                      Филип Хосе Фармер

                         НОЧЬ СВЕТА

-------------------------------------------------------------
Philip Jose Farmer. Night of Light (1957, 1966)

(с) Марина Проворова, перевод, 1996

Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с
разрешения переводчика. Любое коммерческое использование
данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено.
--------------------------------------------------------------



                        Часть первая



На Земле человек, который гонится по улице за кожей, словно
снятой с человеческого лица,-- этаким тоненьким лоскутком,
несущимся по ветру, точно листок бумаги,-- представлял бы
собой жутковатое зрелище.

Но на планете Радость Данте подобное событие слегка
заинтересовало лишь нескольких прохожих. Причем вызвано это
было тем, что бегущий -- землянин, что уже само по себе
являлось здесь диковинкой.

Джон Кэрмоди бежал по длинной прямой улице мимо похожих на
скалы башенных фасадов, сложенных из огромных гранитных
блоков. В темных нишах виднелись какие-то жуткие фигуры и
свирепо ухмыляющиеся каменные чудовища. С балконных парапетов
склонялись статуи богов и богинь, благословлявших смертных.

А маленький человечек, казавшийся еще меньше на фоне высоких
стен и уходящих в небо опор, как сумасшедший несся за
прозрачной кожей, которая так и сяк крутилась под порывами
ветра, показывая то дыры для глаз и ушей, то уныло
перекошенное и распяленное отверстие рта, то несколько длинных
белокурых прядок надо лбом -- остальная часть скальпа
отсутствовала.

Слыша, как за спиной завывает ветер, бегущий злился все больше
и больше. Внезапно кожу, которую он уже почти достал руками,
подхватило ветром и вознесло вверх.

Кэрмоди выругался, и подпрыгнув, коснулся пальцами упрямого
клочка. Но тот взлетел еще выше и опустился на балкон футах в
десяти от земли -- прямо у ног диоритовой фигуры бога Йесса.

Тяжело дыша и сжимая локтями болевшие бока, Джон Кэрмоди
прислонился спиной к основанию гигантской опоры. Когда-то он
пребывал в великолепной форме, как то и полагалось чемпиону
Федерации по боксу в среднем весе, но теперь его живот
округлился, что явилось следствием возросшего аппетита, а
жирок под подбородком походил на пойманную дичь, трепыхавшуюся
в мешке.

Впрочем, и его и других это мало интересовало. По правде
сказать, в Кэрмоди не было ничего такого, на что стоило бы
посмотреть. Копна иссиня-черных волос, прямых и непокорных,
здорово напоминала иглы дикобраза. Голова, похожая на дыню,
имела слишком высокий лоб, а сильно опущенное левое веко
делало лицо немного перекошенным. Нос выглядел немного
длинноватым и заостренным. Тонкие губы едва прикрывали
невзрачные и редкие зубы.

Склонив по-птичьи голову набок, Кэрмоди посмотрел на балкон и
понял, что на эту шероховатую, но отвесную стену ему не
забраться. Окна были закрыты тяжелыми ставнями, а массивная
железная дверь -- заперта на замок. На дверной ручке висела
табличка с одним-единственным словом, написанным на языке
жителей северного материка Кэрина: "Спим".

Кэрмоди пожал плечами, равнодушно улыбнулся, словно напрочь
забыл о неистовой погоне за кожей, и не спеша зашагал по
улице. Унявшийся было ветер снова ожил и ударил его будто
тяжелым кулаком.

Кэрмоди согнулся, как от удара, полученного на ринге, с трудом
устоял на ногах и склонил голову. Однако взгляд по-прежнему
был устремлен вперед. Еще никто не подловил его с закрытыми
глазами.

На углу виднелась телефонная будка -- громадный мраморный
ящик, который мог бы вместить человек двадцать. Кэрмоди
немного помедлил возле двери, но яростный визг ветра побудил
его войти. Он подошел к одному из шести телефонов и снял
трубку. Но садиться на широкую каменную скамью не стал. А,
нервно переминаясь с ноги на ногу, снова склонил голову набок
и, краем глаза посматривая на входящих, набрал номер пансиона
миссис Кри.

Когда та ответила, он сказал:

--Это Джон Кэрмоди, красавица. Мне бы хотелось поговорить с
отцом Скелдером или отцом Рэллуксом.

Миссис Кри по обыкновению хихикнула:

--Отец Скелдер здесь. Секундочку.

Наступила пауза, затем в трубке послышался мужской бас:

--Кэрмоди? Что-нибудь случилось?

--Ничего особенного,-- начал Кэрмоди.-- Я только подумал...--
И замолчал, ожидая реакции на другом конце провода.

Представив себе, как Скелдер стоит у телефона, удивляется
заминке и не знает, о чем говорить в присутствии миссис Кри,
Кэрмоди улыбнулся. Он представил себе продолговатое,
морщинистое, скуластое лицо монаха, его блестящий лысый череп
и похожие на клешни краба губы, которые, сжимаясь, исчезали из
виду.

--Слушай, Скелдер, я хочу тебе кое-что сказать. Не знаю, важно
это или нет, но ситуация выглядит весьма странно.

Он снова замолчал, зная, что под бесстрастной личиной монаха
вскипает и пенится океан чувств. Но Скелдер не желал
обнаруживать свою тревогу.  Он ненавидел себя за нетерпение и
необходимость выяснять, что же такое ему хотят сообщить. Но
нарушить молчание первым должен он. Он должен задать вопрос,
потому что ставки стали непомерно большими.

--Ну, так в чем же дело? -- наконец пролаял монах.-- Ты не
можешь говорить по телефону?

--Могу. Но я бы не хотел показаться надоедливым, если тебе это
не интересно. Слушай, минут пять назад с тобой и с другими не
происходило чего-нибудь странного?

Последовала еще одна долгая пауза.

--Д-да,-- наконец натужно вымолвил Скелдер.-- Солнце вдруг
мигнуло и изменило цвет. У меня закружилась голова, и я стал
каким-то возбужденным. То же самое почувствовали миссис Кри и
отец Рэллукс.

Кэрмоди ждал до тех пор, пока не понял, что монах уже ничего
не скажет.

--И это все? Больше с вами ничего не происходило?

--Нет. А что?

Кэрмоди рассказал ему о коже человеческого лица, которая
внезапно возникла перед ним прямо из воздуха.

--Я думал, что с тобой случилось нечто подобное.

--Нет. Кроме того странного ощущения -- ничего.

Кэрмоди уловил в голосе Скелдера что-то неестественное и
наносное.  Ладно, если монах скрывает какую-то информацию, он
дознается об этом позже. А пока...

--Миссис Кри вышла из комнаты,-- внезапно сказал Скелдер.--
Так что ты хотел сообщить?

--Я хотел сравнить наши впечатления об этой вспышке на
солнце,-- прибодрившись, ответил Кэрмоди.-- И рассказать тебе
о том, что я увидел в храме Бунты.

--Ты, наверное, что-то разнюхал,-- прервал его Скелдер.-- Тебя
долго не было. Когда ты не пришел прошлой ночью, я решил, что
с тобой случилась какая-то беда.

--Надеюсь, ты не сообщил в полицию?

--Конечно, нет,-- проворчал монах.-- Думаешь, если я
священник, значит, болван? Кроме того, мне показалось, что о
тебе можно и не беспокоиться.

Кэрмоди хихикнул.

--Они любили ближних своих, как братьев. Правда, мне не
довелось любить своего брата... или кого-нибудь еще. Между
прочим, я опоздал всего на двадцать часов, да и то лишь
потому, что решил принять участие в большом шествии и
последующей церемонии.-- Он снова засмеялся.-- Эти кэриняне
получают от своей религии настоящее удовольствие.

--Ты принимал участие в храмовой оргии? -- холодно осведомился
Скелдер.

Кэрмоди хохотнул.

--Ну да. Ты же знаешь, в чужой монастырь со своим уставом не
лезут.  Хотя это не было чисто плотской забавой. Как и в любом
ритуале, часть церемонии оказалась смертной скукой. Но потом,
ближе к ночи, верховная жрица дала сигнал, и началась
куча-мала.

--Ты принимал в ней участие?

--Конечно. Вместе с верховной жрицей. Знаешь, Скелдер, эти
люди не разделяют твоего отношения к сексу; они не считают его
грязным и греховным, а, наоборот, воспринимают как
благословение и великий дар богини. То, что ты назвал бы
омерзительным развратом в скопище визжащих сексуальных
маньяков, для них является чистым и целомудренным поклонением
божеству. На мой взгляд, здесь не правы ни они, ни ты: секс --
это сила, которая дает преимущество над другими людьми. Но я
должен признать, что идеи кэринян гораздо забавнее, чем ваши.

В голосе Скелдера появились нетерпеливые и надоедливые нотки
ментора, распекающего нерадивого ученика. Он, конечно же,
рассердился, но старался скрыть злость.

--Ты не понимаешь нашей доктрины. Секс сам по себе не грех и
не грязь.  Это среда, созданная Богом, в которой высшим формам
жизни предписано продолжать свой род. Секс у животных также
невинен, как утоление жажды. И в святом кругу супружеского
брака мужчина и женщина должны использовать эту данную Богом
силу, чтобы посредством освященного и чувственного восторга
стать единым целым, достичь экстаза или хотя бы приблизиться к
нему, получив тем самым понимание и подсказку...

--О Иисус Христос! -- воскликнул Кэрмоди.-- Помилуй мя и
пощади! Что же шепчут твои прихожане, что они думают о тебе
всякий раз, когда ты вещаешь с кафедры? Боже, или кто там
есть, помоги им, несчастным!

Пойми, я не шельмую доктрину Церкви. Но ведь ясно, что ты
воспринимаешь секс как мерзость, даже если он совершается в
дозволенных границах брака. Эдакое безобразное паскудство,
или, вернее, неизбежное зло, после которого лучше сразу же
принять горячий душ.

Однако я немного отвлекся от того религиозно-сексуального
апофеоза, который кэриняне считают выражением своей
признательности Создателю -- или, точнее, Создательнице,
подарившей им жизнь и радости жизни. В обычных условиях они
ведут себя достаточно пристойно...

--Кэрмоди, я не нуждаюсь в твоих нравоучениях! Я антрополог и
прекрасно знаю извращенные обычаи этих туземцев...

--Тогда почему ты их так плохо изучаешь? -- язвительно
рассмеявшись, поинтересовался Кэрмоди.-- Ведь это твой долг
антрополога. Почему ты послал туда меня? Боялся оскверниться?
Или до смерти испугался, что обратишься в их веру?

--Давай оставим этот спор,-- бесстрастно произнес Скелдер.-- Я
не желаю слушать отвратительные подробности. Мне лишь хочется
узнать, нашел ли ты что-либо полезное для нашей миссии?

Услышав слово "миссия", Кэрмоди улыбнулся.

--Конечно, отче. Жрица говорит, что богиня проявляется только
как сила, живущая в душах тех, кто ей поклоняется. А вот сын
богини, Йесс, существует во плоти -- его видели и даже
общались с ним. Так свидетельствуют многие миряне, с которыми
я беседовал, и жрица подтвержает их слова. Он появляется в
городе во время "сна". Говорят, этот бог приходит сюда потому,
что был здесь рожден, а затем погиб и вновь возродился.

--Я уже слышал подобную чушь,-- раздраженно ответил монах.--
Ладно, посмотрим, что скажет этот самозванец, когда мы с ним
встретимся. Отец Рэллукс уже налаживает нашу записывающую
аппаратуру.

--Вот и хорошо,-- равнодушно промолвил Кэрмоди.-- Я приду
домой через полчаса, если, конечно, не встречу по пути
симпатичную девчонку. Но это вряд ли: город как будто вымер.

Он повесил трубку и усмехнулся, представив гримасу отвращения
на лице Скелдера. Монах, должно быть, стоит в своей черной
рясе, закрыв глаза, и беззвучно шепчет молитву о спасении души
заблудшего Джона Кэрмоди.  Потом он непременно побежит по
лестнице, отыщет отца Рэллукса и расскажет ему о случившемся.
Преподобный Рэллукс, облаченный в бордовую рясу ордена Святого
Джейруса, закурит трубку и, копаясь в аппаратуре, молча
выслушает Скелдера, потом посетует на безнравственное
поведение Кэрмоди и скажет, что зря они связались с ним и что
лучше бы им вообще не знать никакого Кэрмоди. Тем не менее,
добавит он, возможно, и Кэрмоди, и они получат хороший урок из
того, что произойдет в дальнейшем. А поскольку они не в силах
изменить обычаев Радости Данте, как, впрочем, и характера
Кэрмоди, им придется смириться и довольствоваться тем, что
имеется в наличии.

Скелдер ненавидел своего коллегу-ученого почти так же, как
Кэрмоди.  Рэллукс принадлежал к ордену, который, по мнению
более древней и консервативной конфессии Скелдера, считался
весьма подозрительным. К тому же он тяготел к теории
исторической гибкости, или так называемой эволюции духовной
доктрины -- учения, выдвинутого определенными кругами Церкви и
внедряемого ими в качестве догмы. Полемика о ней приняла такие
устрашающие размеры, что Церковь стояла на грани нового
Великого раскола. И некоторые авторитетные лица утверждали,
что следующее двадцатипятилетие принесет не только радикальные
изменения, но и, возможно, приведет к распаду Церкви.

Несмотря на то что оба монаха старались сохранять нейтральные
отношения, однажды Скелдер все-таки не сдержался. Это
случилось, когда они обсуждали эволюцию дисциплины, которая
привела к декрету, разрешавшему священникам вступать в брак.
Вспомнив красное лицо Скелдера и его крикливые сентенции,
Кэрмоди рассмеялся. Он с огромным удовольствием подначивал
разъяренного монаха своими репликами, презирая в душе
человека, который с такой серьезностью относился к подобным
пустякам. Неужели этот глупый осел не понимал, что жизнь --
большой и классный прикол, которым следовало наслаждаться?

Забавно, что два монаха, которые ненавидели друг друга, и
Кэрмоди, презираемый ими и презиравший их, работали вместе в
этом проекте.  "Преступление, как и брачная постель, соединяет
иногда очень странных и разных людей",-- сказал он однажды
Скелдеру, пытаясь притушить ненависть, которая тлела в
костлявой груди монаха. Но фраза не достигла своей цели,
поскольку Скелдер холодно ответил, что в этом мире Церковь
использует любой подручный материал -- причем даже такой
негодный, как Джон Кэрмоди. И неужели он считает преступлением
то, что истинная Церковь отвергает мошенничества этой ложной и
варварской религии?

--Послушай, Скелдер,-- сказал ему тогда Кэрмоди,-- ты знаешь,
что на Радость Данте вас с Рэллуксом отправила не только
Церковь, но и антропологическое общество Федерации. Вы должны
изучить так называемую Ночь Света и по возможности
побеседовать с живым богом Йессом... если будет доказано, что
он существует. Ты же начинаешь пороть отсебятину.  Тебе
захотелось схватить этого парня, вколоть ему дозу наркотика и
заставить публично признаться в том, что он обманывает
аборигенов.  Неужели ты думаешь, что по возвращении на Землю
избегнешь ответственности за такое преступление?

Скелдер ответил, что готов понести любое наказание и не
упустит возможности уничтожить ложную религию прямо на корню.
С Радости Данте культ Йесса начал распространяться на другие
миры. Он пародировал обряды и таинства Церкви, а его оргии,
одобренные варварской религией, вызывали многочисленные случаи
отступничества среди церковной паствы.  Примером тому могла
служить невероятная и тем не менее правдивая история епархии
на планете Комеонин, где епископ и весь его сорокатысячный
приход стали вероотступниками и предались разврату...

Вспомнив эту беседу, Кэрмоди улыбнулся. Интересно, подумал он,
что бы сказал Скелдер, если бы узнал, насколько буквальны его
слова об "уничтожении религии прямо на корню"? У Кэрмоди
имелись на этот счет свои соображения. В кармане куртки он
носил "настоящего голубого иглоносика" -- миниатюрного убийцу
тридцатого калибра, который мог выпустить из одной обоймы
целую сотню пуль разрывного действия. Если Йесс действительно
состоит из плоти, крови и костей, то его тело станет решетом,
кровь захлещет гейзером, а кости развалятся на куски, и у
бедняги уже не будет шанса еще раз восстать из мертвых.

Кэрмоди хотелось бы посмотреть на такое зрелище. Увидев его,
он поверит уже чему угодно.

Или все равно не поверит? А что, если он уже уверовал в Йесса?
Как ему поступить в таком случае? Хотя какая разница? Разве
чудеса бывают плохими? И какое отношение они имели к Джону
Кэрмоди, который прожил жизнь без всяких чудес, понял, что ему
никогда не воскреснуть из мертвых, и по сей причине решил
взять максимум из того малого, что могла предложить ему эта
вселенная?

Немного хорошей еды, мясца и лука, капельку хорошего виски и
маленькую подружку, с которой можно сойтись, не достигая при
этом истины, существовавшей по ту сторону стен их сурового
мира. Немного удовольствия при виде страданий и тревог других
людей -- их глупой суеты, которой они могли бы избежать,
поработав мозгами. Немного насмешки, а на самом деле --
величайшей радости, поскольку лишь смехом можно заявить всей
вселенной, что вам на нее наплевать. И это была не ложная
бравада. Кэрмоди действительно не волновали дела, за которые
так отчаянно цеплялись другие люди. Еще, пожалуй, надо
добавить чуть-чуть смеха и много-много сна. Пусть этот
последний смех несется сквозь вселенную даже тогда, когда он
его уже не услышит. Можно сказать, он сам был последним
смехом, который...

В этот момент Кэрмоди услышал, как кто-то из прохожих окликнул
его по имени.

--О, Тэнд, привет! -- прокричал Кэрмоди на языке кэринян.-- А
я-то думал, что ты отправился "спать".

Тэнд предложил ему сигарету местного производства, закурил сам
и, выпустив дым через узкие ноздри, лениво ответил:

--Я должен закончить очень важное дело. Это займет еще
какое-то время, а потом... Потом я завалюсь "спать" на
максимально возможный срок.

--Странно,-- произнес Кэрмоди, отметив намеренную
неопределенность в ответе Тэнда.-- Я слышал, что кэриняне
думают только об этике и природе вселенной, о
совершенствовании ваших сияющих душ, а не о грязных делах,
связанных с деньгами.

Тэнд рассмеялся.

--В этом отношении мы не отличаемся от других рас. У нас есть
свои святые, грешники и обыватели. Однако в галактике о
кэринянах ходит множество легенд и слухов -- причем, очень
неверных и противоречивых.  Одни изображают нас расой аскетов
и святых, другие -- развратными и отвратительными существами,
едва ступившими на путь цивилизации. О кэринянах рассказывают
странные истории, а особенно о нашей Ночи Света. Когда мы
гостим на других планетах, к нам относятся как к чему-то
уникальному... Хотя, на мой взгляд, каждая раса по-своему
уникальна и не поддается однозначному определению.

Кэрмоди не стал расспрашивать о том важном деле, которое
помешало Тэнду отойти ко "сну". По обычаям кэринян подобные
расспросы считались невежливыми. Он взглянул на собеседника
поверх тлеющего кончика сигареты. Тэнд был ростом шесть футов
и по стандартам своей расы считался довольно красивым. Как и
большинство разумных существ в галактике, на расстоянии он
вполне мог сойти за гомо сапиенса. Его предки и земляне
развивались по параллельным линиям. Лишь подойдя поближе, вы
замечали, что черты его лица не совсем человеческие, а похожие
на перья волосы, голубые ногти и зубы побуждали вас к
паническому бегству при первой встрече с обитателями Радости
Данте.

Тэнд носил серый остроконечный колпак, беспечно сдвинутый
набок.  Коротко постриженные волосы почти не скрывали волчьих
ушей. Шею украшал высокий кружевной воротник, а покрой
ярко-фиолетовой блузы, доходившей до бедер и стянутой на талии
широким поясом из серого вельвета, был строг и незатейлив.
Наряд завершали простые сандалии, обутые на обнаженные
четырехпалые ноги.

Кэрмоди давно подозревал, что этот парень работал в
полицейском управлении города. Поселившись в доме, где Кэрмоди
снял квартиру, через день после того, как землянин расписался
в книге жильцов, он всегда крутился поблизости.

Впрочем, это все чепуха, подумал Кэрмоди. Через денек-другой
даже полиции придется "уснуть".

--Ну, а ты-то как? -- спросил Тэнд.-- Все еще хочешь рискнуть
и ухватить свой Шанс?

Кэрмоди кивнул и самоуверенно улыбнулся.

--А куда ты так спешил? -- продолжал допытываться Тэнд.

Внезапно руки Кэрмоди задрожали, и он быстро засунул их в
карманы куртки. Губы зашевелились в молчаливой беседе с самим
собой.

"Перестань, Кэрмоди. Волноваться не о чем. Ты же знаешь, ничто
не собьет тебя с толку. А если так, то какой толк трястись?
Поэтому забудь о холодной тошноте под ребрами".

Тэнд улыбнулся, продемонстрировав вполне человечьи, хотя и
голубые, зубы.

--Я успел разглядеть ту штуку, за которой ты так отчаянно
гнался. Это был, так сказать, набросок лица -- то ли
землянина, то ли кэринянина, точно, пожалуй, не скажу. Но раз
уж ты его себе представил, то, наверное, он был человеческим.

--Представил себе? Что ты этим хочешь сказать?

--Ну да. Ты же видел, как он возник перед тобой прямо из
воздуха, верно?

--Но это же невозможно!

--Поверь, тут нет никакой фантастики. Феномен довольно редкий,
но время от времени случается. Обычно изменение происходит в
теле того, кто грезит, и не проявляется внешне. Но, видимо,
твоя проблема очень уж велика, коли эта вещь появилась вне
тебя.

--У меня нет проблем, от которых я не мог бы избавиться,--
краем рта прорычал Кэрмоди. Сигарета, торчавшая с другой
стороны, качнулась, как шпага дуэлянта.

Тэнд пожал плечами.

--Можешь думать об этом, что хочешь. Но мой тебе совет:
садись-ка ты на корабль, пока еще есть время. Последний
отправляется через четыре часа. Потом уже никто не сможет
прилететь или улететь до окончания "сна". А к тому времени с
тобой многое может случиться...

Интересно, подумал Кэрмоди, был бы этот парень столь ироничен,
если бы знал, что земляне не покинут Радости Данте? Скорее
всего тогда их арестовали бы сразу после посадки в порту
Федерации и изгнали бы с планеты. Кроме того, Тэнд вряд ли
подозревал, что Кэрмоди собирались использовать для
безопасного отхода с Радости Данте.

Уняв дрожь в руках, Кэрмоди вытащил их из карманов и зажал в
пальцах сигарету.

"Проклятье,-- беззвучно шептал он себе.-- Почему ты
колеблешься, старина? Не хватает смелости? Ну нет! Ее у нас
хватает. Ты всегда шел против всех, против целой вселенной и
никогда не боялся того, что ожидало тебя впереди. Эту проблему
надо атаковать, уничтожить -- или забыть навсегда. И я
удивляюсь, что ты не можешь справиться с ней. Ну так что?
Подождем, пока чудеса не кончатся, а потом... Ба-бах! Ты
поймаешь и разорвешь его на части, вытряхнешь жизнь из этого
ублюдка, так же как сделал с..."

Он судорожно вцепился в образ, выплывший из памяти. Губы
искривились в безмолвном рычании. Так вот чье лицо неслось по
ветру. И пусть тут не хватало сходства... но это было оно...

"О нет!"

--Ты предлагаешь мне поверить в невозможное? -- спокойно
спросил он.-- Я знаю, на вашей планете случается много
странного, но мне как-то не верится, что...

--Я видел землян, которые впервые столкнулись с этим,--
перебил его Тэнд.-- Им все казалось здесь одной из ваших
сказок или мифов. Или тем неправдоподобным феноменом, который
вы называете кошмаром -- феноменом, который не испытывал на
себе ни один кэринянин.

--Да-да, рассказывай,-- проворчал Кэрмоди.-- Ваши кошмары
происходят наяву примерно каждые семь лет. Впрочем, многие из
вас спасаются от них, погружаясь в "сон", тогда как мы,
наоборот, встречаем их только во сне.-- Он немного помолчал и
добавил с холодной улыбкой: -- Но я отличаюсь от большинства
землян. Я не вижу снов, и у меня не бывает кошмаров.

--Понимаю,-- незлобиво ответил Тэнд.-- Ты отличаешься от
большинства землян и, конечно же, от нас. А причина состоит в
полном отсутствии совести. Ведь твои сородичи, если только я
обладаю точной информацией, страдают от угрызений совести и
даже сходят с ума, убив, к примеру, жену или тещу.

Тонкие стенки телефонной будки задрожали от смеха Кэрмоди.
Тэнд бесстрастно смотрел на землянина, пока тот не затих,
издав последнее тихое "хи-хи".

--Ты смеялся достаточно громко, но твой смех был не от души,--
произнес кэринянин и взмахнул рукой, указывая на пыль, которую
поднял ветер.

Кэрмоди не понял, что тот хотел ему сказать, и был немного
разочарован, поскольку ожидал от собеседника обычной реакции
на свое презрительное отношение к "преступлению", которое
навязал ему закон.  Скорее всего, Тэнд все-таки был
полицейским. Иначе почему, услышав смех Кэрмоди, он остался
таким невозмутимым? Впрочем, его это совершенно не касалось,
поскольку убийство было совершено на Земле и среди землян.
Представителей одной космической расы вряд ли взволновало бы
убийство незнакомого им существа из другого мира -- тем более
что произошло оно на расстоянии десяти тысяч световых лет.

Однако следовало учесть всеми признанную способность
обитателей этой планеты к сопереживанию. Их считали самыми
этическими существами во всей вселенной, самыми
чувствительными и сострадательными.

Вмиг поскучнев, Кэрмоди сказал:

--Я собраюсь вернуться к мамаше Кри. Не хочешь пойти со мной?

--Почему бы и нет? Сегодня вечером она устраивает последний
ужин. А потом сразу же отправится "спать".

Какое-то время они шли по улице молча. Ветер то и дело утихал,
позволяя вести беседу, но спутники размышляли каждый о своем.
Вокруг возвышались циклопические строения, украшенные статуями
чудовищ и богов. Казалось, они были построены навечно для
того, чтобы выдержать любые удары ветра, огня и катаклизмов,
пока их обитатели "спали" внутри. Кое-где встречались редкие
прохожие, спешившие закончить неотложные дела, перед тем как
погрузиться в "сон". Толпы, кишевшие здесь днем раньше, теперь
исчезли, и вместе с ними исчезли шум, суета и ощущение живого
города.

Кэрмоди заметил молодую женщину, пересекавшую улицу. Если бы
ее лицо было закрыто чадрой, то никто не отличил бы ее от
земной красотки. Те же длинные стройные ноги, широкие бедра и
соблазнительные формы, тонкая талия, высокая грудь...

Внезапно дневной свет мигнул и изменил окраску. Кэрмоди
посмотрел на полуденную звезду. Ослепительно белая минуту
назад, она превратилась в огромный бледно-фиолетовый диск с
темно-красной окантовкой. Кэрмоди почувствовал жар и
головокружение. В глазах потемнело, и солнце будто бы
расплавилось, как большая ириска, медленно стекая вниз с
высокого небосвода.

Головокружение и слабость исчезли так же быстро, как и
появились.  Солнце снова стало пылающим пятном ярко-белого
огня, и Кэрмоди отвел от него глаза.

--Что, черт возьми, происходит? -- спросил он сам себя, забыв,
что рядом шагал кэринянин. Его пробирал озноб, и Кэрмоди
чувствовал себя так, словно его перевернули вниз головой и
сцедили половину крови.-- Что же это такое? -- взревел он
хрипло.

Ему вспомнилось, что такое же явление произошло и час назад. И
тогда солнце тоже меняло цвет на фиолетовый или голубой. Ему
стало жарко, словно струя огня пронеслась по его кишкам, и в
глазах вот так же потемнело. Но в тот раз все случилось
мгновенно, как вспышка. И воздух в трех шагах от него вдруг
сгустился, засиял, будто зеркало из крошечных молекул. А потом
из этого плотного воздуха появилось лицо -- вернее, набросок
лица, слой кожи, настолько тонкий, что его тут же подхватило
ветром.

Ветер усилился. Кэрмоди вновь ощутил озноб -- и вдруг
вскрикнул: шагах в десяти появился еще один кусок кожи,
который волочился по земле и перекатывался по улице, как
полупрозрачный мячик. Землянин сделал шаг вперед, собираясь
броситься за ним, но остановился, покачал головой и, потерев в
замешательстве длинный нос, неожиданно усмехнулся.

--Нет, это у вас больше не пройдет,-- сказал он громко.-- Джон
Кэрмоди в такие игры не играет. Пусть эта кожа летит хоть
черту в зад, меня она больше не интересует.

Он достал сигарету, прикурил и посмотрел на Тэнда. Тот стоял
посреди улицы, склонившись над девушкой, которая лежала на
спине. Ее сведенные судорогой руки и ноги тряслись, а
остекленевшие глаза были широко раскрыты. Она кусала губы,
выплевывая кровь и пену.

Кэрмоди подбежал, взглянул на нее и сказал:

--Так-так, конвульсии. Все верно, Тэнд. Не давай ей откусить
себе язык. Я вижу, тебя тоже обучали медицине?

Ему бы самому не мешало прикусить язык. Теперь этот малый знал
о нем еще одну подробность. Но она не поможет Тэнду собрать на
него материал. Скорее всего, он вообще ничего не найдет. Даже
если заплатит кому-то в той или иной форме. Святое правило --
никогда не говори о себе слишком много! Конечно, это против
законов вселенной: жить, потребляя больше, чем отдаешь.

--О нет, я не обучался медицине,-- ответил Тэнд, не поднимая
головы.  Он старательно всовывал в рот девушки сложенный
носовой платок, стараясь, чтобы тот не мешал ее дыханию.-- Тем
не менее моя профессия требует некоторых навыков оказания
первой помощи. Бедняжка, ей надо было "уснуть" еще вчера. Но я
думаю, она не знала, что это так на нее подействует. Или,
возможно, знала, но хотела ухватить Шанс и тем самым исцелить
себя.

--Что ты имеешь в виду?

Тэнд указал на солнце:

--Когда оно меняет цвет, в электромагнитном поле мозга
начинается целая буря. Если человек со скрытой тенденцией к
эпилепсии не ляжет "спать" вовремя, болезнь проявится в
обостренной форме. Вот почему среди нас так редки больные
люди. Наследственные недуги постепенно исчезают, потому что
те, кто делает ставку на Шанс, зачастую погибают, а те, кто
проходит через это, излечиваются на все сто процентов.

Кэрмоди с недоверием посмотрел на небеса.

--И всему виной вспышка на солнце, которое удалено от вас на
восьмидесят миллионов миль?

Тэнд пожал плечами и встал. Девушка больше не корчилась и,
казалось, мирно спала.

--А почему бы и нет? Мне говорили, что на Земле вы тоже
ощущаете влияние солнечных бурь и флуктуаций излучения. Вы,
подобно нам, создаете карты климатических, психологических,
деловых, политических и прочих циклов, которые напрямую
зависят от перемен на поверхности Солнца. А их можно
предсказать даже на столетие вперед. Чему же тут удивляться?
Наше солнце ведет себя так же, хотя и более интенсивно.

Кэрмоди беспомощно потер подбородок, а затем быстро сунул руку
в карман, не желая, чтобы кто-то увидел его растерянным.

--Но как тогда объяснить вашу "спячку", эти невероятные
физиологические превращения и... физическое воплощение
мысленных образов?

--Я и сам хотел бы это знать,-- ответил Тэнд.-- Наши астрономы
изучают подобные феномены на протяжении нескольких
тысячелетий, а ваши ученые построили исследовательский
комплекс на одном из астероидов. Правда, им пришлось покинуть
его после неприятностей с Шансом в первый же период "сна". Это
явление практически невозможно изучить. Мы столкнулись с такой
же проблемой. Наши ученые в период "сна" заняты, в основном,
борьбой со своим физическим стрессом, и в это время им уже не
до науки.

--А приборы? Насколько я знаю, на них периоды "сна" не влияют.

Тэнд улыбнулся, показав голубые зубы:

--Разве? Они регистрируют такие дикие колебания волн, будто
сами страдают эпилепсией. Вероятно, эти записи и имеют
какую-то ценность, но кто их может расшифровать? Во всяком
случае я о таких людях не слышал.-- Он помолчал и продолжил:
-- Впрочем, это не так. Есть три существа, которым известен
ответ. Но нам они его не говорят.

Кэрмоди проследил, куда указывал вытянутый палец Тэнда, и
увидел бронзовые статуи в конце улицы: богиню Бунту,
защищавшую своего сына Йесса от атак Эльгуля, его злобного
брата-близнеца, который был изображен в виде дракона.

--Они?

--Они.

Кэрмоди усмехнулся.

--Я удивлен, что такой интеллигентный человек, как ты,
исповедует столь примитивную веру.

--Интеллигентность не имеет отношения к религии,-- возразил
Тэнд и опять склонился над девушкой. Подняв ее веко и пощупав
пульс, он снял с головы колпак и очертил рукой круг, словно
перекрестился.-- Она умерла.

Спутникам пришлось задержаться еще на пятнадцать минут. Тэнд
позвонил в госпиталь, и вскоре приехала красная машина скорой
помощи, работавшая на масляном двигателе. Водитель спрыгнул с
высокого сиденья, придававшего автомобилю вид ландо.

--Вам повезло,-- сказал он угрюмо.-- Это наш последний выезд.
Через час мы отходим ко "сну".

Тэнд проверил карманы девушки и вытащил ее документы. Кэрмоди
заметил, что кэринянин сделал это с профессиональной сноровкой
полицейского.  Тэнд отдал документы работникам скорой помощи и
посоветовал приберечь его до окончания "сна", чтобы потом
известить родителей девушки.

Немногим позже, когда они уже снова шли по улице, Кэрмоди
спросил:

--А кто выполняет обязанности пожарных, полицейских и врачей
во время вашего "сна"?

--Пожары нашим зданиям не страшны. Запасти еду на семь дней --
не проблема, потому что лишь немногие остаются бодрствовать.
Что же касается полиции, то во время "сна" закон прекращает
действовать. Как ты понимаешь, я имею в виду человеческий
закон.

--А если кто-нибудь из полицейских захочет испытать свой Шанс?

--Я же сказал, действие закона на время "сна"
приостанавливается.

Вскоре они покинули деловой центр и оказались в жилом районе.
Дома здесь стояли не в ряд, впритык друг к другу, а
располагались в центре больших огороженных участков. Простора
было больше, но ощущение подавляющей массивности и застывшей в
камне вечности по-прежнему носилось в воздухе. Здания имели
как минимум три этажа и были сложены из огромных блоков.
Толстые двери и оконные ставни защищались прочными
металлическими решетками. Даже собачьи будки были построены
так, что могли бы выдержать длительную осаду.

Вид некоторых из них напомнил Кэрмоди о спячке животных и
птиц.  Многочисленные стаи, еще вчера кружившие над городом,
исчезли. Лайяны и кины, похожие на собак и кошек, пропали с
улиц, хотя днем раньше их было не счесть. Белки попрятались в
дуплах деревьев.

В ответ на замечание Кэрмоди Тэнд ответил:

--Да, животные инстинктивно засыпают на всю Ночь и делают так,
судя по всему, с самых ранних стадий эволюции. Лишь человек
потерял эту естественную способность, хотя и получил взамен
возможность выбирать.  Используя наркотические вещества, он
может погрузить себя в состояние, близкое к спячке. Даже наши
предки в доисторические времена уже знали несколько растений
для создания усыпляющих наркотиков. Большинство их пещерных
рисунков изображают сцены и ритуалы "сна".

Они остановились перед домом, хозяйку которого Кэрмоди прозвал
мамашей Кри. Именно здесь правительство Кэрина расселяло
навещавших планету землян. Это был четырехэтажный
цилиндрический дом из известняка и гранита, с крышей, покрытой
толстой черепицей, и приусадебным участком общей площадью в
две сотни квадратных футов.

Длинная аллея, извивавшаяся среди деревьев, вела к огромному
крыльцу и веранде, которая окружала дом остекленным кольцом.
На полпути Тэнд остановился возле покореженного дерева.

--Ты не замечаешь в нем ничего странного? -- спросил он
землянина.

Высказывая свои размышления, Кэрмоди имел привычку смотреть не
на собеседника, а немного в сторону, словно обращался к
невидимому свидетелю событий.

--Несмотря на семифутовую высоту, это вполне зрелое дерево.
Оно похоже на карликовое хлопковое дерево, хотя раздвоенный
ствол срастается только на уровне пояса. Вместо множества
ветвей я вижу только два больших сука. Прямо как руки. Если бы
это дерево встретилось мне ночью, я подумал бы, что оно
собралось погулять.

--Ты почти угадал,-- ответил Тэнд.-- Пощупай кору. Настоящая,
правда?  Но это только на первый взгляд. А под микроскопом ее
клеточная структура выглядит очень любопытно. Она отличается
от человеческой и древесной. Вернее, она их как бы объединяет.
И знаешь почему? -- Он помолчал, загадочно улыбаясь, а затем
сам ответил на свой вопрос: -- Это муж миссис Кри.

--Ах, вот как? -- излишен бесстрастно произнес Кэрмоди. И
рассмеялся.-- Неужели он вел такой малоподвижный образ жизни,
что в конце концов совсем одеревенел?

Тэнд поднял похожие на перья брови.

--Ты прав. Во время своей человеческой жизни он предпочитал
сидеть и смотреть на птиц или читать философские книги. Это
был молчаливый мечтатель, который избегал людей. А потому он с
трудом справлялся со своей работой, которую в душе ненавидел.

Чтобы заработать на жизнь, миссис Кри начала сдавать комнаты
жильцам.  Она постоянно ворчала на мужа, изводила его
упреками, но так и не заразила своим энтузиазмом и идеями.
Наконец, отчасти задумав избавиться от нее, мистер Кри
попытался взять свой Шанс. И вот что из этого вышло. Многие
говорят, что ему не повезло. Но я так не думаю. Он получил то,
что хотел -- его заветное желание исполнилось.-- Он тихо
рассмеялся.-- Радость Данте -- это планета, где каждый
получает то, что хочет. Вот почему сюда ограничен въезд для
граждан Федерации.  Оказывается, это очень опасно, когда
подсознательные желания людей исполняются полностью и
буквально.

Кэрмоди почти ничего не понял, но на всякий случай небрежно
сказал:

--А кто-нибудь просвечивал его рентгеном? Он имеет хотя бы...
мозг?

--Да, нечто подобное имеется. Но я даже не могу себе
представить, на что похожи древесные мысли.

Кэрмоди захохотал.

--Человекодуб! Ну надо же! Послушай, Тэнд? Ты, наверное, решил
напугать меня до смерти, чтобы я улетел с планеты или
погрузился в "сон". Так вот знай: у тебя ничего не получится.
Ничто не напугает меня! Ничто, понимаешь?

Внезапно он умолк, словно поперхнулся, и застыл, глядя прямо
перед собой. Все силы его оставили. Тело лопалось от жара,
который струился из живота. В трех футах от него дрожало
марево, похожее на волны горячего воздуха. Казалось, что
воздух уплотнился в зеркало, его вибрации сгустились в
материю. И очень медленно, сжимаясь, как шар, из дыр которого
со свистом вырывался воздух, перед Кэрмоди возник клок кожи.

И на сей раз он узнал лицо.

--О Боже! Мэри!

Он мог бы дотронуться до кожи, лежавшей на обочине аллеи. Хотя
это было выше его сил. Что-то опять словно высасывало их из
него.

И только нежелание показывать страх перед посторонним
заставило Кэрмоди нагнуться и поднять появившийся предмет.

--Настоящая? -- спросил Тэнд.

Собрав все силы из глубин своего естества, Кэрмоди сумел
рассмеяться.

--На ощупь совсем как у нее: такая же гладкая. У Мэри была
прекрасная фигура -- самая совершенная в мире.-- Он
нахмурился.-- Но когда дела наши разладились...-- Его пальцы
разжались, и кожа упала на землю.-- Такая же пустая, как она.
Ни капли мозга. Ни капли смелости.

--Ты очень хладнокровен,-- заметил Тэнд.-- Или просто глуп.
Впрочем, поживем-увидим.

Он поднял кожу и расправил -- та слегка задрожала на ветру.
Кэрмоди увидел, что на сей раз проявилось не только лицо, но и
скальп, и даже часть шеи с фрагментами плеч. Длинные белокурые
волосы трепетали на ветру, как обрывки паутины, а под веком
угадывался первый слой глазного яблока.

--Ты начинаешь приобретать в этом сноровку,-- похвалил его
Тэнд.

--Я? Я тут ни при чем. Мне даже не ясно, как это происходит.

Тэнд прикоснулся ладонью к его голове и левой стороне груди.

--Зато им все ясно.

Он скомкал кожу и бросил ее в мусорную корзину, стоявшую на
крыльце.

--Прах к праху,-- прошептал Кэрмоди.

--Поживем-увидим,-- ответил Тэнд.



К тому времени на небе появились облака, одно из которых
закрыло солнце. Лучи, сочившиеся сквозь него, окрасили все
вокруг в призрачный серый цвет. Внутри дома это освещение
выглядело еще более зловещим.  Когда Тэнд и Кэрмоди вошли в
столовую, их встретила группа неясных теней. Мамаша Кри, пилот
с Веги по имени Эпс и два землянина сидели за круглым столом в
большой затемненной гостиной, которую освещали лишь семь
свечей, вставленных в простенький канделябр. Позади хозяйки
виднелся алтарь и каменное изваяние богини-матери с двумя
близнецами на руках. Йесс спокойно сосал правую грудь, а
Эльгуль кусал зубами левую, царапая кожу матроны не по-детски
длинными ногтями. Богиня взирала на них с блаженной
беспристрастной улыбкой. В центре стола, возвышаясь над
канделябром, тарелками и кубками, стояли символы богини Бунты:
рог изобилия, пылающий меч и руль.

Приземистая, дородная и грудастая мамаша Кри заулыбалась
вошедшим постояльцам. Ее голубые зубы выглядели в полумраке
черными, а рот казался пустой дырой.

--Входите, джентльмены. Вы едва не опоздали к последнему
ужину.

--Последний ужин? -- воскликнул Кэрмоди, направляясь в
душевую.-- Вот это да! Я возьму на себя роль моего тезки --
старика Иоанна. А кто у нас будет Иудой?

Он услышал негодующее фырканье Скелдера и тихий голос
преподобного Рэллукса:

--В каждом из нас живет маленький Иуда.

--Вы тоже им беременны, голубчик? -- не удержался Кэрмоди и с
этими словами удалился, заливаясь хохотом.

Вернувшись, Кэрмоди уселся за стол и выслушал молитву Скелдера
о божьей милости и благословении мамаши Кри. Он знал, что
лучше посидеть какое-то время молча, чем навлекать на свою
голову неприятности, приступив к еде без предварительной
молитвы.

--В чужой монастырь со своим уставом не лезь,-- шепнул он
Скелдеру и, заметив замешательство монаха, улыбнулся.-- Лучше
передай мне соль. Да смотри не рассыпь.-- Скелдер таки
рассыпал. Кэрмоди расхохотался.-- Ну вот вам и Иуда!

Монах побагровел и сердито рявкнул:

--С таким поведением, мистер Кэрмоди, вы вряд ли переживете
эту Ночь.

--Побеспокойся лучше о себе,-- ответил Кэрмоди.-- Что касается
меня, то я собираюсь найти симпатичную девчонку и заняться
только ею.  Возможно, я даже не замечу, как пролетят эти семь
дней. Советую тебе сделать то же самое, отче.

Скелдер поджал губы и нахмурился. Его продолговатое тощее лицо
было просто создано для того, чтобы выражать негодование.
Многочисленные морщины на лбу и щеках, костлявые скулы и
нижняя челюсть, длинный и крючковатый мясистый нос -- весь
этот набор прямых линий и завитков олицетворял сейчас грозного
судию. На нем как бы отпечатались пальцы Создателя, который
слепил этот праведный облик из мягкой плоти, а затем положил в
печь для обжига, чтобы тот стал тверже камня.

Однако "камень" проявлял сейчас признаки, присущие обычному
смертному: лицо раздулось и покраснело, горячая кровь прилила
к коже.  Серо-голубые глаза пылали огнем под
бледно-золотистыми бровями.

Мягкий голос отца Рэллукса пал на собравшихся в комнате, как
благословение:

--Гнев не значится в списке добродетелей.

Он был очень странным человеком, этот священник с почти
несовместимыми друг с другом чертами лица: большие уши,
похожие на перчатки хоккейного вратаря, рыжие волосы, курносый
нос, широкие пухлые губы, как у ирландца на рождественской
открытке -- все это никак не сочеталось с большими темными
глазами и длинными женственными ресницами. Широкие плечи были
под стать мускулистой шее, но могучие руки заканчивались
маленькими и нежными кистями. Добрые влажные глаза смотрели
степенно и открыто, однако при виде их складывалось
впечатление, что у человека неспокойно на душе.

Кэрмоди всегда удивлялся, как этот парень оказался партнером
Скелдера.  Он не пользовался такой известностью, как его
пожилой напарник, но имел прекрасную репутацию среди
антропологов. Фактически он имел более высокий ранг, чем его
начальник, но старшим в экспедиции считался Скелдер благодаря
заслугам в других областях церковной деятельности.  Тощий
монах возглавлял консервативную фракцию Церкви, которая
пыталась реформировать мораль мирян. Его записанный на
видеокассеты образ и голос можно было встретить на любой
планете Федерации. Он осуждал нудизм в жилищах граждан и на
пляжах, обличал супружескую неверность, полиморфные
сексуальные извращения и все прочее, что ранее запрещалось
Западным Земным обществом и особенно Церковью, а теперь
разрасталось и даже насаждалось среди мирян в качестве
социально приемлемых форм поведения. Он хотел использовать
самое сильное оружие Церкви, чтобы заставить общество
вернуться к прежним стандартам, и когда либералы и центристы
Синода обзывали его викторианцем, он с радостью соглашался с
этим титулом, заявляя, что желает вернуть те старые и добрые
времена.  Вот почему сейчас он метал такие яростные взгляды в
сторону отца Рэллукса.

--Господь тоже гневался, когда его к тому вынуждали
обстоятельства.  Вспомни изгнание менял из храма и фиговое
дерево! -- Он устремил длинный палец на оппонента: -- Те, кто
считает Иисуса мягким, заблуждаются! Достаточно прочесть
Евангелие, чтобы убедиться в его жесткой позиции по многим
вопросам.

--О Боже, я голоден,-- взревел Кэрмоди не только для того,
чтобы прервать тираду монаха, но и потому, что действительно
проголодался.  Ему казалось, что желудок его еще никогда не
был таким пустым.

--В течение семи следующих дней ты будешь потреблять еду в
неимоверных количествах,-- заметил Тэнд.-- Твоя энергия будет
расходоваться быстрее, чем ты сможешь ее восстанавливать.

Мамаша Кри вышла из комнаты и быстро вернулась с блюдом
кексов.

--Здесь семь штук, джентльмены. Каждый из них олицетворяет
одного из семи отцов Йесса. Такие кексы всегда выпекают у нас
к религиозным праздникам, в число коих входит и Последний Ужин
перед "сном". Я надеюсь, джентльмены, вы отведаете эту пищу.
Кусочек кекса и глоток вина символизируют не только плоть и
кровь Йесса, но и силу, которая дается вам для создания
собственного бога. Сотворите его, как сделали эти семеро.

--Рэллукс и я не будем принимать участие в этом,-- ответил
Скелдер.-- Мы отказываемся совершать святотатство.

Миссис Кри была разочарована, но, когда Кэрмоди и вегианин Эпс
выразили желание отведать угощение, лицо ее просветлело.
Кэрмоди расчетливо подумал о том, что в будущем ему может
понадобится помощь миссис Кри.

--Мне кажется, вы изменили бы свое мнение, отец Скелдер, если
бы услышали историю этих семерых,-- сказала женщина.

--А я ее знаю,-- ответил тот.-- Прежде чем отправиться сюда, я
тщательно изучил основы вашей религии. Мне не пристало
пребывать в неведении по вопросам, которые нетрудно прояснить.
Насколько я помню, миф гласит, что в начале времен ваша богиня
Бунта родила двух непорочно зачатых сыновей. Когда они
выросли, один из них, злодей, убил другого, после чего
разрезал того на семь частей и закопал останки в разных
местах, чтобы мать не собрала их и не воскресила сына. Злой
сын, или Эльгуль, как вы его называете, безжалостно правил
миром, и только вмешательство богини-матери не позволило ему
уничтожить род людской. Зло было везде: люди погрязли в грехе,
как во времена земного Ноя. Те несколько праведников, которые
молили богиню воскресить ее доброго сына, получили откровение
о том, что бог Йесс восстанет из мертвых лишь в том случае,
если в один и тот же час в одном и том же месте соберутся семь
праведников. Желая воскресить погибшего Йесса, многие люди
уходили на поиски собратьев по вере, но семь праведников никак
не могли встретить друг друга в одночасье. Семь веков прошло
впустую, а зла становилось все больше и больше.

Но однажды семь праведников все-таки собрались вместе, и
Эльгуль-злодей, пытаясь расстроить их планы, погрузил в сон
всех людей, кроме семи самых закоренелых грешников. Но семеро
праведников преодолели сон и объединились в мистический союз
так называемого духовного совокупления с богиней-матерью.--
При этих словах продолговатое лицо Скелдера исказила
брезгливая гримаса.-- Каждый из них стал ее любовником, и семь
частей Йесса соединились вместе. Добрый бог ожил, и великие
грешники превратились в чудовищ, а семеро праведников стали
малыми богами и консортами богини. Йесс вернул планету и мир в
прежнее состояние. Его брат-близнец был растерзан на семь
частей, которые захоронили в разных местах планеты. С тех пор
добро господствует над злом, но зла в мире еще немало. И
легенда гласит, что, если семеро грешников соберутся во время
"сна" в одном и том же месте, они смогут воскресить Эльгуля.--
Скелдер замолчал и улыбнулся, насмехаясь над легендой.--
Существуют и другие аспекты,-- добавил он,-- но суть я
изложил. Это символическая история о борьбе добра и зла во
вселенной. Многие ее элементы универсальны, и найти их можно
почти в каждой из религий галактики.

--Возможно, это действительно символично и универсально,--
сказала миссис Кри,-- но факт остается фактом: семеро человек
создали бога Йесса. Я знаю это, потому что видела его на
улицах города, касалась одежды и наблюдала чудеса, которые он
творил, хотя ему и не по душе такое занятие. Я знаю, что во
время "сна" злые люди не раз пытались возродить Эльгуля. Им
известно, что при его воскрешении они, согласно древнему
обещанию, будут править этим миром и обладать всем тем, что
пожелают.

--Минуточку, миссис Кри,-- оборвал ее Скелдер.-- Я не
собираюсь принижать вашу религию, но откуда вам известно, что
человек, который выдает себя за бога, действительно Йесс? И
как обычные люди могли сотворить божество из пустоты?

--Я знаю, потому что знаю,-- ответила она древнейшей и
неоспоримой фразой всех верующих. И, прикоснувшись к огромной
груди, добавила: -- Что-то здесь убеждает меня в этом.

Кэрмоди захохотал, чем вызвал всеобщее недовольство.

--Она уделала тебя, Скелдер! Твоей же собственной петардой.
Разве Церковь не прибегает к таким же аргументам, когда ее
загоняют в угол?

--Нет,-- холодно возразил монах,-- это не так. Во-первых, нам
не нужно защищаться. Мы основали твердыни, непроницаемые для
глумления атеистов и нападок правительств. Церковь
несокрушима, как и ее учение. Наша логика неопровержима, и
только мы обладаем истинным знанием!

Кэрмоди фыркнул, но от дальнейшего спора решил отказаться.
Какая разница, что думал Скелдер или кто-нибудь другой? Ему
надоела бесцельная болтовня, и теперь он хотел действий и
только действий.

Миссис Кри поднялась из-за стола и отправилась мыть посуду.
Кэрмоди, желая выудить из нее побольше информации, но так,
чтобы не услышали другие, вызвался ей помочь. Мамаша Кри была
польщена. Кэрмоди нравился ей, потому что всегда оказывал ей
небольшие услуги и щедро одаривал комплиментами. Своим
проницательным и хитрым умом она понимала, что за этим кроется
какая-то цель, и тем не менее ей льстило внимание Кэрмоди.

Оказавшись на кухне, Кэрмоди тут же завел разговор:

--Ну давай, мамаша Кри, рассказывай правду. Ты действительно
видела Йесса? Так же, как меня?

Хозяйка передала ему полотенце и мокрую тарелку:

--Я видела его гораздо чаще, чем тебя. Однажды он даже обедал
в этом доме.

Землянин с трудом проглотил сообщение о таком прозаическом
контакте с божеством.

--Обедал с тобой?

--Конечно.

--А он, случайно, не заходил потом в туалет? --
поинтересовался Кэрмоди, считая, что в этом состоит основное
различие между богами и людьми.

Можно поверить, что бог ест, помогая верующему воспринять его
присутствие, или ест, наслаждаясь плодами жизни, но процесс
испражнения выглядел таким необязательным, таким, прямо
скажем, небожественным делом...

--Конечно, заходил,-- ответила миссис Кри.-- Неужели ты
думаешь, что у бога Йесса нет крови и таких же внутренних
органов, как у нас с тобой?

В этот момент на кухню вошел Скелдер. Он якобы хотел попить
воды, но на самом деле его мучило любопытство.

--Конечно, у него есть и кишки и желудок,-- сказал монах.--
Как у всех людей. Скажите, миссис Кри, с каких пор вы
встречаетесь с Йессом?

--Я видела его еще будучи ребенком, а сейчас мне уже
пятьдесят.

--И он нисколько не постарел? -- с сарказмом осведомился
Скелдер.-- Неужели он всегда выглядит молодым, неподвластным
времени?

--О нет, теперь он старик и может умереть в любой момент.

Земляне удивленно переглянулись.

--Здесь что-то не так,-- сказал монах.--Возможно, мы
по-разному понимаем некоторые термины и языковые идиомы.

Его быстрая речь напоминала взмахи крыльев огромного
стервятника, устремившегося к миссис Кри.

--В нашем понимании бог бессмертен.

Тэнд, который зашел в кухню и услышал последние слова, не
утерпел и вмешался в разговор:

--А разве ваш бог не умер на кресте?

Скелдер закусил губу, но тут же улыбнулся.

--Прошу меня простить. Я признаю, что гнев затуманил мою
память. Мне очень стыдно за свое поведение. Я забыл о
различиях между божественной сутью и человеческой природой
Иисуса. Рассуждая как язычник, я не учел, что боги варваров
смертны. Хотя, возможно, у вас тоже есть сходное разграничение
между человеческой природой и божественной сутью Йесса. Мне
это неизвестно. Я на вашей планете недавно и еще не успел
изучить таких тонких нюансов местной теологии.-- Он замолчал и
сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду. Его голова
опустилась. Тощие плечи сгорбились.-- Однако я по-прежнему
считаю, что между вашей концепцией Йесса и нашим Иисусом
Христом существует огромная разница.  Христос был воскрешен и
вознесен на небеса, где соединился со своим Отцом. Причем, его
смерть была необходима, поскольку он принял на себя грехи мира
и тем самым спас человечество.

--Если Йесс умрет, то когда-нибудь тоже возродится.

--Вы меня не понимаете. Основное различие заключается в том...

--Что ваша религия является истиной, а наша -- языческим
мифом, верно? -- с улыбкой перебил его Тэнд.-- Но кто может
сказать: где здесь факты, а где миф? И даже если это миф, то
сколько в нем истины? Все, что ведет в этом мире к действию,
считается фактом, и если миф вызывает такое действие, значит,
он и есть искомый факт. Слова, которые произносятся здесь,
умирают при затухании вибраций, но кто знает, какой эффект они
могут вызвать в будущем?

Внезапно в комнате потемнело, и каждый инстинктивно схватился
за что-нибудь: за спинку стула, за край стола. Кэрмоди
почувствовал, как сквозь него прошла волна тепла, а затем
увидел, что воздух стал сгущаться перед ним, превращаясь в
стеклянную поверхность.

И вдруг прямо ему в лицо из зеркала фонтаном ударила кровь.
Она ослепила его, залила с головы до ног, наполнила рот и
соленой струйкой потекла в горло.

Послышался крик. Однако кричал не он, а кто-то рядом. Кэрмоди
отступил назад, вытащил из кармана платок и, вытерев глаза,
обнаружил, что стекловидная пленка исчезла. Стол и пол вокруг
него были залиты и забрызганы кровью.

"Да тут ее не меньше десяти кварт,-- подумал он.-- Как раз
столько, сколько вмещается в женщине весом фунтов в сто".

Но ему не дали порассуждать на эту тему. Отпрыгнув в сторону,
он едва не наткнулся на Скелдера и миссис Кри, которые
сражались друг с другом на полу. Миссис Кри одолевала монаха,
поскольку имела явное преимущество в весе и, возможно, в силе.
Во всяком случае он была более агрессивной и довольно неплохо
справлялась со Скелдером. Тому удалось на миг разжать пальцы,
сжимавшие его шею, и прокричать:

--Убери от меня свои грязные руки, су... самка!

Кэрмоди захохотал, и его смех разрушил маниакальные чары,
овладевшие миссис Кри. Очнувшись от наваждения, она замерла,
захлопала глазами и, опустив руки, жалобно произнесла:

--Что же я наделала?

--Вы хотели лишить меня жизни! -- прохрипел Скелдер.-- Да что
с вами происходит, мадам?

--О, это моя проблема! -- прошептала она с отрешенным видом.--
Меня прихватило раньше, чем я ожидала. Надо немедленно
отправляться "спать". Мне вдруг показалось, что вы самый
отвратительный мужчина в мире. Я вспомнила ваши слова о Йессе
и захотела вас убить. На самом деле меня лишь слегка задело
то, что вы говорили,-- во всяком случае не настолько, чтобы
затевать такую драку.

--Очевидно, ваш гнев сильнее, чем вы думаете,-- сказал Тэнд.--
Вы действовали, поддавшись бессознательному импульсу, который
долго подавляли в себе, и потому...

Ему не дали закончить. Мамаша Кри повернулась и увидела, что
одежда Кэрмоди и половина кухни залиты кровью. Она истерически
закричала.

--Закрой варежку! -- рявкнул Кэрмоди и шлепнул ее по губам.

Она замолчала и, поморгав, сказала дрожащим голосом:

--Сейчас я все здесь уберу. Мне не хочется, проснувшись,
скрести засохшую кровь. Ты уверен, что с тобой все в порядке?

Не ответив, Кэрмоди вышел из кухни, поднялся в свою комнату и
стал снимать с себя мокрую одежду. Следом за ним вошел
преподобный Рэллукс.

--Я начинаю бояться, Кэрмоди. Если здесь происходят такие
дела, и они не являются галлюцинациями, то кто его знает, что
случится с каждым из нас.

--А я думал, что у нас есть какое-то устройство, которое
обеспечит нашу безопасность. Разве не так?

Кэрмоди содрал с себя липкую майку и направился в душ.

--Или ты не уверен в приборе?

Увидев отчаяние на лице Реллукса, он засмеялся и прокричал
сквозь шум горячей воды:

--В чем дело? Ты действительно так напуган?

--Да, я напуган. А ты?

--Да чтобы я чего-то испугался? Никогда! В моей жизни не было
места страху. И не то чтобы я скрывал его. Просто мне вообще
незнакомо это чувство, понимаешь?

--Иногда я подозреваю, что тебе незнакомы любые чувства,--
ответил Рэллукс.-- Я даже сомневаюсь, есть ли у тебя душа.
Вернее, она должна быть где-то, но ты запрятал ее так глубоко,
что никто, включая тебя самого, не может ее увидеть. Иначе...

Кэрмоди захохотал и начал намыливать волосы.

--Главный лжец в госпитале Джонса Хопкинса говорил, что я
врожденный психопат, с самого раннего детства неспособный
воспринимать моральный кодекс. Он сказал, что я нахожусь за
гранью вины и за гранью добродетели, но не из-за болезни ума,
как ты полагаешь, а вследствие потери того, что делает
человека человеком. Он без всякой лести заявил, что я -- одна
из тех редких птиц, перед которыми наука образца 2256 года от
Рождества Христова абсолютно бессильна. Потом извинился и
сказал, что вынужден изолировать меня от общества до конца
моей жизни.  По его мнению, меня следовало держать на мягких
депрессантах, чтобы я был безвредным и послушным. И еще на мне
следовало бы провести пару тысяч опытов, чтобы найти причину,
сделавшую меня конституциональным психопатом.

Кэрмоди замолчал, вышел из-под душа и начал вытираться
полотенцем.

--Ты, конечно, понимаешь,-- с улыбкой добавил он,-- что я не
мог согласиться с этим. Чтобы Джон Кэрмоди сидел в вонючей
палате? Короче, я удрал из госпиталя, улетел с Земли и рванул
к Трамплину -- на самый край галактики. Это была наиболее
удаленная планета Федерации, и там я пробыл год, занимаясь
контрабандой содомейских груш. Потом на мой след вышел
Располд, этот галактический Шерлок Холмс, но я улизнул у него
из-под носа и отправился сюда, на Радость Данте, где не
действуют законы Федерации. И все же мне не хочется торчать
здесь вечно. В принципе, планета неплохая: тут тоже можно
делать деньги, еда и выпивка нормальная, а от женщин
захватывает дух. Но я хочу доказать, что Земля превратилась в
конюшню для глупых ослов. Мне хочется вернуться и жить в свое
удовольствие, не опасаясь ареста. И я сделаю это, приятель,
сделаю, даже если мне придется вести себя крайне осторожно.

--Ты сошел с ума. Тебе не уйти от закона. Они арестуют тебя,
как только ты сойдешь с корабля!

Кэрмоди рассмеялся.

--С чего ты взял? А ты знаешь, что федеральное антисоциальное
бюро получает информацию и приказы от Буджума?

Рэллукс кивнул.

--Буджум -- это огромный банк протеиновой памяти, большой
компьютер, в ячейках которого собрана вся доступная информация
о Джоне Кэрмоди. Вне всяких сомнений, Буджум разослал приказ,
чтобы все корабли, прилетающие на Радость Данте, собирали
сведения о бежавшем преступнике. Но что произойдет, если он
получит свидетельство о моей смерти? Буджум отменит свои
директивы и отправит дело Кэрмоди в архив.  Он забудет о нем,
понимаешь? И когда колонист... ну, скажем, с Вайлденвули решит
промотать сколоченный капитал и прилетит на родную планету,
кто станет цепляться к нему, даже если он здорово похож на
Джона Кэрмоди?

--Но это же абсурд! Во-первых, откуда Буджум получит
доказательства твоей смерти? Во-вторых, когда ты прибудешь на
Землю, твои отпечатки пальцев, изображение сетчатки и спектр
излучения мозга попадут в картотеку Федерации и будут
моментально опознаны.

Кэрмоди усмехнулся.

--Я пока не хочу говорить тебе, как будет решен первый вопрос,
но что касается второго, то отпечатки пальцев меня не смущают.
Их никто не станет перепроверять. Данные о колонисте,
прилетевшем на Землю в первый раз и родившемся черт знает на
какой планете, будут занесены в совершенно новый файл. Я даже
имя могу не менять.

--А если кто-нибудь тебя узнает?

--При численности населения в десять миллиардов человек? С
такими шансами я готов рискнуть.

--Между прочим, я могу рассказать о твоем плане властям.

--А разве мертвые говорят?

Рэллукс побледнел, но не дрогнул. Его лицо выражало
благочестие и всепрощение. Большие черные глаза смотрели на
Кэрмоди без страха и упрека, и было даже немного жаль, что они
придавали монаху смешной и нелепый вид из-за несоответствия со
вздернутым носом, большими губами и оттопыренными ушами.

--Ты решил убить меня? -- спросил Рэллукс.

Кэрмоди громко захохотал.

--Нет, этого не потребуется. Неужели ты думаешь, что вы со
Скелдером переживете Ночь и останетесь в здравом рассудке? Ты
уже видел, что происходит при кратких и слабых вспышках. А
ведь это только прелюдия, настройка на наше естество!
Представь, что же такое настоящая Ночь!

--Ты говоришь так, будто с тобой случится что-то другое,--
произнес побледневший Рэллукс.

Кэрмоди пожал плечами и пригладил иссиня-черные волосы.

--Очевидно, мое подсознание, или то, что ты называешь этим
словом, проецирует части тела одной знакомой мне женщины. Ты
даже можешь сказать, что мои сокровенные желания воссоздают
картину преступления.  Я не понимаю, как можно взять абсолютно
чистый субъективный феномен и превратить его в объективную
реальность. Тэнд говорит, что существует несколько теорий,
которые пытаются объяснить этот парадокс с научной точки
зрения. Лично я считаю его чем-то сверхъестественным. Впрочем,
какая разница? Я не очень-то переживал, шинкуя Мэри на куски,
и мне плевать на то, что часть из них снова вывалится передо
мной из воздуха. Чтобы достичь цели, я могу переплыть океаны
крови, и пара кусков от Мэри с ума меня не сведет.

Он замолчал и, прищурившись, посмотрел на Рэллукса. Его рот
все еще изгибался в кривой усмешке.

--А что ты сам видел во время вспышек?--спросил он монаха.

Рэллукс судорожно сглотнул и осенил себя крестным знамением.

--Не знаю, зачем я говорю тебе об этом, но все-таки скажу. Я
был в аду.

--В аду?

--Да, я горел в аду. Вместе с остальными грешниками. Девяносто
девять процентов из тех, кто жил, живет или будет жить.
Миллиарды и миллиарды людей.-- По лицу Рэллукса струился
пот.-- И это не было иллюзией. Я чувствовал боль. Свою и
чужую.

Он замолчал, и Кэрмоди склонил голову набок, словно изумленная
птица, которая пытается понять печальную трель, прилетевшую из
леса.

--Девяносто девять процентов,-- прошептал Рэллукс.

--Так вот что беспокоит тебя больше всего и занимает твой ум.

--Если это так, то я ничего не понимаю,-- шепотом ответил
монах.

--Но откуда такие нелепые мысли? Даже твоя Церковь больше не
настаивает на буквальном понимании средневековой концепции
адского огня. Я не знаю, что тут сказать, хотя, по моему
мнению, многих действительно стоило бы как следует поджарить.
Я бы с удовольствием поработал кочегаром в аду, вытапливая жир
из тех эгоистов, которых встречал на своем коротком жизненном
пути.

--И это ты говоришь об эгоистах? -- скептически произнес
Рэллукс.

Кэрмоди усмехнулся ему в ответ и, застегнув последнюю
пуговицу, вышел за дверь.

Миссис Кри уже успела вымыть кухню и сообщила ему, что уходит
"спать" в подвал. Для удобства жильцов эта добрая женщина
оставляла дом открытым, но надеялась найти его не слишком
грязным, когда проснется.  Им следовало лишь вытирать ноги
перед тем, как войти в прихожую, а также выбрасывать окурки из
пепельниц и мыть за собой посуду.  Расцеловав каждого из
постояльцев, миссис Кри расплакалась и сквозь слезы сказала,
что, возможно, никогда не увидит их вновь. Она еще раз
попросила у Скелдера прощения за драку на кухне, и тот
оказался настолько любезен, что дал ей свое благословение.

Через пять минут миссис Кри ввела себе усыпляющий наркотик,
захлопнула за собой большую железную дверь, ведущую в подвал,
и старательно закрыла ее на несколько замков.

Тэнд тоже стал прощаться с землянами.

--Если в ближайшее время я не попаду домой, мне волей-неволей
придется бодрствовать в эту Ночь. Если к началу Ночи не
"уснуть", то уж ничего не поделаешь. Это как белое и черное:
либо вы проходите через нее, либо нет. Через семь дней вы
станете богами или чудовищами... или просто трупами.

--А что вы потом делаете с чудовищами? -- спросил Кэрмоди.

--Ничего, если они безвредны, как муж миссис Кри. В противном
случае мы их убиваем.

После нескольких прощальных фраз Тэнд по земному обычаю пожал
им руки и пожелал не столько удачи, сколько соответствующей
награды. Пожимая напоследок руку Кэрмоди, он задержал ее в
ладони и взглянул ему прямо в глаза.

--Это твой последний шанс определиться в жизни. Если Ночь не
взломает ледяные оковы твоей души, если ты останешься таким же
айсбергом, как сейчас, значит, с тобой будет покончено. Но
если в тебе сохранилась хоть искра тепла, дай ей превратиться
в яркий огонь и сгори в этом пламени несмотря на боль. Бог
Йесс однажды сказал, что, если человек хочет получить жизнь,
он должен ее потерять. В этом нет ничего особенного -- другие
боги и другие пророки многих планет говорили то же самое. Но
эта истина многогранна, и грани ее иногда просто невообразимы.

Когда Тэнд ушел, три землянина молча поднялись наверх и
вытащили из большого чемодана три шлема. На макушке каждого из
них располагалась небольшая коробочка с длинной антенной.
Следуя примеру монахов, Кэрмоди нахлобучил шлем на голову и
подкрутил настроечный диск за правым ухом.

Скелдер причмокнул тонкими губами и с сомнением произнес:

--Надеюсь, что ученые с Юнга не ошиблись в расчетах. По их
словам, этот прибор, воспринимая всплеск электромагнитных
волн, вырабатывает противофазные волны. Независимо от того,
насколько велика энергия магнитной бури, мы переживем ее без
всяких последствий.

--Надеюсь, что так оно и будет,-- мрачно ответил Рэллукс.--
Теперь я понимаю, что совершил великий грех духовной гордыни.
Мне захотелось победить то, что более праведные люди признали
непобедимым. Но, возможно, Бог простит меня. И я благодарен
ему за эти шлемы.

--Я тоже,-- отозвался Скелдер.-- Хотя мне кажется, что нам не
следовало бы прибегать к этим устройствам. Мы с тобой могли бы
положиться на Бога и, обнажив головы и души, пойти против
адских сил этой языческой планеты.

Кэрмоди цинично усмехнулся:

--А что тебе мешает? Сними шлем, и все. Твой нимб его вполне
заменит.

--Я должен подчиняться приказам вышестоящих лиц,-- сухо
ответил Скелдер.

Рэллукс вскочил и начал расхаживать взад и вперед.

--Я не понимаю, каким образом магнитное излучение, даже самое
мощное и жесткое, может возбуждать атомные ядра живых существ
на планете, удаленной от солнца на восемьдесят миллионов миль.
Как оно может зондировать и выявлять подсознание, подавлять
наш разум, будто железными тисками, а затем провоцировать тело
на немыслимые психосоматические изменения? Звезда становится
фиолетовой, распространяет невидимые лучи и порождает образы
чудовищ, которые живут в темных пещерах нашего сознания. Или,
наоборот, пробуждает спящего золотого бога. Хотя кое-что я
понимаю. Изменения в электромагнитном спектре нашего Солнца не
только влияют на климат и погоду, но и на поведение землян. Но
как эта звезда воздействует на плоть и кровь? Как она может
уменьшать натяжение кожи, размягчать и изгибать кости,
придавать им странные формы вопреки информации, записанной в
генах?

--Мы еще мало знаем о генах, чтобы говорить о том, какие формы
записаны в них,-- прервал его Кэрмоди.-- Когда я проходил
практику в госпитале Хопкинса, мне довелось видеть очень
странные вещи.-- И он замолчал, вспоминая былые дни.

Скелдер сел в кресло и задумчиво прикусил губу. Шлем придавал
ему вид солдата, а не священника.

--Уже недолго осталось ждать,-- сказал Рэллукс, продолжая
расхаживать по комнате.-- Скоро наступит Ночь. Если Тэнд
говорил правду, то в первые двадцать часов все, кто не
"уснул", погрузятся в коматозное состояние. Кроме нас,
конечно,-- потому что мы надели шлемы. Очевидно, тела "спящих"
оказывают частичное сопротивление электромагнитной буре.  Но
те, кто не "заснул", получают такой заряд энергии, что не
могут погрузиться в "сон", пока светило находится в фазе
активности. И пока местные жители "спят", мы...

--...будем делать нашу грязную работенку,-- радостно закончил
Кэрмоди.

Скелдер вскочил.

--Я протестую! Мы проводим здесь научные исследования! А ты
помогаешь нам только потому, что в некоторых случаях мы...

--...не желаем пачкать свои беленькие ручки,-- закончил
Кэрмоди.

В этот момент свет померк, и комнату наполнил темно-фиолетовый
полумрак. Внезапное головокружение помутило чувства. Оно
длилось лишь секунду, но этого хватило, чтобы колени всех
троих подогнулись и люди разом рухнули на пол.

Кэрмоди, дрожа, поднялся на четвереньки и встряхнул головой,
как собака, которую ударили палкой.

--Вот это да! -- воскликнул он.-- Хорошо, что мы надели шлемы!
Если бы не они, нам бы точно пришел конец.

Он поднялся на ноги, потягиваясь и разминая болевшие мышцы.
Комната казалась занавешенной множеством полупрозрачных
фиолетовых кисей. В ней было сумрачно и тихо.

--Рэллукс, что с тобой? -- спросил Кэрмоди.

Рэллукс, белый как призрак, с перекошенным от страха лицом,
вскочил на ноги, с яростным криком сорвал с головы шлем и
выбежал из комнаты. Его шаги загрохотали по коридору, а затем
на лестнице. Минутой позже хлопнула входная дверь.

Кэрмоди повернулся ко второму монаху:

--Он сошел с ума... Эй, а с тобой-то что?

Разинув рот, Скелдер тупо смотрел на стенные часы. Внезапно он
взглянул на Кэрмоди и закричал:

--Пошел прочь!

Кэрмоди удивленно моргнул, затем улыбнулся и сказал:

--Хорошо. Почему бы и нет? Вряд ли твоя кожа так мягка, что
мне понравилось бы ее ласкать.-- И с интересом уставился на
Скелдера, который заковылял к двери, прижимаясь одним боком к
стене.-- Почему ты хромаешь?

Монах не ответил и враскорячку, по-крабьи, вышел из комнаты.
Вскоре внизу опять хлопнула дверь. Оставшись один, Кэрмоди
задучиво почесал подбородок и взглянул на часы, которые так
заинтересовали монаха. Как и все кэринянские часы, они
показывали минуту, час, день, месяц и год.  Фиолетовая вспышка
началась в 17.25. На циферблате же было 17.30.

Значит, прошло пять минут.

Плюс двадцать четыре часа.

--Неудивительно, что у меня так ноет все тело! -- произнес
вслух Кэрмоди.-- И еще я проголодался! -- Он снял шлем и
бросил его на пол.-- Ну вот и все. Превосходный опыт.

Он спустился по лестнице в кухню, втайне ожидая появления лица
и новых потоков крови. Но ничего не произошло. Насвистывая
себе под нос, Кэрмоди вытащил из холодильника еду и молоко,
соорудил бутерброды, с удовольствием поел, а затем проверил
свое оружие. После чего удовлетворенно кивнул и, встав из-за
стола, направился к двери.

И в этот момент раздался телефонный звонок.

Подумав секунду, Кэрмоди решил ответить. "Не дрейфь,
старина",-- подбодрил он себя и поднял трубку.

--Алло!

--Джон? -- отозвался приятный женский голос.

Кэрмоди отдернул трубку от уха, будто в ней затаилась змея.

--Джон? -- повторил женский голос, далекий и призрачный.

Кэрмоди глубоко вздохнул, расправил плечи и решительно поднес
трубку к уху.

--Джон Кэрмоди слушает. С кем я говорю?

В ответ раздались короткие гудки, и он медленно положил трубку
на рычаг.

Кэрмоди вышел из дома в темноту, которую нарушали лишь свет
уличных фонарей, расположенных на расстоянии ста футов друг от
друга, и огромная зловеще-фиолетовая луна, повисшая над
горизонтом. Небо было чистым, а звезды казались далекими
мерцающими каплями, рассыпанными на пурпурной кисее тумана.
Здания походили на айсберги, плывущие сквозь мрак,-- когда
Кэрмоди приближался к ним вплотную, они внезапно появлялись из
темноты, обретали материальность, а затем так же быстро
исчезали за его спиной.

Город застыл в абсолютном безмолвии. Ни лая собак, ни криков
ночных птиц, ни автомобильных гудков, ни кашля, ни хлопанья
дверей, ни стука каблуков по тротуару, ни взрывов смеха. Если
видимость была лишь приглушена, то звуки умерли окончательно.

Кэрмоди остановился, размышляя, не завладеть ли ему
автомобилем, припаркованным у обочины. Четыре мили до храма
предполагали довольно долгую прогулку, к тому же из фиолетовой
темноты могло появиться что угодно. Не то чтобы Кэрмоди
чего-то боялся, но лишние сложности ему были совершенно ни к
чему. С одной стороны, на машине можно быстро скрыться от
опасности, но с другой -- такой способ передвижения сделал бы
его излишне заметным.

В конце концов Кэрмоди решил-таки проехать первые две мили, а
затем пойти пешком. Он открыл дверцу и тут же отскочил назад,
выхватывая из кармана оружие. Но воспользоваться им не
пришлось. В машине, упав ничком на сиденье, лежал мертвый
человек. Кэрмоди осветил его лицо фонариком и увидел множество
засохших болячек. Очевидно, водитель был из тех, кто пытался
взять свой Шанс, или просто по какой-то причине не успел
"заснуть". Внезапно активизировавшаяся раковая опухоль пожрала
его вплоть до глазных яблок и лишила половины носа.

Кэрмоди вытащил труп и положил его на обочине. Потратив
несколько минут на подогрев парового котла, он погасил фары и
медленно двинулся вперед. Его взгляд шарил по сторонам,
выискивая странности. Кэрмоди вел машину впритирку к левому
тротуару, и контакт с бордюрным камнем помогал ему
ориентироваться на темных участках дороги. Вспомнив голос в
телефонной трубке, он попытался найти ему какое-то объяснение.

Прежде всего следовало разобраться с самим с собой. Силой ума
он создавал из воздуха материальные объекты. Следовательно,
его можно считать передатчиком энергии. Кэрмоди понимал, что
его тело не содержало каких-либо особых ресурсов для
трансформации энергии в материю; если бы такой мощный эффект
производили его собственные клетки, они сгорели бы в первые же
секунды процесса. Таким образом выходило, что он представлял
собой не генератор, а передатчик, или, вернее, преобразователь
энергии извне. Которую поставляло солнце, а он создавал для
нее матрицу.

Ладно, допустим, что это так. Если что-то вышло из-под
контроля -- о черт, какая ненавистная, но неоспоримая мысль,--
и это что-то воссоздавало теперь его умершую жену, то Кэрмоди,
по крайней мере, был инженером или даже скульптором. Во всяком
случае, все эти явления зависели от него.

Единственное объяснение, с которым он мог согласиться,
состояло в том, что данный процесс регулировался не его
осмысленным знанием человеческого тела, а подсознательным
умом. Каким-то образом его клетки репродуцировались в
создаваемом теле Мэри. Возможно, они были зеркальным
отражением его собственной структуры, как это случается с
клетками близнецов.

В общем-то тут все понятно. Но как быть с чисто женскими
органами?  Правда, его память содержала кое-какие сведения о
женской анатомии. В свое время он набил руку в анатомировании
трупов и, к слову сказать, неплохо рассмотрел все внутренние
органы Мэри, вынимая их без спешки и с научной методичностью
перед тем как выбросить в мусорный бак. Он даже исследовал
четырехмесячный эмбрион, который стал главной причиной его
гнева и отвращения к жене. Эта смердящая штука превратила ее
из прекраснейшего существа в пузатое чудовище. Этот уродец уже
тогда начинал выпрашивать у Мэри свою долю любви, которая
прежде принадлежала только Джону Кэрмоди. А он не желал
делиться даже маленьким кусочком этой бесценной, утонченной и
безупречной красоты.  Мэри могла принадлежать только ему, и
никому другому.

Когда Кэрмоди предложил ей избавиться от ребенка, она
отказалась. Он настаивал и пытался заставить ее силой, но она
сопротивлялась и кричала, что больше не любит его и что этот
ребенок от другого мужчины -- доброго и нежного, который не
чета каким-то мерзким эгоистам. И тогда он рассердился...
впервые в жизни. Впрочем, это был даже не гнев. Он впал в
необъяснимое помрачение рассудка, и все вокруг стало красным.
Он видел кровь, он думал кровью, он ползал по залитому кровью
полу.

Такое с ним случилось в первый и последний раз. Вот почему он
оказался здесь. Хотя при чем здесь гнев и ярость? Да, тогда он
обезумел от ревности. Но разве Мэри этого не заслужила? Сама
логика требовала ее смерти. Он не мог равнодушно смотреть, как
самое прекрасное существо на свете превращается в чудовищно
распухшую уродку...

Мог -- не мог. Какая разница? Реалист имеет дело только с тем,
что уже случилось.

Если женские клетки Мэри являются зеркальным отражением его
собственных, то они, конечно же, не женские. То же касается и
ее мозга. Природа может воспользоваться его знанием анатомии и
генетики.  Она даже может воссоздать аналог женского тела. Но
мозг у Мэри останется другим! Его первоначальная форма плюс
миллиарды субмикроскопических извилин памяти -- это выше
сознательных и подсознательных возможностей обычного человека.

Нет, если Мэри имеет мозг -- что уже вполне очевидно,-- то у
нее мозг Джона Кэрмоди. А если это так, то мозг будет
содержать все воспоминания и привычки того же Джона Кэрмоди.
Ему придется пережить кошмарное время. В теле Мэри он будет
растерян и ошеломлен. Но мозг Джона Кэрмоди сладит с любой
ситуацией и обратит ее себе на пользу.

При этой мысли Кэрмоди рассмеялся. А почему бы ему не отыскать
Мэри?  Рядом с ним снова будет великолепная женщина, с ее
безупречной красотой, помноженной на его холодный рассудок.
Они будут мыслить в унисон, в абсолютном согласии друг с
другом. О-о! Это станет величайшим надругательством над самим
собой.

Он снова рассмеялся. Мэри произнесла эти слова в тот последний
яростный миг, когда он напрочь вышел из себя. Она кричала, что
он считает ее не женщиной и не женой, а красивым устройством
для сексуальных развлечений. Она говорила, что никогда не
испытывала того потрясающего чувства единения, который должна
переживать любимая и страстная жена. Она чувствовала себя
одинокой. И, даже переспав с другим мужчиной, Мэри не познала
чуда превращения двух в одно. Изменяя мужу, она знала, что
позже ей придется очистить душу признанием и покаянием. Но она
изголодалась по нежности и ласке. Там, с тем мужчиной, она
чувствовала себя женщиной больше, чем в обществе мужа.

Ладно, что было, то было. Пусть это останется в прошлом. К
тому же, Кэрмоди будет иметь дело с существом, которое лишь
выглядит как Мэри.

(Он был рад, что эта штука появилась вне его, а не в нем, как
происходило с другими. Возможно, он действительно имел
отмороженную душу. Но если это так, тем лучше для него.
Ледяное сердце исключало любую субъективность. Оно выталкивало
из него даже подсознательное дерьмо, и теперь, в отличие от
той эпилептички и сожранного раком водителя, он мог справиться
с толпами окровавленных Мэри.)

Впрочем, это существо только выглядело как Мэри.

Если она выскочила из его головы, как Афина из черепа Зевса,
то в момент рождения получила и разум Джона Кэрмоди. Став
независимой, Мэри обретет свои собственные мысли и мотивации.
Таким образом, его продублированный мозг, обнаружив себя в
теле убитой им женщины, со временем задумается о своем первом
"я". И, интересно, о чем же он подумает?

--Я тут же пойму,-- прошептал Кэрмоди вслух,-- что мне не
убежать из этого тела. Определив для себя рамки, внутри
которых мне придется существовать, я засучу рукава и возьмусь
за дело. А каким оно будет?  Чего я захочу? Мне захочется
смотаться с Радости Данте и вернуться на Землю. Или лучше на
одну из планет Федерации, где я легко найду себе богатого
мужика и стану его женщиной под номером один. А почему бы и
нет? Я же буду самой прекрасной женщиной в мире.

При этой мысли Кэрмоди хохотнул. Он не раз представлял себя
женщиной и размышлял, как сложилась бы тогда его судьба. Порой
он даже завидовал своей воображаемой героине, потому что
красивая женщина с его умом могла бы подмять под каблук всю
вселенную -- эту груду разбросанных по пространству миров.

Да-а! Он бы тогда...

Кэрмоди стиснул руль и резко выпрямился. Идея шарахнула его по
голове, как горячая кочерга.

--Почему я не подумал об этом раньше? -- воскликнул он.-- О
Боже! Мы с ней заключим сделку. А если нет, то я как-нибудь
заставлю ее. Она станет моим идеальным алиби! Я никогда не
признавался в том, что убил жену,-- во всяком случае,
представителям власти. И им не удалось найти ее тело. Так что,
когда мы с ней вернемся на Землю, я скажу этим олухам: "А вот,
джентльмены, моя жена. Она, как я вам говорил, внезапно
покинула меня и исчезла в неизвестном направлении. Бедняжка
попала в катастрофу, потеряла память и каким-то образом
очутилась на Радости Данте... Звучит как романтическая
повесть, но следует учесть, что такие вещи время от времени
случаются. Ах, вы не верите мне? Тогда возьмите ее опечатки
пальцев, сличите узор сетчатки и сделайте анализ крови... Ну
что, ребята, съели?"

Но если структура клеток Мэри зеркально повторяет его
собственную, то экспертиза обнаружит только отличительные
признаки Джона Кэрмоди. Хотя она может иметь свои отпечатки
пальцев. Он видел их и воочию, и на фотографиях, так что его
подсознание скопирует все, как надо.

А как быть с проверкой на ЭМС? Сканирование мозга покажет
различие в электромагнитном поле...

Впрочем, при серьезных травмах электромагнитный спектр мозга
иногда меняет рисунок, и это еще раз подтвердит его версию о
сильном ушибе головы. А дзета-волны? Они должны указать, что
субъект проверки -- мужчина. Это наверняка заставит экспертов
подвергнуть ее тщательному обследованию. Единственным условием
перехода дзета-волн с женского ритма на мужской является
изменение пола, а проверка покажет, что ее гормоны женские.
Или нет? Если ее клетки будут зеркальным отражением его
собственных, то и гены окажутся мужскими. А возможно, и
гормоны. А как насчет рентгена? Что, если исследование
обнаружит у Мэри не женские, а мужские внутренние органы?

Кэрмоди на секунду огорченно задумался, но быстрый ум тут же
предложил ему новое алиби. И действительно! Мэри находилась на
Радости Данте в семидневный период Шанса. Верно? Тогда стоит
ли удивляться этим странным переменам в организме? Все
отклонения, выявленные в лаборатории,-- будь то спектр мозга,
гормоны или внутренняя перестройка организма -- стали
результатом электромагнитного воздействия звезды. Это может
привлечь к Мэри внимание общественности, и для нее придется
придумать надежную и обоснованную легенду. Но у девчонки нервы
из стали, и она без проблем пройдет этот этап. Затем Мэри
потребует восстановить ее гражданские права, и, как только ей
вернут гражданство, чиновники и доктора отпустят ее на
свободу. А потом Джон и Мэри Кэрмоди составят прекрасную пару
-- такую, какую еще не видел никто и никогда!

Вот только почему она повесила трубку и не договорилась с ним
о встрече? Может, ей не по душе идея о сотрудничестве? Но если
у Мэри его мозги, разве может она думать по-другому?

Кэрмоди нахмурился и тихо присвистнул сквозь зубы. Он понял,
что должен рассмотреть еще одну возможность, которая ему
страшно не нравилась. Мэри могла и не быть его женским
аналогом.

Она могла возродиться как Мэри.

Впрочем, об этом он узнает при встрече с ней. Тогда придется
немного подкорректировать первоначальный план с учетом
ситуации и ее настроения. Оружие в кармане куртки заставляло
его испытывать редкостное, ни с чем не сравнимое возбуждение.

В этот момент в пурпурном полумраке, который создавали уличные
фонари, Кэрмоди разглядел мужчину и женщину. Женщина была
одета, а мужчина -- абсолютно голым. Они вцепились в друг
друга; мужчина страстно льнул к женщине, прижимая ее к
фонарному столбу. Неужели насиловал? Да нет, она сама тянула
его к себе.

Кэрмоди рассмеялся.

Услышав хриплый смех, разорвавший плотное молчание ночи,
мужчина резко повернул голову и уставился на землянина широко
раскрытыми глазами.

Это был Скелдер, но почти неузнаваемый. Его длинное лицо
вытянулось еще больше. Голый череп покрылся нежным пушком,
который даже в сумрачном свете казался ярко-золотистым.
Обнаженные ноги чудовищно деформировались и сделались чем-то
средним между человеческими ногами и звериными. Кости
невероятным образом изменили строение, и теперь колени
прогибались назад. Ступни вытянулись так, что он мог
передвигаться только на носочках, словно балерина, и на них
появились светло-желтые наросты, которые поблескивали как
копыта.

--Козлоногий! -- громко выкрикнул Кэрмоди, будучи не в силах
сдержать злорадства.

Скелдер выпустил женщину из объятий. В его лице проступали
козлиные черты; в теле угадывалась очаровательная
омерзительность сатира.

Кэрмоди хотел еще раз рассмеяться, но внезапно осекся и застыл
на месте с открытым ртом.

Там, у столба, стояла Мэри.

Ошарашенный, Кэрмоди не мог поверить своим глазам. Она
улыбнулась ему и весело помахала рукой. Потом обняла Скелдера
за плечи и, покачивая бедрами на манер уличных проституток,
стала удаляться вместе с сатиром в темноту. При других
обстоятельствах это показалось бы довольно комичным, поскольку
фигура Мэри выглядела так, словно женщина была на шестом
месяце беременности.

Кэрмоди вдруг ощутил незнакомое ему прежде влечение к Скелдеру
и вдруг сообразил, что смеется над собой. Он чувствовал
неодолимую плотскую страсть к козлоногому священнику и в то же
время понимал, что стоит на углу перекрестка и хохочет над
своим идиотским желанием. А где-то в глубине его вскипала
медленная волна, угрожавшая захлестнуть все другие чувства.
Его сжигала неуемная страсть к Мэри, смешанная с ужасом от
мысли о вожделении.

Против этих посягательств был только один вид защиты, и
Кэрмоди тут же воспользовался им. Выскочив из машины и обежав
ее спереди, он выхватил оружие и начал расстреливать красный
туман, который сменил фиолетовую дымку.

Скелдер жалобно заскулил, упал на землю и, покатившись
кубарем, как скомканная серая простыня, уносимая ветром
отчаяния, исчез в непроглядном мраке за огромной опорой
углового здания.

Мэри резко обернулась. Ее рот превратился в темную дыру на
бледном лице. Руки белыми птицами простерлись в мольбе, и она
упала наземь.

Внезапно Джон Кэрмоди споткнулся, получив тяжелый удар в
грудь, а затем еще один, в живот. Он почувствовал, как его
сердце и внутренности словно разрываются на части. Он начал
падать в каскаде кровавых брызг в бездонную темноту, ловя
обрывки последних мыслей.  Кто-то выстрелил в него, и это был
конец... прощай, туда тебе и дорога... А потом вселенная
захохотала ему в лицо...

Через какое-то время сознание вернулось. Он лежал на спине и,
перебирая вялые воспоминания, смотрел на пурпурный шар луны --
эту огромную рукавицу, брошенную в небо рыцарем-великаном. Так
что же, сэр Джон Кэрмоди, маленький толстячок, одетый в
доспехи из тонкой кожи, готов ли ты сразиться на турнирном
поединке?

--Всегда готов,-- ответил он себе, с трудом поднимаясь на
ноги.

Он недоверчиво ощупал себя, выискивая дыры, которые ожидал
найти.  Однако их не было. Тело оказалось невредимым, и на
одежде не осталось ни капли крови. Да, ткань была влажной, но
влажной от пота.

"Так вот, значит, как умирают люди,-- подумал Кэрмоди.--
Смерть ужасна, потому что приносит с собой абсолютную
беспомощность.  Наверное, так чувствует себя ребенок в
железной хватке взрослого убийцы. Смерть выжимает из тебя
жизнь, но делает это не из ненависти и не от злобы. Просто она
должна убивать, ибо таков порядок вещей. И она наводит этот
порядок, выжимая из нас наши жизни".

Постепенно сквозь заторможенность и отупение к нему вернулась
способность размышлять. Очевидно, все эти странные ощущения,
которые он хотел бы избежать любой ценой, испытали на себе и
Скелдер, и Мэри.  Когда пули разрывали ее тело, она каким-то
образом передала ему свои чувства, и потрясение оказалось
настолько сильным, что он потерял сознание. Надо же! А ведь он
думал, что умирает.

Интересно, а если бы он продолжал так думать? Неужели умер бы
на самом деле?

Хотя какая разница?

--Не будь дураком, Кэрмоди,-- сказал он себе.-- Ты можешь
делать все что угодно, только не будь дураком. Ты просто
испугался -- испугался до смерти. Тебе даже хотелось позвать
кого-то на помощь. Кого? Малышку Мэри? Я, конечно, так не
думаю, но все может быть. Или ты звал маму?  Ее тоже звали
Мэри. Ну хватит! Довольно! -- Он ощупал свой череп и
прошептал: -- Я не отвечаю за все то, что здесь произошло. Это
кричал маленький мальчик, спрятанный во мне. Маленький Джонни,
который напрасно звал маму, когда та бросала его и уходила с
большими пьяными дядьками. Она всегда оставляла меня одного и
никогда не думала о том, каким чудовищем вырастет ее
ребенок...

Он подошел к Мэри и перевернул ее тело.

Внезапно раздавшийся в темноте крик заставил его отпрыгнуть
назад.  Кэрмоди развернулся, сжимая в руке оружие, и тихо
позвал:

--Эй, Скелдер!

В ответ послышался ужасный вопль, похожий скорее на звериный,
чем на человеческий.

Улица тянулась прямо ярдов на сто, а затем сворачивала
направо. На углу стоял высокий дом, каждый из шести этажей
которого нависал над предыдущим. Здание напоминало телескоп,
воткнутый острым концом в землю. Из затененной ниши выбежал
Рэллукс. Его лицо искажала гримаса боли. Увидев Кэрмоди, он
замедлил шаг.

--Иди своей дорогой, Джон! -- крикнул монах.-- Ты не должен
заходить сюда. Уходи! Это место мое! Я должен снова в него
войти! Здесь место только для одного, и оно приготовлено для
меня!

--О чем ты говоришь, черт побери? -- сердито рявкнул Кэрмоди,
на всякий случай держа монаха на мушке автоматического
пистолета. Одному Богу было известно, к чему мог привести этот
сумасшедший разговор.

--Ад! Я говорю об аде! Неужели ты не видишь это пламя и не
чувствуешь его? Оно сжигает меня, когда я в нем стою, и оно
сжигает других, когда меня там нет. Отойди в сторону, Джон.
Позволь мне уберечь тебя от боли. Этот адский огонь немного
утихает, когда охватывает все мое существо. Но как только я
начинаю привыкать к нему, пламя мчится дальше. Мне приходится
преследовать его, потому что адский огонь ищет новую грешную
душу, и, если я не войду в него снова, пламя подвергнет пыткам
других людей. Я должен обуздать эту геенну огненную, невзирая
на муки и боль.

--Ты просто сошел с ума! -- ответил Кэрмоди.-- Ты...-- Вдруг
он вскрикнул, выронил оружие и начал кататься по земле, колотя
руками по одежде.

Ощущение огня исчезло так же внезапно, как и возникло. Кэрмоди
сел, дрожа и беспомощно всхлипывая.

--О Боже! Я подумал, что заживо сгорю!

Рэллукс шагнул на то место, где только что стоял Кэрмоди, и
сжал кулаки; его взгляд отчаянно зашарил по сторонам, будто
выискивал путь бегства из этой невидимой тюрьмы. Заметив, что
Кэрмоди направился к нему, монах повернулся и закричал:

--Никто не заслуживает таких мук! Даже самый отъявленный
грешник! Даже тот, кто подобен тебе!

--Прекрасные слова,-- ответил Кэрмоди, но в его голосе почти
не осталось былой насмешки.

Теперь он знал, какие мучения испытывал монах. Но его
беспокоило другое. Каким образом Рэллуксу удавалось
проецировать свои галлюцинации на другого человека? Каким
образом он заставил его почувствовать свой бред, да еще с
такой невероятной силой? Ответ мог быть только один: излучение
солнца превращало некоторых людей в исключительно мощных
экстрасенсов. Или, если сделать поправку на преувеличение,
позволяло передавать нервные восприятия от одного человека к
другому без прямого контакта. Значит, в этом нет никакой
мистической загадки. Нечто подобное уже известно во вселенной.
Например, радиоволны переносят звук и изображение. Диктор
телевидения может находится черт знает где, а мы видим и
слышим его, словно он сидит перед нами. Тем не менее эффект
транслированных чувств был просто потрясающим. Кэрмоди
вспомнил свои ощущения, когда пули разрывали тело Мэри. Он
вспомнил этот ни с чем не сравнимый ужас смерти. Впрочем,
чувства принадлежали Мэри, а не ему -- он сам никогда и ничего
не боялся... О черт! Значит, все, кого он встретит за эти семь
ночей, будут передавать ему свои чувства и ощущения? И ему
придется пережить с ними всю эту чушь?

Ну нет! Он убьет этих разносчиков эмоций! Он пристрелит
каждого, кто посмеет напустить на него свои чувства!

--Кэрмоди! -- воскликнул Рэллукс, стараясь криком заглушить
непереносимую боль.-- Ты должен понять, что не пламя
преследует меня, а я преследую пламя и не даю ему убежать. Я
сам хочу гореть в адском огне! Но не думай, что я отрекся от
веры и решил вечно следовать за этим огнем. Нет, я верую в
догмы Церкви еще сильнее, чем прежде! Я уже не могу в них не
верить! Но мне приходится добровольно предавать себя пламени,
чтобы уберечь хоть малую часть из тех девяности девяти
процентов сотворенных Богом душ, которые обречены на адские
муки.  Уготованная им участь несправедлива. И если я не прав,
то мое место среди них!

Веруя в каждое слово Священного Писания, я смиренно
отказываюсь от блаженства на небесах. Нет, Кэрмоди, мое место
среди навеки проклятых.  Ты можешь считать это протестом
против Божьей несправедливости. Если кому-то так надо делить
людей на хороших и злых, то пусть все души спасутся и лишь
одна сама направится в ад, чтобы принять на себя их муки. Я
отказываюсь от небес и остаюсь в пламени вместе с несчастными
душами, которым могу сказать: "О, брат мой, ты не одинок, ибо
я буду с тобой хоть вечность, пока Господь не сжалится над
нами!"

Но ты не услышишь от меня ни проклятий, ни слова мольбы. Я
буду стоять и гореть, пока каждая душа не освободится от мук и
не примкнет к остальным, идущим на небо. Я останусь...

--Ты просто буйнопомешанный,-- оборвал его Кэрмоди, хотя сам
не был уверен в этом.

Рэллукс вновь закусил губу от боли, и черты его лица потеряли
былое несоответствие, как бы порожденное двумя враждующими
силами. Через страдания и муки он стал одним внутри себя. То,
что прежде разделяло его на две части, бесследно исчезло.

Кэрмоди не стал размышлять о причинах такого преображения. При
сложившихся обстоятельствах подобные рассуждения вели к еще
большему унынию. Пожав плечами, он пошел назад к машине.
Рэллукс что-то кричал ему вслед, о чем-то упрашивая или
предупреждая. В следующий миг Кэрмоди почувствовал страшное
жжение в спине. Ему показалось, что одежда вспыхнула огнем, и
его плоть издала молчаливый крик.

Он развернулся и выстрелил в монаха, почти не различая его
сквозь стену огня.

В тот же миг ослепительный свет и нестерпимый жар исчезли.
Кэрмоди поморгал, стараясь привыкнуть к пурпурному полумраку,
и направился к телу Рэллукса, полагая, что галлюцинации угасли
вместе с жизнью монаха. Но на тротуаре лежал лишь труп Мэри.

Что-то мелькнуло у края тротуара и скрылось за углом огромного
здания.  Кэрмоди услышал сдавленный крик. Несчастный Рэллукс
вновь преследовал воображаемый огонь, сражаясь с адскими
муками за высшую справедливость.

--Ну и пусть себе идет вместе с этим чертовым пламенем,--
проворчал Кэрмоди.

Теперь, когда Мэри была мертва, ему хотелось решить для себя
некоторые интересовавшие его вопросы.

Это заняло совсем немного времени. Кэрмоди вытащил из
багажника молоток и инструмент, похожий на зубило, которым,
наверное, снимали колпаки с колес, и с их помощью выдолбил
дыру в черепной коробке трупа. Отложив инструменты, он взял
фонарик, встал на колени и склонился к изуродованной голове.
Потом прижал фонарик к рваному краю кости и нажал на маленькую
металлическую кнопку. Он не знал, как отличить мозг женщины от
мозга мужчины, но ему хотелось выяснить, есть ли там мозг
вообще. Что, если в черепе Мэри находится только здоровенный
пучок нервов -- эдакое устройство для приема телепатических
команд? Хотя если ее жизнь и поведение зависели от работы его
подсознания, то он мог ожидать...

Яркий луч осветил отверстие.

Но никакого мозга Кэрмоди не увидел. В черепе лежало маленькое
существо, которое он и рассмотреть как следует не успел. Он
заметил лишь влажное тело, свернувшееся в кольца, сверкнувшие
красные глаза и раскрытую пасть с двумя белыми клыками. Что-то
мелькнуло в воздухе и ударило его в лицо.

Он упал на спину. Фонарик вывалился из его руки и покатился
прочь, пронзая ночь своим лучом. Но Кэрмоди было плевать на
него, потому что в этот момент он почувствовал, как его лицо
начинает раздуваться, словно воздушный шар. Какой-то
внутренний насос с огромной скоростью закачивал в него воздух.
Нестерпимая боль потекла из головы в шею и грудь. Огонь
охватил все тело, проникая в каждую клеточку, будто кровь
превратилась в расплавленное серебро.

И от этого пламени нельзя было спастись, как он спасся от огня
Рэллукса.

Кэрмоди закричал, вскочил на ноги и, почти обезумев, с
истерической яростью стал топтать змею, чьи зубы вцепились в
его щеку, а длинный хвост свивался с нервами, выходившими из
позвоночника Мэри. Эта тварь жила в черепе, свернувшись
клубком. Она знала, что Кэрмоди вскроет ее костяное гнездо. И
теперь выпустила смертельный яд в плоть того, кто создал ее
своим воображением.

Растоптав ужасную тварь каблуком и отодрав от щеки маленькую
голову, из которой торчали два длинных клыка, Кэрмоди рухнул
на колени рядом с Мэри. Его тело казалось сухим поленом,
объятым огнем. От ужаса, что он навсегда растворится в
пламени, Кэрмоди издал нечеловеческий вопль, и крик тут же был
подхвачен визгливым страхом, который начал повторять его снова
и снова...

В хаосе огня и боли возникла единственная мысль: он убил себя.

И тут в пурпурном тумане, освещенном луной, ударил гонг.

Рефери медленно и нараспев продолжал счет:

--...Пять, шесть, семь...

Какая-то женщина в толпе -- неужели Мэри? -- закричала:

--Джонни, вставай! Ты должен победить его! Вставай и набей
этой скотине морду! Не дай ему одолеть тебя,
Джо-хо-хо-ни-хи-хи!

--Восемь!

Джон Кэрмоди застонал, сел и тщетно попытался подняться на
ноги.

--Девять!

Гонг снова зазвенел. Зачем же подниматься, если раунд окончен?

Но почему же рефери не перестал считать?

Что это за бой, когда раунд не кончается даже после удара
гонга?

Или гонг извещал о начале нового раунда, так и не закончив
старый?

--Давай, поднимайся,-- шептал себе Кэрмоди.-- Дерись до конца.
Отдубась этого чертова громилу.

Слово "девять" все еще висело в воздухе, слабо мерцая в
фиолетовом тумане.

--С кем я дерусь?! -- проревел Кэрмоди и поднялся на ноги.

Дрожа от напряжения, он приоткрыл глаза. Его тело пригнулось в
низкой стойке. Левый кулак пошел вперед, резкими тычками
ощупывая воздух.  Прижав подбородок к плечу, он согнул правую
руку для мощного удара.  Вот такими ударами он и выиграл
звание чемпиона в среднем весе.

Но драться было не с кем. Рефери пропал. Зрители куда-то
подевались вместе с кричавшей Мэри. Он остался один.

Хотя откуда-то издалека по-прежнему доносился звон гонга.

--Это телефон,-- прошептал Кэрмоди и осмотрелся.

Звук раздавался из большой гранитной телефонной будки, которая
находилась неподалеку. Кэрмоди машинально направился к ней,
преодолевая головную боль и разминая оцепеневшие мышцы.
Внутренности беспокойно ворочались в животе, словно клубок
змей, растревоженных жаром утреннего солнца.

Кэрмоди поднял трубку, удивляясь, что решил ответить на звонок
какого-то обезумевшего дуралея.

--Алло.

--Джон? -- послышался голос Мэри.

Трубка выпала из руки и ударилась о стену. В тот же миг
телефонный аппарат разлетелся вдребезги: Кэрмоди всадил в него
всю обойму. Куски красного пластика рассекли ему лицо, и
кровь, настоящая кровь, потекла по щекам, закапала с
подбородка и прочертила на шее теплые полоски.

Спотыкаясь, он выбежал на улицу, перезарядил пистолет и злобно
обругал себя:

--Придурок! Ты же мог ослепнуть от этих осколков. Ты мог убить
себя, идиот! Придурок, тупой придурок! Совсем потерял свою
глупую башку!

Внезапно он остановился, сунул оружие в карман и, достав
платок, аккуратно вытер с лица кровь. Многочисленные раны
оказались поверхностными и несерьезными, а лицо больше не было
распухшим.

Только теперь он начал понимать, что означает этот голос.

--Ах ты, срань господня! -- со стоном выругался он.

Но даже в таком угнетенном состоянии какая-то часть его
рассудка продолжала оставаться безучастным свидетелем,
напоминая лишь о том, что так он не ругался с самого детства.
Кэрмоди возразил, что здесь, на Радости Данте, без этого
просто не обойтись. А не ругался он по двум простым причинам:
там, на Земле, сквернословили все, а Кэрмоди не хотел походить
на остальных; кроме того, тот, кто богохульствовал, так или
иначе верил в существование Бога, тогда как Джон был напрочь
лишен какой-либо веры.

--Ну хватит, парень, возьми себя в руки,-- сказал ему
безучастный свидетель.-- Зачем ты позволяешь этому дерьму
изводить тебя. Ведь нас с тобой не испугаешь такой ерундой, не
так ли?

Кэрмоди попытался рассмеяться, но с губ слетело сухое
карканье, которое прозвучало настолько нелепо и ужасно, что он
тут же замолчал.

--Но я же убил ее,-- сказал он самому себе.

--Причем дважды,-- отозвался свидетель.

Кэрмоди выпрямился, сунул руку в карман и крепко сжал рукоятку
пистолета.

--Ладно. Когда она еще раз воскреснет, мой маленький дружок
позаботится о ней. А что? Я буду убивать ее снова и снова,
пока не кончатся эти семь ночей. В конце концов она умрет
последний раз и навсегда избавит меня от своей компании. Если
потребуется, я устелю ее трупами весь город, из конца в конец.
И пусть смердят на всю округу...-- Ему удалось выжать из себя
короткий смешок.-- Не мне же убирать эту дрянь, а службе
благоустройства.

Он вернулся к машине, но, прежде чем сесть за руль, решил
взглянуть на тело Мэри.

На асфальте темнели лужицы крови, и кровавые следы вели
куда-то в ночь. Труп женщины исчез.

--Чего и следовало ожидать,-- прошептал Кэрмоди себе под
нос.-- Если мое воображение может создавать из воздуха плоть и
кровь, то почему бы ему не соединить разорванные части и не
воскресить безголовое тело?  Это же принцип наименьшего
сопротивления: экономика природы, "бритва Оккама" и закон
минимальных усилий. Здесь нет никаких чудес, старина.  События
происходят в воображаемой реальности, и нас совершенно не
касаются. А внутри у тебя, Джонни, все о'кей, все в порядке и
без изменений.

Кэрмоди сел в машину и покатил. Ночь стала немного светлей, и
он увеличил скорость. Его разум вышел из ступора, вызванного
недавним потрясением, и заработал по-прежнему четко и быстро.

--Я сказал: "Восстаньте из мертвых", и они восстали,-- шептал
он сам себе.-- Творю, как Бог, направо и налево. На других
планетах меня признали бы богом за такие дела, но здесь я один
из многих, скиталец в ночи, населенной злобными монстрами.

Дорога тянулась вперед на два километра -- прямая, как луч
лазера. При обычных условиях Кэрмоди давно бы увидел в конце
ее храм Бунты. Но теперь, несмотря на огромный шар луны,
катившийся по небу, он различал только темно-пурпурное пятно,
которое мрачно маячило на более светлом фоне ночи. На миг он
даже усомнился в том, что эта призрачная громадина построена
из каменных блоков, а не соткана из бесплотных теней. Однако
вскоре все встало на свои места.

Над крышей храма висел диск луны, золотисто-пурпурный в центре
и серебристый по краям. Казалось, что огромное небесное тело
неотвратимо падает с небес на землю, и это ощущение еще больше
усиливали легкие переливы оттенков в пурпурном тумане. Стоило
Кэрмоди взглянуть на луну, как она тут же начинала разбухать,
заполняя собою пространство.  Но когда он отводил взгляд, она
съеживалась до обычных размеров.

Он решил не смотреть на этот капризный шар и не тратить на
него драгоценное время. Под его подавляющей массой Кэрмоди
чувствовал себя ужасно маленьким и беспомощным. Кроме того, он
уже знал, как опасно концентрироваться на чем-то в этой
грозной темноте, которая могла сожрать его за один присест. Он
чувствовал себя крошечной мышью в окружении гигантских
пурпурных котов, и ему не нравилось это ощущение.

Кэрмоди встряхнулся, словно хотел избавиться от навязчивой
сонливости.  "А ведь точная фраза",-- похвалил он себя. Те
несколько секунд созерцания лунного диска едва не погрузили
его в сон или, вернее, чуть не высосали из него рассудок. Луна
была пурпурной губкой, которая впитывала силы людей -- причем
делала это довольно быстро. Кэрмоди находился теперь почти у
самого храма Бунты и лишь смутно помнил о том, как проехал
полтора километра.

--Эге! -- воскликнул он.-- Будь осторожен, Джонни. Тут рот не
разевай!

Кэрмоди подогнал машину к постаменту статуи, которая
возвышалась в центре площади. Широкое основание монумента
должно было скрыть автомобиль от глаз тех, кто мог стоять
перед храмом или следить из окон за улицей.

Выйдя из машины, он осторожно двинулся в обход постамента.
Вокруг, в пределах, ограниченных туманом, не было видно ни
одной живой души.  Кое-где на мостовой лежали тела людей.
Несколько скорченных трупов распростерлись на рампе, ведущей к
порталу храма. Кэрмоди решил, что можно рискнуть и выйти из
укрытия. Он учел, что среди мертвецов мог прятаться
какой-нибудь ловкий малый, который нападал на беспечных
прохожих и понемногу увеличивал число валявшихся трупов.

Кэрмоди с опаской двинулся вперед. Проходя мимо раскинувшихся
тел, он останавливался над каждым и внимательно осматривал
лицо. Его опасения не оправдались. Многие трупы были разорваны
на части или изуродованы язвами. Некоторые превратились в
что-то невероятное, и это лишило их жизни.

Он прошел мимо тел и поднялся по рампе. Темные колонны портика
тянулись ввысь. Их верхние части терялись в клубящемся тумане.
Основаниям колонн была придана форма огромных ног -- мужских и
женских.

А за ногами таилась тьма -- густая безмолвная тень. Но где же
жрецы и жрицы? Где хористки, чудотворцы и кричащие кликуши, с
головы до ног измазанные своей кровью? Кэрмоди вспомнил, как
днем раньше они размахивали ножами и в священном экстазе
наносили себе раны. Неужели это было только вчера? Наблюдая за
ритуалом, он стоял в многотысячной толпе, а вокруг грохотал
неистовый шум. Теперь же здесь царили мрак и звенящая тишина.

Кэриняне, с которыми он беседовал, утверждали, что в этом
храме живет Йесс. Неужели правда? Может быть, он бродит сейчас
по пустым переходам, ожидая, когда пройдет еще одна Ночь
Света? Согласно легенде, Йесс знает, что богиня-мать в любой
момент может лишить его своей милости. А если победит Эльгуль
или кто-то из его последователей, Йесс будет убит. История
гласит, что иногда эльгулиты бывают очень сильны. Когда их зло
безмерно велико, они могут убить бога Йесса.

И тогда, проснувшись после Ночи, люди увидят нового бога,
который станет правителем мира. Они начнут поклоняться
Эльгулю. И так будет продолжаться до тех пор, пока одна из
Ночей не воскресит бога Йесса.

Сердце Кэрмоди бешено забилось. Какая победа может сравниться
с убийством бога? "Смотрите! Вот тот, кто убил божество!" И
только он среди многих миллиардов людей сможет похвастаться
таким поступком! Он станет величайшим человеком во вселенной.
И если раньше его репутация была уже достаточно высока,-- а
Джона Кэрмоди знали во всей галактике,-- то какова же она
будет после этого? Даже его похищение огневика "Старониф"
покажется детской игрушкой в сравнении с таким невероятным
подвигом!

Кэрмоди стиснул рукоятку пистолета и постарался расслабить
напряженные мышцы. Он прошел между лодыжками каменной женщины
и погрузился во мрак, пурпурный цвет которого сгустился до
черноты. Шаг за шагом он продвигался вперед. Глаза ничего не
видели. Оглянувшись назад, Кэрмоди заметил свет, блеснувший
между ногами статуи. Там, у входа, тьма казалась не такой
густой. Свет блеснул снова и задрожал, как занавеска на ветру.

Кэрмоди зашагал в глубь храма. Ему не хотелось думать об этом
дрожащем сиянии, но оно таило в себе какую-то загадочную
угрозу, которая одна стоила всех опасностей, встреченных им во
время нескончаемой Ночи.

А что, если кто-то проецирует на него это ощущение,
намереваясь отрезать ему дорогу назад?

Он замедлил шаг и остановился. Ему не понравилась мысль о том,
что кто-то знает о его намерениях и выжидает в темноте
удобного момента для нападения.

--Только не пугай себя, Джонни,-- прошептал Кэрмоди.-- Ты
никогда еще так не нервничал. Зачем же волноваться сейчас?
Даже если там сам бог, не позволяй ему давить на себя. Плюнь
на него, и точка! Какая тебе, к черту, разница -- он там или
не он? Прими вызов судьбы или сваливай отсюда.

Ладно. Я пойду и покажу этим ублюдкам, кто такой Джон Кэрмоди!

Он и сам не знал, что означала его последняя фраза и кому она
предназначалась. Но разве плохо мечтать о полной победе над
другими людьми? А пусть даже и плохо. Ему на это наплевать.

Отбросив сомнения, Кэрмоди решил перейти к задуманному.
Отчаянный до смерти... Нет, смертельно опасный! Впрочем, в нем
хватало и того и этого.

Внезапно, без какой-либо подсказки чувств, он сообразил, что
миновал портик и переступил порог храма. Вокруг по-прежнему
царили тьма и безмолвие, но он знал, что находится внутри. Ему
вспомнились полированные красные плиты пола, которые тянулись
на полкилометра от входа до алтаря. Стены храма казались
зеркально гладкими и плавно переходили в купол потолка, но в
отличие от наружных расписанных стен были совершенно голыми,
как скорлупа яйца.

Слегка согнув колени, он медленно пошел вперед, готовый в
любую минуту отпрыгнуть назад при малейшем звуке или
прикосновении. Тьма сгущалась вокруг и, словно вязкая
жидкость, вливалась в уши, глаза и ноздри, собираясь внутри,
как плотный и тяжелый ком. Кэрмоди обернулся и глянул туда,
откуда пришел, но очертания входной арки уже растворились в
темноте, будто стали пылью, которая клубилась в лучах
беспросветности.

Но он не собирался растворяться в темноте. У него имелась
цель, и он сам решал, что ему делать в каждую конкретную
минуту.

Путь к алтарю занял много времени. Останавливаясь на каждом
шагу и прислушиваясь к безмолвию, Кэрмоди одолел с
полкилометра. Наконец, когда он уже решил, что кружит на
месте, его нога коснулась чего-то твердого. Он опустился на
колени и ощупал руками плиту, похожую на широкий выступ. Потом
встал, поднялся на первую ступень и начал нащупывать ногой
вторую. Так, не спеша и осторожно, Кэрмоди добрался до трона.

--Сейчас мы посмотрим,-- бормотал он себе под нос.-- Трон
закрывает собой вход в святилище. Значит, если я пойду от
спинки к стене, то найду эту маленькую дверцу, за которой
находится...

Ему говорили, что за ней находится Эрга Абунота -- святая
святых. Чтобы попасть туда, надо было нажать на плиту стены, и
камень подавался внутрь. В святилище допускались только
избранные из избранных, к которым относились верховные жрецы и
жрицы, представители высшей государственной власти и, конечно,
аршкимы. Это кэринянское слово переводилось как "прошедшие" и
означало тех, кто пережил Ночь Света.

В святилище совершались главные ритуалы и таинства. Именно
здесь, если верить рассказам кэринян, родились боги Йесс и
Эльгуль. Именно здесь время от времени появлялась великая
богиня Бунта. И только тут она предавалась мистическим
совокуплениям с семью праведниками или семью грешниками, чтобы
затем породить одного из своих сыновей.

Дверь, как понимал Кэрмоди, никогда не запиралась. Ни один
кэринянин не посмел бы открыть ее и войти в святилище, если
только не считал себя достойным этого. Даже избранные входили
туда с большой опаской.

У кэринян существовала пословица: "Бунта всегда голодна, и ей
все равно чем питаться." Эту фразу никогда не объясняли --
возможно, потому, что многие и сами не понимали ее смысла. А
может, люди боялись говорить о том, что подразумевала их
любимая пословица. Произнося ее, они всегда осеняли себя
кругом, который якобы защищал от гнева Бунты.

Днем раньше Кэрмоди считал, что кэринянская религия
основывалась на обмане и, как все религии вселенной, выгодно
использовала суеверия людей. Теперь он начинал сомневаться в
своих суждениях. По всей видимости, некоторые элементы
бунтизма имели достоверную основу. На этой чертовой планете
происходило много такого, чего не могло произойти нигде.

Его вытянутая рука коснулась стены. Камень казался теплым.
Слишком теплым. Как будто с другой его стороны пылало пламя.

Кэрмоди толкнул плиту, и та подалась назад. Дверь открылась.
За ней тоже царила непроглядная темнота.

Он долго стоял, касаясь двери рукой. Ему не хотелось входить и
не хотелось оставаться. Если дверь за ним захлопнется, он
может оказаться в западне.

--Какого черта! -- прорычал Кэрмоди.-- Все или ничего!

И, шагнув вперед, закрыл за собою дверь. Та вошла в пазы мягко
и совершенно беззвучно. Все это время он касался ее рукой,
однако не почувствовал ни малейшего дуновения воздуха. Дверь
закрылась. И Кэрмоди понятия не имел, как ее теперь открыть.
Он попытался это сделать, но безуспешно.

На миг ему захотелось воспользоваться фонариком и посмотреть,
не подбирается ли к нему какая-нибудь сволочь. Это позволило
бы ошеломить врага и нанести упреждающий удар. Но, похоже, о
его появлении в храме никто не знает. Так зачем же валять
дурака и выдавать свое присутствие? Нет, он будет двигаться в
темноте, и пусть она станет его союзником. Эй, парни, давайте
поиграем в кошки-мышки! Мяу-мяу, я уже иду.

Кэрмоди медленно двинулся вперед, через каждые три шага
прислушиваясь к звенящему безмолвию. В висках стучала кровь.
Биение сердца казалось тревожным набатом.

Но разве это биение сердца?

Звуки походили на бой далекого барабана, обтянутого мягкой
кожей, и приближались к Кэрмоди, повторяя ритм его пульса.

Он медленно повернулся, стараясь определить, откуда доносился
звук.  Может быть, это слуховая галлюцинация? Или какой-нибудь
мотор, работавший в унисон с его сердцем?

А что, если комната имеет некий резонатор, который определяет,
усиливает и воспроизводит удары его сердца?

Нет, это абсурд.

Тогда что же тут стучит?

Дуновение воздуха охладило его потное лицо. В комнате не было
ни холодно, ни жарко, но Кэрмоди задыхался, будто находился в
парилке, и в то же время трясся от озноба. Вдруг он
почувствовал странный незнакомый запах и почему-то подумал,
что так пахнут древние камни.

Он беззвучно выругался и попытался унять неприятную дрожь.
Когда ему это удалось, вокруг него завибрировал сам воздух.

Может быть, это физический аналог того явления, с которым он
уже встречался? Кэрмоди вспомнил, как воздух сгущался перед
ним и начинал блестеть, словно жидкое стекло. Неужели сейчас
рядом снова возникнет Мэри? В этой темноте, где ни черта не
видно?

Он прищурил глаза и оскалился.

"Тогда я снова убью ее,-- подумал он.-- Разорву на части,
чтобы от нее ничего не осталось -- ничего, кроме кровавой
лужи. Если я разотру ее в липкую слизь, она больше никогда не
вернется".

Плюнув на конспирацию, Кэрмоди вытащил из кармана фонарик.
Яркий луч скользнул по огромному залу и высветил круг на
дальней стене. По каменным плитам телесно-белого цвета
змеились темно-красные прожилки.

Перемещая луч, он осматривал пространство вокруг себя. Рядом,
возносясь к потолку, стояла шестиметровая каменная статуя.
Тело гигантской обнаженной женщины было усеянно множеством
набухших грудей.  Одной рукой она извлекала из своего чрева
младенца, а другой прижимала к себе второго малыша. Тот
беззвучно вопил от ужаса, и ему было чего бояться. Мамаша
открыла зубастую пасть, намереваясь откусить у ребенка голову.

Остальные дети цеплялись за ее массивный торс. Некоторые
льнули к торчащим соскам и сосали грудь. Другие, чья хватка
оказалась слабой, падали вниз, так и не утолив голода.

Лицо богини могло бы стать прекрасным пособием для лекций о
раздвоении личности. Один глаз, взиравший на ребенка, которого
она хотела пожрать, был беспощадным и лютым. Второй,
полуприкрытый веком, спокойно и с материнской любовью смотрел
на малыша, который покусывал самый верхний сосок. Одна сторона
ее лица казалась воплощением любви, другую искажала жестокая
гримаса.

--Ага! -- прошептал Кэрмоди.-- Так вот ты какая, великая
Бунта.  Зловонный идол шайки мерзких язычников.

Луч фонарика опустился ниже. Два каменных мальчика обнимали
ноги богини. Судя по росту, им было лет по пять. Скорее всего,
это Йесс и Эльгуль, подумал Кэрмоди. Оба ребенка смотрели на
мать со страхом и боязливой надеждой.

--И сколько же материнской любви вы получили от нее? -- с
усмешкой спросил Кэрмоди.-- Наверное, не больше, чем я от
своей мамаши. У-у, сука!

Но его мать, по крайней мере, не возникала перед ним из
воздуха, как чертова Мэри. А жаль. Он с наслаждением выпустил
бы из нее кишки.

Яркий луч двинулся дальше и осветил алтарь, до половины
прикрытый красной вельветовой тканью. Посреди алтаря стоял
массивный золотой канделябр. Его круглое основание и толстый
черенок обвивала золотая змея. Однако свечи в канделябре не
было.

--Я ее доедаю,-- вдруг раздался мужской голос.

Кэрмоди повернулся и едва не нажал на курок. Луч фонаря
осветил высокого кэринянина, сидевшего в кресле. Его лицо и
фигура по местным, да и по земным стандартам, были удивительно
прекрасными.

А еще он выглядел очень старым. Некогда голубые перьеобразные
волосы поседели. Лицо и шею покрывала сеть глубоких морщин.

Он откусил очередной кусок свечи, и его челюсти энергично
задвигались, а голубые глаза лениво осмотрели фигуру
землянина. Кэрмоди остановился в нескольких шагах от него и
спросил:

--Полагаю, ты и есть великий бог Йесс?

--Я уловил язвительность в твоих словах,-- ответил
кэринянин.-- Ты дерзок и нахален. Что касается твоего вопроса,
то да, я -- Йесс.  Правда, ненадолго.

Решив, что старик не представляет непосредственной угрозы,
Кэрмоди вновь приступил к осмотру помещения. У дальней стены
он увидел арочный проход и ступени, которые вели куда-то
вверх. Над аркой, в сорока метрах от пола, находилась галерея.
И больше ничего интересного.  Святилище содержало в себе
только гигантскую статую Бунты, алтарь, канделябр и старика,
сидевшего в кресе.

Но кто же он -- действительно Йесс или приманка в западне?

--Я действительно Йесс,-- ответил кэринянин.

Кэрмоди нахмурился.

--Ты можешь читать мои мысли?

--Только не паникуй. Я не могу читать мысли людей, но мне ясны
твои намерения.-- Он вновь откусил кусок свечи, и вздохнув,
добавил: -- "Сон" моего народа тревожен. Людей одолевают
кошмары.  Страшные чудовища выползают из глубин их естества.
Иначе бы ты не оказался здесь. Кто знает, чем закончится эта
Ночь? Возможно...  триумфом Эльгуля. Он давно уже сгорает от
нетерпения в своем долгом изгнании.-- Старик осенил себя
кругом.-- Но если это угодно матери, пусть так оно и будет.

--Мое любопытство может мне дорого обойтись,-- проворчал
Кэрмоди. И рассмеялся, но тут же замолчал, потому что эхо
разнесло его смех по залу. Ему на миг показалось, что это
стены хохочут над ним.

--Что ты имеешь в виду? -- спросил Йесс.

--Ничего особенного,-- ответил Кэрмоди и подумал, не убить ли
этого старика сейчас, пока есть такая возможность. Если Йесс
позовет своих слуг, те вряд ли оставят в живых того, кто
вознамерился убить их бога.  С другой стороны, этот тип мог
оказаться подставной фигурой -- незамысловатой приманкой в
ловушке настоящего Йесса.

Кэрмоди решил немного подождать, чтобы выяснить все наверняка.
Кроме того, ему не хотелось упустить возможность пообщаться с
живым божеством.

--Чего ты хочешь? -- спросил Йесс и, надкусив свечу, принялся
пережевывать воск.

--А разве ты можешь дать мне то, чего я хочу? --
поинтересовался землянин.-- Не утруждай себя, старик. Я привык
добиваться всего самостоятельно. Мне чужда
благотворительность: я ничего не беру и ничего не даю за
просто так.

--Да, это один из тех немногих пороков, которые ты почему-то
отверг,-- сказал Йесс.-- Так чего же ты хочешь?

--Прямо сказочка о волшебном принце,-- с усмешкой ответил
Кэрмоди.-- Я хочу убить тебя.

Йесс поднял брови:

--Неужели? Я знаю, что ты предан Эльгулю. Зло исходит из
каждой поры твоего тела. Оно рвется наружу с каждым ударом
твоего сердца, наполняя дыхание и слова.-- Взглянув на
Кэрмоди, Йесс склонил голову набок.-- И все же в тебе что-то
есть. Я мог бы назвать тебя несчастным демоном.  Эдаким жалким
самонадеянным тараканом. Ты готов умереть, доказывая, что
живешь не так, как остальные люди. Тебе не хватает...

--Заткнись! -- рявкнул Кэрмоди. Но тут же взял себя в руки,
улыбнулся и дружелюбно сказал: -- А ты прикольный мужик,
приятель. Но твои слова не задели бы меня и боком, если бы не
те дерьмовые чудеса Ночи, с которыми мне пришлось столкнуться.
Они могли бы свести с ума не один десяток людей.

Он прицелился в Йесса:

--Тебе больше не разозлить меня, старик. Но можешь поздравить
себя: ты стал одним из немногих, кому удалось завести Джона
Кэрмоди. Правда, никто из них не выжил после этого.-- Он
указал стволом пистолета на огрызок свечи в руке Йесса: --
Зачем ты это ешь? Свечи жрут только церковные мыши. Неужели
боги, живущие в храмах, так бедны?

--Тебе вряд ли доводилось есть такую бесценную пищу,-- ответил
Йесс.-- Это самая дорогая свеча в мире. Она сделана из праха
моего предшественника с добавками пыльцы и жира божественной
птицы троджар.  Наверное, ты знаешь, что птица троджар
является священным символом моей матери. На нашей планете их
осталось только двадцать. Да что там на планете! Во всей
вселенной! За ними ухаживают храмовые жрицы с острова
Вэнтребо.

Каждые семь лет перед наступлением Ночи они достают щепотку
праха того Йесса, который умер семьсот шестьдесят три года
назад, и смешивают его священные останки с жиром троджара.
Изготовленная таким образом свеча вставляется в этот
канделябр. Когда жрецы зажигают ее и удаляются, я сажусь в
свое кресло и жду -- жду, пока миллионы Спящих ворочаются,
мечутся и стонут в наркотических снах, а порождения их
кошмаров бродят по улицам Кэрина, выслеживая и убивая друг
друга.

После того как свеча немного оплавится, я задуваю огонь и в
соответствии с древним ритуалом съедаю ее. Таким образом я
соединяюсь с умершим богом и возрождаю его в себе или, можно
сказать, заново впитываю в себя его божественность.

Когда-нибудь -- а возможно даже этой Ночью -- я умру. Мою
плоть отделят от костей, кости превратят в порошок и, смешав
его с жиром троджара, приготовят новую свечу. Через каждые
семь лет частица моего тела будет сжигаться как жертва моему
народу и богине-матери. Дым от горящей свечи поднимется и
наполнит воздух Ночи. А потом я буду сожжен и съеден богом,
который придет мне на смену. Если только он окажется Йессом.

Эльгуль не поедает Йесса, как и Йесс не поедает его. Зло
жаждет зла, а добро -- добра.

Кэрмоди усмехнулся.

--Неужели ты веришь в эти сказки?

--Я знаю, что говорю тебе правду.

--Все это примитивная магия,-- возразил Кэрмоди.-- А ты, смея
называть себя цивилизованным человеком, морочишь головы своим
последователям -- тупым, суеверным и ограниченным идиотам.

--Это не так. Если бы мы с тобой находились на Земле, твои
обвинения имели бы смысл. Но ты уже прожил часть Ночи -- что
само по себе является для меня дурным предзнаменованием. Ты
должен знать, что Ночью возможно все.

--Любое событие объясняется строгими физическими законами,
пусть даже и неизвестными нам пока. Впрочем, меня это
нисколько не тревожит. А тебе, старичок, придется умереть.

--Всем нам когда-нибудь придется умереть.

--Но, в отличие от меня, ты подохнешь сейчас! -- рявкнул
Кэрмоди.

--Мне довелось прожить семьсот шестьдесят три года. Я устал, а
уставший бог не нужен людям. Да и матери не нужен слабый сын.
Я должен умереть независимо от того, кто победит этой Ночью --
Йесс или Эльгуль.

Я готов, чужеземец. Если бы смерть не избрала тебя своим
оружием, то нашелся бы кто-нибудь другой.

--Нет, я никому не подчиняюсь! -- закричал Кэрмоди.-- Ни
смерти, ни жизни! Я делаю то, что хочу, и выполняю только свои
собственные планы!  Мои желания -- мои! Ты понял, старая
рухлядь?

Йесс улыбнулся.

--Да, я понял тебя, чужеземец. Ты пытаешься разозлить себя,
потому что у тебя не хватает храбрости оборвать мою жизнь.

Кэрмоди нажал на курок. От шквала разрывных пуль кресло, в
котором сидел Йесс, отбросило назад. Куски окровавленной плоти
разлетелись в стороны, усеяли пол, испятнали статую и
испачкали лицо убийцы. Голова старика отлетела от тела. Руки
взметнулись вверх, безвольно упали, а ноги задергались в
конвульсиях. Пули опрокинули кресло, и обезглавленный труп
рухнул на пол.

Кэрмоди стрелял до тех пор, пока не опустела обойма. Потом,
встав на колени, он положил фонарик на пол и перезарядил
пистолет.

Его сердце бешено стучало, руки бесконтрольно тряслись. Это
убийство стало его шедевром, пиком карьеры межзвездного
авантюриста. Ему приятно было думать о себе как о художнике,
великом художнике преступлений -- если только не величайшем из
всех, что существовали до него! Иногда он смеялся над таким
сравнением и подшучивал над собой.  Но еще чаще Кэрмоди верил
в это. Да, он -- маэстро, и никто теперь не превзойдет его
мастерства. Кому еще удавалось убить живого бога?

Кэрмоди даже немного взгрустнул. Что делать теперь, когда он
достиг вершины?

Ничего, он что-нибудь придумает. Вселенная велика, и Джон
Кэрмоди найдет себе достойную мишень. Теперь ему оставалось
лишь выбраться из этой заварухи и вкусить плоды своих трудов.

Чтобы успешно завершить дело, ему требовалось остаться живым и
свободным. Произведение искусства считается шедевром только
тогда, когда оно закончено и проработано до мелочей. Он должен
выбраться из святилища и уйти от возмездия жрецов. Джон
Кэрмоди не из тех мотыльков, которые сгорают в пламени свечи
ради красоты поступка.

Он достал из кармашка на поясе маленький флакон, осторожно
открыл крышку и вылил содержимое на останки тела. Убедившись,
что все части трупа политы основательно, он отбросил флакон и
вынул из кармана еще один пузырек, вдвое меньше первого.
Прикрыв полою куртки лицо, Кэрмоди нажал на головку
распылителя. Труп Йесса тут же охватило мощное пламя.  Дым
поднялся к потолку, и по залу распространился запах горелого
мяса.

Кэрмоди рассмеялся. Кэринянам придется пожить без святой свечи
из костного порошка их бога. Панпирик будет выделять кислород
до тех пор, пока тело не превратится в пепел.

Но осталась еще полусъеденная свеча, которую Йесс выронил при
падении.  Кэрмоди поднял ее и поначалу решил сжечь вместе с
трупом. Но подумав, усмехнулся и откусил обгрызенный кончик.
Свеча имела горьковатый привкус, но была вполне съедобной.
Кэрмоди умял ее за милую душу, наслаждаясь мыслью о том, что
создает тем самым уникальный прецедент, который будет иметь
историческое значение. Прежних Йессов тоже убивали -- правда,
не земляне. Но, насколько он знал, никто, кроме двух сыновей
великой Бунты, еще не ел божественную свечу.

Пережевывая горьковатый воск, Кэрмоди высматривал выход из
зала. Языки огня осветили помещение, и за ногами Бунты он
заметил нишу и отверстие в стене. Ему даже показалось
странным, что он не увидел этого отверстия при первом беглом
осмотре. Оно было узким и невысоким, но вполне подходило под
рост землянина. Очевидно, проход сворачивал куда-то в сторону,
а затем выводил в коридоры храма. Оставалось только
протиснуться в него.

И вот тут-то Кэрмоди пришлось пожалеть о своем пристрастии к
еде.  Живот оказался великоват и застрял в щели, как пробка в
горлышке бутылки.

Дергаясь всем телом и выкрикивая бранные слова, Кэрмоди
удивлялся, как сюда пролезают другие люди. И тут до него
дошло, что здесь мог застрять даже худенький подросток. А
значит, это был не проход. Но тогда зачем понадобилось
прорубать это отверстие?

Ловушка!

Он вырвался из объятий холодного камня и отступил на несколько
шагов.  Арочный проход, на вид сделанный из тех же каменных
плит, что и стены, начал медленно сжиматься.

Очевидно, часть стены состояла из псевдосиликона. Но догадка
не обрадовала Кэрмоди. Он не имел ни малейшего понятия, как
теперь выбраться из святилища.

Где-то позади раздались голоса, мужские и женские. Кэрмоди
резко обернулся и увидел, что дверь, через которую он вошел,
распахнута настежь и через нее входят люди. Первые с ужасом
указывали на горящий труп.

Он издал дикий вопль и бросился к вошедшим сквозь черный столб
дыма.  Его попытались остановить, но Кэрмоди открыл стрельбу.
Кэриняне разбежались в стороны. Кто-то из них отскочил назад,
скрываясь в пурпурном тумане.

Кэрмоди погнался за ними. Он кашлял; глаза жгло от дыма, и по
щекам катились слезы. Но он бежал до тех пор, пока не выскочил
на улицу и не спустился по рампе. Легкие наконец очистились от
дыма и мерзкого смрада. Он перешел на быстрый шаг.

Примерно через четверть километра ему пришлось остановиться.
Что-то лежало перед ним на мостовой. Предмет напоминал
человека, но был неподвижным. Кэрмоди медленно приблизился и
осмотрел его.

Странная вещь оказалось статуей Бэна Дремона, выполненной в
натуральную величину. Кто-то сбросил ее с пьедестала.

Кэрмоди поднял голову и увидел еще одного Бэна Дремона,
который стоял на месте сброшенной статуи.

Землянин ухватился за край мраморного постамента, подпрыгнул,
подтянулся и без труда взобрался на высокий пьедестал. Сжимая
в руке пистолет, он принялся осматривать новую статую.

Нет, то была не статуя. Перед Кэрмоди стоял обычный кэринянин.

Мужчина застыл в том же положении, что и низвергнутый Бэн
Дремон. Его правая рука была поднята в приветственном жесте. В
левой виднелся жезл. Рот был открыт, словно он выкрикивал
команду.

Кэрмоди прикоснулся к его лицу, более темному, чем у обычных
кэринян, но гораздо светлее бронзы.

Кожа оказалась твердой, гладкой и холодной и напоминала
металл, но металлом не являлась. Взглянув в глаза застывшего
человека, Кэрмоди заметил, что зрачки потеряли свою окраску.
Это было видно даже в призрачном пурпурном полумраке. Он нажал
большими пальцами на глазные яблоки, но они ничем не
отличались от бронзы. Тогда Кэрмоди сунул палец в рот мужчины
и пощупал язык. Под тонкой металлической оболочкой он
почувствовал мягкую плоть. В остальном же рот был сухим и
неподвижным, как у настоящих статуй.

Странно, подумал он. Неужели человек может превратить свою
протоплазму в твердый сплав? И это при почти полном отсутствии
меди и других металлов! Но если бы даже металлов хватало на
выплавку бронзы, какая огромная температура потребовалась бы
для этого!

Единственным объяснением было воздействие звезды. Она насытила
энергией ту матрицу, которую создало подсознание этого
бедолаги, и тело мгновенно превратилось в статую. На
протяжении Ночи человеческая психика предавалась безграничному
полету фантазии и подсознательно использовала непознанные
разумом силы, которые всегда существовали вокруг нее.

Если это так, подумал Кэрмоди, то человек обладает потенциалом
божества. Или, если это сильное сравнение,-- потенциалом
титана. Но титана глупого и слепого -- тупого циклопа с
катарактой.

Но почему люди могут соприкасаться с этой силой только Ночью?
Обладая таким могуществом, они покорили бы всю вселенную.
Безумная свобода!  Ничего невозможного! Человек передвигался
бы с планеты на планету без космических кораблей. Один шаг из
храма Бунты на Радости Данте -- и ты уже на земном Бродвее, за
полторы тысячи световых лет от этих долбанных кэринян. Любой
мог бы становиться кем угодно, творить чудеса, швыряться
солнцами, как мальчишки баскетбольными мячами.  Пространство,
время и материя перестали бы быть неприступными стенами.  Они
превратились бы в открытые двери.

Человек мог обретать любую форму: к примеру, дерева, как муж
мамаши Кри, или бронзовой статуи, как этот придурок. Он мог
копаться невидимыми руками в глубинах земли, извлекая
абстрактные минералы и безвредно выплавляя из них клетки
своего тела -- причем, без топок и жара, без знания химии и
биологии.

Но во всем этом существовал один недостаток. Постепенно,
исполнив каждое из своих желаний, человек должен был умереть.
Совершая чудеса метаморфоз, он не мог бы продолить чуда жизни.

И эта полустатуя тоже умрет, как умрет Скелдер, когда безумная
похоть раздует и разорвет чудовищный член, который он отрастил
для удовлетворения своих желаний. А может быть, член станет
таким большим, что монах превратится в его придаток, сучащий
ножками на далеком-далеком конце. Он умрет, как умрет и
преподобный Рэллукс, сгорающий в воображаемом огне иллюзорного
ада. Они все умрут, если только не выйдут из мертвой петли
разума и не затеряются в огромном море телесных изменений.

"А как насчет тебя, Джон Кэрмоди? -- подумал он.-- Неужели
Мэри -- это предел твоих желаний? Почему ты так цепляешься за
нее? Какой вред может принести тебе ее воскрешение? Другие
люди обрекают себя на страдания и гибель. Но в воскрешении
Мэри нет ни того, ни другого.  Неужели ты исключение из
правил?"

--Я -- Джон Кэрмоди! -- шепотом воскликнул он.-- Я всегда был,
есть и буду исключением!

Откуда-то сзади донесся рев, похожий на львиное рычание. В
ответ раздались крики людей. Рычание повторилось, и тут же
кто-то завопил, словно в смертельной агонии. Рев стал громче.
Внезапно послышался странный звук, будто где-то рядом лопнул
огромный воздушный шар.  Кэрмоди смутно почувствовал, что ноги
его погрузились во что-то мокрое. Влага ощущалась даже на
лодыжках.

Он удивленно осмотрелся вокруг и обнаружил, что луна ушла за
горизонт.  А значит, скоро поднимется солнце. Неужели он всю
ночь стоял на пьедестале и часами предавался пурпурным грезам?

Кэрмоди заморгал и покачал головой. Он вновь поддался чужому
влиянию.  Его захватили мысли человека-статуи, и время потекло
для него так же медленно и сонно, как для этого бронзового
истукана. А еще раньше он испытал алую похоть Скелдера, негу
Мэри и ее страсть к монаху-сатиру, удары пуль, разрывавших
тело, страх женщины перед смертью, растворение в небытии,
горящую плоть Рэллукса и агонию душ, обреченных на вечное
проклятие. Да, он чувствовал это, перед тем как стать жертвой
статуи и ее минеральной философии. Возможно, он так и остался
бы ее пленником, если бы что-то не вырвало его из бесконечных
размышлений. Но даже теперь, выйдя из комы, Кэрмоди чувствовал
чары этого безмолвного места, где время текло не спеша,
наполняя тело и разум сладким пурпурным туманом.

В следующий миг Кэрмоди снова стал самим собой. Он попытался
сдвинуться с места и понял, что застрял здесь не только
ментально.  Палец, который он сунул в рот статуи, теперь был
крепко зажат между бронзовыми зубами, и, несмотря на все
усилия, руку освободить не удавалось. Кэрмоди не чувствовал
боли. Очевидно, палец онемел из-за нарушенной циркуляции
крови. Но какая-то боль должна была остаться.  Черт! Если он
станет размышлять в том же духе, ему придется признать, что
его плоть постепенно превращается в бронзу...

Но, вероятно, в тот момент человек-статуя еще не закончил свою
трансформацию. Его мягкий язык почувствовал палец Кэрмоди, и
кэринянин автоматически, если только не по злому умыслу, начал
закрывать металлический рот. Истукан закрывал его медленно,
всю ночь. И теперь, когда с восходом солнца этот процесс
завершился, его челюсти застыли навсегда. Они уже никогда не
откроются, потому что живая душа человека покинула бронзовое
тело. Во всяком случае, Кэрмоди больше не улавливал чужих
мыслей и проецируемых чувств.

Он быстро осмотрелся, встревоженный не только тем, что попал в
капкан, но и тем, что находится вне защиты. Хуже всего было
то, что он выронил пистолет. Оружие лежало у самых ног,
однако, как он ни извивался и ни вытягивал левую руку, кончики
пальцев оставались в нескольких дюймах от желанного предмета.

Кэрмоди выпрямился и обрушил на истукана мощный залп
проклятий. Этот взрыв эмоций не имел практической пользы, но
Кэрмоди почувствовал, что немного разрядился.

Он осмотрел безлюдную улицу, а затем глянул вниз, припомнив,
что ночью его ноги почему-то стали мокрыми. На сандалиях
виднелась засохшая кровь. Она же испятнала зеленые и белые
полосы его модных штанов.

--О нет, только не это! -- проворчал он, подумав о кровавом
гейзере на кухне миссис Кри.

Однако дальнейший осмотр засвидетельствал, что козни Мэри
здесь ни при чем. Кровь принадлежала чудовищу, лежавшему у
подножия пьедестала. Его застывшие мертвые глаза смотрели в
пурпурное утреннее небо. Монстр был вдвое выше среднего
кэринянина, и все его тело покрывала голубоватая перьевидная
шерсть. Очевидно, обычный волосяной покров бедняги, почти
такой же, как у многих землян, превратился в густые космы.
Чтобы удержать огромный вес, ноги утолстились и стали
напоминать задние ноги слона. Толстый и длинный хвост походил
на хвост тиранозавра. Пальцы деформировались в когти, лицо
заострилось и приобрело звериные черты.  Увеличившиеся скулы
обросли большими выпуклыми мышцами. А в пасти поблескивали
острые клыки, намертво вцепившиеся в оторванную руку какого-то
неудачника -- возможно, одного из тех, кто пал во время боя.
Других трупов на улице не было, но на мостовой и тротуаре
виднелись большие лужи крови.

Внезапно из-за угла вышли шесть человек и остановились,
уставившись на Кэрмоди. У них не было оружия, но что-то в
выражениях их лиц встревожило землянина. Он еще раз попытался
высвободить палец, яростно дергая его, потея и ругаясь. Но,
взглянув на ухмылку и безжизненные глаза статуи, обреченно
вздохнул. Будь этот истукан из плоти и крови, он быстро
уговорил бы его разжать зубы. Но теперь, став по-металлически
беззаботным, этот мертвый и несгибаемый упрямец не слышал ни
просьб, ни оскорблений.

Кэрмоди стиснул зубы.

"Если они мне не помогут, придется пожертвовать пальцем,--
подумал он.-- А я не вижу причин ожидать от них помощи.
Остается одно: вытащить из кармана нож..."

Один из мужчин, будто читая мысли Кэрмоди, насмешливо сказал:

--А ты отрежь его, землянин. Отрежь, если не боишься изувечить
свою драгоценную плоть.

И тут Кэрмоди узнал в этом парне Тэнда.

Он не успел ответить, поскольку все шестеро начали выкрикивать
презрительные насмешки, издеваясь над его бедственным
положением. Они спрашивали, сколько он надеется получить за
этот забавный спектакль.  Они свистели и хохотали, хлопая друг
друга по спинам и ляжкам в типичной манере кэринян.

--И это ничтожество думает, что ему под силу убить великого
бога! -- прокричал Тэнд.-- Он напоминает мне мальчишку, рука
которого застряла в горшке с вареньем.  Вы только посмотрите
на этого выдающегося богоборца!

"Спокойнее, Кэрмоди, спокойнее. Им не удастся тебя разозлить".

Однако слова, даже самые прекрасные, всегда остаются только
словами.  Он устал, ужасно устал. Гордая свирепость покинула
его вместе с силой.  Ноги у него болели и едва держали тело.
Ему казалось, что он стоит тут целую вечность.

Внезапно Кэрмоди охватила паника. Сколько же времени он торчит
на этом пьедестале? Сколько времени уже прошло, и сколько его
осталось до окончания Ночи?

--Тэнд,-- сказал один из мужчин.-- Неужели ты думаешь, что
этот болван имеет силу?

--Вспомни, что он сделал,-- ответил Тэнд и, повернувшись к
Кэрмоди, закричал: -- Ты убил старого Йесса, приятель! Он знал
о том, что произойдет, и рассказал мне об этом перед
наступлением Ночи. И вот теперь, собравшись вшестером, мы ищем
седьмого, чтобы стать семью любовниками богини и породить
нового Йесса.

--Значит, ты солгал мне! -- рявкнул Кэрмоди.-- Сказал, что
отправляешься "спать", а сам и не думал этого делать!

--Если ты вспомнишь мои слова, то поймешь, что я не лгал тебе.
Мои речи были правдивыми, хотя и уклончивыми. Ты просто
неверно их понял.

--Друзья,-- сказал один из спутников Тэнда.-- Мы только зря
теряем время и даем врагу преимущество, о котором потом горько
пожалеем. Этот человек, несмотря на огромное могущество,
обладает грязной душой. Я даже сомневаюсь, что он вообще ее
имеет. Но если она у него и есть, то такая маленькая и
ничтожная, такая трусливая и затерянная в глубинах темного
зла, что даже не может признать свое существование и взять на
себя ответственность за содеянное.

Его слова показались остальным настолько смешными, что все они
вновь захохотали и начали отпускать язвительные замечания.

Кэрмоди задрожал от гнева. Презрительные насмешки долбили его,
как шесть молотков: один за другим, потом все вместе, а затем
опять по очереди. Их воздействие усиливалось в несколько раз,
потому что он не только слышал слова, но и чувствовал силу,
которую они несли в себе.  Кэрмоди как бы выступал в роли
приемника и усилителя. И это он, который считал себя выше
любых насмешек и презрения. В какой-то жуткий миг Кэрмоди
понял, что его высокомерие было лишь жалким барьерчиком,
которым он пытался отгородиться от других людей. И сейчас этот
барьер рухнул.

Устало и безнадежно он вновь принялся выдергивать палец изо
рта статуи и вдруг увидел еще шестерых, которые шли по улице в
его сторону. Они были безоружными и вели себя с той же
самоуверенностью, что и мужчины из первой группы. Не обращая
внимания на Тэнда и его спутников, они остановились перед
пьедесталом.

--Это он? -- спросил один из них.

--Думаю, да,-- ответил другой.

--Его нужно освободить.

--Нет -- если он хочет стать одним из нас, то пусть освободит
себя сам.

--Но если он захочет примкнуть к нашим соперникам, они сделают
все, чтобы освободить его.

--Эй, землянин! -- крикнул третий.-- Тебе оказана великая
честь. Ты первый из чужеземцев, который удостоился такого
почета.

--Идем! -- закричал четвертый.-- Идем с нами в храм! Ты
познаешь счастье в объятиях богини и станешь одним из отцов
Эльгуля -- истинного повелителя этого мира.

Кэрмоди немного поуспокоился. Очевидно, он был нужен не только
второй группе, но и первой. Правда, если первые и пытались
привлечь его на свою сторону, то делали это весьма странно.

Но самым странным ему показалось то, что ни один человек в
обеих группах не был отмечен каким-либо знаком добра или зла.
Все они выглядели красивыми, стройными и уверенными в себе.
Единственное отличие состояло в том, что люди, упоминавшие
Йесса, чувствовали себя хозяевами положения. Они не боялись
потерять достоинства и весело смеялись по любому поводу. На
фоне их поклонники Эльгуля отличались мрачностью и угрюмой
чопорностью.

"Я позарез нужен и тем и другим," -- подумал Кэрмоди.

--А что вы дадите мне, если я пойду с вами? -- спросил он
громко, обращаясь сразу ко всем.

Первые шестеро переглянулись и пожали плечами.

--Мы не можем дать тебе ничего такого, чего ты не мог бы взять
сам,-- ответил Тэнд.

Представитель второй шестерки, высокий и слишком уж красивый
юноша, гордо произнес:

--Когда мы войдем в храм, возляжем с Бунтой и станем отцами ее
темного сына Эльгуля, ты познаешь истинное блаженство, которое
нельзя описать словами. Затем, все те годы, пока ребенок будет
взрослеть и становиться богом, ты сможешь оставаться одним из
его регентов, и в этом мире тебе ни в чем не откажут...

--А кроме того,-- перебил его Тэнд,-- ты обретешь вечный
страх, что тебя когда-нибудь прикончат завистливые недруги,
которые лишены таких богатств и возможностей. Ни для кого не
секрет, что семь грешных отцов Эльгуля будут плести против
друг друга интриги и заговоры. В конце концов им придется
перейти к открытой вражде, и из семерых выживет лишь один --
тот, который станет жертвой Эльгуля в день его
совершеннолетия. Боги не терпят смертных отцов.

--А что мешает одному из отцов убить самого Эльгуля? --
спросил Кэрмоди.

Сквозь фиолетовый туман он заметил, что лица поклонников злого
бога побледнели. Они озадаченно переглянулись.

--Хотя Эльгуль рождается ребенком, которого нужно нянчить и
кормить, он с самых первых дней является богом,-- ответил
Тэнд.-- И, будучи божеством, становится суммой и сутью тех
душ, которые его порождают.  Поскольку большинство людей
мечтает о вечной жизни, он, воплощая это желание, обретает
бессмертие и обладает им до тех пор, пока живы его создатели.
Но, будучи богом зла, он не доверяет своим отцам и убивает
каждого из них. А после их смерти начинает стареть и тоже со
временем умирает. Получив потенциал бессмертия, он губит его в
день своего рождения, потому что семена зла, заложенные в нем,
распускаются цветами недоверия и ненависти.

--Все это понятно,-- сказал Кэрмоди,-- но отчего же тогда
старится и умирает добрый бог Йесс?

Поклонники Эльгуля рассмеялись.

--Прекрасно сказано, землянин! -- воскликнул их вожак.

Обращаясь к Кэрмоди, как к малому ребенку, Тэнд терпеливо
ответил:

--Несмотря на свою божественную сущность, Йесс продолжает
оставаться человеком. Он ограничен возможностями тела из плоти
и крови, и поэтому его бытие всегда определено внутри этих
рамок. Как и каждый человек, он должен умереть. Но Йесс также
является суммой и сутью преобладающих черт людей, которые
порождают его. Причем участвует в формировании его тела и души
не меньше семи отцов. Сны Спящих и их коллективная сила влияют
на то, каким станет бог, рожденный в эту Ночь,-- какими будут
его душа и облик. Если Спящие больше тяготеют ко злу, то
скорее всего родится Эльгуль. Если чаша весов склоняется в
сторону добра, то рождается Йесс. Поэтому семь отцов не
являются решающим фактором. Они лишь проводники той воли,
которую формируют два миллиарда Спящих нашей планеты.-- Тэнд
замолчал и посмотрел на Кэрмоди, словно хотел вдохновить его
своей искренностью.-- Буду с тобой честен,-- добавил он.-- Нам
необходимо твое участие главным образом потому, что ты
землянин -- человек с другой звезды. Мы, кэриняне, лишь
недавно стали задумываться о религиях иных миров и о том, что
они означают. Мы поняли, что Великая мать, или Бог,
Первопричина, или Создатель вселенной, не ограничивается
только нашим облаком пыли. Творения богини разбросаны везде.

Поэтому Спящие, зная, что они не одиноки во вселенной, и
понимая, что у них есть братья на других бесчисленных
планетах, пожелали сделать одним из отцов чужеземца с иной
звезды. Возрожденный Йесс уже не будет прежним. Он будет
отличаться от своего предшественника, как сын отличается от
отца. Мы надеемся, что в какой-то мере он унаследует твое
понимание вселенной и, управляя нами, научит нас жить в мире с
детьми различных солнц. Благодаря ему и его наследию мы станем
лучше и сильнее. Вот почему ты нужен нам, Кэрмоди.-- Тэнд
указал на своих соперников: -- Эти шестеро тоже хотят, чтобы
ты стал седьмым -- но по другой причине. Если ты станешь одним
из отцов Эльгуля, тот распространит свою власть на другие
миры, и его отцы получат свою долю награбленного.

Кэрмоди почувствовал надежду и алчность, которые вдохнули в
его уставшее тело свежие силы. Захватить богатейшие миры и
нанизать их на шнур пространства, как драгоценные жемчужины в
ожерелье! Обладая могуществом регента великого Эльгуля, он мог
бы делать все что угодно!  Без всяких ограничений!

И тут вторая группа решила, что пришло время действовать, и
обрушила на Кэрмоди объединенную силу своих чувств. И тот,
открывшись, зашатался от этого удара.

Тьма, тьма, тьма...

Экстаз...

Он, Джон Кэрмоди, будет таким, каким хотел быть всегда:
недосягаемым и сильным, дерзким, целеустремленным и сметающим
все на своем пути. Ему не будут угрожать телесные превращения.
Он останется неизменным, с таким же телом, разумом и душой.
Да, он, Джон Кэрмоди, закалится в пламени темного экстаза, и
никакие изменения не устрашат его. Целые народы будут умирать
вокруг; звезды будут остывать и угасать, а планеты --
замедлять свой бег и падать на свои светила, тогда как он,
великий Джон Кэрмоди, по-прежнему будет странствовать по
огромной вселенной, бродить по вновь рожденным планетам и
наблюдать, как они взрослеют, старятся и умирают. Он всегда
будет одним и тем же, сегодня и завтра -- неизменный Джон
Кэрмоди, твердый и яркий, как алмаз.

Но тут за него взялась первая группа. Вместо того чтобы, как
копьем, пронзить его объединенной волей, они сняли свои
защитные барьеры и открылись ему. В них не было ни угрозы, ни
жажды насилия, и они не скрывали замыслы, подобно
последователям Эльгуля. Эти люди открылись ему целиком -- до
самых глубин своего существа.

Джон Кэрмоди не мог пройти мимо них. Скорее голодный тигр
прошел бы мимо привязанного к дереву козленка.

Свет, свет, свет...

Экстаз...

Но в этом вечном экстазе не было прочной основы и твердых
углов.  Безмерное чувство угрожало разорвать его на тысячи
кусков, распылить и растворить их в бесконечности.

Безмолвно закричав от сладкой муки, он попытался собрать себя
из тысячи осколков и соединить их в единое целое, чтобы снова
стать Джоном Кэрмоди. Боль саморазрушения казалась
невыносимой.

Боль? Но она была и экстазом. Разве боль и экстаз -- одно и то
же?

Кэрмоди не знал ответа на этот вопрос. Он лишь понял, что
должен держаться подальше от слуг лукавого Йесса. Их
открытость была опаснее любой обороны. Чего они хотели?
Уничтожить Джона Кэрмоди?

--Да,-- ответил Тэнд, хотя Кэрмоди не сказал ни слова.--
Сначала ты должен умереть. Раствори образ прежнего Джона
Кэрмоди и создай себе новый, лучший облик. Пусть заново
рожденный Йесс станет лучше старого убитого божества.

Кэрмоди резко отвернулся от обеих групп и, достав из кармана
нож, нажал на кнопку. Из рукоятки выскочило лезвие, похожее на
голубовато-серый язык -- язык змеи, которая должна была
сожрать его палец.

Он не знал, как иначе избавиться от хватки бронзовых зубов.

И он сделал это.

Было больно, но не так сильно, как он ожидал. Да и крови
вытекло гораздо меньше, чем ему представлялось. Кэрмоди
мысленно сжал кровеносные сосуды, и те подчинились,
закрываясь, как цветы в ожидании ночи.

Но отрезать палец оказалось не просто. Он задыхался от усилий,
будто пробежал с десяток километров. Ноги дрожали. Лица
стоявших внизу людей расплылись в неясные пятна. Две кучки
белых невыразительных пятен. Он уже не различал их.

Вожак сторонников Эльгуля шагнул вперед и вытянул руки.

--Прыгай, Кэрмоди,-- радостно воскликнул он.-- Прыгай! Я
поймаю тебя.  А потом мы разгоним этих слабаков, отправимся в
храм и займемся делом...

--Подожди!

Женский голос, прозвучавший за его спиной, был громким,
требовательным и в то же время очень музыкальным.

Все замерли.

Кэрмоди посмотрел через головы мужчин и увидел Мэри.

Мэри, живая и невредимая, какой он видел ее перед тем как
выпустить в прекрасное лицо обойму разрывных и беспощадных
пуль. Она ничуть не изменилась. Кроме одного. Живот ее стал
еще больше и, наверное, созрел, чтобы дать начало новой жизни.

Вожак сторонников Эльгуля воззрился на Кэрмоди:

--Кто эта землянка?

Кэрмоди подошел к краю пьедестала и хотел было ответить, но
Тэнд опередил его:

--Она была его женой. Кэрмоди убил ее и сбежал сюда. В первую
Ночь "сна" он создал ее и снова убил.

--О-о-о! -- поразились сторонники Эльгуля и отступили на шаг.

Кэрмоди изумленно уставился на них. Очевидно, информация Тэнда
содержала какой-то смысл, которого он не понимал.

--Джон! -- прокричала Мэри.-- Нет смысла убивать меня снова и
снова. Я всегда буду оживать и приходить к тебе. Скоро у меня
родится ребенок, которого ты так не хотел. Он появится через
час. На рассвете.

Тихо и с дрожью в голосе, которая выдавала огромное
напряжение, Тэнд спросил:

--Так кем же он будет, Кэрмоди?

--Кем? -- машинально повторил Джон.

--Да,-- подойдя к пьедесталу, сказал вожак второй группы.-- Мы
хотим знать, кем он будет? Йессом или непобедимым Эльгулем?

--Ах, вот оно что! -- отозвался Кэрмоди.-- Богиня экономна,
как сама природа. Зачем трудиться над созданием ребенка, когда
вот он, под рукой.

--Да! -- громко сказала Мэри, и ее музыкальный голос прозвучал
как бронзовый гонг.-- Но неужели ты хочешь, чтобы наше дитя
стало похоже на тебя? На застывшую темную душу? Или ты дашь
ему тепло и свет?

--Человек! -- воскликнул Тэнд.-- Неужели тебе не ясно, что ты
уже сделал выбор? Разве ты не знаешь, что у нее нет мозга и
что она говорит языком твоей души? Прислушайся к ее словам! В
них то, о чем ты думаешь и чего желаешь в глубине сердца! Ибо
ты вложил эти слова в ее уста! И лишь по твоему приказу
шевелятся ее губы!

Кэрмоди покачнулся и едва не упал, но не от слабости и не от
голода и жажды.

Свет, свет, свет... Огонь, огонь... Растворись в огне и свете.
Сгори, как феникс, и возродись к новой жизни.

--Держи меня, Тэнд,-- прошептал Кэрмоди.

--Прыгай,-- ответил кэринянин и громко рассмеялся.

Смех и ликующие крики его спутников прозвучали как "аллилуйя".

Сторонники Эльгуля в ужасе завопили и бросились врассыпную.

Туман стал реже и превратился в бледно-фиолетовый. Над
горизонтом появился огненный шар, и в тот же миг фиолетовый
цвет сменился белым -- как будто кто-то сдернул вуаль с лица
планеты.

Те из сторонников Эльгуля, которые не успели скрыться, вдруг
зашатались и упали наземь. По их телам пробежали конвульсии.
Кости с хрустом трескались, и кровь хлестала из рваных ран.
Через несколько секунд их тела на мостовой перестали
шевелиться.

--Если бы твой выбор был другим,-- сказал Тэнд, поддерживая
ослабевшего Кэрмоди,-- в пыли валялись бы мы.

Окружив Мэри плотным кольцом, они направились к храму.
Беременная женщина часто останавливалась, сгибалась в
приступах боли и хваталась за плечи мужчин. Шагавший за ней
Кэрмоди закусывал губу и стонал, переживая каждую из ее
схваток. Впрочем, он был в этом не одинок: остальные тоже
стискивали зубы и прижимали руки к животам.

--А что с ней будет потом? -- шепотом спросил он у Тэнда.

Кэрмоди знал, что вопросом своим не смутит Мэри, ибо она не
имела разума и была ведома мыслями семи святых отцов. Но он
шептал -- и шептал потому, что ощущал в себе чувства других
людей.

--Родив Йесса, она выполнит свою миссию,-- ответил
кэринянин.-- И умрет, когда закончится "сон". Сейчас она жива,
потому что мы вливаем в нее свои силы и нам помогает
бессознательная воля младенца. Надо торопиться. Скоро из своих
подвалов выйдут "спящие". Не увидев во "сне" победу Йесса, они
не будут знать, плакать им или смеяться от счастья. Мы не
должны оставлять их в неведении. Нам нужно попасть в святилище
храма. Там мы возляжем на ложе Великой матери и совершим
мистический ритуал святого совокупления. Это неописуемое
переживание, которое лишь можно испытать. А затем эта женщина,
созданная из твоей ненависти и любви, родит ребенка и умрет. А
мы обмоем его, завернем в покрывало и покажем всему народу.

Он дружески похлопал Кэрмоди по руке и вдруг сжал ее, когда
начались новые схватки. Джон не почувствовал силы пожатия. Он
сражался с собственной болью, которая жгла и ранила его нутро,
поднимаясь и отступая чередой могучих волн. И все же эта боль
была ничем в сравнении с благоговейным экстазом, который
охватывал его при мысли о том, что он давал жизнь настоящему
богу.

Боль была светом и огнем. Она взрывалась миллионами искр и
растворялась в безмерном пространстве. Но паника прошла.
Осталась лишь радость, которую он никогда дотоле не испытывал.
И, погружаясь в огонь и свет, Джон Кэрмоди знал, что в конце
этого растворения он должен стать единым целым с остальными
шестью людьми.

Сквозь эту боль, эту радость и эту уверенность в нем зрело
решение заплатить за все, что он натворил в жизни. Но Кэрмоди
не желал погружаться в мрак самонаказания, раскаяния и
ненависти к себе, ибо то была цена больных и убогих. Он уже
отказался от себя прежнего и от того, чем занимался в прошлом.
И теперь он знал свою заветную цель.  Эта вселенная все еще
относилась к людям, как холодная машина, а не как веселый и
улыбчивый друг. Но ситуацию можно было изменить.

Он еще не думал о средствах. Все это придет само. А сейчас он
был поглощен последним актом великой драмы -- драмы Сна и
Пробуждения людей.

Внезапно он увидел двух мужчин, которых никогда уже не ожидал
встретить. Перед ним стояли Рэллукс и Скелдер. Те же -- и
все-таки другие. Лицо Рэллукса больше не было искажено болью.
Ее сменило умиротворение. Грубость и непреклонность Скелдера
исчезли без следа, и на устах его сияла добрая улыбка.

--Значит, вы тоже пережили Ночь? -- хрипло прошептал Кэрмоди.

И с удивлением заметил, что первый по-прежнему носил
монашескую рясу, а второй был одет в цветастый кэринянский
наряд. Ему хотелось узнать, почему один остался верным, а
второй отступил, но он не сомневался, что оба поступили
правильно и мудро, иначе они не пережили бы Ночь. О том же
свидетельствовали и лица обоих землян, и сейчас было неважно,
какие пути ожидали их впереди.

--Вы тоже прошли через это,-- прошептал Кэрмоди, удивляясь
такому чуду.

--Да,-- произнес один из них.

Но Кэрмоди не мог разобрать, кто ответил ему, потому что все
казалось смутным и зыбким, как во сне. Реальной была лишь
боль, распиравшая его живот.

--Да, мы оба прошли сквозь огонь. И едва не погибли на этом
пути. Ты ведь знаешь, на Радости Данте каждый получает то,
чего он _действительно_ хочет.



                        Часть вторая



--Значит, я должен вернуться на Кэрин? -- спросил отец
Кэрмоди.-- Через двадцать семь лет!

Пока кардинал Фэскинс рассказывал ему о том, чего от него
хочет Церковь, Кэрмоди сидел тихо, как мышь, но внутри у него
все кипело. То и дело он взмахивал руками, точно собирался
улететь. Ему действительно хотелось улететь от кардинала и
всего, что тот в себе воплощал.

Наконец он не выдержал, вскочил и принялся нервно расхаживать
взад и вперед по пластиковому полу с узором под дерево. Не
зная, куда девать руки, он сначала сцепил их за спиной, потом
сложил на животе -- они ему явно мешали.

Внешне Кэрмоди почти не изменился и по-прежнему оставался
невысоким человечком, похожим на дикобраза. Но теперь он носил
темно-бордовую мантию священника ордена Святого Джейруса.

Кардинал Фэскинс застыл в кресле и, повернув голову,
пристально наблюдал за метаниями Кэрмоди. Зеленоглазый,
крючконосый, он напоминал старого ястреба, который не уверен,
что одолеет жертву, но на свой страх и риск решил все-таки
напасть. Лицо старика было морщинистым, волосы -- седыми. Пять
лет назад он добровольно отказался от своего поста: сто
двадцать семь лет давали себя знать.

Внезапно Джон Кэрмоди остановился перед кардиналом и,
нахмурившись, спросил:

--Вы действительно считаете, что только я могу справиться с
этой миссией?

--Вы подготовлены к ней лучше всех.-- Фэскинс выпрямился и
вцепился в подлокотники кресла, словно намеревался вскочить и
броситься в атаку.-- Я уже говорил вам, почему это настолько
неотложно. И думал, что возвращаться к этому не придется. Вы
умный человек. Вы посвятили свою жизнь Церкви. Иначе вашу
кандидатуру не выдвинули бы на должность епископа.

Упрек, хоть и невысказанный, был воспринят священником и
быстро рассмотрен. Кэрмоди знал, что его решение жениться
вновь, почти сразу же после того как Церковь отказалась от
целибата, очень сильно разочаровало кардинала. Фэскинс делал
все, чтобы Кэрмоди стал епископом на колониальной планете
Вайлденвули. Он вел непрестанную полемику с теми, кто считал,
что Кэрмоди слишком непоследователен в своих методах обращения
в христианство. Никто не сомневался в ортодоксальности его
веры, но способы, которыми он действовал, были сплошной
импровизацией и вольностью. Разве мог такой, мягко выражаясь,
"оригинал" носить митру епископа?

А потом, когда Кэрмоди едва не получил это звание, он женился
и тем вывел свою кандидатуру из списка претендентов. И
обвинения недругов, казалось, были доказаны. Но кардинал
никогда не укорял Кэрмоди напрямую.

Теперь Джон Кэрмоди гадал, не хочет ли кардинал использовать
"предателя" как рычаг для воздействия? Или он чувствует себя
виноватым в том, что задумал?

Фэскинс взглянул на светло-желтые цифры, мелькавшие на табло в
конце огромного зала.

--У вас есть два часа, чтобы собраться в дорогу,-- сказал
он.-- И если вы хотите попасть на космопорт вовремя,
поспешите.-- И снова замолчал, не отрывая глаз от настенных
часов.

Кэрмоди тихонько засмеялся.

--Что же мне делать? У меня нет приказа, вы попросили меня
стать добровольцем. Очень хорошо. Я сделаю это. Вы же знали,
что я вам не откажу. Ладно, пойду собираться. Но я должен
сообщить Анне об отъезде.  Это известие ее не обрадует.

Фэскинс неловко развел руками.

--Жизнь священника нелегка. Она знает об этом.

--Да, думаю, знает,-- ответил Кэрмоди.-- Она рассказала мне о
вашей беседе после того, как я попросил у вас разрешения
жениться. Вы нарисовали ей весьма неприглядную картину.

--Простите меня, Джон.-- Фэскинс чуть заметно улыбнулся.-- В
жизни не все случается так, как нам хочется.

--Да... Кстати, вы известны своей молчаливостью.
"Немногословный Фэскинс" -- вот как вас называют. Но Анну вы
просто сразили своим красноречием.

--Простите еще раз.

--Ладно, забудем об этом,-- сказал Кэрмоди.-- Все это в
прошлом. Но мне немного жаль Анну. Я ужасно жалею, что не
женился на ней на несколько лет раньше. Я крестил ее, как вы
знаете, и она всю жизнь провела в моем приходе.-- Он немного
помолчал, а затем добавил: -- Она беременна. Это еще одна
причина, по которой мне не хотелось бы ее волновать.

Кардинал не ответил.

-- Простите меня,-- пробормотал Кэрмоди.-- Через десять минут
я буду готов. Вот только позвоню Анне и вызову ее домой. Она
может отправиться в космопорт с нами.

Кардинал поднялся, заметно волнуясь.

--Думаю, мне не стоит ехать с вами, Джон. Вам надо хоть
немного побыть вдвоем, и вы сможете сделать это только по
дороге.

--Делать нечего,-- сказал священник.-- Вы и так намучились со
мной.  Однако я не намерен скучать в одночестве. Анна может
полететь со мной до Трамплина. Там придется долго ждать
попутного корабля, и мы побудем с ней наедине. Так что можете
поехать до космопорта с нами!

Кардинал пожал плечами. Кэрмоди налил ему еще одну порцию
виски и направился в спальню. Там он достал чемодан и бросил
его на постель.  Впрочем, ему сгодится и небольшой чемоданчик.
Анна, хоть ее путешествие и не будет таким длинным, возможно,
захочет взять два больших для себя. Ей нравилось всегда быть
готовой к неожиданным отъездам. Раскрыв два чемодана, Кэрмоди
нажал на крохотную кнопку на плоском диске, закрепленном на
запястье. Центр диска замерцал, и послышался тонкий гудок.

Не желая попусту тратить время, Кэрмоди принялся собирать
чемоданы.  Прошло минут десять; вещи были собраны, а Анна все
не отвечала.  Кэрмоди забеспокоился. Включив большой
видеотелефон на столике у кровати, он набрал номер миссис
Ружен. Та ответила сразу и, увидев, кто звонит, улыбнулась.

--Отец Джон! Я только что хотела вам позвонить. Анна просила
передать, что она поехала по магазинам и вернется примерно
через полчаса. Я думала, что она уже дома.

--Нет, она еще не приехала.

--Может быть, она отключила телефон и забыла снова включить
его. Вы же знаете, какая она рассеянная, особенно теперь,
когда так много думает о ребенке. О святые небеса! Элис снова
плачет! Я побегу к ней. Когда найдете Анну, позвоните мне, а
если она вернется сюда, я скажу ей, чтобы позвонила домой.

Кэрмоди тут же позвонил в модный салон Рейнкорда. Клерк
ответил, что миссис Кэрмоди ушла пятнадцать минут назад.

--А она не говорила, куда направляется?

--Да, отец Кэрмоди. Она собиралась ненадолго заскочить в
госпиталь.  Хотела навестить мистера Авгуса. Она сказала, что
он все никак не поправится после того несчастного случая.

Кэрмоди с облегчением вздохнул.

--Большое спасибо.

Потом он позвонил на вокзал Святого Джейруса. В ту же секунду
дежурный на экране с благоговением воззрился на основателя
госпиталя.

--Миссис Кэрмоди уехала пять минут назад. Нет, отец Кэрмоди,
она не сообщила, куда направляется.

Кэрмоди снова позвонил миссис Ружен.

--Боюсь, вы увидите Анну раньше, чем я. Попросите ее
немедленно позвонить мне. Это очень важно.

Он положил трубку, но беспокоиться не перестал. Что же
случилось?  Может, телефон неисправен? Возможно, но
маловероятно. Аппарат никогда не отказывал, даже не барахлил
ни разу. Его можно было испортить разве что ударом молотка.
Впрочем, Анна могла его отключить. Должно быть, миссис Ружен
права. Допустим, Анна сняла устройство, когда мыла руки, хотя
ни мыло, ни вода нисколько ему не вредили, а потом просто
забыла надеть.

А может, микротелефон похитил какой-нибудь воришка? Ведь по
вполне понятным причинам их развелось нынче немало.

Кэрмоди вернулся к чемоданам. Анне, конечно, не понравится
такой беспорядок, да и выбор одежды вряд ее обрадует, но у нее
не останется времени времени самой подбирать себе гардероб.

Наполнив и закрыв один чемодан, он приступил ко второму, но
тут зазвонил телефон. Кэрмоди бросил блузку, которую только
что снял с вешалки, торопливо набрал код и подошел к экрану,
хотя это было и необязательно. Но ему нравилось видеть того, с
кем он говорит, даже если разговор велся по телефону. А сейчас
ему особенно хотелось увидеть Анну.

На экране возникло лицо полицейского. Кэрмоди охнул и
согнулся, словно от удара ножом.

--Сержант Левис,-- представился полицейский.-- Прошу прощения,
но у меня для вас плохие новости, отец Кэрмоди... Ваша жена...

Кэрмоди молча смотрел на мрачное скуластое лицо Левиса,
машинально отмечая в то же время, что над головой полицейского
вертится какая-то мошка.

"От них никак не избавиться,-- ни к селу ни к городу подумал
он.-- Наука вступила в двадцать второй век, а мошкара
продолжает размножаться и по-прежнему мешает людям несмотря на
все наши усилия".

--...Татуировка с опознавательным знаком отсутствует, поэтому
мы не можем официально опознать ее, хотя лицо не пострадало и
на месте происшествия оказались люди, знавшие вашу супругу,--
говорил сержант.-- Мне очень жаль, но вам надо приехать в
участок и принять участие в официальном опознании.

--Что? -- выдохнул Кэрмоди: слова полицейского наконец дошли
до его сознания.

Анна уехала из госпиталя на своей машине, и через несколько
кварталов под сиденьем водителя взорвалась бомба. Уцелела
только верхняя часть тела, но руку, на которой находилась
опознавательная татуировка, разнесло на части.

--Спасибо вам, сержант,-- ответил Кэрмоди.-- Сейчас я к вам
приеду.

Он отошел от телефона и вышел в гостиную. Увидев его бледное
лицо и обвисшие плечи, кардинал вскочил с кресла и ненароком
смахнул со стола бокал.

Упавшим голосом Кэрмоди сообщил Фэскинсу о том, что случилось.

На глаза кардинала навернулись слезы. Позже, уже придя в себя,
Кэрмоди осознал, как сильно любил его этот суровый старик. Сам
Кэрмоди не уронил ни слезинки. Он как будто оцепенел, лишь
руки, ноги да изредка язык двигались автоматически.

--Я поеду с вами,-- сказал кардинал.-- Но сначала позвоню в
космопорт и отменю ваш рейс.

--Не делайте этого,-- попросил Кэрмоди.

Он вернулся в спальню, взял свой чемоданчик и вышел в
гостиную.  Кардинал удивленно посмотрел на него.

--Я должен лететь.

--Но в таком состоянии вы ни на что не годны.

--Знаю. Но я попытаюсь.

В дверь позвонили. Вошел доктор Аполлониос с пакетом в руке.

--Извините, отец Кэрмоди,-- сказал он.-- Вот возьмите, это
должно вам помочь.

Он сунул руку в карман пиджака и вытащил пачку таблеток.
Кэрмоди покачал головой.

--Я справлюсь сам. Кто вас вызвал?

--Я,-- ответил вместо доктора Фэскинс.-- Думаю, вам надо взять
таблетки.

--Ваш авторитет кардинала не распространяется на дела
медицины,-- возразил Кэрмоди.

Послышался тихий удар гонга. Кэрмоди поставил чемоданчик на
пол и, подойдя к небольшому шкафчику в стене, достал крошечный
цилиндр.

--Почта,-- ни к кому не обращаясь, сказал он и заглянул в
шкафчик, проверяя, нет ли там еще чего-нибудь.

Красноватая лампочка погасла. Он закрыл дверцу и вернулся к
своему чемодану, сунув письмо в сумочку, висевшую на поясе.

По пути в морг кардинал сказал:

--Мне очень не хотелось просить вас лететь на Кэрин. Но
поскольку вы сами этого хотите, я не буду возражать. Анна...

--...была единственным человеком, а от меня зависят судьбы
миллиардов других людей,-- перебил его Кэрмоди.-- Да, я знаю.

Кардинал сказал, что не улетит сегодня вечером, как
планировалось раньше. Несмотря на настоятельную необходимость
вернуться в Рим, он останется здесь и позаботится о похоронах.
А также сделает все что полагается, включая полицейское
расследование. И после отбытия Кэрмоди на Кэрин надеется
получить от него новости -- по почте или с оказией, все равно
-- о результатах миссии.

--Полиция,-- апатично произнес Кэрмоди.-- Я не могу понять:
кто так люто ненавидит меня, что решился убить Анну? У нее не
было врагов. Но если полиция не освободит меня от допросов, я
не успею на звездолет.

--Оставьте эти заботы мне,-- сказал Фэскинс.

Многое из того, что происходило потом, Кэрмоди тоже не мог
понять.  Приподняв в морге простыню, он секунду флегматично
смотрел на обугленное лицо с открытым ртом. Потом повторил
капитану полиции то, что сказал кардиналу. Нет, у него не было
ни малейшего представления о том, кто мог подложить бомбу.
Кто-то вернувшийся из прошлого Кэрмоди хотел убить Анну.



Два священника ехали на такси в космопорт. По пути они
миновали штаб-квартиру ордена Святого Джейруса на Вайлденвули.
Двадцать три года назад здание стояло на окраине небольшого
города. Теперь оно находилось в центре одного из крупных
городов планеты. Там, где раньше не было зданий выше двух
этажей, теперь возвышались кварталы двадцатиэтажных домов.
Там, где человек проходил от центра города до окраины за
двадцать минут, теперь он шагал бы с рассвета до заката.  Все
улицы были покрыты асфальтом, как и большинство дорог, ведущих
к фермам. Когда Джон Кэрмоди впервые приехал сюда как мирской
брат ордена, то, выйдя из космопорта, тут же испачкал в грязи
сандалии. И здания городка были выстроены из досок и
известняка...

Анна. Если бы он не женился на ней, то сидел бы сейчас за
огромным столом в главном офисе и координировал бы церковные
дела на всей планете, которая была больше Земли. Правда и
сейчас население Вайлденвули насчитывало всего пятьдесят
миллионов, но, когда Кэрмоди появился здесь впервые, оно было
в пятьдесят раз меньше. Здесь был настоящий простор для
работы. А Земля была так перенаселена, что люди жили друг у
друга на голове.

Анна. Если бы она не вышла за него замуж, то сейчас была бы
жива. Но когда Кэрмоди выразил сомнение в том, что поступает
правильно, предлагая ей руку и сердце, она ответила, что уйдет
в монастырь, если не станет его женой. Он засмеялся и сказал,
что она слишком романтична и витает в облаках. Ей был нужен
мужчина. И если бы не Кэрмоди, то со временем она нашла бы
себе другого.

Это была их первая серьезная ссора, после которой они
оказались в объятиях друг друга. А на следующий день Кэрмоди
отправился на Землю с ежегодным отчетом о проделанной работе.
Он провел там две недели, а затем улетел, радуясь, что покинул
Землю, и с нетерпением ждал встречи с Анной.

Ватикан стал кубическим зданием, каждая сторона которого
тянулась на полмили. В нем обитал не только Папа, но и
работали миллионы людей, которые обслуживали руководство
Церкви на Земле и сорока колонизированных планетах. А этих
людей и их семьи тоже надо было кому-то обслуживать. Кроме
того, в этом здании находился второй по величине компьютер,
уступавший лишь искусственному мозгу Буджуму, который работал
на Федерацию.

Остальная часть Рима тесно ютилась вокруг Ватикана. Вечные
Семь холмов давно сровняли с землей. Тибр бежал по пластиковой
трубе на нижних уровнях города.

Изменения происходили постоянно, и в людских делах, и во всей
вселенной. Мужчины и женщины рождались и умирали... Анна!

Кэрмоди вскрикнул и заплакал, словно огромные руки сжали ему
горло и выдавили из глаз слезы. Кардинал смущенно замер, но
потом прижал голову священника к своей груди и стал гладить
его по волосам, невнятно шепча слова утешения. Наконец старик
и сам заплакал.

Когда такси подъехало к космопорту, Кэрмоди уже немного
успокоился и сидел прямо, вытирая глаза платком.

--Теперь со мной все в порядке. Во всяком случае, пока. Я рад,
что получил разрешение лететь. Если бы я остался, это добило
бы меня вконец. Каким примером я был бы для тех, кого должен
поддерживать в горе? Или для тех, кто слушает мои проповеди о
том, что смерти надо радоваться, а не печалиться, поскольку
мертвых ожидает благодать, ибо они уходят из этого мира,
полного зла и соблазнов? Теперь я знаю, как мало стоят такие
слова. Пока человек страдает, они не приносят никакого
облегчения.

Кардинал ничего не ответил.

Минутой позже они добрались до космопорта. Это было
пятиэтажное строение, занимавшее тридцать акров и построенное
главным образом из белого мрамора, добытого в горах Визару --
примерно в сотне километров от столицы. В огромном зале
ожидания толпились люди и гуманоиды с разных планет Федерации.
Многих из них привели сюда государственные и торговые дела.
Остальные были просто состоятельными особами, которые могли
себе позволить лететь рейсом первого класса. Часть здания
занимал отдел иммиграции, где уже не было видно пассажиров в
дорогой и модной одежде.

Два священника медленно пошли сквозь толпу. На многих из
присутствующих красовались "медузы", или живые парики,
которые, завиваясь кольцами, создавали различные прически и
имели часовой цикл прохождения через спектр из ста тысяч
цветов. Другие были одеты в полуплащи с пламенеющими
"башенками" плеч из материала, издававшего мелодичный звон,
тональность которого изменялась в зависимости от температуры
воздуха и атмосферного давления. Несколько стариков щеголяли в
цветастых штанах, остальные носили модные "колодцы", на
которых то появлялись то исчезали фотографии владельца в
различные периоды жизни, а также некоторые его персональные
данные и краткая биография. Одна роскошно одетая дамочка имела
"колодцы", которые изображали выдающиеся моменты ее жизни в
виде мультфильма.

Кэрмоди попрощался с его преосвященством, который собирался
вернуться в город и начать приготовления к похоронам.
Кардиналу нужно было еще продиктовать несколько писем
помощникам в Ватикане и объяснить причины своей задержки.

Каждый межпланетный путешественник должен был пройти через
пункт досмотра; проверка занимала полчаса. Кэрмоди разделся и
положил одежду в агрегат, который осуществлял санитарную
обработку. В секции физиологического осмотра ему пришлось
неподвижно простоять две минуты, пока сканеры неосязаемо
ощупывали его тело. В конце концов ему выдали сертификат,
свидетельствующий об удовлетворительном состоянии здоровья, и
вернули одежду с биркой контроля. Кэрмоди снова надел
треуголку, жесткий белый воротничок, блузу, традиционные шорты
и темное трико. С этого момента и до посадки на корабль он уже
не имел права покидать эту часть космопорта.

Среди прочих вещей, прошедших проверку, ему отдали письмо.
Женский голос из динамика сообщил, что ему пришло еще одно
письмо -- с Земли от Мкуки. Кэрмоди осмотрел конверт со своими
именем и адресом и обнаружил внизу подпись -- "Р. Располд". Но
читать не стал, а сунул оба письма в сумочку на поясе.

К этому времени его паспорт и другие документы прошли проверку
и были признаны подлинными и законными. Потом Кэрмоди подписал
официальную бумагу, чем освободил правительства Вайлденвули и
Федерации от ответственности в случае его гибели или
несчастного случая на Кэрине.  Он также получил страховой
полис за полет к Трамплину и написал завещание. Половина его
имущества причиталась ордену, четверть дочери (родившейся за
два года до того, как он стал священником) и четверть
правительственному агентству, которое координировало развитие
резервации разумных, но еще примитивных аборигенов на
Вайлденвули.

Все эти формальности были закончены за несколько минут до
объявления посадки на звездолет "Белый мул", небольшой лайнер
частной компании "Межзвездные линии Сэксвелла". Так что
времени на разглядывание соседей у Кэрмоди почти не осталось.
Он успел лишь заметить, что их четверо и трое высадятся не на
Кэрине, а на промежуточных планетах.  Единственным пассажиром,
который тоже летел на Кэрин, оказался Рафаэль Абду. Это был
человек среднего роста, около двух метров, и среднего
телосложения с несуразно большими ступнями и кистями. Широкое
мясистое лицо, темная кожа, волнистые каштановые волосы и
слегка эпические черты свидетельствовали о том, что среди
предков Абду были монголы.  Согласно записям, он родился на
Земле и пробыл на Вайлденвули несколько недель. Его бизнесом
были экспорт и импорт, а эти два слова могли означать все что
угодно.

Голос из динамика попросил отлетающих сесть в кресла. Через
минуту помещение, в котором находились пассажиры,
переместилось из здания космопорта и примкнуло к шлюзу "Белого
мула". Лайнер представлял собой полусферу, плоская часть
которой стояла на гравиевой посадочной площадке. Белая
оболочка из непроницаемого для радиации пластика сверкала в
лучах вечернего солнца Вайлденвули. Когда передвижная капсула
присоединилось к лайнеру, оболочка "Белого мула" раскрылась у
основания, и появился шлюз. Капсула мягко въехала в отверстие,
и ее передняя дверь раскрылась сама собой. На пороге возник
офицер в зеленой форме "Сэксвелла" и поприветствовал
пассажиров.

Их провели в небольшое помещение, единственным элементом
обстановки которого являлся зеленый ковер, а затем в большую
комнату. Это была кают-компания, но торговые автоматы для
заказа коктейлей еще не работали. Потом пассажиры прошли в
другое помещение, где каждому вручили по небольшому документу.
Кэрмоди взглянул на листок и небрежно сунул его в карман.
Ничего нового в бумажке не значилось -- он уже наизусть знал
краткую историю "Линий Сэксвелла" и перечень процедур и
требований для пассажиров.

На корабле находилось три пассажирские палубы: первого,
второго и третьего классов. Кэрмоди получил билет в третий
класс -- этого требовала экономия средств, которую практиковал
его орден. Салон третьего класса представлял собой огромное
помещение, похожее на зрительный зал, экран которого в этот
момент демонстрировал вид снаружи корабля. Места располагались
по два ряда, между каждой парой рядов шел проход. Большинство
из восьмисот кресел оказалось занято, и в зале было шумно от
болтовни и криков. На миг Кэрмоди пожалел, что не летит первым
классом, где он имел бы персональную каюту. Но, поскольку
сожаления были бесполезными, он уселся в одно из свободных
кресел.

К нему сразу же подошла стюардесса и, убедившись, что пассажир
пристегнулся ремнем, спросила, читал ли он правила. Не хочет
ли принять космическую таблетку? "Нет,-- ответил Кэрмоди.--
Мне ничего не требуется".

Девушка улыбнулась и перешла к следующему пассажиру. Кэрмоди
услышал, как тот попросил таблетку.

На экране появилось улыбающееся лицо пилота. Он
поприветствовал пассажиров на борту "Белого мула" --
"прекрасного корабля, который не имел ни одной аварии и за
десять лет ни разу не выбился из графика полетов" -- и
предупредил, что взлет займет около пяти минут, после чего
вновь повторил просьбу стюардессы покрепче пристегнуть ремни
и, сказав пару слов о месте следующей посадки, отключился.

Экран потемнел, а через секунду в воздухе перед ним
образовалась трехмерная проекция Джека Уэнека, популярного
комика. Слушать его Кэрмоди не захотел, а потому не стал
нажимать на кнопку, которая подала бы остроты Уэнека к
наушникам. Однако он чувствовал потребность как-то отвлечься.
Но ему было необходимо нечто иное, чем развлечение, что-то
такое, от чего горе предстало бы перед ним в другом свете.
Чтобы успокоить душевную боль, он нуждался в ощущении
беспредельности, благоговения и какого-то чуда.

Сунув руку под сиденье, Кэрмоди взял с подставки устройство,
похожее на шлем с козырьком-экраном и, надев его на голову,
опустил панель экрана. В наушниках тут же послышался голос
офицера "Белого мула".

"...обеспечивает индивидуальный просмотр таким образом, что
соседние пассажиры не увидят того, что им не требуется.
Некоторые люди, используя этот прибор в первый раз, впадают в
состояние истерии или шока..."

Внутренняя сторона экрана в шлеме засветилась, и Кэрмоди
увидел космопорт -- белое здание с настенной живописью,
озаренное заходящим солнцем. Люди смотрели в окна и махали
руками стоявшему на взлетной площадке "Белому мулу".

"...Ежедневно из этого космопорта вылетает более десятка
кораблей. И ежедневно такое зрелище, как это, привлекает
внимание сотен и даже тысяч обитателей каждой планеты
Федерации. Впрочем, остальных планет тоже, поскольку гуманоиды
так же любопытны, как земляне. Даже опытные путешественники,
служащие портов и экипажи других кораблей не перестают
любоваться этой завораживающей картиной..."

Кэрмоди нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла: он
слышал такие преамбулы уже тысячу раз.

--С вами все в порядке, сэр? -- послышался откуда-то сбоку
другой голос.

--Что? -- встрепенулся Кэрмоди, но тут же смущенно засмеялся и
ответил: -- Да-да, все в порядке. Просто мне уже надоела эта
лекция. Я сделал больше сотни прыжков.

--Тогда понятно, сэр. Извините, что побеспокоил вас.

Кэрмоди усилием воли заставил себя успокоиться и, откинувшись
на спинку кресла, принялся следить за происходящим на экране.

В наушниках вновь раздался голос офицера:

"...Три, два, один, старт!"

Зная, что сейчас произойдет, Кэрмоди постарался не моргать.
Космопорт исчез. Планеты Вайлденвули и ее яркого светила тоже
не стало. Над черным столом повисли бокалы с терпким вином:
красные, зеленые, белые, голубые и фиолетовые. Из темноты
свирепо таращились одноглазые чудовища космических джунглей.

"...примерно за пятьдесят тысяч световых лет, если эта фраза
вам о чем-то говорит. Планета размером с Землю слишком далека,
и ее невозможно разглядеть, а ее солнце затерялось среди
миллиона других звезд, щедро разбросанных по всей вселенной.
Как сказал великий поэт Джианелли: "Вечно искрящиеся мысли в
уме Господа Бога".

А теперь внимание! Наш корабль готовится к прыжку. Протеиновый
компьютер, который я вкратце описал несколько минут назад,
сравнивает координаты дюжины распознаваемых планет, каждая из
которых излучает уникальный спектр цветов и имеет известные
пространственные соотношения с другими светилами.
Искусственный мозг этого суперсложного компьютера определит
наше местоположение, а затем нацелит корабль на следующий
прыжок..."

На экране Кэрмоди появились тонкие горизонтальные и
вертикальные полосы.

"Каждый квадратик этой решетки для вашего удобства обозначен
числом.  Квадрат номер пятнадцать, почти у центра, содержал
светило Вайлденвули несколько секунд назад. Теперь оно
перемещается под углом в сорок пять градусов через квадрат
номер шестнадцать. Смотрите, леди и джентльмены, оно
становится ярче, но не потому, что мы приближаемся к нему, а
потому, что мы усилили сигнал для вашего удобства..."

Желтая искра пробежала ниже более крупной светло-голубой точки
и вошла в угол пятнадцатого квадрата. Потом скользнула к черте
решетки, остановилась на середине и прыгнула к центру
квадрата.

Кэрмоди вспомнил, как увидел это впервые много лет назад.
Тогда он почувствовал резкую боль в животе, словно у него
отрезали пуповину, или, вернее, грубо оторвали, а затем
отбросили в безмерное пространство. Он растерялся, растерялся,
как никогда в жизни.

"Местоположение солнца Вайлденвули относительно других
ориентиров-звезд определено и обработано компьютером. Чтобы
совершить следующий прыжок через так называемое
подпространство, или антипространство, корабль готовился
несколько миллионов микросекунд.  Но капитан отложил прыжок,
заботясь об удовольствии пассажиров: "Межзвездные линии
Сэксвелла" хотят, чтобы гости увидели то, что происходит за
бортом "Белого мула".

Следующий прыжок перенесет нас еще на пятьдесят тысяч световых
лет, и мы выйдем из антипространстива в сотне километров от
верхних границ атмосферы следующего промежуточного пункта
нашего маршрута -- планеты Магомет.

Такая точность обусловлена огромным количеством полетов,
которые "Белый мул" совершил между Вайлденвули и Магометом.
Конечно, с момента последнего рейса относительные позиции двух
планет изменились. Но цезийные часы координирует компьютер, а
расстояние и угловые координаты определяются по положению
соответствующих планет, поскольку данные последнего полета
сравниваются с текущими расчетами. Нажав на небольшую кнопку,
капитан даст приказ всему навигационному комплексу "Белого
мула" завершить расчеты за долю микросекунды и автоматически
направить корабль в новый прыжок".

Офицер выдержал паузу.

"Вы готовы, леди и джентльмены? Я начинаю отсчет..."

Минимальный прыжок -- по причинам, которых Кэрмоди не понимал
-- равнялся длине космического корабля. Максимальный зависел
от числа транслирующих генераторов и доступной мощности. За
один прыжок "Белый мул" мог перелететь из родной галактики
куда-нибудь в Андромеду. Полтора миллиона световых лет
одолевались так же быстро, как кусочек проволоки неудержимым
потоком электронов. Расстояние от Вайлденвули до границы
атмосферы Кэрина планировалось пролететь за четыре маневра --
с полным "реальным" временем полета, составляющим шестьдесят
секунд. Но владельцы "Белого мула" были больше заинтересованы
в притоке денег, чем в демонстрации мощи своего корабля.
Поэтому на пути к Кэрину были предусмотрены еще две остановки
на других планетах.

Чернота и пылающие шарики мигнули. Кэрмоди вновь ощутил себя
луком планеты, вечно натянутым пальцами гравитации. Вокруг
заплескался безбрежный океан солнечного света, вдали виднелись
очертания похожего на черепаху континента и белизна облачных
масс, напоминавших огромный старый шрам на черепашьем панцире.

Несмотря на весь свой предыдущий опыт, Кэрмоди отшатнулся.
Казалось, массивное небесное тело падало прямо на него. Потом,
как всегда, он почувствовал восхищение от этой видимой
легкости и уверенности маневра. Комплекс искусственно
выращенных клеток, лишь в три раза превышавший размерами его
собственный мозг, вывел "Белого мула" точно в заданное место.
Копьютер направил прыжок таким образом, чтобы судно
выпрыгнуло, как кролик из шляпы, в опасной близости от верхних
воздушных слоев Магомета, по касательной к движению планеты и
с той же скоростью полета. Кроме того, "Белый мул" оказался
над тем полушарием, где планировалось совершить посадку.

Кэрмоди моргнул. Картина искривилась. Еще одно движение век.
Экран заполнили большое озеро, горная цепь и несколько
облаков. Корабль рокотал еще несколько секунд и, когда
компенсаторные двигатели замолчали, наконец успокоился.

Миг -- и горная цепь с озером увеличились в размерах. На
западном берегу виднелась паутина городских улиц, а в центре
ее -- несколько огромных белых и круглых пятен, похожих на
яйца паука. Посадочные площадки.

Там, на поверхности планеты, показанной сверху, "Белый мул"
был виден как вспышка света. Но через несколько секунд
послышался мягкий хлопок, вызванный первым перемещением слоев
воздуха, когда "Белый мул" вышел из антипространства в
атмосферу. Потом корабль стал выглядеть как большой диск, и за
первым акустическим ударом последовали второй и третий.

Вскоре корабль замедлил падение и легко, как воздушный шар,
опустился на посадочную площадку под номером шесть.

Несмотря на двухчасовую остановку, Кэрмоди не покинул корабль.
Ему не хотелось проходить процедуру дегазации при повторной
посадке; кроме того, он собирался прочитать два письма,
лежащие в сумке, но больше всего хотел побыть наедине с самим
собой. В коктейль-баре он заказал бурбон в высоком бокале, а
затем плотно закрыл за собой дверь кабинки.  Пару раз глотнув
освежающий напиток, он вытащил письма и несколько минут
перебирал пальцами почтовые цилиндры: его обычно решительное
настроение куда-то исчезло. "Какой же прочитать первым?" --
думал он, словно принимал очень важное решение. Потом
любопытство взяло вверх, и он вставил письмо без обратного
адреса в аппарат для просмотра -- небольшой ящичек, висевший
на стене.

Там же на крючке висел "чтец" -- легкая пластиковая полусфера
с экраном. Кэрмоди надел ее на голову, опустил на глаза
экран-забрало и нажал на кнопку.

Экран замерцал. Зрелище, появившееся на нем, заставило Кэрмоди
выпрямиться, и ему тут же захотелось выключить аппаратуру.
Перед ним возникла маска, выглядевшая как портрет
пострадавшего при несчастном случае.

Хриплый мужской бас произнес:

"Кэрмоди, это письмо от Фрэтта. Сейчас твоя жена уже мертва.
Ты не знаешь, за что ее убили и кто это сделал, но я тебе все
объясню.

Много лет назад ты ослепил Фрэтта и убил его сына. Ты сделал
это жестоко и злобно, без всякой необходимости, тогда как мог
бы осуществить свои злобные планы и иным образом.

Теперь, если ты стал хоть немного человечнее и испытал чувство
любви -- что очень сомнительно,-- ты должен узнать, как
горевал Фрэтт о погибшем сыне.

Однако на этом твои страдания не кончатся. Все случится так,
как с твоей женой. Ты не узнаешь, где и как умрешь. Но ты
должен знать, что погибнешь от руки Фрэтта.

Эта смерть не будет легкой и быстрой -- твоей жене очень
повезло, что она погибла при взрыве. Ты же будешь умирать
медленно, мучительно; ты заплатишь за все, что сделал. Ты
испытаешь те же страдания, что и Фрэтт -- твоя невинная
жертва.

Теперь ты знаешь, кто убил твою жену и кто все эти годы думал
только о мести.

Теперь ты знаешь, кто никогда не забывал о тебе, о проклятой и
подлой твари!"

Голос умолк, и экран погас.

Кэрмоди дрожащей рукой поднял забрало и, тяжело дыша,
уставился на мраморную стену. Итак, его догадки оказались
верными. Кто-то из старых врагов не забыл, каким он был в
старые и злобные деньки. И мстил за то, что он творил тогда.
Кэрмоди потерял жену и огромное счастье. О Анна, бедная
Анна...

Он снова опустил на глаза экран и еще раз просмотрел письмо.
На сей раз ему стало ясно, что диктовавший послание не являлся
самим Фрэттом.  А вот мужчиной он был или женщиной, оставалось
непонятно. Говорящий намеренно обходил этот вопрос стороной,
как избегал любого упоминания о времени и месте совершенного
Кэрмоди преступления.

--Фрэтт? Фрэтт...-- шептал он.-- Это имя ничего для меня не
значит. Я не помню никакого Фрэтта, хотя у меня прекрасная
память. Но те несколько лет были так заполнены событиями и
людьми, а я был таким безжалостным к своим жертвам. О, Боже,
прости мне мои грехи. Я убил многих и еще больше измучил, даже
не зная их имен.

Поэтому я могу и не помнить Фрэтта. Я могу вообще не знать
его, или ее, имени. Сын Фрэтта? Возможно, это подсказка. Но я
мог даже не знать, что этот Фрэтт имел сына. О Боже!

Он сделал еще один большой глоток, и ему страшно захотелось
навсегда забыть о своем прошлом. Он давно уже не был тем
Джоном Кэрмоди, которого знал Фрэтт. Имя и тело могли
оставаться прежними, но внутри он не был тем самым Джоном
Кэрмоди. Тот человек погиб. Умер на Кэрине.

Но другие-то не умерли. Они не простили его и никогда о нем не
забывали.

Кэрмоди допил бурбон. В данный момент он ничего не мог
предпринять. Но теперь, по крайней мере, он будет осторожен.
Фрэтт так легко его не достанет. Он не будет пассивной
жертвой, и его не обессилили раскаяние или надежда искупить
гибель других людей собственной смертью. Он не из тех, кто
безропотно ложится на жертвенный алтарь своей совести.

Он ударил кулаком по крышке стола и едва не разбил бокал. Черт
с ним, с этим Фреттом! Когда Кэрмоди приходил в бешенство,
становиться у него на дороге не следовало никому. Это больше,
чем Фрэтт мог сказать о себе. Если раньше ?_Фрэтт_ стал
невинной жертвой, то теперь ?_этот тип_ преступник.

"Но именно я несу ответственность за то, что он обратился к
злу,-- подумал Кэрмоди.-- Это _я_ возбудил его ненависть.
Возможно, я поломал Фрэтта настолько, что он потерял все
доброе, что было в нем, как я когда-то потерял все злое.
Возможно, он превратился в чудовище, каким был я.  Воздействие
и реакция. Карусель судьбы -- забава богов. Что бы ни
случилось и ни случится, я несу вину за это преступление".

Тем не менее он почувствовал, как сила _разлилась_ по его
венам. "И аз воздам",-- сказал Господь. Но ?_он_ использовал
то оружие, которое побеждает месть.

--Нет,-- прошептал Кэрмоди и покачал головой.-- Я слишком
расчетлив.  Мне полагается простить и возлюбить врага,?_как
брата_. Все это я проповедовал годами, а значит, _должен_
вести себя именно так. Во всяком случая, пока я так считаю.

Он еще раз ударил кулаком по крышке стола.

--Нет, я ненавижу этого Фрэтта! Ненавижу! О Боже, как я его
_ненавижу_.

А может, это ненависть к самому себе?

--О Боже,-- повторил он.-- Укажи мне, где я заблуждаюсь!

Он отодвинул бокал и, подозвав официантку, попросил принести
еще один бурбон.

Когда заказ принесли, Кэрмоди вытащил из прибора послание
Фрэтта и вставил в щель письмо Располда. На экране появилась
гостиная сыщика на шестнадцатом уровне Денвера. Сам Располд не
сидел лицом к экрану.  Такой же нервный и энергичный, как
Кэрмоди, он не мог провести на одном месте больше пары минут.

Располд, эта рапира во плоти, был высоким, стройным мужчиной с
гладкими черными волосами, темно-карими глазами, блестящими и
острыми, как два томагавка, и длинным, как у ищейки носом. На
нем был надет алый комбинезон с черным воротником, который
выдавал в нем служащего "Межзвездных линий Прометея". Кэрмоди
не удивился этому, поскольку видел детектива во многих
обличьях.

Располд на миг остановился, махнул рукой Кэрмоди и сказал:

"Привет, Джон, старый негодяй! Прости, буду немногословен".

Бегая взад и вперед, он заговорил низким баритоном:

"Я решил уделить тебе несколько минут, и нет смысла
рассказывать, как долго я иду по этому чертову следу. Кроме
того, корабль, который повезет мое послание, отправляется в
ближайшие полчаса.

Выполняя это задание -- а ты видишь, как я одет,-- я случайно
узнал нечто не относящееся к делу, но очень важное. Поверь
мне, серьезное и важное. Группа богатых и фанатичных мирян
твоего вероисповедания -- прости, что говорю об этом,-- решила
прикончить Йесса, бога Кэрина. Никто из них не собирается
расправляться с живым божеством собственноручно, но они наняли
профессионала, а возможно, и нескольких. Во всяком случае,
один из них настоящий профи. Мне о нем ничего не известно. Но
в одном я уверен точно: он убийца с Земли. Если задуманная ими
операция пройдет успешно или даже если наемника поймают,
последствия окажутся печальными.

Я не могу заняться этим делом сам, поскольку связан договором
по рукам и ногам и должен выполнить свое задание до конца. Мне
удалось связаться с парнями из 3-Е, и они обещали послать
своих агентов на Кэрин. И возможно, предупредят Йесса и
местные власти. Хотя они могут этого и не сделать, потому что
не захотят порождать конфликт между Землей и этой планетой.

Я решил, что, может, ты захочешь вмешаться. Я говорю так
потому, что наемный убийца может оказаться типом, который
прошел через Ночь Света и стал эльгулитом, то есть весьма
злобным и опасным преступником. Ему мог бы противостоять
только человек той же закалки, а особенно землянин. Конечно,
информация о его приверженности Эльгулю -- это только мои
подозрения, основанные на слухах. Да и вряд ли такое возможно.
Я ничего не знаю о Кэрине, чтобы говорить о чем-то с
уверенностью.

Если убийца не пережил Ночь, то он постарается выполнить заказ
до ее наступления. Поэтому у него, а следовательно, и у тебя,
не так уж много времени.

Возможно, ты решишь проигнорировать мое предупреждение. Не
исключено, что Йесс может сам о себе позаботиться. Но я
все-таки подготовил для тебя список имен самых известных
профессиональных убийц. Ты никого из них не знаешь. Все
авторитеты твоих дней либо мертвы, либо сидят, либо напрочь
завязали, как ты".

Располд назвал с десяток имен, описал внешности и дал каждому
краткую характеристику.

"Удачи тебе, приятель, и мое благословение. В следующий раз,
когда залетишь на Землю, надеюсь, что и я окажусь там в тот
момент. Было бы приятно увидеть еще разок твою уголовную
морду, а ты мог бы получить удовольствие, лицезрея мои
благородные римские черты и слушая мои блестящие высказывания,
наполненные юмором и потрясающей эрудицией. А пока прощаюсь с
тобой. Ату его!"

Кэрмоди снял шлем и потянулся за второй порцией бурбона. Но,
прежде чем коснуться бокала, рука его замерла. Не время
напиваться. И не только потому, что надо брать в расчет
Фрэтта,-- поскольку этот тип мог оказаться на корабле,-- но и
потому, что возникла еще одна большая проблема. Кардинал
предупреждал его о таком повороте событий. Если подозрения
Располда верны -- а тот не стал бы болтать попусту,-- Церкви
угрожала еще большая опасность, чем предполагал кардинал.
Убийство Йесса членами Церкви вызовет взрыв гнева, который
превратится в настоящий катаклизм.

--Глупцы! -- тихо выругался Кэрмоди.-- Ослепленные ненавистью
глупцы!

Он всунул в щель две монеты, и устройство извергло из себя
чистый бланк для письма. Кэрмоди повернул экран к стене у
стола, вставил бланк в воспроизводящее устройство, бросил в
щель еще три монеты и нажал на кнопку записи. Продиктовав
письмо кардиналу, он подозвал официантку и спросил, нельзя ли
передать послание на корабль, следующий курсом на Вайлденвули.
Та принесла формуляр, который Кэрмоди подписал и заверил
отпечатком пальца, поскольку подобная отправка писем была
очень дорогой, а у него не имелось наличных, чтобы заплатить
за такую услугу.

Потом Кэрмоди отправился в мужской туалет и принял дозу
чистого кислорода, чтобы скорее сжечь в крови алкоголь. Туда
же зашел и Абду, бизнесмен по импорту-экспорту, который летел
с Вайлденвули.

Кэрмоди попробовал побеседовать с Абду, но тот оказался
человеком неразговорчивым и, кроме "да", "неужели?" да
нескольких междометий, не вымолвил ни слова. Кэрмоди отказался
от попыток развязать язык попутчика и вернулся на свое место в
салоне.

Прикрыв глаза и не обращая внимания на фильм, который
показывали на экране, он просидел так минут десять, после чего
его покой нарушили.

--Падре, это место свободно?

Перед ним стоял молодой священник из ордена иезуитов и скалил
в улыбке длинные зубы. Высокий и стройный, он имел
аскетическое лицо, светло-голубые глаза, темные волосы и
бледную кожу, а его акцент походил на ирландский. Юноша
представился как отец Пол О'Грэди из Нижнего Дублина и
сообщил, что его приход находится на западном среднем уровне
города Мехико, а он сам лишь год как окончил семинарию.  В
данный момент он летит на Трамплин, чтобы помочь разобраться в
сложившейся там ситуации.

О'Грэди честно признался, что очень нервничает.

--Я чувствую себя не только оторванным от Земли, но от самого
себя.  Как будто меня разодрали на несколько кусков. Мне
кажется, что я такой крошечный, незначительный, а все вокруг
-- неимоверно большое.

--Привыкнете,-- ответил Кэрмоди.

Ему не хотелось разговаривать, но он не мог не успокоить этого
молодого несчастного парня.

--Многие испытывают такие же чувства. Готов поспорить, что
таких на этом корабле больше половины. Может, вам лучше
выпить? До старта еще осталось немного времени.

О'Грэди покачал головой.

--Нет. Я не хочу напиваться.

--Напиваться! -- отозвался Кэрмоди.-- Не будьте наивны, сын
мой. Если вам это нужно, значит, нужно. Тогда все встанет на
свои места: дрожь в коленках прекратится, и небеса станут
такими же голубыми, как на Земле. Стюардесса!

--Вы, наверное, считаете меня попросту испуганным
мальчишкой,-- заметил О'Грэди.

--Да, считаю,-- ответил Кэрмоди и, увидев, что молодой
священник расстроился, улыбнулся: -- Но я не считаю вас
трусом. Вот если бы вы отказались лететь, тогда да. Но вы
летите, а значит, преодолели свою слабость.

О'Грэди немного помолчал, размышляя над словами Кэрмоди.

--Я так нервничал, падре, что забыл спросить ваше имя.

Кэрмоди представился.

Глаза О'Грэди округлились.

--А не тот ли вы отец Кэрмоди, который... стал отцом...

--Продолжайте.

--Лжебога кэринян -- распутного Йесса?

Кэрмоди кивнул.

--Они сказали, что вы летите на Кэрин с какой-то миссией! --
вскричал О'Грэди.-- Они сказали, что вы собираетесь осудить
Йесса и доказать людям ложность бунтизма.

--О ком вы? -- мягко спросил его Кэрмоди.-- И постарайтесь
говорить немного тише.

--А-а, об этом каждый знает.-- О'Грэди махнул рукой, вероятно,
имея в виду всю вселенную.

--Ватикану было бы интересно узнать, насколько хорошо хранятся
его самые важные секреты,-- заметил Кэрмоди.-- Но, к вашему
сведению: я не собираюсь осуждать Йесса.

О'Грэди сжал руку Кэрмоди и сказал:

--Надеюсь, вы не собираетесь отречься от нашей веры и вступить
в ряды бунтистов?

Кэрмоди с трудом высвободил руку.

--Это еще одна из сплетен? -- холодно осведомился он.-- Нет, я
признаю, что в бунтизме есть некоторые интересные аспекты. Но
моя вера нерушима. Возможно, она ставит кого-то в тупик или
вызывает вопросы, но она нерушима. И вы можете передать это
остальным.

--У нас возникли большие проблемы на Трамплине,-- сказал
О'Грэди.-- Число наших бывших прихожан, принявших бунтизм,
настораживает. Я боюсь даже говорить о том, как велика эта
цифра, но поверьте мне, она настораживает.

--Да, вы упомянули об этом дважды,-- ответил Кэрмоди.

--Падре, а может, вы немного задержитесь на Трамплине и
прочтете несколько проповедей. Нам нужен такой человек, как
вы. Человек, который бывал на Кэрине и раскрыл обман так
называемых чудес и так называемого бога.

--У меня нет времени,-- ответил Кэрмоди.-- К тому же вынужден
разочаровать вас. Так называемые чудеса реальны, а является
Йесс спасителем своей планеты или нет -- на этот вопрос не
может ответить даже сам Папа. До сих пор не может.-- Он
пригнулся, глядя на экран, но фактически не ничего не видя, и
сказал: -- Я прошу вас помалкивать о нашей встрече и беседе.
Моя миссия должна остаться в секрете. Только я и некоторые
руководители Церкви знают о ней, хотя, как вижу, слухи уже
поползли. Это единственная вещь во вселенной, которая
распространяется быстрее света. Но если вы проболтаетесь о
нашем разговоре, то будете строго наказаны и лет на двадцать
прервете свою карьеру священника.  Поэтому держите язык за
зубами!

О'Грэди моргнул, его лицо покраснело и вытянулось. Но, к
облегчению Кэрмоди, в это время раздался сигнал к взлету, и
капитан начал зачитывать приветствие.

Остаток пути до Трамплина О'Грэди только и делал, что боялся
заговорить. Когда "Белый мул" совершил посадку, Кэрмоди решил
прогуляться по космопорту. Ему хотелось размять ноги и
взглянуть на то место, с которым некогда он был хорошо знаком.
К тому же это была последняя "нормальная" планета, которую он
увидит на какой-то период времени.

За десять лет порт изменился так же, как и город за ним. Белые
конусы были созданы почти вымершими боберами -- теплокровными
животными, которые, как и термиты Земли, поедали древесину и
возводили высокие сооружения из цементообразных экскрементов.
Первые колонисты перебили многих боберов и заняли построенные
ими башни. Затем пространство между конусами заполнили дома,
сделанные из бревен или пенобетона. Но теперь конструкции,
созданные поселенцами, исчезли, уступив место большим
строениям из камня и пластиковых перекладин.

С тех пор, как Кэрмоди был здесь в последний раз, количество
космических кораблей на посадочных площадках значительно
увеличилось.  Он поблагодарил Бога за то, что тот дал ему
возможность увидеть планеты в ту пору, когда человеческая
цивилизация их едва коснулась.  Впрочем, их и сейчас
открывалось и исследовалось немало. Но его жизненный маршрут
пролегал теперь по другим дорогам.

Кэрмоди за полчаса обошел здания космопорта и направился к
пропускному пункту, чтобы пройти процесс дегазации. Но в
большом холле путь ему преградила огромная толпа. Поначалу он
не мог понять, чем вызваны гневные крики, откуда эти красные
лица и грозящие кулаки, но потом увидел группу с плакатами
"Общество защиты христиан", которая окружила кучку мужчин и
женщин. Внешне те, казалось, ничем не отличались от своих
преследователей, разве что стояли, приняв оборонительные позы.

Но когда Кэрмоди удалось пробраться сквозь толпу, он увидел на
указательных пальцах осаждаемых широкие золотые кольца-печатки
с изображением круга под двумя скрещенными фаллосообразными
копьями. Он видел несколько таких на Вайлденвули и понял, что
атакованные люди -- отступники, принявшие бунтизм. Они
собрались у отделения таможни и старались не обращать внимания
на насмешки и оскорбления, которыми их осыпали. В первых рядах
Общества защиты христиан стоял тучный носатый священник с
густыми бровями. Кэрмоди тут же узнал его, хотя и не видел
двенадцать лет. Это был отец Кристофер Бэкелинг, принявший
духовный сан и вступивший в орден Святого Джейруса в тот же
год, что и Кэрмоди.

Кэрмоди стал проталкиваться к нему, и толпа при виде
церковного облачения молча расступалась.

--Что происходит, отец Бэкелинг? -- поинтересовался Кэрмоди,
остановившись между священником-гигантом и бунтистами.

Глаза священника расширились.

--Джон Кэрмоди! Что ты здесь делаешь?

--Стараюсь решить кое-какие проблемы -- это все, что я могу
тебе сказать. А чем тебе не нравятся эти люди?

--Не нравятся? -- вскричал священник.-- Да, не нравятся! Я
хорошо тебя знаю, Кэрмоди. Ты прилетел сюда, чтобы навести
здесь смуту. Недаром тебя прозвали Иглоносиком.

Взмахнув руками, он какое-то время шипел и брызгал слюной, но
мало-помалу успокоился и ткнул пальцем в сторону высокого
симпатичного мужчины, стоявшего у конторки для сбора пошлины:

--Видишь его? Это отец Гидеон. Теперь он стал прислужником
этой идолицы Бунты, и у него три прихода, чтоб ему сгореть в
адском огне! А ведь два из них прежде принадлежали мне!

--Гидеон антихрист, вот кто он! -- закричала женщина из
толпы.-- Антихрист! А ведь был моим духовником. Его надо
посадить в тюрьму и запереть там навеки, чтобы не разбалтывал
наши тайны.

--Его надо побить камнями! -- подхватил Бэкелинг.-- Да-да,
камнями! Или пусть повесится, как Иуда! Он предал дьяволу
Господа нашего и соблазнил...

--Заткнись, Бэкелинг! -- хрипло сказал Кэрмоди.-- Твоя
здоровая глотка и публичное фиглярство еще больше ухудшают
ситуацию. Я думал, что ты хочешь успокоить людей. Такая
реклама принесет нашему ордену только вред, и этого надо было
избежать.

Бэкелинг сжал кулаки и, шагнув к Кэрмоди, толкнул маленького
священника в грудь.

--Ты тоже на их стороне? Я знаю тебя, Кэрмоди! У тебя тоже
рыльце в пуху. Я даже слышал, что ты вступал в блуд со жрицей
Бунты и совершал всякие непотребства и что сын Бунты рожден от
тебя! Я не верил этому.  Ни один человек не может носить в
себе такое зло, даже такой урод, как ты! Но теперь я что-то
начал сомневаться в этом.

--Отойди от меня, Бэкелинг,-- попросил Кэрмоди и почувствовал,
как гнев поднялся в нем, будто ртуть в градуснике.-- Отойди и
веди себя, как подобает Божьему слуге.-- Он уже не мог
сдержать гнева.-- И не толкай меня. Предупреждаю тебя в
последний раз!

--Посмотрите-ка на этого разжиревшего петушка! Ты все еще
веришь в свою репутацию опасного противника? Да я тебя плевком
перешибу!  Впрочем, мне даже жаль на тебя слюны.

Женщина, которая проклинала Гидеона, закричала снова:

--Какой же ты священник, если выступаешь против собственной
религии, против своих?

Кэрмоди попробовал успокоиться.

--Я пытаюсь поступить по-христиански,-- тихо ответил он.--
Стараюсь усмирить вашу ненависть и отвратить злые помышления.
Помните: возлюби врага своего.

--А потом ты велишь нам подставить другую щеку и пригласить
этих развратников к себе на обед?! -- снова завопила
женщина.-- Они зло! Они истинное зло, падре! А Гидеон так
просто сам сатана! Как он мог... Как он только мог...-- И она
начала выкрикивать грязные проклятия и брань, которыми в
прежние времена Кэрмоди, возможно, даже восхитился бы.

Что бы так ни заводило эту женщину, она обладала воображением
и способностью проклинать.

--Уйди с моей дороги, Кэрмоди! -- проревел огромный
священник.-- Сейчас я заставлю Гидеона отречься от идолицы или
просто сломаю ему шею!

--Этого делать нельзя,-- сказал Кэрмоди.

--Какого черта! -- вскричал Бэкелинг и бросился к Кэрмоди.

Маленький священник поднырнул под огромный кулак. Гнев и
отчаяние вспыхнули в нем впервые с тех пор, как погибла Анна.
Он вогнал левый кулак в большой мягкий живот, и Бэкелинг,
согнувшись пополам, взвыл, но тут же разогнулся от удара в
нос. На туфли Кэрмоди брызнула кровь.

Толпа издала дружный стон. Люди метнулись вперед и принялись
теснить Кэрмоди к стене. Он отступал на орущих бунтистов.
Послышались полицейские свистки. Несколько кулаков разом
ударили Кэрмоди по лицу, и он потерял сознание...

Открыв глаза, он почувствовал жгучую боль в голове, челюсти,
ребрах и плече. За ним присматривал полицейский в бело-черной
форме и конусообразной шляпе муниципальных сил правопорядка
Трамплина. Прежде чем Кэрмоди успел что-то сказать,
полицейский вскочил и подошел к двум коренастым мужчинам в
холле. У дверей космопорта стояли несколько больших крытых
машин, ожидавших Кэрмоди и других нарушителей порядка, которые
оказались недостаточно быстроногими, чтобы убежать от полиции.

Пока задержанных заталкивали в машины, Кэрмоди оказали первую
медицинскую помощь, после чего вежливо, но довольно настойчиво
попросили пройти к полицейской машине и сесть на заднее
сиденье. Рядом расположился лейтенант. С другой стороны от
него уселся отец Бэкелинг, прижимавший к носу платок.

--Видишь, что ты натворил, придурок! -- зашипел он.-- Ты
озлобил людей и снова опозорил нашу Церковь и викария порта!

--Я?

Кэрмоди удивленно посмотрел на него и тихонько засмеялся, хотя
от боли в ребрах ему хотелось стонать.

--Вы собираетесь зарегистрировать это происшествие? -- спросил
он у лейтенанта.

--Отец Бэкелинг выдвинул против вас обвинения.-- Тот протянул
священнику наручный телефон: -- Можете позвонить своему
адвокату.

Кэрмоди пропустил его слова мимо ушей и обратился к Бэкелингу:

--Если меня задержат и я пропущу рейс на Кэрин, ты ответишь за
это перед высшими властями Церкви. Я говорю о самых высших
властях.

Бэкелинг вытер нос окровавленным платком и прорычал:

--Не угрожай мне, Кэрмоди. И запомни, я знаю, кто ты такой!
Лживый маленький трюкач!

--Хорошо! -- произнес Кэрмоди.-- Я позвоню!

Он взял телефон.

--Какой местный антикод?

Лейтенант назвал цифры, и Кэрмоди повторил их. Серый полумесяц
верхней половины диска стал светлым.

--Какой номер у епископа Эмбазы?

Лейтенант удивленно моргнул. Бэкелинг выпучил глаза.

--Я не скажу его тебе,-- проворчал он.

--А вы, лейтенант? Вы-то скажете?

Полицейский вздохнул, достал из сумочки на поясе небольшой
блокнот и полистал страницы.

--Шестьсот шесть.

Кэрмоди произнес номер, и через некоторое время на экране
появилось лицо молодого священника. Кэрмоди повернул верхнюю
подвижную часть диска, и лицо словно выпрыгнуло из экрана и
повисло в воздухе на расстоянии шестнадцати сантиметров от
диска.

--Говорит отец Кэрмоди с планеты Вайлденвули. Я должен срочно
поговорить с епископом. Это крайне необходимо.

Лицо стало прозрачным и исчезло; экран потемнел, но продолжал
тускло светиться. Внезапно перед Кэрмоди возникло изображение
мулата.  Мерцающее лицо нахмурилось и хриплым басом
произнесло:

--Кэрмоди? В какую историю вы попали на сей раз?

--Не по своей вине, ваша светлость,-- ответил Кэрмоди.--
Фактически я просто пытался выполнить свой христианский долг,
не говоря уже о милосердии. Но у меня ничего не получилось. И
сейчас меня везут в полицейский участок, чтобы предъявить
обвинение.

--Я слышал об инциденте в космопорте и вашем участии в нем,--
ответил Эмбаза.-- И кое-что уже предпринял. Ваши действия были
не только христианскими, но и необходимыми.

Кэрмоди повернул телефоон таким образом, чтобы епископ мог
увидеть Бэкелинга.

Эмбаза нахмурился еще больше.

--Бэкелинг! Вы действительно набросились на другого
священника? И натравили людей своего прихода на
отступников-бунтистов?

Какое-то время Бэкелинг что-то мямлил, а затем сказал:

--Я просто пытался заставить отца Гидеона и его приверженцев
увидеть ошибку в своем поступке, ваша светлость. Но Иглоносик
заступился за них! Он первым набросился на меня, а ведь он
член нашего ордена. Он стал защищать еретиков!

--Это правда? -- спросил Эмбаза.-- Кэрмоди, поверните телефон,
чтобы я мог видеть ваше лицо!

Выполнив его просьбу, Кэрмоди сказал:

--Это долгая история, ваша светлость, и требуется много
времени, чтобы отделить зерна от плевел. А у меня нет времени
для объяснений. Я должен немедленно отправиться на Кэрин. Мне
поручена миссия величайшей значимости, и ее утвердил сам Папа!

--Да, это мне известно,-- сказал Эмбаза.-- Вчера курьер
доставил мне информацию, и я обязан помочь вам как можно
скорее добраться до цели, независимо от того, какими бы
странными или неразумными ни были ваши требования. Я кое-что
узнал о вашей миссии и готов оказать вам помощь.  Но, Кэрмоди,
этот шумный скандал. Вы лучше других должны понимать, что вам
не следует впутываться в ситуации, которые могут задержать ваш
отлет.

--Да, я понимаю и очень сожалею о случившемся! А теперь мне
хотелось бы вернуться в космопорт и попасть на борт "Белого
мула" прежде чем он взлетит. Это еще возможно?

Эмбаза захотел поговорить с лейтенантом. Кэрмоди повернул
телефон так, чтобы полицейский и епископ могли видеть друг
друга. Лейтенант перечислил обвинения, выдвинутые против
Кэрмоди. Услышав их, епископ так свирепо нахмурился, что стал
похож на одного из эбеновых идолов, которых в далеком прошлом
создавали его предки.

--Позже я еще раз поговорю с вами, лейтенант. Или кто-то
еще,-- произнес Эмбаза.

Лицо епископа исчезло с экрана, но призрак его гнева витал в
воздухе.  Бэкелинг неловко задергался, начал осматриваться по
сторонам, а затем взглянул на Кэрмоди.

--Если ты выберешься из этого дела сухим, маленькая скользкая
крыса, а со мной поступят по несправедливости... Если из-за
тебя я лишусь работы... Помоги мне, или я...

--Ты о чем? -- спросил Кэрмоди.-- Я смотрю, урок не пошел тебе
на пользу и ты снова решил лезть напролом?

--Значит, такой пакостник, как ты, пробрался в самые верха?

--Крутая ситуация требует крутых мер,-- сказал Кэрмоди.--
Разве ты не понимаешь, что епископ рассердился на тебя из-за
того, что ты сделал из бунтистов великомученников? Именно это
Церковь всеми силами пытается не допустить. А тебе хоть кол на
голове теши.

--Я действовал так, как подсказывала мне совесть,-- упрямо
сказал Бэкелинг.

--Возьми-ка свою совесть да немного отполируй,-- посоветовал
Кэрмоди.-- Заставь ее блестеть, как зеркало, а потом посмотри
на себя.  Я уверен, что вид будет тошнотворным, но иногда
рвота помогает человеку выздороветь.

--Ах ты, сладкоречивый лицемер!

Кэрмоди в ответ лишь пожал плечами. Он вновь пришел в уныние,
поскольку знал, что епископ прав.

Машина остановилась перед окружным полицейским участком,
который располагался в одном из конусов, сделанных прежними
обитателями.  Серо-белое сооружение, диаметром в основании сто
метров, возносилось на высоту в четыреста метров. Некогда этот
конус вмещал в себя все силы полиции на планете. На за
пятьдесят лет колонизации население Трамплина так увеличилось,
что здание стало лишь штабом для первого округа. Министерство
перебралось на двадцать километров дальше в новое здание --
небоскреб, построенный людьми.

Первоначальный вход, достаточно большой, чтобы в него когда-то
могли входить два бобера плечом к плечу, теперь представлял
собой огромную арку. Кэрмоди прошел через нее вместе с
лейтенантом и Бэкелингом в длинный с высоким потолком коридор,
белые стены которого покрывали зеленые извилистые полосы.
Коридор привел их в большую комнату. Там довольно необычно
пахло -- этакой смесью устоявшегося запаха боберов и
застарелых миазмов всех полицейских участков: сигарет и мочи.
Под зеленой краской, как Кэрмоди знал, находились пятна крови,
поскольку боберы не пожелали мирно сдавать свои жилища.

Кэрмоди и Бэкелинг сели на скамью, и лейтенант оставил их,
чтобы поговорить с начальником. Через пять минут он вернулся
бледный и с поджатыми губами.

--Епископ вмешался в работу полиции! -- сообщил он.--
Наверное, он думает, что может командовать нами, как хочет. Я
получил приказ снять с вас обоих обвинения и отпустить на
свободу. Но что хуже всего, я должен сопроводить вас, Кэрмоди,
назад в космопорт.

Два священника молча встали и вместе с лейтенантом вышли из
здания. На сей раз Кэрмоди усадили в вертолет. Машина
поднялась в воздух и помчалась к шпилям космопорта, завывая
сиреной и мигая желтыми огоньками.

Лейтенант, сидевший напротив Кэрмоди, вдруг вздрогнул и
передал ему телефон.

--Епископ,-- сказал он и тут же отвернулся.

Из экрана выплыло лицо Эмбазы и остановилось в нескольких
сантиметрах от Кэрмоди. Оно было так близко, что священник мог
увидеть смазанные линии, которые создавала проекция. Они
добавили праведного гнева к словам епископа.

Кэрмоди покорно выслушал распекания и сокрушенно несколько раз
попросил прощения за свои проступки. Он ничего не сказал о
смерти жены, но епископ, должно быть, уже знал об этом,
поскольку вскоре прервал свои нотации и смягчился.

--Я знаю, что вас постигло большое горе, Джон. При обычных
обстоятельствах я бы не воздержался от упреков. Но теперь не
стану отвлекать вас от вашей миссии.

--Ситуация вышла из-под контроля,-- сказал Кэрмоди.-- Ладно,
если я попаду на Кэрин, то попытаюсь выполнить задание.

Епископ немного помолчал, потом сказал:

--Я не буду слишком дерзок, если попрошу вас немного уточнить
детали вашего задания? Я имею общее представление, но не знаю
ничего конкретного. Однако, похоже, вы вряд ли что-нибудь
расскажете, чтобы удовлетворить мое любопытство. Относитесь ко
мне как истинному сыну Церкви, радеющему о ее делах. Я могу
держать язык за зубами.

Кэрмоди помедлил, прикуривая сигарету, и ответил:

--Я могу сказать вам, ваша светлость, что моя миссия двояка.
Во-первых, я должен отговорить Йесса от отправки его его
миссионеров на удаленные от Кэрина планеты. А во-вторых, я
должен отговорить Йесса от идеи заставить все население
планеты пройти через Ночь Света.

Эмбаза вздрогнул.

--Я не знал, что Йесс намерен сделать всех своих
последователей Пробудившимися.

--Это не совсем так. Очевидно, он все еще размышляет над этим
и не примет окончательного решения до наступления очередной
Ночи.

--Но зачем он хочет сделать это?

--Я уже говорил, что ему хочется избавиться от всех тайных
эльгулитов, а также не особенно ревностных лизоблюдов. Ему
нужна планета, полная фанатиков.

Епископ кивнул.

--И потом Йесс отправит их куда-нибудь как своих миссионеров,
верно?

--Да.

--А разве он настолько силен, чтобы заставить каждого пережить
Ночь?

--Да, он достаточно силен.

Епископ смутился и, нахмурившись, сказал:

--Наши власти, видимо, надеются, что вы имеете шанс на успех.
Иначе вас не направили бы к Йессу.

--Они поступают так от отчаяния,-- ответил Кэрмоди.-- Атака
бунтизма на нашу и другие религии опустошит ряды прихожан.
Впрочем, результат может оказаться и более печальным.

--Я знаю. Однако... вы тоже пережили Ночь. Поговаривают, что
вы даже являетесь одним из отцов Йесса. Но вы не стали
приверженцем богини.  Значит, есть надежда. Вот только я не
понимаю, почему Церковь так мало рассказывает о вас. Вы же
величайшее живое свидетельство нашей веры.

Кэрмоди мрачно улыбнулся.

--Подобная популяризация чрезвычайно опасна. Что почувствует
обыватель, если я поклянусь -- а я действительно могу
поклясться,-- что феномен Ночи действительно существует? Что
бог Йесс создан из ничего в результате мистического союза
между Великой матерью и семью Отцами?  Что так называемые
чудеса являются на Кэрине обычной дешевкой, а бунтизм может
предложить живые доказательства своим заявлениям и солидные и
видимые результаты из собственной практики?

Или что скажут люди, узнав, что я был преступником и убийцей.
Что я воровал, совращал людей, а позже, пережив Ночь, даже не
прошел курс реабилитационного лечения в госпитале Хопкинса?

--Да,-- ответил епископ.-- Они скажут, что это сделал бунтизм
и начнут еще внимательнее прислушиваться к миссионерам Кэрина.
И все же вы не стали приверженцем бунтизма.

--Я мог им сделаться, если бы остался на Кэрине,-- ответил
Кэрмоди.-- Но я улетел на Землю сразу же после Ночи. Посетив
госпиталь Хопкинса, я пережил нечто, о чем сейчас не хотел бы
говорить.  Достаточно сказать, что я решил примкнуть к Церкви
и принять духовный сан.

--И все же я не понимаю,-- сказал епископ.-- Вы подтверждаете
реальность Йесса и Бунты, однако провозглашаете истинность
нашей веры.  Как вы объединили эти противоположности?

Кэрмоди пожал плечами.

--Я их не объединял. У меня есть много вопросов, но ответа на
них пока нет. Возможно, мне поможет в этом визит на Кэрин.

Вертолет опустился на посадочную площадку, Кэрмоди попрощался
с епископом, получил его благословение и попросил его помягче
обойтись с Бэкелингом. Эмбаза ответил, что попытается
исполнить эту просьбу насколько возможно. Но при этом он
собирался дать понять Бэкелингу, что тот натворил, и
потребовать от него обещания не совершать подобных ошибок
впредь.

Кэрмоди занял свое место на борту "Белого мула" за минуту до
того, как космопорт закончил предполетную проверку аппаратуры.
Он обнаружил, что большинство приверженцев бунтизма, против
которых выступали "защитники христианства", находятся на
корабле.

Один мужчина, который вошел на корабль последним, буквально
наступая Кэрмоди на пятки, бунтистом не был. Этот мускулистый
невысокий мужчина выглядел сверстником Кэрмоди, то есть ему
было где-то от тридцати пяти до ста лет. У него были густые
черные курчавые волосы и широкое индейское лицо с большим
орлиным носом, тонкими губами и длинным подбородком с ямочкой.
Вся его одежда была белой: коническая шляпа с широкими вислыми
полями, приталенная рубашка с пышными рукавами, пояс из
кожзаменителя с шестиугольной металлической пряжкой, сумочка
на поясе и штаны, плотно облегающие бедра и расклешенные
книзу. На его туфлях не оказалось привычных оборок и фестонов.
Он носил простую и потертую обувь.

В одной руке он сжимал большую книгу в белом переплете. На
обложке белыми буквами древнего безфонемного алфавита на
черном поле было написано: "Правдивая версия Священного
писания". Судя по книге и белой одежде, этот человек
принадлежал к религиозной группе, которая стремительно
набирала силу. Члены Твердыни Божьей Церкви -- прозванные
противниками Твердолобыми -- были фундаменталистами, которые
верили, что должны вернуть первоначальную веру первых
христиан. Кэрмоди встречался с некоторыми из них на
Вайлденвули.

Однако не это заставило Кэрмоди удивленно раскрыть глаза. Его
потряс момент узнавания.

Значит, не все старые профи исчезли! Это был Эл Лифтин,
который однажды работал с Кэрмоди во время кражи огневика
"Старониф".

Узнав Кэрмоди, Лифтин замер. Потом перевел взгляд на
темно-бордовую рясу священника ордена Святого Джейруса и
выпучил глаза.

Лифтин поднял голову, словно хотел о чем-то предупредить
Кэрмоди, и внезапно отступил в тень. Но священник окликнул
его:

--Эл Лифтин! Поди-ка сюда! Сядь рядом. Чего спрятался? Я же не
прячусь. Похоже, оба мы изменились.

Лифтин нерешительно вышел на свет. Лицо его залилось румянцем.
Он усмехнулся и уже невозмутимо уселся рядом с Кэрмоди.

--Ты меня напугал,-- сказал он.-- Прошло столько лет. А ты,
значит, теперь... отец Кэрмоди?

--Во-во,-- подтвердил Кэрмоди,-- отец. А у тебя как дела?

--Я дьякон Истинной Церкви,-- ответил Лифтин.-- Молюсь Богу.
Со старым завязал -- вовремя опомнился, раскаялся и искупил
свои грехи. Теперь проповедую Слово Божье.

--Рад слышать, что ты живешь в мире,-- сказал Кэрмоди.-- По
крайней мере, надеюсь, что это так. Мы пошли по разным
дорогам, а теперь снова встретились. Значит, пути наши
праведные.-- Он немного помолчал.-- А скажи-ка, зачем ты
летишь на Радость Данте? Скоро наступит Ночь Света.  Надеюсь,
ты не собираешься пережить ее?

--О нет, ни за что! Я лечу туда по распоряжению моей Церкви,
чтобы составить отчет о ритуалах, которые предшествуют Ночи,
но с последним кораблем вернусь. Мне бы не хотелось стать
свидетелем всех этих сатанинских штучек, но меня попросил сам
Старец.

--А зачем твоей Церкви такой отчет? В любой библиотеке Земли
вы нашли бы полную информацию о Кэрине.

--Беда в том,-- ответил Лифтин,-- что мы потеряли многих
прихожан, которые стали поклоняться лжебогу Йессу. Боюсь даже
назвать эту цифру.  Многие мужчины и женщины, которые,
по-моему, никогда не должны были отречься от Слова Божия,
вдруг попались на уловку сатаны и пошли за кэринянскими
миссионерами.

Поэтому мне надлежит составить обстоятельный отчет, отыскать
все, что не нашло отражения в книгах, и сделать это на основе
собственных наблюдений. Но я предварительно просмотрел
несколько фильмов и прослушал на Земле с десяток лекций. Мне
хочется показать землянам, кем же на самом деле являются
грешники с Кэрина. А когда я предъявлю доказательства тех
неописуемо непристойных злодеяний, что кэриняне совершают во
имя своей религии, земляне перестанут так опрометчиво
обращаться к бунтизму. Они сами увидят, какие мерзости
творятся во имя Бунты.

Кэрмоди не стал говорить Лифтину, что такой подход пытались
опробовать не раз. Иногда это помогало. Но чаще вызывало
противоположный эффект.  Подобные показы вызывали любопытство
и даже желание лично поучаствовать в демонстрируемых
мероприятиях.

Кэрмоди закурил. Лифтин брезгливо сморщился.

--Ты же был заядлый курильщик,-- сказал Кэрмоди.-- Как тебе
удалось избавиться от этой привычки?

--Я попросил об этом Господа. С тех пор как я увидел свет, я
уже никогда не чувствовал подобного желания. Я отказался от
греха курения, от алкоголя и внебрачных связей. И теперь у
меня есть надежда, что Господь защитит меня вообще от всех
искушений.

--Табак и алкоголь бывают злом лишь тогда, когда мы ими
злоупотребляем,-- рассудительно сказал Кэрмоди.-- Но
умеренность -- это достоинство. Во всяком случае, так было
всегда.

--Ты же сам не веришь этому, Кэрмоди. Когда сражаешься со
злом, надо идти до конца или вовсе не идти.-- Лифтин немного
помолчал и добавил: -- Может, сейчас и не стоит ворошить
старое, но скажи, что случилось со "Старонифом"? Той ночью нам
пришлось бежать. Я с трудом оторвался от погони. Позже я
прознал, что Располд сел тебе на хвост, но ты обвел его вокруг
пальца. Но больше я никогда не слышал об огневике. Что ты с
ним сделал?

--Я сбежал от Располда, потому что за нами погнался лагар,--
сказал Кэрмоди, имея в виду хищную тварь породы кошачьих,
обитающую на планете Талгей.-- Мне почти удалось вернуться на
корабль, но лагар загнал меня на дерево и полез следом.
Наверное, он не знал, что лагары слишком велики, чтобы лазить
по деревьям. А у меня оставалось единственное оружие,
поскольку все обоймы я опустошил в перестрелке с охраной. И
этим оружием был огневик.

Я ткнул его в пасть зверюги, и скверная кошара проглотила
драгоценность. А потом убежала в лес, вопя как резаная от
коликов в брюхе.

--О Боже! -- воскликнул Лифтин.-- Извини, я не хотел поминать
имя Господа всуе. Но огневик! Десять миллионов гиффордов
кануло в кошачьем желудке. А какую карьеру ты мог бы сделать!
А сколько месяцев, сколько денег ты потратил на это дело!

Кэрмоди засмеялся.

--Тогда мне это забавным не казалось. Это я теперь смеюсь.
Где-то в темном большом лесу внутри истлевшего скелета лежит
самая драгоценная вещь в галактике.

Вытащив из рукава носовой платок, Лифтен утер вспотевший лоб.
Кэрмоди взглянул на тряпицу: интересно, вшит ли еще в ее
уголок маленький стальной шарик? Говорили, что как-то раз
Лифтин выбил им в драке кому-то глаз. Но теперь шарика не
было.

Стюардесса объявила об отлете. Через десять минут "Белый мул"
вошел в атмосферу Кэрина. А еще через десять опустился на
посадочную площадку, озаренную заходящим солнцем.

Кэрмоди снова подвергся тщательному досмотру, во время
которого потерял Лифтина из виду. Но, зайдя в туалет (на двери
его, согласно некэринянскому обычаю, красовался двуногий
силуэт), вдруг опять столкнулся с бывшим подельником. Тот
тушил в пепельнице окурок.

Лифтин поднял голову и, увидев Кэрмоди, бросился к нему и
схватил его за руку.

--Прости меня, Кэрмоди. Я врал тебе. Время от времени я
поддаюсь искушению покурить и выпить. Но с Божьей помощью
борюсь с этими соблазнами. Но сейчас мне чего-то не по себе.
Наверное, потому, что в полете понервничал. Ты же знаешь,
здесь даже земля пропитана злом.

--Его тут не больше, чем где бы то ни было,-- ответил
Кэрмоди.-- Не волнуйся, я не осуждаю тебя. И не буду
подшучивать над тобой или злословить с кем-то на твой счет.
Забудь об этом, старина. Однако извини. Меня должна встречать
официальная делегация.-- С этими словами он вышел.

И, как выяснилось, вовремя: в этот самый момент в зал ожидания
входил его старый друг Тэнд.

С тех пор как они виделись в последний раз Тэнд совсем не
постарел, лишь в волосах появилось несколько седых прядок, да
фигура слегка погрузнела. Но кэринянин по-прежнему оставался
жизнерадостным парнем с улыбкой во весь рот. Его настоящее
положение в государственных структурах не изменило его манеры
одеваться. Он все так же отдавал предпочтение привычным и
простым вещам.

Тэнд подошел к приятелю и протянул руку:

--Ну здравствуй, Джон Кэрмоди!

Они обнялись.

--Как дела, отче? -- спросил Тэнд по-английски и улыбнулся.

Кэрмоди понял, что тот использовал это обращение в двояком
смысле.

--Прекрасно,-- ответил он по-кэринянски.-- А как ты, отец
Тэнд? -- Он произнес слово "пвелч", означавшее Отца Йесса.

Тэнд отступил на шаг.

--Я счастлив, насколько позволяют нынешние условия. Э-э-э...--
Он обернулся к кэринянинам, стоявшим у него за спиной: --
Позвольте мне представить вам...

Кэрмоди поприветствовал каждого традиционным образом: пожимая
руку и слегка при этом приседая. Группа государственных
чиновников состояла из представителя тайной полиции, жреца,
этнолога и секретаря главы планетарного правительства.

Всем им было интересно, почему Кэрмоди вернулся на их планету.
Среди встречающих находился Абог, секретарь Рилга. Это был
весьма приятный молодой человек, но что-то в его поведении --
или голосе? -- насторожило Кэрмоди.

--Мы надеемся,-- произнес Абог,-- что вы прилетели к нам,
чтобы заявить о своем принятии бунтизма.

--Нет. Просто мне нужно поговорить с Йессом,-- ответил
Кэрмоди.

В разговор поспешно вмешался Тэнд:

--Не хотел бы ты поехать в гостиницу и немного отдохнуть после
полета?  Поскольку ты являешься одним из семи Отцов,
правительство зарезервировало для тебя лучший номер. И,
конечно же, за государственный счет.

После чего он обернулся к коллегам и с напускным сожалением
посетовал на их неимоверную занятость. Те поняли намек и стали
прощаться. А Абог, прежде чем уйти, очень настойчиво попросил
почетного гостя назначить ему встречу, и, если можно, нынче же
вечером. Священник ответил, что будет счастлив еще раз
увидеться с ним.

Когда официальные представители ушли, Тэнд повел Кэрмоди к
своей машине. Это был низкогравитоновый автомобиль, как и
большинство из тех, что мчались по улице.

--Изменения,-- сказал Тэнд.-- Они происходят во всей вселенной
и даже на нашей отфутболенной на задворки галактики планете.
Население выросло вчетверо. Новая индустрия, основанная на
технологии Федерации, а иногда на ее займах, бурлит и
расползается, как кипящая лава.

Тэнд тронулся с места, Кэрмоди уставился в окно. Массивные
каменные здания с улыбающимися и злобными статуями остались
прежними. На улицах стало больше людей, и на стиль их одежды
явно влияла последняя мода Федерации.

--Да, старый город остался почти таким, каким ты его знал,--
сказал Тэнд.-- Но вокруг него, там, где стояли рощи и фермы,
теперь раскинулся новый город. Он сделан не из камня и не
похож на другие наши города. Слишком много людей появилось за
последнее время. И мы больше не можем тратить время на
постройку капитальных зданий.

--Так происходит везде,-- ответил Кэрмоди.-- Слушай, а ты
по-прежнему связан с полицией?

--О нет. Но я имею влияние на нее. Как и любой из Отцов. А
что?

--Вместе со мной на "Белом муле" прилетел человек по имени Эл
Лифтин.  Несколько лет тому назад он был наемным убийцей. А
теперь путешествует под собственным именем, поэтому я полагаю,
что он прошел психическую обработку в госпитале Хопкинса или в
каком-нибудь подобном заведении.  Он сказал, что служит
дьяконом в Твердыне Божьей Церкви. Может, и не врет. Если бы у
тебя было время, то ты мог бы проверить. Но времени нет. Не
исключено, что его наняли убить Йесса и сделали это фанатики с
Земли. Ты что-нибудь знаешь об этом?

--Слышал кое-что и, конечно же, направлю полицию по следу
Лифтина. Но за ним трудно будет присматривать -- разве что
посадить его под домашний арест? Как только он смешается с
толпой преднощного торжества, то легко оторвется от любой
слежки. Или вообще исчезнет.

--А как посадить его под домашний арест?

--Никак. Он может поднять шум. Власти препочитают не
задерживать граждан Федерации без серьезных на то оснований.

Кэрмоди немного помолчал.

--Есть еще один человек, за которым не мешало бы последить. Но
о нем я почти ничего не могу рассказать. Это очень личное --
важное для меня, но несущественное в сравнении с планами,
которые строятся относительно Йесса.

И он рассказал своему другу об угрозах человека, который
назвал себя Фрэттом. Тэнд задумался.

--Ты считаешь, что землянин Абду и есть Фрэтт? -- наконец
спросил он.

--Возможно, хотя и маловероятно. Против этой версии выступает
элемент времени. Как бы он узнал о моей внезапном решении
полететь сюда?

--Если бы ты знал то, что известно ему, объяснение могло бы
оказаться очень простым. У меня есть человек, который станет
его тенью. Полиция слишком занята подготовкой к празднику, и
ей сейчас не до того. Но я проведу операцию частным порядком.

Тэнд остановил машину перед отелем. Коридорный, в кэринянском
исполнении, взвалил багаж гостя на гравитоновую тачку, и два
друга отправились прямо в номер Кэрмоди: поскольку Тэнд обо
всем уже позаботился, регистрации ожидать не пришлось. По пути
на них набросилась группа репортеров, которые попытались взять
у Кэрмоди интервью. Но Тэнд махнул рукой, и те, будучи не
менее агрессивными, чем их земные собратья по перу,
подчинились Отцу великого Йесса.

Там, где раньше им пришлось бы подниматься по изогнутым
пролетам лестницы, теперь они промчались в кабине скоростного
лифта. Лестничные клетки были такими широкими, что не было
необходимости вырубать пространство для шахт.

--Это здание всегда было отелем,-- сказал Тэнд.-- Возможно,
это один из старейших отелей во вселенной. Он построен больше
пяти тысяч лет назад.-- В его голосе слышалась гордость.-- В
нем живут так давно, что, можно сказать, человек с острым
нюхом может различить запах плоти, впитавшийся в камень за
долгие века.

Лифт остановился на семнадцатом этаже. Это счастливое число
было выбрано для оказания почести одному из семи Отцов. Номер
Кэрмоди находился в двух гектометрах от лифта. Двери,
выходившие в широкий коридор с каменными стенами, были
железными и по толщине почти соответствовали банковским
стандартам. Как и многие двери кэринян, они не висели на
петлях, а вращались на осях посреди проема. Такие меры
безопасности позволяли жильцам оставаться в комнатах во время
"сна" и не спускаться в огромные подвалы, оборудованные для
членов правительства.

Кэрмоди осмотрел трехкомнатный люкс. Кровати были высечены в
каменных стенах, столы представляли собой гранитные выступы в
полу.

--Да, так давно уже не строят,-- грустно сказал Тэнд.

Он налил густого темно-красного вина в два многогранных кубка
из белого дерева с красными прожилками. Напиток стекал в кубки
медленно и тяжело, словно расплавленный гранит.

--За твое здоровье, Джон.

--И за твое. А также за здоровье благочестивых мужчин и женщин
везде и всюду, какими бы они ни были, за прощение грешных душ
и за Божье благословение для детей.

Кэрмоди выпил. Вино оказалось не таким сладким, как он ожидал,
и даже немного горчило. Тем не менее вкус был великолепным, и
по жилам маленького священника разлилось тепло. Полумрак
комнаты стал золотистым.

Тэнд предложил выпить еще, но Кэрмоди поблагодарил и
отказался.

--Я хочу повидаться с Йессом. Когда это можно будет сделать?

Тэнд улыбнулся.

--А ты все такой же быстрый. Йесс тоже с нетерпением ожидает
тебя. Но у него много забот и обязанностей. Божественная суть
не освобождает его от суеты смертных. Я поеду и повидаюсь с
ним -- вернее, с его секретарем -- и устрою вашу встречу.

--Да, когда ему будет удобно.-- Кэрмоди тихо засмеялся.-- А
сынок не очень-то почтителен -- заставляет ждать так долго
отсутствовавшего отца.

--Тебя примут с превеликой радостью, Джон. Однако твое
присутствие вызвало некоторое смущение в умах. Многие слышали
о тебе, но не видели тебя. Лишь некоторые знают, что ты не
поклоняешься Бунте. Когда это станет широко известно, это
может породить сомнения и непонимание среди простых людей. И
даже у более образованных. Как может один из семи Отцов не
быть бунтистом?

--Церковь спрашивает меня о том же. И я не знаю, что сказать.
Я видел здесь тьму так называемых чудес, которые могут
обратить в вашу веру миллиарды атеистов. Они могли бы убедить
самых твердолобых материалистов. Но я не хочу менять веры.

Собственно, я не был атеистом, когда улетел с Кэрина на Землю,
но тогда я не склонялся ни к одной из религий. А потом в
клинике Хопкинса я пережил нечто странное и по сути
необъяснимое. Это и привело меня в Церковь. Хотя, прости, я
уже писал тебе об этом.

Тэнд поднялся с кресла.

--Я ухожу, чтобы повидаться с Йессом. Позвоню тебе позже.

Он поцеловал священника и ушел.

Кэрмоди распаковал чсемодан и принял душ в кабинке, стены и
пол которой носили следы миллиардов тонн воды, вытекшей здесь,
и тысяч ног, стоявших на плитах пола. Едва он оделся, как в
огромную железную дверь постучали. Священник вытащил засов и
тихонько толкнул дверь с одной стороны. Но массивная дверь
была прекрасно уравновешена и завертелась, как балерина на
цыпочках.

Кэрмоди отступил назад и попытался остановить вращающуюся
дверь. В тот же миг кэринянин, стоящий на пороге, сунул руку в
открытую сумочку на поясе. Этого Кэрмоди не ожидал. Но старый
рефлекс сработал вовремя.  Священник прыгнул вперед и всем
телом навалился на дверь, но незнакомец, вытащив
автоматический пистолет, стал протискиваться в щель с другой
стороны.

Он уже почти пролез, но тут Кэрмоди так сильно поднажал
плечом, что вместе с дверью, сделавшей еще один оборот,
выскочил в коридор, а убийца, получивший дополнительное
ускорение сзади, влетел в номер. Все произошло настолько
быстро, что Кэрмоди успел лишь заметить растерянный взгляд
кэринянина.

Однако незваный гость, как видно, не собирался сидеть взаперти
и попробовал выбраться, не дожидаясь, пока священник добежит
до лифта.  Но Кэрмоди знал, что не успеет свернуть за угол.
Коридор был пуст, и ни одна из многочисленных спасительных
дверей даже не приоткрылась.

Молниеносно сориентировавшись, Кэрмоди впрыгнул в
образовавшуюся щель, крутанул дверь еще на полоборота и, не
медля ни секунды, задвинул засов. После чего подбежал к
телефону и позвонил портье. Через минуту в дверь его номера
уже стучала охрана отеля. Убийца, конечно же, исчез.

Не обнаружив ничего подозрительного, охрана принялась
допрашивать постояльца. Чуть позже приехала полиция и занялась
тем же. Кэрмоди терпеливо отвечал на вопросы. Нет, он не знает
этого кэринянина. Да, ему угрожал человек по имени Фрэтт.
Кэрмоди рассказал о полученном письме и сообщил, что Тэнд уже
обещал обо всем позаботиться.

Полиция уехала, оставив у дверей номера двух охранников.
Однако теперь ожидать нового нападения в гостинице вряд ли
приходилось, и Кэрмоди попытался отказаться от услуг охраны:
ему не нужны двое соглядатаев. А впрочем, черт с ними, пусть
стоят -- в случае чего он всегда сумеет обвести их вокруг
пальца и ускользнуть.

Успокаивая расходившиеся нервы порцией вина, он принялся
размышлять.  Неужели кэринянина нанял Фрэтт? Это вряд ли.
Фрэтт хотел отомстить лично, собственноручно подвергнуть
своего врага пыткам, которые изобрел для него.

А может, это Лифтин? Если его бывший подельник не тот, за кого
себя выдает, если его благообразный вид и речи -- всего лишь
маскировка, если его наняли земные фанатики, он охотно похитил
бы Кэрмоди. А что, если он хотел получить от него какую-то
информацию о Йессе?

Кэрмоди допил вино и принялся бродить по комнате. Он не мог
уйти, потому что ждал звонка от Тэнда, но бесцельное
времяпрепровождение заставляло его нервничать.

Наконец телефон зазвонил. Кэрмоди провел рукой над экраном.
Оттуда на него взглянул Абог, секретарь главы планетарного
правительства.

--Я немного раньше условленного часа, падре. Но мне не
терпится поговорить с вами. Вы не против, если я приеду к вам
сейчас?

Кэрмоди не возражал. Через несколько минут в дверь постучали.
Кэрмоди открыл и осторожно выглянул в коридор. Охранники,
должно быть, остолбенели при виде роскошного наряда Абога и
его документов, поскольку замерли по стойке смирно.

Секретарь вошел в номер, и тут же вновь зазвонил телефон. На
экране появилось лицо землянина.

--Джоб Джилсон,-- представился он по-английски.-- Земная
служба безопасности. Мне сказали, что вы хотите встретиться со
мной.

Это был человек среднего возраста, прекрасно сложенный и
темноволосый.  Его черты лица были такими правильными, что не
производили никакого впечатления и легко забывались -- весьма
ценное качество для агента ЗСБ.

--Не могли бы вы подождать? У меня посетитель.

--Я привык ждать,-- ответил Джилсон и, улыбнувшись, добавил:
-- Моя работа -- просто находка для человека, страдающего
плоскостопием.

Кэрмоди провел над экраном ладонью, и тот потемнел. Потом
предложил Абогу выпить. Кэринянин согласился.

--Я не мог утерпеть,-- смущенно сказал он.-- К сожалению,
время не позволяет применить обычную дипломатическую отсрочку.
Я не обижу Отца, если сразу перейду к делу?

--Наоборот. Вы обидите меня, если будете ходить вокруг да
около, как коза на привязи,-- то есть, простите, как политик.
Мне нравится прямота.

--Очень хорошо. Однако сначала вам необходимо узнать о степени
власти, которой я облечен. А также кое-что о структуре нашего
правительства и его главе. Я думаю...

--Я думаю, ваши добрые намерения ведут прямо к сути вопроса и
свидетельствуют о вашей компетенции. Давайте отбросим все
ненужное и приступим к делу.

Абог, похоже, смешался, но быстро взял себя в руки и
улыбнулся, показав голубые зубы.

--Вы правы. Единственное, о чем я хочу вам напомнить, так это
то, что мое правительство никогда не совало нос в вашу личную
жизнь и вероисповедание. Мы надеемся, что так будет и впредь.
Но сейчас мы должны спросить....

--Спросить, значит.

Абог сделал глубокий вдох и сказал:

--Скажите, вы прилетели к нам, чтобы объявить о своем
приобщении к бунтизму?

--И это все? Нет, я не собираюсь изменять своей вере. В ней я
тверд.

--Ага.

Абог казался разочарованным. После долгого молчания он
пристально посмотрел на Кэрмоди и сказал:

--Может быть, вы хотите использовать свое влияние Отца, чтобы
отговорить Йесса от некоторых его намерений?

--Вряд ли я имею на него такое влияние. А от чего его нужно
отговорить?

--Сказать по чести, мой шеф Рилг обеспокоен. Если Йесс решит,
что всем необходимо стать Пробудившимися, результат такого
решения окажется катастрофическим. Те, кто выживут, будут,
конечно, "хорошими", "очистившимися", но сколько их останется
после Ночи? Статистика предсказывает, что три четверти
населения погибнет. Подумайте об этом, Отец. Три четверти!
Цивилизация Кэрина будет сметена с лица планеты.

--А Йесс знает об этом?

--Конечно, знает. И согласен, что статистика может быть
верной. Но он считает, что жертв окажется не так много. Он
утверждает, что существует причина, по которой Йесс обычно
побеждает Эльгуля в течение Ночи. Такой исход предопределяет
большинство Спящих. Сновидения отражают их истинные желания, а
те, в свою очередь, каким-то образом влияют на действия
Пробудившихся. Вот почему Йесс побеждает.

Развивая эту мысль, он говорит, что, если все станут
Пробудившимися, результат окажется тем же, как если бы
большинство людей не пробуждалось. Только истинно "хорошие"
имеют шанс очиститься от налета зла, который покрывает даже
самых лучших.

--Возможно, он прав,-- сказал Кэрмоди.

--Однако Йесс может сильно заблуждаться. И мы считаем, что он
не прав.  Но даже если его логика верна, подумайте о том, что
случится. Если статистика ошибается, то, по крайней мере,
четверть населения погибнет. Какое нас ждет опустошение,
сколько смертей. Мужчин, женщин, детей!

--Да, картина страшная!

--Страшная! Но и опасная! Даже Эльгуль не мог бы придумать
ничего более жестокого. Если бы я не знал Йесса немного лучше,
то подумал бы...-- Абог умолк, встал и, приблизившись к
землянину, зашептал: -- Ходят слухи, что той Ночью родился не
Йесс, а Эльгуль. Но он настолько коварен и хитер, что назвался
Йессом. Такой фокус очень понравился бы Разрушителю.

Кэрмоди улыбнулся.

--Вы серьезно?

--Конечно, нет. Вы думаете, я один из этих жалких придурков?
Но такие слухи смущают умы. Люди не понимают, как их великий и
добрый бог может требовать от них такой жертвы.

--Ваши летописи предсказывали такое событие.

Алодж как будто испугался.

--Вы правы,-- произнес он дрожащим голосом,-- но никто не
предполагал, что предсказания сбудутся. Только неисправимые
ортодоксы верили в них и даже молились, чтобы так произошло.

--Тогда я чего-то не понимаю,-- сказал Кэрмоди.-- Что случится
с теми, кто откажется проходить через Ночь?

--Те, кто откажутся подчиниться приказу Йесса, автоматически и
по закону будут причислены к сторонникам Эльгуля. Их станут
арестовывать и заключать в тюрьму.

--А если и там эти люди будут упорствовать?

--У них ничего не получится. Им не дадут наркотиков,
погружающих в "сон", и им придется пройти через Ночь, хотя бы
и в тюремной камере.

--Но может возникнуть массовое неповиновение. У правительства
нет времени и сил, чтобы усмирить такую массу людей, верно?

--Вы не знаете кэринян. Вне зависимости от того, как напуганы
они будут, большинство не посмеет ослушаться Йесса.

Чем больше Кэрмоди думал об этом, тем меньше ему нравилось
затея местного бога. Он еще мог понять, если бы во всем этом
заставляли участвовать только взрослых,-- но детей! Пострадать
должны были безвинные, и большинству из них предстояло
погибнуть. Если родители не любят своего ребенка, сознательно
или бессознательно, они могут убить его. А те родители,
которые станут защищать детей от детоненавистников, тоже могут
погибнуть, а с ними и их дети.

--Я не понимаю этого,-- сказал он.-- Но, как вы правильно
заметили, я не знаю кэринян.

--Но вы попытаетесь убедить его не прибегать к насилию?

--А вы беседовали с другими Отцами?

--С некоторыми -- да,-- ответил Абог.-- И довольно часто. Но
они согласны со всем, что взбредет в голову Йессу.

Какое-то время Кэрмоди молчал. Он был готов спорить с Йессом,
но считал, что говорить об этом Абогу не стоит. Кто знает,
какую политическую группу представлял Абог и какую долю истины
несли его слова? Или какую обиду затаит Йесс, если намерения
Кэрмоди будут преданы огласке?

--Я понимаю серьезность ваших опасений,-- вслух произнес
Кэрмоди.-- Да, я намерен побеседовать с Йессом. И в разговоре
поинтересуюсь его намерениями и расскажу о страхе людей. Но я
не хочу, чтобы меня цитировали в теленовостях или печатали мои
слова в газетах.  Если такое произойдет, я выступлю с
опровержением.

Абог расплылся в счастливой улыбке.

--Очень хорошо. Быть может, вам повезет там, где другие ничего
не добились. Кроме того, он еще не сделал публичного
заявления. И у нас еще есть немного времени.

Он поблагодарил Кэрмоди и ушел.

Священник позвонил Джилсону и попросил его подняться наверх,
затем предупредил охранников, что ожидает визита землянина.

Телефон зазвонил в третий раз. На экране появилось лицо Тэнда.

--Мне жаль, Джон, но Йесс не сможет увидеться с тобой сегодня
вечером.  Однако он встретится с тобой завтра вечером в храме.
Как ты собираешься провести время?

--Наверное, куплю маску и присоединюсь к весельчакам на
улицах.

--Ты можешь делать все что угодно, потому что ты Отец,--
сказал Тэнд.-- Но твои земные соратники, о которых ты говорил,
Лифтин и Абду, уже лишились этого удовольствия. Я приказал
полиции удерживать их в отеле, если только они не согласятся
пройти через Ночь. Фактически все некэриняне находятся сейчас
под домашним арестом. Таково новое правило. Боюсь, это
рассердит многих туристов и ученых. Но так, наверное, будет
лучше.

--Ты поднимаешь слишком большой вес, Тэнд.

--Я не злоупотреблял своей властью. Но считаю такую
расстановку сил правильной. Мне хотелось бы прогуляться вместе
с тобой, Джон, но я связан по рукам и ногам своими
многочисленными обязанностями. Ты же знаешь, что любая власть
налагает на человека большую ответственность.

--Да, я знаю. Спокойной ночи, Тэнд.

Кэрмоди провел рукой над экраном и уже собрался отойти от
стола, но тут телефон опять зазвонил. На сей раз на экране
появилось не лицо, а страшная маска. Она казалась огромной и
не давала рассмотреть, что делается позади нее. Однако по
звукам Кэрмоди понял, что звонят из телефонной будки на одной
из многочисленных улиц города.

Голос, исходивший из неподвижных губ маски, был намеренно
искажен.

--Кэрмоди, это Фрэтт. Я только хочу еще раз взглянуть на тебя,
пока ты не умер. Я хочу посмотреть, страдаешь ли ты,-- хотя
вряд ли ты можешь страдать так, как я и мой сын.

Священник заставил себя успокоиться и ровным голосом сказал:

--Фрэтт, я не знаю тебя. И не помню инцидента, на который ты
ссылаешься. Так почему бы тебе не прийти ко мне и не
рассказать об этом происшествии? Быть может, тогда ты изменишь
свое решение.

Наступила пауза, достаточно долгая, чтобы Кэрмоди понял, что
озадачил Фрэтта.

--Ты думаешь, я настолько глуп,-- наконец ответила маска,--
что сам полезу в ловушку такого негодяя, как ты? Ты, наверное,
просто спятил.

--Хорошо. Тогда назови мне время и место. Я приду один, и мы
поговорим о твоей беде.

--Ты и так скоро меня встретишь. Но когда и где, ты знать не
будешь. Я хочу, чтобы ты попотел, ожидая смерти. А потом ты
сам будешь у меня ее просить.-- Перед маской мелькнула
перчатка, похожая на лапу с когтями, и экран померк.

В дверь постучали. Кэрмоди отодвинул засов -- на пороге стоял
Джилсон.

--Боюсь, что ничем вам не смогу помочь, падре,-- сердито
проговорил он, входя.-- Я только что узнал, что сижу в отеле
под домашним арестом.

--Это моя вина,-- ответил священник.

Он рассказал Джилсону о том, что случилось, но тот не стал от
этого счастливее, особенно когда услышал о телефонном
разговоре с Фрэттом.

--Тогда мне лучше улететь отсюда следующим кораблем,-- сказал
он.

--Давайте спустимся в ресторан и поедим,-- предложил
Кэрмоди.-- Обед за мой счет. Насколько я знаю, тут готовят
земные блюда для тех, кто не привык к кэринянской кухне. Но
проблема в том, что повар из Мексики. Если вам не нравятся
энчиледес, черепаховый суп и ослятина под чилли, то...

В ресторане они встретили Лифтина и Абду, которые сидели за
одним столом. Оба мужчины мрачно жевали и выглядели очень
сердитыми. Кэрмоди попросил разрешения присесть рядом, и
Джилсон последовал его примеру.  Он представился как
бизнесмен.

--Вам отказали во встрече с Йессом? -- спросил Кэрмоди у
Лифтина.

Тот выругался и ответил:

--Они были вежливы, но дали мне понять, что я не увижу его до
наступления Ночи.

--Тогда вам лучше "заснуть",-- сказал Кэрмоди.-- Хм-м, если
Йесс запретит "сон", то неужели указ коснется и некэринян?

--Вы предлагаете мне погрузиться в "сон" и встретиться с
Йессом после Ночи? -- спросил Лифтин и покраснел.-- Что мне,
больше делать нечего?

Кэрмоди удивился, почему Лифтин так зол. Если он был наемным
убийцей, то стремился бы закончить свою работу до наступления
Ночи.

--А вы тоже полетите обратно? -- спросил Кэрмоди у Абду.-- Или
вы еще не закончили свои дела?

--Эти ограничения застали меня врасплох,-- ответил тот.-- Но я
продолжаю переговоры по телефону.

--Не думаю, что вам многое удастся сделать во время праздника.
Большая часть дел сейчас приостанавливается.

--Кэриняне похожи на землян. Всегда найдутся такие, кто будет
делать свои дела несмотря ни на что, даже на землетрясение.--
Лифтин ткнул большим пальцем в сторону дверей отеля.-- Видите
двух парней в голубой форме с красными перьями? Это копы. Они
сделают все возможное, чтобы мы остались в этом покинутом
склепе.

--Как тихо,-- произнес Кэрмоди и осмотрелся.

В зале стояли еще десять столов, но четверо землян были
единственными обедающими. Более того, в холле осталось лишь
несколько клерков и коридорных. Отель казался пустым и
мрачным.

--Я не могу оставаться в своей комнате,-- продолжал Лифтин.--
Она похожа на мавзолей. Повсюду холодный камень и мертвая
тишина. Не пойму, на кой черт кэриняне строят такие здания?

--Они немного похожи на древних египтян,-- ответил
священник.-- Они много думают о смерти, и их почти не
интересует эта короткая остановка на планете. Они считают, что
незачем оставаться здесь слишком долго.

--А что они думают о небесах? -- спросил Абду.-- Или об аде?

Кэрмоди подождал ответа Лифтина. Если он действительно тот, за
кого себя выдает, то должен знать основы кэринянской религии.
Его Церковь не стала бы посылать с миссией несведущего
человека: межзвездный полет стоил очень дорого.

Но Лифтин ел, не поднимая глаз от тарелки. Когда стало ясно,
что он не собирается отвечать на вопрос Абду, Кэрмоди сказал:

--У бунтистов существует два уровня небес. На нижнем обитают
те, кто служил Йессу и вел добропорядочную жизнь, но не посмел
пройти через Ночь. Их вечная жизнь на этом уровне почти во
всем сходна с земным существованием. Они должны работать,
спать, переживать неудобства, боль, разочарование и скуку. Но
они живут вечно.

Верхний уровень предназначен для тех верующих, кто успешно
прошел через Ночь. Там они наслаждаются вечным мистическим
экстазом.  Переживание, как вы понимаете, очень близкое к
тому, что получают спасенные в христианской религии. Они
воочию видят бога, но уже мистического Йесса -- то есть
красоту, которая скрывается за плотской маской живого Йесса. А
вот Бунты не видит никто. Даже ее сын.

--А как насчет их ада? -- спросил Абду.

--Ад тоже имеет два уровня. Нижний -- для равнодушных к
религии людей, не особенно ревностных верующих, лицемеров и
заблуждающихся. А также для тех, кто осмелился пройти Ночь, но
не дожил до ее окончания.  Теперь вы понимаете, почему так
немного йесситов остаются бодрствовать во время Ночи. На самом
деле награда за успех достойна сурового испытания. Но
неудачники расплачиваются за свои амбиции в аду. И таких очень
много. Безопаснее вообще не рисковать. В таком случае вам
забронировано место на нижнем небесном уровне.

Верхний уровень ада зарезервирован для эльгулитов. Там они
переживают свой собственный экстаз, аналогичный удовольствиям
истинных йесситов.  Однако это темная радость -- эдакий оргазм
зла. Он хуже чем небесный, но если вы истинный эльгулит, то
предпочтете его. Зло создает зло, и ничего кроме зла.

--Дурацкая религия,-- проворчал Лифтин.

--Кэриняне говорят то же самое о нашей.

Кэрмоди извинился, оставил Джилсону свое переговорное
устройство и вернулся в номер. Он хотел, чтобы тот позвонил
ему.

--Я скоро уйду. Хочу проведать моих старых друзей-кэринян. И
еще хочу дать Фрэтту шанс. Возможно, так мне удастся
остановить его, либо нейтрализовав, либо убедив вернуться к
здравому смыслу. Но прежде мне надо узнать, кто он и чем я
заслужил такую месть.

--Он может перехватить инициативу.

--Я это уже учел. Теперь о другом. Я собираюсь позвонить Тэнду
и попробовать еще раз воспользоваться его влиянием. Попытаюсь
снять с вас эти ограничения. Но не ради Фрэтта. Вы должны
наблюдать за вашим подопечным Лифтином. Если он выберется из
отеля,-- а в этом у меня почти нет сомнений,-- я хочу, чтобы
вы тут же сели ему на хвост.

--Ладно,-- ответил Джилсон.-- Я буду присматривать за ним.

Кэрмоди отключил оперативную связь и произнес в микрофон
телефонный номер Тэнда. На экране появилось лицо кэринянина.

--Тебе повезло,-- сказал он.-- Я собирался уходить. Чем могу
быть тебе полезен?

Кэрмоди рассказал о своей просьбе. Тэнд ответил, что это не
вызовет затруднений, и пообещал тут же отдать приказ.

--Вообще-то мы можем использовать дополнительную помощь. У нас
нет людей, чтобы следить за Лифтином, если он вырвется на
свободу. Так ты говоришь, он на все способен?

--Старый Лифтин был хитер и изобретателен,-- ответил
священник.

--Я должен сказать тебе правду. Нас тревожат не только
наемники с Земли. Эльгулиты тоже готовятся к началу Ночи. И я
имею в виду не только тех, кто собирается взять свой Шанс. Я
говорю о большом тайном обществе, которое в основном состоит
из людей, никогда не идущих на риск. Наше правительство
ослабило их влияние, но они по-прежнему сильны и, возможно,
сейчас даже прослушивают наш разговор.

--Есть вещи, которых я еще не могу понять,-- сказал Кэрмоди.--
Почему эльгулиты, прошедшие Ночь во время правления Йесса, все
еще живы? Ты помнишь, когда меня поймала статуя, я долго не
мог решить, какой мне выбрать путь? Остаться с шестью
йесситами или с шестью эльгулитами? А потом, когда я сделал
свой выбор и когда стало ясно, что Мэри родит Йесса,
несостоявшиеся отцы Эльгуля бросились наутек. Но все они
умерли.

До сих пор я считал, что эльгулиты могут пережить Ночь лишь в
том случае, если побеждает Эльгуль. Однако от тебя и от других
я слышал, что многие из сторонников Эльгуля пережили Ночь и
живут нормальной обычной жизнью. Почему?

--Те шестеро, которые погибли на наших глазах, умерли из-за
того, что мы, шесть Отцов, сознательно, а ты бессознательно,
желали их смерти.  Но остальные эльгулиты действительно
выжили. Он не погибли потому, что мы ничего не знали о них.

Ты знаешь, что эльгулиты объявлены вне закона. Кара за
приверженность Эльгулю -- смерть. Но если Эльгуль победит,-- а
Бунта вряд ли такое позволит,-- можешь быть уверен, что тут же
начнутся гонения на йесситов. И наши пытки будут такими же
болезненными, как нынешние муки эльгулитов.

--Спасибо, Тэнд. Сейчас я хочу навестить миссис Кри. Она все
еще живет в своем старом особняке?

--Не могу сказать тебе ничего конкретного. Я не видел ее и не
слышал о ней уже много лет.

Кэрмоди велел прислать ему костюм с большой карнавальной
маской божественной птицы троджар. Он надел его и вышел из
отеля, предъявив свои документы охране, которая стояла у
входа. Перед уходом он забежал в ресторан и обнаружил, что
Джилсон, Лифтин и Абду уже ушли. Однако теперь в зале обедало
около дюжины некэринян. Все они выглядели подавленными.

Могильная тишина отеля уступила место какофонии из музыки,
криков, воплей, гудения рожков, свистков, треска шутих, боя
барабанов и звона бубенцов. На улицах стало тесно от шумного
столпотворения переодетых весельчаков.

Кэрмоди медленно пробирался сквозь толпу, в которой его то и
дело награждали тычками. Через пятнадцать минут ему удалось
дойти до переулка, где народу было поменьше. Еще через
четверть часа он увидел свободное такси. Водитель не очень
обрадовался пассажиру, но Кэрмоди настоял на своем. Бормоча
себе под нос проклятия, таксист повел машину сквозь толпы и
вскоре выехал в район, где можно было прибавить скорости. Но и
тогда автомобилю время от времени приходилось останавливаться
и протискиваться через гомонящие ватаги масок, шагавшие к
центральным улицам.

Примерно через полчаса машина остановилась перед домом миссис
Кри. К тому времени огромная луна Кэрина поднялась, разбросав
серебряное кофетти по черным и серым камням массивных домов.
Кэрмоди вышел, расплатился с водителем и попросил его
подождать. Тот, видимо, уже смирился, что повеселиться ему не
удастся, и согласился.

Кэрмоди прошел по дорожке и остановился перед деревом, которое
некогда было мистером Кри. С тех пор, как землянин видел его в
последний раз, мистер Кри разросся, достигнув в высоту метров
тридцати пяти, и распростер свои ветви над двором.

--Здравствуйте, мистер Кри,-- произнес священник.

Пройдя под молчаливым человекодеревом, он постучал огромным
молотком в большую металлическую дверь. Света в окнах не было,
и Кэрмоди решил, что поторопился. Следовало сначала позвонить.
Но миссис Кри была уже стара, поскольку гериатрика Земли была
доступна лишь богатым кэринянам, и Кэрмоди считал само собой
разумеющимся, что она осталась дома.

Он еще раз стукнул молотком в дверь. Молчание. Он повернулся,
собираясь вернуться к такси, и вдруг услышал за спиной скрип
двери.

--Кто здесь? -- спросил старческий голос.

Кэрмоди повернулся и снял маску.

--Джон Кэрмоди, землянин.

В освещенном дверном проеме вырисовывался силуэт старой
женщины. Но это была не миссис Кри.

--Я жил здесь какое-то время,-- сказал он.-- Лет двадцать
назад. Мне бы хотелось повидать миссис Кри.

Сморщенная старуха, видимо, боялась стоять лицом к лицу с
чужаком из дальних межзвездных глубин. Она чуть-чуть прикрыла
дверь и сказала в щелку дрожащим голосом:

--Миссис Кри здесь больше не живет.

--А вы не могли бы сказать, где я могу ее найти? -- вежливо
спросил Кэрмоди.

--Не знаю. Она решила пройти последнюю Ночь, и больше о ней
никто не слышал.

--Мне очень жаль.

Несмотря на былые вспыльчивость и воинственность Кэрмоди,
миссис Кри обожала своего вздорного постояльца.

Кэрмоди вернулся к такси. Но едва он взялся за ручку двери,
как из-за ближайшего угла сверкнули автомобильные фары и
помчались прямо на него. Кэрмоди быстро нырнул под такси,
понимая, что, возможно, ставит себя в дурацкое положение. Но
он обычно следовал своим предчувствиям.

На сей раз он тоже не оплошал. Застрекотал пулемет, посыпались
стекла, и водитель такси закричал. После чего машина
промчалась по улице, набирая скорость, и, взвизгнув тормозами,
скрылась за углом.

Не успел Кэрмоди вылезти из-под машины, как что-то полыхнуло у
него над головой у окна машины. Он быстро пополз назад,
ослепленный и оглушенный.

Когда ему удалось-таки подняться на ноги, его окутал горький
дым. Из салона такси рвался огонь, в приоткрытой двери
виднелся труп водителя, свесившийся на землю.

Кэрмоди бросился обратно к дому и заколотил молотком в
закрытую дверь.  Но внутри не послышалось ни звука. "Ну что
ж,-- подумал священник.-- Старуху винить не приходится.
Однако, надеюсь, она все же догадалась позвонить в полицию".

Он надел маску и зашагал по тротуару. Звон в ушах понемногу
утихал, и голова уже не так кружилась. Через пару минут
Кэрмоди нашел телефонную будку и позвонил в отель Джилсону, но
ему никто не ответил. Тогда он позвонил Лифтину. Но на экране
возник кэринянский полицейский.

"Что за маскарад?" -- строго вопросил он, увидев перед собой
жуткую физиономию. Кэрмоди снял маску. Узнав земного Отца
Йесса, кэринянин выпучил глаза и заговорил повежливее.

--Землянин Лифтин бежал час назад,-- сказал он.-- Расплавил
прутья оконной оконной решетки каким-то горючим веществом и
спустился по веревке, которую, должно быть, припас в багаже.
Мы передали всем постам его приметы, но он может нарядиться в
костюм. Он купил его у коридорного.

--Проверьте, где находится землянин Рафаэль Абду, и сообщите
мне! -- велел Кэрмоди.-- А вы случайно не знаете, где Джилсон?

--Джилсон покинул отель сразу же после бегства Лифтина.
Подождите, Отец. Мы проверим, где Абду.

Часы Кэрмоди показали, что прошло пять минут, прежде чем на
экране снова возникло лицо полицейского.

--Землянин Абду в своем номере, Отец.

Его лицо исчезло с экрана, а голос сказал: "Одну минуту".
Очевидно, он говорил с кем-то еще. "Хорошо",-- пробормотал
полицейский, и на экране вновь показалось его лицо.

--Джилсон оставил для вас сообщение. Вам надо позвонить ему по
этому номеру.

Кэрмоди произнес в микрофон названный номер, и на экране
появилось лицо Джилсона. За его спиной слышались громкие
голоса и смех.

--Я в таверне на углу улиц Виилджрар и Тьювдон,-- сказал
Джилсон.-- Подождите, сейчас я надену маску. Я снял ее, чтобы
вы меня узнали.

--Что случилось? -- спросил Кэрмоди.-- Мне сказали, что Лифтин
сбежал.

--Вы уже знаете? Так вот, я преследую его. Он здесь, в
таверне, и беседует с каким-то парнем. Кэринянином, кажется. Я
вижу только кончики его пальцев и черную шею. Лифтин одет в
коричневый костюм, изображающий какое-то животное, и маску с
рогами -- кэринянский вариант оленя, я полагаю. А его
собеседник наряжен какой-то кошкой.

"Наверное, эрдур и ишквар",-- подумал Кэрмоди. Он довольно
сносно разбирался в персонажах кэринянской мифологии и сказок,
чтобы распознавать их со слов. Но у него не было времени
делиться своими знаниями с Джилсоном.

--Вы можете повертеться там, пока я не поймаю такси?  Приеду
-- расскажу, что случилось со мной.

Отсюда же, из будки, Кэрмоди вызвал такси. Машина появилась
только через десять минут. При виде суммы, которую предложил
пассажир, водитель решил пренебречь всеми правилами движения.
Так что Кэрмоди не мог пожаловаться, что поездка оказалась
слишком долгой.

Таверна Тиивита стояла в стороне от главных улиц, но нынче
вечером была заполнена до отказа. Толпы гуляющих тянулись
сюда, надеясь отдохнуть и повеселиться после парада масок.

Джилсон, тоже одетый в костюм троджара, топтался на улице.
Кэрмоди перебросился с ним парой слов, и она оба вошли в
таверну.

Лифтин и кэринянин сидели за столом у задней стенки. Наблюдая
за ними, Кэрмоди мучительно старался вспомнить, где он видел
этого кэринянина -- его жесты казались ему знакомыми. Через
некоторое время незнакомец поднялся и направился в туалет. И
Кэрмоди наконец узнал его.

--Это Абог,-- сказал он Джилсону.-- Секретарь Рилга. Какого
черта он болтает тут с Лифтином?

Абог не стал бы встречаться с Лифтином по своей инициативе.
Неужели его шеф Рилг был членом эльгулитского подполья? Он мог
узнать, что наемника послали фанатики Земли, и попробовать
использовать его в своих целях.

--Послушайте, Джилсон,-- сказал Кэрмоди,-- теперь, когда в
дело ввязалась полиция, нам следует быть осторожными.
Некоторые из них могут работать на Рилга. Уходите отсюда и
возвращайтесь в отель. Если все получится, у меня появится
шанс на более доверительное отношение со стороны полиции. Я
попробую подобраться поближе к Лифтину.

--Мне бы не хотелось оставлять вас одного,-- сказал Джилсон.

--Я знаю этот мир лучше, чем вы. Кроме того, если вы не
собираетесь провести здесь Ночь, вам следует поторопиться с
отлетом.

Оперативник ушел, пожелав Кэрмоди удачи. Священник подошел к
стойке и заказал кэринянского пива. Когда пара подвыпивших
парней встала из-за столика, который стоял рядом с Лифтином,
Кэрмоди тут же занял освободившееся место. Но в таверне было
так шумно, что он не слышал, о чем говорили Лифтин и Абог.
Какая жалость, что он не захватил с собой магнитофона, с
помощью которого можно было вести лучевую запись беседы.

Внезапно Лифтин и Абог встали и быстро пошли к выходу. Выждав
несколько секунд, Кэрмоди двинулся за ними следом. Очевидно,
они были начеку, поскольку Абог оглянулся. Они вышли в тот
момент, когда Кэрмоди достиг лишь середины зала.

А еще через секунду в дверях возникли трое полицейских и
заблокировали выход. Кэрмоди остановился и обернулся -- в
заднюю дверь тоже входили полицейские.

Неужели Абог и Лифтин обнаружили, что за ними следят? Вряд ли.
Скорее всего они просто решили подстраховаться на всякий
случай.

Кэрмоди двинулся к туалету. Не успел он закрыть за собой
дверь, как послышались свистки, и кто-то сделал
предупредительный выстрел.  Кэрмоди быстро вылез в открытое
окно.

И, приземлившись на четвереньки на мостовой, услышал:

--Встать! Руки за голову!

Кэрмоди поднял руки и обернулся. Перед ним стоял полицейский и
целился в него из пистолета.

--Спиной ко мне! Руки на стену! Живо!

--Я ничего не сделал, офицер! -- заныл Кэрмоди голосом
бродяжки кэринянина.

Подчиняясь приказу, он медленно снял маску и вдруг бросил ее в
лицо полицейскому. Тот вскрикнул от неожиданности. Раздался
выстрел. Пуля попала в каменную стену, и Кэрмоди осыпало
кирпичной крошкой. Недолго думая, он подпрыгнул и что было сил
ударил полицейского ногами. Тот рухнул как подкошенный. В тот
же миг Кэрмоди вскочил ему на спину и большими пальцами ткнул
у него за ушами. Полицейский сразу обмяк и больше уже не
шевелился.

Кэрмоди схватил оружие и маску и помчался по улице, на бегу
надевая маску и запихивая на пояс пистолет. За спиной у него
послышались свистки и крики. Прогремел выстрел. Кэрмоди
кинулся на землю, быстро перекатился к стене ближайшего
здания, вскочил и снова бросился бежать. Через пару минут он
достиг перекрестка, запруженного людьми, и, с разбегу
вклинившись в толпу, затерялся среди людей.

Послышался вой сирены; на перекресток выскочила полицейская
машина и, резко сбавив скорость, медленно поехала в толпе,
стараясь не подавить праздных гуляк. Но Кэрмоди уже нечего
было бояться. Он стоял, окруженный ликующим народом, и
невозмутимо наблюдал, как блюстители закона проезжают мимо.

Ну что ж, дело "сделано". След Абога и Лифтина потерян, и
теперь можно спокойно вернуться в отель.

Из холла Кэрмоди позвонил в номер Джилсона. Ему никто не
ответил.  Тогда он позвонил Тэнду, и слуга сообщил, что
хозяина дома нет и до завтрашнего утра не будет.

Делать нечего. Кэрмоди поднялся на свой этаж. У двери его
номера по-прежнему маячили двое охранников. Священник открыл
дверь и попросил стражей осмотреть комнаты. Те с готовностью
повиновались и через минуту дружно отрапортовали, что
посторонних в помещении нет и подозрительных предметов не
обнаружено. Кэрмоди поблагодарил их и запер дверь.

Выпив бокал вина, Кэрмоди разбрал постель и засунул под одеяло
подушки, придав им вид спящего человека. Потом расстелил под
столом покрывало, лег, свернулся калачиком и уснул.

Разбудил его телефонный звонок. Кэрмоди осторожно высунулся
из-под стола. Сквозь двойные пуленепробиваемые стекла
зарешеченного окна струился утренний свет. Священник медленно
выполз из-под стола, поднялся и выпрямился во весь рост. После
вчерашней пробежки и ночевки на полу все тело болело, точно
побитое палками.

Звонил Тэнд. Он выглядел так, словно спал еще хуже, чем
Кэрмоди. Лицо его осунулось, в уголках рта залегли глубокие
морщины. Тем не менее кэринянин улыбался.

--Как ты провел ночь?

--Я не скучал,-- ответил Кэрмоди и взглянул на настенные
часы.-- О-о!  Да я проспал завтрак.

--У меня хорошие новости,-- сказал Тэнд.-- Йесс увидится с
тобой сегодня вечером. В час "трагу".

--Прекрасно. Слушай, а тебе не кажется, что эта линия
прослушивается?

--Кто его знает. Может быть. А что?

--Мне надо поговорить с тобой. Прямо сейчас. Это очень важно.

--Я не спал всю ночь,-- сказал Тэнд.-- Впрочем, кто спит в это
время.  Ладно. Приезжай ко мне. Или хочешь встретиться в
другом месте?

--В твоем доме тоже наверняка установлены "жучки".

Улыбка исчезла с лица Тэнда.

--Неужели дела так плохи? Ладно. Я заеду за тобой. Встретимся
в холле отеля. Я буду у тебя через полчаса.

Ожидая Тэнда, Кэрмоди расхаживал по комнате взад и вперед и
яростно размахивал руками. Имя Фрэтта звучало у него в мозгу,
как удары молота: Фрэтт! Фрэтт! Но такой этот Фрэтт? И откуда
он взялся?

У Кэрмоди была прекрасная память. Он отлично помнил свои
чудовищные преступления и порой думал, что лучше ему было
тогда покончить с собой. Но все это давно прошло. Теперь он
созерцал свои поступки как бы со стороны.

Но почему он не мог увидеть в своем прошлом человека по имени
Фрэтт?

Кэрмоди перебирал в уме имена своих жертв, которые мог
вспомнить. Их было много. Потом он пытался представить себе их
лица, и лиц тоже было много.

Наконец он махнул рукой на это занятие и вышел из номера. У
него даже появилась легкая головная боль, чего не случалось
уже много лет.  Неужели ее вызвала пробудившаяся совесть? Или
было что-то скрытое в его подсознании, хотя он считал, что
навсегда избавился от вины и раскаяния?

Кэрмоди вышел из отеля как раз в тот момент, когда подъехал
Тэнд на длинной черной машине. Правая дверца открылась,
впуская маленького священника, и закрылась, когда он устроился
на переднем сиденье рядом с Тэндом.

--Это "гразха",-- с гордостью сказал Тэнд.-- Следующая модель
после земной "ДМ Стиджо", ты заметил?

Тэнд свернул с центральной улицы и помчался в жилой район.

Машина остановилась у детской игровой площадки.

--Пусть тебя не беспокоят лучевые микрофоны, направленные на
нас,-- сказал он.-- Я включил электротрещотку.

Кэрмоди рассказал другу о событиях прошлой ночи.

--Я подозревал что-то подобное,-- ответил Тэнд.-- Но мы ничего
не сможем сделать. У нас нет конкретных доказательств, на
которые мог бы опираться суд. Мы можем предъявить Абогу твои
обвинения, но это ничего не даст. Во-первых, откуда тебе
известно, что мужчина в костюме ишквара действительно был
Абогом? Ты, конечно, можешь быть уверен в этом, но для суда
твои слова не являются доказательством. И потом, в чем ты его
обвинишь? В том, что он беседовал в таверне с землянином? А
что в этом необычного -- особенно в предпраздничную ночь? К
тому же ты даже не можешь точно сказать, был ли этот землянин
Лифтином.

--Да, я в этом сомневаюсь,-- сказал Кэрмоди.-- Не могу
поверить, что Литфтин мог говорить с кэринянином как местный.

--Значит, у тебя вообще нет никаких доказательств,-- подытожил
Тэнд по-английски.-- Однако, как говорите вы, земляне, у
предупрежденного четыре руки, и в каждой из них пистолет.

Кэрмоди засмеялся, поскольку оценил каламбур. Тэнд намекал,
что кэринянские дети и суеверные сельчане верили в злого духа
Дуублоу, якобы имевшего четыре руки, которыми он хватал
беспечных путешественников на перекрестках, а затем съедал.

--Рилг может вообще не быть эльгулитом,-- продолжал Тэнд.-- Он
может считать себя истинным приверженцем Йесса. Но он глава
нашего правительства, и его первой заботой является выживание
государства и процветание Кэрина. Я не завидую его посту. Он
разрывается между святой обязанностью принять то, что говорит
его бог, и желанием сохранить статус кво. К тому же надо
учесть его сомнения в способности выжить в нынешнюю Ночь.
Последний фактор, я бы сказал, оказывает на него самое сильное
влияние, как на большинство других людей.

Однако он не может не замечать, как не замечает большинство
людей, что время от времени требуется чистка рядов. Так почему
не сделать это сейчас, независимо от того, насколько
болезненной она будет? Поверь мне, любое сопротивление
выражает лишь то, как поверхностна вера в нас. Нет ничего
проще, чем следовать популярной религии и служить
богу-победителю. Но когда тебя призывают пройти окончательную
проверку, это уже другое дело.

--Йесс не собирается отделять взрослых от детей?

--То, что хорошо для одних, приемлемо и для других.

--Но это же дети!

Тэнд скорчил гримасу.

--Мне тоже не нравится такая идея. Но если они не пройдут
через Ночь, весь план Йесса потерпит крах.

--Это нелогично,-- возразил священник.-- Предположим, после
Ночи останутся только добрые и хорошие люди. Но что будет с их
детьми? Ты же не станешь мне доказывать, что доброта -- чем бы
она ни являлась по твоему определению -- представляет собой
генетическую особенность.

--Но дети обычно склонны наследовать качества родителей. В
любом случае это не имеет большого значения. Потому что, как
только Йесс издаст указ об общем Бодрствовании, Спящих уже не
окажется. Все люди пройдут через Ночь.

--Ладно. Я вижу, что спорить по этому поводу бесполезно. А что
ты собираешься делать с Абогом и Рилгом?

--Усилю меры безопасности и охрану Йесса. И твою охрану. Я уже
приказал перенести твои вещи в номер на четырнадцатом этаже.
Люди, охранявшие тебя, заменены на лучших работников, которым
я доверяю.  Теперь ты и шагу не сделаешь без надежного и
соответствующего прикрытия.

--Это разумно, но до каких-то пределов,-- сказал Кэрмоди.--
Да, ты обещал назначить пенсию вдове и сиротам того бедняги
таксиста. Хоть я и не виноват в его гибели, но все-таки, если
бы не я, он был бы жив.

--Я уже обо всем позаботился,-- ответил Тэнд и мрачно
усмехнулся.-- Но деньги не принесут им пользы. Все зависит от
того, пройдут ли они через Ночь. После нее они будут достойны
всего, независимо от денег.

Тэнд завел мотор и поехал назад в отель. Кэрмоди долго молчал.
Кардинал дал ему инструкции попытаться отговорить Йесса от
принуждения ко всеобщему Бодрствованию. Но получалось, что это
могло оказаться выгодным Церкви. Если цивилизация кэринян
рухнет, бунтисты долго не смогут вести миссионерской работы.

Однако с человеческой точки зрения кардинал был прав. Но
Кэрмоди сомневался, что и он, и руководители Церкви считались
с этим. Для них, удаленных от чужой культуры на полтора
миллиона световых лет, результаты решения Йесса не были
очевидны. Они думали только о том, что несли с собой йесситы и
бунтисты. Они воображали себе толпы фанатиков, наводняющие
Землю и колониальные планеты.

Что он скажет Йессу? Вопреки инструкциям кардинала одобрит его
решение провести всех жителей Кэрина через Ночь? Или последует
приказу и пойдет против интересов Церкви, даже если Церковь не
знает об этом?

Но в душе Кэрмоди не было сомнений. Он желал предотвратить
убийства, боль и горе. Он не был бы христианином, если бы
поступил наоборот. Его рукводители должны понять, что только
человек, ставший непосредственным участником событий, мог
действительно понять ситуацию. И потому такой человек, если
только он по-настоящему человечен, мог иногда проявлять
неподчинение. Возможно, это и не понравится его начальству, но
тогда пусть оно наказывает его, как сочтет нужным. Он готов к
этому.

Впрочем, в одном Кэрмоди сомневался. Что, если события не
будут развиваться по тому плохому сценарию, как думали Тэнд и
многие другие?  Йесс, будучи предводителем обычных смертных,
мог знать нечто большее, чем они.

Тэнд проводил приятеля до входа в отель. Три кэринянина в
гражданской одежде, подбежавшие к машине, прикрывали Кэрмоди с
трех сторон.

--Вечером я пришлю за тобой машину,-- сказал Тэнд.-- Мы
встретимся у покоев Йесса в храме и перед аудиенцией еще
немного поговорим.

Кэрмоди поблагодарил его и отправился в свой номер, который
теперь находился на четырнадцатом этаже. Люди Тэнда
расположились в коридоре.  Кэрмоди позвонил Джилсону, но того
опять не оказалось в номере. Тогда он позвонил портье и
поинтересовался, не оставлял ли Джилсон для него каких-то
сообщений. Клерк ответил, что мистер Джилсон не давал о себе
знать с прошлой ночи.

Кэрмоди встревожился. Позвонив Тэнду, но не застав его на
месте, он потребовал соединить его с ларгом, лейтенантом,
который раньше отвечал за его охрану. Теперь тот выполнял
другое задание. Но ларгу была известна предыстория покушений,
и он мог бы продолжить расследование.

Ларг Пийнел находился в холле. Он тут же поднялся наверх,
чтобы поговорить с Кэрмоди в его номере. Пийнел был молодым
кэринянином, очень высоким, стройным и мрачным.

--Вы подозреваете работу на два фронта? -- спросил он.

--Да, это не исключено,-- ответил Кэрмоди.

Он не стал рассказывать Пийнелу всей правды об инциденте
предыдущей ночью. Его история гласила о том, что Джилсон
обнаружил Лифтина в таверне Тиивита. После его звонка Кэрмоди
приехал и увидел Лифтина своими глазами. О своих подозрениях
относительно Абога Кэрмоди предпочел умолчать. Джилсон следил
за Лифтином от таверны, но Кэрмоди не смог пойти за ними. Ему
надо было вернуться в отель и ответить на звонок Тэнда. Об
инциденте с полицейским на улице он тоже не стал упоминать.

--Я попытаюсь подключить к этому делу нескольких человек --
пообещал Пийнел.-- Но вы должны понять, что праздник ограничил
наши возможности. Кроме того, улицы заполнены людьми в
карнавальных масках.  Они танцуют, пьянствуют и занимаются
сексом до упаду, затем спят несколько часов и продолжают
развлекаться. Поэтому очень трудно опознать в толпе кого-то,
даже землянина.

--Я понимаю,-- ответил священник.-- Думаю, что я сам
подключусь к поискам. Я узнаю Джилсона по походке и жестам,
даже если он будет в маске.

--Мне приказано обеспечить вашу безопасность,-- сказал ларг.--
Я не могу позволить вам выйти из отеля. Простите, Отец, но так
надо.

--Отец Тэнд дал мне трех телохранителей,-- заметил Кэрмоди.

--Еще раз простите, Отец, но вы не должны выходить из отеля.
Люди Тэнда могу охранять вас сколько угодно, но я наделен
более высокими полномочиями.

Зазвонил телефон, и Пийнел, сидящий ближе к аппарату, ответил.
На экране появилось лицо полицейского.

--Докладывает Виндру, сэр. Я насчет того землянина, Джилсона.
Он найден мертвым. На аллее у квартала Традхи. Десять минут
назад. Парня дважды пырнули в спину, а потом перерезали ему
горло.

Кэрмоди застонал.

--Опознание уже проведено?

Виндру нерешительно посмотрел на начальника.

--Все нормально,-- сказал тот.-- Говорите.

--Да, Отец. Его документы находились в сумочке на поясе. Мы
проверили фото и отпечатки пальцев.

Пийнел извинился и сказал, что должен отдать кое-какие
распоряжения относительно доставки тела. Очевидно, ЗСБ имела
соглашение с кэринянскими властями относительно
транспортировки убитых агентов обратно на Землю для
захоронения. Кэрмоди подумал, что Пийнел использовал этот
предлог, чтобы прервать беседу.

Рассердившись, он еще раз позвонил Тэнду, и ему опять
ответили, что Отец Тэнд еще не дал о себе знать. Кэрмоди
забегал по комнате из угла в угол. Его категорически не
устраивало положение заключенного; ему хотелось что-нибудь
делать.

Он был уверен, что Лифтин как-то связан со смертью Джилсона.
Возможно, здесь замешан и Абог. Но Кэрмоди ничего не мог
поделать. Да и где сейчас Лифтин? Где бы он ни был, он работал
над выполнением своей задачи: убить Йесса.

Кэрмоди так разозлился, что принялся проклинать землян и своих
собратьев по вере, которые наняли Лифтина. Как странно, что
почитатели Эльгуля и сторонники Христа объединились!

В дверь постучали. Кэрмоди отодвинул засов и толкнул дверь,
давая тем самым понять, что полицейские могут войти. Но в
номер ворвались два кэринянина с автоматами в руках. За ними
появились еще трое, волоча за собой тела охранников.

Кэрмоди заставили поднять руки. Пока один из кэринян держал
его под прицелом, другой помогал втаскивать полицейских в
комнату. Охранники не были мертвы, как поначалу показалось
Кэрмоди,-- просто их, очевидно, накачали каким-то наркотиком.

Кэринянин подал священнику маску и карнавальный костюм:

--Надень.

Тот подчинился.

--Вы работаете на Фрэтта? -- спросил он.

Но никто ему не ответил. Когда он надел костюм и маску в виде
рогатой головы эрдура, ему велели идти вперед и предупредили,
что если он попытается бежать или звать на помощь, ему на
первый раз прострелят ногу.

Кэриняне тоже надели маски и теперь выглядели как группа
весельчаков.  Кэрмоди приказали идти до конца коридора, а там
заставили подняться по лестнице. На пятнадцатом этаже его
отвели в комнату, находящуюся как раз над его номером. Один из
похитителей постучал в дверь: два удара кряду и секунд через
пять еще три.

Дверь открылась, и в спину Кэрмоди уперлось оружие. Священнику
ничего не оставалось делать, как только войти. Коридор был
пуст: ни служащих отеля, ни других постояльцев.

Дверь закрылась, глухо щелкнул засов. С лица Кэрмоди сорвали
маску, и он огляделся. Комната была обставлена, как и в его
номере.

У каменного стола в центре комнаты стоял Рафаэль Абду. За
столом сидела пожилая землянка. Ее платье было сшито по моде
тридцатилетней давности, но некоторые детали выдавали руку
портного-колониста -- с какой планеты, Кэрмоди определить не
удалось. Длинные седые волосы женщины были заплетены в косы и
уложены в высокую башню на макушке. Ее морщинистое лицо носило
следы былой красоты. Глаза скрывались за большими
шестиугольными солнечными очками.

--Ты уверен, что это Джон Кэрмоди? -- спросила она Абду на
межпланетном английском.

--Что за нелепый вопрос? -- раздраженно сказал тот.-- Если
хотите, он вам что-нибудь скажет, и вы узнаете его голос.

--Да, пусть заговорит!

--Эй, Кэрмоди, скажи ей что-нибудь! -- рявкнул Абду.--
Несколько фраз из какой-нибудь твоей проповеди. Леди хочет
послушать тебя.

--Так вот вы какая, Фрэтт,-- сказал Кэрмоди.-- Значит, я
ошибался. Я полагал, что вы мужчина. Видимо, вы попросили
продиктовать свое послание какого-то мужчину.

--Да, это он! -- закричала женщина.-- Я не забыла его голос!
Не забыла даже через столько лет.

Она положила кисть с набрякшими венами на руку Абду.

--Расплатись с ними. Скажи им, пусть уходят.

--С радостью,-- сказал Абду.

Он скрылся в другой комнате и тотчас же вернулся, держа в
руках несколько пачек кэринянских денег. Потом разделил деньги
и вручил каждому похитителю его долю. Пересчитав купюры,
четверо вышли из номера. Пятый остался.

Он снял с Кэрмоди маскарадное одеяние, связал ему руки за
спиной, после чего посадил священника в кресло и прикрутил его
лодыжки к массивным ножкам кресла. Вытащив откуда-то из-под
плаща еще пару веревок, привязал пленника к сиденью. Потом
пропустил веревку под мышками Кэрмоди и накрепко примотал его
к спинке.

--Рот затыкать? -- закончив работу, осведомился он.

Абду перевел вопрос на английский язык.

--Нет,-- ответила женщина.-- Я сама залеплю ему рот, если
понадобится.  Пусть оставит ленту на столе.

--Я по-прежнему не знаю, кто вы,-- сказал Кэрмоди.

--Твоя память слишком обременена злыми делами,-- сказала
она.-- Но я тебя не забыла. А это важнее всего.

Кэринянин вышел из номера, и Абду закрыл за ним дверь.
Какое-то время было тихо. Кэрмоди рассматривал лицо женщины.
Внезапно в его памяти словно шлюз прорвался, и воспоминания
хлынули потоком.

Это была та самая женщина, что продала ему план крепости, где
хранился огневик "Старониф".

Скрываясь от погони, Кэрмоди улетел на планету Бюлах. Располд
шел по его следу до самого Трамплина, но ему удалось бежать.
На Бюлахе, планете, заселенной в основном англичанами и
скандинавами, он представился золотоискателем. Здесь он решил
затаиться и очень долго боялся даже думать об огневике.

Но когда выяснилось, что Располд потерял его из виду, он
перестал сопротивляться искушению. Его тщательно разработанный
план потребовал четырех месяцев -- не так уж и много времени,
учитывая размер добычи.  Он собрал нескольких подельников и
среди них Лифтина. Обеспечив отход и наняв космический корабль
для бегства с Бюлаха, он подкупил одного из охранников
огневика, что уже само по себе было целым искусством, ибо
стражи драгоценности славились своей честностью. Этот охранник
должен был открыть похитителям дверь, а затем вывести из строя
механизмы сигнализации. Он дал им план помещений и
расположения датчиков, установленных в подвале, куда помещали
камень по ночам.

Но наместник, который управлял одним из маленьких государств
Бюлаха, решил, что система охраны устарела. Он сменил всех
стражей, набрал новых и начал вносить изменения в механизмы
защитных рубежей и даже во внутреннюю конструкцию здания.
Кэрмоди боялся, что подкупленный охранник начнет болтать, если
подумает, что уже отработал полученные деньги. Его надо было
убить, что Кэрмоди и сделал.

Другие члены его группы хотели отказаться от операции, но
Кэрмоди настоял на ее продолжении. Для этого требовался новый
план. И, поспрашивав кой-кого, Кэрмоди обнаружил, что
секретарша наместника не уволена и не переведена на другую
работу. Ходили слухи, что эта женщина была любовницей
наместника и тот не хотел отказываться от ее услуг.

Кэрмоди вошел в дом женщины ночью.

Миссис Джеральдина Фрэтт, как она назвала себя, была не одна,
а с сыном, который вообще-то жил в другом городе, но по случаю
приехал на денек, чтобы навестить мать. Когда женщина,
несмотря на пытки, отказалась отвечать на вопросы и стало
ясно, что она скорее умрет, но ничего не скажет, Кэрмоди
принялся пытать ее сына. Увидев, как сына буквально режут на
части, мать не выдержала, хоть несчастный и молил ее ничего не
говорить мучителю.

Миссис Фрэтт провела злоумышленников в крепость. Ее сына несли
Лифтин и еще один парень. Так похитители хотели
подстраховаться, чтобы женщина их не выдала. Выкрав из подвала
огневик "Старониф", Кэрмоди втолкнул туда мать и сына. А потом
бросил им вслед гранату и захлопнул массивную дверь.

От взрыва сработала сигнализация. И, вместо того чтобы
организованно двинуться в космопорт, как было запланировано,
люди Кэрмоди разбежались. Располд, только что прибывший на
Бюлах, подключился к поиску и возглавил погоню.

Пытаясь скрыться, Кэрмоди украл гравиплан. Вынужденный
совершить посадку у кромки Колючего леса, дальше он двинулся
на своих двоих.  Именно в этом лесу произошел случай с
лагаром, который проглотил огневик. Позже Кэрмоди все-таки
покинул Бюлах и со временем добрался до Радости Данте.

--Думаю, я не вспомнил вас, миссис Фрэтт, потому, что,
во-первых, думал, что письмо послал мужчина, а во-вторых,
считал вас с сыном мертвыми.

--Мой сын закрыл меня своим телом,-- сказала старуха.-- Он
умер. Мое лицо было разорвано в клочья, а глаза выбило
осколками. Пластическая операция устранила первое, но
второе...-- Она сняла очки, и Кэрмоди увидел ее пустые
глазницы.

--Вы могли бы обрести и новые глаза! -- воскликнул он.

--Я поклялась, что не взгляну на этот мир снова, пока ты не
расплатишься за меня и Берта. Я потратила много времени и
денег, разыскивая тебя. У меня было большое состояние, потому
что наместник завещал мне все свое имущество. Но к тому
времени, когда я услышала, что ты стал священником на
Вайлденвули, оно уже почти иссякло. И, чтобы сэкономить
средства, необходимые на твои розыски, я отказалась от
омоложения и регенерации. Вот почему я выгляжу такой старой.
Боюсь, что после осуществления моей мести я умру. Но я
благодарю Бога, что отыскала тебя.

--И все эти годы вы разыскивали меня? -- спросил Кэрмоди.--
Миссис Фрэтт, кого же вы нанимали для этого дела?

--Поиски возглавлял Рафаэль Абду. Ты ничего не можешь сказать
против него, злоязычное чудовище! Он был добрым и верным
помощником и без устали работал на меня все это время. Я знаю
его и доверяю ему.

--Странно, что он нашел меня только после того, как вытянул из
вас все деньги,-- пробормотал священник.-- Ладно, доверяйте
ему и дальше. По крайней мере, он не бросил это занятие. Он
дал вам что-то взамен, чтобы удержаться на хорошо оплачиваемой
работе, о какой только может мечтать двадцативосьмилетний
лоботряс. Не так ли, добрый и верный слуга?

--Миссис Фрэтт, позвольте мне выбить ему пару зубов? --
попросил Абду.-- Всего лишь пару. Это будет хорошее начало.

--Нет, пусть поговорит. Меня не трогают его слова -- мое
решение неизменно.

--Миссис Фрэтт, ваш помощник мог бы без труда отыскать меня
после того как я покинул эту планету. Год я провел в госпитале
Джонса Хопкинса.  Полиция знала о моем местонахождении, и у
Церкви не было причин скрывать мои координаты. Абду выжимал из
вас деньги, как сок из лимона.

--Ты скользкий и мерзкий тип,-- сказала она.-- Вчера ты
отделался от нашего человека, посланного Абду, но сегодня мы с
огромным трудом но поймали-таки тебя в сети. Наконец ты здесь,
и на сей раз тебе уже ничто не поможет.

Несмотря на могильный холод, царивший в комнате, Кэрмоди
вспотел.

--Миссис Фрэтт,-- сказал он, стараясь не выдать отчаяния,
которое чувствовал,-- я понимаю, почему вы хотите мне
отомстить. Я понимаю вас, несмотря на то, что через столько
лет вы видите перед собой не того человека, которого когда-то
знали... Тем не менее я не могу понять и простить вам убийства
ни в чем не повинной женщины, моей жены!

Женщина вцепилась в подлокотники кресла.

--Что? О чем ты говоришь, безумец?

--Вы сами прекрасно знаете, о чем я говорю! -- хрипло ответил
Кэрмоди.-- Вы убили мою Анну! И, совершив это злодеяние, стали
такой же виновной, как тот Джон Кэрмоди, которого вы так
ненавидите. Вы так же злы и мерзки, как он, и не имеете права
говорить мне о правосудии или справедливом возмездии!

--Что он говорит?! -- вскричала она, поворачивая слепое лицо к
Абду, и снова обратилась к Кэрмоди: -- Что же случилось с
твоей женой? Я даже не знала, что ты женился! Ты сказал, ее
убили? Действительно убили?

--Я предупреждал вас, миссис Фрэтт,-- вкрадчиво заговорил
Абду, свирепо глядя на Кэрмоди,-- что с этим типом надо
держать ухо востро.  Он скользкий как угорь. Он говорит о
своей жене только для того, чтобы разжалобить вас и отвести от
себя ваш гнев. И для этого пытается пробудить у вас подозрения
на мой счет. С его женой все в порядке. Я видел, как он
целовал ее на прощание, улетая с Вайлденвули.

Лицо миссис Фрэтт стало разгневанным.

--Ах, Кэрмоди! Лжец! Ты можешь сказать что угодно, лишь бы
спасти свою шкуру.

--Я говорю правду! -- ответил Кэрмоди.-- Мою жену взорвали в
машине.  Как только она погибла, мне позвонил мужчина в маске
и сказал, что это вы отдали приказ убить ее!

--Ты лжешь!

--Тогда, может, вы объясните мне такой факт? Если вы хотели
взять меня живым, то почему ваши люди пытались убить меня
рядом с домом моего старого друга, здесь, в Рэке?

Миссис Фреэтт побледнела, и ее губы беззвучно зашевелились.

--Ослепленная ненавистью ко мне, вы не только убили мою жену,
но и прикончили безвинного человека, который не имел ко мне
никакого отношения, кроме того что подвез меня на такси к дому
миссис Кри. Его разорвало снарядом, который предназначался для
меня.

--Снова ложь! -- яростно закричал Абду.-- Он говорит так,
чтобы оттянуть неизбежное, справедливое неизбежное. Клянусь
вам!

Миссис Фрэтт протянула руку, коснулась запястья Абду и вдруг
сжала его изо всех сил.

--Ведь ты не совершал этих гнусных поступков, правда? Ты не
убивал его жену и того человека? Или ты хотел убить Кэрмоди и
лишить меня цели всей моей жизни?

--Я всегда говорил вам только правду, миссис Фрэтт. Думаю,
хватит слушать его болтовню. Он сейчас похож на удава, который
гипнотизирует свою жертву.-- Абду посмотрел на часы.-- Миссис
Фрэтт, до отлета последнего корабля осталось десять часов. Нам
лучше приступить к делу.  Насколько я помню, вы хотели
продлить свою месть?

--О, я сделала ошибку, отказавшись от новых глаз! -- сказала
она.-- Мне так хочется посмотреть на его мучения! Жаль, что
сейчас уже нет времени исправлять оплошность!

--Не волнуйтесь. Вы все услышите. Вы почувствуете его боль
руками.

--Миссис Фрэтт,-- сказал Кэрмоди, будучи уже не в силах
сдержать дрожь в голосе.-- У меня есть к вам последняя
просьба. Несколько минут назад вы говорили о Боге и
благодарили его. Неужели вы действительно думаете, что он
одобрит ваше преступление? Если вы христианка, то ради Бога не
делайте этого! Даже если я причинил вам столько горя. Неужели
вы хотите предать меня пыткам. "И аз воздам",-- сказал
Господь." Но я не...

-- ""Аз воздам",-- сказал Господь"? -- зашипела миссис
Фрэтт.-- Дьявол умеет цитировать Писание -- теперь я знаю это
точно! Но приступим! Вой, умоляй о пощаде, проси! Я тоже
просила тебя не мучить моего сына, а ты смеялся надо мной.
Посмейся и сейчас!

Кэрмоди молчал. Он решил, что умрет с достоинством. Злодеи не
услышат от него мольбы и криков, пока он будет в силах
контролировать себя. Но тем не менее он не мог унять дрожь,
распространившуюся по всему телу.

--Миссис Фрэтт, пока я еще могу говорить и думать логично, я
хочу сказать, что прощаю вас. Надеюсь, что и Бог по милости
своей тоже простит ваше прегрешение. Поэтому независимо от
того, что я скажу позже, помните, это было мое последнее
слово. Пусть Бог дарует вам милость.

Миссис Фрэтт вскочила на ноги и медленно двинулась к креслу
Кэрмоди.  Абду поддерживал ее под локоть. Внезапно она
остановилась и положила руку на грудь, туда, где билось
сердце.

--Это еще одна его хитрость, миссис Фрэтт,-- сказал Абду,
видя, что она молчит.

--Помоги мне, Рафаэль,-- тихо произнесла миссис Фрэтт.--
Помоги мне.

--Я стану вашей силой,-- ответил Абду.

Он подошел к столу и сдернул покрывало. В лучах солнечного
света заблестела сталь: длинные острые ножи, хирургические
скальпели, хирургический бур, дрель и пила. Здесь лежали также
щепки кэринянского дюрла, дерева, похожего на бамбук,
несколько проволок, ножницы и пара щипцов с широкими острыми
краями. Набор завершали дубинка и молоток.

Абду взял скальпель и, подойдя к миссис Фрэтт, вложил
инструмент ей в руку.

--Думаю, сначала надо немного поработать с его лицом. Он
должен почувствовать часть той боли, какую пережили вы, миссис
Фрэтт.

Женщина судорожно сжала скальпель и замахнулась им на Кэрмоди.

--Если вы будете вести себя малодушно, то поставите крест на
всех этих долгих годах ожиданий. Неужели вы потеряли свое
зрение ни за что?

Она дрогнула.

--Дай мне пощупать его лицо. Я не вижу, но пусть мои пальцы
почувствуют страх того, кого я возненавидела с первой минуты
нашей встречи. О Боже! Я никогда не думала, что у меня не
хватит духу на это. Я привыкла плакать, потому что не могла до
него дотянуться!

Она приблизилась к Кэрмоди и, вытянув правую руку, коснулась
его лба.  Пальцы тут же отдернулись, вновь коснулись кожи и
двинулись вниз, ощупывая лицо.

Кэрмоди вцепился в руку зубами. Женщина закричала и попыталась
вырвать ладонь, но челюсти крепко держали ее. Пленник привстал
вместе с креслом и, сжав коленями ее ногу, рывком приподнял ее
на несколько дюймов. Миссис Фрэтт еще раз закричала и едва не
упала на пол.  Взревев, Абду бросился ей на помощь.

Кэрмоди поднатужился и с неимоверным усилием разорвал веревку,
стягивавшую лодыжки. Женщина вырвала руку и отступила на шаг.
Пленник подобрался и, резко выпрямив ноги, пнул ее в живот.
Миссис Фрэтт отлетела назад и, наскочив на Абду, рухнула к его
ногам.

Абду тупо взглянул на окровавленный скальпель в своей руке, на
кровь, струящуюся по спине женщины, потом бросил инструмент и
опустился на колени.

Тихо окликнув миссис Фрэтт по имени, он приложил ухо к ее
груди и наконец медленно поднялся.

--Скальпель вошел неглубоко. Он не мог убить ее. Это ты убил
ее, тварь.

--Я не хотел ее убивать,-- хрипло ответил Кэрмоди.-- Это ты во
всем виноват. Но я был бы просто глупцом, если бы сидел на
месте и позволял ей резать меня на куски.

--Ты все равно свое получишь,-- тихо произнес Абду.-- Твой
трюк не сработает дважды.

Он поднял скальпель и двинулся к Кэрмоди.

--А тебе-то какой в этом интерес, Абду? Ты же получил от нее
все что только мог. Разве этого недостаточно? Зачем ты хочешь
мучить меня?

--Ты прав, благодаря ей я жил как король. Но я уважал эту леди
от всего сердца. И потом мне всегда хотелось посмотреть,
насколько ты крут, Джон Кэрмоди.

Он снова привязал лодыжки Кэрмоди к ножкам кресла, и встав за
спинкой, обхватил левой рукой голову Кэрмоди. А правой воткнул
скальпель ему в щеку и повел им вниз.

--Тебе не больно, приятель? -- шепнул Абду в ухо священника.

--Довольно неприятно,-- шепотом ответил Кэрмоди.

--Тогда посмотрим, крепка ли кожа твоих губ.

Скальпель полоснул уголок его рта. Кэрмоди дернулся от боли,
но, сжав зубы, подавил рвавшийся из горла крик.

Абду приставил лезвие к яремной вене Кэрмоди.

--А ты дерни головой, и все кончится. Как тебе нравится такая
идея?

--Боюсь, что теперь она мне действительно нравится,-- ответил
Кэрмоди.-- Прости меня, Господи.

--Да, это настоящее самоубийство. Если ад существует, то я
надеюсь, ты угодишь именно туда. Но я смотрю, ты что-то не
торопишься.

Абду вернулся к столу и взял несколько деревянных щепок.

--Надо будет поджечь их под твоими ногтями. Ты когда-нибудь
пользовался такими штуками?

Кэрмоди сглотнул слюну и сказал:

--Боже, прости меня еще раз.

--А ты думал, что об этом уже можно забыть, верно? Но мы не
можем убежать от своих злодеяний. Они преследуют нас как
собака, учуявшая кость.

Абду подошел к креслу, встал на колени и, навалившись животом
на бедра Кэрмоди, снял с пленника туфлю и носок. Кэрмоди стал
извиваться, пытаясь сбросить с себя мучителя, и вдруг закричал
-- это щепка вонзилась ему под ноготь большого пальца.

--Давай, кричи,-- подбодрил его Абду.-- Никто не услышит тебя
через эти стены.

Он взял коробок кэринянских спичек, чиркнул одной из них о
каменный пол и, подпалив кончик щепки, встал.

--Это дерево пропитано маслом,-- сообщил он.-- Жжет как адский
огонь, правда?

Внезапно в дверь постучали. Абду развернулся и выхватил из
кобуры пистолет. Кто-то снова постучал, и стало тихо. Абду с
облегчением вздохнул и неожиданно подпрыгнул от телефонного
звонка.

Священник следил, как над медленно разгорающимся огнем
поднимается дым. Он уже не кричал и чувствовал, что скоро
потеряет сознание. Он испытывал неимоверную боль, но знал, что
она несравнима с теми адскими муками, когда огонь коснется
нервов.

--Хватит звонить, черт бы тебя побрал! -- рявкнул Абду.

--Наверное, это ищут меня,-- простонал Кэрмоди.-- Они нашли
полицейских, которых вы вывели из строя. И им известно, что я
не покидал отель.

--Ладно, пусть поищут тебя в другом месте. Сюда никто не
попадет, пока дверь на засове.

Кэрмоди зашипел от боли.

--А что ты будешь делать потом? Они все равно не уйдут. Кроме
того, они знают, что этот номер снимает миссис Фрэтт, которая
на телефонный звонок не отвечает. И тебя в твоем номере нет.
Охране известно, что из отеля ты не выходил. Ты же знаешь, как
они проверяют каждого, кто входит и выходит.

Абду нахмурился и посмотрел на телефон. Потом оторвал кусок
липкой ленты, лежавшей на столе и, заклеив Кэрмоди рот, поднял
трубку.


(окончание следует)