторов и свистки поездов, плеск речных волн и треск хлопушек, бурчание в животе и выделение газов, звон упавших стаканов и громкий смех. Но больше всего Фрайгейта смутили стоны и возгласы родителей, когда они занимались любовью. Послушав все это пару часов, он приказал компьютеру остановить просмотр и вернуться к первоначальной программе. --Я полагаю, что незнакомка хотела нам только добра,-- сказал он маленькому мавру.-- Она намеревалась показать нам слабости и предрассудки, себялюбие, суетность и ложь, которые закрывают свет наших душ. И она сделала это только для того, чтобы мы могли измениться к лучшему -- подняться на новую ступень этического развития. --Наверное, ты прав,-- ответил Нур.-- Но зачем она скрывалась от нас? И почему она убила Логу? --Мы постараемся это узнать,-- заверил его Бертон. Как оказалось, незнакомка действительно имела сострадание. Отдавая приказ о принудительной демонстрации воспоминаний, она предусмотрела паузу для отдыха и сна. В восемь вечера экраны отключились, и люди получили передышку до восьми часов утра. Покинув пораньше дружеский ужин, Бертон удалился в свое жилище. Он лег в постель, но старая бессонница вцепилась в него, как голодный волк. Утомленный ум наполнился обрывками сцен из показанного прошлого. Ему вспоминались беседы матери и отца. После двух часов напрасных метаний он оделся и вышел в коридор. Сев в летающее кресло, Бертон отправился в бесцельный полет по бесчисленным этажам. Он проносился через сотни комнат и десятки подъемных шахт. В конце концов его блуждания превратились в организованный осмотр помещений. Запросив у компьютера план этажей, Бертон отправился на верхний уровень башни. Он и сам не знал, что пыталось найти его подсознательное начало. Но оно толкало его вперед, словно предчувствуя встречу с чем-то новым и, возможно, даже полезным. Так и не долетев до ангара, он передумал и помчался к двенадцати огромным комнатам, в которых располагались личные миры Совета Двенадцати. Устав от монотонной череды коридоров и шахт, Бертон захотел увидеть что-нибудь иное. Его путешествие продолжалось четыре часа. Когда оно закончилось, англичанин решил рассказать о нем другим, чтобы они тоже осмотрели эти сказочно красивые помещения. Прилетев в ангар, он убедился, что там ничего не изменилось. Число кораблей осталось прежним, и все они находились на своих местах. Хотя это еще ни о чем не говорило. Со времени его последней проверки прошло несколько дней, то есть женщина-агент могла воспользоваться любым из этих воздушных и космических аппаратов. Бертон вернулся в свои апартаменты около четырех часов утра и проспал от четырех тридцати до половины восьмого. Приняв душ, он вызвал на связь Ли По. Прошлым вечером китаец предложил друзьям собраться у него на общий завтрак, и Бертон хотел убедиться, что планы Ли По не изменились. На экране возникло красивое мефистофельское лицо, расплывшееся в улыбке. --Да, я буду рад увидеть тебя своим гостем. У меня есть для всех вас сюрприз. Он повернул голову и что-то сказал по-китайски. Рядом с ним появилось другое лицо. Бертон вздрогнул и отступил на шаг. На него смотрела женщина удивительной красоты. Глава 13 Многие мужчины и женщины напоминают паровозы, которые мчатся по рельсам, замедляя ход на подъемах и разгоняясь на пологих спусках. Другие, словно автомобили с двигателем внутреннего сгорания, выбирают себе дороги по желанию, но время от времени сбрасывают скорость и ожидают дозаправки. Ли По казался ракетой с неиссякаемым запасом горючего. Он взрывался огненным вихрем, метался, как комета, шумел, создавал проблемы и давал всем понять, что игнорировать его просто невозможно. Поведение, речь и жесты китайца вызывали в памяти Бертона последнюю станцу из "Кубла-хана" Кольриджа: И все закричали: "Осторожно! Ты в беде! Берегись его сверкающих глаз и трепещущих волос! Трижды очерти вокруг него круг И опусти свой взор в священном страхе, Ибо вскормлен он на божественном нектаре И молоке, что бывает лишь в раю!" Ли По, известный также под именами Ли Тай-По и Тай-Пен, родился в 701 году в оазисе Яркенд. В те времена огромная пустыня между Персией и Китаем никому не принадлежала, и поэтому Яркенд, стоявший на Великом торговом пути, считался вольным городом. Согласно семейному преданию, прадед Ли По бежал сюда после неудачной политической интриги. Спасаясь от гнева императора, он привез с собой жену и детей, и позже его старший сын взял в жены уйгурскую женщину, говорившую на тюркском языке. Один из внуков бывшего придворного женился на китаянке, а другой -- на гордой и непокорной афганке. Через пять лет после рождения Ли По его родители решили вернуться на родину. Они поселились в Сычуане -- юго-западной провинции Китая. В городе, приютившем их, обитало множество чужестранцев: зороастрийских персов, индусов, евреев, несторианских христиан и мусульман из Персии, Афганистана и Месопотамии. Выучив языки всех этих народов, Ли По позже добавил к их числу корейский и японский. Благодаря доли инородной крови его рост достигал шести футов одного дюйма. В юности он пристрастился к поэзии и вину, поэтому слава стихотворца и горького пьяницы пришла к нему довольно рано. В те времена вино считалось уделом высших классов, и никто не порицал людей, которые вкушали его без меры. Опьянение воспринимали как помощь для открытия врат божественного вдохновения. Однако скорость, с которой пьяный Ли По мог написать поэму, поражала всех его современников. Многие из стихов были настолько хороши, что литераторы той эпохи ставили Ли По в один ряд с величайшими поэтами Китая. Когда ему исполнилось двадцать лет, он отправился странствовать по белу свету. Так поступали тогда почти все уважающие себя поэты, государственные деятели и художники. Они, словно странствующие рыцари, пытались избавить страну от зла, восхваляя добро своим искусством и защищая его острыми мечами. Убив в неравных стычках нескольких воинов, Ли По прославился как "демон, скачущий на клинке". Однажды его даже посадили в тюрьму за убийство человека в кабацкой ссоре. К счастью, ему удалось бежать за день до назначенной казни. Несмотря на разгульную жизнь, он имел прекрасное образование и, среди прочих вещей, разбирался в физике и химии. Во многих отношениях Ли По походил на Байрона своей эпохи и напоминал непоседу Бертона. Он тоже любил путешествовать, прекрасно владел искусством фехтования, сочинял стихи на многих языках и в то же время считался грубым бесцеремонным человеком. В отличие от многих китайских мужчин он сочувствовал рабской доле женщин. Однако это не мешало ему эксплуатировать их и удовлетворять свои непомерные аппетиты. Даже делая поправку на обычное мужское хвастовство, Ли По действительно мог претендовать на звание незаурядного любовника. "Три женщины за раз? Но это же мало!" Устав от странствий и рыцарских подвигов, он поселился на горе Мин, округа Шу, у старого отшельника, которого звали Тан Йен-цзю. Углубляя свои знания в секретных даосских техниках, этот мудрец являлся неким подобием Святого Франциска. Вместе с Ли По он приручал и выращивал диких птиц, учил их прилетать на зов и кормил с рук небесных питомцев. Между тем китайские "отшельники" во многом отличались от своих западных собратьев. В основном, это были обычные люди, уставшие от мирской суеты. Они жили в горах вместе с семьями и свитой слуг, в окружении множества друзей и случайных знакомых. Когда Ли По исполнилось двадцать пять лет, он покинул округ Шу и начал путешествовать по восточным и северным провинциям. Осев на какое-то время в Аньлу, провинции Хубэй, молодой поэт влюбился в девушку по имени Ху. Она стала его первой женой и родила ему несколько детей, но затем умерла от неизвестной болезни. С тех пор смерть подружилась с Ли По и сопровождала его повсюду. Однажды он путешествовал с другом к знаменитому горному озеру. Там его товарищ заболел и скоропостижно скончался. Слуги похоронили несчастного на берегу, но поскольку тот хотел быть погребенным на родовом кладбище, Ли По выкопал его из земли, завернул в свой плащ и пронес на спине сотню миль в далекий город Вучань провинции Хубэй. --У меня не осталось денег, чтобы купить лошадь. Я все раздавал беднякам. Услышав о подвигах и поэмах Ли По, танский император Сюнь Цун пригласил стихотворца ко двору. И хотя надменный поэт отказался сдавать экзамены на должность государственного чиновника, в 742 году он прибыл пред тусклые очи императора. Пожив во дворце, Ли По написал несколько колких стихов о лени Сюнь Цуна, о разврате и продажности придворных и нищете страдающего народа. Однажды, когда ему приказали явиться к императору и прочитать одну из своих поэм, Ли По прикинулся пьяным и потребовал, чтобы главный евнух, одна из самых важных фигур при дворе, помог стащить с него грязные сапоги. Эти дерзкие поступки привели к тому, что все придворные избегали общества поэта, а императорские шпионы следили за каждым его шагом. Чтобы найти влиятельных покровителей, Ли По приходилось много путешествовать. Но дороги нравились ему, поскольку он любил скитаться по свету. Его вторая жена умерла при родах; с третьей он развелся по обоюдному согласию через несколько месяцев брака; с четвертой Ли По прожил до самой смерти. В 757 году шестнадцатилетний сын императора, великий принц Лин, возглавил армию и флот, чтобы подавить восстание Ань Лу-Шаня. Не зная об истинных замыслах принца, Ли По примкнул к его свите. --Мне исполнилось сорок семь, но моя сила и подвижность остались прежними. Я думал, что слава воина мне не повредит, и мечтал о высоких постах, на которые мог назначить меня император. По крайне мере он мог дать мне пенсию. К несчастью, планы Лина раскрылись. Его сторонников убили или предали суду, а Ли По приговорили к смерти по обвинению в заговоре. Не желая убивать такого известного поэта, император изгнал его в дальнюю провинцию и позволил Ли По вернуться ко двору только в возрасте шестидесяти лет. Получив прощение, старый поэт отправился в долгий путь домой -- к своим детям и четвертой жене. Во время плавания по реке он перепил вина и попытался поймать свое отражение в воде. Однако забава кончилась трагично. Он выпал за борт, простудился, заболел воспалением легких и через несколько дней скончался. --Неужели ты действительно верил, что можно схватить отражение в воде? -- спросил Фрайгейт. --Да. И выпей я тогда еще одну чашу, мне бы это удалось. В тот миг я понял, что могу удержать его в своих руках, и мне захотелось совершить подвиг, который другие люди считали невозможным. --А что бы ты делал со своим отражением? -- спросил его Нур. --С его помощью я стал бы императором! Один Ли По мог победить пятьдесят воинов! Два Ли По завоевали бы весь Китай! Он громко засмеялся, давая понять, что знает о нелепости своего хвастовства. Однако у его собеседников имелись большие сомнения по этому поводу. --Похоже, ты самый великий из всех любителей вина,-- с улыбкой произнес Фрайгейт. На Земле Ли По прошел вдоль и поперек все большие реки Китая. И когда после смерти он очнулся на берегу Реки, его снова потянуло в дорогу. Однажды ночью, в маленькой бамбуковой хижине, где ему дали приют, его разбудил человек в капюшоне и маске. Это был Таинственный Незнакомец, который вовлек в свои дела и Ричарда Бертона, и многих других землян. Но скольких бы людей ни смутил этот этик-отступник, Ли По оказался одним из немногих, кому удалось добраться до башни. --А что это тебе дало? -- спросил Нур.-- Разве ты как-то изменился, побывав в стенах башни? Может быть, ты стал лучше или хуже? --В отличие от тебя, еретика мусульманина, я не верил в потусторонний мир. Мне с детских лет внушили мудрые слова, что духовные страны--это не нашего ума дело. Думая о смерти, я всегда считал, что моя плоть сгниет и станет прахом. Поэтому воскрешение на берегу Реки разрушило почти все мои представления о мире. Я начал искать богов, поднявших меня из мертвых, но выяснилось, что их нет, как нет и демонов, о которых рассказывали христианские вестники ада. Мир Реки построили обычные люди, и они знали о потустороннем мире не больше меня, хотя и прилетели с другой планеты. Этики тоже оказались невежами, спотыкавшимися во тьме. Так где же те, кто может осветить нам путь, чтобы мы, маленькие язычки огня, отыскали создавшее нас Пламя? --У нас в Америке обычно спрашивали: "Где найти вчерашний снег?" -- сказал Фрайгейт.-- А отвечали примерно так: "Он растаял, что стать сегодняшним снегом". В конце своих странствий по Земле и Миру Реки Ли По достиг Туманной башни. Он совершенно не изменился, о чем, как сказал Нур, можно было только сожалеть. По мнению мавра, Мир Реки предназначался для духовного преобразования людей. Услышав такие слова, высокий и красивый китаец засмеялся. На его дьявольском лице появилась холодная усмешка, а в зеленых глазах сверкнули искорки безумного веселья. --Любое совершенство меняется только к худшему. Его апартаменты походили на внутренние покои дворца одного из могущественных китайских императоров. Он воспроизвел по записям из компьютера множество знаменитых украшений и прибавил к ним свои картины, которые изображали сцены жизни Мира Реки. --У меня есть то, что не имели императоры. Но чтобы сравниться с ними, мне потребовались бы миллионы подданных, сотни жен и тысячи наложниц. В данный момент у меня нет ни одной жены, и даже самый презренный слуга мог бы сейчас смеяться надо мной, как над жалким нищим. Хотя я знаю, что делать. Я знаю, как перехитрить свою судьбу. Ли По часто вспоминал светлый образ женщины, которой посвятил не меньше двухсот поэм. Но поскольку они терялись среди девяти тысяч других его произведений, ни один историк не упоминал о ней в биографических работах. Семья его четвертой жены жила в Восточном Лу -- в северной провинции Китая, которая в двадцатом веке называлась Шаньдуном. Поселившись там, Ли По построил дом неподалеку от кабака своего тестя. Клиентов этого заведения обслуживала молодая девушка по имени Синь Ши, или, по-английски, Звездная Ложка. --Она была самой красивой женщиной, которую мне когда-либо приходилось встречать. Я надеюсь, Алиса и Афра простят меня за такие слова. Вы обе свежи и привлекательны, как утренний рассвет. Но, думаю, вам хватит ума признать, что на свете бывают и более изумительные женщины. Звездная Ложка говорила мягко, как ласковый ветерок, и ее элегантные манеры абсолютно не вязались с атмосферой кабака и поведением его посетителей. Она появилась на свет из лона наложницы прославленного монарха и, вполне возможно, была плодом его благородного семени. К ее великому огорчению, это отцовство поставили под сомнение, так как мать Звездной Ложки поймали на измене с одним из охранников дворца. Незадачливых любовников обезглавили, девочку продали богатому торговцу, и тот начал спать с ней, когда Звездной Ложке исполнилось десять лет. Позже он отдал ее шестерым сыновьям, которые по очереди испытывали на ней свою юношескую удаль. Однако удача отвернулась от их семьи, и после смерти торговца девушку продали моему тестю -- хозяину кабака. Она стала его наложницей, и ее жизнь переменилась к лучшему, хотя, конечно, большого счастья он ей не дал. Когда я увидел ее в кабаке, в моем сердце вспыхнула любовь. Я всегда отличался страстной натурой, но такого чувства мне еще испытывать не доводилось. Она родила от меня ребенка, который умер через несколько дней от лихорадки. Мы скрывали наши отношения, не желая создавать проблем под собственной крышей. У моей жены случались припадки ревности и безрассудного насилия. Однажды она даже вонзила нож в мое плечо. Короче говоря, ни я, ни Звездная Ложка так никому и не сказали, кто был отцом погибшего ребенка. Если бы Ли По нуждался в друге, он выбрал бы мужчину. Но ему требовалась женщина. Вот почему его мысли обратились к Синь Ши. Позже он мог отыскать и своих старых товарищей, любивших теплый мужской разговор, веселое застолье и возвышенные речи. Однако первой на повестке дня стояла Звездная Ложка, и успех его плана зависел только от того, свободен ли ее ватан. Все началось в 97000 году до нашей эры, когда на Землю прилетели предшественники этиков. (Лога говорил, что они приступили к проекту около 100000 года до нашей эры, но он округлял даты и свободно накидывал целые тысячелетия.) Более точный компьютер отсчитывал время с 97000 года до нашей эры, и значит, Синь Ши, появившаяся на свет в 721 году по западному исчислению, значилась в архивах памяти как урожденная 97724 года. Зная год рождения и местность, в которой она родилась, Ли По приступил к настойчивым поискам. Он надеялся, что агенты этиков не оставили без внимания дворец великого монарха и сделали о его обитателях хотя бы несколько фильмов. На самом деле записей оказалось мало. Очевидно, династия Тан не представляла для этиков большого интереса. Обнаружив это, Ли По сам нарисовал портрет Звездной Ложки, благо его память схватывала все, как когти орла. Машина экстраполировала рисунок и реконструировала лицо Синь Ши, каким оно выглядело в детстве. Используя полученную модель, компьютер просканировал все файлы по этому периоду времени и отыскал ее -- причем не раз, а трижды. Ли По едва не танцевал от восторга, хотя главная радость была еще впереди. Видеоаппаратура этиков фиксировала не только физические тела, но и ватаны людей. Поэтому, используя выделенные кадры, как основу поиска, компьютер просканировал восемнадцать с лишним миллиардов ватанов, которые находились в центральном колодце башни. Если бы Звездная Ложка жила в долине, ее ватан находился бы рядом с телом. То есть вся затея потерпела бы крах. Но компьютер нашел Синь Ши, и уже через пятнадцать минут конвертер переслал ее в жилище Ли По. Потрясение оказалось настолько сильным, что она долго не могла прийти в себя. Ее последняя смерть приходилась на те ужасные дни, когда питающие камни восточного берега перестали наполнять граали людей. Вместе с ордами других она пересекла Реку, чтобы в смертельной бою добыть себе немного еды. И там ее убили. Умирая, Звездная Ложка не знала, что воскрешений больше не будет. Она надеялась пробудиться вновь на берегу Реки. Вместо этого ее перенесло в какое-то странное место, которого просто быть не могло в долине. Рядом с ней стоял соотечественник, лицо которого кривилось в дьявольской усмешке. --Представляете! -- рассказывал Ли По.-- Она сначала приняла меня за демона. Впрочем, в этом Синь Ши ошиблась лишь наполовину. Она не узнавала меня, пока я не заговорил. Но потом на нее нахлынули воспоминания о былом, и она впервые за долгое время заплакала. Ему потребовалась вся ночь, чтобы объяснить ей суть происходивших событий. Поведав историю о башне и этиках, он уложил Синь Ши в постель и уговорил ее немного поспать. О, как ему хотелось лечь рядом с ней! Однако он смирил свое нетерпение и ушел в другую комнату. --Я не из тех, кто насилует женщин. Она сама должна захотеть стать моей. Утром Ли По познакомил Звездную Ложку со своими друзьями. И она действительно оказалась очень красивой и изящной. Ее рост не превышал пяти футов; стройное худощавое тело имело все необходимые округлости; а длинные ноги и большие темно-коричневые глаза притягивали взгляды мужчин, как мощные магниты. Китаянка носила одежду, к которой привыкла на Земле, но она совершенно не подходила под описание поэта. Мир Реки менял людей по-своему. И от прежней Синь Ши остался только тихий и ласковый голос. Она свободно говорила на эсперанто, владела дюжиной языков, но, к сожалению, не знала английский. Бертон все еще сердился на Ли По за самовольное решение, но его гнев уже понемногу утихал. Звездная Ложка стояла перед ним, и укорять китайца в нарушении их соглашения было бы не очень прилично. Это лишь расстроило бы женщину и привело к большому спору с Ли По -- если только не к дуэли. В любом случае Бертон потерял бы свой авторитет. Кроме того, ситуация в их группе изменилась. Преодолев последнюю опасность, они вновь превратились в восемь сильных личностей, которые отныне не нуждались в вожаке. А значит, каждый из них мог поступать по своему. Бертон выжал из себя улыбку, но сердитый голос выдал его чувства: --Сколько женщин ты еще планируешь воскресить? --Не больше дюжины,-- с усмешкой ответил Ли По.-- Я же не маньяк. Бертон фыркнул, и китаец, взглянув на него, продолжал: --Потом я воскрешу шесть бездельников Бамбуковой рощи -- моих верных и лучших друзей. Да вы не бойтесь, они вам понравятся. Это милые и забавные люди. Хотя им тоже захочется женщин... Плюс мои достойные родители, сестры и братья, и тетя, которую я очень любил. Да! И мои дети! Пожалуй, я найду их первыми... --На помощь! Вторжение! -- с шутливой гримасой закричал Фрайгейт.-- Нам снова грозит "желтая опасность". --Что ты сказал? -- спросил Ли По. --Ничего. Я уверен, что все мы будем счастливы и довольны. --Я тоже с радостью встречу тех, кого ты захочешь воскресить,-- ответил китаец. Фрайгейт улыбнулся и похлопал поэта по плечу. Он гордился дружбой с этим человеком, хотя, как и другие, находил его иногда несносным. Глава 14 Питер Джейрус Фрайгейт родился в 1918 году в северном Терре-Хоте, штат Индиана, неподалеку от реки Уобаш. Он считал себя рационалистом, но втайне верил, что каждое место на Земле имеет свое уникальное психическое свойство. К примеру, почва в местечке Виго несла в своей структуре не только особые качества коренных аборигенов, но и темперамент белых колонистов, которые вышвырнули отсюда всех краснокожих. Поэтому его психика, пропитанная испарениями индейцев и хужеров, уже не могла избавиться от них, независимо от того, сколько испарений иных народов он получал в других местах и в другие времена. --В некотором смысле я состою из крови краснокожих и пота белых поселенцев. Время от времени в его голосе появлялась хужеровская гнусавость, и этим он сильно напоминал Гарри Купера -- актера, который снимался в фильмах о Монтане. Слово "мыться" Пит произносил как "мыца". "Ведро" у него всегда оставалось "бадьей", а "Иллинойс" -- "Эллинойсом". В детстве он посещал секту Христианской Науки, религия которой соединяла в себе индусскую и буддистскую философии. Благодаря туповатой и невротичной Мэри Бейкер-Эдди этот религиозный коктейль пришелся по вкусу некоторым янки. Поначалу родители Питера причисляли себя к баптистам и членам епископальной церкви. Но потом случилось "чудо", которое изменило их духовную ориентацию. У тети его отца обнаружили рак, и когда врачи выписали ее из больницы, чтобы она отправилась в мир иной из собственного дома, а не с казенной койки, какой-то приятель посоветовал ей почитать для успокоения души скандально известный "Ключ к писаниям". Она прочитала эту книгу, и ее рак рассосался. После этого почти все Фрайгейты в Терре-Хоте стали преданными последователями Мэри Эдди и церкви Иисуса-ученого. Будучи ребенком, Питер часто путал Иисуса с учеными, о которых он читал в семилетнем возрасте,-- Франкенштейном, Дулиттлом и Ван Хеслингом. Двое из них тоже занимались воскрешением мертвых, а Дулиттл, который позже слился со Святым Франциском, еще и разговаривал с животными. Одаренный мальчуган с богатым воображением представлял себе бородатого Христа в лабораторном халате. Именно здесь тот проводил свободное время, когда не бродил по фермам и не проповедовал свои научные открытия. --Пора приступать. Как считаете, Иуда? Мне кажется, эту ногу надо пришить сюда, но я понятия не имею, откуда взялся этот глаз и куда нам его присобачить. Эта беседа происходила в тот момент, когда Иисус пытался воскресить Лазаря. Проблему усложняли другие тела, которые находились в могиле перед последним погребением. Пролежав три дня в расщелине под жарким солнцем, Лазарь уже успел разложиться и рассыпаться на части -- что, в общем-то, и привело к неразберихе с органами. Из-за тяжелого запаха Иисус и его ассистенты, Иуда и Петр, носили поверх хирургических масок военные противогазы. Рядом с ними располагались гигантские реторты с булькавшей жидкостью; чуть поодаль находились статические генераторы, стрелявшие разрядами из круглых металлических шаров; у стен стояли книжные шкафы и лучшее оборудование голливудских лабораторий. Питер тогда еще не видел фильма о Франкейнштейне, который вышел на экраны в 1931 году. Однако в шестилетнем возрасте его водили на немой кинофильм о безумном ученом, поэтому он прекрасно знал, как выглядят научные лаборатории. Иуда нервничал по поводу расходов. Он исполнял роль казначея в организации доктора Христа и лучше всех понимал, насколько они зависели от добровольных пожертвований верующих. --Эта операция влетит нам в копеечку,-- хрипло сказал он великому ученому. --Да, но подумай о рекламе. Когда миллионер Иосиф из Аримафеи услышит о наших результатах, он вложит в нас столько шекелей, что нам их хватит на оживление целого кладбища. Мы спишем эту операцию на его счет, и он получит за свою благотворительность шестипроцентную скидку на налог. Позже, размышляя о своих фантазиях, Фрайгейт поймал себя на том, что тогда он еще не знал о рекламе и налоговых скидках. Скорее всего, он немного реконструировал свои детские вымыслы, хотя они казались ему ничем не хуже многих изданных книг. Эта версия о Христе-ученом приохотила юного Фрайгейта к чтению научной фантастики. По горло занятый Свифтом, Твеном и Дойлем, Баумом, Дюма и Гомером, он едва находил время для Библии и карманного издания Джона Баньяна, иллюстрированного Доре. В его запутанных лабиринтах подсознания религиозные тексты смешивались с работой ученых, которые спасали человечество от неминуемой гибели. Те прежние журналы и книги научной фантастики проповедовали рационализм и неодолимую силу логики. Юный Питер верил, что только наука может вывести людей из той кутерьмы, которую они наворочали за последнюю сотню тысячелетий. Родившись в высокоразвитом технологическом обществе, он тогда еще не знал, что в каждом ребенке присутствовали каменный, бронзовый и железный века -- багаж, который нес на свой плечах каждый мысливший человек. Некоторым счастливчикам удавалось избавиться от части этого груза, но никто и никогда не отбрасывал его полностью. Впрочем, возможно, Нур исключение? --Даже в тех эпохах имелось много хорошего и желанного,-- ответил мавр.-- Зачем же мне избавляться от этого? Когда Фрайгейту исполнилось одиннадцать, его родители впали в религиозную апатию. Они перестали посещать Первую Церковь Христа-ученого на Гамильтон-бульваре, но отец настоял на том, чтобы их старший сын по-прежнему ходил на все церковные собрания. Отвозить его на Гамильтон-бульвар не хотелось ни отцу, ни матери, поэтому они устроили Питера в воскресную школу пресвитерианской церкви, которая находилась на Аркадия-авеню недалеко от их дома. И тогда на полной теологической скорости он ушел с головой в теорию предопределенности. Однако и она не излечила его от контузии души и философских травм, нанесенных необъясненными противоречиями. --После этого мир стал для меня больничной палатой для выздоравливающих,-- рассказывал он Бертону.-- Хотя я, конечно, кое в чем преувеличиваю. К тому времени Фрайгейт уяснил, что людей награждали с небес только в том случае, если их жизни были наполнены хорошими делами, а сами они непоколебимо верили в существование Бога и самодостаточность Библии. --Однако пресвитериане утверждали обратное. Они говорили, что нет большой разницы в том, какими являются люди,-- тщеславными грешниками или примерными христианами. За тысячи лет до создания вселенной великий Бог уже определил, что этот нерожденный человек будет спасен, а тот нерожденный человек будет проклят. Их вера очень похожа на теорию Твена о глобальной предопределенности событий. В тот миг, когда первый атом столкнулся со вторым, цепь событий замкнулась в определенном направлении, и отныне все явления заданы углом и скоростью, с которыми эти два атома врезались друг в друга. Если бы угол и скорость имели другие значения, наш мир выглядел бы совершенно иначе. Таким образом, жизнь человека определена во всем, и ничего уже нельзя изменить. Или, выражаясь языком двадцатого века, мы запрограммированы на все сто процентов. Вся хитрость божественного замысла заключалась в том, что люди не могли сказать себе: "Какого черта?" -- и жить распутной безответственной жизнью. Мы верили в непреложность христианского уклада, и, что хуже всего, нам приходилось следовать этим правилам. От нас требовалась вера в Бога, и при этом нам запрещали быть лицемерами. Но до самой смерти человек не знал, куда определена ему дорога -- в рай или в вечное пламя ада. Если верить словам пресвитериан, каждый из нас мог грешить всю жизнь. Если Бог отметил человека как спасенного, великий грешник раскаялся бы в последний момент и вкусил вечного блаженства. Но кто мог дать гарантии, что это случится с нами? Наверное, мне следовало рассказать родителям о своей духовной агонии. Они избавили бы меня от сомнений и объяснили, что на свете нет таких вещей, как ад и предопределение. По крайней мере, они успокоили бы меня. Но я стеснялся говорить им об этом и молча страдал. А может, во всем виноваты проблемы с общением? Тогда остается только сожалеть, что мои родители не знали, чему на самом деле меня учили в воскресной школе, до которой можно было дойти пешком. Короткая прогулка в ад сомнений и отчаяния. --Неужели ты так сильно страдал? -- спросил Бертон. --Это случалось лишь иногда и длилось недолго. Будучи смышленым и любознательным мальчишкой, я понимал, что взрослые в церкви играли в какую-то свою игру. Они только притворялись, что верят в предопределение, а сами в реальной жизни придерживались абсолютно других принципов. И уж, конечно, они не страдали от сомнений и сожалений по поводу их странной доктрины. Они признавали ее лишь на словах и забывали о ней, едва выходили из церкви,-- а возможно, и еще быстрее. Читая о жизни Твена, я видел, что он тоже не верил в свою безбожную и механическую вселенную. Марк Твен выбирал одни пути и отвергал другие; он всю жизнь совершал волевые поступки, хотя и много говорил об отсутствии свободной воли у людей. В двенадцатилетнем возрасте Фрайгейт стал закоренелым атеистом. --Вернее, искренне верующим в науку и считающим ее спасительницей человечества. Я имею в виду науку в руках разумных людей. В то время до меня еще не доходили мудрые слова Свифта, который утверждал, что большинство людей по своей сути являются тупыми иеху. Он поспешил внести поправку. Большинство людей превращались в иеху лишь время от времени, и только малая часть всегда оставалась поросшим шерстью зверьем. Впрочем, и их хватало с избытком. --На самом деле наука могла стать нашей спасительницей только в одном единственном случае -- если бы ее не использовали во вред. Но люди всегда и во всем доходят до крайности, и, видимо, зло является сутью наших душ. Я понял это только после тридцати пяти лет. Как и у Данте, мой маленький челн, выплыв на середину жизни, находился еще по ту сторону адских врат. --Как много времени тебе понадобилось на такую маленькую истину,-- сказал Нур.-- Неужели так трудно понять, что, несмотря на разум, люди остались животными? Гуманность требует сил; вот они и ведут себя, как звери. Так и проще и легче. --Вот именно,-- поддержал его Бертон.-- В нас живут не только люди из палеолита, но и двуногие обезьяны. Хотя мне не хотелось бы оскорблять обезьян. Долгие годы Фрайгейт считал, что у человека вообще не существует души. И вот однажды его осенила крамольная мысль: если Бог не дал людям бессмертного начала, то они сами должны создать его для себя. Питер написал рассказ, в основу которого легла идея об искусственно созданных душах. Эти синтезированные образования обеспечивали бессмертие, которым Бог не пожелал одарить людей. В те времена еще никто не касался этой темы. Фрайгейт развил ее до научно-фантастической новеллы, и она получилась довольно интересной. В ней он выразил свое глубинное убеждение в том, что люди должны спасать себя самостоятельно. Бессмысленно ждать спасителя, который, прилетев с небес или другой планеты, искупил бы грехи человечества. --В чем-то я, конечно, ошибался, но не во всем,-- рассказывал Фрайгейт.-- Мы нашли свое спасение в синтетических душах, но их создали не люди, а внеземные существа. --Ватан -- это еще не спасение,-- возразил Нур.-- Это только средство, чтобы приблизиться к концу. Спасение может прийти только из глубины сердца. И оно приходит само по себе. Слияние науки и религиозных побуждений привело к созданию Мира Реки. Но ватаны завели этиков в тупик. С их появлением наука угасла, как закат солнца, и ведущие позиции заняла метафизика. Тем временем люди продолжали свое существование, двигаясь в потоке событий и забот. Нравилось им это или нет, но они спали, питались и влюблялись, удовлетворяли старые потребности и искали новые. Задавая вопросы компьютеру, они часто не получали ответов, однако у них оставалась надежда, что однажды им их дадут. Познакомившись со Звездной Ложкой, Фрайгейт немного поболтал с ней о жизни в долине и на Земле. Он с трудом понимал ее эсперанто, поскольку последние полсотни лет китаянка жила среди своих соотечественников восьмого века нашей эры и итальянских сабинов пятого века до Рождества Христова. Ее речь имела множество незнакомых слов, заимствованных из других языков. Устав от путаницы, Питер сослался на дела, извинился и ушел в свои апартаменты. Его, как и Бертона, тревожил поступок Ли По, который без ведома коллег отважился на воскрешение Звездной Ложки. Впрочем, их группа нуждалась в новых членах; восьмерых человек не хватало для того, чтобы внести в их маленькую общину свежесть и разнообразие встреч. Лишения и беды сплотили их в одно целое -- в большую и крепкую семью. Тем не менее, они часто действовали друг другу на нервы и ссорились по пустякам -- за исключением Нура. Фрайгейт не возражал против новых воскрешений, но прежде чем что-то делать, требовалось все взвесить и обсудить с остальными. Ему не нравились поспешные действия, революции, поллюции и тому подобная истерика. "А ведь Ли По открыл плотину,-- размышлял американец.-- И теперь остальным тоже захочется воскресить своих друзей. Но мы не готовы к колонизации Туманной башни. У нас нет никаких квот по количеству и составу людей". Очевидно, эта проблема волновала не только Бертона и Фрайгейта. Однако Ричард, их палочка-выручалочка, не мог взять ситуацию под свой контроль. Будучи храбрым, сильным и настойчивым человеком, он не имел задатков лидера и годился в вожди только тогда, когда требовались крутые и насильственные меры. Для мирных времен он абсолютно не подходил. Группа охотно приняла бы руководство Нура эль-Музафира, но тот ни за что не согласился бы стать их лидером. Его ум, доброта и предусмотрительность могли бы помочь им в сложившейся обстановке. Однако мавр утверждал, что стремление к анархии контролировать невозможно. Глава 15 Когда экран начал показывать рождение Звездной Ложки, она едва не упала в обморок. Бертон не ожидал от нее таких эмоций. Его удивило обилие слез и криков. Как и многие западные люди, он считал китайцев расой "непроницаемых азиатов". Неудержимый и почти маниакальный характер Ли По казался ему исключением, которое лишь подтверждало правило. Смущенно отозвав китайца в сторону, он поделился с ним своим недоумением. Ли По громко рассмеялся и сказал: --Наверное, китайцы твоей эпохи старались не выражать своих эмоций при странных и опасных ситуациях. Но я и Звездная Ложка принадлежим седьмому веку. Неужели ты думаешь, что мы похожи на них? Это то же самое, как сравнивать тебя и англичан седьмого века. --Ты прав, а я достоин упреков и наказания,-- пошутил Бертон. --Мне кажется, ее тревожит не столько то, что она видит сейчас, как то, на что ей придется смотреть в дальнейшем,-- тихо произнес Нур. При виде картин чужого прошлого они чувствовали смущение и беспокойство. По этой причине Бертон предложил выбрать для общих встреч и совместных ужинов одно из пустовавших помещений. Закрасив стены, они избавились бы не только от экранов, но и от стыда за свои прошлые поступки. Все согласились, и на этом их очередная встреча закончилась. Вернувшись к себе, Бертон дал компьютеру особые указания и заказал двух андроидов, которые через тридцать секунд появились в камере конвертера. Один из них во всем походил на полковника Генри Корселлиса в годы его командования Восемнадцатым полком бомбейской пехоты. Второй андроид представлял собой копию сэра Джеймса Аутрэма -- героя индийской компании и представителя ее величества в Адене. Корселлис невзлюбил Бертона из-за пустяка. На одной из офицерских пирушек Ричард наскоро сочинял эпиграммы на своих друзей. Зная вздорный и обидчивый нрав командира, он пропустил его имя в своей шутливой перекличке. Однако Корселлис потребовал куплет про себя, и Бертон продекламировал следующую эпитафию: Вот могила полковника Корселлиса, Где лежит его бренное тело. Все остальное находится в аду, И надо сказать -- за дело. Как он и ожидал, полковник рассердился, и они поссорились. С тех пор Корселлис превратил службу Бертона в сущий ад. --Хотя я сам виноват. Знал, что так получится, а все равно полез на рожон. С Аутрэмом вышла другая история. Когда этот офицер стал генералом Индийской армии, он затеял травлю сэра Чарльза Неприера, которого Бертон считал примером для себя и других солдат. Чтобы поддержать товарища по оружию, Ричард начал издавать "Газету Карачи", в которой помещал статьи и письма, посвященные защите отважного офицера. Аутрэм воспринял это как личный вызов и пообещал при первом удобном случае отправить Бертона под пули на передовую. Годами позже, когда капитан Индийской армии Ричард Фрэнсис Бертон попросил разрешения исследовать Сомали, Аутрэм отказал ему в просьбе. В то время его отказ почти ничего не значил, но генералу удалось ограничить субсидии на африканские исследования. И вот теперь Корселлис и Аутрэм стояли перед ним. Первый андроид был в форме полковника, второй носил штатский сюртук. Их лица ничего не выражали. Они могли улыбаться, но только по команде -- и лишь в том случае, если это значилось в программном списке их действий. --Вы, две задницы! Приступайте к покраске комнат. Все необходимое для работы найдете вон там,-- сказал он, указывая на шкаф. Андроиды не обратили на его жест никакого внимания. --Посмотрите туда, идиоты! Туда, куда показывает мой палец. Этот шкаф называется конвертером. Там вы найдете лестницы, распылители и краску. Процедура малярных работ вам известна. При любой нештатной ситуации обращайтесь ко мне. Сначала Бертон хотел запрограммировать их так, чтобы перед началом работы они облизывали его сандалии. Но потом он посчитал это детским и совершенно бессмысленным актом. Если бы его сандалии вылизывали настоящие обидчики, он бы действительно получил удовлетворение. А так... Хотя Корселлис и Аутрэм не согласились бы лизать его обувь. Да и он не стал бы воскрешать их -- даже в качестве своих лакеев. Бертон давно уже понял, что, унижая других, человек унижает и себя. Тем не менее неловкие движения двух его слуг доставили Бертону удовольствие, и он даже похихикал, когда они направились к конвертеру. Как жаль, что реальные Аутрэм и Корселлис не могли полюбоваться его работой. О, как они негодовали бы и плевались от злости! Он вздохнул и подумал о том, насколько жалкой выглядела его месть. Если бы все это увидел Нур, он наверняка бы сказал: --Такие действия и чувства недостойны тебя, мой друг. Ты становишься ничем не лучше своих врагов и этих жалких протеиновых роботов. --Значит, мне следовало подставить другую щеку? -- прошептал Бертон, продолжая вслух воображаемую беседу.-- Но я не христианин. Кроме того, я не встречал таких христиан, которые подставляли бы другую щеку после первого удара. Ему приходилось поддерживать свой образ честного и прямолинейного человека, поэтому он решил не показывать своих андроидов остальным землянам. То, что сошло с рук Алисе, стало бы позором для Бертона. Кроме того, создавая роботов с лицами Гладстона и Дизраэли, Алиса не имела к ним никаких предубеждений. Ее просто забавляло, что на вечеринке им прислуживали два премьер-министра. Через полчаса Бертон покинул свои апартаменты, хотя ему и не хотелось оставлять андроидов без присмотра. При любой проблеме, которая выходила за рамки программы, они либо игнорировали ее, либо останавливались в ожидании дальнейших указаний. Однако он больше не мог оставаться рядом с экраном, который показывал его прошлое. Время от времени последовательность записанных событий меняла свою хронологию, и в этот день экран демонстрировал эпизоды трехлетнего возраста, в которых его наказывал наставник. --Я сказал ему, что он дышит, как больная собака,-- прошептал Бертон.-- И слишком много пердит. А этот ублюдок начал меня бить... В ту пору он еще не умел читать, но наставник уже обучал его латыни. В свои десять лет Бертон знал латынь не хуже репетитора и свободно говорил на ней. --Но я выучил ее назло этому висельнику. Ему так и не удалось выбить из меня врожденную способность к языкам. К сожалению, многие дети ненавидят предметы, которые им преподают учителя с охапкой розог. Для них это одно и то же. Экран с его воспоминаниями появился на стене рядом с дверью, которую он только что закрыл. Бертон сел в летающее кресло, стоявшее у двери, и развернул его в противоположном направлении. Экран тут же переместился на другую стену. Вставив в уши затычки и опустив на лоб длинный козырек, Бертон погрузился в чтение книги. Очевидно, компьютер не имел указаний переносить экран на пол. Во всяком случае, фильм из детства не мешал ему заниматься своими делами. Он вновь углубился в учебник грамматики этрусского языка, составленный римским императором Клавдием. Эту книгу Бертон воспроизвел по файлам компьютера. На Земле она считалась утерянной в средние века, но агент этиков отснял ее копию почти сразу же после того, как Клавдий дописал последнюю страницу. Пока земные лингвисты оплакивали потерю этого шедевра, он спокойно хранился в записях предусмотрительных этиков. Перелистывая страницу, Бертон поднял голову и взглянул на экран. На него смотрело раскрасневшееся и разъяренное лицо Мак-Кланахана. Затычки в ушах не пропускали звук, но Бертон читал слова по губам. Наставник вновь срывал на нем злость, ругая, оскорбляя и предрекая адские муки. Он снова кричал, что маленького Ричарда унесут с собой черти и что для него уже готова раскаленная сковорода, на которой жарят маленьких своевольных негодяев. Бертон не видел своих губ, но явно кричал в ответ: "Тогда там и встретимся!" Малыш, очевидно, хотел уйти, но наставник поймал его за руку и отстегал розгой. И Бертон знал, что он не плакал и не просил прощения, а упрямо сжимал губы, чтобы Мак-Кланахан не получил удовольствия от его обиды и унижения. Наставник сердился все больше и больше, и его удары становились больнее. Но он не мог отхлестать мальчишку так, как ему бы того хотелось. Отец Ричарда одобрял применение розг, считая что они прививают детям послушание и любовь к наукам. Однако он не потерпел бы избиения сына. Бертон снова опустил голову и, превратив свое внимание в острый меч, начал нанизывать на него этрусские слова и правила грамматики. Прочитав две страницы, он зажмурился и попытался представить их в уме. Они возникли перед ним, как на экране. Бертон открыл глаза, проверил точность своей памяти и удовлетворенно улыбнулся. Он по-прежнему впитывал в себя слова, как губка. Конечно, изучение языков во многом зависело от способности запоминать, но для живой речи требовался этруск. Бертон подумывал воскресить одного для практики. А что он делал бы с ним потом? Поймав себя на этом проклятом "что потом?", Бертон усмехнулся и покачал головой. И тут его осенило. Он мог изучать этрусский язык по таким же фильмам, какой теперь показывали ему. Почему бы не прокрутить воспоминания мертвых людей? И зачем ему живой этруск, когда можно обойтись и мертвым? Произнеся кодовое слово, он велел компьютеру сформировать на стене экран. На его вопрос, можно ли просматривать чужие воспоминания, машина ответила, что их действительно можно извлекать и показывать в виде фильма. Однако некоторые записи не подлежали воспроизведению из-за команд запрета, введенных ранее. Бертон взглянул на часы. По его расчетам андроидам уже полагалось закончить работу. К тому времени на экране воспоминаний появился Неаполь, где их семья отдыхала после долгого путешествия по южной Европе. Ричарда снова колотил наставник, но на этот раз Дюпре -- дипломированный выпускник Оксфорда. По словам Фрайгейта, их жизни прокручивались, как фильмы. Но прежде чем показать основные кадры, сначала демонстрировали анонс из отрывков. Наблюдая за жизнью в Неаполе, Бертон вспомнил, что в тот период он часто занимался онанизмом в компании с соседскими мальчишками. Подумав о том, что эти сцены могут увидеть его друзья, он покраснел и вспотел от смущения. А что же им делать с бесчисленными посещениями отхожих мест или с невыносимо откровенными сексуальными сценами? Он еще раз похвалил себя за идею окрасить то помещение, где они будут встречаться друг с другом. Бертон знал, что делал, когда решил покрыть краской стены своей квартиры. И догадывался, что остальные поступят так же -- если, конечно, они имели мозги. Он вернулся в зал и осмотрел помещение. Все экраны находились под толстым слоем краски. Андроиды только что-то закончили работу в спальне и перешли в коридор. Англичанин понимал, что ему не раз захочется взглянуть на свое прошлое. Он велел протеиновым роботам оставить несколько комнат неокрашенными. Теперь Бертон сам мог выбирать время для просмотра своих воспоминаний. А может быть, и нет. Он выругался и щелкнул пальцами. Подойдя к консоли дополнительного компьютера и включив дисплей, Бертон взглянул на экран и улыбнулся. Там не было ненавистных картин. Очевидно, для демонстрации воспоминаний компьютер мог использовать только стены. Аутрэм доложил, что покраска закончена. Бертон приказал андроидам разобрать лестницы и отнести в конвертер полные и пустые баллончики. Дезинтегрировав их, он велел Корселлису и Аутрэму войти в камеру преобразователя. Как только дверь за ними закрылась, энергия полыхнула огнем, и от роботов не осталось даже щепотки золы. На миг ему показалось, что в глазах андроидов промелькнула мольба. Но они не имели разума и инстинкта самосохранения. Стены, пол и потолок зала выглядели отталкивающе белыми. Бертон решил разрисовать их незатейливым орнаментом, но в это время раздался сигнал вызова. Подойдя к дисплею вспомогательного компьютера, он увидел на экране лицо Фрайгейта. --Я осмотрел маленькие миры на верхнем этаже башни,-- сказал американец.-- Интересно, что компьютер не показывает там прошлого. Возможно, этики обезопасили свои заповедные места какими-то программами, которые не удалось переделать даже Снарку. Но у меня есть другая причина, по которой мы должны встретиться около этих комнат. Они очаровали меня иллюзией свободы. Во всяком случае мне там гораздо лучше, чем в своей квартире, и я хочу предложить нашей группе перебраться туда. Пусть каждый выберет себе мир на свой вкус. Мы можем менять там все что угодно. Лично я уже знаю, какой будет моя крохотная вселенная. А то центральное помещение между комнатами мы могли бы использовать для общих встреч и торжественных церемоний. Тем же вечером они встретились на центральной площадке "преднебесного" уровня, чтобы обсудить предложение Фрайгейта. --Вы можете посмотреть эти места сами,-- говорил америка- нец.-- Они просто сказочны. Он напомнил им, что сечение башни делилось на тридцатиградусные сегменты. Острые усеченные концы двенадцати частей, соединяясь вместе, образовывали круглую центральную площадку. --С высоты птичьего полета этот уровень выглядел бы как зодиакальная карта. Она тоже разделена на двенадцать частей или двенадцать домов: Водолей, Овен, Телец, Близнецы и так далее. Если вы не против, мы могли бы выбирать себе комнаты по этому принципу, то есть по датам наших рождений. --А зачем? -- спросил де Марбо. --Я только предлагаю способ выбора. Используя зодиакальный метод, мы могли бы избежать лишних споров. Хотя на мой взгляд, все эти комнаты одинаковы, и причин для разногласий, в принципе, не существует. Но решать, конечно, вам. Все сказали, что им по душе такой выбор сегментов. --А я не знал, что ты веришь в такую чепуху,-- произнес Терпин, похлопав Фрайгейта по плечу.-- Все эти астрологические карты -- просто забава для климактерических дам. --Я не верю в астрологию. Однако кое-что знаю о ней. Взять хотя бы Ли По. Согласно западному календарю, он родился 19 апреля 701 года. То есть он -- Овен и принадлежит первому дому, принципом которого является энергия. Мы все знаем Ли По, и он действительно очень энергичен. --Это еще мягко сказано! -- самодовольно отозвался китаец. --Кроме того, первый дом является домом исследователей и путешественников, что вполне соответствует склонностям нашего друга. Твои положительные качества описываются тремя словами: свободой, оригинальностью и динамикой. --Верно! Мне надо побольше узнать об этой западной астрологии. --Твоими отрицательными качествами являются безрассудство, самонадеянность и лживость,-- с улыбкой продолжал Фрайгейт. --Что ты сказал? Ты назвал меня лживым? Возможно, я и бываю безрассудным -- хотя в мои времена это называли храбростью. Но как ты мог обвинить меня в самонадеянности и лжи? --Не обижайся, Ли. Я только повторяю то, что астрология говорит о твоем знаке. Человек способен преодолевать свои недостатки. И, очевидно, ты победил все плохое, чем наделила тебя судьба. --Питер имеет в виду, что отрицательные качества могут превращаться в положительные,-- добавил Бертон. --Тебе подходит дом Овна? -- спросил Фрайгейт. --Конечно! Он же первый! Американец повернулся к Алисе: --Ты родилась 4 мая 1852 года. Ты Телец, и твоим домом управляет Венера. Можно сказать, что ты очень эмоциональна. --Подумать только! -- произнес Бертон, и Алиса метнула в него сердитый взгляд. --Тельцы -- это смиренные строители. Твои положительные качества -- преданность, зависимость и терпеливость. Ты ведешь непрерывную борьбу со своими желаниями, жадностью и гордостью. --Что-то я этого за собой не замечала,-- тихо сказала Алиса. --Тебе подходит второй дом? --Да, конечно. Фрайгейт приблизился к Томасу Терпину, который, покуривая папироску, время от времени прикладывался к бутылке бурбона. --Твой выход на сцену жизни пришелся на 21 мая 1873 года. Попав в дом Близнецов, которым управляет Меркурий, ты обрел такие черты, как гениальность, пластичность и способность к творчеству. Люди искали твоего общения и протекции... --Продолжай, парень. Ты мне нравишься! --Но твоими отрицательным качествами являются... хм-м... двуличие, поверхностность и непостоянство. --Это наглая ложь, приятель! Я никогда не был двуличным! Где ты набрался такой чепухи? --Никто тебя ни в чем не обвиняет,-- ответил Фрайгейт.-- Если у тебя нет отрицательных качеств, значит, ты их просто преодолел. --Так вот запомни! Я не двуличный! А если тебе не нравится моя осмотрительность и обходительность, мы можем общаться с тобой и по-другому. Возможно, у тебя сейчас плохое настроение, но зачем же портить его остальным? Это, парень, добром не кончается. --Ты согласен занять третью комнату? --Она ничем не хуже других, а возможно, даже и лучше. --Среди нас нет рожденных под знаком Рака,-- сказал Фрайгейт.-- Поэтому четвертое помещение останется пустым. Пятый дом -- Лев, которым управляет Солнце. Его представители отличаются жизнестойкостью и драматизмом. Это я о тебе, Марселин. Ты родился 18 августа 1782 года? --Да,--ответил де Марбо. --Львы царственны... --Верно! -- ...привлекательны... --Совершенно верно! -- ...и очень внушительны. --Трижды верно! --Однако их плохими качествами являются напыщенность, деспотичность и тщеславие. Француз покраснел и нахмурился. Остальные громко захохотали. --Вот он и тебя уложил на лопатки! -- давясь от смеха, сказал Терпин. --Так ты принимаешь пятый дом или нет? -- спросил барона Фрайгейт. --Учитывая, что мы просто развлекаемся с астрологией, я беру эту комнату. Но прошу не путать мои задатки лидера с деспотизмом! Да, у меня действительно есть чем похвастать, но разве вы слышали от меня похвальбу? Я не тщеславен и никогда, слышите, никогда не был напыщенным человеком! --Никто и не собирается это оспаривать,--двусмысленно ответил Фрайгейт.-- Давайте перейдем к шестому дому -- дому Девы, который управляется Меркурием. Представители этого знака склонны к анализу событий и ведут общественную жизнь. Ты, Афра, родилась 22 сентября 1640 года и, как все Девы, наделена практичностью и благоразумием. --Никогда такой не была и не буду,-- сказала Афра. --Но помимо всего прочего Дева излишне критична, чопорна и часто страдает ипохондрией. Бен язвительно рассмеялась: --Это я-то чопорная? С моей репутацией и непристойными драмами? --Тебе подходит шестой дом? --А почему бы и нет? --О чем ты говоришь? -- возмущенно вскричал де Марбо.-- О каком доме может идти речь? Я думал, мы будем жить вместе! Неужели я чем-то обидел тебя, моя маленькая капусточка? Неужели моя любовь больше ничего не значит? Если ты заведешь собственный дом, мы... черт возьми... больше не будем делить одно ложе под одной крышей. Подумай об этом! Неужели я тебе надоел? Она похлопала его по руке. --Успокойся, мой боевой петушок. Я по-прежнему тебя люблю. Но... Мы всегда вместе, никогда не расстаемся, и наша близость становится слишком уж докучливой. Кроме того, мне хочется иметь свой собственный мир. Представляешь, мы построим два дома и будем ходить друг к другу в гости. Одну ночь ты проводишь в моем мире, другую -- я в твоем. Ты будешь захватывать мою империю и увозить меня в плен. Или я, как венценосная королева, буду приглашать тебя к себе с дружеским визитом для обсуждения некоторых интимных дел. --Даже не знаю, что сказать,-- ответил барон. Афра пожала плечами: --Если нам это не понравится, мы снова будем жить вместе, как и прежде. Неужели ты боишься, Марселин? --Я? Боюсь? Как ты могла подумать такое! Хорошо, Питер! Я беру себя пятый дом, а Афра -- шестой. В худшем случае мы останемся соседями. --С толстой стенкой, разделяющей вас. Но только стены делают соседей хорошими друзьями. --И плохими любовниками,-- добавил Бертон. --Ты слишком циничен, мой друг,-- сказал де Марбо. --Весы и Скорпион, то есть седьмая и восьмая комнаты побудут пока пустыми,-- сказал Фрайгейт.-- Девятый дом принадлежит Стрельцу, которым управляет Юпитер. Основой образ поведения определяется экспансией внутрь и во вне. Стрелец любит философствовать, что вполне соответствует харатеру Нура. Согласно древней науке, ты общителен, склонен к логике и пророчествам. --А что еще? -- спросил Нур. --Отрицательными качествами являются грубость, фанатизм и нетерпимость. --Все это было в моей юности, но там и осталось. Я давно уже распрощался с ними. --Козерогов среди нас нет, и поэтому мы переходим к моему знаку -- Водолею. Одиннадцатый дом управляется Сатурном, который любит поучать других, и Ураном, раздающим дары возможностей. Водолей облагораживает окружение. Он соединяет в себе находчивого дипломата и благородного альтруиста. К сожалению, его отрицательными качествами является эгоизм, эксцентричность и импульсивность. --И ты признаешь себя виновным в этом?--спросил Бертон. --Более-менее. А теперь, Дик, перейдем к тебе. Ты родился 19 марта 1821 года. По идее, Рыбы должны содействовать гармонии, но в твоем случае... Впрочем, ладно. Обойдемся без критики. Рыбы управляются Нептуном и Юпитером. Первый превращает людей в идеалистов, а второй побуждает к экспансии. Тут, пожалуй, возражений нет. Положительными качествами являются интуиция, привлекательность и артистичность. --Но в то же время, как ты мне уже говорил, я сделал из себя доморощенного мученика,-- добавил Бертон. --Теперь нам предстоит разойтись по новым домам,-- подытожил Нур.-- И мы понесем туда груз добрых и недобрых качеств. Жаль, что нельзя оставить эти чемоданы за дверью и двинуться в путь налегке. Глава 16 Переезд в "небесный пирог"(*) потребовал небольшой подготовки. Обследовав свои маленькие миры, обитатели башни какое-то время не знали, сохранять их в прежнем виде или создавать что-то новое -- на собственный вкус и лад. Кроме Нура, которому понравилось помещение с зеркалами, все остальные решили изменить обстановку огромных комнат. Пока орды андроидов и роботов занимались реконструкцией, люди размышляли над деталями, просматривали файлы компьютера и выбирали для себя те или иные элементы оформления. Затем они вносили поправки в чертежи, и строительные конвертеры претворяли их мечты в реальность. (*) Это выражение аналогично "журавлю в небе". В конце концов Нур передумал и сказал, что останется в своей квартире. Он планировал посещать мир зеркал только для того, чтобы медитировать там на отражениях. Бертон тоже не захотел менять свои апартаменты, чем удивил почти всех друзей. Он всегда считался неисправимым бродягой, который терял покой, если оставался на одном месте больше недели. Свое нежелание переезжать на верхний этаж Бертон объяснил тем, что еще не закончил создание личного мира. Затеяв строительство арабского дворца, он возвел его до середины, а затем ликвидировал все, что уже сделал. Через некоторое время англичанин вновь приступил к строительным работам и по прошествии двух недель приостановил их на неопределенный срок. --Скорее всего, Дик догадывается, что это будет его последний дом, и поэтому не хочет переезжать туда,-- сказал Нур.-- Куда бы он отправился дальше? После переезда шести членов группы друзья подготовили центральную площадку для торжества и устроили там новоселье. Оно получилось не очень радостным, так как посреди праздника Бен и де Марбо поссорились друг с другом. Француз перебрал и вспылил, когда Афра вновь отказалась жить в его мире. Потеряв на собой контроль, он начал обвинять ее в том, что она к нему охладела. --Я имею право на свой мир,-- надменно ответила она.-- Тем более что этот мир я создала сама. --Место женщины рядом с мужчиной, которого она любит! И ей следует идти за ним, куда бы он ни пошел! --Мы уже говорили с тобой на эту тему,-- резко ответила она.-- И мне уже надоели твои упреки. --Мадам, вам следует находиться под моей крышей. Это не только просьба, но и мое условие! Иначе как я могу вам доверять? --Вы хотите сказать, сударь, что я не могу отойти от вас даже на минуту? Какая же это любовь, черт возьми, если нет и капли доверия! Неужели вы считаете меня дешевой шлюшкой, которая при малейшей возможности прыгает по кроватям других мужчин, как блоха? Или вы относитесь так ко всем женщинам? Стыдитесь, барон! А как же вы оставляли в одиночестве свою жену, когда были солдатом? Наверное, надевали на нее пояс верности... --Не сравнивайте себя с моей женой! -- закричал де Марбо.-- Она выше любых подозрений! --Да здравствует новый Цезарь! -- насмешливо ответила Афра.-- Между прочим, жена настоящего Цезаря наставила мужу вот такие рога! Неужели вы думаете, мой драгоценный кусочек дерьма, что ваша супруга чем-то от нее отличалась? Барон взъярился и, перейдя на французский, начал выкрикивать проклятия и оскорбления. Афра гордо отвернулась и скрылась в дверном проеме шестого дома. Когда круглая дверь закрылась, она заплакала. В тот миг ей казалось, что она теряла своего любовника навсегда. В ссоре с де Марбо говорила не Афра, а ее эмоции, и теперь опыт зрелой женщины подсказывал ей, что она перегнула палку. Скольких же мужчин она оттолкнула от себя подобным образом? Пусть не сотню, но, пожалуй, больше двадцати. Афра даже не помнила некоторых по именам. Хотя она знала, что вскоре вспомнит их, увидев на экране в картинах прошлой жизни. Правда, в этом маленьком мире она могла не бояться навязчивого прошлого. Поднявшись по ступеням на верхнюю площадку, она открыла дверь и шагнула в свой мир. Рядом с дверью находилось еще одно летающее кресло. Афра села в него, взлетела на сотню футов и понеслась вперед. Под ней простирались тропические джунгли с полосками узких рек, блестевших при свете искусственной луны. Из темной массы растений доносились крики ночных птиц; мимо нее проносились силуэты летучих мышей, которые ныряли в кроны деревьев всего лишь в нескольких футах под ее ногами. Свет полной луны был в два раза ярче сияния земного ночного светила. Крупные звезды напоминали созвездия экваториальной Южной Америки. На небольшой прогалине мелькнула тень огромного животного -- скорее всего ягуара. Чуть сбоку слышался плеск и ревели аллигаторы. Ветер овевал ее лицо и теребил подол вечернего платья. Она направила кресло к большому озеру в центре джунглей. Его воды серебрились широким кольцом вокруг великолепного дворца. Афра воссоздала его по образу того миража, который видела однажды, путешествуя из Антверпена в Лондон. Призрачный дворец возник неподалеку от корабля, словно по волшебству. Видение напугало всех, кто находился на палубе, но Афра не могла отвести от него глаз. Сказочное строение имело четыре этажа. Его стены, выложенные мрамором различных оттенков, окружали ряды резных и винтообразных колонн. Их обвивала цветущая лоза, а на шпилях в порывах бриза реяли узкие флаги. На каждой колонне виднелись фигурки маленьких купидонов, которые, казалось, поднимались вверх, помогая себе взмахами небольших трепещущих крыльев. Дворец видели все, кто находился на палубе корабля. Но откуда пришло это видение? Обычно миражи отражали реальные вещи. Но неужели в Англии или на континенте имелся такой фантастический дворец, построенный в стиле рококо? Это необъяснимое видение не давало Афре покоя всю оставшуюся жизнь -- как на Земле, так и в Мире Реки. Она попросила компьютер объяснить ей смысл явления, но машина лишь сослалась на ее биографию, написанную Джоном Джилдоном. Эта книга, изданная после смерти Афры Бен, заинтересовала ее и возмутила неточностями и откровенной ложью. Она запросила всю доступную литературу, связанную со своим именем, и прочитала произведения Монтегю Саммерса, Бернбаума и Сэквилла-Уэста. Все вышеназванные авторы усердно пытались отделить истину от романтики и измышлений. Однако это им не удалось. И упрекать их тут было не в чем. Официальных документов о ней почти не существовало, а ее новеллы, пьесы и поэмы либо искажали исторические факты, либо вообще не имели к ним никакого отношения. Своим отцом Афра считала цирюльника Джеймса Джонсона из Кентербери. Ее мать умерла через пару дней после родов, и малышку вместе с братом и сестрой усыновили их родственники -- Джон и Эми Эмис. В ту пору они и представить себе не могли, что маленькая девочка станет первой англичанкой, которая будет жить на деньги, полученные от литературной деятельности. К сожалению, антологии последующих веков не пожелали включить в свои подборки ее прозу и поэмы, поэтому до читателей двадцатого века дошла лишь одна новелла, представленная критиком, как второстепенный образчик классики. Ее блистательное внедрение в доселе мужскую литературу шокировало многих писателей и критиков. Их пристрастные и мстительные замечания приводили ее в бешенство, и она отвечала на них в том же духе, без жалости и промедлений. Будучи первопроходцем в дебрях женоненавистников и самодовольных ничтожеств, Афра страдала от жгучих уколов и брошенных камней. Но она проложила путь тем многочисленным толпам женщин, которые связали свою судьбу с бумагой, ручкой и карандашом. В детстве она была нервным и болезненным ребенком. Тем не менее Афра без проблем перенесла шесть тысяч миль тяжелого и опасного путешествия в Суринам -- английскую колонию на севере Южной Америки. Благодаря протекции влиятельного родственника, лорда Уиллоуби Паремского, ее приемный отец получил высокий пост в суринамской колонии. Однако во время плавания через Атлантический океан Джон Эмис умер от "лихорадки". Несмотря на потерю, Афра радовалась жизни и восторгалась всем тем, что дарила ей экзотическая страна. Она подружилась со старым черным рабом, которого выкрали из королевской семьи какого-то племени в Западной Африке. Его чудесные истории о родине и особое положение среди рабов стали основой романтической новеллы, которую она написала через несколько лет. Афра назвала ее "Оруноко -- царственный раб". --Мне никогда не забыть тех счастливых лет в стране нескончаемой весны. За апрелем и маем там шел июнь, после которого вновь начинался апрель. Деревья цвели, зеленели и плодоносили в одно и то же время. Я бродила среди рощ, собирала апельсины, лимоны, цитроны и инжир или наслаждалась ароматом мускатных орехов. Воздух пьянил благоуханием растений. В лагунах и каналах лах цвели огромные водяные лилии, а над ними летали ярко раскрашенные попугаи и канарейки. Птицы тва-тва издавали звуки, похожие на удары серебряного гонга. Какаду кричали: "Qu`est-ce que dit? Qu`est-ce que dit?" Я писала стихи на странном наречии, которое наполовину состояло из африканских слов и наполовину -- из английских. Мы с сестрой ходили в церковь и слушали проповеди о великом Боге, которого звали Гран Гадо; а потом священник рассказывал о его жене Марии и сыне Йези Кисто. Время от времени с гор спускались индейцы, и я видела в их руках сумки, полные золотого песка. Однако в этом земном раю случались и неприятности. Я часто болела малярией. А однажды меня спасло от смерти только снадобье негритянского колдуна. В 1658 году, когда Афре исполнилось восемнадцать лет, ее семья вернулась в Лондон. В девятнадцать она вышла замуж за Ханса Бена -- пожилого, но богатого голландского купца. Отсутствие приданого возместили красота, образованность и ум. Но более всего сердце старого купца пленила ее цветущая молодость. Пользуясь своими связями, он устроил жену при дворе Чарльза Второго. --И это правда, что ты стала любовницей короля? -- спросил Фрайгейт. --Однажды его величество действительно предложил мне переспать с ним в летней беседке, но в то время я уже дала клятву верности своему супругу. В наши дни измена считалась тягчайшим грехом. К тому же я была беременной... хотя позже у меня случился выкидыш. Надо сказать, что я любила своего старого мужа и знала, как оскорбит его подобная неверность. Я любила человека, а не его кошель. В 1665 году несколько кораблей ее мужа затонули с грузом при штормах или попали в руки пиратов. Потеряв почти все свое состояние, Ханс Бен скончался от сердечного приступа и оставил молодую вдову с пятьюдесятью фунтами. К тому времени, когда она получила работу, у нее осталось только сорок фунтов. Благодаря связям при королевском дворе, Афра стала агентом секретной службы и отправилась в Антверпен для выполнения шпионского задания. Та информация, которую она получала о голландском флоте, ценилась очень высоко, но ее основным заданием являлась слежка за англичанами-отступниками, проживавшими в Голландии. В те времена из Англии бежали многие, и против Чарльза Второго готовился тайный заговор. --Да ты настоящий Джеймс Бонд! -- воскликнул Фрайгейт. --Что? --Это я так, к слову. Не обращай внимания. --Мне особенно рекомендовалось завести дружбу с Уильямом Скоттом, чтобы в дальнейшем склонить его к возвращению в Англию. Он не пожелал уезжать из Голландии без твердых гарантий короля, но все же согласился сотрудничать со мной. А потом у меня кончились деньги. Я послала письмо Джеймсу Хелселлу, виночерпию короля и моему непосредственному начальнику. В своем донесении я попросила его оплатить добытую мною информацию и тем самым поддержать последующую шпионскую деятельность. Однако ответ так и не пришел. Во втором официальном послании я написала о том, что мне пришлось заложить фамильное кольцо, чтобы обеспечить себе пропитание и крышу над головой. Не получив ответа, я послала два письма: Хелселлу и моему другу Томасу Киллигрею, который тоже состоял на секретной службе. Чтобы выпросить пятьдесят фунтов на оплату долгов, я отправила сведения о голландском флоте и сообщила о своих успехах со Уильямом Скоттом. Но мое начальство по-прежнему молчало. Написав отчаянное письмо государственному секретарю, лорду Арлингтону, я рассказала ему обо всем, что сделала, и о том, в какую нищету ввергли меня его подчиненные. Мне грозила долговая тюрьма, но лорд Арлингтон плевать хотел на мой позор и страдания. --А ты не думала о том, чтобы перейти на службу к голландцам? -- спросил Бертон. --Я? Никогда! Бертон возмущенно покачал головой. --Значит, уже тогда британское правительство пренебрегало своими солдатами и шпионами. --Потом я снова написала лорду Арлингтону и попросила направить мне сто фунтов для уплаты долгов и возвращения в Англию. Он так и не потрудился ответить. За свою службу я не получила ни одного пенни, ни слова благодарности от родины и ее чиновников. Может, меня просто сочли за жалкую дуру и бедствующую тупицу? Не знаю... Но, наверное, они не нуждались в моих услугах. Случайно встретив своего знакомого, Эдварда Батлера, я заняла у него сто пятьдесят фунтов и в январе 1667 года отправилась домой. Утомленная, больная и по уши в долгах, Афра вернулась из Антверпена в Лондон. Она ужаснулась, увидев руины города, разрушенного Великим пожаром. Впрочем, это бедствие имело и положительную сторону, так как пламя уничтожило сотни тысяч крыс и миллионы вшей, которые разносили чуму. Однако Афре было не до пожара и чумы. Мистер Батлер требовал возвращения ссуды, а лорд Арлингтон и король по-прежнему игнорировали ее просьбы об оплате выполненного поручения. Через месяц наступила неизбежная расплата, и Афру бросили в долговую тюрьму. --Заключенных там кормили только за деньги. Те, у кого их не было, умирали от голода. В тюрьмах свирепствовали болезни, и микробы, врываясь в камеры, как дикари-краснокожие, уничтожали всех без разбора. Смерть очень демократична: она не смотрит на сословия. Ее маленькие посланцы убивали богатых и бедных, старых и молодых. После Великого пожара многие тюрьмы сгорели или пришли в негодность. В Ньюгейте велись восстановительные работы, и поэтому Афру отправили в Южный Лэмбет. Тысячи люди, потеряв в огне все свое имущество, попадали сюда за долги. В лэмбетскую тюрьму обычно сажали нищих, и она всегда считалась самой грязной и переполненной. Но после пожара там стало хуже в десять раз, и каждая камера превратилась в чистилище. --Даже странно, что мне удалось выжить, хотя бывали такие моменты, когда я молила Бога о смерти. Вонь немытых тел и лохмотьев, мерзкий запах от больных, страдавших кровавым поносом, невыносимое зловоние открытой канализации -- разве это можно забыть? Вокруг вопили испуганные и истощенные дети. Я затыкала уши от криков тех, кто сходил с ума и впадал в бешенство. Кашель и рвота, драки, жестокость и воровство, абсолютная невозможность побыть наедине с собой... Если надо было сходить по малой или большой нужде, это приходилось делать в камере с дюжиной других женщин, которые тыкали в тебя пальцами и отпускали непристойные шутки... Половину той пищи, которую приносила мне мать, отнимали охранники, а я платила им дань, чтобы они не насиловали меня, как остальных... Вот так я и жила, изо всех сил сопротивляясь болезням, которые роились в отвратительном воздухе этой адской дыры. Да что там ад! Мы бы только радовались его пламени после месяца судорог от холода и сырости! В каких бы грехах ни обвинял меня Господь, я искупила их все! Двое охранников обещали подкармливать ее мясом, овощами и вином, если она будет отдаваться им обоим одновременно. --Хорошо что мать достала немного денег. Если бы не ее помощь, голод довел бы меня до крайности, и я, наверное, согласилась бы на их уговоры. Мой живот выл от голода, и я уговаривала себя не опускаться до мольбы. Хотя иногда мне казалось, что охранники все же предпочтительнее голодной смерти. Возможно, меня остановило только то, что один из них, горбатый одноглазый урод с гнилыми зубами, имел французскую болезнь... --Сифилис или гонорею? -- спросил Фрайгейт. --Скорее всего и то, и другое. Какая разница? В любом случае, благодаря усилиям матери, я избежала их грязных лап. А потом Киллигрей оплатил мои долги и снабдил меня небольшой суммой, чтобы я могла стать на ноги. Правда, этих денег хватило ненадолго. Афра замолчала и печально улыбнулась. Улыбка делала ее неотразимо красивой. --Я приврала, сказав, что мне хотелось умереть в тюрьме. На самом деле меня ужасала идея самоубийства. Я никогда не уважала тех, кто поднимал белый флаг над своим поверженным духом. По крайней мере, я стояла до конца, с остервенелой яростью отбивая атаки смерти... Наверное, поэтому она и отпустила меня с миром. Я вышла из тюрьмы, худая как скелет. Друг оплатил мои долги, но они появились у матери, которая сделала все возможное, чтобы выручить меня из беды. А я ничем не могла ее отблагодарить. Я осталась без крова, одежды, косметики и книг. Ей исполнилось тридцать лет. В те времена ее сверстницы обычно уже выглядели как старухи. Многие теряли зубы, и от их гнилых десен исходило кошмарное зловоние. Женщины без мужа, отца и брата -- на худой конец, дяди или парочки кузенов -- становились легкой добычей мужчин. В случае изнасилования несчастная жертва могла обратиться в суд. Но, как правило, это ни к чему не приводило. Закон служил только богатым и знатным особам. Судьи, адвокаты, приставы и присяжные открыто брали взятки и легко уступали просьбам тех, кто мог им заплатить. В ту пору женщины сочиняли и прозу и стихи, однако на непрофессиональном уровне. В основном, этим занимались дочери сельских священников, у которых не было других развлечений, или знатные дамы, пытавшиеся прослыть мечтательными и немного эксцентричными особами. Ни одна из англичанок даже не пыталась зарабатывать себе на жизнь с помощью чернил и пера. Афра знала, что может писать интересно, остроумно и увлекательно, а главное, ей не требовалось высасывать темы из пальца. Получив прекрасное образование, она ни в чем не уступала маститым писателям, которые считали создание новелл и пьес сугубо мужским делом. Чтобы занять достойное место в плотных рядах профессиональных литераторов, ей пришлось одолеть немало врагов и пройти сквозь колючие дебри предвзятой критики. В отличие от многих сверстниц и словно назло превратностям судьбы Афра с годами становилась все более привлекательной и красивой. Она гордилась здоровыми и ровными зубами, которые ей удалось сохранить до самой старости. Очевидно, ее красота и здоровье объяснялись тем, что Афра провела детство в Суринаме, где вместе с пищей и водой получала какие-то особые минералы. Впрочем, главную роль здесь, конечно, сыграла ее наследственность. Несмотря на небольшой рост, она обладала длинными ногами, хотя юбки той эпохи сводили на нет это преимущество. Положение спасала мода на декольте, и ее полные крепкие груди разили мужчин наповал. Прекрасные желтые волосы, большие голубые глаза и густые черные брови придавали ее лицу необычайную привлекательность, хотя общее впечатление немного портили длинный нос и короткая нижняя челюсть. Однако помимо очарования Афра имела еще и волю, которая несла ее по жизни, как упряжка из шести лошадей. В свое время она раз и навсегда решила не выходить замуж снова. Ее перу принадлежала фраза, вошедшая в сборники великих афоризмов: "Брак -- это отрава любви; семейные узы напоминают ссуду, взятую у друга; поэтому я не даю и не прошу никаких клятв!" И еще она писала: Согласно строгим правилам чести, Красота вознаграждается любовью, А не подлой посулой богатства И дешевым колокольным звоном. Отчего она становится бесчестной? От того, что спит на грязном ложе Тошнотворного богатого шута, Ненавистного для плачущего сердца. Видишь ты имущество вдовы, Гроб супруга, как ступень к свободе? Но ее уже не будет! Нет, не будет, милая блудница... Забери назад свою любовь И верни шуту его монеты. Не клади в его тугой кошель Бриллианты девичьего сердца. Несмотря на все эти слова, Афра вложила сокровища своей души в руки очень неверного мужчины. Адвокат Джон Хойл без зазрения совести пользовался и ее телом, и деньгами. А платил презрением и вероломством. А однажды ему чуть не удалось разбить ее сердце на мелкие куски. (В 1692 году, уже после смерти Афры, Хойла убили в кабацкой драке. Об этом ей рассказал Фрайгейт.) --Один историк утверждал, что твой Хойл придерживался атеистических взглядов и открыто проповедовал гомосексуализм. Он развращал молодежь и поносил Иисуса Христа. --Во всем этом, кроме последнего, обвиняли и Сократа,-- ответила Афра.-- Но Джон не подходит под твое описание. Просто он не любил меня... Разве что в самом начале... --Что бы ты сделала, если бы встретила его в долине? -- спросил Фрайгейт. --Не знаю. У меня нет к нему ненависти. Хотя... Скорее всего, я ударила бы его ногой в пах, а потом поцеловала бы и повела в свою хижину. Или прогнала бы с глаз долой. Надеюсь, мы с ним никогда не увидимся снова. Афра стала известной, вернее, скандально известной писательницей. Ее окрестили Астрой, по имени звездной девы из мифологии древних греков. Эта дочь Зевса и Фемиды -- или, возможно, Титана и Эос -- во время золотого века наделяла людей блаженством. С наступлением железного века она покинула Землю, и боги поместили ее среди звезд, как созвездие Девы. В особняк Афры стекались великие литераторы и их прихлебатели, юные сценаристы и трепетные вдохновенные поэты. Некоторым из них даже удалось побывать в ее постели. --Однако многие мужчины негодовали по поводу моего успеха, а критики осуждали мои произведения только из-за того, что они были написаны женщиной. Едва ворочая залитыми ромом мозгами и потирая веки, покрытые сифилитическими язвами, они называли мои пьесы пошлыми и непристойными. Эти люди воплощали порок, но затыкали рот любому, кто начинал писать об этом. Они так упорно оберегали людей от неприглядной правды, что иногда казалось, будто на Земле живут лишь ангелы и херувимы. Афре удалось скопить небольшое состояние, которое постоянно истощали светские приемы и ее непомерная щедрость. Она часто сетовала на то, что ее никто не любил, но любовников у нее хватало с избытком. На сорок шестом году жизни она перенесла несколько жестоких и очень мучительных приступов артрита, которые в дальнейшем и довели ее до смерти. --Мне кажется, последствия сифилиса так же фатальны, хотя и менее заметны. Писательский труд постепенно превращался в мучение, и бывали времена, когда ручка выскальзывала из ее слабых дрожащих пальцев. Но она продолжала писать и писала с упоением. Ее новелла "Оруноко", занявшая достойное место в английской литературе, вышла в свет незадолго до смерти Афры. 16 апреля 1689 года она завершила свою долгую битву с завистью, предубеждениями и ненавистью пуританского общества. Вильгельм Оранский -- голландский принц, ставший королем Англии -- довольно холодно относился к миссис Бен, считая ее безнравственной и скандальной женщиной. Тем не менее, по его приказу Афру Бен похоронили в Вестминстерском аббатстве. --Вот это да! Меня погребли среди величайших из великих? Меня, дочь простого цирюльника? --В мое время этого тоже никто не понимал,-- сказал Фрайгейт. --И в мое,-- отозвался Бертон.-- Надо будет воскресить одного из ваших современников, чтобы разобраться в этом вопросе. --Байрона тоже собирались похоронить в Вестминстерском аббатстве,-- продолжал Фрайгейт.-- Но за свои непристойности и богохульства он не был удостоен такой чести. А вот ты ее заслужила. --И я,-- сказал Бертон.-- Хотя мне тоже отказали в кусочке земли среди освященных стен. Я заслужил эту честь не меньше любого из тех, кто покоится в аббатстве, но для ниггера Дика там места не нашлось. Здесь, в Мире Реки, Афра Бен испытала множество разочарований и бед. Но она прожила свою жизнь достойно, и ей не за что было стыдиться. Судьба привела ее в башню, и вот теперь она рассталась с очередным любовником. Афра снова могла сойтись с де Марбо. Хотя теперь это казалось маловероятным. Впрочем, свято место пусто не бывает. И она не собиралась затягивать свое одиночество. Глава 17 Пока андроиды строили его личный мир, Питер Джейрус Фрайгейт занимался исследованиями. В отличие от других, он не захотел отказываться от "фильма воспоминаний". И прошлое захватило его целиком и полностью. По ходу дела у Питера появились вопросы, на которые ему никто не мог ответить. Некоторые кадры вызывали слезы и боль, но он заставлял себя смотреть на них снова и снова. На одной из свежеокрашенных стен своей квартиры Питер оставил нетронутым большой квадрат. Он проводил перед ним не меньше часа в день, и в эти моменты прошлое выпрыгивало на него из своих глубин, проникая в мозг через глаза и уши. Экспериментируя с "фильмом", Фрайгейт понял, что компьютер не настаивает на просмотре всех воспоминаний. Если Питер просил показать ему определенный период времени, машина охотно выполняла эту просьбу. Позже выяснилось, что компьютер имел таймер, определявший даты и года, к которым относились те или иные воспоминания его подопечного. Фрайгейт мог заказать для просмотра любой эпизод, если только знал день, в который произошло это событие. Иногда он называл лишь приблизительную дату, а затем сканировал ближайшие участки до тех пор, пока не находил того, что ему хотелось увидеть. Позже Питер начал замечать, пробелы в своем "фильме". Однажды он выбрал для просмотра 27 октября 1923 года. Ему захотелось сделать выборочную проверку, но этот день оказался пустым. В его памяти не сохранилось о нем никаких воспоминаний. Компьютер объяснил ему причину подобного явления. В клетках памяти не хватало места для записи всех восприятий. Механизм мнемонического комплекса стирал все, что считал несущественным для выживания человека, и оставлял резервные места для более ценных событий. Хотя, с другой стороны, часто бывало так, что память сохраняла, казалось бы, совершенно незначительные события. В свою очередь, ватан мог записывать все человеческие переживания. Этики полагали, что он вообще ничего не упускал. Однако их слова пока оставались только теорией, поскольку ни один ватан не поддавался какой-либо проверке. Эта яркая многоцветная сущность своей красотой и безмолвием напоминала Сфинкса. Компьютер подсчитал, что Питер прожил 55188000 минут. Из них в настоящий момент имелся доступ к 22075200 минутам. Однако это еще не означало, что запись каждой минуты проводилась в полном объеме. В клетках памяти находилось множество фрагментов. И если бы Фрайгейт захотел узнать их число и общую продолжительность, компьютер мог бы дать ему такую информацию. --Почти две трети фильма о моей жизни осталось на полу монтажной комнаты,-- прошептал он.-- О Боже! Если бы я начал смотреть этот фильм от начала до конца, мне потребовалось бы 15330 дней! По двадцать четыре часа в сутки целых сорок два года! Но как могла небольшая кучка серого вещества хранить в себе так много информации? Каким образом в человеческий череп вмещалось так много миллионов и даже миллиардов миль видеопленки? Фрайгейт попросил показать ему "контейнер", в котором содержался "фильм" его жизни. Компьютер выполнил приказ, и Питер увидел на экране желтую сферу размером с клюкву. Она была заполнена лишь наполовину. Больше всего Фрайгейта интересовал самый ранний период детства. Когда ему исполнился год и три месяца, к ним в Терре-Хоту приехала в гости бабушка, которая жила в Канзас-Сити. Она около месяца помогала матери по хозяйству и присматривала за маленьким Питом. По какой-то необъяснимой причине Фрайгейт полагал, что бабушка, исполняя роль няни, относилась к нему очень плохо. Не то чтобы он считал ее садисткой или грубой женщиной, но слишком уж легко она выходила из себя. Основой этих подозрений стали видения, которые Питер переживал во время визитов к психоаналитику. Слегка соприкоснувшись со своими детскими воспоминаниями, Фрайгейт решил, что подавленным и покорным ребенком он стал из-за нечутких и неосторожных действий бабушки. Ему казалось, что именно она посеяла в нем семена тех отрицательных качеств, которые так буйно расцвели в его юношескую пору. Психоаналитик из Беверли-Хиллз придерживался иного мнения. Однако он согласился провести с ним несколько сеансов на эту тему. Скорее всего он подметил у клиента неосознанное желание свалить всю вину за свои недостатки на нормальную и добрую бабушку. Слегка смущаясь, Фрайгейт прокрутил тот период на большой скорости и нашел эпизод, когда бабушка приехала к ним в гости. Его подозрения оказались необоснованными. Но Фрайгейту понадобилась неделя, чтобы убедиться в этом. Поведение бабушки ни в чем не подтвердило его фантазии. Она не трясла и не шлепала малыша и уж тем более не пугала и не бранила маленького Пита. Иногда бабушка что-то бурчала себе под нос, но она говорила по-немецки, и Фрайгейт не понимал ее даже сейчас. Компьютер мог перевести эти слова на английский, но Питер не посчитал их столь важными. Что бы она там ни говорила, ее бормотание не могло оказать на него какого-то негативного воздействия. Она ни разу не сердилась на малыша за его плач и мокрые пеленки. Успокаивая Пита, бабушка пела ему немецкие колыбельные и мягко покачивала на руках или коленях. --Ладно, черт с ним! -- сказал себе Фрайгейт.-- Перейдем к другой теории. Скорее всего мой слабый характер зависел от генетической предрасположенности, а не от воздействия окружения. Он рассказал Нуру о своих исследованиях. Маленький мавр со смехом произнес: --Имеет значение не прошлое, а настоящее. Нельзя винить вчерашний день за промахи, совершенные сегодня. Мы живем в настоящем времени, и только сейчас ты можешь менять себя и свое отношение к прошлому. --И все же "фильм воспоминаний" -- это уникальный инструмент для психоанализа,-- не унимался Фрайгейт.-- Жаль, что мы не имели таких вещей на Земле. Пациенты и доктора могли бы просматривать сомнительные периоды жизни и очищать их от вздорных фантазий и отрицательных эмоций. Увидев, что происходило на самом деле, пациент понимал бы суть событий и основывался в своих действиях на верных предпосылках. --Может быть, но вряд ли. Ты знаешь теперь о себе все. По крайней мере будем считать, что это вполне возможно. "Фильм" разрушил твой надуманный образ, который ты создал, чтобы считать себя всегда и везде абсолютно правым. Он убедил тебя, что остальные люди обращались с тобой нормально, а не походили на монстров и вампиров. Или, наоборот, "фильм" показал эпизоды, когда с тобой действительно обходились ужасно. Мы можем сказать, что ты теперь удовлетворил свое любопытство, отследив все эти болезненные и унизительные моменты. Ты исполнил свое желание и увидел мир таким, каким он был на самом деле. Сейчас ты стоишь на краю обрыва, собираясь прыгнуть в бездну будущего. Но после такого прыжка ты уже не будешь Питом из прошлого, и поэтому тебе не хочется делать шаг вперед. Вместо этого ты играешь с прошлым, хотя оно может служить лишь трамплином для предстоящего прыжка или просто мерилом твоего прогресса. Вот такие твои дела! --А ты разве не смотришь свой "фильм"? -- спросил Фрайгейт. --Нет. Он меня не интересует. --Неужели тебе не интересно увидеть своих молодых родителей или товарищей по играм? Нур похлопал себя по голове. --Они все там. Я могу собрать их вместе, когда захочу. --Значит, ты считаешь наши "фильмы" пустой тратой времени? Но зачем тогда Снарк устроила этот кинофестиваль? Зачем она дала нам шанс увидеть каждую секунду наших жизней? --Однако она не лишила нас при этом инициативы. Мы можем смотреть эти "фильмы", а можем и не смотреть. Я думаю, Снарк учитывала возможность покраски стен. И мы просто провалили экзамен, когда начали малярные работы. --А какое наказание нас ждет за этот провал? Нур пожал плечами. --Скорее всего, наказанием будет самоистязание. Я расцениваю это как еще одну неудачу на пути прогресса. --Но ты сказал, что тебе не нужен просмотр воспоминаний. --Да, я в нем не нуждаюсь. Но ты и остальные не похожи на меня. Каждый из нас уникален по-своему. --Может, это просто самоуверенность? --Все зависит от точки зрения. То, что ты считаешь самоуверенностью, другой человек может воспринимать как вполне обычную вещь. --Вам, суфиям, нравится играть в афоризмы,-- сказал Фрайгейт.-- Но вы редко следуете советам, которые даете. Нур засмеялся. У американца появилось чувство, что он не прошел какую-то проверку. Питера по-прежнему мучила мысль, что он не оправдал надежд Нура, которые тот возлагал на него, как на своего ученика. Он понимал, что никогда не станет таким же совершенным мастером, свободным от неврозов и слабостей, всегда исполненным логики и сострадания. Однако его раздражало превосходство Нура, и он чувствовал себя униженным, когда мавр поправлял его или указывал на недостатки. Суфий желал ему только добра, но гордость шептала Фрайгейту, что его вновь отвергают, считая недостойным возвышенных истин. --Суфии не пугаются неудач,-- сказал Нур. --А что ты скажешь, если я попрошу тебя взять меня в ученики? --Поживем -- увидим. --Я от многого отказался, но тогда мне придется забыть почти обо всем,-- прошептал Фрайгейт.-- Хотя, если мне это надоест, я всегда могу вернуться к прежней жизни. --Прежде всего тебе следует избавиться от привычки начинать дела и тут же их бросать. Настоящее намерение не должно истощаться так быстро. --Тогда и цель должна быть действительно великой. --Что ты этим хочешь сказать? Не найдя достойного ответа, Фрайгейт рассердился. --Ты прожил сто тридцать два года, но не научился объединять свои противоположности в единое целое,-- сказал Нур.-- Ты разделен внутри себя на сравнительно неплохого консерватора и не всегда хорошего либерала. Ты -- трус и храбрец. Тебе ненавистно принуждение, но в твоем подсознании живет насильник, которого ты пытаешься подавить. Тем не менее эту часть психики можно взять под контроль и превратить ее в силу, которая ускорит твой прогресс на истинном пути. Ты... --Лучше скажи мне что-нибудь такое, чего бы я не знал,-- сердито проворчал Фрайгейт и торопливо ушел от маленького мавра. Иногда такую же барабанно-философскую дробь выдавал и Ли По. Ему нравилось говорить с Фрайгейтом о процессе становления "округлым", то есть о превращении человека в "целостную личность". По его мнению, это достигалось уравновешиванием инь и ян -- своих отрицательных и положительных качеств. Однако сам Ли По был абсолютно неуравновешенным. Фрайгейт восхищался его энергичностью, поэтической одаренностью и состраданием, изумительными лингвистическими способностями и отвагой, незапятнанной страхом. Но с другой стороны -- а натуры, как известно, многогранны,-- китаец обладал чрезмерной склонностью к деспотизму и абсолютно не желал видеть в себе те качества, которые делали его навязчивым и агрессивным. Кроме того, он много пил, хотя и не походил на тех пьяниц, которых Фрайгейт когда-то знал. Питер считал, что Ли По, несмотря на свое явное превосходство во многих аспектах, имел не больше шансов на "продвижение", чем он сам. Из восьми обитателей башни только Нур, Алиса и, возможно, Афра Бен со временем могли стать кандидатами на "продвижение". Но была ли эта стадия такой желанной? Теоретически человек, приближаясь к этическому совершенству, завершал свое существование в физической вселенной. Его ватан исчезал из поля действия датчиков и поэтому считался поглощенным аурой божества. То есть он сливался с той невыразимой сущностью, которую люди называли Аллахом, Богом, или Космическим Абсолютом. Теория утверждала, что ватан становился частью Творца, теряя свою индивидуальность. С тех пор сознание "продвинувшегося" погружалось в вечный экстаз, уровень и качество которого оставались недосягаемыми для физического тела. --Все это красивые слова,-- размышлял Фрайгейт.-- А вдруг ватан просто разрушается и исчезает? Сначала красивый пузырь из эктоплазмы, а потом -- ба-бах! Но мне бы не хотелось превратиться в ничто? Великий нуль, зеро, нада! Неужели кто-то к этому стремится? А чем хуже обычная смерть? Возможно, она даже лучше. Последний вздох -- и прощайте тревоги, душевные муки, разочарование и одиночество. О Смерть, где твое жало? Однако смерть не имела жала. Хотя, с другой стороны, она и не жужжала, как оса. Что-то находишь, что-то теряешь -- это неизменный закон вселенной. Вечная и совершенная экономика божественного мироздания. --Возможно, я и параноик, но все это напоминает мне большую жульническую игру. А каковы мотивы и цели? Жулик должен что-то получить. Так кто же мечет карты в этой игре? И что сейчас стоит на кону? Иногда Питеру казалось, что его мозг распухает от этих мыслей, как дрожжевое тесто в маленькой кастрюльке. Он чувствовал, что черепная коробка вот-вот взорвется, как баллон под большим давлением. Наверное, это объяснялось тем, что его мысли почти ничем не отличались от горячего пара. --Подумать только! Мне сто тридцать два года, а я по-прежнему веду себя как студент-второкурсник. Неужели я так и останусь им навсегда? Этот второкурсник -- умный дурачок, который сидел в нем всю жизнь -- отвергал любые советы Нура и не давал избавиться от балласта тревожных мыслей. Вместо этого он выставлял их напоказ и переводил скорый поезд "П. Фрайгейт" на запасные пути Великой железной дороги. К примеру, как сейчас: на станции П.К.Б.Р.-- "питающих камней на берегу Реки". Он наткнулся на тайну, о которой Лога никогда не упоминал. Хотя, возможно, этик рассказал бы им об этом, если бы его не убили. Как оказалось, питающие камни на обоих берегах Реки служили не только электрическими разрядниками для подпитки индивидуальных граалей. Они наделяли людей напитками, пищей и прочим добром, но помимо этого содержали в себе аппаратуру наблюдения. С помощью своих машин-соглядатаев этики могли видеть и слышать все, что происходило в зоне захвата питающих камней. Обнаружив это, Фрайгейт углубился в исследования, однако их масштаб привел его в замешательство. Взяв за начало первый питающий камень в полярной зоне, он начал сканировать правый берег Реки. Каждые две секунды компьютер подключал экран к очередному камню. Через некоторое время Питер понял, что при такой скорости он потратит двести тридцать два дня на обход лишь первой из двух цепочек больших граалей. После этого он стал пропускать по двадцать камней и в течение десяти секунд наблюдать из двадцать первого за окружающей обстановкой. Мелькание человеческих тел, Реки, равнины и гор немного замедлилось, но через час его терпению пришел конец. Он понял, что ему не охватить одним взором все человечество. Тем более что восемнадцать миллиардов находились не в долине, а в записях компьютера и колодце ватанов. Но оставшееся количество могло лишить сил кого угодно. --Как всегда, слишком грандиозно,-- прошептал он себе под нос.-- Мои амбиции на световой год опережают возможности. Я, словно Один, повис на ветке дерева за тысячи лиг от своих фантазий, и они умчались вперед, как восьминогий Слепнир. Фрайгейт лишь изредка определял национальность людей, которые возникали перед ним на экране. Некоторые из них предпочитали оставаться голыми, однако большая часть носила юбки или набедренные повязки. Женщины добавляли к этому незатейливому наряду небольшие куски полупрозрачной материи, которые заменяли им бюстгальтеры. Расовая принадлежность узнавалась без труда, хотя иногда он сомневался в верности своих суждений. Перед ним мелькали лица: испанские, итальянские, среднеевропейские, греческие, арабские... Но чтобы точно установить национальность, требовался язык. Из динамиков доносились слова на тысяче диалектов, и он не отличал их друг от друга. К счастью, большинство людей говорило на эсперанто. Через два часа он почувствовал усталость. --Ладно, хватит скакать, как блоха. Перейдем от коллективного просмотра к личному знакомству! Не заметив ничего интересного вокруг камня, на котором он остановил свой выбор, Фрайгейт подключился к следующему. К тому времени наступил полдень. Обитатели долины обедали на берегу, болтали, играли в карты или ловили рыбу. Некоторые расходились по хижинам или скрывались из виду в бамбуковых зарослях. Питер выяснил, что аппаратура наблюдения могла не только показывать крупный план, но и улавливала разговоры людей на расстоянии до трехсот футов. Очевидно, в камне находился направленный звуковой усилитель. В особом режиме компьютер демонстрировал на экране то, что доводилось наблюдать лишь немногим. Фрайгейт с восхищением следил за яркими многоцветными ватанами, которые крепились к головам людей и завивались над ними искрящимися смерчами. Благодаря небольшому опыту Питер с первого взгляда определял "плохие" и "хорошие" цвета ватанов, хотя термин "плохой" не обязательно означал зло. Черные и красные зигзаги указывали на слабости характера и на склонность к обидам и гневу. Флуктуация и изменение цветных сегментов отражали душевно-эмоциональный настрой. По размерам и форме пятен можно было судить о работе подсознания, определять состояние здоровья, да и всей нервной системы. Например, ватан больного человека мог иметь множество черных полос. Однако для более точного анализа требовалась помощь компьютера или опытного специалиста, поскольку при визуальной оценке могли возникать серьезные ошибки. Глава 18 Внезапно он заметил человека с черным ватаном. На багрово-красных краях энергетического вихря скользили маленькие пурпурные молнии. Судя по мощному телосложению, этот мужчина вряд ли болел каким-то неизлечимым недугом. Его рост достигал шести футов; белокурые волосы ниспадали на мускулистые плечи, а лицо с голубыми глазами можно было бы назвать красивым, не будь оно так искажено от гнева. Он осыпал проклятиями женщину, которая испуганно пятилась от него и прикрывалась руками от пощечин. Мужчина говорил очень быстро, и его английская речь изобиловала блатными словами. Однако Фрайгейт уловил, что рослый блондин обвинял эту хрупкую женщину в измене. Люди, собравшиеся вокруг них, неодобрительно качали головами, но никто из их не вмешивался в ссору. Потом ватан мужчины стал абсолютно черным. Он схватил женщину за длинные волосы и начал избивать ее правым кулаком. Она упала на колени и попыталась вырваться, но он злобно дернул ее за волосы и нанес несколько сильных ударов по лицу. Из носа, рта и разбитой брови потекла кровь. Женщина перестала кричать, и ее тело безвольно обвисло. Как только мужчина выпустил волосы, она упала на траву. Изо рта хлынула кровь, и в красную лужицу у ее щеки выпали выбитые зубы. Он начал избивать несчастную ногами, но люди, подбежавшие к нему, оттащили его прочь. Жертва неподвижно лежала на земле. Из ближайшей хижины выскочил мужчина. Упав на колени перед женщиной, он приподнял ее голову и со стоном прижал к своей груди. Что-то прошептав, юноша нежно опустил любимую на землю, поднялся на ноги и быстро зашагал обратно к хижине. Все это время убийца, вырываясь из рук дюжих молодцов, кричал, что это сука и грязная шлюха принадлежала ему. Он мог делать с ней все, что хотел, и она получила то, что давно заслуживала. Что же касается Траки -- парня, с которым она спала, то он, Билл Стэндиш, убьет его так же, как и эту маленькую стерву. --Еще слово, и мы тебя повесим,-- сказал мужчина, державший его за руку.-- А веревка по тебе давно уже плачет. Юноша -- очевидно, тот самый Траки -- вновь появился в дверном проеме. Увидев в его руке длинное копье, Стэндиш вырвался и побежал к Реке. Человек, который грозил ему веревкой, повернулся к Траки и закричал, чтобы тот остановился. Не обратив на приказ вожака никакого внимания, юноша обогнул толпу людей и метнул копье. Наконечник вонзился в спину Стэндиша под правой лопаткой. Блондин упал лицом вниз на мелководье, но тут же поднялся и начал нашаривать древко копья дрожащей рукой. В этот момент Траки сбил его с ног ударом кулака. Дюжина мужчин бросилась за ним следом. Они схватили кричавшего юношу и оттащили его от Стэндиша. Блондин изогнулся и, заорав от боли, выдернул кремневый наконечник из спины. Подбежав к Траки, он вонзил ему в живот копье и, прежде чем другие успели остановить его, поднял на древке пронзенное тело. Фрайгейта замутило. По лицу потекли крупные капли пота. Но он решил досмотреть эту драму до конца. У него появились кое-какие планы по поводу Стэндиша. Один из мужчин, побежавших к убийце, сжимал в руках большую дубовую дубину. Он ударил ею Стэндиша по голове, и тот просев в собственную плоть, рухнул в воду. Его вытащили на берег, и какой-то мужчина, обследовав рану на голове, раздраженно сказал: --Тебе не стоило бить его так сильно, Бен. Он мертв! --Стэндиш сам напросился,-- ответил мужчина с дубиной.-- Да и какая разница? Я думаю, мы бы все равно его повесили. --Твое мнение еще не закон! -- вскричал его оппонент. --Успокойся, док! Если кто и заслуживал смерти, так это Стэндиш,-- угрюмо проворчал мужчина, и большая часть людей согласилась с его последними словами. Фрайгейт узнал о смерти блондина раньше всех. Он видел, как его ватан исчез, будто унесенный магическим ветром. Питер отключил экран и велел компьютеру выявить синтетическую душу Стэндиша. Поскольку с момента смерти не прошло и пяти минут, это оказалось несложным делом. Однако после него в колодец уже успело попасть семнадцать других ватанов. --Сколько раз убивали Стэндиша до этого случая? -- спросил у компьютера Фрайгейт. Машина ответила, что в Мире Реки блондин погибал уже трижды. Мог ли компьютер найти и показать воспоминания Стэндиша об этих трагических минутах? Ответ был положительным. Объяснив машине свое понимание термина "жестокость", Питер велел провести беглый подсчет всех эпизодов жестокости в жизни Стэндиша. --Начиная с пятнадцати лет. Для начала компьютер определил год, с которого следовало начинать поиск. Потребовался час, чтобы выявить моменты жизни, интересовавшие Фрайгейта. Первый из них -- в указанный период -- произошел на вечеринке, устроенной в честь пятнадцатилетия Стэндиша в 1965 году. --Так! -- прошептал Питер.-- Значит, он родился в 1950 году. Компьютер прокрутил ему "фильм" об этом дне рождения. Мать Стэндиша, толстая низкорослая неряха, вполне соответствовала его отцу -- большому пузатому мужчине с испитым лицом, на котором выступали синие вены. Гости, в основном, состояли из уличных дружков Стэндиша. Дом выглядел загаженным и грязным, а мебель -- старой и сломанной. Судя по замечаниям гостей, глава семейства иногда подрабатывал плотником, но большую часть времени проводил в соседних барах. Стэндиш перепил кислого пива, и его вытошнило прямо на пирожки с салом и сандвичи с болонской колбасой. После этого вечеринка закончилась. Когда гости разошлись, пьяные родители начали выкрикивать друг другу оскорбления и непристойности. В один момент ссора едва не перешла в драку, но потом угасла, как раздавленный в пепельнице окурок. Фрайгейт вздохнул и отключил экран. Он объяснил компьютеру, что этот эпизод являлся примером вербальной жестокости. Ему же хотелось увидеть физическое насилие. Велев машине продолжать поиски в период с 1965 по 1975 год, Питер отправился на ужин, который проходил в квартире Ли По. Во время ужина он узнал, что остальные тоже вели самостоятельные исследования. Например, Алиса пыталась найти своих троих сыновей, родителей, брата и сестру. --Ты хочешь их воскресить? -- поинтересовался Фрайгейт. В ее темных глазах мелькнула тревога. --Честно говоря, я еще не знаю. Мне просто хочется увериться, что с ними все в порядке. Впрочем, если кто-то из них умер, я, наверное... что-нибудь сделаю. Она понимала, что любой из ее родственников, чей ватан оказался в колодце, мог навсегда остаться в небытии. Воскресить своих родителей или детей могла только она сама. Однако ее тревожила возможность их появления в стенах башни -- вернее, их вероятное отношение к ней и реакция на то, какой она стала. Что, например, скажет ее мать, узнав о любовной связи с таким отвратительным мужланом, как Дик Бертон? Кроме того, встреча с родственниками могла привести к большим разочарованиям. В ее эпоху родители не находили зазорным помыкать и командовать своими детьми. Но в Мире Реки не существовало различий в возрасте; все выглядели одинаково молодыми. К тому же, после многолетней разлуки и родители и дети стали совершенно другими людьми. Между ними пролегла зияющая пропасть, такая же огромная, как этот новый и жестокий мир. И преодолеть ее могли немногие. Но Алиса любила их -- мать, отца, сыновей, сестру и брата. Фрайгейт отметил, что она ничего не сказала о своем муже Реджинальде Джервисе Харгривзе. Однако Питеру хватило ума не упоминать об этом. --Значит, ты еще их не нашла? -- спросил он у Алисы. Отпив глоток вина из чаши, она произнесла: --Пока нет. Я дала компьютеру их имена, а также даты рождения и смерти. К сожалению, мне ничего не известно о смерти Кэрила, но я надеюсь найти какие-то сведения в копиях тех книг и газет, которые воспроизвела для меня машина. Все это требует времени. Если кто-нибудь из них умер, я обязательно их воскрешу. Но если они живы, отыскать их будет непросто. Конечно, компьютер может начать сканирование по всей цепи питающих камней, однако для успешного поиска мои родственники должны оказаться в зоне досягаемости особых датчиков. И даже тогда вероятность обнаружения не будет превышать сорока процентов. "Если Алиса никого не найдет, это освободит ее от решения главного вопроса,-- подумал Фрайгейт.-- Она боится их воскрешения и в то же время мечтает о нем". --А тебе не хочется воскресить Льюиса Кэрролла? -- спросил он. --Нет. Она не стала объяснять свой ответ, и, судя по ее поджатым губа, дальнейшие расспросы Питера не привели бы ни к чему хорошему. Покинув застолье, Фрайгейт ушел в свои апартаменты. Вместо того чтобы сразу лечь в постель, он решил перед сном посмотреть несколько эпизодов из прошлого Стэндиша. Они настолько ошеломили его, что заснуть ему в эту ночь больше не удалось. Грязный необразованный подросток превратился в мерзкого и жестокого алкоголика. Фрагменты "фильма" воспроизвели всего пару дней, но Фрайгейту стало до того тошно, что после этого он вообще перестал интересоваться воспоминаниями Стэндиша. В то время блондин нигде не работал. Он жил в домике сестры на окраине небольшого среднезападного города. Его двадцатилетнюю сестру можно было бы назвать привлекательной, если бы она следила за собой и хоть иногда проявляла признаки ума. Ее дочь, белокурая голубоглазая малышка, выглядела немного полноватой для своих трех лет -- что, очевидно, объяснялось плохим питанием и огромным количеством "коки", которое девочка поглощала каждый день. Фрайгейт осмотрел запущенную гостиную. Сестра блондина, которую звали Мейзи, лежала на почти развалившейся софе и пила пиво. Малышка, спрятавшись за потертое кресло, баюкала в углу потрепанную тряпичную куклу. Время от времени на экране появлялась бутылка виски, которую Стэндиш подносил ко рту. Судя по беседе, брат и сестра решили опохмелиться после вчерашней попойки. Стэндиш перевел затуманенный взгляд на сестру. --Где Линда? -- спросил он. --Там,-- буркнула Мейзи, махнув рукой в сторону стула. --Линда! Иди ко мне! -- громко позвал блондин. Малышка, прижимая куклу к груди, неохотно покинула свое убежище. Стендиш расстегнул молнию на штанах и вытащил возбужденный член. --Смотри, какая игрушечка. Ты когда-нибудь видела такую штуку? Девочка отступила назад. Стендиш закричал, чтобы она подошла поближе. Мейзи, покачиваясь, поднялась с кушетки. --Что ты делаешь, трахнутый придурок? --Заткнись, сучка. Сейчас трахнутой станет твоя дочь. Фрайгейта затошнило, но он не стал отключать экран, надеясь, что Мейзи заступится за дочь. Однако та, поспорив немного с братом, махнула рукой и вновь улеглась на софу. --Ладно, какая к черту разница! -- сказала она, прикладываясь к бутылке.-- Все равно ей от этого никуда не деться. А так будет о чем вспомнить. Надо же! В три года! Собственный дядя! И она захохотала визгливым пьяным смехом. --Вот и я так думаю. Помнится, в семь лет тебя уже долбили во все дыры, верно? Мейзи ничего не ответила. Стендиш повернулся к девочке. --Иди сюда. Она покачала головой, и он закричал: --Иди сюда, сучонка! Или хочешь, чтобы дядя Билл задал тебе трепку? Не бойся, дура! Тебе понравится... Фрайгейт не выдержал и отключил экран. Не в силах унять дрожь, он велел компьютеру прокрутить "фильм" на три дня вперед. В то время Стэндиш уже находился за решеткой. Вместе с ним в тюремной камере сидели двое других преступников, и он хвастался им, как нарезал резьбу у дочери своей сестры. --Маленькая стерва давно хотела этого. И я дал ей то, на что она напрашивалась. А что тут плохого, правда? --Бедная малышка,-- прошептал Фрайгейт.-- О Боже! Отыскав в памяти компьютера телесную матрицу Стэндиша, Фрайгейт хотел разрушить этот файл -- разрушить до такой степени, чтобы ватан безжалостного насильника никогда не нашел пристанища в новом теле и был обречен на вечное блуждание в холодных просторах вселенной. Кусая губы и все еще сотрясаясь от дрожи, Питер встал из-за пульта и зашагал взад и вперед по комнате. --Черт побери!--шептал он.-- Вот же дьявол! Надо отправить его в ад, вернуть обратно и снова бросить в адское пламя! Нет, возвращать обратно не надо! Пусть веками горит в геенне огненной! -- Он подбежал к пульту и прокричал: -- Когда я произнесу пароль, убери из памяти все, что составляет телесную матрицу Стэндиша! Машина ответила, что для подобной процедуры он должен ввести свой персональный код, трижды подтвердить приказ об уничтожении телесной матрицы другого человека, а затем произнести пароль, который бы подтвердил правомочность доступа к программе разрушения. --Тогда поставь телесную матрицу Стэндиша на задержку,-- приказал Фрайгейт.-- Я не позволю этому скоту еще раз возродиться в долине. Через несколько часов он почувствовал стыд за свои импульсивные поступки. Кто он такой, чтобы осуждать других людей? И все же, Стэндиш, изнасиловав ребенка, заслуживал... полного забвения. На следующий день он рассказал о своем эксперименте Нуру. Мавр поднял брови и со вздохом сказал: --Мне понятен твой гнев. Я не видел того, о чем ты говорил, но меня тоже одолевает ярость. Этот человек показался тебе неисправимым, и он вновь доказал, что Мир Реки не улучшил его характера. И все же, не забывай -- у него еще осталось время, чтобы измениться к лучшему. Я знаю, ты не веришь в исправление таких людей, однако этики дали каждому из нас определенный срок для спасения своих душ. Лога не зря увеличил это время. Очевидно, он имел на то основания. Поэтому смири свои чувства, Пит. Ты не должен вмешиваться в их план. --Но его нельзя подпускать к людям! -- вскричал Фрайгейт. --Возможно, его нельзя подпускать даже к самому себе,-- ответил Нур.-- Тем не менее он должен пройти свой путь до конца. Сейчас тобой движет месть. И это понятно. Но не поддавайся ей. В повторных воскрешениях заложен глубокий смысл. --Смысл! Какой смысл? --Ты и сам все прекрасно знаешь. Смерть -- великий учитель. Ее уроки помогли спастись многим -- даже самым жестоким и, казалось бы, неисправимым. Вспомни Геринга. Это самый яркий пример, но я уверен, что мы могли бы отыскать и множество ему подобных. --Стэндиш умер в возрасте тридцати трех лет,-- сказал Фрайгейт.-- Напившись, он угнал грузовой фургон и, проезжая перекресток на красный свет, врезался в борт рейсового автобуса. Я не знаю, к каким жертвам привела его выходка, но это не имеет сейчас значения. Ясно одно -- Стэндиш никогда ничему не научится. Не жди от него раскаяния и стыда. Его не изменят и тысячи смертей! Он никогда не изменится! Никогда! --Я понимаю тебя,-- ответил Нур.-- Но, уничтожив его телесную матрицу, ты примешь на свои плечи непосильный груз вины. --А почему же этики не страдали от вины? Они знали, что придет время, когда миллиарды людей будут осуждены на вечное забвение. --Праведное негодование затуманило твой ум. Ты только что изложил причину, по которой не имеешь права вмешиваться в судьбы людей. --Я? Ты хочешь сказать... По плану этиков нам отведен определенный срок. Лога решил, что дополнительное время поможет многим достичь спасения. Но разве лишний год, или месяц, или день что-нибудь изменят? --Основываясь на своих домыслах, Лога вмешался в планы этиков, и события сбились с пути. Я думаю, мы совершили ошибку, приняв сторону Логи. --Теперь ты противоречишь самому себе. --Я часто так поступаю,-- с улыбкой ответил Нур. --Тогда решим так,-- предложил Фрайгейт.-- Пусть матрица Стэндиша стоит пока на задержке. Я считаю, это никому не повредит. Однако если те восемнадцать миллиардов ватанов вновь начнут возрождаться в долине, я уничтожу файл с его записью. --На это имеет право только та маленькая девочка. Спроси ее, захочет ли она обрекать человеческую душу на вечное страдание. --Мне некого спрашивать. Она умерла от дизентерии в пятилетнем возрасте. --Значит, ее воскресили в Мире Садов. Возможно, она стала одним из агентов, к записям которых у нас нет доступа. "А почему я так настаиваю на этом? -- спросил себя Фрайгейт.-- Неужели потому, что почувствовал власть над судьбой Стэндиша и других безволосых иеху? Власть сладка и любит лесть. Но она не для меня, потому что вместе с ней приходит ответственность. О, да! Я всегда пытался уйти от ответственности. В пределах разумного, конечно". Глава 19 Другие все еще ломали голову по поводу того, кого им воскрешать в своих личных мирах. Однако Томас Мильен Терпин давно уже для себя все решил. Прежде всего он хотел воскресить Скотта Джоплина, Луи Шовена, Джеймса Скотта, Сэма Паттерсона, Отиса Саундерса, Арти Мэтьюса, Юби Блейка и Джо Джордана. Этих парней он знавал в веселые дни своих рэгтаймов. Многие из них считались хорошими музыкантами, хотя самыми великими были, конечно, Джоплин и Човин. Том и сам играл на пианино, как ангел, но те двое парили на три небесных круга выше него, и он восхищался ими. А как насчет женщин? Многие, кого он знал на Земле, зарабатывали себе на жизнь, торгуя телом. Однако некоторые из них выглядели очень мило и имели уживчивый характер. Однажды в долине он влюбился в женщину, которую до сих пор не мог забыть -- красавицу Менти из Древнего Египта. Том решил, что обязательно поселит ее в своем мире, если она окажется в числе восемнадцати миллиардов убитых. Он не видел ее тринадцать лет, но надеялся, что она не забыла их страстные ночи. Менти родилась в Мемфисе, в семье рыночного торговца. Благодаря смуглой коже она ничем не отличалась от черных и, главное, ничего против них не имела. Конечно, Египту и Мемфису было далеко до штата Теннесси, однако в списке на воскрешение Том поставил Менти на первое место. Он даже сочинил для нее рэгтайм "Моя египетская красавица". Попивая джин, Терпин мечтал о той ночи, когда она услышит эту прекрасную музыку и поймет всю глубину его любви. Самым классным местом в Терпинвиле должно было стать кафе "Бутон розы". Оно не претендовало на оригинальность -- все то же старое кирпичное здание на 2220-й Макит-стрит в черных кварталах славного Сент-Луиса. Однако Том решил сделать его десятиэтажным, из золота высшей пробы, с алмазами и изумрудами, от которых рябило бы в глазах. И чтобы на фронтоне сияли огромные золотые буквы Т.Т.-- Томас Терпин. Он грезил о мостовых с золотой брусчаткой и стоянках, где будут припаркованы роллс-ройсы, кадиллаки, студебекеры, мерседесы и корды. Вокруг раскинется небольшой городок из трехэтажных строений, с золотыми крышами и огромными рубинами вместо дверных ручек. "А что если сделать унитазы из золота? Парни просто сойдут с ума! Да, с унитазами это классная идея!" На главной аллее перед "Бутоном розы" он построит великолепный фонтан, который день и ночь будет орошать бурбоном золотое пианино. Чуть дальше три фонтана с шампанским, джином и мятным ликером будут изливать свои струи на статуи Джоплина, Шовена и Терпина. При виде мебели и украшений Терпинвиля старый хрен Д.П. Морган позеленел бы от зависти. Но этому усатому пирату никогда не увидеть подобной роскоши. В его городе найдется любой инструмент, который только может пригодиться -- сотни роялей, скрипки, барабаны, трубы. Слугами станут андроиды -- все как один с белой кожей. Они будут называть Тома "хозяином" или "боссом", а его друзей -- "масса" или "госпожа". За городом раскинется лес с рекой, ручьями, болотами и крутыми холмами, вкруг которых будет петлять бетонная дорога. Классное место для гонок на машинах под визги подруг и азартные крики друзей! В лесу и на болотах он планировал развести различную живность: кроликов, кабанов, куропаток и уток, гусей, фазанов, индеек и лис. В реке будут водиться черепахи, крокодилы и множество крупной рыбы. Любой охотник продал бы душу за такое райское место. --Неужели ты думаешь, что хорошие времена будут длиться вечно? -- спросил его Нур. --По крайней мере, до тех пор, пока будет существовать эта башня,-- ответил Том. Усмешка Нура вызвала у него необъяснимую тревогу. --Что бы ты там ни говорил, я сделаю себе самый балдежный мир,-- пообещал он Нуру и с того момента, ссылаясь на свою личную вселенную, называл ее "Балдежной планетой Терпина". --Да, парень! -- прошептал он сам себе.-- Ты одолел долгую дорогу! --Что ты сказал? -- переспросил его Нур. --Я прошел долгий путь, который начался в Саванне, штат Джорджия, в старой и ветхой лачуге. Через несколько лет после моего рождения отцу удалось сколотить неплохое состояние, и мы перебрались в большой первоклассный дом. Не какой-нибудь там бордель, а красивый дом, в котором прежде жили богатые белые люди. Потом нашей семье начал угрожать ку-клукс-клан, и нам пришлось перебраться поближе к Миссисипи. Мне говорили, что в честь отца и его братьев одну из улиц Саванны назвали позже Терпин-Хиллом. Вот каким крутым был мой папаша. Стычки с белыми и проблемы с законом привели к тому, что семейство Терпинов перебралось в Сент-Луис. Там они поселились в черном районе, который пользовался дурной репутацией. Папаша Джон открыл салун "Серебряный доллар" и купил конюшню, где разводил беговых лошадей. Все это оказалось прибыльным делом. --Мой папа говорил, что после отмены рабства он ни разу не работал на других людей. Свое добро наша семья защищала зубами и кулаками. А отца уважали за силу рук и крепкий череп. Он так и говорил -- самый крепкий череп к западу и востоку от Миссисипи. Если кто скандалил в его заведении, он хватал человека за запястье, выкручивал руку и одним ударом сбивал с ног. Люди потом ходили, шатаясь, целую неделю. Но зато никто не смел посылать моего папашу на три буквы. Как и многие негритянские музыканты, Том научился играть на пианино самостоятельно. Но в отличие от других он знал ноты. --Когда мне исполнилось восемнадцать, мы с братом Чарли поехали на Запад посмотреть страну. Потом нас потянуло на поиски золота, и мы провели в Неваде целый год. Однако при виде наших жадных глаз самородки и золотой песок уходили на недосягаемую глубину. Короче, мы вернулись домой с пустыми карманами. Я умер 13 августа 1922 года. Старуха с косой имела череп покрепче, чем у моего папаши, и без труда свалила меня с ног. В ту пору смерть была единственной честной дамой в Сент-Луисе. Она не брала взяток ни товаром, ни телом, ни деньгами. Поэтому я махнул на все рукой и отдал концы. Детей у меня не завелось, но люди назвали меня отцом рэгтайма нашего старого и доброго Сент-Луиса. --Ты оставил жене большое состояние, а твой брат Чарли получил хорошую должность,-- сказал Фрайгейт.-- Он стал первым черным полицейским, который дослужился до офицерского звания. Его смерть пришлась на Рождество 1935 года, и, если верить газетам, он завещал семье сто пять тысяч долларов. Приличные деньги по тем временам. --И очень большая сумма для ниггера,-- добавил Том.-- Так ты говоришь, он умер в 1935 году? --Я попросил компьютер порыться в файлах памяти и отыскать книгу, которая называлась "Те, кто играл рэгтайм",-- сказал Фрайгейт.-- Если машина ее найдет, я сделаю для тебя копию. В этой книге многое написано о тебе, и, почитав ее, ты будешь собой гордиться. --Для этого мне не надо никаких книг. Но я с удовольствием полистал бы твою книжку. Через день после того, как компьютер закончил строить Балдежную планету, Том Терпин посетил свои владения. В десять часов утра он вступил в новый мир, и его сердце дрогнуло от счастья. Небо сияло голубизной, и лишь вдали виднелось несколько далеких и нежных, как хлопок, облаков. Том спустился по ступеням и вышел на площадку, где его ожидали андроид-шофер и розовый мерседес-бенц с откидным верхом. Белокожий андроид, с голубыми глазами и желтыми волосами, казался самым уродливым существом на свете. Но Терпин сам придумал для него такое лицо. Робот носил розовую форму, традиционную для шоферов начала двадцатого века. "Почему розовую? Под цвет машины", как скажет Том своим друзьям. Он сел на заднее сидение и тихо произнес: --Домой, Джеймс. Домой, мой мальчик. Красавица машина плавно тронулась с места, мотор заурчал, и они помчались по длинной извилистой дороге. Над ними искрился светом зеленый свод, образованный ветвями высоких деревьев. --Хм-м. Не слишком ли узкой получилась дорога? -- спросил себя Том.-- А впрочем, какого черта? Транспорта тут будет немного. Когда лес поредел, они поехали вдоль озера. На водной глади покачивались утки, лебеди и гуси. Цапли и журавли ловили на мелководье рыбу и лягушек. Отовсюду доносился гогот и причудливые крики птиц. Дорога увела их от Терпинвиля к торцу огромного помещения. --Если бы я не знал, что тут стена, то никогда бы не догадался,-- прошептал Том.-- Такое впечатление, словно дальше тянется лес, а за ним начинаются холмы. Если не упрешься лбом, то и не поймешь, что это иллюзия. Терпинвиль располагался в середине помещения -- примерно в двух целых и семи десятых мили от входа. Однако извилистая дорога, петляя между холмами, занимала не меньше десяти миль. Кроме того, Том мог отправиться в город по другой проселочной дороге, которая была длиннее первой почти в два раза. Время от времени за деревьями мелькали золотые крыши города, и его сердце наполнялось гордостью. "Том! Это же все твое!" Когда они выехали из темного леса и помчались к ажурным воротам Терпинвиля, ему захотелось увидеть толпы встречающих людей, цветы и большой духовой оркестр. Однако город пока оставался безлюдным и тихим. --Столица призраков перед своим пробуждением! Но настанет час, и ее заполнят голоса людей! Машина остановилась перед "Бутоном розы". Том вышел на главную аллею и направился к центральному фонтану. Сняв с декоративного крюка серебряный кубок, он зачерпнул крепко пахнувшую жидкость и попробовал ее на вкус. --О парни! Это лучшее, что есть на свете! Теперь нужна только старая компания, музыка, сигаретный дым и смех... Мне надоело пить в одиночку и болтать с самим собой. Он вошел в "Бутон розы" и вызвал лифт, украшенный драгоценными камнями. Поднявшись на третий этаж, Том торопливо осмотрел свой кабинет, устроился в кресле рядом с огромным пультом и приступил к поиску. Через три недели он понял, что при желании может воскресить не только сорок человек, но и целых две тысячи. --Это будут небеса для бедных ниггеров,-- сказал он своим семерым товарищам на одном из званых вечеров, которые они проводили все реже и реже.-- Балдежный мир, где исполняются любые желания. Ребята будут в полном отпаде! Том усмехнулся, заметив, что Фрайгейт вздрогнул при словах о "небесах для ниггеров". Питер был либералом и находил такие термины омерзительными. Том и сам не потерпел бы их от других -- тем более от белых. Но он употреблял эти слова без всяких стеснений. Когда Фрайгейт спросил его, почему он так поступает, Том ответил, что это старая земная привычка, от которой он никак не мог избавиться. --Ты взрослый человек и достаточно долго жил в Мире Реки,-- сказал Нур.-- За такое время можно избавиться от любой дурной привычки. --А разве она кому-то мешает? --Самоуничижение как метод лечения душевных ран,-- с усмешкой сказал Фрайгейт. Том Терпин молча отошел к другому концу стола. --Когда ты пригласишь нас взглянуть на твой мир? -- спросила Афра. --В следующую пятницу. Устроит? Такого вы еще не видели, поверьте! Я рассказал о вас друзьям, и они не против, чтобы вы пришли. Но только знайте свое место. Вы там будете в гостях. Терпин засмеялся и удалился в свой личный мир. --После шестидесяти семи лет, проведенных здесь, на нем еще гноятся язвы Земли,-- тихо произнес Фрайгейт. --Он никогда не станет "продвинувшимся", если не искоренит в себе это зло,-- сказал Нур.-- Я имею в виду последствия расового произвола. Порожденное на Земле зло не всегда умирало в Мире Реки. Однако, по мнению Нура, человечество в общей массе продвигалось вперед к этическому и духовному совершенству. --То есть, говоря простым английским языком, ты утверждаешь, что многие стали лучше, чем были? -- спросил Бертон. --Да. Мир Реки углубляет нашу человечность. Но изменения редко происходят без боли.-- Помолчав какое-то время, Нур добавил:-- У Тома много хороших качеств. Он веселый и отважный человек, и с ним легко общаться, если никто не наступает ему на пальцы. Однако он никогда не сожалел о своем сутенерстве. А человек, заставлявший женщин торговать своим телом, сам является духовной проституткой. Том целиком и полностью увяз в этом отвратительном и грязном промысле. Ему приходилось бить и убивать. Вот он и променял сочувствие к людям на презрение и цинизм. Наступила тишина. --И что же дальше? -- спросил Фрайгейт. --Говоря о Томе, я имею в виду каждого из вас. Вы спрятались в своих маленьких мирах, позабыв о других и о своей первоначальной цели. Но разве может человек развиваться в вакууме? --Конечно, может,-- ответил Фрайгейт. --Хорошо. Посмотрим, что из этого получится,-- произнес Нур. В отличие от семерых товарищей, мавр решил остаться в своей прежней квартире. --Ее для меня вполне достаточно. --Но это вызовет осложнения,-- сказал Бертон.-- Некоторые из недавно воскрешенных могут польститься на свободные миры. И тогда, чтобы захватить их, они пойдут на все -- даже на кровопролитие. Глава 20 Бертон, Фрайгейт и Бен беседовали об ограничениях на воскрешение людей. --Только не надо оживлять актеров, режиссеров и кинозвезд,-- сказал Фрайгейт.-- Это отъявленные эгоисты, зараженные противоречиями и недоверием. Какое-то время они могут казаться прекрасными собеседниками, но потом из них начинает вылезать себялюбие, и они становятся настоящими чудовищами. --Значит, накладываем запрет на всех актеров? -- спросил Бертон. --На всех,-- поддержала Бен.-- Я их тоже знала. Просто страшно подумать, во что они превращали мои пьесы. --Конечно, здесь могут быть некоторые исключения,-- сказал Фрайгейт.-- Однако продюсеров сюда точно пускать не стоит. Таких безжалостных и хладнокровных существ можно держать только в террариуме для крокодилов. Запомните мои слова! Не воскрешайте продюсеров -- особенно из Голливуда. Это не люди, а что-то зубастое, прожорливое и отвратительное. --Я так понял, их можно отнести к одному подклассу с политиками,-- произнес Бертон. --О, да. Политики и чиновники вообще не достойны упоминания. Лжецы и предатели с гибкими спинами. --Неужели все? -- спросила Бен. --Как будто ты сама не знаешь,-- ответил Бертон. --Я встречалась лишь с немногими и поэтому не могу судить об остальных. --Тогда положись на мое слово,--сказал Бертон.-- Итак, политикам вход воспрещен. А что вы скажете о священниках? --Все представители духовенства -- священники, раввины, муллы, экзорцисты, шаманы -- по своей сути похожи друг на друга, как братья,-- произнес Фрайгейт.-- И в то же время они очень разные. Некоторые из них -- правда, очень немногие -- являются примером для подражания. Но остальные... Лично я отношусь с подозрением к тем, кто возомнил себя духовными лидерами. Каковы их настоящие мотивы? --Тогда я вычеркиваю попов из списка,-- подытожил Бертон.-- Это все те же политики и лжецы, которые манипулировали людьми и использовали их веру для своей наживы. Во всяком случае, в башню мы их не пустим. --Никаких раввинов, мулл, архиепископов и их преподобий,-- добавил Фрайгейт.-- Все, что приложимо к попам, приложимо и к ним. --Монахинь и настоятельниц? --Долой! -- прокричал Бертон, сжав кулак и указав большим пальцем на пол. --А где же ваши исключения? -- с усмешкой осведомилась Афра. --Давайте пока не будем тратить на них время,-- предложил Бертон. --Что вы скажете о продавцах подержанных машин? -- спросил Фрайгейт. Бертон и Бен недоуменно посмотрели друг на друга. --Это феномен двадцатого века,-- объяснил Фрайгейт.-- Хорошо, забудем о них. Я просто буду следить, чтобы они не просочились в башню. Хотя, учитывая их пронырливость, вряд ли мне это удастся на сто процентов. --А доктора? --Какие-то общие правила к ним не приложимы. Однако многие из них, попав в Мир Реки, растеряли свою духовность. Здесь они почти не имели авторитета. Поэтому будем подходить к их оценке осторожно. --Адвокаты? --Среди них есть прекрасные люди, но встречается и абсолютное дерьмо,-- сказал Фрайгейт.-- Будем внимательны. Да, кстати, я обнаружил телесную матрицу Будды! Того самого исторического Сиддхартху! --А какое отношение он имеет к адвокатам? -- спросил Бертон. --Никакого. Но Будда... Он отмечен в записях, и о нем есть "фильм". Если вы хотите взглянуть на живого Гаутаму Будду, вам просто надо запросить компьютер. И что самое интересное, он никогда не воскрешался в Мире Реки. Умерев на Земле, Будда стал "продвинувшимся". --Теперь все ясно! -- сказал Бертон, словно действительно понял что-то важное и доселе скрытое от человеческих глаз. --Что тебе ясно? --Семь дней назад я отыскал файл об историческом Иисусе Христе,-- ответил он. --Я тоже его нашел,-- сказал Фрайгейт. --Тогда ты знаешь, что, воскреснув в Мире Реки, он пережил здесь несколько смертей и умер последний раз около двадцати лет назад. Иисус тоже стал "продвинувшимся". Но, очевидно, Будда был более "продвинувшимся", чем он. --Гаутама жил на Земле дольше Иисуса,-- напомнил Фрайгейт. --Мои слова -- не упрек, а констатация факта. --Между прочим, я обнаружил записи о Святом Франциске Ассизском,-- сказал Фрайгейт.-- Он тоже воскрешался на берегах Реки. Умерев десять лет назад, этот человек перешел на стадию "продвижения". --Интересно, сколько пап и кардиналов, верховных священников и верующих достигли "продвижения"? -- спросила Бен --Ни одного,-- ответил Фрайгейт.-- Во всяком случае, я таких не обнаружил. Но у меня и не было цели отслеживать их всех. Если хотите, я могу поставить перед компьютером задачу. Пусть, например, найдет двенадцать пап... -- Включая первого -- Святого Петра,-- добавил Бертон. --Петр считался не папой, а первым епископом Рима,-- поправил его Фрайгейт. --Он что, действительно там был? --Да, его казнили в Риме. Тем не менее, он по-прежнему живет на Реке. Петр трижды умирал, но пока еще не дошел до статуса "продвинувшегося". --Значит, мы можем воскресить его и узнать всю правду об Иисусе и христианстве? -- с восторгом спросил Бертон.-- Впрочем, тут есть одно "но". Слова не могут являться объективной истиной. Даже в устах такого человека. --Записи Иисуса хранятся в памяти компьютера,-- сказал Фрайгейт.-- Его ватан исчез, однако мы можем посмотреть "фильм" о его жизни. --А как Святой Павел? --О, Святой Павел! -- с улыбкой ответил Фрайгейт.-- Сначала он следовал ортодоксальному иудаизму. Потом стал фанатичным христианином и, пожалуй, больше всех извратил учение основателя. Попав в Мир Реки, Павел фанатично проповедовал заповеди шансеров. Но поскольку Церкви Второго Шанса нужны верующие, а не фанатики, они вышибли его вон из своих рядов. Теперь, насколько я знаю, он увлекся учением доуистов. --Доуистов? --Я расскажу о них как-нибудь в другой раз. Что же касается Павла, то он живет на Реке. Я нашел его хижину и немного понаблюдал за ним. На вид неприятный коротышка, но оратор, конечно, изумительный. Павел отказался от безбрачия, и, судя по слухам, огонь его страсти пытаются погасить сразу несколько женщин. Фрайгейт показал им ватаны трех мужчин, которых он поместил в свою коллекцию из-за их маниакального стремления к насилию и огромной известности в двадцатом веке. Бертон слышал эти имена от других обитателей долины, но сам о них почти ничего не знал. Адольф Гитлер появился на свет за год до его смерти. Иосифу Джугашвили, более известному, как Сталин, в год смерти Бертона исполнилось одиннадцать лет. Мао Цзе-дун родился в 1893 году. --Я поставил их матрицы на задержку,-- сказал Фрайгейт.-- Мне не хватило времени на просмотр их жизней в Мире Реки, но по отдельным эпизодам я понял. что они нисколько не изменились. Их ватаны имеют такую же окраску, как у Ивана Грозного. Его я, между прочим, тоже отыскал. --Ты считаешь, что нет никакой надежды на их исправление? -- спросил Нур. --Да. Во всяком случае, на данный момент. Они по-прежнему остались садистами и убийцами, которые испытывают оргазм от массовой резни. Патологические психопаты. --Но Лога говорил, что в Мире Реки нет настоящих психопатов. На предварительной стадии воскрешения их тела излечили, устранив химический дисбаланс, который вызывал отклонения психики. Фрайгейт пожал плечами: --Да. Я знаю. Но дисбаланс элементов здесь ни при чем. Они по-прежнему сеют раздор и совершают зверские преступления. Поэтому они и только они ответственны за свои поступки. --Возможно, ты прав. Но это еще не повод для уничтожения их матриц. Мы не должны укорачивать время, отведенное им на исправление. Пути судьбы неисповедимы. Они могут претерпеть какие-то радикальные изменения характера и, увидев свет истины, спасти свои души. Вспомни Геринга. --Геринг раскаялся и признал свою вину много лет назад. А эти существа -- Сталин, Гитлер, Мао и Иван Грозный -- по-прежнему готовы и фактически жаждут убивать любого, кто встанет на их пути. Они рвутся к власти -- безмерной власти, которая давит других людей и разрушает все, что ей противостоит. Знаешь их лозунг? Кто не с нами, тот против нас! А ты говоришь, что они не параноики! Эти люди полностью оторваны от реальности. Они не воспринимают мир таким, какой он есть, и поэтому стараются превратить его в ту мерзость, которая так близка их загаженным душам. --Но многими людьми управляют те же желания. --Зло бывает маленьким и большим! --Ты хотел сказать, что бывают маленькие и большие пакостники. На свете нет такой вещи, как абстрактное зло. Зло всегда состоит из конкретных дел и конкретных исполнителей. Устав от их перебранки, Бертон начал проявлять нетерпение: --Истинная философия обретается не в беседах, как думают некоторые мудрецы, а в решительных действиях. Пит, ты много говоришь о том, что хотел бы сделать. Почему? Не потому ли, что ты боишься совершать поступки? Мне кажется, твой страх исходит из чувства самонеудовлетворенности. --Просто я придерживаюсь правила: "Не судите, да не судимы будете". --Ты веришь, что тебя не будут судить, если ты воздержишься от осуждения других? -- насмешливо спросил Бертон.-- Чепуха! Никто еще не избежал сплетен и болтовни людей. Даже святые не могли удержаться от осуждений, хотя и делали вид, что это идет во благо их оппонентам. Порицание и брань заложены в нас на подсознательном уровне. Они так же рефлекторны, как сокращение мышц или выделение слюны. Вот почему я говорю: осуждайте налево и направо, когда и где захотите, кого угодно и сколько угодно. Нур засмеялся и добавил: --Но не вынося другим приговор. --А почему нет? -- с дьявольской усмешкой воскликнул Бертон.-- Почему нам не дозволено то, что делают другие? --Не так давно я нашел профессионального судью, увешанного дипломами и лицензиями,-- произнес Фрайгейт.-- Человека, который сидел в круглом зале мэрии и судил людей во времена "сухого" закона. Мальчишкой я читал о нем в газетах и часто слышал рассказы отца об этом кривом и продажном винтике муниципальной системы. Судья безжалостно рассовывал по тюрьмам местных торговцев спиртным и штрафовал пьяниц, которых ловили в подпольных барах. Однако у него имелся огромный подвал, заполненный ящиками с виски и джином. Он покупал и перепродавал спиртное через доверенных контрабандистов, позволяя им за это проворачивать свои делишки. --Питер! Чем ты там занимаешься? -- удивленно воскликнул Нур. --Я просто не мог сопротивляться этому,-- ответил Фрайгейт. Бертон понимал увлеченность Фрайгейта -- или, по крайней мере, считал, что понимает. Злые люди имели определенный магнетизм, который притягивал к ним всех остальных -- и злых, и добрых, и в черно-белую полоску. Зло сначала привлекало, а потом отталкивало. Парадоксально, но, оказывается, отторжение могло вызывать влечение. --Любопытная вещь,-- сказал вдруг Фрайгейт, словно решил поведать им мысли, которые не давали ему покоя.-- Никто из них не считал себя злым. Я имею в виду Гитлера, Сталина и Мао, судью из Пеории и того насильника Стэндиша. --Когда Геринг признал свершенное им зло, это стало первым шагом к его духовному спасению,-- сказал Нур.-- Но что ты собираешься делать с ними... с Гитлером, Сталиным и другими? --Я поставил их матрицы на задержку,-- ответил Фрайгейт. --То есть ты до сих пор не решил, что будешь делать с ними. --Матрицы останутся в целости и сохранности. Но если компьютер начнет воскрешать те восемнадцать миллиардов, которые погибли в долине, среди них не окажется многих моральных уродов. Знаете что я придумал? Я хочу, чтобы эти убийцы посмотрели на себя глазами тех людей, которых они насиловали и унижали! Лицо Фрайгейта покраснело. Его глаза расширились и заблестели. --Пусть они испытают боль от собственных злодеяний! На этот раз им не уйти от возмездия! Там, на Земле все было по-другому. Но здесь сама судьба определила нам роль судей! И если понадобится, мы не только вынесем приговор, но и приведем его в исполнение! --Между прочим, приостановка в воскрешении людей вызвана не судьбой, а обычной аварией,-- сказал Нур. --Разве? -- спросил Фрайгейт. Нур улыбнулся и пожал плечами: --Возможно, ты прав. Но тогда нам тем более надо действовать осмотрительно и разумно. --Ты призываешь к осмотрительности? -- возмутился Бертон.-- А о ком нам заботиться? Об этих подонках? --О-о! -- воскликнул мавр, поднимая вверх указательный палец.-- Не будем торопиться! Возможно, это просто очередная проверка. Неужели вы не чувствуете, что за нами все время следят? Я имею в виду не компьютер, а тех, кто может им пользоваться. --Очередная незнакомка? -- с усмешкой спросил Бертон. --Не знаю. Но я чувствую посторонний взгляд. А как ты, Дик? --Галлюцинациями не страдаю. --Я тоже чувствую,-- сказал Фрайгейт.--Но это ничего не значит. Меня всю жизнь преследует мысль... что за мной кто-то наблюдает. --Кто может наблюдать за наблюдателем? -- с улыбкой спросил Нур.-- Кто посмел судить судью? --Не обижайся, Пит. Эти суфии все немного с приветом,-- произнес Бертон. --Гитлер, Сталин, Мао и Иван Грозный имели на Земле огромную власть,-- продолжал Фрайгейт.-- Они заняли исключительно важные места в мировой истории. И вот теперь... --И теперь ты, безгласный и сирый, получил над ними власть,-- закончил за него Нур. --Хотел бы я, чтобы они попались мне не здесь, а в самом начале своих злодеяний,-- сказал Фрайгейт. --И тогда бы ты нажал на кнопку "Ликвидация"? --О Иисус! Не знаю! Наверное, нажал бы... --А что если кто-то нажмет кнопку, чтобы уничтожить тебя? -- спросил Нур. --Мои грехи не так велики,-- ответил Фрайгейт. --Их размер зависит от мнения того, кто давит на кнопку,-- сказал Нур.-- Или от суждений тех, кому повредили твои грехи. Бертон встал и направился к двери. Но, прежде чем уйти, он подошел к столику, где сидели Звездная Ложка, Ли По и его друзья -- семь поэтов и художников, которых воскресил китаец. Простившись с их шумной компанией, англичанин хотел было удалиться, но тут на его плечо легла изящная ладонь. --Нам с тобой надо увидеться еще раз,-- тихо шепнула Звездная Ложка.-- Как можно скорее. --Конечно, еще увидимся,-- ответил Бертон. --Я имела в виду тайную встречу. Наедине,-- сказала она и, заметив пристальный взгляд Ли По, быстро вернулась к столу. Бертон не поверил своим ушам. Она сама захотела "увидеться". При других обстоятельствах он пришел бы в восторг от такого предложения. Однако ситуацию осложняла дружба с Ли По. Пусть китаец и не имел законных прав на Звездную Ложку, но он считал ее своей женщиной. Эта встреча вызвала бы у него обиду и ревность, и он никогда не простил бы старому другу подобного поступка. "Она свободная женщина,-- убеждал себя Бертон.-- Ли По дал ей жизнь, но она -- человек, а не собственность. Хотя, возможно, китаянка думает по-другому. Тем не менее, если бы Звездной Ложке понадобилось встретиться с ним по каким-то обычным делам, она могла бы сделать это открыто, предупредив Ли По. Значит, ей действительно захотелось..." Такой эгоист, как Ли По, не сразу поверил бы в измену женщины, которую он любил. "Я самый лучший. Разве можно предпочесть другого мужчину?" Но потом последовала бы буйная сцена с криками, напыщенными обидами и угрозами. Возможно, Ли По вызвал бы Бертона на дуэль. Хотя и вызов и его принятие в равной степени выглядели бы глупо. Ли По родился в 701 году; Бертон -- в 1821-м. И тот и другой не признавали кодексов чести своих эпох и понимали, что сражаться за женщину нелепо. И все же Ли По разорвал бы с ним дружеские узы. А Бертон этого не хотел. С другой стороны, Звездная Ложка -- живое существо. Воскрешая ее, Ли По мог бы учесть, что она будет жить своей жизнью. Эта женщина -- свободный человек, а не прежняя рабыня его тестя. Ее покачивающиеся бедра походили на звониящий колокол. Прекрасный колокол под короткой юбкой. Динь-дон! Динь-дон! Бертон вздохнул и попытался забыть о своей жаждавшей восставшей плоти. О, как же долго она оставалась без дела! Он устал от одиночества. Устал от аскетизма! Устал! Устал! Устал! Но если они познают друг друга -- не в библейском смысле слова,-- будет ли она и дальше столь соблазнительной и желанной? Что если она не заслуживает тех жертв, на которые ему придется пойти? А что пойти на них придется, он не сомневался. "Я так и остался семидесятилетним стариком, несмотря на свое молодое тело. А оно бунтует и рвется в бой! Гормоны трубят боевой сигнал вопреки богатому жизненному опыту! Правду говорят, что в головке члена нет ни стыда, ни совести. Но надо добавить, что там нет и мозгов!" В принципе, Бертон мог бы оживить любую из девяти с половиной миллиардов женщин. Но в тот момент он хотел только ее -- странную и прекрасную, загадочную и почти неземную. Это не было любовью; никакой разумный человек в свои сто тридцать шесть лет уже не трепещет в сетях романтической любви. Нет! Его сейчас звала природа! И кто бы только знал, как сильно она звала! Из восьми с половиной миллиардов мужчин, информация о которых хранилась в файлах, пожалуй, только шестнадцатая часть достигала возраста Бертона. Из них в романтику любви не верила, возможно, тоже шестнадцатая часть. Так что он мог составить компанию лишь немногим из немногих. Он включил экран, вызвал для просмотра "фильм жизни" и устало откинулся на спинку летающего кресла. Через пять минут компьютер отыскал заказанное событие, которое Бертон пережил в возрасте тридцати девяти лет. В ту пору он находился в Лондоне, подготавливаясь к путешествию в Мекку. А поскольку Бертон планировал выдать себя за мусульманина, он решился на обрезание. Эта мера была необходима, иначе случайные попутчики могли распознать в нем "неверного" и разорвать на части. Он знал, что мусульмане обычно оправлялись на корточках, прикрывая полами халатов интимные части тел. Но в долгом пути могли произойти любые непредвиденные случайности. Поэтому Бертон сделал себе обрезание, используя вместо обезболивающего средства полкварты пшеничного виски. Он сцепил пальцы рук и приказал компьютеру подключить неврально-эмоциональное поле. От внезапной боли его зубы непроизвольно сжались, откусив при этом кончик сигары. Мысли затуманились и расползлись по черепу, как маленькие черепашки. Невральное поле передало ему все ощущения, которые он пережил в момент обрезания. Бертон снова почувствовал опьянение. Однако оно не могло заглушить адской и жгучей боли. --Хватит! -- закричал он.-- Убери невральное поле. Боль тут же прошла. Но была ли она на самом деле? Он вздрогнул, вспомнив призрачное ощущение того тянущего медленного отделения плоти. Бертон не был мазохистом. Он пошел на эту муку только для того, чтобы умерить свое желание. И эмоциональное поле помогло. Правда, не надолго.