Филип Хосе Фармер ПРОБУЖДЕНИЕ КАМЕННОГО БОГА ------------------------------------------------------------- Philip Jose Farmer. The Stone God Awakens, 1970 (с) Элеонора Раткевич, перевод, 1996 Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- Он очнулся и не понял, где оказался. В пятидесяти футах от него трещал огонь. Дым ел глаза, вызывал слезы. Где-то кричали и вопили люди. Открыв глаза, он увидел, как из-под его простертых рук упал кусок пластика. Что-то легко ударило по коленкам, скользнуло к ногам и свалилось на каменную площадку. Он восседал в кресле -- своем рабочем кресле. Кресло покоилось на высоком троне, высеченном из гранита, а сам трон стоял на круглой каменной платформе. На камне виднелись темные красно-коричневые пятна. Упавший предмет оказался частью стола, на который он опирался, когда потерял сознание. Он находился в одном из концов гигантского строения, сложенного из огромных бревен; высоко вознесенные над головой громадные балки опирались на деревянные колонны. Пламя вырывалось из-за стоящей перед ним стены. Крыша на другом конце провалилась, и дым относило ветром в сторону. Сквозь дыру виднелось небо. Оно было темным, чуть светлея вдали. В пятидесяти ярдах от здания виднелся освещенный пламенем холм. На вершине холма вырисовывались силуэты деревьев, покрытых листвой. Еще мгновение назад была зима. Здания Исследовательского Центра Сиракузы, что в Нью-Йорке, окружали глубокие снега. Ветер изменил направление, и панораму заволокло дымом. Пламя взвилось и охватило многочисленные столы и скамейки, а потом и толстые колонны, поддерживающие крышу. Они напоминали тотемные столбы с жуткими, вырезанными одно над другим лицами. На столах стояли блюда, кубки и прочая посуда. Из перевернутого кувшина на ближайшем столе лилась темная жидкость. Он встал и закашлялся, когда дымные щупальца потянулись к его голове. Он спустился с сиденья высокого трона -- теперь, в свете разгоравшегося пламени, можно было различить, что сделан трон из черно-красного гранита с вкраплениями кварца. Он изумленно огляделся вокруг и увидел полуоткрытую дверь -- не то двустворчатую, не то и вовсе ворота. А снаружи метались языки пламени и боролись, извивались и падали с криком чьи-то тела. Покуда огонь и дым не добрались до него, следовало подумать о бегстве. Но и оказаться в гуще битвы неохота. Он припал к каменной платформе и потом соскользнул на твердый земляной пол зала. Оружие. Ему необходимо оружие. Он пошарил в кармане пиджака и достал перочинный ножик. Нажал кнопку - выскочило шестидюймовое лезвие. В Нью-Йорке 1985-го года законом возбранялось иметь нож с лезвием такой длины--но если в 1985-м человек хотел себя защитить, приходилось зачастую поступать так, как закон не велит. Не переставая кашлять, он стремительно прорвался сквозь дым и достиг раскрывающихся в обе стороны дверей. Он встал на колени и заглянул под них, так как верхний край находился выше его головы. Пламя горящего зала и других зданий слилось, освещая причудливую картину. Вокруг плясали пушистые лапы и хвосты, белые, черные и коричневые. Лапы, похожие на человеческие ноги -- но и непохожие. Они странно изгибались, скорее напоминая задние лапы четвероногих животных, которые вдруг решили выпрямиться, подобно человеку, и сделались полузверьми-полулюдьми. Хозяин одной пары ног повалился на спину; из его живота торчало копье. Человек разрывался между ужасом и растерянностью. Существо напоминало гибрид человека с сиамским котом. Шерсть на теле была белой, мордочка ниже лба - черной, такой же, как и нижние части ног, рук и хвоста. Лицо было плоским, как у человеческого существа, без выдающейся вперед морды, однако нос был круглым и черным, как у кота, черными были и заостренные уши. Из распахнутого предсмертным воплем рта торчали острые кошачьи зубы. Существо с такими же кривыми ногами и длинным хвостом, но одноцветным коричневым мехом выдернуло копье из тела. А потом раздался крик, тварь качнулась вперед и упала поперек сиамски-человеческого создания, и человек смог внимательно рассмотреть тело копьеносца. Он также выглядел, словно на эволюционном пути от четвероногого существа к двуногому успел обзавестись многими вполне человеческими чертами -- морда отсутствует, глаза расположены спереди, а не по сторонам, отчетливо виден подбородок, грудь широкая. Руки существа напоминали человеческие. Но если первое существо походило на сиамского кота, то второе - скорее на енота. Оно было почти все коричневым, за исключением глаз и щек, покрытых черными полосками меха. Кто убил его, человек не видел. Наружу лучше не выходить, пока пламя не заставит. Он нагнулся к воротам и посмотрел в щелочку. Его занесло в другую реальность. А может, он в своей реальности, а жуткое зрелище -- всего лишь фантазия, порождение глубин его подсознания? Пламя лизало спину. На другом конце здания рухнула часть крыши. Человек встал на четвереньки и подлез под ворота, надеясь остаться незамеченным. Он крался вдоль стены. Дым вновь сгустился. Это было ему на руку, но вызвало кашель и наполнило глаза слезами. Поэтому-то он и не увидел енотолицего существа, которое вылетело на него из клубов дыма с поднятым вверх томагавком. И человек так и не понял, что оно вовсе не нападало на него, а потом было уже слишком поздно. Видно, существо налетело на него чисто случайно, ослепленное дымом и потерей одного глаза, который висел на ниточке нерва. Возможно, оно вообще не подозревало о его существовании, пока не налетело на него. Человек нанес удар снизу вверх, и лезвие вошло в поросший шерстью живот. Хлынула кровь, существо качнулось назад, соскальзывая с ножа. Томагавк упал возле головы человека. Существо пошатнулось, схватилось за живот, потом обернулось и упало на бок. И лишь тогда человек понял, что енотолицый не собирался нападать. Он подобрал томагавк, переложил нож в левую руку и пополз прочь. Дым вновь окутал его, и он закашлялся. Хотя он и замерз, но двигаться был способен. К нему приближался еще один енотолицый. Этот, очевидно, видел его, но смутно. Щурясь от дыма, он заковылял к человеку. Короткое тяжелое копье с каменным наконечником он держал обеими руками, выставив перед животом. Внезапно он присел, будто не веря глазам своим. Человек выпрямился, держа томагавк и нож наготове. Он чувствовал, что надеяться ему особенно не на что. Хотя рост поросшего шерстью существа и не превышал пяти футов и двух дюймов, и весило оно каких- нибудь сто тридцать пять фунтов, а человек был ростом в шесть футов три дюйма при весе в сто сорок пять фунтов, бросать томагавк он не умел. Надо же, какая ирония судьбы -- ведь в его жилах текла и кровь ирокезов. При его приближении енотолицый замедлил шаг и примерно за тридцать футов остановился. Потом глаза того округлились, и он заорал. Во всеобщей свалке никто бы и не услышал его крика, но шестеро других --трое кошколюдей, как человек их мысленно назвал, и трое енотолицых --их заметили. Бросив сражаться, они уставились на человека, а некоторые окликнули ближайших воинов. Те также бросили колоть и рубить друг друга, и над ними нависла недвижная безгласная тишина. Человек рванулся к лестнице. На его пути оказался только енотолицый, который заметил его первым. Остальные, конечно, могли бросать копья и томагавки, но рискнуть все же стоит. Луков и стрел он покуда не заметил ни у кого. Енотолицый по мере приближения человека отодвигался в сторону, но все же мог бы, если захотел, преградить человеку путь к лестнице. Потом енотолицый шагнул вперед и поднял копье, и человеку осталось только защищаться. Он не желал лишаться томагавка -- но ведь ему даже и с томагавком против копья не выстоять. Нет, его единственный шанс -- расправиться с существом прежде, чем оно подберется достаточно близко, чтобы вонзить копье. Он метнул томагавк изо всех сил, на какие только было способно его непослушное тело. И скорее благодаря везению, чем мастерству, лезвие ударило енотолицего в шею. Тот опрокинулся навзничь. Зрители, которыми стали уже все бойцы, разразились воплями. Даже человек мог понять, что кошколюди кричали в восторге, а енотолицые -- в отчаянии. Енотолицые все до одного бросились к лестницам, бросая наземь копья и томагавки. Кое-кому удалось перебраться через ограду, но большинство было зарублено или заколото в спину, прежде чем они добрались до лестниц, а то и прямо на них. И лишь немногие были взяты в плен. Теперь только человек понял, что и этот енотолицый вовсе не собирался пронзать его копьем. Он поднял оружие, чтобы бросить его наземь в знак подчинения. Но в этот миг томагавк уже пришел в движение. Реальность -- не магнитофонная лента, и ее невозможно проиграть заново, переписать или стереть. Кошколюди столпились вокруг него, хотя и не настолько тесно, чтобы прикоснуться к человеку. Они опустились на колени и поползли к нему, простирая руки. Их оружие осталось лежать на земле. Выражение их лиц было странным. Мех, круглые, черные, влажные носы; широко расставленные длинные острые зубы, совершенно кошачьи глаза -- невозможно понять, что они выражают. Но движения свидетельствовали о страхе, трепете и благоговении. Каким бы ни было выражение их лиц, опасности ему оно явно не сулило. Пламя за его спиной разгоралось все ярче, он уже видел отблеск их глаз. Зрачки казались узкими листьями на фоне огня. Один подошел совсем близко и вытянул руку, чтобы его коснуться. Рука, хотя и шерстистая, напоминала человеческую. Она имела четыре пальца и ногти, а не когти. Большой палец отставлен в сторону. Человек почувствовал кончики пальцев на своем бедре, и это прикосновение словно пробило некий защитный барьер. Ночное небо, пылающие здания, высокие частоколы, коричневые и черно-белые хвостатые тела, а заодно и горящие глаза и маленькие лица женщин и детей, выглядывающих из хижин. Мир завертелся, все быстрей и быстрей. Коленопреклоненное существо в ужасе вскрикнуло и попыталось отползти, не вставая с колен. Человек повалился, ударился плечом и растянулся на земле, а все остальные опрометью неслись мимо него. Он видел отчетливо лишь черный кончик хвоста у себя перед глазами. Хвост все подрагивал и подрагивал. Он сделался большим и черным, и все вокруг погрузилось во мрак и безмолвие. Свет и звук возвратились. Он лежал навзничь. Спины его касался мягкий мех, а под ним еще что-то мягкое. Над головой нависал низкий потолок с почерневшими от дыма балками. С потолка тянулись кожаные ленты, на лентах болтались деревянные фигурки, украшенные полосками меха. Комната, футов двадцать на тридцать, была заполнена котоподобными созданиями. Рядом с его кроватью стояли самцы, но потом сквозь образовавшийся проход между самцами прошла самка. Она была около пяти футов ростом и имела совершенно круглые груди, покрытые мехом, и маленькие безволосые участки кожи вокруг сосков. На шее она носила три ряда бус из громадных голубых камней, на руках -- меховые манжеты, на которых покачивались маленькие каменные фигурки. Ее удивительные темно-синие глаза напоминали ему глаза сиамских кошек, которые жили у его сестры. Самцы носили костяные бусы и подвески, ручные и ножные браслеты с крошечными статуэтками или геометрическими фигурками, а у нескольких голову украшал убор из перьев на манер тех, что носили в вестернах индейские вожди. Лишь некоторые были вооружены, и их оружие скорее можно было счесть церемониальным, нежели боевым, судя по его декоративности и легкости. Самка склонилась над человеком и что-то произнесла. Он не понял ни единого слова -- впрочем, он и не надеялся понять. Язык невозможно было отождествить ни с одной известной языковой семьей. Ничего напоминающего германские наречия -- или славянские, семитские, пусть даже китайский или банту. Если он и походил на что-нибудь, так это на плавно звучащий полинезийский диалект, но без гортанных звуков и пауз. Позже, когда его уши немного привыкли, он различил паузы, но в отличие от полинезийского, по-видимому, они ничего не значили. Ее зубы были зубами хищника, но дыхание не было зловонным. Язык казался таким же шершавым, как у кошки. Несмотря на удивительно чуждую внешность, он посчитал ее достаточно привлекательной. Правда, он тут же решил, что сиамские кошки всегда были красивыми и загадочными созданиями. Он приподнялся на локте и попробовал сесть. Рядом с ним лежал испачканный кровью нож. Самка отшатнулась, и самцы за ее спиной, тесня друг друга, отодвинулись прочь. В их шепоте слышался ужас. Человек посидел недолго, хватаясь руками за край кровати. Собственно, он лежал не на кровати, а на куче шкур внутри небольшой ниши в стене. Окон не было, источниками света были две открытые двери в дальней стене и от несколько факелов, горящих в подставках вдоль стен. Снаружи толпились самцы, и с ними несколько самок и детенышей. Детеныши -- котята? -- с большими черненькими ушками, круглыми мордочками и большими глазами выглядели премило. Хвосты их были несколько светлее, чем у взрослых. Человек встал на ноги. На секунду в глазах потемнело, но потом в голове прояснилось. В тот же миг существа снова раздались, и сквозь них прошла еще одна самка. Она несла большую глиняную чашу, украшенную по бокам геометрическим орнаментом, с супом из мяса и овощей. Аромат был удивительно аппетитным, хотя и необычным. Он принял чашу и деревянное приспособление -- ложку с одной стороны и двузубую вилку -- с другой. Суп оказался восхитительно наваристым, а кусочки мяса напоминали оленину. На миг ему представилось, что на мясо пустили енотолицего, но потом он решил, что слишком голоден, чтобы думать об этом. Не обращая внимания на напряженную тишину и пристальные взоры собравшихся, он съел весь суп. Самка унесла чашу, и все столпились вокруг, будто ожидая от него дальнейших действий. Человек двинулся к ближайшей двери, и перед ним расступились. Солнце только что осветило холмы на востоке. Он слишком долго пролежал без сознания -- возможно, вследствие шока, который он испытал, очутившись в незнакомой пугающей обстановке. Теперь, когда его мысли прояснились... Где же он очутился? Где же, черт побери?.. Холмы и деревья, которые он видел вдалеке, на первый взгляд походили на окрестности Сиракуз. Но больше ничего знакомого. Большой зал сгорел не полностью, да и все остальные здания, от которых, он думал, остались одни головешки, тоже лишь полуобгорели. Земля вокруг них была еще мокрой от дождя, который погасил пламя. Огороженная деревня, не говоря уже о громадном деревянном строении, удивительно напоминала своими длинными домами онондагское поселение семнадцатого века. Веревочные лестницы и трупы исчезли. Поблизости стояло несколько деревянных клеток с дюжиной пленных енотолюдей. Ворота частокола были открыты, и через них виднелись поля кукурузы и прочих злаков. На полях работали самки. Детеныши помладше бегали вокруг, а более старшие помогали матерям. Вооруженные самцы охраняли поля, некоторые стояли на наблюдательных вышках или рядом с частоколом. Прежними остались лишь солнце да небо. Кошколюди явно выжидали, как он теперь поступит. Он надеялся, что не сделает ничего такого, что обратит их благоговение в ненависть. Он был совершенно сбит с толку и мог бы сойти с ума, не будь он прирожденным прагматиком. Единственно правильное решение -- изучить их язык. Он указал пальцем на самку, которую увидел первой -- ту, которая напоминала ему о сиамской кошке его сестры -- а потом на себя и произнес: --Улисс Поющий Медведь. Она взглянула на него. Остальные забормотали и непонятно заволновались. --Улисс Поющий Медведь, - повторил он. Она улыбнулась или, во всяком случае, приоткрыла рот. Жутковатая улыбка. Такие зубки за один укус могут вырвать из него изрядный шмат мяса. Не то чтобы они выглядели сравнительно большими, как у домашних кошек. Собственно, они были даже маленькими, и клыки лишь самую малость длиннее остальных зубов. Но до чего острые! Самка что-то сказала, и он вновь повторил свое имя. Стало очевидно, что она пыталась повторить его слова, хотя, возможно, и не догадываясь, что он назвал себя. Через некоторое время она сумела выдавить: --Вуриза бааюша мадеда. Точнее воспроизвести звуки английского языка ей не удалось. Он пожал плечами. Что ж, придется приспосабливаться. Он должен узнать их язык. --Вуриза,-- сказал Улисс и улыбнулся. Большинство существ выглядело озадаченными. Лишь много времени спустя Улисс понял, почему. В конце концов каждый думает, что его бог будет разговаривать на языке своих почитателей. Вот он, их бог и спаситель, тот, кого они ждали сотни лет -- и говорит он на языке богов не лучше новорожденного младенца. К счастью, вуфеа умели рассуждать не хуже людей. Их верховный жрец и его дочь Авина высказали предположение, что когда Вувизо, бог вуфеа, превратился в камень, его околдовал Вурутана, Великий Пожиратель. Вувизо забыл свой язык, но он его быстро вспомнит. Авина сделалась его главной наставницей. Почти все время она была рядом с ним и, поскольку любила поболтать -- даже и с богом, повергающим ее в трепет -- обучался он довольно быстро. Она была умна -- иной раз ему казалось, что Авина умнее его -- и находила множество способов ускорить его обучение. Нельзя было отказать ей и в чувстве юмора. Когда однажды Улисс, наконец, понял один из ее каламбуров, ему стало ясно, насколько он продвинулся в своих занятиях. Он был так доволен собой и ею, что чуть не поцеловал ее. Но потом спохватился и, образно говоря, оттащил себя за шиворот. Он слишком привязался к этому нежному, изящному смешливому созданию. И сделал это непреднамеренно. Тем не менее, она стала точкой опоры, островком посреди моря неизвестности в неведомом мире. Да и общаться с ней было приятно. Когда она ушла, он почувствовал необычайное стеснение, словно лава напирала на стальную дверь его привычек. С того времени как он понял ее первый каламбур, он уже успел ознакомиться с территорией деревни и ее окрестностями на несколько миль в округе. Ему всегда сопутствовали вождь и дюжина молодых воинов. Они отходили на некоторое расстояние от деревни в любом направлении и там его останавливали. Он хотел идти дальше, отдавая себе отчет, что не готов покуда навязывать свое мнение тем, кто, в сущности, был его тюремщиками. К северу и западу тянулись высокие пологие холмы, между ними блесьели озера, речушки и множество ручейков, как возле Сиракуз. На востоке, в нескольких милях начинался огромный вечнозеленый лес. К югу на две мили пространство покрывали холмы, а за ними тянулась обширная низменность. Насколько Улисс мог видеть с вершины холма, повсюду простиралась равнина. Только где-то на горизонте виднелась темная полоска, которую он принял было за горную цепь. Во время второго путешествия он решил, что это облачная гряда. А на третий раз он вообще не мог сказать, что это такое. Он спросил об увиденном Авину, и та, странно взглянув на него, ответила: --Вурутана! Она произнесла это так, словно не могла взять в толк, почему он спрашивает. Слово "Вурутана", как уже знал Улисс, означало Великого Пожирателя. Означало оно и что-то еще, но Улисс не освоился покуда с языком в достаточной мере, чтобы уловить некоторые нюансы. По словам Авины, на севере и востоке располагались другие деревни вуфеа. Их враги, которые называли себя вагарондит, жили дальше к северу и востоку. В этой деревне было человек двести, а вообще вуфеа насчитывалось около трех тысяч. У вагарондит существовал свой язык, отличный от вуфеа, но обе группы для общения пользовались третьим наречием, которое они называли аирата. Вуфеа не только не изготовляли металлических изделий, но даже и понятия о них не имели. Нож Поющего Медведя был первой сталью, которую им довелось увидеть. Более того, лук со стрелами остался им неведом. Этого Улисс не понимал. Они могли не знать металла, потому что его не было в округе. Но даже у людей каменного века существовали луки и стрелы. Правда, потом он вспомнил об аборигенах Австралии, которые были так технически отсталы, что тоже не имели никакого представления об использовании упругости материалов. Им это было просто ни к чему. Они были достаточно развиты, но лука не изобрели. И потом, существовали американские индейцы, которые делали колеса к игрушкам своих детей и, тем не менее, ни повозок, ни телег на колесах так и не построили. В своих путешествиях, особенно на восток, он постоянно искал подходящее дерево и, найдя одно, напоминающее тис, велел воинам нарубить каменными топорами веток и отнести их в деревню. Там он раздобыл необходимые жилы и перья, и после некоторых неудачных экспериментов изготовил изрядное количество луков и стрел. Несмотря на все свое изумление, вуфеа быстро освоились с луками. Немного попрактиковавшись с соломенными чучелами, которые он соорудил, они выпустили вагарондитского пленника, проводили за поля и велели идти своей дорогой. Улисс было заколебался, ибо не знал, насколько простирается его авторитет. Он уже усвоил, что является кем-то вроде бога. Вуфеа сказали ему об этом, но даже и вздумай они промолчать, он догадался бы по их отношению. Он даже принял участие в некоторых церемониях, проходивших в еще не до конца отстроенном храме. А вот что он за бог и какова его сила, он не знал. Похоже, настало время это выяснить. У него не было особых причин вступаться за вагарондита, но он обнаружил, что попросту не может поступить иначе. Он не мог спокойно стоять в стороне, пока молодые бойцы пробовали на енотолицем свое искусство. Поначалу кое-то из вуфеа собирался заспорить. Они угрюмо поглядывали в его сторону, в их рядах слышался ропот. Но никто открыто не выступил против, а когда верховный жрец Аифира, отец Авины, обрушился на них, потрясая жезлом со змеей и большой птичьей головой, гремя камнями в тыкве, он на них быстро нагнал страху. Смысл его речи сводился к тому, что теперь они существуют при новом режиме. Их мысли, каким быть богу, совсем не обязательно должны совпадать с его собственным мнением. И если они сейчас же не образумятся, то удар божественной молнии обратит их в камень -- в противоположность той процедуре, благодаря которой каменный бог проснулся, обрел плоть и вновь обитал с ними вместе. Впервые Поющий Медведь получил хоть намек на то, что же с ним произошло. Позже он расспросил Авину, стараясь так формулировать свои вопросы, чтобы она не догадалась о глубине его невежества. Она застенчиво улыбнулась, взглянув на него искоса своими большими глазами, и сузила зрачки. Может быть, она смекнула, что он не знает, что случилось. Но если она оказалась достаточно умна, чтобы понять это, у нее хватало ума и на то, чтобы держать язык за зубами. Он был камнем. Его нашли на дне озера, которое обмелело после гигантского землетрясения. Он примерз к гигантскому креслу, и его локти покоились на обломке камня. Он сидел в каменном кресле, чуть подавшись вперед. Он был так тяжел, что потребовались усилия всех самцов двух деревень, чтобы выудить его из хляби и перетащить на катках в деревню. Там его водрузили на гранитный трон, который был приготовлен для него много поколений тому назад. Улисс Поющий Медведь спросил ее о троне. Кто создавал его? Ничто не указывало на умение вуфеа обрабатывать камень. Трон был найден в руинах великого города Древних. О самих Древних и о том, где находится их город, она высказалась крайне неопределенно. Где-то на юге. Давным-давно, двадцать поколений назад, вуфеа жили на много переходов южнее. Там была степь, и по ней бродили тысячи животных. Потом на месте деревень и древнего города возрос Вурутана, и вуфеа вынуждены были бежать на север, спасаясь от тени Вурутаны. Им пришлось бы передвинуться на север в следующем поколении вновь, если бы в Вувизо не ударила молния, он перестал быть камнем и вновь не обрел плоть. Похоже было, что молния ударила в него во время бури, свирепствовавшей в ночь нападения вагарондит. Именно она и подожгла храм. А остальные пожары были на совести вагарондит. Этой ночью Улисс вышел наружу из своих новых покоев в храме. Он взглянул на небо и призадумался, на земле ли он находится. Но как он мог оказаться где-то еще? А если он на Земле, то какой же сейчас год? Звезды складывались в незнакомые созвездия, а луна казалась больше, словно она приблизилась к Земле. И она не была более нагим серебристым шаром, какой он знал ее. Она была голубой и зеленой с клубящимися белыми массами облаков. Собственно, Луна больше всего напоминала Землю, видимую со спутника. Если это была Луна, то ее терраформировали. Над ее скалами потрудились, чтобы добыть из них воздух, сформировать почву и снабдить ее водой. В прошлом не раз появлялись статьи о возможности терраформирования, но даже начать подобную работу предполагалось не раньше, чем через несколько столетий. Если он мог быть уверен хоть в чем-то, помимо того факта, что он жив, так это в том, что с 1985 года над Землей промчалось куда больше, чем пара веков или даже тысячелетий. К тому же требуются миллионы лет, чтобы эволюция смогла произвести разумное человекообразное существо из домашних кошек. Строго говоря, такая эволюция и вовсе невозможна. В его время кошки были слишком специализированными животными. Тупиковая ветвь развития. Но вуфеа вовсе не обязательно были потомками этих кошек. Сходство с сиамскими котами вполне могло оказаться обманчивым. Возможно, у них был какой-то иной предок. Хотя бы тот же самый енот. У енотов специализация не зашла слишком далеко. Но как могло двуногое существо с человекоподобными руками произойти от современных ему кисок?! Может, напоминающие кошек вуфеа и схожие с енотами в той же мере, что и с кошками вагарондит произошли от енотов или даже приматов -- лемуров, к примеру. Однако если судить по форме глаз -- едва ли. Нет, невозможно. И почему сохранились хвосты? Улисс не замечал, чтобы от них была хоть какая-то польза. Высшим человекообразным обезьянам эволюция хвосты пооборвала. Почему она оставила хвосты этим созданиям? Встречал Улисс и других животных, о которых стоило поразмыслить. Были лошади, уменьшенные копии чистокровных рысаков его времени, обитавшие на равнинах к югу от деревни. Некоторые виды или породы населяли лес. Они служили пищей вуфеа, которым еще не приходило в голову прокатиться верхом. Лошади существенно не изменились. Но ему попадалось на глаза животное с изящной мордочкой и шеей, как у жирафа. Оно объедало листья с деревьев. Улисс мог бы поклясться, что животное произошло от лошади. Встречалась ему и белка-летяга, правда, не совсем такая, как известный ему зверек, способный лишь к планирующему полету. У этой белки крылья были, как у летучей мыши, и летала она совсем как летучая мышь. Но она была грызуном -- а значит, должна была вести свое происхождение от белки-летяги. Встречалась еще птица, двенадцати футов ростом, на очень толстых ногах, однако выглядела она в точности так, будто ее предком служила обитавшая на юго-западе Соединенных Штатов маленькая птичка-бегунок. И существовала еще масса других животных, которые получились за много миллионов лет эволюции из видов, которые он знал когда-то. Авине было любопытно, какую жизнь он вел до того, как обратился в камень. Он предпочел поведать ей как можно меньше, покуда он не выяснит, какой она представляет себе эту его жизнь. Она рассказала несколько религиозных преданий о Вувизо. Сводились они к тому, что он был одним из древнейших богов -- единственным, пережившим ужасающую битву между ними и Вурутаной, Великим Пожирателем. Вурутана победил, и остальные боги были уничтожены. Все, за исключением Вувизо. Он спасся, но чтобы обмануть врага, который следовал за ним по пятам, превратился в камень. Вурутана оказался бессилен причинить вред каменному Вувизо, но он унес бога и похоронил его под горой, где никто не мог его отыскать. Потом Вурутана начал разрастаться, чтобы захватить всю Землю. Между тем, Вувизо лежал в сердце горы, бесчувственный и неподвижный. И Вурутана был доволен. Но даже Вурутана не был сильнее величайшего из богов -- Времени. Время размыло скалу, и потом река унесла Каменного Бога в каньон и спрятала на дне глубокого озера. Землетрясение подняло озерное дно, воды схлынули, и вуфеа нашли Каменного Бога, как и было предсказано. И вуфеа ждали много поколений -- ждали предсказанного им удара молнии, которая вернет его к жизни. И, наконец, в час величайшей для вуфеа опасности, давно уже предначертанной, землю накрыла буря, и удар молнии освободил Вувизо от каменного плена. Улисс Поющий Медведь не сомневался, что в этом мифе была доля правды. В 1985 году -- сколько эпох миновало с тех пор? -- он был биофизиком, работающим над проектом "Ниоба". Он оказался на полпути к получению докторского диплома в соседнем Сиракузском университете. Целью проекта было создание "замораживателя материи", как его называли участники проекта. Механизм должен был останавливать на неопределенное время любое движение атомов в каком-либо объеме материи. Молекулы, атомы и частицы, которые составляют атомы -- протоны, нейтроны и т.д.-- должны были прекратить всякое движение. Бактерии, подвергнутые воздействию сложного облучения "замораживателя материи", стали бы микроскопическими статуями. Они были бы словно сделанные из камня -- но камня неуязвимого. Ничто -- ни кислоты, ни взрывы, ни атомная радиация, ни сильный нагрев -- не могли бы его разрушить. Механизм можно было использовать для сохранения объектов или для производства "лучей жизни" -- или "лучей смерти", если вам больше нравилось это название. Но до его практического применения было еще далеко, ибо радиус действия прибора был невелик, а потребности в энергии огромны. И никто не знал хотя бы в теории, как вернуть к жизни "окаменелую" материю. Замораживали бактерию, амебу, земляного червя, крысу. В то утро, когда Улисс впал в свой долгий сон, он работал над экспериментом, в котором облучали лабораторную морскую свинку. Если бы эксперимент удался, в следующий раз заморозили бы пони. Все шло как обычно -- до поры до времени. Улисс сидел за своим столом, готовый в любую минуту вскочить и помчаться через комнату к пульту управления, за которым следил. Подали энергию, и включился "замораживатель материи". Через стол он видел пульт со всевозможными индикаторами мощности, датчиками и целой уймой других измерительных приборов. Вдруг стрелка главного индикатора мощности качнулась к красной черте. Операторы вскрикнули, один вскочил. Улисс заметил только, как стрелка зашкалила. И это все, что он помнил. Между этим воспоминанием и той минутой, когда он открыл глаза в горящем храме, не было ни малейшего промежутка. Сообразить в общих чертах, что случилось, было нетрудно. Что-то в в сложном механизме разладилось, аппарат взорвался или внезапно испустил тонкий концентрированный луч, хотя теоретически он еще не был на это способен. И его, Улисса Поющего Медведя, задело. "Заморозило". Спаслись ли остальные или тоже превратились в камень, он не знал. И никогда не узнает. Пролетели века, а он все стоял и стоял, как статуя, сделанная из самого прочного в мире материала. Он остался бы точно таким же, даже если бы Солнце взорвалось, разнесло Землю и вышвырнуло его в круговерть гигантских осколков, через космос, к далеким звездам. Вполне возможно, что так оно и было, и дрейфовал он сквозь космос миллионы, может быть, миллиарды миллиардов лет. Старые галактики умирали, и взамен формировались другие. А может быть, вся материя в окружающем пространстве сжалась до размеров обыкновенного первозданного атома и взорвалась вновь, а его вышвырнуло обратно со скоростью половины скорости света и потом облекло в форму новой материи, возможно даже в ядре планеты. Он мог оказаться внутри новой звезды, и его выбросило оттуда невообразимо мощным космическим взрывом, захватило гравитационным полем планеты, всосало внутрь, и он упал, глубоко уйдя в землю. Там он и лежал, а в новых первозданных океанских водах зарождалась материя с совершенно иным содержанием солей. Континенты разламывались и расходились в стороны, дрейфуя по лику планеты. И его поднимали вновь формирующиеся горные цепи, выбрасывали наружу землетрясения, подкидывали вверх извержения вулканов, вода и ветер высвобождали его из горных пород неисчислимое количество раз. И после бесчисленных горений и выбросов он, наконец, оказался в руках вуфеа. И они водрузили его на гранитный трон. И наконец, то ли благодаря удару молнии, то ли ее сочетанию с естественным концом действия "замораживателя материи", но он в мгновение ока стал из каменного живым. Да так быстро, что его сердце, переставшее биться бог весть сколько веков тому назад, продолжало отстукивать систолы и диастолы, даже не ведая, что его заморозили и остановили на тысячелетия. Эта воображаемая картина была весьма яркой и даже могла, как он считал, содержать в себе крупицы истины, но он не верил, что оказался в новом мире. Он полагал, что находится все-таки на Земле, пусть и сколь угодно древней. Слишком много совпадений: у планеты была луна, столь похожая на ту, что он помнил, а лошади, кролики и многочисленные насекомые ничуть не отличались от известных ему. Возродиться из камня -- само по себе изрядное потрясение. Это свихнет разум кому угодно, и Поющий Медведь не был уверен, что его мозги остались в целости. Но после того, как первое потрясение схлынуло, Улисса начало одолевать одиночество. Было довольно тяжело сознавать, что все твои современники и их правнуки превратились в прах сотни тысяч поколений назад. Но помнить, что ты -- единственный живой человек, казалось, просто невыносимо. Правда, он не мог бы сказать с уверенностью, что он -- единственное на Земле человеческое создание, и эта неопределенность удерживала его от отчаяния. Оставалась надежда. По крайней мере, он был не единственным живым существом. Он не испытывал недостатка в собеседниках, даже если они были так чужды, что подчас вызывали отвращение, и в их языке существовали понятия, которые он не понимал, а их образ мыслей то озадачивал его, а то и доводил до белого каления. Их отношение к его божественному происхождению делало близость и теплоту поистине невозможной. Исключением была только Авина. Она взирала на него с трепетом, но в ней скрывался неистощимый запас душевного тепла и юмора. Даже бог не мог остаться к ним равнодушным, и даже по отношению к богу она не могла преодолеть их. Она то и дело твердила, что ей не следовало говорить то-то и так-то, и что простит ли ей Вувизо? Она вовсе не хотела быть фамильярной или любопытничать и так далее. Улисс всякий раз заверял ее, что она не сделала ничего такого, за что бы стоило просить прощения. Авине было семнадцать лет, и год назад она должна была выйти замуж. Но ее мать умерла, а отец, верховный жрец сорока лет от роду, своей властью отложил ее замужество. Он чуть не поплатился своим авторитетом, ибо неписаный закон гласил, что все здоровые женщины должны быть замужем, самое позднее, в шестнадцать лет. Но Аифира умел весьма обходительно добиваться своего и в качестве жреца пользовался всеобщим расположением, так что в попытке оставить дочь в своем доме он преуспел. Но тем не менее, тянуть долго он не мог. Вскоре ей придется выйти замуж и покинуть его кров. И хотя верховный жрец имел много привилегий, вновь жениться он не мог. Почему, никто не знал. Таков обычай, а за нарушением обычаев, как правило, не может не воспоследовать немедленное наказание. Теперь же, хотя он и не мог постоянно удерживать дочь подле себя, Аифира обрел новый повод для возражений против ее замужества. Она была правой рукой Каменного Бога и останется таковой, пока тот захочет, чтобы она ему служила. Разве кто-нибудь в племени посмеет возражать? В открытую -- никто. Поэтому Авина оставалась с богом до отхода ко сну, а потом возвращалась в отцовский дом. Иногда она жаловалась, что отец удерживает ее допоздна за беседой и она не высыпается. Когда Улисс напомнил, что может это запретить, она умоляла, чтобы он ничего не говорил. В конце концов, что означает малая толика сна по сравнению с отцовским счастьем? Улисс тем временем все лучше осваивал речь вуфеа. Овладеть произношением оказалось довольно просто, не считая разве что некоторых незначительных вариаций гласных, обозначающих времена и наклонения глаголов. Обучался он и языку пленных вагарондит. Их наречие было абсолютно чуждым вуфеа, насколько он мог определить, хотя любой школяр, допусти его к архивным записям (которых, конечно, не было), проследил бы, что они происходят от одного предка. В конце концов, разве мог неискушенный человек заподозрить, что в основе гавайского, индонезийского и тайского наречий лежит общий праязык? Но у вагарондит было очень много труднопроизносимых звуков. Структура их языка напоминала Улиссу языки индейцев-алгонкинов, хотя, конечно, сходство это было весьма поверхностным. Общий язык аирата, казалось, никак не был связан ни с тем, ни с другим. Его звуки было легко произносить, а правила своей простотой напоминали эсперанто. Он спросил Авину, откуда тот взялся, и она ответила, что его придумали фулулики. Собственная речь фулулики была для остальных недосягаемой, поэтому они и придумали аирату. "Для всего мира". Каждый мог сказать на аирату хоть несколько слов, а торговля, военные совещания и мирные переговоры велись только на нем. Улисс выслушал ее описание фулулики и решил, что они -- продукт мифотворчества ее племени. Таких существ быть не могло. Еще он выяснил, что вагарондит будут содержаться в плену до ежегодного праздника союза племен вуфеа. Там пленных подвергнут пыткам, а потом принесут ему в жертву. Ему впервые удалось выяснить происхождение темных пятен на площадке перед троном. --Сколько дней осталось до праздника Каменного Бога?--спросил Улисс. --Ровно одна луна, - ответила Авина. --А что, если я запрещу пытки и убийства?-- спросил он после недолгих колебаний.-- Что, если я велю отпустить вагарондит? Глаза Авины широко раскрылись. Был полдень, и ее зрачки казались черными щелочками на фоне голубых озер. Она приоткрыла рот и провела своим розовым остреньким язычком по темным губам. --Прости, Повелитель, но зачем тебе делать то, о чем ты сейчас сказал? -- спросила она. Улисс не думал, что она поймет, если он станет объяснять концепции жалости и сострадания. Не то, чтобы в ней не было этих качеств. Она казалась очень чувствительной, нежной и сострадательной по меркам своего народа. Но для нее вагарондит были даже хуже животных. Он не мог презирать ее за это. Его собственный народ -- онондага и сенека -- отличался точно таким же образом мыслей. Равно как и другие его предки -- ирландцы, датчане, французы, норвежцы. --Скажи мне,-- попросил он,-- разве не правда, что вагарондит тоже считают меня своим богом? Разве они не совершили свой великий набег только для того, чтобы перенести меня в свой храм? Авина хитро взглянула на него. --Ты же бог -- кому и знать, как не тебе?--ответила она. Он нетерпеливо взмахнул рукой. --Сколько раз я тебе уже говорил, что мои мысли тоже окаменели. Я до сих пор многого не помню, хотя и не сомневаюсь, что мне удастся все восстановить в памяти. Зато я отлично понимаю, что вагарондит -- мой народ в той же мере, как и вуфеа. --Что? -- вымолвила Авина и потом добавила тихим голосом,-- мой Повелитель? Она была потрясена. --Когда бог, наконец, обретает речь, он не всегда говорит то, что от него ожидали услышать,-- произнес Улисс.-- Если бог говорит только то, что и без него всем известно, какой от него прок? Нет, бог видит дальше и глубже любого смертного. Он знает лучше, что нужно его народу, даже если тот так слеп, что не может сказать, что со временем окажется хорошим, а что -- плохим. Наступила тишина. В комнату влетела муха, и Улисс подивился, до чего живуча эта зараза. Вот если бы у человечества было достаточно здравого смысла, то... Но тут ему подумалось, что вряд ли человечество обладало здравым смыслом. Даже в 1985-м казалось, что голод и загрязнение окружающей среды уничтожат всех людей до единого. Похоже было, что из всего человечества случайно уцелел только он. А вот обычная домашняя муха процветает, равно как и ее дальний родственничек таракан, буквально наводнивший деревню. --Я не понимаю, чего мой Повелитель этим достигнет,-- сказала Авина,-- и почему старинные жертвоприношения, которые удовлетворяли моего бога много веков подряд и против которых он никогда не возразил ни единым словом... --Молись о том, чтобы тебе было даровано понимание, Авина. Слепота, как ты знаешь, может привести к смерти. Авина закрыла рот и кончиком языка облизала губы. Он осознал, что туманные утверждения вызывают только панику, заставляют опасаться самого худшего. --Иди и скажи вождям и жрецам, что я хочу держать совет через время, которое понадобится человеку, чтобы не торопясь обойти вокруг деревни. И скажи рабочим, чтобы не стучали по крыше, пока мы будем держать совет. Авина вскочила и выбежала из зала, и в течение пяти минут все сколько-нибудь значительные лица племени, что были не заняты охотой, собрались в храме. Улисс уселся на громадный холодный гранитный трон и объяснил, чего он, собственно, хотел. Они казались ошеломленными, но возразить не посмел никто. --Наш Повелитель, так что же ты в действительности хочешь получить от такого союза?--спросил Аифира. --С одной стороны, я хочу прекратить эту бесполезную резню. С другой, я стремлюсь отобрать из вуфеа и вагарондит лучших бойцов для похода против Вурутаны. --Вурутаны! - забормотали они в страхе и ужасе. --Да, Вурутаны! Вы удивлены? Разве вы не ожидали исполнения древнего пророчества? --О, да, Повелитель,-- сказал Аифира.--Вот только теперь, когда время приспело, колени у нас трясутся, а кишки ушли в пятки. (По мнению вуфеа, средоточие храбрости находилось именно в кишках.) --Я поведу вас против Вурутаны,-- сказал Поющий Медведь. Правда, он не знал, каков собой Вурутана и что нужно сделать, чтобы одолеть его. Он постарался выудить побольше сведений, никак не выказав своего невежества. Он полагал, что никакое "окаменение мыслей" не извинит его забывчивость по отношению к Вурутане. Это извинение годилось для вещей маловажных, но Вурутана был чем-то настолько значительным, что он не смог бы забыть и малейших деталей. Так, по крайней мере, считали вуфеа. --Вы пошлете гонца в ближайшую деревню вагарондит и расскажете им о моем решении,-- сказал он, предоставив им самим вырабатывать стратегию приближения к злейшему врагу.-- Скажите, что я скоро нанесу им визит, и что мы доставим пленников вагарондит, если они, конечно, обеспечат нам безопасность, и там их освободим. А вагарондит освободят всех вуфеа, какие только у них имеются. Мы будем держать большой совет, а потом пойдем в другие деревни вагарондит и проведем там собрания. Я выберу бойцов вагарондит. Я хочу сопровождать вас, и потом мы пересечем равнину и пойдем в поход против Вурутаны. Внутри храма было светло. Обе двери были открыты, а большая дыра в крыше на другом конце оставалась еще не заделанной. Можно было отчетливо различить выражение лиц вуфеа, покрытых короткой, лоснящейся шерстью, и взгляды, которыми они обменялись. Их глаза -- голубые, зеленые, желтые, оранжевые -- казались кошачьими и зловещими. Их хвосты извивались из стороны в сторону, выдавая волнение, охватившее вуфеа. Они ждали, что он поведет их на истребительную войну против вагарондит. Теперь он проповедовал мир и, что хуже всего, им предстояло разделить своего бога с бывшими врагами. --Ваш настоящий враг -- Вурутана,-- сказал Поющий Медведь,-- а не вагарондит. Идите и делайте, что я велел. Неделей позже он вышел через северные ворота на хорошо утоптанную тропинку между садами и полями кукурузы. Старики, молодые бойцы, оставленные охранять деревню, самки и детеныши следовали за ним, крича и размахивая руками. За ними шагало двое вуфеанских музыкантов -- прямо как в семьдесят шестом году, подумал он -- барабанщик и флейтист -- и знаменосец. Барабан был сделан из шкуры и дерева. Флейта вырезана из кости какого-то гигантского животного. Флаг представлял собой высокое копье с перьями, выходящими под прямым углом к древку, и увенчанное головами похожей на орла птицы, большой рысеподобной кошки, гигантского кролика и лошади. Эти головы соответствовали четырем кланам или фратриям вуфеа. В деревне жили все кланы, и эта клановая система пронизывала все племена вуфеа. Насколько он мог понять, договоры о мире и дружбе заключались между кланами разных деревень, а не между отдельными племенами. Так, еще совсем недавно, кланы кролика различных деревень не враждовали между собой, зато среди рысей и лошадей шла непрерывная война. Потом они заключили мир, и к ним присоединился клан орла, остававшийся доселе нейтральным. И уж только потом деревни выступили единым фронтом против вагарондит. Улисс не понимал этой системы: она казалась очень сложной, запутанной и нежизнеспособной, но вуфеа считали ее вполне естественной. За знаменосцами и музыкантами, игравшими атональную музыку, шел Верховный жрец и два младших жреца. У них были головные уборы из перьев, массивные бусы и жезлы. За ними шествовала группа из двадцати пяти молодых воинов, так же выряженных в перья, бусы и разукрашенных зелеными, черными и красными полосами на лице и груди. За ними тянулась шеренга из шестидесяти воинов постарше. Все воины были вооружены томагавками, каменными ножами и копьями. Он несли луки и колчаны со стрелами. Им не терпелось опробовать свое новое оружие на вагарондит. Во всяком случае -- молодым. А старые, находясь от Улисса на приличном расстоянии, выражали новому оружию свое презрение. Но он слышал лучше, чем они думали. По одну сторону, параллельно молодым воинам, шла дюжина вагарондит. Они тоже несли оружие, но выглядели чересчур мрачно, особенно для людей, которым следовало бы быть бесконечно счастливыми. Поющему Медведю так и не удалось уверить их, что их собственный народ не станет презирать их за то, что они позволили захватить себя в плен. Вначале пленные протестовали. Они говорили, что их не допустят на Счастливое Поле Боя (так понял Улисс их загадочные слова). Улисс объяснил, что у них нет выбора. Более того, теперь все переменилось. И он, Каменный Бог, заверяет, что они попадут на Счастливое Поле Боя после смерти -- если, конечно, не будут продолжать глупо упрямиться в своем ослушании. Они замолчали, эмоционально так и не приняв новый порядок вещей. Процессия быстро двигалась через покатые холмы по тропинке, которую многие поколения использовали для войны и охоты. Вдоль нее стояло много вечнозеленых деревьев, берез и дубов, но не настолько много, чтобы образовать лес. Пролетали птицы: голуби, вороны, воробьи, синицы, изумрудно-медные дятлы. Там и сям попадались на глаза рыжие или черные, как соболь, белки-летяги. Промелькнула серая лиса. Из-за древесного ствола футах в пятидесяти от земли выглянула головка ласкообразного создания с яркими глазками. По упавшему дереву промчалась рыжая крыса, и на вершине холма, в пятидесяти ярдах справа, села и уставилась на них бурая громадина. Этот медведь был подлинным вегетарианцем и никому не доставлял неприятностей, лишь бы его не трогали. Он поедал кукурузу, грабил их сады, когда они оставались неохраняемыми, но отогнать его труда не составляло. Улисс впивал глазами холодное голубое небо, а легкими -- холодный свежий воздух. Громадные величественные деревья, настоящая птичья и звериная жизнь, повсюду зелень -- и никакого тебе загрязнения воздуха, ощущение полного простора -- все это делало его сейчас счастливым. Он мог бы забыть боль от того, что был единственным человеком на Земле. Он мог забыть... И тут он остановился. За его спиной знаменосец тут же выкрикнул приказ, барабанщик и флейтист замолкли, стихло бормотание воинов. Ему чего-то недоставало. Чего? Нет, не чего-то. Кого-то. Он повернулся к Аифире. --Авина, твоя дочь -- где она? На лице Аифиры не дрогнул ни один мускул. --Да, господин? - проговорил он. --Я хочу, чтобы Авина шла со мной. Она -- мой голос и мои глаза. Я нуждаюсь в ней. --Я велел ей остаться, мой Повелитель, потому что самок не берут в другие деревни, когда замышляется что-нибудь важное, будь то война или мирный договор. --Пора привыкнуть к переменам,-- сказал Улисс.-- Пусть за ней кого-нибудь пошлют. Мы подождем. Аифира косо посмотрел на него, но повиновался. Иисама, самый быстроногий из воинов, помчался в деревню, находящуюся в миле от отряда. Через некоторое время он прибежал обратно. Авина следовала за ним. На ней была четырехугольная шапочка с тремя перьями и тройное ожерелье массивных зеленых бус вокруг шеи. Она бежала, как бегают обычно женщины и, когда в сотне ярдов от отряда перешла на быстрый шаг, засеменила так же, как семенит обыкновенная женщина. Сквозь мех на ее черных ушах, мордочке, хвосте, длинных руках и ногах просвечивала на солнце светло-розовая кожа, а сам мех сверкал белизной, как снег под ярким весенним солнцем. Ее большие темно-синие глаза смотрели только на него, и она улыбалась, показывая редкие острые зубки. Подбежав к нему, она упала на колени и поцеловала его руку. --Мой Повелитель, я плакала, потому что ты покинул меня. --Твои слезы высохли достаточно быстро,-- сказал он. Хотелось бы верить, что она действительно плакала, но нельзя было сказать наверняка -- возможно, она преувеличивала или просто говорила то, что ему было бы приятно услышать. Эти благородные дикари умели лгать ничуть не хуже людей цивилизованных. Да и следует ли ему желать, чтобы она привязалась к нему? Такая дружба могла привести и к более интимным отношениям, последствия которых он мог себе представить. Эти мысленные картины притягивали и отталкивали его одновременно. Довольно долго она молча шла по правую руку от него. Потом она, запинаясь, начала что-то объяснять и через некоторое время уже щебетала так же мило и интересно, как раньше. Он почувствовал себя совершенно счастливым, ощущение потери растворилось в потоках чистого воздуха и яркого солнечного света. Они маршировали весь день, останавливаясь то тут, то там, чтобы поесть и отдохнуть. Здесь было вдоволь маленьких ручейков и речек, чтобы сполна обеспечить их водой. Хотя вуфеа и произошли, по всей вероятности, от кошек, они купались при первой возможности. К тому же они вылизывались, как настоящие кошки. Они были довольно чистоплотным народом -- во всяком случае, что касается их тел. Зато они испытывали полнейшее безразличие к клопам, тараканам, мухам и прочим насекомым в деревне. И хотя они зарывали свои отбросы, но совершенно не заботились об уборке за собаками, свиньями и другими животными, которых держали ради забавы или пищи. Поздним вечером Улисс, разгоряченный, вспотевший и усталый, решил расположиться на привал у ручья. Вода казалась обжигающе холодной и была такой чистой, что можно было различить плавающую у дна рыбу на глубине двенадцати футов. Он лежал на упавшем дереве, нависавшем над ручьем, и смотрел на рыб. Потом сбросил одежду и пошел поплавать, в то время как вуфеа и вагарондит внимательно наблюдали за ним (как всегда и поступали, когда он был раздет). Он подивился: неужели их втайне не отталкивает его тело, совершенно не прикрытое мехом, и прихотливое расположение волос. Наверное, нет. Вряд ли они могли ожидать, что он будет похож на них -- он ведь бог, в конце-то концов. Когда он вышел из воды, все остальные, за исключением стоящих на посту воинов и Авины, искупались. Авина вытерла его куском шерсти, а потом испросила разрешения присоединиться к остальным. Когда же все вышли на берег, он снова посмотрел с бревна на воду. Рыбки уплыли. Он нашел их в сотне ярдов вверх по течению. Потом соорудил телескопическое удилище с леской, сделанной из кишок, и костяным крючком, и наживил червяка, которого специально для него нашла Авина. Это оказалось толстотелое создание длиной с его руку, с красной кровью и четырьмя громадными ложными глазами, состоящими из трех концентрических кругов: белого, голубого и зеленого. Он забрасывал удочку двенадцать раз, но безрезультатно. На тринадцатый рыба клюнула. Он подсек ее и принялся вываживать прямо за леску, ибо иначе она могла оторваться от удилища. Рыба была только десяти дюймов длиной, но очень сильной и боролась отчаянно. Он вываживал ее не меньше двадцати минут. Когда же он вытащил рыбку на берег и разглядел серебристое тело с алыми и зелеными пятнами, выпученными желтыми глазами и короткими хрящевидными усами, он почувствовал неизмеримое счастье. Если верить Авине, которая унесла рыбу, чтобы ее приготовили, иипавафа была просто восхитительна на вкус. Такой она и оказалась. Ночью, лежа в своем спальном мешке и глядя на высокую зелено-сине-белую луну сквозь ветки вечнозеленого растения, он подумал, что ему для полного счастья недостает только двух вещей. Во-первых -- большого глотка хорошего темного немецкого или датского пива или первоклассного бурбона. А во-вторых -- женщины, которая любила бы его и которую он мог бы любить. Не успев сообразить, что он натворил, он ощутил, что держит мохнатую ручку Авины в своей руке и подносит ее к губам. Он совершенно бессознательно потянулся за ней и уже собирался поцеловать. --Повелитель! -- произнесла Авина с дрожью в голосе. Он не ответил. Осторожно положил ее руку поверх ее спального мешка и отвернулся. Но она окликнула его. --Смотри! И он сел, пытаясь разглядеть сквозь ветви существо, на которое указывал палец Авины. Черный крылатый силуэт промелькнул на фоне луны и исчез. --Что это было? --Я не знала, что они поблизости... мы уже давно не видели... опеавуфеапауеа. --Крылатое разумное существо без волос, - пробормотал он, переводя на английский. --Фулулики, - добавила она. --А они опасны? --Разве ты не помнишь? --Стал бы я тогда спрашивать? --Прости меня, Повелитель. Я не хотела тебя прогневать. Нет, они вообще-то не опасны. Их никто не убивает -- ни мы, ни наши враги вагарондит. Они оказывают нам всем большие услуги. Улисс еще какое-то время расспрашивал ее, а потом уснул. Ему снились летучие мыши с человеческими лицами. Двумя днями позже они подошли к первой деревне вагарондит. Задолго до этого барабаны возвестили, что их заметили. Время от времени Поющий Медведь замечал разведчиков, которые перебегали от дерева к дереву и прятались за кустами. Они проследовали вдоль широкого и полноводного ручья, где водилось множество черно-белых рыб около трех футов длиной. Он присмотрелся и решил, что это не рыбы, а маленького размера млекопитающие. Авина сказала, что вагарондит считают их священными и убивают только по одному в год на торжественной церемонии. Вуфеа не считали их священными, но так как те водились только на вражеской территории, они предпочитали их не трогать. Если вуфеа во время набега убьют хотя бы одного, а вагарондит обнаружат тело, то они поймут, что вуфеа где-то рядом. Пятью милями дальше они оставили ручей и двинулись к вершине крутого холма. С другой стороны, в долине, на верхушке пологого бугра показалась деревня вагарондит. Дома кланов были круглыми. В остальном же она ничем не отличалась от поселений вуфеа. Однако высыпавшие в открытые ворота воины имели коричневую шерсть и черные полоски вокруг глаз и щек. И впридачу к каменным топорам и томагавкам они несли деревянные мечи и нечто вроде боло.* * Боло -- род оружия, представляющий собой веревку с шарообразными грузилами. Используется при охоте на быстроногих животных. Боло следует метнуть таким образом, чтобы спутать ноги жертве и помешать ей бежать. На их штандарте виднелся череп гигантской птички-бегунчика. Авина сказала ему, что это общеклановый тотем, священный для всех вагарондит. Они считали бегунчика, апуакауеи, священным. Но инициация молодых воинов происходила во время поединка с гигантской птицей. Будущий воин, вооруженный только боло и копьем, обязан был свалить птицу наземь, обмотав боло вокруг ее ног, и затем оторвать птице голову. В каждом селении ежегодно погибало во время этой опасной церемонии, самое малое, четверо храбрецов. Процессия под предводительством Улисса начала спускаться по длинному пологому холму. Вагарондит ударили в огромные барабаны, затрясли черепом бегунчика. Жрец, украшенный перьями, помахал на них тыквой и, вероятно, пропел что-то, хотя на таком расстоянии Улисс не мог ничего расслышать сквозь грохот инструментов. На полдороге с холма Авина промолвила: "Повелитель!" -- и указала на небо. Длиннокрылое, похожее на летучую мышь существо кружило над ними. Улисс заметил, как оно пронеслось над их головами. Авина не лгала и не преувеличивала. Это был крылатый человек или почти человек. Тело его было размером с четырехлетнего ребенка. Торс казался вполне человеческим, за исключением чудовищно выпяченной груди. Для крепления громадных мышц крыла требуется очень массивная грудная кость. Спина была как бы сгорблена -- по всей видимости, мнимый горб состоял из крепких мышц. Его руки выглядели костлявыми, их кисти оканчивались длиннющими пальцами с длиннющими ногтями. Ноги были короткими, хилыми и кривыми, а ступни -- изогнутыми. Большой палец находился почти под прямым углом к остальным. Крылья из натянутых между костями перепонок крепились к мускульному бугру на спине. Улисс в первый раз видел млекопитающее, у которого было бы шесть конечностей. Но, скорее всего, не в последний. Эта планета -- пусть даже она и была Землей -- припасла для него еще немало странных сюрпризов. У существа было треугольное лицо и выпуклая округлая совершенно лысая голова. Уши были настолько велики, что их можно было принять за дополнительные крылья. Слишком большие для его личика глаза на таком расстоянии казались бесцветными. И ни единого волоска на обнаженном теле. Человек усмехнулся, скользнул вниз, сложил крылья и опустился на свои тонкие ножки с плоскими ступнями. Он заковылял к ним, мгновенно утратив всю свою грацию, едва лишь коснулся земли. Он воздел тощую руку и заговорил пронзительным детским голоском на языке аирата. --Приветствую тебя, Каменный Бог! Глих приветствует тебя и желает тебе долгой божественности! Улисс понимал его достаточно хорошо, но бегло говорить на торговом языке пока еще не мог. --Можешь ли ты говорить на языке вуфеа?--спросил он. --Запросто. Это один из моих любимых языков,-- сказал Глих.-- Мы, дхулулики, говорим на многих языках, из которых вуфеа еще не самый трудный. --Какие новости ты принес нам, Глих? -- поинтересовался Улисс. --Забавные и поучительные. Но с твоего позволения, господин, мы вернемся к этому позже. Вагарондит уполномочили меня побеседовать первым делом лично с тобой. Они желают тебе добра, что вполне естественно, поскольку ты и их бог тоже -- во всяком случае, они так думают. В тоне этого бэтмена* явно сквозил сарказм. Улисс сурово взглянул на него, но Глих только усмехнулся, показав длинные желтые зубы. * Бэтмен -- "человек -- летучая мышь", персонаж многочисленных комиксов и кинофильмов. --Они так думают? -- переспросил Улисс. --Ну,--ответил Глих,--им трудновато понять, почему ты принял сторону вуфеа, когда они только пытались перенести тебя в эту деревню, где тебе были бы оказаны более подобающие почести -- или то, что они считают таковыми. Улисс хотел поспешить вперед и игнорировать создание, которое вело себя вызывающе. Но Авина ему говорила, что крылатые люди были курьерами, представителями, разносчиками всевозможных сплетен и мало ли кем еще. Присутствие крылана в качестве третейского судьи между двумя племенами, желавшими добиться договоренности о мире, торговле, а то и об ограниченных военных действиях, было традиционным. К тому же крылатый народ сам иногда брался за торговлю, принося маленькие, легкие дефицитные товары из какой-то неизвестной страны, возможно, их собственной. --Передай, что двое из них напали на меня. И за это я наказал их,-- сказал Улисс. --Я так и передам,-- проговорил Глих.-- А ты не собираешься еще кого-нибудь наказывать? --Нет, разве что они будут этого заслуживать. Глих замялся, а потом громко сглотнул. Его острый кадык подпрыгнул, точно обезьянка на перекладине. Очевидно, он не был таким высшим существом, какое пытался корчить из себя. Или, может быть, сознавал, что на земле он уязвим, каким бы великолепным он себя ни считал. --Вагарондит говорят, что потребовать даже от бога доказывать, что он -- бог, только честно. --Прости меня, Повелитель,--прошептала Авина за спиной Улисса.--Но мой совет может пригодиться. Нужно проучить хорошенько этих заносчивых вагарондит. Нельзя позволять им распоряжаться тобой... Улисс был с ней согласен, но не нуждался в непрошенных советах. Он поднял руку, приказывая, чтобы она замолчала. --Я не обязан ничего доказывать,--ответил он Глиху,--но просить меня не возбраняется. Глих усмехнулся, словно предугадал ответ Улисса. Солнечный свет зажег в его желтых, как у кошки, глазах, бледные огоньки. --В таком случае,--сообщил он,--вагарондит просят тебя убить Древнюю Тварь с Длинной Рукой. Уже много лет чудовище уничтожает поля и деревни. Оно погубило много урожаев и кладовых, а иногда доводило целые деревни до грани голода. Против Древней Твари посылали многих воинов. Иных она убила, иных изувечила -- и тем не менее осталась непобежденной. Или же она спасалась бегством, ускользая ото всех охотничьих отрядов, появляясь то здесь, то там лишь затем, чтобы снова пожирать злаки с полей, разрушать дома и ломать частоколы своими гигантскими ногами. --Я обдумаю их просьбу,--сказал Улисс,--и отвечу на днях. А теперь, если тебе больше нечего сказать, дай нам пройти. --Ну, остались лишь разные пустячки, сплетни и новости, принесенные мной из многих деревень самых разных народов,--сказал Глих.--Тебе они могут показаться забавными, мой Повелитель, а то и небесполезными. Улиссу было трудно сказать, не насмехается ли бэтмен над его предполагаемым божественным всезнанием, но он решил пропустить его слова мимо ушей. Однако, если бы стало необходимо, он схватил бы покрепче худосочное маленькое чудище и в назидание другим свернул ему шею. Крылатый народ мог быть священным или привилегированным, но если этот парень будет слишком много себе позволять, он может дискредитировать образ Улисса как бога. Они спустились с холма и пересекли долину, миновав деревянный мост через поток трехсот футов шириной. На другой стороне тянулись поля, засаженные кукурузой и другими злаками, а также луга, где красношерстные овцы с тремя закрученными рогами паслись в сине-зеленой траве. Большое количество деревянных мотыг и кос, брошенных на полях, показывало, что дети и женщины работали там до последней минуты. Под барабанный бой вуфеа промаршировали к воротам, и здесь Улисс оказался нос к носу с жрецами и вождями вагарондит. Когда отряд шагал через долину, крылан, спланировав с вершины холма, парил над ним. Теперь он скользнул над ними и опустился на землю в нескольких футах от Улисса, пробежав некоторое расстояние после приземления. Потом он вернулся, ковыляя на своих кривых ножках и полураскрыв перепончатые крылья. Потянулись нескончаемые переговоры. Посредником в них служил Глих. Затем Верховный вождь, Джиидаумок, преклонил колени и возложил руку Улисса себе на голову. Прочие вожди и жрецы последовали его примеру, и Улисс со своей оравой вступил в деревню. Прошло несколько дней в празднествах и восхвалениях, прежде чем Улисс смог продолжить свой путь. В общей сложности он посетил десять вагарондитских деревень. Улисс как-то поинтересовался, какую плату получает Глих за свои услуги. Глих ехал с ними, восседая на спине одного из воинов вагарондит, обвив кривые ноги вокруг его толстой пушистой шеи. --Моя плата,--сказал он, небрежно махнув рукой.--О, меня кормят, поят, дают мне пристанище. Потребностей у меня немного. Я неприхотлив. Мне только и надо, что поболтать с разными людьми, побеседовать, утолить мое и их любопытство, услужить... Для меня самое большое удовольствие - услужить другим. --И больше тебе ничего не нужно? --О, иногда я беру несколько побрякушек, каких-нибудь драгоценных камешков или превосходно вырезанных фигурок или тому подобных предметов. Но торгую я по большей части информацией. Улисс не ответил, но почувствовал, что за работой Глиха скрывается нечто большее. На обратном пути в первую деревню вагарондит вождь Джиидаумок спросил его, что он собирается предпринять против Древней Тварью с Длинной Рукой. --Люди Нишейманаки, третьей деревни, которую мы посетили, прислали гонца с сообщением, что Древняя Тварь вновь беснуется на их полях. Она убила двух воинов, которые погнались за ней следом. Улисс вздохнул. Ничего не поделаешь -- noblesse oblige.* * Положение обязывает (франц.). --Мы незамедлительно выступим против нее. Он подозвал к себе Глиха. --Вагарондит хоть раз просили тебя обнаружить, где скрывается Древняя Тварь с Длинной Рукой?--поинтересовался Улисс. --Ни разу,-- ответил Глих. --Почему? --По-моему, им просто не пришло в голову. --А тебе не пришло в голову подсказать им, какую пользу ты мог бы принести? --Нет, тем более, что для меня живая Древняя Тварь полезнее мертвой. Если она умрет, я буду получать меньше интересных новостей. --Ты найдешь Древнюю Тварь,--приказал Улисс. Глаза Глиха сузились, губы стянулись в узкую щелочку. Но он кивнул. --Конечно, мой Повелитель. Из подслушанных разговоров Улисс знал, что уже четыре поколения вагарондит помнили Древнюю Тварь. Но она не всегда обитала на землях вагарондит. Иногда она исчезала на несколько лет, должно быть, опустошая поля неизвестных племен севера, запада и, возможно, великий лес на востоке. Это было огромное животное, и ему требовалась большая территория. Из отрывочных слухов, которые он сложил воедино, Улисс понял, что Древняя Тварь была чем-то вроде слона. Но какого слона! В нем было около двадцати футов роста, и он имел четыре бивня! Верхние бивни изгибались вверх, а нижние - вниз и назад. Длинная Рука была хоботом. Хитрость Древней Твари, ее умение избегать ловушек и устраивать смертельные засады, ее способность скрываться и исчезать стали притчей во языцех. --Она гораздо умнее, чем можно ожидать от бессловесной твари,-- сказал Улисс Глиху. Авина остановилась рядом. --Кто сказал тебе, что она бессловесная?--спросил Глих. --Ты хочешь сказать, что она говорящая?--изумился Улисс. Веки Глиха опустились. --Откуда мне знать,--произнес он.--Я только хотел сказать, что никто не слышал, говорит она или нет. --Она единственная в своем роде? -- спросил Улисс. --Откуда мне знать. Поговаривают, что в нескольких переходах к северу, далеко отсюда, они водятся во множестве. Но я не знаю. --А должен бы знать,--сказал Улисс.--Ты повсюду летаешь, и если даже ты не бывал на севере, кто-нибудь из вашего народа наверняка побывал там. --Я не знаю,--сказал Глих, но Улисс подумал, что тот едва сумел подавить улыбку. Улисс кое-как сдержал подступающий гнев. --Скажи мне, Глих, а ты не видел...-- начал было он, но тут же смолк. В языке вуфеа не было слова, обозначавшего металл. Во всяком случае, насколько он знал. Он перешел к описанию металла. Потом, вспомнив о ноже, вытащил его и раскрыл. Глих выпучил глаза, тяжело засопел и попросил разрешения подержать лезвие. Улисс наблюдал, как его тонкие длинные пальцы касаются стали, осторожно скользят по краю, как он пробует лезвие большим пальцем, лижет языком, прикладывает к щекам. Наконец Глих отдал нож обратно. Некие нешгаи, как сообщил Глих в ответ на расспросы Улисса, были расой гигантов, обитавших в гигантской деревне в гигантских домах, сделанных из удивительного материала. Их поселение находилось на южном побережье этой земли, по другую сторону Вурутаны. Нешгаи ходили на двух ногах и имели только два бивня, да и те были куда тоньше, чем у Древней Твари. Но у них были большие уши и длинный нос, свисавший почти до пояса. Создавалось впечатление, что их предком был кто-то очень похожий на Древнюю Тварь. Вопросы настолько переполняли Улисса, что он не знал, с чего начать. --А каково твое мнение о Вурутане?--спросил он. Он сформулировал свой вопрос именно так, чтобы не дать Глиху понять, как мало он знает про своего исконного врага. --Что значит -- "мое мнение"?--спросил пораженный Глих. --Кто для тебя Вурутана? --Для меня? --Да. Как ты его называешь? --Великий Пожиратель. Всемогущий. Тот, кто растет. --Да, я знаю, но на что он похож? На тебя? Глих, должно быть, понял, что Улисс старается получить представление о том, чего он не знает. Глих усмехнулся так саркастически, что Улиссу захотелось размозжить его хилый череп. --Вурутана так огромен, что у меня не хватает слов, чтобы его описать. --Ах ты, трепло!--возмутился Улисс.--Лживая скотина! Обезьяна крылатая! Это у тебя-то не хватает слов?! Вид у Глиха был обиженный, но он промолчал. --Ну ладно!--вздохнул Улисс.--Тогда скажи мне -- где-нибудь в этом мире есть создания, похожие на меня? --А... Да, несколько! -- сказал Глих. --Ну, и где же? --По другую сторону Вурутаны. На побережье, на расстоянии многих дневных переходов к западу от нешгаи. --Почему ты ничего не говорил мне о них? - возопил Улисс. Глих казался ошеломленным. --А разве я должен? Ты же меня о них не спрашивал. Это верно, они похожи на тебя, но они не боги. Всего лишь еще одна раса разумных существ. Значит, теперь у него появилась более веская причина идти на юг. Ему придется вступить с Вурутаной в единоборство, хочет он того или нет. Если верить вуфеа и Глиху, Вурутана покрывал всю землю, за исключением северного и южного побережий. Глих нарисовал на берегу ручейковой отмели приблизительную карту местности. На севере была земля, называемая Неизвестной. Ниже нее находился треугольник с оращенным на север основанием. Океан или море омывало эту землю со всех сторон, за исключением северной, неизвестной. Но Глих где-то слышал, что там тоже было море. Улисс призадумался, не была ли эта земля остатком восточного побережья Соединенных Штатов. Уровень океана мог подняться. Тогда запад и Атлантическая прибрежная равнина погрузились на дно. А эта земля была остатками горной гряды Аппалачей. Конечно, пока он был в "замороженном" состоянии, его могли перенести на другой континент, и он мог оказаться на последнем уцелевшем осколке Евразии. Или на другой планете, возле другой звезды. Сам он так не считал но и такая возможность не исключена. Найти бы хоть что-нибудь, что помогло определить это место. Но за многие миллионы лет ничто не могло уцелеть. Кости людей рассыпались бы в прах, за исключением нескольких окаменевших скелетов -- а у скольких людей был шанс стать окаменелостью? Сталь заржавела, пластик испортился, цемент рассыпался бы, камень пирамид и сфинксов, мраморных статуй греков и американцев -- все должно было за эти годы обратиться в пыль. Ничто не напоминало бы о людях, за исключением разве что нескольких примитивных орудий, сделанных еще людьми каменного века. Они надолго переживут всю человеческую историю с ее книгами, машинами, городами и скелетами. Горные цепи рождались и умирали. Континенты раскалывались, и их обломки уплывали друг от друга. Океанское дно обнажалось, воздвигались новые континенты, а прежние уходили под воду. Что когда-то было высоким и неровным, стало плоским и низким. Что было низким и ровным, поднялось и вздыбилось. Огромные массы камней терлись друг о друга, перемалывая человеческие останки в пыль. Миллиарды тонн воды прорывались во внезапно открывающиеся долины, сметая все на своем пути или погребая в иле. Остались лишь земля и вода. Материки и океаны приняли новые очертания. Только жизнь продолжалась, приняв какие-то новые формы, хотя кое-где сохранились и старые. Но, если верить Глиху, человеческий род все-таки выжил! Человек больше не был хозяином мира, но все еще существовал. Улисс отправится на юг. Но вначале ему придется убить Древнюю Тварь с Длинной Рукой, чтобы доказать свою божественность. Он вновь принялся расспрашивать крылана. Иногда Глих становился уклончивым и раздражительным, но в открытую своего гнева не проявлял. --Значит, на севере,--наконец подытожил Улисс,--полным-полно вулканов и гейзеров, дающих сильный и неприятный запах? --Да,--ответил Глих. Глих знал куда больше, чем хотел показать, но на этот раз Улисс не стал ломать себе голову над причинами его скрытности. Его интересовала только информация. --Далеко на севере? --Десять дневных переходов. Около двухсот миль, заключил Улисс. --Ты отведешь нас туда. Глих открыл было рот, будто хотел что-то возразить, но передумал. Улисс созвал жрецов и вождей вуфеа и вагарондит и сказал им, что они должны сделать за время его отсутствия. Высоких особ весьма озадачила необходимость собирать экскременты, а также производить древесный уголь. Улисс пообещал, что откроет им божественный смысл этих действий впоследствии. Вдобавок он потребовал, чтобы как можно больше воинов и молодых самцов отправились с ним в поход на север. По дороге они будут выслеживать Древнюю Тварь, хотя это и не является их главной задачей. Но для уничтожения Древней Твари это необходимо. Вождей его требования в восторг не привели, но они все же занялись претворением их в жизнь. Через неделю большой отряд, состоявший из сотни взрослых воинов, двух сотен молодых, нескольких жрецов, Авины и самого Улисса, отправился к северу. Глих был с ними, но был не всегда. Он летел впереди и разведывал территорию. Несколько раз ему удалось обнаружить дичь, а трижды -- неприятельских разведчиков. Те принадлежали к народу, напоминавшему разновидность вагарондит. У них был черный мех с каштановыми полосками вокруг глаз и щек, но во всем остальном они в точности походили на своих южных родичей. Алканквибы собрали большое войско и постарались поймать отряд Улисса в засаду. Глих сообщил о ее месте, и охотники превратились в добычу. Полная внезапность, да еще стрелы, с которыми алканквибы были совершенно не знакомы, да еще появление гиганта Улисса, да еще россказни о его божественности, наверняка известные алканквибам, превратили битву в обыкновенную резню. Улисс не возглавил ни одной атаки, да вожди этого и не ждали. Ну, а он был только счастлив. Разве может бог оказаться раненым? Конечно, спрашивать он никого не стал. Возможно, их богам не возбраняется претерпевать раны. Во всяком случае, даже древние греки и прочие народы считали своих богов бессмертными, но не неуязвимыми. Дело обернулось таким образом: он стоял в сторонке и пускал в ход свой гигантский лук с убийственной эффективностью. Он возблагодарил Господа за то, что ему пришло в голову заняться в колледже стрельбой из лука и не отказаться от этого хобби впоследствии. Он был отменным стрелком, и его лук был куда мощнее, чем у вуфеа. Хотя они были жилисты и сильны, несмотря на свой маленький рост, он казался для них слишком высоким. Его руки натягивали лук -- "могучий лук Одиссея", того, прежнего Улисса, думалось ему -- и стрелы попадали в цель достаточно метко, чтобы убить двенадцать алканквибов и ранить еще пятерых. После шести минут баталии враг был опрокинут и бежал, а многих из них поразили в спину копья и томагавки. Выжившие, однако, сражались до последнего. Достигнув своей деревни, где ждали объятые ужасом самки, детеныши и старые воины, все самцы, способные держать оружие, включая шестилетних детенышей, встали перед закрытыми воротами. Новоявленные кровные братья, вуфеа и вагарондит, с воплями обрушились на защитников. Они действовали слишком неорганизованно и потому были отброшены назад с тяжелыми для себя потерями. Улисс воспользовался затишьем, чтобы приказать им оставить алканквибов в покое и двинуться дальше. Жажда крови оказалась так велика, что они посмели возражать ему. Он возвестил, что они должны делать то, что он скажет, или же ему придется их уничтожить. К счастью, никто не решился объявить его слова блефом -- по крайней мере, вслух. При виде алканквибов Улисса осенила идея. Для обратного путешествия ему понадобится столько носильщиков, сколько он сможет раздобыть, а здесь находилась по крайней мере сотня юношей. Он устроил через Глиха совещание с вражеским военным вождем. Дебаты были бурными, но краткими, а потом вождь, устрашенный возможностью уничтожения его племени, пошел на уступки. Двумя днями позже алканквибские юноши вышагивали рядом с боевым отрядом в качестве заложников и будущих носильщиков. Деревня, между тем, послала сообщение другим племенам алканквибов, чтобы те оставили отряд в покое. Два племени не вняли посланию и атаковали, поэтому попали в засаду и были уничтожены. А Улисс приобрел еще сто пятьдесят носильщиков и заложников. Он сжег две деревни, дабы преподать наглядный урок, но жителей их вырезать не позволил. Улисс никак уж не радовался своей воинской удаче. Все эти кровопролития страшно его угнетали. Разумная жизнь существует вот уже миллионы лет -- четыре тысячи поколений, а то и вдвое больше, ушли в небытие за этот срок. Но разумные существа, владеющие речью, повелители животных, ничему не научились. Или же научились -- тому, что борьба и кровопролитие неизбежны и не прекратятся, пока существует сама жизнь? Передвижение большого отряда замедлилось. Столько людей не могли двигаться слишком быстро, и вместо намеченных десяти дней переход занял двадцать. Зато серьезных нападений на отряд никто больше не предпринимал. Кое-какие племена жались к опушке леса и время от времени пытались напасть с незначительными силами. Особых неприятностей они не доставляли. Куда более серьезной проблемой была необходимость прокормить целую армию. Крупный отряд распугивал всю дичь в округе, и маленьким группам охотников приходилось отдаляться от основного отряда на целые мили вперед и по сторонам. Это делало их легкой добычей для туземцев. Однажды Улисс по совету Авины устроил охоту на лошадей, согнав вниз с утеса целый табун. Даже много дней спустя отряд все еще не испытывал недостатка в еде -- правда, им пришлось надолго задержаться, чтобы закоптить такую уйму мяса. Наконец отряд достиг намеченной Улиссом цели -- вулканов и горячих источников. Здесь, как он и надеялся, они нашли серу. Это были залежи зеленого полупрозрачного минерала, которые можно было добывать каменными орудиями его "людей". За две недели они добыли столько, сколько могли унести, и отряд двинулся в обратный путь. В деревнях алканквибов Улисс договорился, что юных носильщиков отпустят назад с подарками после их возвращения с грузом в лагерь вуфеа. Через некоторое время, когда отряд вернулся в исходную точку, Улисс обнаружил, что там собраны изрядные запасы нитрата калия: вуфеа следовали его наставлениям по части обработки экскрементов с целью ускорить их разложение. Спустя несколько дней, после празднеств и церемоний, Улисс приставил своих воинов и всех женщин, которых только можно было освободить от работы на полях, к изготовлению черного пороха. В результате получилась нужная смесь из нитрата калия, древесного угля и серы. Первая же демонстрация ошеломила и потрясла вуфеа, вагарондит и алканквибов, вызвав у них благоговейный трепет. Это была пятифунтовая бомба, заложенная в хижину, построенную специально для этой демонстрации. Улисс прочел всем лекцию об опасности нового оружия и взрывоопасности пороха. Он также запретил применять его без своего позволения. Не введи он таких ограничений, весь запас пороха был бы израсходован за один день на пустые забавы. На шестой день он запустил ракету с двухфунтовой боеголовкой, заключенной в деревянный корпус. Та взорвалась прямо на поверхности каменного утеса, произведя изумительный фейерверк. После этого Улисс натаскал Глиха, чтобы тот носил и бросал фунтовые бомбы. Глих летал над гигантским чучелом, сделанным из бревен и соломы и изображавшим Древнюю Тварь. Он пикировал вниз, потом, почти касаясь, взмывал вверх и вставлял конец своего запала в дырочку маленького ящичка. Потом он быстро швырял бомбу, которая падала на спину чучела, но она скатывалась и взрывалась в десяти футах поодаль. После четырех попыток Глих оказался в состоянии правильно рассчитать время, и бомба разнесла чучело на куски. --Очень хорошо,--сказал Улисс, когда Глих, скалясь как демон, приземлился рядом с ним.--Ты просто молодец. Теперь следует обнаружить, где скрывается Древняя Тварь. Тебе это по плечу. --Она может быть во многих переходах к северу отсюда! Или к востоку! --воскликнул Глих. --Найдешь,--заверил его Улисс. Крылан с мрачным видом удалился заморить червячка. --Странно,--заметила Авина,--как мы не догадались использовать его, чтобы найти Древнюю Тварь. А следовало бы. Но мы же не боги. --Странно, почему он так неохотно согласился сделать это,--размышлял вслух Улисс.--Ему ничего не грозит, разве что он неправильно рассчитает время, поджигая запал. Но он противился еще до того, как узнал о бомбах. --Я не знаю,--медленно проговорила Авина, словно не желая никого ни в чем обвинять -- во всяком случае, пока не желая. Он попытался добиться, чтобы она высказала хоть какое-то подозрение, но Авина утверждала, что никого ни в чем не подозревает. Он сдался. При желании она могла вести себя загадочно, как кошка. Но Улисс решил присмотреться к Глиху поближе. Правда, если бы Глих не желал выследить Древнюю Тварь, он мог бы просто улететь. Или не найти гиганта. Через три недели они снова были в стране алканквибов. За неделю до этого Древняя Тварь совершила набег на северную оконечность полей вагарондит. Гонцы принесли Улиссу эту весть, и по прошествии часа он выступил в поход на север. Его силы состояли из двадцати воинов, двенадцати носильщиков, Авины и его самого. Они шли волчьей рысью: сто шагов бегом, сто - шагом. Они покрывали десятки миль с рассвета до заката. Каждую ночь Улисс проваливался в сон, едва успев забраться в спальный мешок. А наутро ощущал, как протестуют против пробуждения все его мускулы. Только на четвертый день он проснулся, не испытывая боли. За эти дни он похудел гораздо сильнее, чем за все время первой вылазки. В отличие от своих низкорослых, худых и жилистых спутников, он не мог бежать весь день напролет и не испытывать при этом крайнего изнеможения. Он был слишком высок для этого, и мускулы его были слишком тяжелы. Но не мог же он допустить, чтобы они сочли свое божество слабаком! Приходилось прилагать все усилия, чтобы не отставать. Он уже износил башмаки, в которых его застало"оживление", и напялил мокасины. Ноги с непривычки болели долго, но постепенно он приспособился. По его прикидкам, со дня пробуждения он сбросил около двадцати фунтов. Но тренировка пошла ему на пользу. На нем не осталось ни грамма жира, и он превратился в великолепного бегуна. И все же любой вуфеа, даже и Авина, мог загонять его до потемнения в глазах. Отряд уже забрался в самую глубь территории алканквибов, когда однажды утром их остановил внезапно представший перед ними Глик. Он летел быстро, скользя над верхушками деревьев, и даже на таком расстоянии по выражению его лица можно было понять, что он нашел Древнюю Тварь с Длинной Рукой. Мгновением позже он соскользнул на поляну и приземлился неподалеку. -- Она впереди!--задыхаясь, вымолвил Глик.-- По другую сторону большого холма! -- Что она делает?-- спросил Улисс. -- Питается! Объедает с дерева листья! Честно говоря, Улисс не ожидал, что Глик обнаружит зверя. Но он мог понять поведение крылана неправильно. Или, быть может, что-то заставило бэтмена изменить свои намерения. Если так, то кто или что? Глик с трудом попытался оторваться от земли. Ему недоставало открытого пространства для его разбега, даже и с пустыми руками. А с пятифунтовой бомбой у него не было шанса вообще. Да и крутой откос не годился под стартовую площадку: все холмы в округе были сплошь покрыты деревьями. Улисс колебался. Он мог бы перенести Глика на две мили назад, где ему хватило бы места для разбега. А Глик потом перелетел бы обратно и встретился с ними. Он не хотел дожидаться его, но, видно, придется, если он хочет воспользоваться помощью Глика. Да и спешить ему некуда. Стоит ли беспокоиться о том, что он потратит немного времени понапрасну, раз он проспал уйму тысячелетий, нимало не побеспокоившись? Улисс приказал двум вагарондит, чтобы те отнесли Глика к большой поляне. Потом он велел отряду продолжать путь как можно медленнее и тише. Десять воинов держали луки и стрелы наготове, а другие десять вместе с носильщиками подготовили бомбы и ракеты. Они пробрались по склону холма через высокие вечнозеленые деревья, растущие слегка наискосок, а затем на четвереньках подползли к самому краю холма. Внизу простиралась долина с множеством деревьев и большими прогалинами между ними. Около пятидесяти деревьев выглядели так, будто на них внезапно обрушилась зима. Но не время года, а гигантский зверь пожрал их листву. Он был настолько огромен, что Улисс едва поверил собственным глазам. Зверь возвышался над молодыми деревцами. Он был серым, как и положено слону, но на его правом плече красовалось громадное белое пятно. Его длинные желтые бивни казались такими тяжелыми, что Улисс подивился, как зверь умудряется поднять голову. Хобот его, куда более длинный, чем у слонов во времена Улисса, пребывал в постоянном движении, покачиваясь между деревьями, срывая ветки, засовывая их в громадную пасть и вновь выскальзывая из нее. Даже на таком расстоянии охотники слышали, как урчит в его великанском брюхе. Ветер дул с севера, так что зверь не сможет ни учуять их, ни услышать, если они будут осторожны. Зрение у него могло оказаться и получше, чем у других представителей слоновьего племени, поэтому Улисс вновь напомнил охотникам, чтобы они использовали любое прикрытие, какое только смогут найти. Чтобы спуститься по склону и рассредоточиться среди деревьев на дне лощины, у отряда ушло около часа. К этому времени Улисс уже вовсю беспокоился за Глика. Ему давно пора бы появиться. Что же с ним стряслось? Может, отступники-алканквибы или представители других северных племен, промышляющие в округе, убили Глика и его носильщиков. Может... да что зря говорить! Раз уж Глик не объявился, ничего не поделаешь. Придется начинать без него. Улисс жестом приказал всем оставаться на месте под прикрытием деревьев. Он взял деревянную базуку, загнал в нее деревянную ракету, и пополз вперед. Авина ползла следом, держа маленький, только что зажженный факел. Остальные подожгли свои факелы от ящиков с углями, которые раздули докрасна, навалив на них щепы. А когда факелы разгорелись, с их помощью подожгли сами ящики. Этот миг, по мнению Улисса, был решающим. Зверь мог учуять запах гари даже и с подветренной стороны, а его близорукие глазки могли все же заприметить густые черные клубы дыма. Громовое урчание в брюхе, треск срываемых ветвей, просовывание их в глотку, сдирание листьев и шум падения обглоданных сучьев продолжались. Китообразная серая туша покачивалась взад-вперед в непрерывном медленном танце. Хобот старался на совесть, и должно быть, Древней Твари с Длинной Рукой жизнь казалась замечательной. На Улисса упала тень. Он взглянул вверх. Над ним парил темнокрылый силуэт Глика. Улисс махнул ему рукой, указывая свернуть вправо. Если его тень упадет на зверя, который, возможно, был пугливым, как и все африканские слоны, это могло напугать его или насторожить. Глик то ли не увидел его жеста, то ли неправильно его понял. Он полетел прямо к животному на высоте около пятидесяти футов. Одной рукой он прижимал бомбу к животу, а в другой сжимал маленький факел. Словно за огненным демоном, за ним тянулся густой дым. Улисс выругался и помчался к Древней Твари. С обеих сторон, забыв о от страха и возбуждения обо всякой острожности, ломились навстречу зверю воины и носильщики. С самого детства они слышали жуткие истории об этом чудовище, а кое-кому довелось собственными глазами увидеть, на что оно способно. Отцы двоих из них были раздавлены его громадными ногами. Но они не могли отступить -- ведь это сочли бы трусостью, а лучше уж быть мертвым, чем опозоренным. В результате они повели себя слишком вызывающе, стремясь опередить друг друга, и тем самым выдали свое присутствие. -- А заодно и мое,-- подумал Улисс. Слишком поздно! Оставалось только атаковать, понадеявшись на удачу. Лишь бы Глик не сдрейфил и не промахнулся впопыхах -- хотя кто же промахнется мимо такой громадины, разве что произойдет чудо. Но Глик промахнулся. Очевидно, он залетел слишком далеко вперед и наклонился, стремясь спикировать и взлететь позади зверя. Не самое разумное решение. Сначала Глик пролетел точнехонько над зверем, и на его спину упала тень. Зверь ничего не заметил. Но тут он учуял запах дыма от факела, хотя Глик был в пятидесяти футах над ним. Зверь прекратил терзать ветки, поднял хобот, покачал туда-сюда и затрубил. Глик уронил бомбу и горестно вскрикнул. Колосс закричал ему в ответ и внезапно превратился из неподвижной туши в невероятно быстро набирающий скорость снаряд. Зверь еще ничего не успел увидеть, он просто испугался и помчался, не разбирая дороги. Случайно или нет, но он надвигался прямо на Улисса, и ракета вдруг показалась ему удивительно ненадежной. На он все водрузил заряженную базуку на плечо и велел Авине поджечь запал. Ему было некогда оборачиваться, но она спокойно сообщала, что делает. В этот момент бомба Глика взорвалась в тридцати ярдах позади серого монстра. Древняя Тварь затрубила еще пронзительней и помчалась еще быстрей. Теперь она неслась в другом направлении, чуть в стороне от Улисса и Авины. Если Тварь снова не свернет, то пронесется четырех футах от них. Но зверь, скорее всего, заметить их раньше и бросится на них. Щеку Улисса обожгло, дым застлал ему глаза, ракета зашипела, вылетела из трубы и взмыла у него над головой. Она описала широкую дугу по направлению к зверю, который заметил их двумя секундами раньше и бросился в атаку. Он высоко воздел хобот и уставился на них своими красными глазками. Темное пятнышко ракеты ударило в левое плечо монстра, и взрыв оглушил Улисса. Дыма было столько, что он полностью скрыл зверя. Улисс не стал дожидаться, пока можно будет увидеть результат взрыва, а бросился в сторону. Рядом бежала Авина. Носильщики подскочили к ним с другой ракетой, над их головами полетели остальные ракеты, одна прошла совсем рядом, и что-то ударило Улисса в спину. Он упал навзничь, и дым укрыл его, словно шатер. Улисс закашлялся и встал на четвереньки. Несколько минут он был слишком оглушен, чтобы понять, что случилось. Кто-то из ракетчиков в горячке боя взял слишком низкий прицел. Именно эта ракета, чудом не убив Улисса, свалила на него соседнее дерево. Улисс поднялся на ноги. Одежда свисала с него лохмотьями, сам он почернел от копоти. Он оглянулся в поисках Авины и тут же издал радостный вопль. Она стояла рядом -- ошеломленная, с покрасневшими от дыма глазами, ее мех покрылся черной копотью. Но на ней не было ни единой раны. Улисс обернулся к Древней Твари. Он все еще ничего не слышал -- Тварь вполне могла оказаться прямо у него за спиной. Но ее там не было. Зверь лежал на земле, его огромные колоннообразные ноги дергались, из громадных ран ручьями текла кровь. Одна нога, наполовину оторванная взрывом, все еще двигалась. И тут воины и носильщики, радостно вопя и завывая, ринулись к нему. Зверь кое-как поднялся на ноги и, хромая, напал вновь. Двуногие бросились врассыпную, крича от ужаса. Зверь обхватил одного из них своим хоботом, поднял вверх, повертел над головой и швырнул на верхушку дерева. Затем Древняя Тварь вновь повалилась наземь и издохла в луже грязи и крови. Как ни странно, заброшенный на дерево вуфеа отделался парочкой ушибов и царапин. Прошло немало времени, прежде чем восстановился слух Улисса, а сам он пришел в себя. Когда его перестало трясти, он обследовал животное. Как Авина и говорила, зверь был самой настоящей шагающей горой. Даже отрезать его бивни и перетащить их в деревню вуфеа -- труд немалый. Но он знал: когда вуфеа, вагарондит и алканквибы совершат туда паломничество и увидят грандиозные бивни, вкопанные в землю перед его храмом, они почувствуют, что их Каменный Бог -- воистину бог. А заодно, как он надеялся, и проникнутся чувством единства. Заклятые враги втроем участвовали в общей охоте на своего кровного недруга. Втроем им и славу делить. Лишь одно омрачало его триумф -- Глих. Он спросил крылана, что с ним случилось. -- Прости меня, Повелитель!-- заверещал бэтмен.-- Я аж вспотел от волнения! Вот бомба у меня из руки и выскользнула. Я очень сожалею, но что я мог поделать? -- А заорал и спугнул своим воплем Древнюю Тварь ты тоже от волнения? --Воистину, Повелитель! Меня извиняет только панический ужас, который гигантское чудовище вселяет в сердце каждого смертного. Тебя самого едва не подбили в панике ракетой. -- Но ведь не подбили,-- заметил Улисс. -- Теперь, когда Древняя Тварь мертва, я могу уйти восвояси? - спросил Глих. - Я хотел бы вернуться домой. -- Куда? - спросил Улисс, надеясь застать его врасплох. -- Как я уже говорил, Повелитель, на юг, через много-много переходов. --Можешь идти,-- сказал Улисс, раздумывая, что за камень прячет Глих за своей несуществующей пазухой. Ему казалось, что тот должен перед кем-то отчитаться, но перед кем -- оставалось только гадать. Задерживать его не было никакого смысла. -- Скоро ли мы с тобой вновь увидимся? -- Я не знаю, мой Повелитель,-- сказал Глих, поглядывая искоса, что всегда так раздражало Улисса.-- Но ты, по всей вероятности, еще увидишь мне подобных. -- Я увижу тебя скорее, чем ты думаешь,-- сказал Улисс. Казалось, Глих был удивлен его словами. -- Что ты хочешь этим сказать, мой Повелитель?-- спросил Глих. -- Счастливого пути,-- отрезал Улисс.-- И спасибо тебе за все. -- Прощай, мой Повелитель,-- вымолвил Глих после недолгих колебаний.-- Это было самое волнующее предприятие в моей жизни... и самое поучительное. Он ушел, чтобы попрощаться со всеми тремя вождями и с Авиной. Улисс наблюдал за ним, пока тот не взлетел и не исчез за холмом. -- Думаю, он отправился доносить кому-то, что ему удалось разнюхать,-- сказал Улисс Авине. -- Мой Повелитель...-- вымолвила она,-- разнюхать?.. - Да. Я уверен, что он работает не только на себя и свой народ, но и на кого-то еще. Не могу указать пальцем, на кого именно. Но чую, что так оно и есть. -- Может быть, на Вурутану?..-- предположила она. -- С него станется,-- сказал Улисс.-- Мы это выясним. Мы пойдем на юг искать Вурутану, как только установим перед храмом эти бивни. -- А я тоже пойду?..-- спросила она. Ее громадные синие, как у сиамской кошки, глаза так и уставились на него, а ее поза выдавала напряжение. -- Думаю, это будет очень опасно,-- сказал он.-- Но, кажется, ты не из пугливых. Да, я буду очень рад, если ты пойдешь со мной. Но я не стану никому приказывать меня сопровождать. Я беру только добровольцев. -- Я была бы очень счастлива пойти с тобой, мой Повелитель,-- сказала она и неожиданно добавила.-- Ты хочешь узреть Вурутану или найти своих сыновей и дочерей? -- Своих -- кого?! -- Тех смертных, о которых говорил Глик. Существ, которые так походят на тебя, что вправе называться твоими детьми. -- Ты очень умна и наблюдательна, Авина,-- улыбнулся Улисс.-- Разумеется, я преследую обе эти цели. -- И ты будешь искать себе пару среди смертных, которые являются твоими детьми? -- Не знаю!-- ответил он более резко, чем намеревался. Почему этот вопрос так задел его? Конечно, он будет искать себе пару. Что за вопрос! Хотя она ведь женщина, подумал Улисс, и для нее вполне естественно спрашивать о таких вещах. Но Авина после этой беседы грустила несколько дней подряд. Чтобы развеять ее грусть, ему пришлось изрядно потрудиться, прежде чем он сумел втянуть ее в разговор и развеселить. Но даже и тогда он нередко замечал, что она как-то странно на него поглядывает. Они достигли деревни вуфеа, обойдя остальные деревни на пути их основного маршрута. Бивни установили по углам площади перед воротами храма, и потом построили навес, опирающийся на бивни. Празднества и церемонии шли до тех пор, пока вожди не пожаловались, что этак вуфеа совсем разорятся. Более того, никто не позаботился о посевах, а непрерывная охота с целью накормить всех гостей истребила дичь на многие мили в округе. Улисс приказал наделать побольше бомб и несколько ракет. Пока его приказ исполняли, он отправился на большую охоту в южные равнины. Заодно ему хотелось изловить живьем несколько диких лошадей и подобраться поближе к Вурутане. Основная часть отряда вернулась в деревни, навалив на волокуши огромные груды копченого мяса. Их сопровождало множество пойманных лошадей, с которыми было велено обходиться по-хорошему и ни в коем случае их не резать. Улисс в сопровождении сорока воинов и Авины продвигался все дальше к югу. Они миновали гигантские стада слонов, размером с африканского слона, но с горами жира на ляжках и невообразимо длинным мехом. Они шли мимо стад антилоп самых различных видов и пород. Иные из них были в точности похожи на американских и африканских антилоп его времени. Им попадались на глаза стаи остроухих собак, похожих на волков, с белыми и рыжими подпалинами по всему телу. Попадались прайды* громадных полосатых котов, напоминающих гепарда или похожих на ягуара, но размером со льва. Двенадцатифутовые птички-бегунчики им тоже попадались. Однажды Улисс увидел, как две громадные птицы отгоняют двух ягуаров от лошади, только что задранной этими "кошками". * Прайд -- характерная форма объединения среди крупных кошачьих. Прайд не является ни стаей, ни сворой, ни тем более стадом. Как правило, это "семейная" группа с необязательным дополнением в виде нескольких молодых самцов. Их положение внутри прайда не совсем ясно. Отношения животных внутри прайда сложнее, чем внутри стаи, и в настоящее время они относительно слабо изучены. Его людей тревожили не столько птицы или животные, сколько куриэйаумеа -- рослый длинноногий народ с рыжеватым мехом и белыми лицами. Очень дикий народ, как выразилась Авина. Они не были родственниками вуфеа, вагарондит или алканквибов. Они применяли боло и копьеметалки--ататли. Никто не заговаривал о возвращении, но чем глубже они забирались на территорию куриэйаумеа, тем больше нервничали воины. Улисс настаивал, что путь на юг следует продолжать. Однако спустя два два дня они не приблизились сколько-нибудь заметно к темной массе на горизонте, и он был вынужден повернуть назад. Правда, с помощью окольных вопросов он выудил кое-какие сведения, хотя и не знал, способен ли он поверить в них. Если он только все понял правильно, Вурутана был деревом. Но деревом, подобного которому свет не видывал с тех самых пор, как появились самые первые деревья. Они вернулись, так и не повстречав ужасных куриэйаумеа, и Улисс тут же начал приготовления к большому путешествию. Однако листва уже опала, задул холодный ветер, и он решил подождать до весны. Через месяц, едва лишь выпал первый снег, в деревню прилетел Глих со своей женой Гуах. Нацепив легкие шкуры, они походили на крохотных крылатых эскимосв. Гуах была еще меньше, чем Глих, но куда голосистее. Она была бесстыжей, громкоголосой, привередливой и назойливой самкой, которую Улисс моментально невзлюбил. Будь у нее перья и птичьи лапы, ее вполне можно было бы принять за гарпию*. *Гарпия (древнегреч.) -- мифологическое существо с птичьим телом и женским лицом. Гарпии отличались редкостным злонравием и прожорливостью. -- Что, устал меня дожидаться?-- усмехнулся Улисс. -- Дожидаться? Воистину, Повелитель, я не понимаю, что ты хочешь этим сказать,-- ответил Глих. Однако, выложив свои сплетни, новости и сообщения о всеобщей откочевке дичи к югу, они с женой задали множество вопросов деревенским. Им было нетрудно выяснить, что после весенней распутицы Каменный Бог собирается идти походом на Вурутану... Улисс тем временем расспросил Авину и многих других -- и выяснил, что крыланы редко прилетают в это время года. А Верховный Жрец вообще заявил, что ни один "крылатый рот" за последние двадцать лет, а, может, и того больше, так поздно не объявлялся. Услышав это, Улисс кивнул. Он подозревал, что крыланов подослали выяснить, что могло его задержать. И он был уверен, что оба вернутся обратно ранней весной, намного раньше обычного. Однажды холодным утром он простился с ними и решил, что придется сниматься с места даже раньше, чем он собирался. Тем временем он объездил лошадей и обучил воинов верховой езде. Зимние снега были не такими сильными, как он привык. Географически это место могло быть и Сиракузами, но климат стал мягче. Частые, но не обильные снегопады то и дело сменялись оттепелью. Места для верховой езды ему хватало. Лошадей он содержал в храме. По весне родились первые жеребята, и он обучил свой народ за ними ухаживать. Особо строго он настаивал, чтобы с животными обращались по-человечески. Наконец, весна растопила ледяную корку, покрывавшую землю, и грязь затопила равнины. А он так и не успел отправиться в поход из-за постигшей вуфеа болезни. За несколько недель умерло несколько дюжин, а потом в слегла в лихорадке Авина. Улисс выхаживал ее собственноручно, почти никуда не отлучаясь. Аифира неустанно устраивал очистительные церемонии. Инфекционная природа болезней забылась. Взамен возродилась старая теория об одержимости демонами и колдовских наговорах. Улисс не спорил. Без микроскопа он не мог подтвердить своих объяснений, а если даже и смог бы, лихорадку объяснением не излечишь. Жар и сопутствующее ему воспаление мозга продолжались в течение недели. Кто-то умер, кто-то выздоровел. Казалось совершенно непонятным, почему выживают одни и погибают другие. Хоронили каждый день, но постепенно эпидемия сошла на нет. Улисс представил себе, как было бы смешно, случись ему пасть жертвой лихорадки после стольких миллионов лет неуязвимости. Но болезнь его не коснулась. Улисс усмотрел в этом еще одно преимущество: ведь стоит ему почувствовать недомогание, и все прочие могут усомниться в его божественности. Эпидемия свирепствовала в округе около месяца. Когда она схлынула, восьмая часть населения оказалась под землей. Лихорадка возраста не разбирала: она уносила младенцев, детей, взрослых и стариков. Улисс находился в скверном расположении духа по нескольким причинам кряду. Во-первых, он сблизился с этим народом, несмотря на их нечеловеческую природу и психологию. Некоторые смерти заставили его искренне горевать, в том числе и гибель Аифиры. Возможно, горе Авины, потерявшей отца, тронуло его больше, чем сама смерть, но он был подавлен. Во-вторых, вуфеа недоставало рук для охоты и весеннего сева . Они действительно не могли отпустить воинов, в которых нуждалась его экспедиция. Однако Каменный Бог даровал им лук и стрелы, дал им средство передвижения -- лошадей. Они могли охотиться гораздо успешнее, чем до его пробуждения. Несколько крупных охотничьих вылазок принесло племени много лошадиного и антилопьего мяса. Более того, они и без его божественной подсказки догадались разводить лошадей ради их мяса. Табун разделили надвое: половине лошадей предстояло остаться средством передвижения, а от второй добивались коротких ног и большого тела. Вуфеа знали толк в селекции -- ведь они уже давно для различных целей разводили собак и свиней. Отправляться в путь было уже поздно... или еще рано -- это как посмотреть. Пока грязь не просохнет, с места не сдвинуться. Поэтому Улисс ждал, делая все новые приготовления и измышляя все новые препятствия, к которым следует подготовиться -- и такие, подготовиться к которым невозможно. Его воины тоже томились ожиданием. Чем больше экспедиция откладывалась, тем более жуткими и зловещими становились россказни о неизменно гнусных деяниях Вурутаны. За три дня до выхода экспедиции из голубой дали показались Глих и его жена Гуах. -- Мой Повелитель, я полагаю, что мог бы тебе пригодиться!-- сказал Глих. Его дубленое, клыкастое лицо сморщилось, напоминая мордочку летучей мыши. Или очень уродливой лисы, подумал Улисс. Улисс согласился, что Глих мог бы ему пригодиться. Он и мог -- до известного предела. Стоит переступить этот предел, и доверять Глиху нельзя. У Улисса было достаточно времени обмозговать инцидент с Древней Тварью, а также рассказы о крылатом народе. Глаза Глика широко раскрылись, когда он увидел сооруженные Улиссом четыре повозки. -- Повелитель, ты дал своему народу много новых и полезных вещей,-- сказал Глих.-- С луками и стрелами, порохом и лошадьми твои люди смогут покорить все народы к северу отсюда. -- Верно,-- согласился Улисс.-- Но меня интересует только один противник. -- Ах, да -- Вурутана! Казалось, Глих не удивился. Скорей уж он выглядел удовлетворенным. На третье утро караван вышел в путь. Улисс Поющий Медведь восседал на самом крупном пони, какого только сумел сыскать. Сбоку на кобылке ехала Авина. Далее за спинами двоих всадников взгромоздились Глих и Гуах. За ними ехали сорок воинов, а затем влекомые лошадьми четыре повозки и еще шестьдесят воинов. На флангах спереди и сзади ехали разведчики. Отряд был составлен почти поровну из вуфеа, вагарондит и алканквибов. Улисс предпочитал, чтобы все сражающиеся бойцы были одной расы, потому что он устал предотвращать и прекращать распри, ссоры, а то и открытое кровопролитие между давними врагами. Но он хотел сохранить единство, а взять с собой только одну расу значило бы оскорбить две другие. Вместе они составляли причудливую и пеструю компанию. К этому времени Улисс пришел к выводу, что все три расы произошли от общего кошачьего предка. Сходство вагарондит и алканквибов с енотами было чисто поверхностным. Путники двигались по равнине, останавливаясь с наступлением сумерек или раньше около родников или ручья. Они набили много дичи, и все ели вдоволь. День за днем громадная масса на юге, казалось, почти не увеличивалась в размерах, а потом внезапно начала быстро разрастаться. Однажды к ним приблизился маленький боевой отряд Куриэйаумеа, но путешественники едва ли не превосходили их числом. К тому же они, казалось, обомлели при виде людей верхом на лошадях. Они пытались все же настичь путников, держась на почтительном расстоянии, но на второй день безнадежно отстали. Спустя еще два дня путники столкнулись почти с тысячной армией выряженных в перья и бусы Куриэйаумеа. Их появление не застало Улисса врасплох. Дулулихи заметили их еще вчера. Улисс остановил караван и пригляделся. Куриэйаумеа были почти такими же рослыми, как и он сам, но поджарыми, как борзые. У них был рыжеватый мех, уши торчали вперед. Их лица казались такими же человеческими, как у вуфеа --но и зубы их тоже были зубами хищников. В них не было ничего кошачьего. Скорей уж они напоминали собак. От них даже пахло псиной, и их тела, испаряясь, охлаждал не пот, а слюна с вываленных языков.* *Если автор считает такой способ терморегуляции характерным исключительно для собак, то он ошибается. Строго говоря, потеть способны очень немногие млекопитающие -- в основном высшие приматы и крупные быстроногие копытные. -- Повелитель, мы нападем на них?-- спросил вождь алканквибов Кдангувинг. Остальные вожди заворчали, недовольные тем, что он набрался наглости заговорить. Улисс взял его за руку, призывая выждать, и повнимательней присмотрелся к противнику. Вражеские воины били в большие барабаны и приплясывали от нетерпения, подзуживаемые своими вождями. Они выстраивались полумесяцем, понемногу окружая караван. Улисс отдал приказы, и отряд перестроился клином. Во главе клина был сам Улисс. Повозки оказались в центре отряда. Не знающим военной дисциплины дикарям нелегко будет опрокинуть подобное построение. Большинство бойцов было вооружено луками и стрелами, а некоторые несли базуки. Этим для большей эффективности пришлось спешиться, ибо стрелок не мог сам поджечь запал . Крыши повозок представляли собой платформы, где на поворачивающихся лафетах были установлены направляющие ракет. Улисс отдал приказ наступать, и клин рысью помчался к собакам. Оттого, что их посмели атаковать на собственной территории столь малыми силами, собак на несколько минут словно парализовало. Но, наконец, вожди привели их в чувство, и те бросились на отряд Улисса. Их ряды по мере приближения к всадникам теряли стройность, и к тому моменту, когда оба отряда схлестнулись, собаколюди пребывали в состоянии полного хаоса. Каждый человек -- или каждая собака -- сражался сам за себя. Улисс остановил кавалерию, стрелки с базуками спешились, и лучники дали первый залп. За ним последовало еще шесть, каждый по указке сержантов, пристально наблюдавших за сигналами Улисса. Это было превосходное упражнение. Тренировки не пропали даром, и около двухсот куриаумеа пали со стрелами в груди. А потом, когда их ряды дрогнули и обратились в бегство, в самой их гуще грохнулись и взорвались ракеты. Хотя боеголовки и были заряжены щебенкой, заменяющей шрапнель, но основным эффектом снарядов была паника. Куриэйаумеа побросали свое оружие и побежали. Кавалерия наступала медленно, а потом и вовсе остановилась: всадники подбирали свои стрелы стрелы и отрезали уши с убитых в качестве военного трофея. Двумя часами позже собаколюди, перестроившись и подогрев храбрость насмешками своих вождей, вновь атаковали. И вновь их разбили и обратили в бегство. Это был великий день для кошачьих, которые обычно проигрывали битвы с собаками на их территории. Они рвались вперед: сжечь деревни собак и вырезать самок и детенышей, но Улисс им запретил. Через два дня черная масса впереди стала темно-зеленой. Потом в ней завиднелись цветы самой различной окраски. По зелени потянулись серые полосы. Потом они воплотились в необъятные стволы, ветви и сучья. Вурутана действительно был деревом -- самым могучим из всех существующих. Улисс припомнил Иггдрасиль*, мировое дерево скандинавских мифов, и подумал, что Вурутана ему ничем не уступит. Настоящее мировое древо, если верить Глиху и его описаниям. Нечто наподобие баньяна высотой десять тысяч футов, простиравшееся на тысячи квадратных миль. Его ветви по мере роста постепенно клонились к земле, ныряли в нее, укоренялись, и от новоявленных стволов отходили уже новые ветви. Громада, устойчивая на всем своем протяжении. Где-то в глубине этого древесного спрута еще жив его самый первый ствол. * Иггдрасиль -- мировой ясень. По преданию, он пронизывает собой все девять миров, связывая их воедино. Его три корня расходятся к миру богов -- небесному обиталищу Асгарду,-- в край вечного холода и в подземный мир Нифльхейм, ствол поддерживает землю, населенную людьми, а крона поднимается выше небес. На ветвях Мирового Ясеня расцветают все цветы и растут все плоды, какие только существуют, а в его ветвях обитают все существующие звери и птицы. Когда они подошли к первой ветви, протянувшейся из изрядной дали, они остановились и благоговейно обозрели вонзенный в землю гигант. Потом они объехали вокруг покрытой сморщенной серой корой колонны и решили, что ветка достигала в диаметре почти пятисот ярдов. Кора казалась такой сморщенной, потрескавшейся и рубцеватой, что ветвь походила на иссеченный ветром и дождями утес. Все молчали. Вурутана ошеломлял, словно море, гигантское землетрясение, потоп, ураган, циклон или падение огромного метеорита. -- Гляди!-- сказала Авина, указав рукой.-- Вон деревья растут из Дерева. Почва набилась во множество глубоких трещин, ветер и птицы роняли семена, и деревья пускали корни в грунте трещин коры. Некоторые из них достигали сотен футов в высоту. Улисс заглянул в мрачную глубину. Так густа была вокруг растительность, что сюда пробивалось чересчур мало солнца. Но Глих сказал, что проще путешествовать в верхних террасах, чем понизу. Слишком много воды стекало с дерева, и она образовала обширные болота. Были там и зыбучие пески, и ядовитые растения, которые, казалось, вовсе не нуждались в свете, и смертоносные змеи, которым свет вообще был вреден. Болота поглотили бы караван, самое большее, за несколько дней. Улисс не доверял крылану, но этим его словам он верить мог: от корней исходил сырой нездоровый запах. От них несло гнилью, бледными порождениями тьмы и болотной трясиной, способной засосать любого, у кого хватит глупости вступить на нее. Он посмотрел вверх вдоль ближайшей ветви. Та спускалась под углом в сорок пять градусов из чего-то зеленого и многоцветно-хаотического в нескольких милях отсюда. -- Мы поедем к следующей ветке,-- распорядился он,-- а там уж посмотрим, что к чему. Хотя и так было ясно, что лошадей придется оставить. Жаль, что они приручили лошадей, а не коз. Он увидел коз, скакавших с одного выступа коры на другой. То были создания с оранжевой шерстью, дважды изогнутыми рогами и маленькой черной бородкой. Хватало вокруг и прочей живности. Чернотелые, желтолицые обезьяны с длинными хвостами колечком. И другие, похожие на бабуинов с зеленым задом и алой шерсткой. Крошечные лани с шишечками рогов. Какие-то свиноподобные, хрюкающие животные. И птицы, птицы, птицы! До следующей ветви -- или корня, выступающего из земли -- пришлось скакать около полумили. Вода низвергалась вниз потоками и водопадами, растекаясь по земле ручьем. Глих говорил, что там, в углублениях на вершинах веток существует множество рек, ручейков и речушек. Теперь Улисс поверил. Каким могучим насосом было это Дерево! Оно, наверное, посылало свои корни глубоко в землю, те прорывались через камень и всасывали влагу, содержащуюся в скалах и запертых водоносных слоях глубоко под землей. Оно могло даже выпить океан и опреснить его воду. Затем оно выделяло воду в различных местах, и та растекалась ручьями, реками и речушками. -- Это место не хуже любого другого,-- сказал он.-- Распрягайте лошадей. Пусть себе уходят. -- Столько хорошего мяса!-- проговорила Авина. -- Знаю. Но мне неохота убивать их. Они нам служили и имеют право на жизнь. -- Их съедят не позже, чем через неделю,-- возразила Авина, но передала приказ. Пока с животных снимали поклажу, Улисс наблюдал за крыланами. Они сидели рядышком в тени гигантской ветви и о чем-то переговаривались вполголоса. До сих пор им было позволено сопровождать отряд: они были полезны как разведчики и болтали так безудержно, что снабжали информацией, даже когда хотели утаить ее. Они предупредили отряд о собаколюдях и сообщили Улиссу достаточно данных, чтобы сложить из этих кусочков хотя бы часть картины того, что ожидало их впереди. Но они с тем же успехом могли и шпионить за непрошенными гостями предать отряд в любой момент. По крайней мере, Улиссу не стоило сбрасывать со счетов такую возможность. Он в задумчиовсти расхаживал взад-вперед, а потом решил, что позволит им сопровождать отряд еще несколько дней. Никто, кроме крыланов, не знал толком, что представляет собой Дерево. Отряду пригодятся любые советы. И хотя внутри Дерева было не так уж много прогалин, этой парочке будет где развернуться. Они могут лететь впереди и разведывать обстановку. Вот только что делать, если они полетят упредить кого-нибудь, что Улисс со своим отрядом приближается? В ближайшие дни этим риском придется пренебречь. Он вернулся к груде вещей и отобрал то, что им следует взять. Взбираться на это дерево было все равно, что взбираться на гору: взять с собой можно лишь самое необходимое. Вряд ли от тяжелых базук и ракет будет много толку. Поколебавшись несколько минут, он решил от них избавиться. Однако несколько бомб он все же прихватил с собой. Он не хотел, чтобы крыланы прилетели и забрали ракеты, поэтому он выпотрошил их и поджег порох. В результате взрыв потряс дерево на много миль вокруг. Прошло несколько часов, прежде чем обезьяны и птицы перестали метаться и верещать. Убедившись, что все надежно привязано и упаковано, Улисс дал сигнал следовать за ним. Они взбирались вдоль потока, карабкаясь по коре с выступа на выступ, словно переходили по камням ручей. Он был рад, что захватил с собой четыре пары отличных мокасин. Их тонкая кожа быстро износится по жесткой коре. Мозолистые подошвы остальных были тверже железа. Зато крыланов пришлось нести. На их слабых кривеньких ножках далеко по веткам не уковыляешь. Когда Улисс услышал, как жалуются их носильщики, он решил, что незачем бэтменам быть обузой. Он велел им лететь вперед и дожидаться остальных под тем предлогом, что без разведки им не обойтись: устроить засаду в здешних местах было ужасающе просто. Весь остаток дня они плелись вдоль ручья. Его русло, сбегающее по хребту ветви, достигало пятидесяти футов в поперечнике и десяти в глубину. Под углом в сорок пять градусов течение было слишком стремительным, чтобы его можно было преодолеть. Но Глих уверял, что выше, где ветвь горизонтальна, течение замедляется настолько, что впору искупаться. Водились в ручье и рыбы, и лягушки, и насекомые, и водяные растения, и, конечно, существа, которые их пожирали. А заодно и те, что пожирали пожирателей. За полчаса до сумерек они вышли на горизонтальный участок. Здесь они подождали, пока Улисс оценит обстановку. Вокруг царил сумрак, и, когда солнце будет стоять в зените, они окажутся в непроглядной тьме. Ветки над головой не уступали в размерах той, на которой стоял отряд, а то и превосходили ее. Их сплошь покрывала растительность, в том числе и высокие деревья. Да вдобавок в пространствах между ветвями, в вертикальной и горизонтальной плоскостях, виноградные лозы и лианы сплетались сплошной стеной, способной выдержать прорыв стада слонов. В переплетении цветов и лиан там и сям виднелись странные сооружения, похожие на морские ракушки. В них обитали крохотные зверьки с хитроумными мордочками. По всей видимости, они строили свои гнезда из слюны, которая на воздухе загустевала и твердела наподобие картона. Глих посоветовал не приближаться к маленьким тварюшкам, ибо их укус был болезненным, а слюна -- ядовитой. Вокруг было полно и других опасностей, о которых Глих поведал Улиссу подробно. Во всяком случае, он утверждал, что не забыл упомянуть ни одной. Улисс постарался не выказывать страха. Но Авина и некоторые другие были подавлены. Вечером, когда они варили мясо на маленьких бездымных костерках, отряд был до странности неразговорчив. Улисс не пытался их расшевелить -- в здешних местах лучше помалкивать. Но если они и впредь будут такими же угрюмыми, ему придется придумать что-нибудь для поднятия духа. Он собрал удилище, наживил на крючок оленье мясо и отправился ловить рыбу. Он поймал беспанцирную черепаху и едва было не выбросил ее обратно, но потом передумал и решил приготовить ее на завтрак. Его вторая попытка подарила ему маленькую рыбку, которую он выкинул. Через пять минут ему попалась рыбина в полтора фута длиной. У нее были крепкие шипы и коротенькие усики по обеим сторонам тела. Когда, наконец, он выволок ее на берег, то вдруг обнаружил, что та может дышать воздухом. Она поквакивала и старалась поцарапать его тонкими коготками, растущими на кончиках плавников. Он положил ее в корзинку, но она квакала по-прежнему, да так громко, что он ее выпустил. Он всегда мог поймать саму ее или ее сестриц на завтрак утром. Проблема ночлега решилась достаточно просто, хотя и не совсем удовлетворительно. Вокруг хватало щелей, где можно было упрятать весь отряд целиком. С другой стороны, они не могли ночевать достаточно близко друг к другу. Враг мог напасть на них и вырезать одного за другим, а караульные ничего бы не заметили. С этим он ничего не мог поделать, разве что удвоить количество караульных по сравнению с обычным. Улисс сказал, что будет нести караул во вторую смену и улегся в щель возле Авины. Он закрыл глаза, но потом вновь открыл их. Вопли, визг, завывания, стоны, птичий посвист и карканье, гул и грохот мешали уснуть и действовали на нервы. Он сел, лег, снова сел, повернулся и шепотом заговорил с Авиной. Когда его потрепали по плечу, призывая на вахту, он и глаз сомкнуть не успел. Взошла луна, но ее лучи не проникал в растительную каверну. Как бы хотел сейчас Улисс оказаться всего в нескольких милях отсюда, на равнине, залитой ярким лунным светом! Утро застало всех с глазами красными, как восходящее солнце. Улисс напился из ручья и решительно отправился ловить рыбу. Он поймал пять амфибий, трех рыб наподобие форели, двух лягушек* и еще одну черепаху. Он отдал их Авине, и та с несколькими вуфеа взялась за стряпню. * Не совсем понятно, почему автор не включил лягушек в общее число пойманных амфибий -- ведь они тоже являются земноводными. Улисс говорил негромко, но весело, и отведав рыбы (а рыбу они любили), все изрядно приободрились. Тем не менее, подняв тюки, они вновь ощутили усталость. Узкие полосы солнечного света редко проникали сквозь гущу ветвей и лиан. То и дело на путников падала тень, и они понемногу примолкли. Встречались места, где растения сплетались так густо, что крыланы не могли взлететь, и воинам приходилось тащить их. На второй день их состояние улучшилось. Ночные вопли стали более привычными, и они смогли немного выспаться. Ели они вдоволь. Рыба ловилась замечательно. Вагарондит подстрелили большого алого борова с тремя парами изогнутых клыков, его поджарили и съели. Кругом было полным-полно деревьев и кустов с ягодами, фруктами и орехами. Глих заверил, что они не ядовиты, и поэтому Улисс приказал ему и его жене попробовать все самим, перед тем как будут есть другие. Глиху приказ не понравился, но он только угрюмо усмехнулся и повиновался. На третий день по совету Глиха они взобрались по стволу наверх. Крылан сказал, что если подняться на верхние террасы, идти будет легче. Улисс подумал, что какой-нибудь крылатой твари -- например, другим бэтменам -- заприметить их сверху тоже будет несравненно легче, но решил до поры до времени последовать советам крылана. Конечно, сначала пришлось заставить отряд вскарабкаться по стволам наверх. Перебираться с ветки на ветку было несложным делом -- то тут, то там лианы и прочая растительность сцепляли их воедино. По большей части так оно и было. Однако время от времени, чтобы перейти на другую ветку, приходилось огибать ствол. Медленный способ передвижения, но достаточно безопасный -- если, конечно не смотреть вниз. Кора была щербатой, как утес, и карабкаться по ней было не труднее, чем по трубе. Улисс успешно проделал весь подъем, хотя его руки и спина покрылись ссадинами и кровоподтеками. Здесь его жилистые легкие воины, сплошь покрытые мехом, имели перед ним преимущество. Тяжело дыша, Улисс подтянулся на последнем выступе и оказался на ветви. Он начал карабкаться рано утром, а сейчас было уже почти темно. Внизу уже наступила ночь, глубины наполнял пещерный мрак. За их спинами раскатился дальний рык леопардовой кошки. Футов на тысячу ниже вопила стая обезьян. По прикидкам Улисса, они уже поднялись над землей примерно на восемь тысяч футов. Но вершины Дерева они все еще не достигли. Ствол тянулся вверх еще на добрых пару тысяч футов, и от верхушки отряд отделяло не меньше дюжины гигантских ветвей. С наступлением темноты похолодало. Сучья, хворост, ветки с засохших деревьев -- все шло в дело, все можно было сложить в кучу на дне тех щелей, что не были напрочь забиты землей. Здесь наверху пыли было меньше, и она не полностью покрывала кору. Солнце село, и вокруг заклубились облака. Мокрые и продрогшие путники придвинулись поближе к кострам. Улисс заговорил с Глихом, который грелся у костра подле него. -- Я не уверен, что это была хорошая идея. Что верно, то верно, растений здесь намного меньше, и передвигаться мы можем быстрее. Но зато здесь впору заболеть от холода и сырости. В отблесках пламени и клубах тумана расплывчатые силуэты крылана и его жены напоминали демонов. Они закутались в шерстяные одеяла, и наружу торчали лишь их кожаные крылья и лысые головы. -- Завтра, мой Повелитель,-- постукивая зубами, вымолвил Глих,-- мы построим плот и поплывем вниз по течению. Тогда ты поймешь всю мудрость моего совета. Мы будем покрывать за день огромные пространства, и сделаем это играючи. Тогда ты и сам увидишь, что по сравнению с легкостью дневного пути ночными неприятностями можно и пренебречь. -- Посмотрим,-- сказал Улисс и забрался в спальный мешок. Туча дохнула сыростью ему в лицо и окропила его каплями дождя. Но в спальном мешке было тепло. Улисс закрыл глаза и тут же приоткрыл их, чтобы взглянуть, на Авину. Она была в своем мешке, но сидела, прислонившись спиной к серой стенке пещеры. Ее огромные глаза так и уставились на него. Тогда он снова смежил веки, но все равно продолжал видеть перед собой ее глазища, даже и во сне. Пробудился он от ужаса. Сердце колотилось вовсю, дышать было трудно. Чей-то вопль все еще отдавался в ушах. Он было решил, что ему это все приснилось. Потом он услышал, как все остальные выкрикивают что-то и с шумом выбираются из своих спальных мешков. Огонь почти угас, и в полутьме казалось, что это обезьяны копошатся на дне ямы. Улисс встал и выхватил наизготовку свой ассегай. Наизготовку -- но к чему? Ответом на его вопрос было невразумительное бормотание: каждый находился в таком же недоумении. Отряд разделился на три группы, и каждая сгрудилась вокруг костра на дне каньоноподобной расщелины, которая вздымалась вверх выше улиссовой головы. Потом рядом с ним из тумана вынырнуло нечто округлое и раздался голос. -- Мой Повелитель! Двое наших людей мертвы! Это был Эдджаувандо, вагарондит из соседней группы. Улисс выбрался из трещины, за ним последовали другие. -- Их убили копьем!--сказал Эдджаувандо. Улисс осмотрел умерших в свете костра, который разгорелся, когда в него подбросили веток и сучьев. Раны на горле могли действительно быть нанесены копьем, но ведь Эдджаувандо всего лишь высказал свою догадку. Караульные сказали, что ничего не заметили. Они находились снаружи расщелины, но сидели на своих постах в спальных мешках и полузакутавшись в одеяла. Они утверждали, что крики доносились оттуда -- и указали при этом на облако -- а не от жертв. Улисс удвоил охрану и вернулся в свою расщелину. -- Глих, какие разумные существа обитают в этой местности?-- спросил он. -- Их две разновидности, мой Повелитель,-- помигав, ответил Глих.-- Великаны вуггруды и народ, именующий себя храусмиддум. Они похожи на вуфеа, только ростом повыше, и мех у них пятнистый, как у леопарда. Но они так высоко не обитают. Разве что немногие из них. -- Кем бы они ни были,-- сказал Улисс,-- но их здесь мало. Иначе бы они перерезали нас всех. -- Похоже на то,-- признал Глих.-- Но, с другой стороны, храусмиддум любят поиграть со своими жертвами, как леопард с козленком или кошка с мышкой. Этой ночью никому не удалось выспаться. Едва Улисс задремал, как чья-то рука встряхнула его за плечо. - Повелитель, очнись. Двое наших мертвы!-- сказал алканквиб Вассунди. Улисс последовал за ним к расщелине, в которой ночевали алканквибы. На сей раз убили двоих часовых. Их задушили, а тела столкнули в расщелину на головы их товарищей. Трое других караульных, находившихся всего в нескольких футах, ничего не слышали, пока тела не шлепнулись о дно расщелины. -- Будь у врага побольше сил, он бы не упустил случая поубивать нас всех,-- пробормотал Улисс. Больше этой ночью никто не спал. Взошло солнце и разогнало мрак. Улисс огляделся, ища следы нападавших, но ничего не увидел. Он приказал, чтобы трупы положили в спальные мешки и перебросили через край ветки. Конечно, не раньше, чем жрецы произнесут короткое прощальное напутствие. Согласно их верованиям, мертвых следовало бы похоронить. Но на этой ветке почти не было земли -- только та, что набилась меж корней кустов и деревьев. Поэтому тела просто перекинули через край ветки -- единственно возможное подобие похорон. Тела завертелись на лету, едва не ударились о громадную ветвь на тысячу футов ниже и исчезли за завесой лиан. После молчаливого завтрака Улисс приказал выступать. До полудня он вел отряд вдоль ветки. Вскоре после этого он решил перейти на соседнюю, которая шла чуть ниже, параллельно их собственной почти несколько миль. Растительность на ней была во много раз гуще; причиной тому послужила речушка, шириной примерно в треть ветви. Улисс надумал последовать совету Глиха и построить плот. Переход был совершен по лианам, переплетенным почти горизонтально. Улисс разбил отряд на три группы. Пока одни карабкались, остальные стояли на страже с луками наготове. Самый подходящий случай для внезапного нападения: во время перехода все внимание занято тем, чтобы покрепче держаться за лианы и не ступить ненароком на обманчиво твердую, но непрочную поверхность. Стоящие наверху внимательно всматривались в сплошную стену растений во избежание возможной засады. Тысячи врагов могли запросто подкрасться незамеченными. Перебравшись на другую сторону, первая группа изготовилась прикрывать отход второй, в то время как третья группа оставалась в арьергарде. Улисс шел с первой группой. Потом он наблюдал за следующей группой, перебирающейся по переплетению растений, которое только чуть прогибалось под весом алканквибов, несущих бомбы и припасы. Он уже обследовал окрестности и пришел к выводу, что засады поблизости нет. Когда первого алканквиба отделяло от ветки не больше двадцати футов, третья группа разразилась воплями. Перепуганный Улисс сообразил, что они указывают наверх. Он поднял глаза -- как раз вовремя, чтобы увидеть, как бревно в десять футов длиной валится на алканквибского воина. Бревно не задело его. Оно грохнулось на путаницу растений, разрывая сплетение лоз, лиан и вьюнов. Воин внезапно оказался висящим на конце лианы. Те, что шли следом, в первый миг застыли на месте, а потом бешено рванулись вперед под градом бревен, булыжников, ветвей и комьев земли. Первый алканквиб разжал руки и с воплем полетел в бездну. Второго ударило по спине двухфунтовым бревном, и он исчез. Третий прыгнул, чтобы избежать удара куском коры величиной с его голову, и промахнулся мимо лианы. Четвертый споткнулся и сорвался в отверстие, которое, казалось, поглотило его окончательно. Впрочем, вскоре он появился вновь и сумел достичь относительно безопасной ветки. Бревна валились все ближе к первой группе, вынуждая ее отступить вдоль новой ветви. Улисс тоже отступил, но не раньше, чем убедился, что нападавшие находятся на ветке точно над ними. Точнее, они висели по обеим сторонам ветки, уцепившись за кору, чтобы иметь возможность толком прицелиться. Не более шестиста футов отделяло их от лучников -- вагарондит под предводительством Эдджаувандо. Не утратив присутствия духа, тот коротко отдал приказ, и стрелы тотчас устремились к верхней ветке, поражая нападавших. Враги оказались кошками с пятнистым, как у леопардов, мехом, пучками волос на ушах и козлиными бородками. Шестеро, сбитые стрелами, грохнулись на переправу. Один рухнул прямо на алканквиба, и оба полетели вниз. Остальные алканквибы перешли на другую сторону и бросились в кусты, под ветки, где храушмиддумы не могли до них добраться. Вагарондит прекратили обстрел, и Улиссу пришлось орать им через двухсотфутовый разрыв. Выяснив, что леопардовые вскарабкались обратно, уходя из-под обстрела, он приказал вагарондит начать переправу. Они торопились, как могли, но прежде, чем им удалось достичь безопасного места, их вновь атаковали сверху. На сей раз ни одно бревно не попало в цель. Улисс, наконец, отыскал обоих крыланов, укрывшихся под высоким кустом с громадными алыми шестиконечными листьями. Они перебрались первыми, снявшись со ствола и перелетев на ту сторону. Жаль, что он не догадался послать их в разведку на верхнюю ветвь. Впредь он будет поступать именно так. Ну, да у него и сейчас найдется работа для бэтменов. -- Я хочу, чтобы вы летели, пока не найдете, где обитают храушмиддумы,-- распорядился он. Глих почти совсем посерел. -- Зачем?-- спросил он.-- Что ты надумал? -- Я их изничтожу,-- сказал Улисс.-- Мы не можем им позволить перестрелять нас поодиночке. Ни один из этой парочки не горел желанием отправиться в полет, но Улисс пригрозил, что оборвет им крылья и оставит здесь, если они не будут подчиняться приказам. Потом он решил оставить Гуах заложницей, покуда ее муженек будет отсутствовать. Самого слова "заложница" он не произнес и не стал объяснять, почему он хочет послать в разведку лишь одного крылана, но они его поняли. Глих неохотно сорвался с выступа коры на боку ветви, сверкнул на прощанье глазами, захлопал крыльями и потом ушел по спирали вверх. Враги не бросили в него ни один снаряд. Дожидаясь его возвращения, Улисс велел своим людям пустить в дело каменные топоры и построить шесть больших плотов. Через час бэтмен спикировал вниз и совершил посадку на соседнем переплетении лиан. Он вскарабкался на ветвь и доложил, что видел множество людей-леопрадов, но нигде не заметил и следа их поселений. Тогда Улисс потребовал от крылана, чтобы тот слетал вниз по ручью и разведал, как там дела. Он не хотел, чтобы засада подстерегла плывущие плоты: слишком уж они окажутся уязвимы. Гуах лучше остаться с ним. Глих не проронил ни слова. Он снялся с места и вернулся через полчаса. Ему ничего не удалось разглядеть в гуще растительности. Не толькорастительная жизнь могла похвастаться своей многочисленностью. Джунгли так и кишели разноцветными бабочками с прихотливым узором на крылышках и спинке.Стрекозы, распахнув свои крылья на добрых четыре фута, метались над водой, то и дело снижаясь, чтобы изловить паука-водомерку. Иногда, обернувшись на шорох листвы, Улисс обнаруживал таракана длиной с его руку. По соседству приземлялись летучие ящерицы с широко растопыренными ребрами и тонкой перепонкой, натянутой между ними. Однажды с противоположного берега ринулся в воду бобр. Этот ни за кем не охотился, а сам спасался от охотника. За ним гналась трехфутовая птица -- карликовая разновидность гигантского равнинного бегунчика. Она нырнула вслед за животным, и ни один из них не выплыл. Покуда все остальные стояли на страже или валялись на мягких мхах, облепивших почти всю ветвь, Улисс сидел и размышлял. Речушка вытекала из огромной дыры в том мест, где ветвь отходила от основного ствола. Если верить Глиху, дерево всасывало воду и выбрасывало ее в различных местах, подобных этому. Вода либо просто бежала по каналу, когда он медленно понижался, водопадом ниспадая там, где ветвь резко изгибалась вниз, либо, что было чаще всего, когда ветка шла горизонтально, добавочные ключи делали поток полноводным, даже при необходимости преодолевать небольшие пороги. Этот поток, очевидно, бежал на много миль вперед -- по приблизительной оценке Глиха, миль на тридцать пять, хотя точнее не мог сказать и он. Ветка, как и многие другие, делала зигзаги. Здесь были даже ветки, обвившиеся вокруг самих себя. Улисс, наконец, поднялся на ноги. Авина, которая лежала рядом с ним, тоже встала. Он отдал приказ, и они вступили на первый плот. Несколько вуфеа взошли вместе с Улиссом и оттолкнулись длинными шестами, вырезанными из бамбукоподобных растений. В этом месте скорость течения не превышала пяти миль в час. Вода была двадцати футов глубиной в центре канала, но ниже первых шести футов взгляд не проникал -- на большей глубине вода мутнела. Глих сообщил, что в этом повинны растения, обитающие на дне и время от времени выделявшие коричневую жидкость. Он не знал, для чего служила эта коричневая жидкость, но, несомненно, она использовалась в экологии Дерева. Не знал он и о том, почему жидкость не подымается на самый верх, окрашивая при этом всю воду. Рыба в реке водилась -- самых разных видов и размеров, однако самые большие не превышали двух с половиной футов. Они походили на красно-черных крапчатых карпов. Наверное, они питались растениями. Рыбешки поменьше размером и попроворнее, с длинным копьевидным выростом на нижней челюсти, поедали водяных пауков, а также гонялись за лягушками. Но те, как правило, либо удирали, либо разворачивались и давали отпор. Зубов у них не было, но они вцеплялись в рыбий бок и старались выцарапать глаза. Одна рыба проткнула своим копьем заднюю ногу лягушке -- остальные мигом налетели и разорвали раненое животное на части. Плотогоны старались править ближе к берегу, чтобы можно было дотянуться шестом до дна или даже до берега и оттолкнуться. Они работали слаженно, следуя тихим командам вождей, с кряканьем отталкиваясь под счет своих командиров. Остальные стояли с луками и стрелами наготове. Уровень воды почти достигал берегового края, где плотной стеной смыкались растения. Иные окунали ветви прямо в воду. Другие росли прямо посреди речушки на плавучих островках. Там было полным-полно птиц, обезьян и прочей живности. Мех у обезьян был гораздо гуще, чем у их собратьев с нижних веток. Если бы не угроза нападения людей-леопардов, Улисс наслаждался бы путешествием. Как было бы приятно просто сидеть и плыть, наподобие Гека Финна, вниз по реке, которую Марк Твен и вообразить бы не сумел. Но судьба распорядилась иначе. Следует держаться настороже и быть готовыми действовать при малейшем признаке опасности. И каждый, как предполагал Улисс, ожидает, что вот-вот из ало-зеленых зарослей вылетит копье. Миновали два напряженных часа, и плоты вышли на широкий проток, который вполне мог бы называться озером. Улисс видел другие ветви, уходящие в сторону, на которых он уже никогда больше не побывает. Вода становилась глубже, и озеро разлилось почти на четыреста футов. Чтобы пересечь его, путникам надо было либо воспользоваться течением, которое заметно ослабело, либо держаться ближе к берегу, где можно достать до дна шестами. Улисс предпочел остаться на середине, где можно было хоть немного расслабиться, благо здесь храушмиддумы до путников не доберутся. Секундой позже он раскаялся в своем выборе. Стадо животных, издали напоминавших гигантских гиппопотамов, вывалилось из джунглей на берег и шумно погрузилось в воду. Они плескались и фыркали, понемногу приближаясь к плотам, хотя вроде бы и без определенной цели. В десяти ярдах они выглядели как огромные грызуны, которые, очевидно, приспособились к жизни в воде. Их ноздри и глаза находились на макушке, а уши снабжались кожаными клапанами. Они лишились всех своих волос, за исключением шейной гривки наподобие лошадиной. В тот же миг, словно в фильмах о диких джунглях, на поверхности озера появились три каноэ. Два вывернули из-за стада, а третье - из устья озера. Все каноэ были сделаны из раскрашенного дерева, со змеиными головами на форштевне, и в каждом находилось по девятнадцать леопардолюдей -- восемнадцать гребцов и один командир. Несколькими секундами позже Улисс заметил несколько громадных созданий, выползающих из береговых зарослей на озерную гладь -- что-то вроде укороченных безногих крокодилов. Улисс раскрыл на плоту водонепроницаемый кожаный баул и достал оттуда бомбу. Пиаумииву, в чьи обязанности входило всегда держать наготове зажженную сигару, за исключением тех случаев, когда под рукой был факел, подал ее Улиссу. Тот раскурил ее, пока не запылал кончик, и потом коснулся ею бикфордова шнура. Шнур вспыхнул, пуская густой черный дым, который ветер относил в сторону каноэ. Улисс дождался, пока огонь почти совсем исчез, и швырнул бомбу в середину стада гиппопокрыс. Та взорвалась перед самым ударом о воду. Животные нырнули. Многие из них больше вообще не всплыли, и только одно появилось по другую сторону улиссова плота. Его тело, всколыхнувшее озеро, так окатило плоты водой, что Улисс оказался в ней по лодыжку. Чудище фыркнуло и нырнуло вновь. На сей раз оно всплыло под последним плотом и перевернуло его. Вагарондит с воплями полетели в воду, тюки с провизией и бомбы последовали за ними. Потом бегемот нырнул еще раз и, когда он появился опять, над ним в воздухе взорвалась вторая улиссова бомба. Люди-леопарды громко орали, предчувствуя добычу, но после взрыва первой бомбы мигом замолкли. Они даже грести перестали, и не взялись за весла, хотя их предводители оглашали воздух приказами. К этому времени Авина извлекла еще несколько бомб, и лучшие метатели подожгли запалы своих бомб. Четыре бомбы полетели навстречу лодкам, одна приземлилась поблизости от трех громадных гиппопокрыс. Три бомбы не долетели до каноэ, но их взрыв поверг храушмиддумов в панику. Они свернули -- стремясь, по всей вероятности, выйти за пределы досягаемости бомб, но надеясь остаться на расстоянии полета копья. За дело взялись лучники, и несколько гребцов вместе с предводителем свалилось со стрелами в груди. В тот же миг упало трое лучников, пронзенных брошенными с берега копьями. Гиппопокрыс выскочил из воды, словно подкинутый катапультой, ухватился за борт боевого каноэ двумя громадными передними лапами и налег, опрокидывая его на бок. Весь экипаж с воплями обрушился в воду. То тут, то там возникали водовороты. Улисс увидел безногого крокодила, крутящегося с задней лапой леопардочеловека в коротких челюстях. Рептилии таки сновали среди его людей, упавших в воду, когда гиппопокрыс перевернул плот. Кругом происходило так много событий, что Улисс не мог за всем уследить. Он сосредоточился на береге, где таилась самая большая опасность. В проеме листвы нападавших можно было разглядеть лишь время от времени, когда они высовывались, чтобы метнуть копье. Улисс велел лучникам стрелять в эту густую зеленую стену вдоль побережья. Затем он добился, чтобы вожди на других плотах обратили на него внимание и приказал им также открыть огонь по джунглям. Как только упавших вытащили из воды, приказ был исполнен. Третье боевое каноэ, то, что вышло из устья, оказалось под командой храброго до глупости вождя. Он стоял на носу каноэ, потрясая своим копьем и понукая гребцов нажимать изо всех сил. Очевидно, он решил протаранить первый плот или же вылететь на него и потом взять на абордаж. Лучники вуфеа всадили стрелу ему в бедро. Еще шесть стрел поразили столько же гребцов. Но он встал на колени за змеиными головами и велел своим людям грести дальше. Каноэ пошло чуть медленнее, но все еще быстрее, чем устраивало Улисса. Он поджег одну бомбу и швырнул ее как раз в тот момент, когда гребцы побросали свои весла и встали с копьями в руках. Каноэ мчалось наперерез их плоту. Казалось, ничто не могло его остановить. Бомба Улисса разнесла переднюю часть каноэ, а вместе с ней и вождя. Вода хлынуло в пролом и затопила каное. Оно погрузилось в воду и исчезло буквально перед самым плотом. Бомба шлепнулась так близко, что оглушила и ослепила всех на плоту. Но Улисс все же увидел сквозь слезы, что случилось в следующий момент. Большая часть экипажа разбитого суденышка плавала оглушенными или мертвыми, а потом зубастые челюсти потащили их под воду. Люди-леопарды на берегу все еще наносили тяжелый урон своими копьями. Улисс поджег еще одну бомбу и швырнул ее. Она упала в воду, взорвавшись сразу же после приземления. Над берегом взлетел вверх гигантский фонтан воды, но ущерба он никому не причинил. Однако панику в стане врага он, скорее всего, вызвал, ибо огонь прекратился. Улисс приказал грести к берегу. Оставаться на озере было слишком опасно. Оно так и кишело безногими крокодилами -- и откуда они только взялись? А на упавших в воду нападали гиппопокрысы. Остальные два каноэ, полные мертвых и умирающих, уплыли прочь. Стрелы разили без промаха. Благодаря храбрости его людей, а заодно и его выучке, отряд сумел оказать эффективное сопротивление. Теперь они могли безраздельно обратить свое внимание на густую листву, и оттуда донеслись крики стрелы нашли свою невидимую цель. Когда плоты ударились о берег, люди похватали свои ящики и тюки и нырнули в заросли на глубину нескольких футов. Там они остановились и перевели дух. Улисс послал несколько человек к плотам, чтобы довести их вдоль берега до дальнего края озера. Он пересчитал своих людей. Двадцать погибло. Оставалось сто -- из них десять раненых. А ведь их путешествие только начиналось. Они прошли вдоль берега без каких-либо дальнейших приключений. В конце озера догнали плывущие плоты, взобрались на них и продолжали свой путь по течению. Здесь русло сужалось, и течение стало стремительней. Спустя некоторое время ветвь, должно быть, круче изогнулась вниз, ибо их скорость увеличилась приблизительно до пятнадцати узлов.* *Узел -- одна морская миля в час. Соответственно, пятнадцать узлов -- это скорость в пятнадцать морских миль за час. Улисс спросил Глиха, безопасно ли продолжать свой путь на плотах. Глих заверил его, что на ближайшие десять миль путь безопасен. Потом придется пристать к берегу, ибо дальше на целые три мили река изобилует водопадами. Улисс его поблагодарил, хотя ему даже разговаривать с бэтменами было противно. Во время битвы они укрылись позади лучников и сидели в обнимку. Улисс признавал, что не вправе ожидать от них участия в битве. Это не их дело. Но его не оставляло подозрение, что Глих видел засаду. Он летел над самой водной гладью, и уж боевое каноэ должен был заметить. Хотя мог и не заметить. К тому же, если он завел их в ловушку, с какой стати ему оставаться с ними? Ведь он подвергался такой же опасности, что и остальные. Поразмыслив, Улисс решил, что он несправедлив. Он позволяет своей неприязни брать верх над здравостью суждений. Не то чтобы он доверял бэтменам. Ему по-прежнему казалось, что они работают на Вурутану, кем бы он в действительности ни был -- возможно, даже самим крылатым народцем. Плоты продолжали двигаться с той же скоростью. Через некоторое время они услышали глухой рокот водопада. Улисс позволил плотам мчаться еще три минуты, а потом приказал покинуть борт. Как он и велел, первыми прыгнули в воду стоявшие ближе к краю плота. Следующая шеренга тоже придвинулась к краю и прыгнула. Двое упали в воду, когда плоты врезались в берег. Один не успел вывернуться и был раздавлен между берегом и плотом, второго унесло течением. Оставшиеся на плотах побросали все запасы, за исключением бомб, на берег. Улисс не считал порох достаточно стабильным, чтобы бомбы могли выдержать удар оземь. Их бережно перекинули в руки стоявших на берегу. Улисс покинул плот последним. Он глядел, как шесть плотов уплывают по течению, ударяясь о покрытые мхом прибрежные деревья. Потом русло реки изогнулось, и плоты скрылись за густой листвой. Через несколько миль отряд вышел к водопадам. Река бушевала в сужающемся русле, изгибалась вдоль Дерева и низвергалась в бездну. Улисс пприкинул, что до земли было восемь тысяч футов -- водопад был вдвое выше самого высокого водопада его времени, венесуэльского водопада Ангела. Отряд перебрался на другую ветку, где был только маленький ручеек десяти футов шириной и трех глубиной. Они двинулись вдоль берега, хотя проще было бы идти по ручью. Но там, в воде, водились удивительно красивые ядовитые змеи, а также некоторое количество безногих крокодилов. Он решил их назвать снолигостерами в честь похожих животных из легенд о Поле Баньяне.* * Поль Баньян -- персонаж американского фольклора, гигант-лесоруб, обладавший титанической силой. До наступления сумерек они сделали еще один переход по сплетению лиан. Отряд следовал вдоль ветви, пока Глих не заприметил глубокое дупло в месте, где ветвь перкидывалась от ствола к стволу. Он сказал, что там можно переночевать, если только выгнать сначала животных, обитающих в этом дупле. -- В Дереве встречается множество таких пещер,-- сказал Глих.-- Особенно там, где ветви отходят от ствола. -- Раньше что-то я ни одной не видел,-- проговорил Улисс. -- Ты не туда смотрел,-- усмехнулся Глих. Улисс смолчал. Он не мог совладать со своими подозрениями. Хотя возможно, что он несправедлив к бэтменам. Да и Глих, по всей вероятности, даже больше заинтересован в надежном убежище, нежели он сам... Но с другой стороны, хорошее убежище может стать хорошей ловушкой, если враг перекроет выход. Что, если люди-леопарды последуют за ними сюда и окружат? Наконец он принял решение. Его людям необходимо место, где они смогут хоть как-то отдохнуть. К тому же необходимо перевязать раненых. Если он решится продолжать путь прямо сейчас, кое-кого из них придется нести. -- Отлично,-- сказал Улисс.-- Мы заночуем в этом дупле. Он не сказал, что собирается остановиться там на несколько дней. Он не хотел, чтобы Глих хоть что-то прознал о его планах. Выгонять из дупла никого не пришлось, хотя раздробленные кости и свежий помет указывали на то, что обитатель дупла -- огромное животное, и он может вернуться в любую минуту. Улисс велел выкинуть помет, и отряд вошел внутрь. Вход был двадцати футов в ширину и семи в высоту; само дупло представляло собой полусферу сорока футов в поперечнике. Стены были так гладко отполированы, что казалось, будто их обрабатывала рука разумного существа. Глих заверил, что это естественный феномен. Отряд набрал хвороста и, сложив в кучу у входа, разожгли костер. Ветер занес немного дыма внутрь, но его было слишком мало, чтобы причинить неудобство. Улисс сидел, прислонившись спиной к глянцевой стене, а через некоторое время к нему присоединилась Авина. Она принялась вылизывать свои руки, ноги и живот, потом поплевала на ладони и вытерла ими лицо и уши. Удивительно, на что только способна слюна! Через несколько минут ее мех, пропахший кровью и потом, стал абсолютно чистым. Правда, вуфеа расплачивались за это волосяными комьями в желудке, от которых они избавлялись, поедая целебные травы. Улиссу понравились результаты умывания, но не сама процедура. Действия были чересчур животными. -- Воины утратили боевой дух,-- сказала она, просидев с ним рядом в молчании довольно долго. -- Неужели?-- спросил он.-- Они кажутся чересчур тихими. Но я думал, что виной всему усталость. -- И усталость тоже. Но они еще и подавлены. И ропщут между собой. Они говорят, что, конечно, как Каменный Бог, ты очень великий бог. Но здесь мы находимся в самом теле Вурутаны. А по сравнению с Вурутаной ты ничтожен. И ты не можешь уберечь наши жизни. Экспедиция только начинается, а мы уже многих потеряли. -- Перед тем, как пуститься в путь, я предупредил, что многие погибнут,-- напомнил Улисс. -- Ты не говорил, что погибнут все. -- Но все и не погибли. -- Пока не погибли,-- сказала она. -- Это не мои слова, Повелитель!-- добавила она, когда он нахмурился.-- Это они так говорят! Да и то не все. Но достаточно, чтобы от пересудов в душу запал страх. А некоторые говорят о вуггрудах. Она произнесла это слово как "угорто", выговаривая таким образом трудные для нее сочетания звуков. -- О вуггрудах? Ах, да, Глих упоминал о них. Это такие великаны, которые лопают незнакомцев. Большие вонючие твари. Скажи, Авина, ты или кто-нибудь из твоего народа видел хоть одного вуггруда? Авина устремила на него взгляд темно-синих глаз и облизнула свои черные губы, словно они внезапно пересохли. -- Нет, Повелитель. Никто из нас их не видел. Но мы много слышали о них. Наши матери рассказывали нам страшные сказки. Наши предки знали их, когда жили ближе к Вурутане. Глих их видел. -- Так это Глих языком треплет? Он было встал и потянулся, но тут же сел на прежнее место. Он едва не не пересек пещеру, но вовремя вспомнил, что не Бог должен являться к смертному, а смертный к Богу. -- Глих, а ну вставай!-- крикнул он. Человечек поднялся на ноги и заковылял по залу. -- В чем дело, Повелитель?-- спросил он, остановившись перед Улиссом. -- Ты зачем распускаешь слухи о вуггрудах? Стараешься лишить моих воинов присутствия духа? Лицо Глиха оставалось бесстрастным. -- Я не помышлял ни о чем подобном, мой Повелитель. Я не распускал никаких слухов. Я только правдиво отвечал на вопросы, когда твои воины расспрашивали меня о вуггрудах. -- Они и вправду такие мерзкие, как говорится в этих сказках? -- Таких мерзких созданий попросту не бывает,-- усмехнулся Глих.-- Но приятного в них мало. -- Мы на их территории? -- Если ты внутри Вурутаны -- значит, ты на их территории. -- Хотел бы я повстречать хоть нескольких вуггрудов и воткнуть в них свои стрелы. Тогда мы выбили бы страх из моих людей. -- Вуггруды -- это такие создания,-- заметил Глих,-- что ты их так или иначе увидишь. Рано или поздно. Скорее всего, слишком поздно. -- Теперь ты стараешься запугать меня! Глих приподнял брови. -- Я, Повелитель? Чтобы я запугивал бога? Ну уж нет, только не я, Повелитель! -- Это Вурутана,-- добавил он,-- а не вуггруды, ввергает твоих воинов в такое глубокое уныние. -- Они храбры! "Я скажу, - подумал он, - что с Вурутаной незачем связываться. Это просто дерево. Жутко большое дерево. Но это только безмозглое растение, которое ничего не может с ними сделать. А остальные, все эти храушмиддумы и вуггруды -- просто травяная вошь в его листве." С этим сообщением он подождет до утра. Сейчас они слишком устали и измучены. А после ночного сна и хорошего завтрака он скажет, что они могут отдыхать здесь несколько дней. И еще он выдаст им пламенную речь. Он прошелся вокруг; убедился, что хворосту достаточно и охрана выставлена. Потом он вновь уселся размышлять над своей речью, и сон сморил его незаметно. Вначале он подумал, что его будят в караул, и что пришло его время заступать на вахту. Потом осознал, что перевернут лицом вниз, и руки у него связаны за спиной. Чей-то голос заговорил на незнакомом языке. Более глубокого баса Улиссу не приходилось слышать. Он огляделся. В пещере полыхали факелы. Их держали гиганты. Существа семи, а то и восьми футов ростом. У них были очень короткие ноги, очень длинные туловища и длинные громадные руки. Они были голыми, и распределение волос на теле у них было сродни человеку, за исключением меха на животе и в паху. Кожа казалась белой, как у шведов, а волосы рыжеватыми и коричневыми. Их лица носили сходство с человеческими, но круглые влажные носы слишком выдавались вперед. Острые уши располагались на самой макушке. От них несло потом, грязью и дерьмом. Их вооружение составляли громадные шишковатые дубинки, деревянные, с длинной рукояткой молоты и копья с закаленными на огне наконечниками. Существо, которое наверняка и было вуггрудом, заговорило вновь. Зубы у него были редкими и острыми. Раздался писк. Лишь через несколько секунд Улисс уразумел, что тоненький голосок принадлежит Глиху, и что он говорит с вуггрудом на его языке. Улисс испытывал такой гнев, что, казалось, он вот-вот разорвет путы на своих запястьях. Но они выдержали. -- Ах ты, подлый вонючий предатель!-- крикнул он.-- Мне следовало тебя прикончить! Глих обернулся. -- Да, мой Повелитель,-- ухмыльнулся он,-- следовало! Он плюнул на Улисса и пнул его по ребрам. Его ножонка пострадала от пинка куда больше, чем Улисс. Вуггруд прорычал что-то, и Глих на одной ножке упрыгал прочь. Гигант протянул свою лапищу, сграбастал Улисса за шею и усадил прямо перед собой. Его рука буквально придушила Улисса. Придя в себя, Улисс увидел, что все его люди связаны. Хотя нет, не все. Около десятка лежали мертвыми с проломленными головами. Задняя стена сдвинулась в сторону, открывая проход. Вдоль прохода в стенных креплениях горели факелы. Так вот как их схватили. Но как несколько человек могли одолеть многих, даже если эти несколько -- великаны? Что случилось с охраной? Почему шум драки не разбудил его? Перед ним присел Глих. -- Я взял у вуггрудов порошочек.-- пропищал он.-- И подсыпал его тебе в воду. И всем остальных. Он действует медленно, но верно. И очень сильно. Хитро! Вода на вкус казалась чистой, и зелье не напоминало о себе ни головной болью, ни тошнотой. Он огляделся. Авина сидела возле него со связанными за спиной руками. Мысль о том, что с ней может что-то случиться, привела его в исступление. Его намерение спросить Глика, почему десять воинов убито, погибло в зародыше. Вуггруд наклонился и одним поворотом своей громадной лапы оторвал алканквибу ногу. Он вгрызался в плоть, отдирал большие куски и жадно проглатывал их, чмокая, жуя, чавкая и рыгая. Улисс подумал, что его вырвет. Жалко, что не вышло. Авина отвернулась. Глих и Гуах стояли в уголке с совершенно равнодушным видом. В пещере было десять людоедов -- самое лучшее для них название -- и все жрали трупы. Потом они отбросили кости и вытерли кровь со своих губ тыльными сторонами ладоней. Несъеденные куски мяса они прижимали к груди. Их вождь громоподобно взревел, когда Глих указал ему на Улисса и что-то произнес. Вождь ткнул грязным окровавленным пальцем, и один из гигантов подошел, поставил Улисса на ноги и поднял за загривок. Его пальцы впились в шею Улисса с такой силой, что, казалось, кровь рванет из лопнувших вен. Гигант встал за спиной Улисса и концом своего копья толкнул его ко входу в тоннель. Улисс попытался ободрить Авину взглядом, но она по-прежнему смотрела в другую сторону. Он шел по туннелю, и тишину нарушало лишь шарканье гигантских ног да потрескиванье горящих факелов. Тоннель понемногу загибался вправо, выпрямлялся, загибался вновь, и, наконец, они очутились в громадной комнате в сердцевине ствола. Вокруг стен стояли факелы. Их дым поднимался к закопченному потолку и исчезал, очевидно, через вентиляционные отверстия. Зловоние также поднималось к потолку. Смрад стоял потрясающий, запахи отбросов и экскрементов были такими сильными, что казались не газообразной субстанцией, а твердым телом. Они забили ему глотку, угрожая удушьем. Глих за его спиной вымолвил: "Шау!"-- эквивалент человеческого "фу"! По комнате бродило с десяток взрослых самок и около тридцати подростков и детей. Самки были такими же громадными, как и самцы, и куда как более жирными. Груди, бедра, ноги и животы у них были огромными и отвислыми. При виде мяса в руках самцов они подняли жуткий крик. Самцы кинули им обглоданные остатки, а женщины и дети принялись за еду. Комната была поделена на две части. Меньшая располагалась в высокой нише на другом конце, где на стене висел вертикально какой-то округлый предмет. В нишу вели вырезанные в дереве ступени. Улисс полез туда, поскольку деревянное острие уперлось ему в спину. Вождь с Глихом последовали за ним. Диск в действительности был мембраной, вставленной в окантовку живого дерева, выступавшего из стены. Рядом с ним находилось две палки с чуть закругленными концами. Глих поднял их и стал постукивать по мембране. Улисс слушал и считал. Удары представляли собой определенного рода код, в этом он был уверен. Возможно, примитивная азбука Морзе. Глих прекратил постукивать, и мембрана завибрировала. Ее поверхность изменяла форму, послышались звуки. Импульсы. Точки и тире. Глих стоял, склонив голову и поводя своими огромными ушами. Когда мембрана замолчала, он застучал по ней снова. Потом остановился, вслушиваясь в новую, более длительную серию импульсов неравной продолжительности. Улисс смог выделить элементы типа "точка-точка-тире-точка", "тире-тире-точка-тире-точка" и многие другие, но они, конечно, ничего ему не говорили. Мембрана могла быть чем-то вроде барабанной перепонки или же телефонной диафрагмы. За ней мог находиться конец длинного растительного кабеля-нерва, а на другом конце, бог знает где, должно быть какое-то подобие передатчика с другой мембраной. Улисс подивился -- зачем они посчитали необходимым привести его сюда? Догадался он минутой позже, когда Глих начал задавать вопросы. -- Как ты собирался покорить Вурутану? Улисс не ответил, и Глих сказал что-то вождю, который тут же проревел приказ гиганту, стоявшему за спиной Улисса. Улисс подпрыгнул, когда в него врезался наконечник копья, и удержался от крика, только стиснув зубы. Собственно, молчать нет смысла. А давая ответы, он может ухитриться выудить какие-нибудь сведения о Вурутане. -- Я и понятия не имею, как покорить Вурутану,-- ответил Улисс.-- Я пришел сюда в основном чтобы понять, что такое Вурутана. -- Ты еще забыл добавить,-- ухмыльнулся Глих,-- что собирался отправиться на юг, чтобы узнать, нет ли там твоих сородичей. Он застучал по мембране,а потом прислушался к ответу. -- Вурутана решил,-- заявил Глих,-- что тебя следует доставить в город моего народа. Вуггруды препроводят тебя туда. Он заговорил с вождем, который, казалось, сначала воспротивился. Но малявка Глих настаивал на своем, потрясал крохотным кулачком и верещал. Гигант угрюмо покорился: Улисса проводили вниз по ступенькам и вывели из зала. Как только они оказались в тоннеле, дышать сразу же стало легче. -- Глих, а что будет с Авиной? И с моими людьми? -- О, они, конечно, пойдут на пропитание вуггрудам. Он что-то сказал гиганту, и тот буквально взвыл от смеха. -- Мы выступим в путь на рассвете,-- сказал Глих.-- Не всех твоих людей убьют. Во всяком случае, не сразу. Некоторых возьмем с собой и забьем по мере надобности. Улисс вздохнул. Он хотел спросить, захватят ли они с собой Авину. Мысль о том, что ему придется увидеть, как проламывают ей череп, разрывают ее тело на куски и пожирают их, заставила его содрогнуться от подступившей рвоты. Было бы проще, если бы ее оставили и ему не пришлось это видеть. Но, с другой стороны, всегда есть надежда на спасение, пусть даже и слабая. Если Авину оставят здесь, для нее все потеряно. С Улиссом она может выжить. Но Глих его ненавидит и сделает все наперекор. Попроси Улисс взять Авину -- и можно быть уверенным, что ее оставят. Или хуже того --, Глих, зная, как Улисс к ней привязан, может зарезать ее прямо у него перед глазами. Придется пойти на этот риск. Он больше не состоянии держать язык за зубами. -- Глих,-- произнес он,-- кажется, ты пользуешься здесь известным авторитетом, как представитель Вурутаны, кто бы он ни был. Ты не мог бы так устроить, чтобы Авину взяли с нами? Глих усмехнулся и промолчал. Потом, когда они почти достигли конца тоннеля, он бросил: "Посмотрим". Он хотел помучить Улисса неопределенностью. Да будет так. Улисс может и подождать. Все равно сейчас ничего больше не поделать. Когда вошли в пещеру, Глих приказал, чтобы Улисса поместили рядом с Авиной. Сделав это, он осклабился, и Улисс понял, что тот просто наслаждается при мысли об их полной страданий и мук беседе. Едва очутившись рядом с Авиной, Улисс прошептал: -- При первой же возможности залезь ко мне в карман и достань оттуда нож. Он увидел Глиха, который на противоположном конце комнаты говорил со своей женой. Та смотрела на них и плотоядно улыбалась. -- Я прильну к тебе ближе и сделаю вид, что говорю,-- шептал Улисс,-- а ты залезь в мой карман, достань нож и открой лезвие. Ты ведь умеешь. А потом займись веревками. Он ухитрился приблизиться и наклонить к ней голову, двигая губами, будто что-то шепча. От нее несло потом и ужасом, она дрожала. -- Даже если они не заметят,и если я смогу освободить твои руки -- что мы сможем сделать против них?-- сказала она, кивнув в сторону гигантов. -- Поживем-увидим,-- отозвался он. К ним направлялся гигант, и Улисс похолодел. Но вуггруд повернулся к ним спиной и уселся напротив. Лучшей стены, чтобы спрятаться за ней, Улисс и пожелать не мог. Вскорости гигантская голова склонилась, и раздался похожий на дальние раскаты грома храп великана. Остальные тоже отправились на боковую, за исключением того великана, что стоял в проходе. Но он присматривал за пленниками без особого усердия. Да и зачем ему усердствовать? Пленники такие маленькие, так крепко связаны, а сам он преграждает единственный выход. А вот Глих и Гуах Улисса беспокоили. В любой момент каждый из них мог вспомнить о ноже, подойти и отобрать его. Со своего места Улисс не мог их видеть, а это значило, что и они не могли видеть его. Глиху это может не понравится, ведь он так жаждет насладиться страданиями Улисса. Но Глих так и не подошел. Возможно, они с женой решили вздремнуть перед началом тяжелого путешествия. Во всяком случае, Улисс горячо на это надеялся. Поскольку за ними никто не наблюдал, Авина работала быстро. Она перекатилась к нему спиной и залезла в его карман. В такой ситуации ее кошачья гибкость и малый размер рук и ладоней служили немалым подспорьем. Ее пальцы ухватились за кончик ножа и медленно вытащили его. Нож упал с легким стуком, и оба они окаменели. Великан издал глубокий горловой звук и на мгновение поднял голову. Храп прекратился. Улиссу показалось, что у него сейчас сердце остановится. Но голова гиганта вновь повисла на грудь, и храп с присвистом возобновился с новой силой. Авина нажала кнопку, и лезвие выскочило. Через десять минут неуклюжих попыток кожаные ремни были перерезаны. Улисс помассировал запястья и повертел руками, чтобы возобновилось кровообращение. Затем, не спуская глаз с часового, который демонстрировал им свой звериный профиль, Улисс перерезал путы Авине. Наступал критический момент. Если их увидит часовой, или если бэтмены не спят, поднимется тревога. Что могли сделать два слабых пленника с окружавшими их гигантами? Он шепнул Авине, чтобы она тихо пробиралась вдоль стены. Он медленно следовал за ней, пока спящий перед ними гигант не закрыл его от взора часового. Между тем Авина резала путы соседнего вуфеа. Тот, в свой черед, должен был освободить своего соседа. И так далее. Когда будет освобожден десяток воинов, нож следовало возвратить Улиссу: освобождать всех сейчас неразумно -- процедура слишком долгая и слишком явная. Авина переслала нож по цепочке, а также передала его инструкции. Ни он, ни она крыланов не видели, но соседний вуфеа сказал, что те сидят на корточках подле стены, свесив голову до самых колен, и вроде бы спят. Факелы почти потухли, а огонь у входа погас давным-давно. Скоро вход, а затем и стены пещеры станут серыми в рассветных лучах. Часового могут сменить в любой момент. Ему могли приказать разбудить всех на рассвете. -- Они говорят, что готовы,-- прошептала Авина, вкладывая нож в руку Улисса. Он окинул взором спину гиганта. Часовой почесывал свою спину кончиком палки и смотрел на отверстие. Луки, стрелы, копья, ножи, бомбы и поклажа пленников были сложены у входа. Оружие гигантов лежало на полу рядом с ними. Улисс медленно и осторожно встал, уверившись, что спина вуггруда надежно прикрывает его -- на случай, если часовой вдруг обернется. Он протянул руку с ножом, направив острие вниз, и перерезал великану сонную артерию. Кровь так и хлынула, храп сменился клокотанием, голова повисла до самых ног. Улисс поднял копье, зажал окровавленный нож в зубах и бросился на часового. За спиной у него, как он надеялся, остальные похватали копья и мечи своих тюремщиков и пустили их в дело. Один из великанов все-таки успел вскрикнуть в момент удара. Часовой уронил палку и молниеносно обернулся. Улисс вогнал копье ему в живот, но недостаточно глубоко. Копье было недостаточно острым, да и живот вуггруда был защищен многодюймовым слоем жира и массивных мускулов. Он весил, наверное, фунтов пятьсот пятьдесят, а то и больше. Великану было достаточно отступить на шаг, чтобы копье упало -- а потом он переступил через копье и бросился на Улисса. Человек отпрянул и схватился за копье. Ему ничего не оставалось, кроме как продолжать схватку с вуггрудом. Счастье еще, что часовой безоружен. Но тут часовой с диким ревом остановился, схватил копье и метнул его с такой силой, что сбил Улисса с ног. Их брюха великана хлестала кровь, но он наклонился и поднял копье, чтобы проткнуть им Улисса. Да с такой силой впору быка телеграфным столбом проткнуть! Улисс уклонился от удара, вогнал лезвие в толщу меха и жира и рванул вверх. В тот же миг сзади на плечи гиганту вспрыгнула черно-белая фурия, а каменный нож вонзился в его правый глаз. Великан выронил копье и пошатнулся. Улисс ухватился за нож покрепче и выдернул из гигантского брюха. И снова ринулся на великана -- тот уже потянулся схватить Авину. Улисс воткнул нож ему в пах, повернул лезвие и рванул. Гигант схватился за рану, и нож Улисса прошелся по тыльной стороне его рук. Прозвенел лук, и гигант упал со стрелой, пронзившей его шею. Авина перекатилась через него, чтобы не быть раздавленной. Она упала, когда гигант потянулся назад, чтобы схватить ее. Улисс обернулся. Рев, крики и удары разом смолкли. Все великаны лежали мертвыми. Большинство из них были убиты во сне. Трое успели вовремя проснуться и прикончили троих вуфеа. Улисс вновь повернулся к выходу и увидел, как Гуах снимается с ветки, а Глих следует за ней. Чертыхаясь, он побежал за ними, выхватил лук и стрелы у вуфеа, который пристрелил часового, и выскочил наружу. Глих снялся с громадного выступа и, хлопая крыльями, ринулся вниз. Улисс наложил стрелу на тетиву, бессознательно сделал поправку на ветер, прицелился и отпустил тетиву. Стрела насквозь пробила тонкую перепонку правого крыла. Глих вскрикнул и начал было падать, но потом его крылья вновь захлопали, и он спустился в управляемом полете на соседний ствол. Там его уже поджидала Гуах. Улисс наблюдал несколько минут, как жена осматривает дыру в крыле Глиха, и рты у обоих не закрываются ни на миг. Улисс возвратился в пещеру и дал нож воинам, чтобы они перерезали путы остальным. Когда все поднялись и вооружились, он велел им идти во внутреннюю пещеру. Они жаждали мести. В большой пещере они перебили всех вуггрудов за считанные мгновения. Они перестреляли взрослых самок, которые были так же опасны, как и самцы, а потом закололи копьями детенышей и подростков. Потом Улисс прошел в нишу и застучал по мембране. Ответ на сей раз оказался быстрым, понятным и почти смертельным. Из тысячи доселе невидимых отверстий в стенах в них ударили мощные струи воды, сбили и покатили по полу. Они поднялись на ноги и были сбиты снова. Их волокло все дальше и дальше, пока они не оказались в уже полузатопленном тоннеле. Задыхаясь, кашляя, спотыкаясь о тела убитых вуггрудов, оскальзываясь и падая, они добрались до внешней пещеры, а потом вышли наружу. И тут внезапный толчок воды чуть не выбросил их с ветви. Через некоторое время поток уменьшился и исчез совсем. Улисс осторожно вернулся в пещеру, откуда смыло все трупы -- и все тюки с поклажей. К счастью, большую часть припасов все же удалось выловить и сложить подальше от бешеного потока. Вход в тоннель запечатала густая липкая масса наподобие медовых сот. Улисс пересчитал своих людей, остатки провизии и амуниции. Половине воинов удалось сохранить луки и набитые стрелами колчаны. Десяток бомб уцелел. В живых осталось восемьдесят четыре воина, не считая его и Авины -- усталая, побитая и потрепанная компания. Оперение стрел и тетива намокли и, таким образом, были сейчас бесполезны. Запалы у бомб тоже отсырели; возможно, подмок и порох. И провизии осталось совсем мало. -- Повелитель, мы готовы,-- произнес Ауфаиеу, занявший теперь место предводителя вуфеу. Он помолчал, потом добавил.-- Следовать за тобой в обратный путь к нашим селениям. Улисс хотел посмотреть ему в глаза, но Ауфаиеу упорно отводил их в сторону. -- Но я не собираюсь возвращаться,-- ответил Улисс.-- Я отправлюсь на южное побережье узнать, существуют ли смертные, похожие на меня. Ауфаиеу ни слова не сказал о том, что богу полагалось бы это знать. -- А как насчет Вурутаны, Повелитель?-- только и спросил он. -- Пока что с Вурутаной связываться незачем. Да и что мог предпринять он сам или кто-нибудь другой? Вурутана -- всего лишь дерево. Кто сидит у власти, кто контролирует крыланов, вуггрудов, а возможно, и леопардолюдей, никак не обнаружить. Во всяком случае, пока. Дерево было слишком обширным. Контролирующая и управляющая сила могла скрываться в любом месте. Но когда-нибудь Улисс изловит бэтмена и выбьет из него местонахождение короля Вурутаны. А может быть, и нет. Если взять да здраво поразмыслить -- к чему искать этого скрытого правителя? Пока тот остается на Дереве и не суется во Внешние земли, пусть себе вытворяет все, что заблагорассудится. Улисс пришел сюда лишь потому, что не знал, что такое Вурутана, а вуфеа и все прочие думали, будто Вурутана для них опасен, и что Каменный Бог мог для них что-то сделать. А с самим Деревом ничего не поделаешь. Оно будет продолжать расти, пока не покроет всю Землю. Вуфеа и остальным придется либо приспособиться к нему и научиться жить на нем, либо построить лодки и плыть в другие земли. -- С Вурутаной сейчас незачем связыватсья,-- повторил он.-- А что касается нас, что касается меня, то я пойду дальше, разведаю земли вдоль южного побережья. Если вы хотите бросить меня, пожалуйста. Я не хочу, чтобы меня сопровождали трусы. Он не хотел их так называть. Они не были трусами. Он не винил их ни за то, что они пали духом, ни за то, что хотели вернуться. Он и сам был настроен точно так же, просто он не желал сдаватсья. -- Вот именно, трусы!-- подхватила Авина.-- Возвращайтесь в свои деревни, в свои кланы, которые вы опозорили! Дети и женщины будут над вами издеваться и плевать в вас! И вас на похоронят вместе с храбрыми воинами! Вас похоронят в земле, предназначенной для трусов! И духи ваших предков на Счастливом Поле Боя будут в вас плевать! Ауфаиеу дернулся, будто она ударила его хлыстом. Он беззвучно выругался, а его темно-синие глаза сверкнули. Такое и из уст мужчины услышать нелегко. Но от женщины! Тем более, от женщины, которая прошла сквозь те же тяготы и лишения. -- Я ухожу сейчас же,-- сказал Улисс,указывая на юг.-- Ухожу туда. И я не поверну назад. Можете следовать за мной или уйти. Я все сказал. Ауфаиеу был в панике. Сама мысль о возвращении без Каменного Бога, который указывал путь и заботился о них, пугала его. Они зашли так далеко только потому, что Улисс вызволял их из всех затруднительных положений. И потом, даже если они сумеют проделать без него обратный путь, им придется объяснять своему народу, почему они покинули Каменного Бога. Улисс взвалил на плечи мешок с провизией и двумя бомбами. -- Пойдем, Авина,-- сказал он. Он прошел мимо входа в дупло и начал прокладывать себе путь вокруг ствола. Выбравшись на другую сторону, где начиналась могучая соседняя ветвь, он остановился передохнуть. -- Авина, они идут?-- спросил он, заслышав голоса позади. -- Идут,-- улыбнулась она. -- Отлично! Тогда -- вперед! Он остановился в сотне ярдов, там, где из впадины на вершине ветки била вода и бежала дальше по глубокому желобу. Пятьюдесятью ярдами русло расширялось, и речка начинала свой долгий путь. Улисс подождал, пока остальные обогнут ствол, цепляясь за выступы коры, и заговорил, когда все добрались до источника. -- Спасибо за то, что вы остались верны мне,-- произнес он.-- Я не могу обещать вам ничего, кроме новых трудностей. Но если мы найдем что-нибудь ценное, то разделим добычу поровну. Кое-кто промолчал, иные пробормотали: -- Не стоит благодарности, Повелитель. -- Теперь,-- сказал Улисс,-- мы вновь построим плоты. Но на этот раз мы соорудим загородку по краям, чтобы никакие безногие твари или водяные крысы не могли стянуть нас в воду. Пока треть отряда срезала похожие на бамбук растения для шестов и загородок, Улисс отправил вторую треть на стражу. Оставшиеся занялись охотой. Когда плоты были готовы к отплытию, охотники вернулись с тремя козами и четырьмя обезьянами, ленивцем и большой страусоподобной птицей. Они разожгли костры, разделали туши и повесили их жариться. Когда запах мяса достиг их ноздрей, сердца их вновь воспрянули. Вскоре послышались шутки и смех. А потом вернулись Улисс с Авиной со связкой из восьми рыб. Пока Авина готовила рыбу, Улисс размышлял о недавних событиями и о том, что делать дальше. Хотя он не видел крыланов с тех пор, как обогнул ствол, он понимал, что им ничего не стоит его выследить. Единственное, что от них при этом потребуется -- не приближаться на расстояние выстрела из лука. А когда они соберут побольше леопардолюдей или вуггрудов, которые, по его убеждению, произошли от медведей, то те тут же вступят на тропу войны. Более того, в округе должно быть еще много пещер с полостями мембранами. Может, даже целая сеть связи между самыми дальними ветками и неким верховным органом управления, пронизывает все Дерево. И возможно, что во главе находится правитель бэтменов. Но хотя у него не было никаких оснований, он чувствовал, что Вурутаной правит а не народ Глиха, а кто-то другой. Если он достигнет южного побережья, то может обнаружить, что Глих соврал ему. Он мог накормить Улисса байками о живущих там людях, чтобы тем вернее заманить его в Дерево. Он пришел к заключению, что ему оставется одно -- идти вперед, дверясь судьбе, а также мужеству и опытности своего отряда, а заодно и собственным. Но попадись ему на пути город бэтменов -- и он ворвется туда, если сумеет. Даже если крыланы и не были Вурутаной или его правящей силой, они были у него на побегушках. И могли располагать ценной информацией. Он не видел солнца, потому что с обеих сторон над головой высились стволы, ветви и листва, но самые упорные лучи, казалось, все-таки прорывались откуда-то слева. Он дал приказ выступать, и четыре плота были спущены на воду. Они проплыли без затруднений около десяти миль. Теперь солнце светило уже справа. И тут они увидели Глиха, летящего параллельным курсом. Он был в шестидесяти футах слева и на такой высоте, что его едва было видно над верхушками деревьев, которые заполняли пространство между руслом и стороной ветки. Когда он увидел, что за ним наблюдают, то захлопал крыльями быстрее и исчез за стеной зелени. Несколькими минутами позже они увидели его сидящим на ветке гигантского красного дерева, растущего на громадной ветви. Кое-то из воинов хотел подстрелить его, но Улисс посоветовал не тратить стрел попусту. Он подивился, где же запропастилась Гуах, и тут до него дошло, что, скорее всего, она улетела вперед предупредить вуггрудов и храушмиддумов. А может быть, отправилась в город дхулулихов, чтобы натравить их на пришельцев. Плоты миновали дерево, на котором восседал Глих. Он наблюдал за ними, покуда речка не свернула в сторону, скрыв их от его глаз. Мгновением позже они увидели, как он взмахнул крыльями и был таков. Но он вернулся и опять уселся на ветку другого красного дерева -- на сей раз настолько близко, что Улисс смог разглядеть пробитую стрелой дыру в его крыле. Глих оставался на ветке, пока плоты не скрылись за новым поворотом. Едва он пропал из вида, как Улисс спрыгнул с плота и помчался сквозь густые заросли. Он надеялся, что сможет пробиться раньше, чем Глих покинет свою ветку. В конце-то концов, торопиться Глиху некуда. Далеко его поднадзорные не уйдут. Торопясь перебраться сквозь заросли, Улисс наделал куда больше шума, чем хотелось бы. Будь он Тарзаном, он мог бы одним махом перелететь с ветки на ветку по паразитирующим деревьям. Окажись у него чуть больше времени, он мог бы попытаться. Но времени у него не было. Поэтому он продирался сквозь мешанину деревьев, мясистых отростков и густых ветвистых кустарников, колючек и лиан, которые росли, перекидываясь с растения на растение. Он нес лук, поднимая и вытягивая его перед собой. Но прорываясь сквозь кустарник или заросли колючек, он то и дело цеплялся за них стрелами из своего колчана. Приходилось останавливаться и отцеплять их. Наконец, он положил колчан на землю и взял две стрелы в руки. После этого дело пошло на лад. Дважды он вспугнул оленя ростом с чихуахуа*, и раз отскочил от шипящей змеи с треугольной головой и бегущими по боку черными, желтыми и оранжевыми шевронами. *Чихуахуа -- порода очень маленьких и тонконогих комнатных собачек. Он выбрался из заослей как раз в тот момент, когда Глих сорвался с ветки, расправил крылья, взмахнул ими и взлетел. Он то снижался, то поднимался, пролетая вдоль ветки в двенадцати футах от куста, где спрятался Улисс. Улисс вскочил, прицелился в Глиха с упреждением и спустил тетиву. Стрела прошла сквозь его правое ухо и ушла вперед. Глих заверещал и начал заваливаться набок. Улисс пробрался к самому краю ветви и положил новую стрелу. Но Глих уже прекратил вопить и выровнял полет. Сейчас он находился в пятидесяти футах впереди и ниже Улисса, и на сей раз Улисс взял меньшее упреждение. Стрела пронзила правое крыло и плечо Глиха. Должно быть, она вырвала только кусок мяса на правом крыле, потому что оно продолжало работать. Но Глих был ранен, и стал падать, тщетно взмахивая крыльями, в мрачную бездну. Улисс постарался проследить его падение, но он потерял его в сумраке и переплетении растительности. Если бэтмен обо что-нибудь не треснется, то скорее всего, очухается и благополучно приземлится. Улисс вздохнул и вернулся к плоту. По крайней мере, ему удалось перепугать бэтмена насмерть. -- Остановитесь за следующим поворотом,-- сказал он, вспрыгнув на плот. Он рассказал им, что произошло, и хотя все были разочарованы, что убить бэтмена не удалось, но описание ужаса Глиха доставило им немало удовольствия. Они выбрались вслед за Улиссом, затащили свои плоты в чащу, где перерезали узлы лиан и засунули бревна в кусты. После этого они перешли на другую сторону и начали трудный, но не невозможный спуск на соседние ветви. Там, где передвигаться по вертикали не удавалось, отряд шел по горизонтальной плоскости. До сумерек они были уже в одной из громадных полостей, изобилующих по обеим сторонам ветви. Здесь частенько водились животные: всевозможные обезьяны от макак до бабуинов; коты самой разной величины -- от домашней кошки до леопарда. Хозяина этой полости дома не оказалось, но некоторое время спустя он вернулся. Это была полосатая, как тигр, кошатина размером с оцелота. Она не стала драться с ними за логово. -- Мы останемся здесь, пока не кончатся мясо и вода,-- сказал Улисс. -- Если только Глих не убит и не ранен тяжело, он вернется. Но нас он не найдет. А если и обнаружит, получит стрелу в брюхо. Улисса не прельщало отсиживаться в пещере, потому что его люди нуждались в действии. Но если он сумеет оторваться от бэтменов и тех преследователей, которых они смуеют пустить по следам отряда, вынужденное бездействие и напряжение ожидания покажутся очень малой платой, На следующее утро он несказанно обрадовался, что вовремя спрятался. Его разбудила Авина, которая доложила, что слышала чужие голоса, много голосов, и где-то близко. Он подобрался поближе к отверстию и прислушался. Такие высокие тонкие голоса могли принадлежать только дхулулихам. Они перекликались друг с другом, летая над джунглями или ковыляя среди растений. Невзирая на малый рост, им было трудно пробираться сквозь заросли: они то и дело цеплялись крыльями, а тонкая перепонка рвется так легко! -- Мы останемся здесь на весь день,-- сказал Улисс,-- но если они не уберутся и к вечеру, мы выйдем и поймаем одного. Они забрались как можно дальше в пещеру и сделали это как раз вовремя, потому что часом позже мимо пролетел крылан. Он мчался полным ходом, но было совершенно ясно, что он высматривает трещины и пещеры по эту сторону ветви. Когда дхулулих улетел, Улисс подобрался к краю входа и жестом приказал вождю вуфеа подойти к другому. Как он и ожидал, крылан решил вернуться и приглядеться получше. Их маленький "дружок" без малейшего предупреждения ворвался в отверстие и прошмыгнул внутрь настолько быстро, что ему пришлось немного пробежаться, прежде чем он смог остановиться. Это было довольно глупо. Должно быть, бэтмен не предполагал всерьез, что там кто-нибудь есть. Возможно, он только подчинялся приказу и решил осмотреть дыру, лишь следуя заведенному порядку. Если так, он пережил самое большое в своей жизни потрясение. Не успели его глаза привыкнуть к полумраку пещеры, а на него уже навалились спереди и сзади. Громадная рука заткнула рот, а ребро жесткой ладони рубануло по тонкой шее. Улисс связал потерявшего сознание крылана и запихал кляп ему в рот. Когда он увидел, что глаза бэтмена открылись, то объяснил ему на аирате, что тот должен делать, если хочет жить. Крылан кивнул в знак поиновения, и кляп вынули. Но к горлу приставили острый нож. Его звали Хиукс, и он принадлежал к специальной группе захвата. Кто вызвал их сюда? На это Хиукс не ответил. Улисс слегка вывернул егохилую ножку, а Ауфаиеу зажал бэтмену рот рукой. Хиукс все равно молчал, и тогда Улисс проковырял несколько дырок в его крыле. После соответствующей обработки Хиукс заговорил. Он сообщил, что донесла им Гуах, жена Глиха. Если так, то город крылатого народа должен быть где-то неподалеку, подумал Улисс. Повезло ему. Но Хиукс его разочаровал. Он сказал, что перед ними лишь маленькое поселение, аванпост. Сколько дхулулихов в этой группе захвата? Примерно пятьдесят. В этот момент у Улисса не было возможности это проверить. Как именно они собирались сражаться с пришельцами? Спрашивая, он не сводил взгляда с деревянных дротиков с каменными наконечниками, которых было полным-полно у Хиукса на поясном ремне. Дхулулихи, разумеется, собираются метать дротики сверху. А понизу в атаку пойдут храушмиддум. В этот момент приземлился еще один крылан. Он подлетел, остановился снаружи и лишь на несколько шагов прошел внутрь. Стоявший у входа алканквиб бросился на него, но бэтмен увернулся, нырнул в дыру и был таков. Однако вуфеа послали ему вслед стрелу, и крылан рухнул без единого звука. Они скрючились в дупле, ожидая, какой поднимется переполох, когда заметят пронзенного стрелой человечка. Но криков не последовало. -- Они попозже начнут пересчитывать, все ли в сборе,-- сказал Улисс.-- И уж тогда, будьте уверены, пропавших воинов начнут искать. -- Что нам делать?-- спросила Авина. -- Если они не начнут искать до сумерек, то мы скроемся отсюда. Уйдем обратно в верхние джунгли. Ну, а если они найдут нас до темноты, нам предстоит дьявольская заварушка. Он не добавил, что бэтмены могут запросто заставить их выйти наружу, вынудив голодать. На одни вопросы Хиукс ответил. На другие не захотел. Он был таким хрупким существом, что не выдерживал сильной боли. И когда она становилась для него невыносимой, он терял сознание. А если привести его в чувство и вновь подвергнуть мучениям, он опять хлопался в обморок. Он не сообщил им, где находится город дхулулихов. Зато сказал, что город содержит "дух" Вурутаны. Он не сказал, где находится этот самый "дух". Утверждал, что не знает. Он никогда не видел Вурутаны. Его видели только вожди. Во всяком случае, он предполагал, что видели. Он никогда не слышал, чтобы кто-то из вождей говорил, что видел Вурутану. Или, скорее, "дух" Вурутаны. Дерево было его телом. Вурутана был богом дхулулихов. А также и людей-леопрадов, и медведелюдей, хотя простофили-вуггруды поклонялись и другим богам. Улиссу было любопытно, до какой степени Вурутана контролирует окрестные племена. Он спросил, не враждовали ли между собой храушмиддумы и вуггруды. -- О да,-- сказал Хиукс.-- Каждое племя враждует со своим соседом. Но никто не воюет против нас, все подчиняются голосу Вурутаны. -- А сколько вообще дхулулихов? Хиукс не знал. Даже потеряв сознание несколько раз, он утверждал, что не знает. Знает только, что их много. Очень много. А почему бы и нет? Ведь они -- любимцы Вурутаны. Существовали ли на южном побережье люди, похожие на Улисса? Хиукс не знал, но он слышал, что были. К тому же побережье находилось во многих перелетах отсюда, и лишь немногие крыланы забирались так далеко. Наконец наступили сумерки. Хиукс опять лишился чувств. Крыланы прекратили свои полеты. Улисс подумал, что они, должно быть, искали пропавших сородичей ниже по течению. Они уже обнаружили, что двое запропастились куда-то, но не знали, когда. А поиски в здешней темноте почти невозможны. Как только Улисс решил, что стемнело достаточно, он дал приказ выступать. Хиукса привязали к спине Улисса и заткнули рот кляпом. Улисс дал слово, что крылану оставят жизнь взамен за информацию. Конечно, Хиукс ответил не на все вопросы, но сказал достаточно. И Улисс восхищался храбростью и стойкостью маленького человечка. Он знал, что проявлять сочувствие к врагу опасно, но ему совсем не хотелось убивать этого храброго заморыша. К тому же тот мог пригодиться в дальнейшем. Они вернулись туда, где были спрятаны разобранные плоты. Их связали вновь, и отряд отправился вниз по темной реке. Лунный свет почти не просачивался вниз. Разве что луч-другой время от времени пробивался меж ветвей. Один раз тонкий луч высветил громадные круглые черные предметы впереди них. Раздалось фырканье, и из какого-то отверстия на теле животного ударила струйка воды. Потом вода забурлила, и животные погрузились вниз. Пока плоты не миновали бурлящую воду, экипаж напряженно ожидал, что гигантские гиппопокрысы вот-вот появятся возле плотов -- или, что еще хуже, под плотами. Но все обошлось благополучно. Несколько раз Улисс замечал казавшиеся бесконечными шеренги безногих крокодилов, выскальзывавших из-под серебристо-черных кустов прямо в серебристо-черную воду. Он с дрожью ждал, что вдруг из бурлящей воды вылезут на плоты тупорылые многозубые головы и сомкнут клыки вокруг чьих-нибудь ног, а может быть, и его. Или ударит во тьме могучий хвост -- и рушатся кости, рвется плоть, и падают в поток бездыханные тела. Но путешествие продолжалось без приключений. Неведомые птицы и звери издавали зловещие вопли. Затем течение усилилось, и они поплыли так быстро, что не нужно было отталкиваться шестами от дна. Зато приходилось отталкиваться от берега, чтобы не врезаться в него. Ветка быстро понижалась, хотя в темноте люди на плотах этого почти не замечали. Если бы не возросшая скорость потока, им показалось бы, что они плывут по равнине. Улисса скорость и радовала и волновала. Он склонился к связанному Хиуксу и плеснул ему в лицо водой. Вода привела обеспамятевшего крылана в чувство. -- Я хочу пить,-- прохрипел он. Улисс зачерпнул тыквой побольше воды и приподнял голову Хиукса, чтобы тот мог напиться, и лишь затем принялся за расспросы. -- Кажется, впереди водопад. Ты что-нибудь об этом слышал? -- Нет,-- угрюмо произнес Хиукс.-- Не знаю я ничего ни о каких водопадах. -- И что бы это значило?-- поинтересовался Улисс.-- Ты никогда не бывал в этой местности или же впереди нет никаких водопадов? -- По пути сюда я не пролетал над концом этой ветви,-- ответил Хиукс. -- Ну, ладно,-- сказал Улисс.-- Сами узнаем, есть там водопады или нет. Мне хочется убраться отсюда как можно быстрее, и мы останемся на плотах до конца. Покинуть плоты в самый последний момент будет трудно, но я надеюсь, все-таки возможно. Улисс не измышлял новых угроз. Хиукс не настолько ошалел от боли, чтобы не суметь вообразить себе, что может произойти. Каждый сам за себя -- а связанный по рукам и по ногам Хиукс будет зависеть от того, вытащит ли его кто-нибудь на берег. А даже если кто и захочет, некому и некогда будет тащить его или выбрасывать на берег. Спустя самое малое время Хиукс заговорил. Он явно мучился отвращением к самому себе. Ему хотелось удержать язык за зубами -- и будь что будет. Но смерть, поджидающая у края ветки, вызывала у него ужас. Должно быть, подумал Улисс, гибель в воде таит в себе что-то особенно жуткое для него. -- Судя по силе течения,-- медленно вымолвил он,-- нам осталось три мили до края ветки. До первого водопада. Улисс подумал, что, Хиукс, возможно, вовсе и не испуган. Он может лгать, чтобы заманить их в ловушку, послать их на смерть в пучину водопада и погубить вместе с собой. -- Мы пройдем еще около мили,-- решил Улисс.-- Потом бросим плоты. Было достаточно света, чтобы разглядеть лицо Хиукса. Лунный свет то и дело лунный свет пробивался сквозь отверстия между листвой, ветвями и стволами в тысяче футах над головами. Лицо крылана было невыразительным, как кожаная подметка. В тот же миг чей-то вопль заставил Улисса подскочить, и по его телу пробежал озноб. Он обернулся кругом, чтобы посмотреть, куда указывала Авина. В пятидесяти футах от них из заполненной землей трещины росло громадное дерево. Оно было всего пятидесяти футов высотой, но простиралось горизонтально на восемьдесят футов, или около того, по одну сторону массивного ствола. Крик доносился с одной из его ветвей. А мгновением позже Улисс увидел, кто издает этот вопль. Множество темных тел сорвалось с горбообразного выроста в пропасть под гигантской ветвью, где росло дерево. Огромные перепончатые крылья распахнулись, и маленькие бэтмены скрылись за живой стеной растительности. Через минуту первый из них появился вновь, натужно размахивая крыльями и стремясь пролететь над плотами. А еще через минуту их стало уже куда больше. Улиссу оставалось только одно. Если его люди останутся на плотах, они будут беззащитны перед нападением сверху. Хуже того, им придется вскоре покидать плоты в куда более трудных условиях, да еще под огнем противника. Он отдал приказ, и шесты по одну сторону плота коснулись дна. Плоты двинулись к берегу, люди попрыгали на песок и кинулись в кусты. Улисс стал выкидывать тяжеленные тюки на землю. Он надеялся, что от сотрясений черный порох не взорвется. Ящики с бомбами упали в кусты без каких-либо последствий. Затем Улисс поднял Хиукса и швырнул его с такой силой, что плот накренился. Недомерок с верещанием приземлился ничком прямо в самую чащу. Его подобрал вагарондит Вулка. В тот же миг на плот ринулся первый бэтмен, сжимая в руках короткую пику. Но он так и не достиг цели: стрела воткнулась ему в грудь, и он с громким плеском свалился в воду. Что-то громадное и безногое с воем выскочило из кустов на противоположном берегу. Улисс выстрелил, отметив, что его стрела угодила крылану в плечо, потом повернулся и спрыгнул на берег, не выжидая, когда тот упадет в воду. Он вытянул лук перед собой в правой руке, а левой схватился за ветку. Его ладонь сомкнулась на колючем стволе и он вскрикнул от боли, но руку не разжал. Что-то ударилось об землю около его правой ноги. Снаряд, потерянный или сброшенный одним из крыланов. Улисс нырнул в кусты и спрятался с головой, не заботясь о возможном уроне для тетивы. Оказавшись в кустах, он продирался сквозь чащобу до тех пор, пока не оказался под громадным, вздымавшимся кустом. Он кликнул своих вождей и Авину. Кричал, пока те не отозвались. Повинуясь его приказу, они помчались сквозь чащобу и, наконец, оказались рядом со своим повелителем. Все это время бэтмены носились над джунглями, метали сверху ассегаи, дротики и пускали маленькие стрелы. Но никто не пострадал, и через некоторое время крыланы прекратили бомбардировать отряд вслепую. Они теряли при этом слишком много боеприпасов. А лучники тем временем подстрелили пятерых бэтменов. Пришлось крыланам удалиться на дерево посовещаться. Несмотря на вынужденное отступление, преимущество было на их стороне. Противник мог передвигаться только в одном направлении, а потом ему неизбежно придется карабкаться по стволу вверх или вниз, чтобы прейти на другую ветку. При этом враги непременно себя обнаружат, и крыланы смогут перебить отряд, не понеся значительных потерь -- а то и вовсе никаких. Если же враг по-прежнему будет прятаться в густых зарослях, то лишь отсрочит неизбежную гибель. Крыланы могут запросить подкрепления и выставить врагов из зарослей. А если крылатый народ не захочет вступать в открытое единоборство, голод все равно выгонит врагов наружу, когда их охотничья территория лишится дичи. Улисс постарался подсчитать своих врагов, пока те носились туда-сюда в проблесках лунного света. Он насчитал около сотни. Сейчас они все улетели, за исключением шестерых караульщиков, которые сновали вокруг, так и не приблизившись ни разу на расстояние выстрела из лука. Улисс скрючился под кустом и постарался придумать, что делать дальше. И пока он думал, его все время донимал какой-то слабый, бормочущий звук. Улисс потребовал от своих воинов полной тишины, вслушался и через минуту сообразил, что это за шум. То был дальний рокот водопада. Он отдал распоряжение стоящей неподалеку Авине, которая передала его дальше. Вышла небольшая заминка, потому что отряд в большинстве своем не желал расстаться с их теперешним убежищем. Оно давало им превосходную защиту, но Улисс знал своих людей и отлично понимал, как надо с ними обращаться. Он прикрикнул на них и объяснил, что ожидает их в будущем, если они откажутся повиноваться. Уразумев, те действовали достаточно быстро. Просто они не привыкли заглядывать далеко в будущее -- им вполне хватало и настоящего. Конец ветви или, скорее, то место, где она резко поворачивала на девяносто градусов к горизонту, находилась в двух милях отсюда. Из-за густоты зарослей, а также из-за приказа идти тихо и осторожно отряд продвигался очень медленно. В четверти мили от места их высадки Улисс вдруг увидел черно-белую пену. Он взобрался на высокое дерево, чтобы получше оглядеться, то и дело проверяя, не заметили ли его крыланы, постоянно сновавшие над головой. Как он надеялся, поднялся туман и видимость несколько уменьшилась. Рокот водопада был слышен сверху отчетливо. Он собрался было спускаться обратно, когда увидел хлопающего крыльями дхулулиха. Улисс вжался в дерево и постарался слиться с наростом коры. Лунный свет не падал прямо на Улисса, хотя через листву пробивалось достаточно лучей, чтобы сделать сумрак скорее серебристым, чем черным. Почти тут же мимо пролетел крылан. Он размахивал крыльями так медленно, что полет его напоминал парение. Но тут его крылья вновь захопали, и он пошел на снижение. Он летел прямо к дереву сквозь перемежающиеся бледно-желтым светом темноту. Его лысая голова так и сияла в лунном свете; бледные лучи касались его крыльев, более темных чем тело. Крылан пролетел над самыми зарослями и замолотил крыльями воздух, взмыв вертикально вверх. Перед тем, как приземлиться на ветвь по другую сторону ствола, он вновь перешел на парение и сел на ветку бесшумно, как сова. Когтей, чтобы уцепиться за ветку, у него не было, но он протянул руку и схватился за маленький сучок, чтобы не рухнуть вниз. Бэтмен сложил крылья и повернулся к Улиссу спиной. На нем был пояс с каменным ножом, а в одной руке он сжимал тонкое копьецо. Со шнурка на его шее свисало какое-то витое приспособление. Улисс решил, что это сигнальный рог. Это тип расселся здесь, чтобы высмотреть неприятеля -- и если заметит, затрубит в свой рог, призывая сородичей. Снизу сквозь шум водопада не доносилось ни звука. Люди Улисса заметили бэтмена и ждали дальнейшего развития действий. Джунгли выглядели необитемыми. Улисс покинул свое убежище и двинулся вокруг ствола. Его лук и стрелы лежали у подножия дерева. К счастью, они были на противоположной от крылана стороне ствола, и тень скрывала их. У Улисса оставался только складной нож, и он зажал нож в зубах: ему приходилось цепляться обеими руками, да и то продвигался он медленно -- хотя водопад и заглушал шорох, но уж хруст сломанной ветки или сильный шум листвы от чуткого слуха бэтмена не укроются. Когда Улисс ступил на ветку, где сидел крылан, тот по-прежнему смотрел в сторону. Ветка была толстой, и Улисс выпрямился, не потеряв равновесия. Его стопа скользнула вперед, вторая поднялась в воздух, коснулась земли, скользнула -- и так далее. Немного погодя Улисс остановился и вынул нож из зубов. Крылья бэтмена полуоткрылись, всплеснули и сложились вновь. Тут-то Улисс и разглядел дыру в правой перепонке. Узнал он и этот профиль, и наклон головы. Перед ним был Глих. Улисс мигом раздумал убивать. Глих ему еще пригодится. Проще было бы убить, чем взять живьем. Нужно оглушить Глиха -- и в то же время уберечь его от падения. И хотя Глик весил всего каких-нибудь сорок пять фунтов, он мог разбиться и даже погибнуть, упав с тридцатифутовой высоты. И бросаться на бэтмена слишком стремительно тоже нельзя, иначе Улисс рухнет вниз вместе с ним. Улисс подкрадывался очень медленно, опасаясь, что крылан почувствует дрожание ветки под его ста сорока пятью фунтами. Но Глих, к счастью, расположился не на тонком подвижном конце ветки, а на самой ее середине. Так что Улиссу не составило труда подкрасться и рубануть его ребром ладони по шее -- не слишком сильно, чтобы не сломать его хрупкие, а возможно, и полые косточки. Глих беззвучно осел и рухнул ничком, так что Улиссу пришлось протянуть руку и ухватить его за крыло. Он подозвал своих людей, и мгновением позже опустил обеспамятевшего крылана в поджидавшие руки. Когда Улисс спустился с дерева, Глих уже был связан и в рот ему засунули кляп. Несколько минут спустя крылан открыл глаза. Улисс встал в лунном свете так, чтобы Глик увидел, кто его пленил. Глаза Глика расширились и он забился, пытаясь освободиться. Когда его закинули за спину Улисса, словно рюкзак, он все еще брыкался. Улисс велел Вулке, вождю вагарондит, который нес Хиукса, стукнуть Глиха еще разок, и Вулка с радостью повиновался. Полмили они прошли с максимальной скоростью. Улиссу выпала честь спускаться первым. Его окутывал туман, скрыв не только от бэтменов, которые могли появиться с минуты на минуту, но и вообще от всех. Из-за тьмы и облаков, поднимавшихся из бездны, он едва видел на два фута перед собою. На его теле осели капельки воды и стало холодно. К тому же они сделали кору и пальцы скользкими. Ничего не поделаешь, надо спускаться. Будь он один или же с людьми, которые не считали его богом, он не полез бы в туман, пусть даже крыланы его и заметят. Но он не мог снять свои полномочия или нарушить слово. -- Туман -- это наша защита,-- сказал он.-- Но как всякая защита, он имеет свои недостатки. Одно другого стоит. Туман укроет нас от врагов, но в нем таится опасность. Будет скользко, и мы ничего не увидим. И вдобавок мы слишком медленно идем, подумал он, нащупывая под ногами опору. Его руки вцепились в нарост коры, одна нога оказалась в расщелине, а другая нога описывала круг в поисках выступа или щели. Наконец, нащупав выступ, он осторожно спустился, удостоверился, что держится надежно и потом двинулся дальше. Этот процесс повторялся уже бесконечное число раз, а потом сумрак посветлел, и Улисс смог хоть что-то разглядеть. Улисс оказался на твердом карнизе. Он пошел по нему, осторожно ощупывая каждый невидимый дюйм коры своими пальцами. Слева от него рокотал водопад, возле левой ноги журчал ручеек. Когда что-то коснулось его, он отпрянул и выхватил нож. В полумраке смутно виднелась маленькая стройная фигурка Авины. Она подошла поближе; ее округлившиеся глаза потемнели. Он убрал нож, и она на мгновение прильнула к нему. Ее мех был мокрым, но через минуту их тела стали согревать друг друга. Он погладил ее округлую головку, потрепал мокрые шелковистые ушки и ласково провел рукой по спине. почувствовал влажные, шелковистые ушки, потом провел рукой по спине. Сейчас она скорее походила на утонувшую крысу , нежели на то восхитительное нежное пушистое существо, которое он некогда знавал. Из тумана вынырнули фигуры остальных. Он отодвинулся от Авины, считая их по мере появления. Все. Глих дернулся. На протяжении всего спуска он был неподвижен, как мешок с костями, но теперь решил, что неплохо бы подвигаться и на всякий случай разогнать кровь. Улисс снял его со спины и развязал на ногах ремни. Маленький человечек запрыгал вокруг на своих тонких ножках с громадными ступнями, а двое вагарондит стояли, готовые прикончить его, если ему вздумается сбежать или взлететь. Улисс осторожно вышел из тумана. Вершина водопада маячила в пятидесяти футах над головой. Крыланов поблизости не было. Только кусты и склонившиеся деревья загораживали край верхней части ветки. Он обернулся и увидел, что ветвь тянулась по горизонтали насколько хватало глаз. Ничто не мешало им построить новые плоты и продолжить путешествие вниз по течению. Но до прихода ночи им придется прятаться в джунглях. Большую часть дня можно потратить на сон, хотя следует уделить время для охоты. Съестных припасов у них здорово поубавилось. Поздно вечером отоспавшийся, но изнывающий от голода отряд разделился на четыре охотничьих партии. Через час они забили безногого крокодила, гипопокрыса, двух больших рыжих коз и трех громадных обезьян. Они хорошо поели этим вечером, и каждый почувствовал себя куда лучше. Они нарубили деревьев, нарезали лиан, связали их вместе и вышли в плавание. Перед закатом они добрались до следующего понижения громадной ветви и нового водопада. Они перебрались по берегу, не заходя в полосу тумана, и к заходу солнца достигли русла следующего потока. После сна и охоты они построили новые плоты. Русло третьего потока лежало у основания Дерева или, как сказала Авина, у Подножия Вурутаны. Гигантские стволы, ветви и прочая растительность, вздымающаяся на десять тысяч футов в высоту, сплеталась так густо, что лишь немногие солнечные лучи пробивались сквозь заслон. Здесь и в полдень царили глубокие сумерки, а до и после полудня ночь накрывала вороновым крылом все промежутки между стволами, подымающимимся из болота. Земля под Деревом впитывала водопады и ливни, которые скатывались с ветвей и колоссальных листьев, когда их не могла поглотить покрывающая Дерево растительность. У его подножия образовалось болото -- обширная, невыразимо гнетущая топь. Глубина воды колебалась от одного дюйма до нескольких футов, достаточных, чтобы утонуть. Из воды и грязи тянулось вверх множество странных, мерзко пахнущих, блеклых пятнистых растений. Сумрак был населен кошмарами. Громадные куски коры, многие размером с бунгало, падали со стволов Дерева вниз, ломая ветви и сбивая со стволов другие гигантские ошметки подгнившей коры. Дерево, словно Мировой Змей северной мифологии, сбрасывало свою шкуру. Кора подгнивала, обламывалась и либо падала на вершины могучих ветвей, догнивая там, либо летела вниз и подобно холодным черным падающим звездам рушилась в воду или жижу болот. Там, полузатонувшая, она сгнивала окончательно, а насекомые и паразиты, которые кишели в этом сумеречном мире, буравили громадные массы обломков, делая их своим домом. Там жили длинные, тонкие, трупного цвета черви с волосатыми головами; темно-синие жуки с громадными челюстями; длинноносые саблезубые землеройки, бледно-желтые скорпионы; яркоие красно-черные змеи с крошечными рожками, венчающими их трехгранные головы; многоногие, мягкотелые, с дюжиной антенн, длинные существа, которые, когда до них дотрагивались, выделяли с громким хлопком мерзкий вонючий газ и множество других отвратительных тварей. Повсюду в сумраке высились гигантские обломки коры, словно оставленные ледником валуны, где кишела ядовитая паразитическая жизнь. Вокруг искромсанных глыб росли высокие, стройные, лишенные ветвей растения, усыпанные сердцевидными желто-зелеными ягодами, растущими прямо из трещин роговой оболочки растений. Росла там и густая, скользкая трава, подымавшаяся на фут-другой над болотной мутной жижей. А над ней порхали какие-то ширококрылые насекомые с телом и крыльями цвета кожи покойника, головы их были абсолютно белыми с двумя круглыми черными метками по бокам и одной чуть изогнутой меткой посередине, так что с виду они напоминали череп. Они летали бесшумно, лишь иногда касаясь кого-нибудь из отряда кончиками крыльев, заставляя того шарахаться в сторону. Но любое движение или звук казались здесь приглушенными. Путники переговаривались очень тихо, подчас шепотом, и совсем не смеялись. Они погружали ноги в воду и в хлябь под ней и потом медленным, едва ли не виноватым движением вытаскивали их наружу, так что чавкающие звуки казались слабыми и нежными. Отряд держался вместе, и никто не хотел даже отойти на шаг в сторону, в кусты или под высокие, бледные, серо-голубые стебли, чтобы справить нужду. Улисс подумал вначале, что ему следует держаться болот. Хотя путешествие будет медленным и тяжелым, зато эти места казались более безопасными по сравнению с районами вершин, где водилось слишком много разумных созданий. Но одного дня и одной ночи у Подножия Вурутаны оказалось для него (а тем более для его людей) вполне достаточно. Следующим утром, когда он подскочил на добрый фут кверху, как только кроваво-красная лягушка спрыгнула с обломка коры ему на плечи, а потом в мелкую лужу, он решил, что с него хватит. Они пробовали уснуть на куске коры величиной с небольшой дворец. Но всю ночь были вынуждены отбиваться от созданий, повылезавших из своих нор в коре, и выслушивать крики болотных тварей. Улисс решил, что им следует вернуться на одну из ближайших ветвей. Им пришлось пересечь обширное пространство, полное каверн с зыбучими песками, так что до твердой поверхности гигантской колонны, ныряющей с небес в болото, они добрались только к полудню. Преисполнившись благодарности, они начали карабкаться вверх и к сумеркам достигли желанного горизонтального участка ветки; здесь имелся даже ручей, правда, с виду не иначе как ядовитый. Вода в нем была карминово-алой. Улисс изучил ее и обнаружил, что виной тому миллионы крошечных созданий, почти неразличимых по отдельности. Глих предпочел развязать язык и сказал, что эти животные плодятся здесь каждый год. Он не знал, откуда они берутся и куда исчезают. Воды речки и источников будут оставаться красными еще около недели, а потом очистятся совсем. А до тех пор крохотные создания послужат пищей для птиц, рыб и лесных животных. Глих порекомендовал сварить из них суп. Улисс внял его совету, но заставил Глиха первым отведать суп. Через несколько часов, прошедших без каких-либо последствий для бэтмена, Улисс решился. Он выпил полную миску и нашел суп очень вкусным и сытным. Следующие несколько дней путешествия на плотах им было достаточно для пропитания зачерпнуть воды с красными существами. Они быстро продвигались вперед, ибо не испытывали необходимости останавливаться для охоты. Отряд пересек приблизительно пятьдесят миль, преодолев три водопада, и, наконец, достиг нижнего уровня потока. К этому времени алые тварюшки исчезли. Когда настала пора нового подъема, Улисс не то из любопытства, не то повинуясь случайной причуде настроения, велел подниматься как можно выше. Восхождение по сучковатому и изъеденному трещинами вертикальному стволу заняло три дня. Ночью путники спали на выступах коры, достаточно больших, чтобы разместить весь отряд. На третий день они вошли в облака и вырвались на свободу только вечером. Но утро оказалось безоблачным, и отряд мог заглянуть в бездну. Они находились на высоте, по меньшей мере, десяти тысяч футов. Ствол вздымался еще на две или три тысячи футов, но подыматься выше не имело смысла. Ветвей на такой высоте больше не было. А эта ветвь оказалась неожиданно удачной: она тянулась, казалось, вечно и имела очень пологий наклон. У соединения ствола с ветвью бил источник, в него вливалось еще множество ручьев, образуя поток, который через милю был уже судоходен. Каждую милю или около того ветвь выбрасывала вертикальный отросток, который тянулся, насколько путники могли судить, до самого дна, или соединялся с другими ветками ниже. Чтобы бэтмены не попытались смыться, Улисс понаделал дырок в их летательных перепонках и связал их вместе тонкими жильными веревками. Он заставил их карабкаться по стволу, ибо их объединенный вес был слишком велик, чтобы при этом длительном восхождении кто-то тащил их на закорках. Когда отряд карабкался по отвесному стволу, покрытому корой, крыланы во избежание побега находились в самой середине шеренги: ведь эти легкие создания могли карабкаться куда быстрее, чем даже самые ловкие из вуфеа. Улисс приказал разбить лагерь. Несколько дней путники отдохнут, поохотятся, поразведают все вокруг. Улисс надеялся найти еще одно дупло в стволе и поэкспериментировать с коммуникационной мембраной внутри. После пребывания у вуггрудов он постоянно искал другие дупла. Он был уверен, что их существуют тысячи, но не заметил ни одного. А ведь по словам крыланов, их повсюду полным-полно. Какая досада -- знать об этом и оказаться не в состоянии отыскать их. Однако он был уверен, что каждое дупло охраняют медведеподобные вуггруды или храушмиддумы -- люди-леопарды. И если они превосходили числом его отряд, он не мог себе позволить новой встречи с ними. Но Улисса распирало. Только бы добраться до коммуникационной мембраны. Теперь он узнал код. Он был сделан на основе обычного торгового языка и напоминал азбуку Морзе, благо тоже состоял из комбинации длинных и коротких импульсов. Эти сведения Улисс выудил из Глиха во время долгих ночей, когда все отдыхали от дневных забот. Хиукс наотрез отказался сообщить ему код. Более того, Хиукс не хотел даже признать, что он вообще существует. Но Глих был из другого теста. То ли у него был ниже болевой порог, то ли меньше силы воли. А может, он просто оказался поумнее Хиукса и понял, что рано или поздно ему придется заговорить. Так почему бы не сказать сразу и уберечь себя от излишних страданий? Хиукс обозвал Глиха предателем и жалким бесхребетным трусом, а Глих ответил, что если Хиукс не заткнется, он сам его прикончит при первой же возможности. Хиукс отпарировал тем, что это он сам убьет Глиха при первом же удобном случае. И хотя Глик выдал код, он не выдал -- или не смог -- местоположение центральной базы своего народа. Он клялся, что ему надо подняться довольно высоко над Деревом, чтобы разглядеть основные навигационные ориентиры, которые окончательно укажут ему путь к базе. Этими ориентирами были высокие стволы с особыми листьями, которые можно было отыскать только с высоты двух тысяч футов. Возможно, сейчас они находились под одним из них, но он был не в силах определить это сразу. Улисс разочарованно пожал плечами. Он не вынашивал бы планов нападения на базу, даже если бы знал о ее расположении. Ему недоставало сил для вторжения. Но Улиссу хотелось бы знать, где она находится, чтобы когда-нибудь он с достаточными силами смог бы ее атаковать. Ничего, так или иначе он сумеет все выведать. Он сидел, прислонившись спиной к относительно плоскому выступу растрескавшейся коры; в десяти футах перед ним горел костер. Ночь почти наступила. Внизу она уже наступила. Небо было все еще синим и лишь вдалеке облака тронуло розовым, светло-зеленым и темно-серым. Крики и рев охотящихся животных и их жертв доносились, как порождение давно забытых кошмаров, настолько они были далекими и слабыми. Оба крылана сидели возле Улисса бок о бок, но не переговариваясь и даже не глядя друг на друга. Вуфеа, вагарондит и алканквибы расположились вокруг шести огромных костров. На ветке, а также, спрятавшись, на выступах коры, по бокам ее стояли часовые. От аромата жареного мяса и рыбы так и текли слюнки. Охотники уже прошлись по ветке и возвратились с тремя четверорогими, поросшими каштановой шерстью козами, десятью громадными рыбами (отнятыми у черно-серого пятнистого кугуара, который поймал их), с полными сумками самых разнообразных ягод и тремя огромными мохнатыми обезьянами. Охотники доложили, что растительность на вершине составляют в основном низкорослые хвойные деревья с толстыми стволами, ягодные кусты, трава высотой по колено, растущая из набитых землей трещин, и мох. Речка изобиловала рыбой, но крокодилов и гиппопокрысов нигде не было видно. Казалось, хищников здесь представляли только черно-серые пумы, маленькие медведи и несколько видов выдр. Из других животных встречались в основном, козы и обезьяны. Этой ночью путники сытно поели и улеглись спать как можно ближе к огню, только чтобы не обжечься: на такой высоте после захода солнца становилось морозно. Позавтракав поутру остатками ужина, путники принялись за постройку плотов. Они повалили несколько елей, достигавших в высоту едва ли давдцати футов, и связали плоты. А затем в наилучшем расположении духа окрыленный надеждами отряд отправился в плавание. В кои-то веки они не обманулись и не разочаровались. Поток нес их с ровной скоростью, где-то около тридцати миль в час и доставил к расширению ветви. Здесь он не сорвался вниз отвесным водопадом, а лишь разлился во все стороны по широкой площади, отгороженной уходящим вверх изгибом ветви. Отряд разобрал плоты и перенес бревна вверх по косогору. Сразу же на вершине путники нашли еще один ручей, который вскоре превратился в реку. Они связали плоты и отдались на волю потоку. Раз десять им пришлось повторить переправу. Наконец они добрались до места, где течение реки не прерывалось дольше всего. На протяжении шестидесяти миль уклон был таким медленным, что вода то и дело заболачивалась. По прикидкам Улисса отряд покрыл уже около ста пятидесяти миль по одной ветви. Глих заверил, что им просто повезло найти такую -- подобных ей совсем немного. Путники выбрались из холодной липкой трясины болота и карабкались до тех пор, пока не нашли подходящую ветвь на высоте около шести тысяч футов. Десятью днями позже они вышли к водопаду, подножие которого находилось в пяти тысячах футах под ними. И здесь Дерево кончилось. Улисс был ошеломлен. Ему стало немного не по себе. Он так привык к миру одного гигантского Дерева со множеством листьев, переплетающихся и извивающихся ветвей, протянувшихся до небес стволов, густой растительности, что весь мир начал представляться ему Деревом. А теперь его взгляду открылась равнина, тянувшаяся, возможно, миль на пятьдесят-шестьдесят, а дальше виднелись вершины гор. По другую сторону, если верить Глиху, было море. Авина стояла так близко к Улиссу, что ее мохнатое бедро коснулось его тела. Ее длинный черный хвост ходил взад и вперед, то и дело щекоча пушистым кончиком его ноги. --Вурутана пощадил нас,-- сказала она.-- Я не знаю, почему. Но на то у него были свои причины. Улисс возмутился. --А ты не думаешь, что мы обязаны своим успехом моей божественной силе? -- поинтересовался он. Авина вздрогнула и искоса взглянула на него. Ее глаза были огромными, как всегда, но зрачки превратились в узкие щелочки. --Прости меня, Повелитель,-- вымолвила она.-- Мы все обязаны тебе. Без тебя, конечно, мы все давно бы погибли. И все же по сравнению с Вурутаной ты маленький бог. --Больше размером не означает -- сильнее,-- возразил Улисс. Он злился не потому, что она отрицала или принижала его божественную сущность -- он еще не настолько спятил. Просто он рассчитывал на благодарность за то, что ему удалось вывести свой отряд наружу. Хотелось, как простому смертному, хотя и вынужденному напоминать о своей божественности. А благодарности Авины Улисс жаждал больше, чем чьей-либо другой. Почему бы это? Почему это красивое, но совершенно ему чуждое создание, разумное, но несхожее с человеком, столько значит для него? Хотя почему бы и нет? Она с первого дня стала для Улисса опорой, она обучила его языку, разговаривая с ним, она оказывала ему разнообразную помощь -- и, не в последнюю очередь, моральную поддержку. И физически она очень привлекательна. Улисс так давно не видел ни одного человеческого существа, что свыкся с обликом нечеловеческих. Авина была очень красивой самкой (он едва было не подумал -- женщиной). Но все же, несмотря на искреннюю привязанность, Улисс порой испытывал к ней отвращение. Это случалось, когда она оказывалась чересчур близко к нему. Улисс отодвинулся, и Авина бросила на него загадочный взгляд. Догадалась ли она, о чем он думает? Правильно ли истолковала его движение? Он надеялся, что нет. Ибо если она догадалась, у нее хватит ума и понятливости сообразить, что уклонение от физического контакта было просто его обороной. И она поймет, как понимает и сам Улисс, почему он вынужден обороняться. Он окликнул Вулку и остальных вождей. --Вперед! Спускайтесь с Дерева вслед за мной. Вскоре мы вступим на хорошую, твердую землю! Спуск прошел достаточно легко, хотя Улиссу и приходилось подавлять в себе стремление рвануться вниз очертя голову. Теперь, когда он вот-вот вырвется на свободу, Черно-серая громада Дерева казалась еще более угрожающей, чем когда они были внутри. Но ничего не случилось. Ни вуггруды, ни храушмиддумы не вырвались из Дерева, чтобы совершить свое последнее нападение. Однако, раз они вышли на открытую равнину, их стало просто обнаружить с воздуха. До наступления темноты было бы лучше оставаться под сенью Дерева и лишь потом двигаться дальше. На счастье, здешняя почва у основания Дерева была не столь болотистой. Едва сойдя с ветви, по которой бежал ручей, путники вступили на сухую, твердую землю. Они разбили лагерь по северную сторону ветви, уходившей в землю под углом в сорок пять градусов. Улисс изучил равнину, покрытую невысокой, буро-зеленой травой и видневшимися изредка акациевидными деревьями. Там бродили громадные стада травоядных: лошадей, антилоп, буйволов, жирафоподобных существ, которые, как он думал, произошли от лошадей, слоноподобных животных, вероятнее всего происходящих от тапиров, громадных, толстоногих кроликов и голубых, с изогнутыми клыками, длинноногих свиней. Там водились и хищники -- двенадцатифутовый бегунчик, геопардоподобный леопард и стаи мохнатых, как дикобразы, львов. Этой ночью отряд двинулся прочь от Дерева. Они не ушли далеко, потому что охота заняла слишком много времени. На рассвете путники разожгли костер в рощице акаций и поджарили мясо, а потом уснули в тени деревьев, выставив нескольких часовых. На третий день отряд достиг горной гряды. Глиху даже пытками угрожать не пришлось. Он добровольно сообщил о перевале, и отряд два дня продвигался вдоль гор, пока перевал не был найден. Еще два дня ушло на то, чтобы перебраться через горы. Как-то под вечер отряд обогнули склон горы, и там в закатном сиянии перед ними предстало море. Потом солнце зашло, и небо почернело. Сам не зная почему, Улисс чувствовал себя счастливым. Возможно, горы заслонили от него облик Дерева, а ночь сокрыла все, способное напомнить, что он не в том времени и не на той Земле, где родился. Звезды слагались в необычные созвездия, но он может не обращать на них внимания. Куда сложнее оказалось немного спустя не обращать внимания на Луну -- слишком уж она была большая, синевато-зеленоватая с белыми крапинками. Путники поднялись на рассвете, позавтракали и начали спускаться по склону горы. К вечеру они достигли ее подножия и следующим утром они двинулись по относительно гладкой равнине к морю. Вначале отряд пробирался густым лесом, но уже на второй день вышел к полям, к домам и огороженным сараям. Дома были квадратными, иногда двухэтажными, сооруженными по большей части из бревен, а то и и из гранитных блоков, грубо обработанных и скрепленных известкой. Сараи были частично каменными, частично деревянными. Улисс обошел несколько и обнаружил, что там никого нет, кроме разве что диких зверей. Повсюду было полным-полно деревянных и каменных статуй и несколько картин -- очень примитивных, но на них хватало человеческих фигур, чтобы уверить Улисса, что художник, вероятно, был человеком. Улисс подумал был, потому что не нашел нигде ни одного человеческого существа, будь то живого или мертвого. Он то и дело натыкался на обгоревшие останки домов и сараев. Была тому причиной война или несчастный случай, он не мог определить. Домашние животные поудирали либо подохли с голоду. Нигде не осталось даже человеческих костей. --Что здесь произошло? -- спросил Улисс у Глиха. Глих взглянул на него, пожал своими костлявыми плечами и распростер крылья насколько позволяла веревка. --Не знаю, Повелитель. Последний раз я был здесь шесть лет назад, и тогда здесь жили врумау. Помимо случайных набегов нешгаев* и вигнумов они вели мирный образ жизни. Возможно, мы выясним, что произошло, когда войдем в главную деревню. Вот если бы мне разрешили полететь вперед, я мог бы живо разузнать... *Название "нешгаи является откровенной анаграммой "ганеши". В индуизме Ганеша -- слоноголовый сын Шивы, бог и покровитель поэтов, актеров, художников и вообще людей творческих. Отличается изрядным хитроумием. Как вскоре увидит читатель, автор воспользовался этой анаграммой отнюдь не зря. Он наклонил голову и кисло улыбнулся. Конечно, он не мог всерьез на это надеяться и Улисс даже не потрудился ответить. Отряд впервые натолкнулся на кладбище, и Улисс остановил шествие. Он побродил внутри, изучая надгробные памятники. Они были вытесаны из толстых обрубков красного дерева и увенчаны черепами различных птиц и зверей. Больше на них не было ничего, а Глих и Хиукс понятия не имели, что эти черепа значат. Далее отряд следовал по узкой грязной дороге. Все более многочисленные фермы по-прежнему пустовали. --Судя по тому, насколько разрушились дома и густоте поросли вокруг, я бы сказал, что их покинули примерно год назад,-- произнес Улисс,-- может, даже два. Глих сообщил ему, что врумау были единственными человеческими созданиями, о которых он знал -- не считая, конечно, тех, что были рабами нешгаев. Собственно, врумау могли быть потомками беглых нешгайских рабов. Но, с другой стороны, нешгаи могли раздобыть рабов, напав на врумау. В любом случае, врумау обитали на площади в сотню квадратных миль и имели население в сорок пять тысяч человек. У них было три главных поселения с пятью тысячами горожан в каждом, а остальные жили на фермах или охотились. Они торговали с дхулулихами и паусаидурами. Последние, согласно Глиху, обитали в море, а не на его побережье. Если верить описаниям Глиха, они были своего рода дельфинокентаврами. Улисс принялся расспрашивать об истории людей, но Глих открыто признал свое полное невежество в этом вопросе. Улисс решил, что знает об этом мире еще меньше, чем когда открыл глаза в горящем храме вуфеа. Ну, может, и не меньше. Зато путаницы у него в голове прибавилось. Существовало великое множество разумных видов, и большинство из них явно вопреки теории эволюции, а тут еще человеческие существа исчезли так внезапно и загадочно. Все эти дни он жил одной надеждой: увидеть вновь человеческие лица, услышать человеческий голос, прикоснуться к человеческой коже. А люди исчезли. Проселочная дорога тянулась все дальше и дальше, и наконец вывела путников в прибрежную деревеньку на сваях. Она располагалась в бухте со множеством вытащенных на берег судов, начиная от маленьких лодок и кончая кораблями, похожими на корабли викингов. Очевидно, буря порвала их якорные цепи и выкинула их на отмель. Деревня выглядела так, будто все решили оставить дневную трапезу и убраться восвояси. Около четверти домов было сожжено начисто, но это можно было приписать и небрежному отношению с огнем в очагах. И лишь одно портило картину всеобщего добровольного исхода -- высокий деревянный столб в центре главной площади. Его вершину венчала вырезанная деревянная голова. Безволосая голова с огромными веерообразными ушами и длинным, как змея, носом. Из открытого рта торчали четырехфутовые слоновьи бивни. Раскрашена голова была темно-серой краской. --Нешгаи! -- воскликнул Глих.-- Это голова нешгаи. Они оставили это в ознаменование победы. --Если они захватили эту деревню штурмом, где следы борьбы? -- не поверил Улисс.--Где скелеты, например? --Очевидно, нешгаи прибрали за собой,-- ответил Глих.-- Они -- очень опрятный народ. Они любят чистоту и порядок. Улисс огляделся в поисках массовых захоронений и нашел несколько гигантских могил. Он раскопал одну и обнаружил около сотни скелетов, сплошь человеческих. --Нешгаи, должно быть, забрали своих погибших к себе на родину,-- заметил Глих.-- Нешгаи всех хоронят в одном месте, очень священном месте. --Как долго жили здесь врумау? Уж столько-то ты о них знаешь? --О, на мой взгляд, около двадцати поколений,-- сказал Глих и скорчил рожу. --Около четырехсот лет,-- проговорил Улисс. Почему он не очнулся на сотню лет раньше, подумал он. Тогда он нашел бы своих сородичей и обосновался среди них, завел бы детей. А с его технологическими познаниями нешгаи бы людей не одолели. Скорей уж, наоборот. Конечно, теперь он был бы уже мертв. А над его могилой высился бы столб с черепом какого-нибудь животного на верхушке и надписью: "ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ УЛИСС ПОЮЩИЙ МЕДВЕДЬ, 1952 - 10.000.000". Около часа Улисс пребывал в самом мерзком расположении духа. Все равно ведь помирать -- так зачем еще о чем-то беспокоиться? Почему бы ему не вернуться в деревню вуфеа, не поселиться среди народа, который поклоняется ему как божеству? А что до подруги жизни, в которой он так нуждается... Но через час Улисс стряхнул с себя остатки подавленности. В самой природе жизни таится неверие в собственную смерть и стремление поступать так, словно эта самая жизнь будет продолжаться вечно. И словно пустяки имеют громадное значение. Относиться к жизни и смерти реалистически можно только за гранью реальности. Там, где начинается безумие. Ну не смешно ли -- чтобы не стать безумным, надо забыть о том, что безумен мир...или хотя бы поступать так, словно мир не спятил. Он исследовал дома и храмы, а потом спустился к пляжу. Там все еще стоял на якоре корабль, не успевший рассыпаться окончательно. Его корпус был поврежден, и несколько бревен нужно было заменить, но в доках вполне хватит на складах всего необходимого. Улисс объяснил вождям, что от них требуется.Они закивали, будто все отлично поняли, но взгляды их выдавали сомнение. Или, скорее, испуг. Улиссу пришло в голову, что они ничего не знают о мореплавании. Все, кроме бэтменов и самого Улисса впервые увидели море. --Поначалу мореплавание покажется вам странным, а то и опасным,-- сказал Улисс.-- Но вы научитесь. А когда вы узнаете, что делают и чего не делают на море, оно вам может даже понравиться. Вожди все равно выглядели исполненными сомнений, но поспешили выполнить приказ. Улисс принялся изучать мачты и снасти. Все лодки и корабли имели прямые паруса. Очевидно, косого паруса врумау не знали. А значит, и понятия не имели о лавировании или плавании против ветра. Этого Улисс понять не мог. Пусть человек вышел в море за много тысяч лет до изобретения паруса, дававшего ему возможность лавировать против ветра. Но раз косой парус был когда-то изобретен, ему следовало бы навечно остаться в человеческой технике. Если же этого не случилось, значит, в преемственности человеческих знаний существовал катастрофический пробел. Люди впали в варварство и, по крайней мере, несколько поколений не имели контакта с морем. И не осталось никаких знаний, даже устных преданий. Улисс выбрал для жилья большой дом, в котором разместился с Авиной и вождями, велев остальным занять три отдельных дома. Часовых расставили у главных ворот, приказав при виде чего-либо подозрительного бить в громадные барабаны в караулке над воротами. Через три недели корабль был готов. Его спустили на воду из дока, и Улисс вывел свою команду в первое плавание. Его матросы получили устные указания -- и изо всех сил старались воплотить свои скудные знания в жизнь. Несколько раз они чуть не перевернули судно. Однако после недели упорных тренировок команда была готовы к длительному каботажу вдоль берегов. Улисс наряду с разработанной косой оснасткой построил и установил руль. Корабли врумау оснащались для управления большими веслами. Он окрестил судно "Новой надеждой" и в один прекрасный день отбыл в земли нешгаи. Берег был пологий со множеством великолепных пляжей, и только иногда встречались редкие утесы. Море казалось относительно мелким на протяжении двух миль от берега и свободным от мелей и громадных скал. Почти к самому пляжу спускались заросли гигантских дубов, платанов, елей, сосен и некоторых неизвестных на земле его времени деревьев. Там водилось множество животных: оленей, антилоп, длинношеих громадных лошадей, которых он называл, думая по-английски (а это случалось нечасто), "жирконь", буйволов, высоких, похожих на волка животных, тюленей и черепах. Улисс спросил у Глиха, почему земли между нешгаи и врумау оказались лишенными разумной жизни. --Я могу только предполагать,-- заявил недомерок-бэтмен.-- Но, на мой взгляд, так случилось потому, что вся разумные существа побережья ушли жить с Деревом. Улисс отметил про себя это "с Деревом". Почему не НА Дерево? Глих говорил так, словно разумные существа получили приглашение и отправились жить в один общий дом. --С Деревом жить проще,-- продолжал Глих.-- Там можно укрыться от врагов, а пища обильна и доступна. --А крокодилы и гиппопокрысы поедают зазевавшихся рыболовов,-- подхватил Улисс.-- И если Дерево изобилует дичью, то оно изобилует и кровожадными зверями, большинство из которых не брезгует полакомиться человеком. А если племени проще скрыться, то к нему не менее просто незаметно подкрасться, когда оно уже обнаружено. У густой растительности есть не только преимущества, но и недостатки. Глих пожал плечами и улыбнулся с видом собственного превосходства. --Верно. Но и это хорошо, что некоторые умирают, иначе племена так расплодились бы, что не хватит ни места, ни еды. Кто-то должен страдать во имя большинства. Кроме того, между народами Дерева нет войны. Во всяком случае, такой, как представляешь ее ты и народы равнины. Дерево следит за своими племенами и, когда племя становится слишком многочисленным, Дерево уведомляет его соседей, что они вправе пойти на него войной. Оно также предостерегает племя от нападения. Потом молодые воины обоих племен устраивают сражение. Или иногда, на короткий срок, им разрешается нападать на поселения. Тогда позволяется убивать самок и детенышей. Но так случается довольно редко. А когда случается, никто не возржает. Эти маленькие стычки придают жизни содержание и колорит. --Тогда почему нешгаи и врумау не пошли жить с Деревом? -- спросил Улисс. --Нешгаи возомнили, что они лучше Дерева! -- гневно выпалил Глих.-- Эти неуклюжие, толстопузые носопыры были такими же дикими, как вуггруды и храушмиддумы. А потом они откопали захороненный город Шабавзинг и нашли в нем множество вещей, которые помогли им подняться от варварства к цивилизации за три поколения. К тому же они такие большие и неповоротливые, что не смогли бы ни устроиться удобно на Дереве, ни вскарабкаться повыше. --А врумау? --Они жили с Деревом -- когда-то. А потом, вопреки приказаниям Дерева оставаться на месте, ушли. Очень упрямый, склочный и вздорный народец. Да ты и сам увидишь, если найдешь их. Они перебрались к морю и построили там свои жилища. Некоторые говорят, что сначала они объединились с нешгаями, которые потом их предательски поработили. А потом некоторые врумау бежали и пришли сюда, чтобы основать нацию, мечтая однажды выступить в поход против своих бывших хозяев... Но, очевидно, нешгаи их опередили. Казалось Глих был очень доволен участью людей. --Теперь настал черед нешгаи,-- добавил он.-- И их смерть придет с Дерева, которое ничего не забывает и не прощает. Сейчас нешгаи терпят урон от нападений фишнумов -- собратьев вуггрудов, и глассимов, родственников храушмиддумов. Их посылает из своих недр Дерево, чтобы истерзать, обескровить нешгаев и истребить их. --Та же участь ждет народы северных земель,-- добавил он с еще большим злорадством.-- Если они откажутся жить с Деревом. Дерево понемногу разрастется и захватит все равнины, всю землю, за исключением узкой полоски вдоль побережья. И Дерево не потерпит никаких разумных существ на побережье. Так или иначе оно их погубит. --Дерево? -- переспросил Улисс.-- Или дхулулихи, которые используют Дерево, чтобы навязать всем свою волю? Мнимые слуги Дерева и его настоящие хозяева? --Что? -- воскликнул Глих и покачал головой.-- Неужели ты в это веришь? Да ты просто рехнулся! Все же он едва сумел скрыть торжествующую улыбку, так что Улисс призадумался, не попал ли он ненароком в самую точку. Если его теория была не только теорией, она могла многое объяснить. Но многое по-прежнему требовало объяснений. Откуда взялось Дерево? Он не мог поверить, что оно естественным порядком развилось из какого-то растения, жившего в его дни. А тут еще загадка происхождения всех этих совершенно не родственных друг другу разумных существ. Судно плыло вдоль побережья, держась вблизи берега и бросая якорь, когда небо покрывалось тучами, затрудняя надежную навигацию. Когда была видна Луна, корабль плыл всю ночь. Глих и Хиукс время от времени сообщали что-нибудь о нешгаи. Большей частью они жались на платформе у основания мачты, их крылья едва ли не подметали дощатую палубу. Их голову над закутанными в одеяла плечами часто сближались. Невзирая на обоюдную ненависть, крыланы переговаривались. Слишком уж они были напуганы, несчастны и одиноки, чтобы не прибегнуть к единственному утешению -- родной речи. Улисс не знал, что с ними делать. Они сообщили ему почти все, что он хотел узнать. Он был уверен, что смог бы получить и другие сведения, если бы знал, о чем спрашивать. Но он опасался, что когда-нибудь они найдут способ сбежать и вернутся с целой ордой своих сородичей. Каждый минувший день увеличивал для бэтменов возможность побега. Улиссу не хотелось убивать их, хотя это было бы вполне логично. Да, но ведь крыланы так и не выдали расположение основного города. Бэтмены утверждали, что дорогу домой они могут найти только по воздуху. Улисс воспользовался этим предлогом, чтобы сохранить им жизнь. Когда-нибудь они смогут указать путь к своей базе, пусть даже с воздуха. В конце концов никто из бэтменов и не подозревал о существовании шаров и дирижаблей, а посему пусть пока тешатся мыслью, что их секрет останется в безопасности. (окончание следует)