Катарина Кэр. Заклятье клинка.

Katharine Kerr. Daggerspell.
перевод с англ. - О. Колесников

Моему мужу, Говарду, который помог мне гораздо больше, чем сам полагает. Без его поддержки и преданности я никогда не закончила бы этой книги.

Б л а г о д а р н о с т и.

Я очень благодарна следующим моим друзьям:

Барбаре Дженкинс в особенности, которая положила начало моей карьере, подарив мне когда-то давным-давно мою первую игровую фантазию.

Алисе Брайтин, моей матери, которая оказывала мне моральную поддержку и неизменное одобрение и, что самое важное, подарила превосходную пишущую машинку.

Элизабет Помейд, моему агенту, которая взялась за осуществление эксцентричного проекта и фактически реализовала его.

Грегу Стаффорду, чья вера в мое мнение о его произведениях помогла мне в оценке моих собственных.

Конраду Балосу - самому лучшему на Западе специалисту по ремонту пишущих машинок.

И особенно - Джону Джекобсену, самому лучшему товарищу по играм, которого я когда-либо имела в детстве.

ПРОЛОГ

В году 1045

Люди видят жизнь как путь от темноты к мраку. Боги видят жизнь как процесс умирания...

'Тайная книга Кадваллона Друида'

Ей напомнили в Зале Света о ее Судьбе. Здесь все над лугом сияло, и пульсирующий золотой цвет, как сердцевина пламени свечи, заполнял вечность. Собеседниками были языки пламени, окруженные сияющим светом, а их слова были искрами. У них, великих лордов Судьбы, не было ни лиц, ни голосов, потому что все человеческое было давно сожжено долгим пребыванием в Залах Суда. У нее, как и у всех, не было ни лица, ни голоса: она была слабым, крошечным мерцанием тусклого пламени. Но она слышала их разговор о ее Судьбе, о ее миссии, ее долгом пути к избавлению - о том бремени, которое ей предстоит принять добровольно.

- Через много смертей пройдешь ты к этому перерождению, - сказали они ей. - Настало время исполнить то, что предназначено Судьбой. Всей сущностью своей души ты принадлежишь к порокам. Ты запомнишь?

- Я постараюсь запомнить, - ответила она. - Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы запомнить свет.

- Тебе помогут запомнить, - сказали они. - А сейчас - иди. Настало время умереть и войти во мрак.

Когда она начала опускаться перед ними на колени, они бросились к ней и запретили ей сделать это. Они знали, что сами были всего лишь слугами истинного света, ничтожными слугами в сравнении с величием Сияния, которое было выше всех богов. Вступив в серую туманную страну, она заплакала, тоскуя по свету.

Там тысячи духов и видений были окутаны туманом, а говорящие, словно ветром, подбрасывали ее вверх своими словами. Они погоревали вместе с ней о ее мучительном падении, которое ей пришлось совершить во тьме. У этих духов ветра были лица, и она представила себе, что у нее тоже есть лицо. В них во всех оставалось еще то, что присуще людям. Когда они заговорили с ней о человеческом, она вспомнила о страсти, об ощущении соприкосновения тела с телом.

- Вспоминай свет, - шептали они ей. - Держись света и следуй по пути Двуумера.

Ветер понес ее вниз сквозь серый туман. Везде вокруг себя она ощущала желание, вспыхивающее, как молния в летнюю грозу. Вдруг в ее памяти всплыли летние грозы, дождь на лице, сырая прохлада в воздухе, жар костра, вкус еды во рту. Воспоминания порхали, как маленькая птичка, и увлекали ее все ниже и ниже. Затем она вспомнила, что однажды любила и почувствовала его близость, а затем и его желание. Она ощутила его рядом с собой - так близко, что ее словно обожгло огнем. Его страсть увлекала его за собой, неся все ниже и ниже, круг за кругом, как опавший лист, подхваченный крошечным водоворотом у речного берега. Затем она вспомнила реки, воду, искрящуюся на солнце.

- Свет, - сказала она себе. - Вспомни, ты поклялась служить свету.

Внезапно ее охватил ужас: задача была очень сложной, а она - очень слабой и человечной. Ей захотелось вырваться на свободу и вернуться к свету, но было слишком поздно. Вихри страсти несли ее круг за кругом до тех пор, пока она не почувствовала себя тяжелой, объемной и ощутимой. А потом был мрак, теплый и мягкий, усыпляющий мрак околоплодных вод: нежный и надежный плен чрева.

В это время на побережье Элдифа, покрытом буйными лугами и пересеченном небольшими речушками, фермеры пасли своих коров, лениво бредущих по земле. Эти луга служили травнику хорошим местом для поиска новых растений, и старый Невин часто приходил сюда. Внешне он выглядел совсем как оборванец: непричесанные всклоченные пряди белых волос, грязная коричневая одежда, нуждавшаяся в починке. Но было что-то во взгляде его прозрачно-голубых холодных глаз такое, что вызывало уважение даже у потомственных лордов. Каждый, кто встречал его, обращал внимание на его внутреннюю энергию, сквозившую во взгляде, несмотря на то, что кожа его лица была сморщенной и старой, и руки были перепачканы. Он много ездил по Элдифу верхом на своем мерине, ведя позади своего мула, и хорошо знал нужды живущих здесь бедняков. Он - чудо, говорили все фермеры, и половина из них считала, что ему должно быть около восьмидесяти. Но никто не знал о настоящем чуде, а именно, что ему было около четырехсот лет и что он был величайшим знатоком Двуумера, каких знало королевство.

Этим обычным летним утром Невин выехал в луга в поисках успокаивающего корня. Он выкапывал растение металлической лопатой и белые цветки при этом танцевали на тоненьких стебельках. Солнце светило очень жарко. Он немного отдохнул, сел на коня и вытер лицо старой тряпкой, служившей ему полотенцем. В этот момент он увидел пророческое видение.

Два жаворонка разорвали над лугом покрывало тишины песней душераздирающей красоты. Это был их боевой клич. Два самца взмыли ввысь, кружась и преследуя друг друга.

Однако, пока они дрались, самка, которая была наградой победителю, поднялась из травы и равнодушно улетела прочь. С холодной властью пророческих познаний Невин знал, что вскоре он будет свидетелем схватки двух мужчин за обладание женщиной, но ни одному из них она не будет принадлежать.

Она переродилась...

Где-то в королевстве она была только что появившимся на свет младенцем, лежащим на истощенных материнских руках. Смутно ему представилось видение: прекрасное молодое материнское лицо, омытое потом при родах, но улыбающееся младенцу, лежащему у нее на груди. Когда видение поблекло, он соскочил на землю в явном возбуждении. Лорды Судьбы были добры. Это видение было послано ему как предупреждение о том, что где-то в огромном пространстве королевства Дэвери она ожидала его для того, чтобы исполнилось его пророчество. До тех пор, пока она еще ребенок, он может найти ее и предотвратить суровые обстоятельства, которые не позволят ему распутать их переплетенные в клубок судьбы. Теперь, возможно, она вспомнит и уступит ему. Возможно. Если он найдет ее.

Кергонеи, 1052

Юный глупец говорил своему учителю, что готов платить страданием, только бы познать Двуумер. Почему он был глупцом? Потому что тот, кто знаком с Двуумером, даже не встав на эту стезю, уже заплатил и платит, и платит снова...

'Тайная книга Кадваллона Друида'

Приближались серые сумерки. Шел холодный моросящий дождь. Джилл посмотрела на небо и ей стало страшно оставаться во дворе. Она быстро подбежала к поленнице и начала беспорядочно набирать в охапку ветки. Серый юркий длинноносый гном сидел на большом пне и скалил зубы, наблюдая за ней. Если Джилл роняла ветку, он тут же подхватывал ее и не хотел ни за что отдавать.

- Тварь, - рассердилась Джилл. - Ну и забирай!

Рассердив ее, гном исчез с клубами холодного воздуха. Вытирая слезы, Джилл быстро пересекла грязный двор и подошла к круглой каменной таверне. Полоски яркого света были видны вокруг деревянных ставней.

Держа ветки в охапке, она спустилась вниз по ступенькам и, поколебавшись немного перед дверью, проскользнула в комнату.

Перед маминой кроватью стояла на коленях жрица в длинном черном платье. Когда она посмотрела вверх, Джилл увидела голубую татуировку растущей луны, которая покрывала половину ее лица.

- Подбрось немного веток в огонь, дитя, - произнесла жрица, - надо побольше света.

Джилл выбрала самые тоненькие и самые просмоленные ветки и осторожно поднесла их к огню, горевшему в очаге. Пламя вспыхнуло, заискрилось и тени заплясали по комнате. Джилл села в углу на покрытый соломой пол и стала наблюдать за жрицей. Мама лежала очень тихо, ее лицо было мертвенно бледным, по нему сбегали большие капли пота. Жрица взяла серебряный кувшин с травяным настоем и поднесла его к маминым губам. Но у нее начался такой сильный кашель, что она не смогла сделать и глотка. Джилл судорожно прижала к себе тряпичную куклу Хелеф. Ей захотелось, чтобы кукла ожила и заплакала, тогда бы Джилл пришлось утешать ее и самой держаться храбро.

Жрица поставила кувшин, вытерла мамино лицо, а потом начала молиться, шепча на древнем языке святых слова, которые знали только священнослужители. Джилл тихо помолилась, прося Древних богов Луны оставить маму в живых.

Макин нерешительно вошел в дверь и стоял в ожидании. Его толстое, пухлое лицо было озабоченным. Грубые руки теребили низ льняной рубахи. Макин был владельцем этой таверны и позволял маме, работавшей здесь прислугой, жить вместе с Джилл в этой комнате. Ожидая, когда жрица закончит молитву, он потянулся и почесал лысину на седой голове.

- Как она? - спросил Макин.

Жрица взглянула на него, потом - резко на Джилл.

- Вы можете говорить, - сказала Джилл. - Я знаю, что она умирает.

Джилл хотелось закричать, но она чувствовала себя окаменевшей.

- Ей лучше знать правду, - сказала жрица. - У нее есть отец?

- Вроде бы, - ответил Макин. - Он приезжает сюда время от времени, чтобы дать им немного денег. Но прошло уже много времени с тех пор, как он был здесь в последний раз.

Жрица тяжело вздохнула.

- Я останусь без прислуги, - продолжал Макин. - Джилл всегда делала домашнюю работу и, видят боги, я не выброшу ее на улицу.

- Ну и хорошо тогда, - жрица протянула руку к Джилл, - сколько тебе лет, дитя?

- Семь, ваше святейшество.

- Ну, пока ты еще совсем маленькая. Но ты должна быть храброй, как воин. Твой отец воин, не так ли?

- Да. Великий воин.

- Тогда ты должна быть такой храброй, какой он хотел бы тебя видеть. Попрощайся со своей мамой, Макин уведет тебя.

Когда Джилл подошла к кровати, мама проснулась, но ее глаза были покрасневшими, опухшими и мутными. Она не видела стоявшей возле нее дочери.

- Джилл, - маме было трудно дышать. - Запомни, что Макко скажет тебе.

- Я запомню. Обещаю.

Мама отвернулась к стене и смотрела на нее, не мигая.

- Куллин, - прошептала она.

Куллин - так звали отца Джилл. Ей очень захотелось, чтобы он был сейчас здесь, она ничего никогда не хотела так сильно в своей жизни. Макин поднял на руки Джилл вместе с ее куклой и вынес ее из комнаты. Пока дверь закрывалась, Джилл обернулась назад и мельком увидела жрицу, которая снова молилась возле мамы.

С тех пор никто не хотел приходить в таверну из-за того, что в задней комнате находилась больная лихорадкой. Большая полукруглая пивная была пустой, длинные деревянные столы одиноко стояли в тусклом свете огня. Макин посадил Джилл за стол поближе к огню и пошел, чтобы принести ей что-нибудь поесть. Прямо позади Джилл стояли бочки из-под эля, отбрасывающие особенно темные тени. Джилл вдруг показалось, что Смерть спряталась за ними. Она заставила себя повернуться и посмотреть, потому что папа говорил, что солдат всегда должен смотреть смерти в лицо. Джилл обрадовалась, когда ничего там не увидела.

Макин принес кусок хлеба с медом и молоко в деревянной чашке. Джилл попыталась поесть, но еда застревала у нее в горле. Макин вздохнул и почесал лысину.

- Ну, послушай, - сказал он, - может быть твой отец скоро приедет.

- Я тоже надеюсь.

Макин отпил пиво большим глотком из оловянной кружки.

- Твоя кукла не хочет глоточек молока? - спросил он.

- Не хочет. Она - всего лишь кусок тряпки.

Потом они слушали, как жрица монотонно пела, и ее надрывный голос проникал в самую душу.

Джилл, до сих пор старавшаяся быть храброй, опустила голову на стол и громко заплакала.

Они похоронили маму в священной дубовой роще за деревней. Всю следующую неделю Джилл каждое утро приходила в рощу поплакать на могилке, пока Макин не убедил ее в том, что ходить туда - это как подливать масло в огонь: она никогда не сможет забыть своего горя. Джилл перестала ходить, вспомнив о том, что обещала маме делать так, как Макко скажет.

Вскоре в таверне снова потекла привычная жизнь. Джилл была остаточно занята, чтобы не думать о маме все время. Местные жители приходили посплетничать. Фермеры останавливались в рыночный день, купцы и мелкие торговцы платили, желая иметь ночлег в деревне хотя бы на полу. Джилл мыла кружки, бегала по поручениям и даже наливала эль, когда в таверне было много народу на ночь. Когда приезжал кто-нибудь из города, Джилл всегда спрашивала, слышали ли они что-нибудь о ее отце - Куллине из Кермора, 'серебряном клинке'. Но никто не мог ей ничего сообщить об этом.

Деревня располагалась в самой северной провинции королевства Дэвери, самого большого королевства во всем мире Неведомого - так всегда говорили Джилл. Она знала, что по направлению к югу был расположен великолепный город - Форт Дэвери, где в огромном дворце жил верховный король. В Бобире, однако, где Джилл провела всю свою жизнь, насчитывалось всего около пятидесяти круглых домов, построенных из грубых кремниевых плит. Прижавшись к склону крутого холма, дома образовывали узкие извилистые улочки, поэтому деревня выглядела как пригоршня валунов, среди которых росли стоящие вразброс сосновые деревья. В маленьких долинах среди холмов фермеры разработали небольшие поля между скалистыми участками, огородив их стенами, сложенными из камней. На расстоянии около мили от деревни располагалась крепость лорда Мелина, благодаря которой и возникла деревенька. Джилл всегда говорили, что каждому предписано Судьбой делать то, что скажут рожденные знатными, потому что боги сделали их избранными. Вид самой крепости, конечно, имел достаточно большое влияние на ход мыслей Джилл в том направлении, что она несла в себе божественное начало. Она стояла на вершине самого высокого холма, была окружена двойным земляным валом и обнесена каменной стеной. Круглая башня из обработанного камня располагалась в центре и возвышалась над другими постройками, находящимися внутри стен. Если Джилл находилась в самой верхней части деревни, то она могла видеть крепость и развевающееся на башне голубое знамя лорда Мелина. Очень редко Джилл видела самого лорда Мелина, иногда приезжавшего в деревню, в основном, чтобы наказать того, кто нарушил закон. И когда однажды в особенно жаркий и душный день сам лорд Мелин зашел в таверну выпить немного эля, это было необычайно важным событием. Хотя у лорда были редкие седые волосы, напыщенная физиономия и большой живот, он выглядел довольно представительно, державшись чрезвычайно прямо и шагая широко, как воин. Так как знатный лорд никогда никуда не ходил один, его сопровождали двое молодых людей из его отряда. Джилл поспешно привела в порядок свои волосы и поклонилась лорду. Макин подбежал, держа в руках полные кружки, поставил их и тоже поклонился лорду.

- Ужасно жаркий день, - заметил лорд и с жадностью отпил из кружки.

- Да, господин, - ответил Макин, охваченный благоговейным страхом от того, что лорд заговорил с ним.

- Прелестный ребенок, - лорд Мелин взглянул на Джилл. - Твоя внучка?

- Нет, господин, - ответил Макин. - Это ребенок служанки, работавшей у меня.

- Она умерла недавно, - вмешался один из всадников. - Какая жалость.

- Кто ее отец? - спросил лорд Мелин. - Или никто не знает даже?

- Никто в целом свете, господин, - проговорил всадник с неприятной ухмылкой. - Куллин из Кермора, и ни один человек не смеет отважиться позабавиться с его девушкой.

- Ну разумеется, - тихо засмеялся лорд Мелин. - Так у тебя знаменитый отец? Так девочка?

- Да? - проговорила Джилл.

- Военная слава, конечно, не так уж много значит для маленькой девочки, но твой отец - самый знаменитый фехтовальщик во всем Дэвери, хоть он и серебряный клинок. - Лорд вынул из-за пояса кожаный кошелек и достал несколько медяков, чтобы расплатиться с Макином, а потом протянул Джилл серебряную монету. - Вот, дитя, возьми, без мамы тебе надо хоть немного денег, чтобы купить новую одежду.

- Покорнейше благодарю, господин.

Делая реверанс, Джилл поняла, что ее платье действительно было совсем порванным.

- Да пошлют вам боги счастья.

После того, как лорд и его спутники покинули таверну, Джилл положила свою серебряную монету в маленькую деревянную шкатулку у себя в комнате. Во-первых, видя, как она блестит в шкатулке, Джилл могла вообразить себя богатой госпожой, затем неожиданно она почувствовала, что его светлость просто дал ей милостыню. Без этих денег она не смогла бы купить себе новое платье, так же как без доброй поддержки она не имела бы еды и ей негде было бы спать. Джил показалось, что какая-то мысль обожгла ее мозг. Она безрассудно побежала в сторону стоявших позади таверны деревьев и бросилась лицом вниз на высохшую траву. Стоило ей только позвать, как лесные жители пришли сразу - ее любимый серый гном с парой бородавчатых голубых спутников с длинными острыми зубами и фея, которая выглядела бы как крошечная прелестная женщина, если бы не ее глаза, с кошачьими зрачками и совершенно бессмысленные. Джилл села и позволила серому гному забраться к ней на колени.

- Я хочу, чтобы ты сказал мне, - проговорила Джилл, - если что-нибудь случится с Макином, смогу я прийти и жить в лесу с твоим народом?

Гном обдумывал ответ, лениво почесывая под мышкой.

- Я думаю, ты сможешь показать мне, как добывать еду, - продолжала Джилл, - и как согреться, когда пойдет снег.

Гном закивал, что как будто должно было означать 'Да', но никогда нельзя было быть уверенной, что какой жест означал у лесных жителей. Джилл не была даже точно уверена в том, что они существовали. Хотя они вдруг появлялись и исчезали по желанию, они были достаточно реально ощутимыми, когда дотрагиваешься до них, они могли поднимать вещи и пить молоко, которое Джилл выносила для них ночью. Мысль о жизни с ними в лесу также пугала, как и утешала.

- Я, конечно, надеюсь, что с Макко ничего не случится, - продолжала Джилл, - но я беспокоюсь.

Гном закивал понимающе и похлопал ее руку своей худой скрюченной ручкой. Все другие дети в деревне дразнили из-за того, что у нее не было отца, только лесные жители были ее единственными настоящими друзьями.

- Джилл? - позвал ее Макин со двора таверны, - пора домой, поможешь мне готовить обед.

- Мне надо идти, - сказала Джилл гному, - я дам вам молока сегодня вечером.

Они все засмеялись, танцуя в маленьком кружке вокруг ее ног, а затем внезапно исчезли без следа. Когда Джилл возвращалась назад, Макин вышел встретить ее.

- С кем это ты там разговаривала? - спросил он.

- Ни с кем. Просто говорила.

- Я думаю, с лесными жителями, - поддразнивал ее Макин, усмехаясь.

Джилл просто пожала плечами. Она уже давно знала, что никто не верил ей, когда она говорила кому-нибудь, что она могла видеть лесных жителей.

- Я взял лучший кусок свинины нам на обед, - сказал Макин. - Нам лучше всего поесть побыстрее, потому что в такую жаркую ночь, как эта, многие захотят прийти выпить немного пива.

Макин оказался совершенно прав. Как только зашло солнце, комната заполнилась местными жителями, мужчинами и женщинами, пришедшими сюда немного поболтать и посплетничать. Ни у кого в Бобире не было много наличных денег; Макин записывал на деревянной доске, кто сколько ему был должен. Когда накапливалось достаточно отметок под чьим-то именем, Макин мог получить плату продуктами, или одеждой, или обувью, а потом начинал список долгов этого человека с начала. Этой ночью они получили несколько медных монет от странствующего торговца. У него была большая сумка с нитками, бусами, вышитыми украшениями, иголками, и даже несколькими орденскими лентами из большого города, расположенного на западе. Когда Джилл прислуживала ему, она, как всегда, спросила, слышал ли он что-нибудь о Куллине из Кермора.

- Слышал ли я что-нибудь? - сказал торговец, - Я даже видел его, девочка, всего только четыре дня назад.

Сердце Джилл начало колотиться.

- Где? - спросила она.

- В Гуингефе. Я как раз спускался на юг, когда там вспыхнула война между двумя лордами и их кровным врагом, а что и почему, я думаю, что не стоит тебе об этом рассказывать. В последнюю ночь там я как раз зашел выпить в таверну и видел этого парня с серебряным клинком на поясе. Это Куллин из Кермора, сказал мне один парень, никогда не вставай на его пути. - Он наклонил свою голову. - Эти серебряные клинки - все очень плохие люди.

- Вовсе нет. Он - мой папа.

- Вот как? Как безжалостна Судьба к такой маленькой девочке: отец - серебряный клинок.

Несмотря на то, что Джилл охватила ярость, она знала, что спорить было бесполезно. Все презирали серебряных клинков. Хотя большинство воинов жили в крепости знатного лорда и служили ему под присягой, вступив в его хорошо вооруженный отряд, серебряный клинок колесил по королевству и искал какого-нибудь лорда, который смог бы хорошо заплатить ему. Иногда, когда папа приезжал увидеться с Джилл и ее матерью, он мог дать им много денег, а в другой раз - только медяки, все зависело оттого, сколько он мог добыть на поле битвы. Хотя Джилл не понимала, почему, но она знала, что если человек был серебряным клинком, никто никогда не позволит ему быть кем-нибудь еще. У Куллина никогда не было возможности жениться на маме и жить вместе с ней в крепости, так, как это делали воины, давшие присягу. Этой ночью Джилл молила Богиню Луны сохранить ее отца в живых в битве в Гуингефе. Напоследок она догадалась попросить Луну сделать так, чтобы война быстрее закончилась и чтобы Куллин мог сразу же приехать, чтобы увидеться с ней. Наверное, войны были в ведении каких-то других богов, потому что вот уже два месяца Джилл мечтала об этом во сне. Время от времени ее сны становились исключительно реалистичными и очень яркими. Такие сны всегда превращались в действительность. Так же, как и с лесными жителями, она давно научилась держать свои сбывшиеся сны глубоко в себе. Обычно она видела Куллина, въезжавшим в город верхом на коне.

Джилл проснулась в лихорадочном возбуждении. Отбрасывая короткую тень, как это всегда бывает во сне, папа приехал около полудня. Чтобы время до полудня прошло быстрее, Джилл все утро много и тяжело работала. Наконец она побежала к входной двери таверны и стояла там, смотря вдаль. Солнце было уже почти в зените, когда она увидела Куллина, ведущего под уздцы большого боевого гнедого коня, поднимаясь вверх по узкой улочке.

- Макко! Папа приехал! Кто скажет ему?

- О, черт побери! - Макин подбежал к двери, - жди здесь.

Несколько минут Джилл стояла внутри, болезненно наблюдая за тем, как люди, сидевшие за одним из столов, смотрели на нее с жалостью. Взгляды напоминали ей о той ужасной ночи, когда мама умирала. Ей захотелось скрыться от них, и она выбежала за дверь. Как раз в эту минуту Макин внизу на улице разговаривал с ее отцом, сочувственно положив руку на плечо Куллина. Куллин, не отрываясь, смотрел на землю, его лицо было неподвижным и мрачным, он не говорил ни слова.

Куллин из Кермора был добрых шести футов роста, стройный и широкоплечий, со светлыми волосами и светло-голубыми глазами. На его левой щеке был старый шрам, который делал его лицо испуганным, даже когда он смеялся. Его простая льняная рубашка была грязной от дорожной пыли, так же как и широкие шерстяные брюки. В таких брюках ходили все мужчины в Дэвери. На тяжелом ремне висела его единственная роскошь - меч в украшенных золотом ножнах, подарок знатного лорда, и его позор - серебряный клинок в потрепанном кожаном футляре. Серебряный эфес с тремя небольшими бугорками как бы предупреждал людей, настраивая против его владельца. Когда Макин закончил говорить, Куллин положил руку на рукоятку меча, словно ища у него поддержки. Макин взял поводья, и они направились вверх по улице к таверне. Джилл подбежала к Куллину и бросилась в его объятия. Он поднял ее и крепко обнял. От него пахло потом и лошадьми, это был привычный знакомый запах ее любимого папочки.

- Моя бедная маленькая девочка! - проговорил Куллин, - черт побери, какой же отвратительный отец тебе достался!

Джилл плакала, не в состоянии что-нибудь ответить... Куллин внес ее в таверну и сел за стол возле двери, усадив Джилл на колени. Люди, сидевшие за дальним столом, поставили свои кружки и рассматривали его холодным неприветливым взглядом.

- Знаешь что, папа? - всхлипывая, проговорила Джилл. - Последним маминым словом было твое имя.

Куллин откинул назад голову и запричитал, оплакивая ее. Голос его был низким и напоминал монотонное завывание. Макин нерешительно дотронулся до его плеча.

- Послушай... - проговорил Макин. - Ну... вот...

Куллин продолжал причитать, сменяя один длинный стон другим, даже не обратив внимания на то, что Макин похлопывал его по плечу, бормоча: 'Ну... послушай', беспомощным голосом. Чужие люди проходили мимо, и Джилл ненавидела их за едва заметные улыбки, как будто они смеялись над ее отцом, в то время, когда у него было такое горе. Неожиданно Куллин обратил на них внимание. Он снял Джилл со своих колен, а когда поднялся, его меч оказался в его руке, словно по волшебству.

- А почему бы мне не скорбеть о ней? - крикнул он им. - Она была такой славной женщиной, как сама королева, и нет дела до того, что вы, свора псов, думаете о ней. И пусть попробует хоть кто-нибудь в этой вонючей деревне сказать мне, что это не так.

Стоявшие здесь, один за другим, осторожно начали пятиться назад.

- Ни один из вас не достоин даже быть убитым, чтобы его кровью полить ее могилу, - продолжил Куллин, - Признайте это.

Все забормотали: 'Мы не достойны, это правда'. Куллин шагнул вперед, меч блеснул в луче солнечного света, проникающего в таверну через дверь.

- Ну ладно, - сказал он, - продолжайте, подонки, возвращайтесь к своей выпивке.

Вместо этого все бросились к двери, обгоняя друг друга, чтобы побыстрее покинуть таверну. Куллин вложил меч в ножны с такой силой, что был слышен скрежет металла. Макин вытер пот со своего лица.

- Ну ладно, Макко, - проговорил Куллин, - и ты, и вся деревня можете думать обо мне все, что угодно, но моя Сериэн заслужила большего, чем быть опозоренной странными извинениями перед таким человеком, как я. Впереди у нас очень тяжелая дорога, моя дорогая, но мы справимся, - сказал он Джилл.

- Что? - спросила Джилл. - Папа, ты хочешь забрать меня с собой?

- Совершенно верно. И сегодня же.

- Постойте-ка, - вмешался Макин, - не лучше ли обождать и подумать над этим? Ты сейчас не в себе, и...

- Катись ко всем чертям! - Куллин повернулся, схватившись за рукоятку меча, - я сейчас как раз настолько в себе, насколько это необходимо.

- Ну ладно, - отступился Макин, - дело твое.

- Возьми свою одежду, Джилл. Мы сейчас сходим на могилу твоей мамы, а потом двинемся в путь. Я никогда больше не вернусь в эту вонючую деревню.

Довольная и перепуганная одновременно, Джилл побежала в комнату и начала складывать те немногие пожитки, которые у нее были, в одеяло. Она слышала, как Макин пытался поговорить с Куллином, но тот только рычал в ответ. Она рискнула потихоньку вызвать лесных жителей. Серый гном материализовался высоко в воздухе и поплыл к покрытому соломой полу.

- Папа забирает меня отсюда, - прошептала Джилл. - Ты хочешь пойти со мной? Если хочешь, то лучше идти вслед за нами, или забраться на его лошадь.

Когда гном исчез, Джилл захотелось знать, увидит ли она его когда-нибудь снова.

- Джилл! - крикнул Куллин, - перестань разговаривать сама с собой и иди сюда!

Джилл схватила свой узел и выбежала из таверны. Куллин сложил ее вещи в сумку, привязанную позади седла, а затем поднял Джилл и посадил на нее сверху. Когда он сел в седло, Джилл обхватила его, прислонившись лицом к широкой спине. Его рубашка вся была испачкана круглыми ржавыми пятнами, которые получились, когда кольца кольчуги заржавели от пота. У него всегда были такие рубашки.

- Ну, - сказал Макин, - прощай, Джилл.

- Прощай, - ей вдруг захотелось заплакать. - Спасибо большое за то, что ты был так добр ко мне.

Макин махнул рукой, в его глазах были слезы. Джилл обернулась назад на своем неудобном сидении и помахала в ответ, когда они начали спускаться с холма.

В нижней части деревни росла священная дубовая роща, посвященная Белу, богу Солнца и королю всех богов. Среди священных дубов располагалось деревенское кладбище. Хотя на могиле Сериэн не было никакого надгробного камня, как на могилах людей побогаче, Джилл знала, что она никогда не забудет, где мама похоронена. Как только она подвела отца к этому месту, Куллин начал причитать, рыдая. Он бросился на землю, лег на могилу всем телом, как будто пытался передать земле свое горе, ища у нее поддержки. Джилл сильно перепугалась.

Куллин затих, лежал безмолвно, затем сел.

- Я привез в этот раз твоей маме подарок, - сказал Куллин, - и она получит его, ей-богу.

Куллин достал из ножен свой серебряный клинок, срезал им кусочек дерна, а потом начал рыть, словно барсук, сделав неглубокую ямку. Он достал из-за рубашки золотой браслет и когда поднял его, Джилл увидела узкую полоску из чистого золота перевитую, словно веревка. Куллин положил его в ямку, засыпал землей, а потом прикрыл дерном.

- Прощай моя любовь, - прошептал он, - за время моих скитаний я никогда не любил кроме тебя ни одной женщины, и я молил каждого бога, чтобы ты верила мне, когда я говорил тебе об этом.

Он поднялся, затем вытер лезвие своего клинка о штаны.

- Запомни, Джилл, как я любил твою маму.

- Я запомню, папа. Обещаю.

Весь день они ехали по дороге, ведущей на восток - по узкой грязной колее, проложенной между остроконечными холмами среди сосновых лесов. Когда они проезжали мимо полей, покрытых молодыми зелеными колосьями, фермеры провожали взглядом боевого коня незнакомца с ребенком, сидящим за его спиной. Джилл устала сидеть на своем неудобном сидении и совсем закоченела, но Куллин был так погружен в свои мрачные мысли, что она боялась заговорить с ним.

Были уже сумерки, когда они пересекли бурную реку и подъехали к окруженному стеной городу Эверби. Куллин спешился и повел лошадь под уздцы узкими извилистыми улочками, а Джилл тем временем, крепко вцепившись в седло, испуганно смотрела по сторонам широко раскрытыми глазами. Она ни разу в жизни не видела так много домов - чуть ли не двести. Наконец они добрались до обшарпанного постоялого двора, позади которого виднелась конюшня. Хозяин поприветствовал Куллина, назвав его по имени, и дружески похлопав по плечу. Джилл до того устала, что даже не в состоянии была поесть. Куллин, взяв ее на руки, поднялся вверх по лестнице в грязную узкую комнату и положил Джилл на постель, которую устроил, накрыв своим плащом соломенную подстилку. Она заснула раньше, чем он успел задуть пламя свечи.

Когда Джилл проснулась, в комнате никого не было. Теперь комната была полна света и девочка могла рассмотреть ее. Она поднялась с подстилки, испуганная, стараясь вспомнить, как она оказалась в этой чужой пустой комнате, в которой ничего не было, кроме груды одежды, лежавшей прямо на полу. Понадобилось несколько минут для того, чтобы Джилл смогла вспомнить, что накануне папа приехал за ней в деревню и забрал ее с собой. Вскоре вернулся Куллин, неся в одной руке кипяток в медной чашке, а в другой - ломоть хлеба.

- Съешь это, моя дорогая, - сказал он.

Джилл жадно набросилась на хлеб с добавлениями орехов и смородины.

Куллин тем временем поставил на пол чашку, достал из сумки мыло и осколок зеркала и устраивался на полу на коленях, чтобы побриться. Он всегда брился своим серебряным клинком. Когда он вынул его из чехла, Джилл увидела изображение, выгравированное на лезвии - парящий сокол. Этим знаком были отмечены все вещи Куллина.

- Папа, этот клинок очень острый? - спросила Джилл.

- Да, очень, - ответил Куллин и начал бриться. - Ты видишь, он не чисто серебряный - он сделан из сплава. Поэтому он не темнеет так быстро, как чистое серебро, и лезвие долго не тупится, этот сплав прочнее любой стали. Только несколько мастеров по серебру во всем королевстве знают его секрет и никому не открывают эту тайну.

- Почему не открывают?

- Откуда я знаю? Я говорил тебе, что не только тот, кто изгнан или опозорен, может купить себе такое лезвие. Ты можешь найти себе другой серебряный клинок и ездить с ним везде, как бы показывая себя, и тогда тебя могут пригласить в отряд.

- Ты должен показать, что можешь хорошо сражаться?

- Не просто хорошо, а очень хорошо, - Куллин брился точными, короткими движениями. - Это, конечно, кое-что значит, но это не все, а только часть. И у серебряных клинков все же есть своя честь. Мы все подонки, это так, но мы не воруем и не убиваем. Знатные лорды знают об этом, поэтому они доверяют нам и пользуются нашими услугами. И если пара негодяев придет в отряд и запятнает нашу репутацию, мы все умрем с голоду.

- Папа, а почему ты захотел быть серебряным клинком?

- Не разговаривай, когда у тебя полный рот. Я не хотел, но другого выбора у меня не было, вот и все. Я никогда не слышал о человеке, который был бы таким дураком, чтобы зарабатывать этим на жизнь просто потому, что он так хочет.

- Я не понимаю.

Куллин продолжал, стерев остатки пены со своей верхней губы тыльной стороной ладони:

- Ну, ни один человек не станет клинком, если он будет иметь возможность вести приличную жизнь в крепости лорда. Иногда люди поступают как дураки, и мы делаем такие вещи, из-за которых лорд больше не пригласит нас в свой отряд. И когда такое случается... ну тогда носить клинок - намного лучше, чем чистить конюшни или что-нибудь в этом роде. В конце концов, ты зарабатываешь свои деньги, сражаясь как мужчина.

- Ты ведь никогда не будешь размазней!

Губы Куллина дрогнули в мимолетной улыбке.

- Я уже был им, - сказал он. - Когда-то давным-давно твой старый папа служил всадником в Керморском отряде, но он сам накликал на себя беду. Никогда не позорь себя, Джилл. Послушай меня. Позор прилипает к тебе, как грязь липнет к рукам. Мой лорд выгнал меня, и правильно сделал. И мне ничего не оставалось, кроме 'длинной дороги'.

- Кроме чего?

- Длинной дороги. Так серебряные клинки называют свою жизнь.

- Папа, а что ты сделал?

Куллин повернулся и посмотрел на нее такими холодными глазами, что Джилл даже испугалась: не собирается ли он ударить ее?

- Когда ты поешь, - сказал он смягчившись, - мы пойдем на базар и купим тебе какую-нибудь мальчишечью одежду. Платье не годится для езды верхом и привалов в пути.

Джилл поняла, что у нее больше никогда в жизни не будет случая, чтобы задать ему этот вопрос снова.

Куллин сдержал свое слово о новой одежде. И в самом деле, он купил ей много вещей: башмаки, штаны, рубашки, хороший шерстяной плащ и маленькую круглую брошку, чтобы его застегивать. Джилл вдруг поняла, что она никогда не видела, чтобы у него было так много денег прежде, настоящих денег, блестящих серебряных монет. Когда она спросила его об этом, он сказал ей, что захватил сына знатного лорда на поле боя и эти деньги были платой семьи лорда за то, что он вернул ей сына назад.

- Это было благородно, папа, - сказала Джилл, - не убивая, ты вернул его родным.

- Благородно? - Куллин едва улыбнулся. - Я скажу тебе, моя дорогая, что это мечта каждого серебряного клинка - захватить в плен знатного лорда. И это из-за денег, а не для славы. И, черт побери, многие бедняки превратились в богатых лордов, занимаясь именно этим.

Джилл была искренне удивлена. Взятие кого-нибудь в плен для того, чтобы заработать на этом деньги было одной из тех вещей, о которых никогда не упоминалось в народных песнях и великолепных сказаниях о войне. Кроме того, она была рада, что у них достаточно денег, особенно когда Куллин купил ей стройного серого пони, которого она назвала именем Гвиндик, как звали великого героя древних времен. Когда они вернулись на постоялый двор, Куллин поднялся вместе с Джилл в их комнату, сменил ей одежду, а потом бесцеремонно обрезал ее волосы серебряным клинком, теперь она была похожа на мальчика.

- Эти длинные волосы тоже будут помехой в дороге, - сказал он. - Я не могу тратить свое время на то, чтобы ухаживать за тобой как нянька.

Джилл согласилась с ним, но когда взглянула на себя в осколок зеркала, у нее возникло ощущение, что она не знает толком, кем она отныне была. Это ощущение не покидало ее и тогда, когда они спустились в таверну постоялого двора, чтобы пообедать. Она почувствовала, что должна встать и помочь хозяину постоялого двора Блэйру обслуживать посетителей, а не сидеть и есть тушеное мясо вместе с другими посетителями. Так как был базарный день, таверна была полна торговцев, которые все носили широкие штаны, что служило признаком их общественного положения. На Куллина они смотрели с презрением и, по возможности, избегали общения с ним.

Джилл только что закончила есть свое тушеное мясо, когда трое молодых всадников ввалились в таверну и заказали эля. Джилл знала, что это всадники из отряда лорда, потому что их рубашки на груди были украшены гербами с изображением бегущих оленей. Они остановились с правой стороны около двери и так долго что-то оживленно рассказывали Блэйру, что когда Куллин захотел выпить еще эля, ему пришлось самому идти за ним.

Когда он возвращался с полной кружкой, ему надо было пройти мимо этих трех парней. Один из них в это время намеренно шагнул вперед и толкнул его руку, так что из кружки пролился эль.

- Смотри, куда идешь, серебряный клинок, - усмехнулся один из них. - Куллин поставил кружку и повернулся к нему лицом. Джилл забралась на стол, чтобы ей было видно, что происходит. Скаля зубы, двое других отступили к стене, оставив свободным пространство между Куллином и их приятелем.

- Хочешь затеять драку? - спросил Куллин.

- Хочу только научить неотесанного серебряного клинка манерам, - ответил парень. - Как тебя зовут, подонок?

- Куллин из Кермора. А твое какое дело?

В комнате воцарилась мертвая тишина и все повернулись в их сторону. Двое всадников, отошедших к стене, пытались отговорить своего приятеля, держа его за плечи:

- Идем, Графис, - сказал один из них. - Допей только свое проклятое пиво. Ты еще слишком молод, чтобы умереть.

- Отойдите, - прорычал Графис. - Вы хотите сказать, что я трус?

- Хотим сказать, что ты дурак, - продолжал всадник. - Извини нас, - обратился он к Куллину.

- За меня не извиняйтесь, - сказал Графис. - Послушай, серебряный клинок. Не может быть, чтобы и половина басен, которые сочинили о тебе, была правдой.

- Неужели? - Куллин положил руку на рукоятку своего меча. Казалось, будто вся комната застыла в ожидании, даже стены. Джилл зажала руками рот, сдерживая крик. Испуганные люди отодвигались назад, расступаясь и оставляя Куллина и Графиса наедине, лицом друг к другу.

- Эй, послушайте? - крикнул Блэйр. - Только не в моей гостинице.

Но было уже слишком поздно. Графис выхватил свой меч. Раздраженно улыбнувшись, Куллин тоже извлек свой меч из ножен, но опустил руку с мечом вниз так, что кончик лезвия касался пола. В комнате воцарилась такая тишина, что Джилл слышала, как бьется ее сердце. Графис сделал выпад и нанес удар - меч вылетел из его руки. Отлетев в сторону, он с грохотом упал на пол, а перепуганные посетители с визгом разбежались по комнате, стараясь увернуться от него. Куллин поднял лезвие своего меча, но не для того, чтобы нанести удар, а как будто указывая им на что-то. На нем было пятно крови. Выругавшись шепотом, Графис стиснул запястье правой руки левой рукой. Кровь сочилась сквозь пальцы.

- Я прошу быть всех свидетелями, что он нанес удар первым, - устало проговорил Куллин.

Комната наполнилась возбужденным шепотом, когда друзья Графиса вышли вместе с ним. Побледневший Блэйр бросился за ними вслед, неся меч Графиса. Куллин тем временем вытер с лезвия кровь о штанину, вложил в ножны меч, затем взял кружку и повернулся к своему столу.

- Джилл, а ну-ка спустись вниз, - сказал он раздраженно. - Где твоя воспитанность?

- Я только хотела посмотреть, папочка, - ответила Джилл, спускаясь вниз со стола, - это было так здорово! Я даже не заметила твоего движения.

- Так же, как и он, - сказал Куллин. - Ну ладно, Джилл, я допью эль, потом мы уложим все вещи и двинемся в путь.

- А я думала, мы останемся здесь ночевать.

Все еще возбужденный, Блэйр подбежал к ним:

- Черт возьми, и часто с тобой так бывает?

- Частенько, - ответил Куллин. - Каждый из этих щенков думает, что его сильно зауважают, если он станет человеком, убившим Куллина из Кермора, - он отпил эль длинным глотком. - Все они хотят прославиться, поэтому цепляются ко мне, но мне это уже чертовски надоело.

- Еще бы, - Блэйр дрожал, как будто ему было холодно. - Вот видишь, девочка, какой жизнью тебе приходится жить, странствуя вместе с ним. Тебе надо будет найти такого же сильного мужа.

- А я и не собираюсь замуж за человека, который не будет таким же хорошим фехтовальщиком, как мой папа, - сказала Джилл, - наверное, я вообще никогда не выйду замуж.

Весь этот день они ехали быстро, не останавливаясь и только к вечеру, за час до заката, Куллин решил, что они отъехали уже довольно далеко от отряда Графиса и теперь могут передохнуть. Они отыскали фермера, согласившегося продать немного овса для лошади Куллина и нового пони Джилл, и разрешившего им расположиться на ночлег на обочине своего пастбища. Пока Куллин собирал дрова для костра в соседнем лесу, Джилл взяла под уздцы лошадей и повела их за изгородь. Ей пришлось тянуть их изо всех сил, пока она, наконец, не втолкнула их туда. Она уже возвращалась назад в лагерь, когда вдруг перед ней неожиданно возник серый гном, который прыгал возле нее вверх и вниз. Джилл, смеясь взяла его на руки.

- Ты следовал за мной? Я так рада!

Гном широко улыбнулся ей, оскалив зубы и обнял ее за шею. На ощупь его кожа была сухой, покрытой чешуйками, и от него пахло свежевскопанной землей. Не раздумывая, Джилл взяла его с собой в лагерь и рассказала ему обо всем, что случилось с ними в дороге. Сначала он слушал внимательно, но потом вдруг засуетился в ее руках, - Джилл обернулась и увидела Куллина, спешащего назад с охапкой дров, его глаза сузились от негодования. Гном исчез.

- Послушай, Джилл! - сказал он раздраженно. - Какого черта, ну сколько можно заниматься этой идиотской игрой! Бормочешь сама с собой. Делаешь вид, что держишь что-то в руках. Что все это значит?

- Ничего папочка. Это просто игра такая.

Куллин бросил охапку дров на землю.

- Я запрещаю тебе это, - продолжил он, - ты выглядишь как полоумная. Прекрати эти разговоры с собой. Я куплю тебе куклу, если тебе так уж хочется поговорить.

- У меня есть кукла. Спасибо.

- Тогда почему ты не разговариваешь с ней?

- Ну хорошо, я буду, папа. Обещаю тебе.

Куллин внимательно посмотрел на нее.

- Ну а сейчас что ты навоображала? - спросил он. - Опять какие-нибудь небылицы о лесных жителях?

Джилл опустила голову и начала ковырять траву носком своего ботинка. Куллин ударил ее по лицу.

- Я не хочу об этом слышать больше ни слова, - сказал он. - Больше никаких бормотаний себе под нос.

- Я больше не буду, папа, обещаю, - Джилл обиженно кусала губы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.

- Ну, вот, - он вдруг опустился перед ней на колени и положил руки ей на плечи. - Возврати мне пощечину назад, моя дорогая. Твой бедный старый папа нехорошо себя сегодня ведет. - Он колебался мгновение и выглядел растерянным, - Джилл, послушай меня. Многие в королевстве верят в то, что лесные жители в самом деле существуют. Но ты знаешь, что они считают? Что все, кто может их видеть - ведьмы. Ты понимаешь, что может случиться с тобой, если кто-нибудь услышит твои разговоры о лесных жителях? Хоть ты еще и маленькая, ты должна подумать об этом. Я не хочу, чтобы нас встретила толпа крестьян, схватила тебя и избила до смерти. Джилл стало холодно, и она задрожала. Куллин прижал ее к себе, но она почувствовала, что отталкивает его от себя прочь и бежит в лес.

'Но ведь я вижу их! - думала она, - и что, разве я ведьма?'

Джилл с горечью подумала, может ли она превратиться в старую ведьму со злыми глазами, которая отравляет людей зельем?

- Ну ладно, ладно, - сказал Куллин, - извини меня. Не будем больше думать об этом, нам надо что-нибудь перекусить. Теперь ведь ты уже знаешь, почему не стоит говорить о лесных жителях, когда посторонние могут услышать тебя.

- Я не буду, папа. Я правда, правда постараюсь.

Среди ночи Джилл вдруг проснулась и обнаружила, что все вокруг сделалось серебряным в лунном свете. Серый гном примостился возле ее головы, как будто охраняя ее. Так как Куллин громко храпел, Джилл отважилась прошептать ему:

- Ты мой самый лучший и верный друг - шепнула она ему, - но я не хочу быть ведьмой. - Гном затряс своей головой, что означало 'Нет'.

- Это разве правильно? Разве только ведьмы видят тебя?

Опять последовало успокаивающее 'Нет'. Он мягко дотронулся до ее лица, а затем исчез, унесенный порывом ветра, что было похоже на танец в лунном сиянии. Джилл еще долго лежала без сна, улыбаясь сама себе в глубоком облегчении. Теперь она знала наверняка, что ее папа был прав и впредь она должна быть очень осторожной.

Народ Дэвери всегда был неугомонным. В давние времена Рассвета они проехали тысячи миль, прежде чем основали старое королевство, теперешнюю Родину. Барды до сих пор рассказывают в своих сказаниях о том, как они избегали вторжения руменсов, плавая через океан под предводительством короля Брана в поисках западных островов. Затем они проехали верхом все острова, прежде чем король Бран увидел знак 'белой свиньи', указавшей ему, где основать священный город Форт Дэвери. Во все времена это были спокойные, миролюбивые люди, проводившие большую часть жизни в дороге - купцы с их караванами, мелкие торговцы с тюками, лудильщики, странствующие священники, молодые люди, переезжающие от одного лорда к другому в надежде найти место в отряде, и, конечно, 'серебряные клинки'. После нескольких недель кочевой жизни вместе с отцом Джилл почувствовала, что соблазн дорожной кочевой жизни завладел ею. В пути всегда можно было увидеть что-нибудь новое, повстречать новых людей, и теперь Джилл удивлялась, как она могла провести всю жизнь безвыездно в одной маленькой деревеньке. Так как у Куллина было еще достаточно денег, то Джилл удивилась, что он начал искать другого человека, который заплатит ему за службу. Все время, пока они ехали на восток по Кергонеи, он постоянно расспрашивал всех о новостях в кровной вражде и пограничных войнах.

- Половина лета прошла, - сказал он Джилл однажды ночью у костра во время привала. - Серебряный клинок должен подумать о том, чтобы у него на зиму были деньги. Конечно, не многие из нас думают о таком пустяке, но ведь у них нет дочери, о которой надо заботиться.

- Верно говоришь, папа. Тебе когда-нибудь приходилось спать прямо на снегу?

- Нет, потому что я всегда возвращался на зиму к твоей маме.

Неожиданно Куллин сделался грустным, его лицо увяло, он выглядел опустошенным.

- Боже мой, у меня единственная надежда на то, что она не услышит ни слова из этого на том свете. Ее единственное дитя ездит по дорогам с таким человеком как я.

- Папа, ты великолепен! И все это тоже прекрасно. Когда я вырасту, я тоже стану серебряным клинком, как ты.

- Увы, девочки не могут быть воинами.

- Почему? Так бывало, давно, во времена Рассвета. Как Айва. Ты слышал эти сказания, папа? Бард лорда Мелина заходил к нам в таверну и пел для меня иногда. Я всегда просила его спеть об Айве. Она была великолепна. Ты знаешь, она была женщина-Сокол.

- Да, я слышал сказания. Но это было очень давно. Все с тех пор изменилось.

- Почему? Вовсе нет. Была ведь еще госпожа Гвенивер, и она жила во время Волнений, а не во время Рассвета. Тогда люди оскорбили ее честь и она отплатила им за это. - Джилл положила руку на сердце, точно так, как делали барды: - 'Они падали, и яркие пятна крови на шлеме и на голове были похожи на чертовы отметины'. Я заучила этот отрывок наизусть.

- Если когда-нибудь мы вернемся назад в Бобер, то я скажу барду лорда Мелина одну-две вещи. Бог ты мой, кого это я произвел на свет?

- Кого-то, похожего на тебя. Так мама всегда говорила. Она говорила, что я такая же упрямая, как ты, и что я совершенно несносная, когда на меня находит.

Куллин громко рассмеялся. Джилл первый раз слышала, чтобы он смеялся так громко. Через два дня Куллин услышал интересующие его известия о кровной вражде. Они остановились в дубовой роще, чтобы пообедать... Они ели хлеб с сыром, когда Джилл вдруг услышала топот двух коней, быстрой рысью приближавшихся к ним. Не успела Джилл отреагировать на шум, как Куллин уже вскочил на ноги и стоял с мечом наготове. Джилл поднялась только тогда, когда всадников, наклонявшихся и увертывающихся от веток деревьев, уже было видно. Они были вооружены, одеты в кольчуги и держали наготове обнаженные мечи.

- Стой и не двигайся, - крикнул один из них.

Когда они подъехали совсем близко, Куллин молча встал между ними и Джилл. Всадники остановили своих коней и вдруг заулыбались. Старший наклонился вперед в своем седле.

- Ох, простите! - проговорил он. - Я подумал, что вы люди лорда Иниса.

- Никогда даже не слышал о нем, - сказал Куллин. - А что мы такого натворили, заехали в чьи-нибудь владения?

- Вот именно. Мы служим у тиэрина Брэйса, и эти леса принадлежат ему, видит каждый бог!

- А я этого и не отрицаю. А что, лорд Инис возражает против этого?

- Да. Послушай, да ты серебряный клинок! Ищешь работу? Ты видишь, нас только четверо против семерых из отряда лорда Иниса.

- Черт побери! - вскинул голову Куллин, - дело пахнет кровью.

- Ну, не совсем так, - печально проговорил один из всадников. - Да, теперь нас пятеро против семерых. Но прежде тебе надо поехать поговорить с нашим лордом. Крепость всего в двух милях отсюда. Ты не проедешь мимо нее.

Всадник был прав. В центре заброшенного поместья виднелся невысокий холм. Крепость тиэрина была окружена толстыми каменными стенами. За ними располагалась четырехъярусная круглая башня, на крыше которой развевался красный с серым флаг. Как только они приблизились к крепости, Джилл увидела, что большие обитые железом ворота в стене были только для вида. Давным-давно стены были разрушены. Три пролома в стене были такой ширины, что в них свободно могла проехать подвода. Плющ рос сквозь щебень, покрывавший землю. Внутри, за стеной, они обнаружили грязный двор, в котором когда-то было много домов, о чем говорили круглые фундаменты и куски стен, валявшиеся среди высокой травы. В одной башне верхняя часть стены была совсем разрушена, так что Джилл могла видеть пустые комнаты внутри нее.

- Чем это сделали, папа?

- Катапультой, не иначе.

Двор был пустым и безмолвным, если не считать стаи больших белых гусей, ищущих корм среди покрытых плющом камней. Когда Куллин прокричал приветствие, из башни выбежал мальчик, одетый в грязный красно-серый плащ по верх рубахи и брюк.

- Вы кто? - спросил он.

- Куллин из Кермора. Я хочу поговорить с твоим лордом.

- Папа занят сейчас, но он не возражает, если вы войдете.

- Послушай, - сказал сурово Куллин, - ты должен поклониться мне и сказать: 'Видите ли, дорогой господин, у верховного лорда Брэйса сейчас важное дело'.

- Но это не так! Он никогда ничего не делает. Только воюет с лордом Инисом. А сегодня не воюет.

- Ну и прекрасно. Проводи нас к нему.

Большой зал верховного лорда Брэйса в действительности оказался большой круглой комнатой и был расположен в нижнем ярусе башни. В нем было два больших каменных камина, украшенных резными изображениями львов. Между каминами простиралась огромная комната, в которой могло поместиться около двух сотен людей. А сейчас дальний камин был оборудован под кухню, неряшливая девушка стояла у кухонного стола и крошила морковку и турнепс на гарнир к баранине, которая жарилась на вертеле над огнем. Около ближнего камина стояло три стола и неустойчивые на вид скамейки. На одной из них за столом сидели двое мужчин и пили эль: мужчина средних лет с курчавой черной бородой и юноша лет семнадцати с длинным носом, почему-то напоминавший Джилл кролика. Так как он был одет в клетчатые брюки и рубашку, украшенную львами, то парень, должно быть, и был верховным лордом. Юный паж подбежал к столу и дернул верховного лорда за рукав.

- Ваша светлость, это серебряный клинок. Его зовут Куллин из Кермора.

- Неужели? - Брэйс встал со скамейки. - Сейчас это как раз кстати. Присоединяйтесь к нам.

Без всяких церемоний Брэйс усадил Джилл и Куллина на скамейку и отправил мальчика, которого звали Абрин, принести побольше пива и представил сидящего рядом человека как своего советника, Глина. Когда он садился снова, его стул страшно заскрипел, но он не обратил на это никакого внимания.

- Я встретил двух ваших людей в дубовой роще, ваша светлость. Они рассказали мне о вашей кровной вражде.

- Да, с Инисом, этим вонючим слизняком, - Брэйс уныло глотнул пиво, - действительно, я бы хотел нанять тебя, но, к сожалению, моя казна в таком же плачевном состоянии, как и стены крепости. - Он посмотрел на Глина. - Может, мы наскребем еще хоть что-нибудь?

- Я могу предложить коня, - проговорил Глин. - Он всегда сможет продать его в городе.

- Верно, - сказал Брэйс, усмехнувшись, - да, кстати, а что с капустой? У меня ее полно. Послушай, серебряный клинок, как ты думаешь, что можно сделать с капустой? Если оставить ее сгнить, то ей можно потом забросать врагов на улице, или если ты ухаживаешь за девушкой, то можно подарить ей свежий кочан, это будет так неожиданно для нее, или...

- Ваша светлость! - прервал его Куллин устало.

- Ну ладно, я отвлекся, - Брэйс сделал еще один длинный глоток, - но если ты согласишься взять лошадь, это будет поддержкой для тебя и для твоего слуги.

- Я согласен, - сказал Куллин, - но это не слуга, это моя дочка.

- Так это девочка? - сказал Брэйс, наклоняясь поближе, - ты уважаешь своего отца, дитя?

- Больше всех на свете, - ответила Джилл, - кроме короля, конечно, но я его никогда не встречала.

- Прекрасно сказано, - Брэйс громко икнул, - какая жалость, что этот гнойный прыщ по имени Инис не имеет такого почтения к королю, как эта маленькая девочка.

Куллин повернулся, адресуя свой вопрос Глину:

- Так что там насчет этой кровной вражды, дорогой господин? Ваши люди сказали мне только, что спор возник из-за этого леса.

- Да, это более или менее правильно, - сказал Глин, поглаживая свою бороду, - вражда длится уже давно, еще с тех пор, когда дед лорда Иниса объявил войну деду их милости. А сейчас она вспыхнула снова, этому виной еще и многие другие причины. Видите ли, лес расположен как раз на границе двух поместий. И это не дело заводить ссору из-за пустяков.

- Это Инис так думает! - Брэйс ударил рукой по столу, - Советник самого верховного короля лично рассматривал это дело и принял мою сторону.

- Сейчас, ваша светлость, - примирительно сказал Глин, - Инис оспаривает только часть решения суда. Он уступил вам деревья.

- Но он - бастард! - раздраженно воскликнул Брэйс, - и он утверждает, что его род древнее и претендует на свои свинячьи права.

- Свинячьи права? - переспросил Куллин.

- Свинячьи права, - сказал Глин, - крестьяне пригоняют в этот лес своих свиней и те едят там желуди. Сейчас желудей хватит только для одного стада свиней - либо нашего, либо - их.

- И еще его люди убили одного из моих всадников, когда парень выгонял свиней Иниса из леса в последний раз.

Куллин вздохнул и отпил пиво длинным глотком.

- Папа, мне непонятно, - сказала Джилл. - Ты должен убить кого-то из-за свинячьей еды?

- Это вопрос чести! - Брэйс стукнул об стол своей кружкой с такой силой, что пиво расплескалось, - честь моего отряда требует мести. Мы будем драться до последнего человека!

- Как жаль, что мы не можем вооружить свиней! - заметил Куллин, - каждый должен сам добывать себе еду.

- Вот было бы здорово! - воскликнул Брэйс, оскалившись. - У них были бы маленькие шлемы, вместо мечей они использовали бы свои клыки, а мы научили бы их идти в атаку под звуки рога.

- Ваша светлость! - сказал Глин.

- Ну хорошо, действительно, я снова отвлекся.

Глин со своим сыном Абрином отвели Джилл и Куллина в казарму, расположенную во дворе позади всех построек. Как это и было принято, отряд спал прямо над конюшнями. Зимой тепло от лошадиных тел помогало людям согреться. Но сейчас, в эти знойные летние дни, кругом стоял непреодолимый запах конюшни. Глин показал Куллину пару свободных коек, потом помедлил, наблюдая как Куллин разбирает свои принадлежности.

- Ты знаешь, серебряный клинок, - сказал Глин, - у меня даже в мыслях не было, что человек с таким опытом, как ты, присоединится к отряду, и я этому очень рад.

- Спасибо, - ответил Куллин, - вы давно служите у верховного лорда, добрый господин?

- Всю его жизнь. Сначала я служил у его отца. И, надо сказать, он был великим человеком. Он был одним из тех, кто пытался разрешить конфликт с помощью закона, а не меча. Боюсь, что верховный лорд Брэйс походит на своего деда, - Глин замолчал, повернувшись к Абрину. - Сейчас Джилл - наша гостья, Абрин, поэтому будь с ней вежлив. Идите с ней поиграйте на улице.

- Это означает, что разговор будет о чем-то интересном, - сказал Абрин.

- Джилл, выйди, - сказал Куллин.

Джилл взяла Абрина за руку и они вышли из казармы. Они задержались возле конюшни, наблюдая, как гуси ходили среди камней, переваливаясь из стороны в сторону.

- Эти гуси щипаются? - спросила Джилл.

- Щипаются. Держу пари, что ты испугалась.

- С чего ты взял?

- Ты девчонка. А девчонки всегда боятся. Хоть ты и носишь штаны.

- Мой папа купил мне их.

- Твой отец - серебряный клинок, а они все подонки.

Джилл размахнулась и что было силы ударила его прямо по лицу. Абрин закричал, а затем ударил ее в ответ, но Джилл увернулась и стукнула его кулаком по уху. С воплем он прыгнул на нее и повалил на землю, но она била его своим локтем в живот до тех пор, пока он не освободил ее. Они боролись, пинали друг друга ногами, дрались кулаками пока, наконец, Джилл не услышала, как Куллин и Глин кричат им, чтобы они прекратили. Вдруг Куллин схватил Джилл за плечи и оттащил ее от беспомощного Абрина.

- И что все это значит? - спросил он раздраженно.

- Он сказал, что серебряные клинки все подонки, - ответила Джилл, - за это я ударила его.

Абрин поднялся с земли и сел, хныкая и вытирая свой окровавленный нос. Куллин было широко улыбнулся Джилл, а потом поспешил снова стать строгим.

- Послушай, Абрин, - сказал сыну Глин, - ты очень плохо развлекаешь своего гостя. Если ты не научился вежливости, то как же ты сможешь служить верховному лорду?

Глин отвел Абрина в башню, ругая всю дорогу. Куллин в это время начал очищать грязь с одежды Джилл.

- Ради всех и богов, моя дорогая, - говорил он, - где ты научилась так драться?

- Давно, еще в Бобире. Все дети постоянно обзывали меня ублюдком и еще они говорили, что ты подонок, из-за этого я дралась с ними, а потом научилась и побеждать.

- Ну ладно, это все в прошлом, но ты - дочь Куллина из Кермора, этого достаточно, - сказал Куллин.

До конца дня Джилл и Абрин старались избегать друг друга, но на следующее утро Абрин подошел к ней. Он присел на землю около ее ног и пнул кусок дерна носком своего башмака.

- Извини меня за то, что я сказал, будто твой отец был подонком, - сказал Абрин, - и ты можешь ходить в штанах сколько угодно.

- Спасибо. Я тоже извиняюсь за то, что разбила тебе нос до крови. Я не хотела тебя так сильно ударить.

Абрин посмотрел на нее и улыбнулся.

- Хочешь, поиграем в войну? - предложил он. - У меня есть пара деревянных мечей.

Несколько следующих дней жизнь в крепости верховного лорда Брэйса текла спокойно. По утрам Куллин в сопровождении двух всадников выезжал патрулировать дубовый лес. После обеда Брэйс с другими двумя всадниками приезжал ему на смену. Джилл помогла Абрину выполнить его обязанности по дому, после чего у них оставалась еще уйма времени, чтобы поиграть с мечами или кожаным мячом. Единственной проблемой для Джилл была мать Абрина, которая считала, что ей надлежит учиться шитью, а не бегать вокруг крепости. Но Джилл была настолько сообразительной, что наловчилась избегать ее. За обедом отряд ел за одним столом, а семьи лорда и Глина - за другим. Иногда советник возвращался в свои комнаты сразу после обеда, а Брэйс подходил выпить вместе со своими всадниками. Он, как всегда, заводил разговор о своей вражде, все подробности которой он знал из года в год, и даже еще о том, что случилось задолго до его рождения, вспоминая наиболее обидные оскорбления.

Наконец после недели такого установившегося распорядка, однажды вечером к столу, за которым ужинали бойцы отряда, торопливо подошел Брэйс, его бледные глаза блестели, выдавая возбуждение. У него были новости: один из воинов его отряда был в деревне и слышал сплетни о том, что намерен предпринять Инис.

- Безродный гнойник! - воскликнул Брэйс. - Он сказал, что собирается приставить к своим свиньям вооруженную охрану!

За исключением Куллина весь отряд начал возмущаться, ругаясь и ставя кружки на стол.

- А я говорю, что ни одна свинья не ступит шага по моему лесу, - продолжал Брэйс. - И с этой минуты весь отряд поедет его охранять.

- Ваша светлость? - сказал Куллин, - можно мне сказать?

- Ну конечно, - ответил Брэйс. - Я высоко ценю твой опыт в этих делах.

- Спасибо, ваша светлость. Раньше мы охраняли лес одним патрулем и он мог быть в одном конце леса, а в это время отряд Иниса делал вылазку в другой конец. Будет лучше, если мы разобьемся на два патруля и будем ездить по пересекающимся маршрутам. Мы сможем использовать пажей и прислугу для того, чтобы посылать сообщения и тому подобное.

- Правильно сказано, - заметил Брэйс, - мы сейчас так и сделаем. Возьмем Абрина вместе с собой.

- А мне можно будет поехать? - спросила Джилл, - на моем пони.

- Джилл, не вмешивайся, - рассердился Куллин.

- Чувствуется отцовская выучка, - сказал Брэйс, - действительно, ты можешь поехать.

Так как Брэйс был верховным лордом, а Куллин - всего лишь серебряным клинком, он не мог ничего возразить, но позже, когда они остались одни, он хорошенько отшлепал ее. После двух дней патрулирования вместе с отрядом, Джилл уже жалела о том, что настояла на своем, потому что ей наскучило это занятие. С Куллином и еще двумя всадниками они скакали рысью в один конец леса, затем поворачивали и неслись в другой конец навстречу Брэйсу, а остальная часть отряда назад и вперед - и так до самых сумерек. Единственным утешением Джилл было то, что ей дали возить серебряный красивый горн, который она повесила на плечо на кожаном ремешке. Наконец, на третий день, примерно через час от начала дозора, Джилл услышала странный звук, доносившийся с опушки леса. Она приостановила своего пони и снова прислушалась: стук и хрюканье раздавались в лесу.

- Папа! - крикнула Джилл, - я слышу хрюканье свиней и топот копыт.

Все трое развернули коней и поскакали назад.

- Вот они, - Куллин выхватил свой меч. - Скачи к лорду! Мы их задержим!

Переходя на галоп, Джилл дунула несколько раз в свой горн. Наконец она услышала сигнал Абрина. Верховный лорд Брэйс выехал из-за деревьев ей навстречу.

- Ваша светлость! - крикнула Джилл, - они здесь!

Затем она быстро развернула своего пони, быстро поскакала назад впереди всех - она не хотела ничего пропустить. Когда она пробиралась через лесные заросли, до нее явно доносилось свиное хрюканье. Впереди виднелась тропинка, пересекающая луг, и Куллин вместе с другими всадниками перегородили ее, сидя верхом на лошадях. Вниз по лугу продвигалась странная процессия. Во главе ее был лорд Инис, державший зеленый щит, украшенный золотым гербом. За ним ехали семеро всадников, также вооруженных и готовых к бою. В тылу находилось стадо из десяти свиней и два перепуганных крестьянина, которые толкали животных палками, заставляя их двигаться вперед. Брэйс и его люди подъехали к позиции, занятой Куллином и остальными. Когда Брэйс вынул свой меч, остальные сделали то же самое, выкрикивая оскорбления в адрес лорда Иниса, люди которого отвечали тем же. Куллин крикнул Джилл и Абрину, чтобы они оставались на дороге, затем спокойно сел на своего коня, положив обнаженный меч поверх седла.

- Лорд Инис сам свинья, - проговорил Абрин, - привел всех своих людей только для того, чтобы их было больше, чем нас.

- Да, свинья, - поддержала его Джилл, - но на самом деле их не больше, потому что мой папа заменит троих.

Процессия медленно приближалась. Свиньи держались неровными рядами, хрюкая и выражая свое недовольство вооруженным людям, окружавшим их. Наконец лорд Инис остановил своего коня в десяти шагах от Брэйса. Пока оба лорда пристально смотрели друг на друга, свиньи разбрелись вокруг. Даже издали Джилл смогла разглядеть большого серого борова с клочьями темной шерстина боках.

- Так, - прокричал Инис, - сколько вы собираетесь ущемлять меня в моих законных правах, Брэйс?

- Этих прав ты не получал, - ответил Брэйс.

- Никто не имеет права перегораживать мне дорогу и оскорблять меня.

Свиньи захрюкали так громко, как будто одобряли своего хозяина. Куллин стегнул своего коня, подъехал ближе и поклонился, сидя в седле обоим лордам.

- Ваша светлость, милорд, вы оба, - сказал Куллин, обращаясь к ним, - как жаль, что вы не видите, какую чудесную картину вы представляете вместе со свиньями, следящими за вашим турниром.

- Заткнись, серебряный клинок, - свирепо прорычал Инис, - я не потерплю насмешек от человека, опозорившего себя.

- Я не насмехаюсь, господин. Если мне можно говорить, то будете ли вы требовать, чтобы вы сами имели право въезжать в лес?

Брэйс самодовольно заулыбался, Инис угрюмо молчал.

- Скажите мне, господин, - продолжал Куллин, - если эти свиньи не были в загоне, вы нарушили решение короля об этих лесах?

- Я никогда не оскорблю его величества, - ответил Инис, - но мои свиньи...

С гиканьем Куллин пустил своего коня в галоп и, объехав вокруг Иниса и его людей, поскакал прямо на стадо свиней. Воинственно крича, он размахивал лезвием своего меча. Свиньи вместе со своими пастухами пришли в ужас. Они бежали все вместе, хрюкая и крича, наперегонки через луг, по направлению к дому. Оба отряда хохотали при виде этого зрелища. Только Инис в бешенстве кричал своим людям, требуя прекратить смеяться и что-нибудь предпринимать. Наконец Куллин оставил погоню и медленно поехал назад.

- Ну как, господин? - прокричал Куллин. - Ваши свиньи не желают больше здесь прогуливаться.

Инис пришпорил своего коня и сделал выпад в сторону Куллина. Тот отразил удар лезвием своего меча и слегка отклонившись в сторону. Инис упал со своего седла на землю. В его отряде послышались крики. Погоня за свиньями - одно дело, оскорбление их лорда - совсем другое. Все семеро всадников развернули своих лошадей и направились прямо на Куллина и людей Брэйса. Джилл ухватилась руками за седло и пронзительно закричала. Отец был среди них совершенно один. Она увидела, что Инис вскарабкался на свою лошадь как раз в то время, когда отряды сблизились. Кони бросались вперед и брыкались, люди махали руками и ругались. Густая, как туман, пыль поднималась вверх. Все вокруг кричали, отбиваясь. Джилл казалось, что никто из них раньше не участвовал в сражениях. Сверкание лезвий меча, встающие на дыбы кони, кричащие и размахивающие руками люди - все перемешалось и стало похожим на ужасную пляску. Наконец Джилл увидела Куллина, ведущего своего коня вокруг этой свалки. Куллин шел молча, его лицо было совершенно спокойным, как будто ему наскучила эта возня. Потом он начал наносить удары. Но он не увертывался, как другие. Так, нанося тяжелые удары, он прокладывал себе путь сквозь толпу, рубя сплеча вокруг снова и снова, пробираясь к лорду Инису. Воины отряда Иниса отступали перед ним. Один всадник шатался в седле с окровавленным лицом. Куллин продвигался, размахивая во главе клина из людей Брэйса. Он был уже почти возле Иниса, когда один всадник отрезал его от остальных, преградив им путь своей лошадью. Куллин вскинул голову, но его лицо ничего не выражало. Через мгновение мечи сверкнули и скрестились, затем всадник вскрикнул и полетел через голову своего коня в толпу. Цепь из людей лорда Иниса была разорвана. С криком о капитуляции Инис развернул своего коня и спасался бегством, его отряд последовал за ним. Брэйс и его люди преследовали их до края луга. Куллин, оставшийся позади, спешился, встал на колени, наклонился над телом лежавшего на земле всадника.

Не раздумывая, Джилл тоже спешилась и поспешила к нему.

- Уходи прочь, - Куллин встал и ударил ее по лицу. - Уйди отсюда, Джилл.

И хотя она сразу же бросилась назад, все равно было уже поздно. Она уже увидела то, от чего Куллин хотел оградить ее: всадник лежал вниз лицом в луже крови, текущей из его горла и струящейся сквозь его белокурые волосы. Кровь была теплой, липкой и необычайно свежей.

- Ты видела! - спросил ее подбежавший к ней Абрин, лицо его стало мертвенно бледным.

Джилл упала на колени и ее вырвало и так тошнило до тех пор, пока не заболел живот. Абрин тронул ее за плечо и помог подняться. Ее так знобило, как будто на улице была холодная зима. Они вернулись назад к своим пони, сели на них и наблюдали, как отряд возвращался назад, смеясь и радуясь победе. Джилл так устала, что глаза ее закрывались сами собой, и вновь перед ней возникал образ мертвого человека и кровь струилась, растекаясь вокруг него. Она с усилием открыла их снова. Куллин оставил отряд и приблизился к ней.

- Я же говорил тебе оставаться там, - сказал он.

- Я забыла. Я не соображала.

- Я думаю, что это не так. А что это с твоим ртом?

Джилл вытерла лицо рукавом. Он все еще оставался ее отцом, ее красивым удивительным папой, хотя она только что видела: он убил человека. Когда он положил руку ей на плечо, она вздрогнула.

- Я не хотел тебя ударить, - сказал Куллин, - меня тоже тошнило первое время, когда я увидел убитого человека. Черт возьми, второй человек погиб из-за свинячьей еды. Я надеюсь, этот дурак на этом остановится.

- Иниса вы имеете в виду? - спросил Абрин.

- И его тоже, - ответил Куллин.

Отряд забрал тела убитых в крепость верховного лорда. Абрин сел на своего пони и поскакал вслед за Куллином. Когда Джилл увидела, как тело убитого, привязанное к седлу, безжизненно обвисло, оно напомнило ей любимую тряпичную куклу. Джилл снова почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Когда отряд подъезжал к крепости, Глин и слуги выбежали им навстречу. Джилл незаметно ускользнула, обежав вокруг башни в поисках тихого убежища, где можно было бы посидеть в тени разрушенной стены. Она знала, что Абрин побежит к своей матери и горько ему завидовала. Джилл пробыла там до тех пор, пока Куллин не разыскал ее. Он сел рядом с ней на землю. Она в упор смотрела на него.

- Герольды сейчас приехали, чтобы забрать бедных парней домой, - сказал Куллин. - Их смерть положит конец вражде. Честь отряда зассанцев Брэйса отомщена, а сплетни о бегстве Иниса расползутся во все стороны.

Джилл посмотрела на руки Куллина, устало опущенные на колени.

Без латунных рукавиц, они снова были его руками - теми, которые давали ей еду, гладили по волосам, обнимали ее за плечи. Она удивилась тому, что подумала, будто теперь они должны стать другими.

'Он убил много людей, - подумала Джилл. - Вот почему он был так знаменит'.

- Все еще чувствуешь тошноту? - спросил он.

- Нет. Я не думала, что кровь так пахнет.

- Да, так пахнет. Ты думаешь, почему я не хотел, чтобы ты ехала с нами?

- Ты знал, что кто-нибудь будет убит?

- Я надеялся, что смогу остановить их, но был готов и к этому. Такое всегда случается там, где мне приходится бывать. Ты знаешь, я думал, что эти парни разбегутся быстрее, но попался один волк в стае зайцев. Бедняга. Вот что он получил за свою честность.

- Папа? Тебе жаль его?

- Да. Я скажу тебе кое-что такое, моя дорогая, чего ни один человек во всем Дэвери не позволит себе: я виноват перед каждым человеком, которого я когда-либо убил, и эта мысль не дает мне покоя. Но это была его судьба, и ни один человек не в силах изменить ее. Когда-нибудь однажды моя собственная судьба возьмет меня, и я не сомневаюсь, что это будет точно также, как я делал со многими другими. Это напоминает торг с богами. С каждым солдатом бывает так. Ты понимаешь?

- Как будто твоя жизнь - за их жизни. Так?

- Точно так. Но невозможно отнять у человека больше, чем его жизнь.

Джилл почувствовала себя лучше. Мысль об этом как о действии Судьбы была ей понятна.

- Мне осталось только заплатить по векселю в моей сделке с Судьбой, - продолжал Куллин. - Я тебе уже говорил однажды и готов повторить еще хоть тысячу раз: не предавай себя. Если перед тобой будет соблазн совершить бесчестный поступок, вспомни своего отца и то, что бесчестье принесло ему: 'длинную дорогу' и презрение в глазах каждого честного человека.

- А это было твоей судьбой - стать клинком?

- Нет, - Куллин позволил себе едва заметную улыбку, - человек не может сделать свою судьбу лучше, но сделать ее хуже в его силах.

- Папа? - спросила Джилл. - Боги делают Судьбы людей?

- Нет. Судьба правит богами. Они не могут изменить человеческую судьбу и не имеет значения, как много он молится и заигрывает с ними. Помнишь сказание о Гвиндике, жившем во времена Рассвета? Богиня Эпона пыталась сохранить ему жизнь, но его Судьба была против этого. Она направила в него дротик как раз в тот момент, когда он обернулся.

- Да, но он принял его молча. А этот парень, которого ты убил, кричал.

- Я слышал, - лицо Куллина опять стало мертвенно спокойным, таким, каким оно было во время сражения, - но я не мог уже удержаться. Я не мог.

Джилл задумалась на мгновение, затем прислонилась к его плечу. Куллин обнял ее и крепко прижал к себе. Он все-таки был ее отцом, всем, что у нее осталось в этом мире. К сумеркам вернулся герольд. После переговоров герольда с верховным лордом, советник Глин разыскал Куллина.

- Лорд Инис будет просить о мире завтра утром, - сказал ему Глин, - и верховный лорд Брэйс даст согласие.

- Благодарение всем богам, - проговорил Куллин, - тогда мы с Джилл завтра утром уедем.

Этой ночью Джилл спала на одной кровати с Куллином. Она прижалась к его широкой спине и старалась не думать о сражении, но оно приснилось ей. Во сне она снова подбежала к Куллину и увидела мертвого всадника, но когда она всмотрелась внимательнее, то оказалось, что это был не Куллин, а Айва стояла на его месте - такая, какой Джилл всегда представляла ее: высокая и стройная, с золотым нимбом вокруг головы и длинным копьем в руке. В другой руке она держала щит с изображением луны в ее темной фазе. Джилл знала, что она не может видеть луну, если она темная, но во сне она видела. Чтобы не показать Айве, что она испугалась, Джилл заставила себя смотреть на убитого всадника. На ее глазах тело исчезло, просачиваясь в землю до тех пор, пока на том месте, где оно лежало не осталось ничего кроме вдруг выросшей травы, густой и зеленой. Когда она посмотрела на Айву, та улыбалась ей, а на ее щите появилось изображение полной луны. Джилл проснулась и услышала ровное дыхание спящего рядом Куллина. Она подумала, что ей надо не забыть этот сон. И хотя она и сама не знала, почему, но была уверена, что это очень важно.

I

Семь долгих лет после того, как однажды на побережье Элдифа жаворонок был знаком предзнаменования для Невина, он бродил по королевству в поисках младенца, в душе которого была заключена его Судьба. Несмотря на то, что его предвидение обладало такой силой, его возможности не были безграничными. В видении ему никогда не являлся человек, которого он хотя бы однажды не видел во плоти. Полагая, что Судьба - это нечто большее, чем судьба, он взял свою верховую лошадь и мула, нагруженного травами и лекарствами, и отправился в дорогу с намерением лечить бедный люд, постоянно переезжая с места на место. Сейчас, когда второе лето было на исходе, он ехал по дороге, ведущей в Кантрэй, город, расположенный в северо-восточной части королевства. Невин ехал следом за табуном лошадей, перегоняемым пастухами по провинции с места на место. У него был хороший друг в городе, аптекарь Лиден, у которого он мог остановиться на зиму. Дорога бежала среди бесконечных холмов, поросших травой, кое-где в небольших долинах виднелись белые березки. В этот обычный будний день он ехал медленно, позволяя своему коню щипать траву, ожидая ехавшего сзади с грузом мула. Он был погружен в размышления, находясь в состоянии, близком к трансу. Невин думал о женщине, которую он всегда будет именовать Брангвен, хотя он и знал, что в настоящий момент она была ребенком с другим именем.

Неожиданно его размышления были прерваны топотом копыт и шумом отряда всадников, быстрой рысью спускавшихся с холма и направившихся в его сторону. Их было около двадцати человек. Их щиты, висевшие на ремнях по обе стороны седла, были украшены гербами с изображением серебряного дракона. Капитаном отряда был молодой паренек. Один из всадников крикнул Невину, чтобы он посторонился и освободил им дорогу. Невин поспешно развернул своего коня, отъезжая вправо, но командир отряда поднялся в стременах и дал приказ отряду остановиться. Нехотя, под стук копыт и лязг металла, всадники выполнили приказ.

Их командиру было всего лет около десяти. Он был одет в голубой и серебряный с зеленым плащ Абервинов и был такой необычайной красоты ребенком, каких Невину никогда не приходилось встречать прежде. У него были иссиня-черные вьющиеся волосы, большие голубые глаза, его рот был такой нежной и красивой формы, что напоминал скорее девичий. Невин остановил своего коня недалеко от него и поклонился.

- Смиренно благодарю, господин, - сказал Невин, - вы оказываете мне большую честь.

- Любой человек с такими белыми волосами, как ваши, дорогой сэр, заслуживает такого обращения, - молодой лорд оглянулся назад, надменно посмотрев на отряд. - Нам ведь легче управлять своими лошадьми, чем вам.

- Да, правильно сказано, - проговорил Невин. - Не назовете ли его величество своего имени?

- Лорд Родри Мэйлвейд Абервин, - мальчик очаровательно улыбнулся, - и я держу пари, что вы удивились тому, что увидели здесь людей из Элдифа.

- Да, действительно, это так.

- Знаете, я был пажом у моего дяди лорда Ивмура Кантрэя, но мой отец прислал за мной часть своего отряда, чтобы забрать меня домой. Моего брата только что убили.

- Сочувствую вам, господин.

- Мне тоже очень грустно, - лорд Родри посмотрел на поводья в своих руках и часто заморгал, чтобы не расплакаться. - Я любил его, потому что он не был таким, как мой старший брат Риис, - он поднял глаза, застенчиво улыбаясь, - мне не следовало бы рассказывать обо всем этом незнакомцу.

- Да, действительно, вам не следовало бы, господин.

Когда Невин заглянул в темно-голубые глаза мальчика, то чуть было не вскрикнул. На мгновение он увидел другую пару глаз, заглянув через них в душу человека, чья Судьба была тесно переплетена с Судьбами Брангвен и его собственной. Затем видение покинуло его.

- Его светлость потом останется при дворе Абервинов? - спросил Невин.

- Может быть, - Роди тяжело вздохнул. - Я думаю, что отец захотел, чтобы я был дома, потому что я теперь второй наследник.

- Он, конечно, поступил мудро, господин. Может быть, мы еще увидимся с его светлостью в Абервине. Я часто езжу по Элдифу в поисках трав.

Невин поклонился снова, на что Роди ответил надменным взмахом руки, а затем стегнул свою лошадь и поскакал. На вершине холма он обернулся, сидя в седле, наблюдая, как отряд скачет рысью, поднимая облако пыли.

- Удача, и дважды удача! - говорил себе Невин. - Благодаря лордам Судьбы!

На ночь Невин остановился на грязном постоялом дворе, стоящем прямо возле дороги. Он сидел на табурете возле камина. У него был вид старого уставшего человека, дремлющего над кружкой эля и пристально смотрящего на огонь. Ни один из посетителей не говорил ему ни слова, никто, даже шумные всадники из отрядов местных лордов. Он не отвлекался от своих мыслей, и весь был поглощен своим ясновидением.

В очаге языки пламени играли над пылающими дровами. Когда мысли Невина вернулись к молодому лорду Родри, перед его взором возник отчетливый образ мальчика в клетчатом плаще, сидевшего возле бивачного костра и жующего хлеб. Его люди из отряда сидели здесь же. Невин улыбнулся мальчику, затем прогнал видение. Наконец у него появился реальный ключ к разгадке. Прежде всего, во всех их других жизнях их пути не пересекались. Они всегда были врозь. Но раньше или позже, пусть он и не нашел ее сначала, она была связана с Родри, и теперь Невин знал, что Родри он уже нашел. А каким же было его имя тогда? Так спрашивал себя Невин.

- Да, точно, Блейн, - вот как его звали, - решил он.

А вокруг в таверне был слышен смех, люди пили эль, делали ставки, играя в кости. Невин чувствовал себя совершенно оторванным от них, от этой обычной жизни. Он чувствовал себя очень утомленным этой ночью и воспоминания всплывали перед ним непрошенно такие же горькие, как всегда. Единственное, чего ему сейчас хотелось - это забыть все и умереть, но смерть не приходила за ним, она страшилась его.

- Много лет прошло, - продумал он, - но это было только началом всего.

Дэвери, 643

Если вы пишите прутиком на песке, то волны и ветер сотрут слова. Вот в чем ошибки обычных людей. Если вы высечете слова в камне, они останутся навечно. Человек, претендующий на знание Двуумера, становится резчиком. Все его ошибки хоронят себя в очень глубоких пластах Времени.

'Тайная книга Кадваллона Друида'

Гроза началась на закате. Проливной дождь с южным ветром обрушился на лес, вдохнувший трепетом весенних молодых листьев. К рассвету сквозь крышу хижины потекли тонкие ручейки воды, скапливаясь на земле в углу. Вода прорыла себе неглубокую канавку в земляном полу, исчезая затем в трещине под стеной. Ригор стоял, подбоченясь и наблюдал за тем, как идет дождь.

- Тебе предстоит тяжелая дорога, - сказал он.

- Я знаю, - ответил принц, - но мне надо вернуться сюда до праздника. Я поклялся.

Ригор улыбнулся, в его лице было сомнение. Он выбрал пару больших веток из поленицы в углу хижины и положил их в небольшой каменный очаг. Когда он взмахнул рукой над ветками, они загорелись и пламя подпрыгнуло так, что лизнуло его ладонь. Принц негромко свистнул, у него перехватило дыхание.

- Тебе надо преодолеть увлечение этими фокусами, все это мелочи, - проговорил Ригор, - настоящий знаток Двуумера действует глубже этого.

- Хоть ты так и говоришь, но я не могу тебя обманывать и сказать, что это меня больше не захватывает.

- Ладно. Ты хороший мальчик и правильно поступаешь, Галрион.

Ригор потянулся, изогнув спину, словно кот, и посмотрел на принца проницательным взглядом. Внешне Ригор был похож на старого крестьянина. Он был низкого роста. Грудная клетка напоминала бочонок. Был одет в грязные коричневые брюки и простую рубаху, подпоясанную куском веревки вместо нормального ремня. Его седые волосы были коротко острижены и неопрятны, а серые усы было бы неплохо подстричь и подравнять.

Иногда, отдыхая от мыслей, принц Галрион удивлялся, что этот человек имеет на него такое большое влияние и что он беспрекословно подчиняется его приказам. 'Это - колдовство' - думал про себя принц. - Кому нужно богатство, если можно стать колдуном?

- Вы уже думали о вашей помолвке? - спросил Ригор.

- Да, - ответил Галрион. - Я сделаю все так, как ты сказал.

- Вы должны сделать это потому, что понимаете причины, а не потому, что просто исполняете мои команды, словно охотничья собака.

- Конечно. Но у тебя есть уверенность? - ответил принц. - Я могу привезти ее с собой?

- Если она поедет. Сначала женись на ней. А потом привози ее с собой, - Ригор обвел взглядом покосившиеся стены хижины. - Это не дворец, но к зиме мы построим для нее дом получше.

- А что, если она не захочет ехать?

- Если она выбирала добровольно, тогда отпусти ее, - Ригор сделал паузу для эффекта. - Добровольно, понимаете?

- Но если у нее... у нас будет ребенок?

- Ну и что из этого? - Ригор перехватил его хмурый взгляд и затем начал пристально смотреть вниз. - Клятва есть клятва, мальчик, и ты ее дал ей сам. Если бы это была обычная женитьба. Но ты ведь сам разыскал ее и поклялся. Человек, который не умеет держать своего слова, не годится для пророчества - он никто.

- Ну хорошо, тогда я съезжу сначала к Брангвен, а потом попрошу благословения у моего отца.

- Хорошо. Она заслуживает того, чтобы узнать об этом первой.

Закутавшись в свой красивый шерстяной плащ в красную и белую клетку, Галрион вскочил на своего чистокровного вороного коня и поскакал по бескрайнему древнему дубовому лесу. Пройдет совсем немного времени и он вернется сюда бедным изгнанником для того, чтобы изучать Двуумер, если он сможет победить себя, освободившись от старой жизни.

Галрион был третьим из четырех сыновей Адорика, верховного короля всего Дэвери. Он был безвольным юношей, избалованным, любящим лошадей и охоту. Старше него было два наследника на престол и один младше, но Галрион не жаждал власти и не представлял угрозы для братьев в их борьбе за престол. И он не видел причины, которая мешала бы ему покинуть двор, чтобы больше не жить за счет королевской казны. Однако он сомневался, что отец будет смотреть на это так же просто, как он. Адорик Второй, правитель последней и умирающей династии, редко смотрел на вещи так просто. И еще дело осложнялось тем, что у Брангвен, хоть она и была дочерью лорда, было много других поклонников. Совсем недавно, всего несколько месяцев назад, Галрион влюбился в нее так сильно, что ждать, когда закончится положенное время со дня их помолвки, было для него нестерпимым мучением. Ригор считал, что Галрион достигнет больших успехов в своей учебе, если у него будут жена и дети.

- Для того, чтобы мужчина полностью реализовал себя, он должен иметь жену и детей, - говорил ему всегда Ригор, но после того как каждая королевская прихоть Галриона удовлетворялась все двадцать два года его жизни, он не очень-то был настроен слушать об обязанностях. Галрион привык сразу получать все, что ему хотелось, и он никогда ничего не желал так сильно, как познать Двуумер. Ради этого он готов был отказаться от питья и пищи. Так он думал, пока ехал по первозданному лесу и желание стать ясновидцем было таким сильным, что обжигало его изнутри. Сначала он подумал о том, что страстно желает Брангвен, но сейчас новая страсть вытеснила это желание. Углубиться в секреты знания, изучить и подчинить себе законы движения вселенной, контролировать силы и энергии, о которых знают всего несколько человек - все это казалось по сравнению с простой любовью драгоценным горным хрусталем, лежащим в обычной грязи. Одной из немногих вещей, смущавших Галриона в эти дни было то, какой путь выбрал Ригор, чтобы обосновать необходимость сближения кланов Сокола Брангвен. Ему пришла в голову мысль о том, что его любовь к Брангвен была, возможно, только орудием в руках его судьбы, врученным ему Ригором. Он сам, конечно, уже намекнул о том, что были другие, более важные причины, по которым Галрион влюбился в Брангвен, но сердце Галриона начинало ныть, как только он вспоминал об этих намеках.

Мелкий моросящий дождь затих, перейдя в туманный серый полдень, когда Галрион выехал их леса на убранное поле и увидел крепость Сокол, стоящую на вершине обсыпного холма, сооруженного для целей обороны в этой равнинной местности. Вдоль основания холма было возведено земляное укрепление и окружено рвом. В верхней части возвышался деревянный забор с укрепленными железными воротами. Внутри стояла невысокая каменная башня и несколько круглых деревянных навесов и хижины для слуг. Галрион ввел своего коня, грязный двор наполнился слугами - конюх бежал взять у него лошадь, паж - снять его багаж, камергер встретил его и учтиво провел в здание. Пока пожилой камергер открывал тяжелую дверь, принц посмотрел вверх. Над перемычкой двери был прикреплен череп, почерневший, сморщенный, с дождевыми подтеками. Отец Брангвен, Двин, был одним из последних оставшихся воинов старой закалки.

И несмотря на то, что священники укоряли его, несмотря на то, что дочь умоляла его снять, Двин упорно продолжал держать наверху голову его врага по длительной кровной вражде, храня ее как свой боевой трофей.

Большой зал был освещен огнями, горевшими с обеих сторон. В нем было тепло и дымно. Перед большим камином сидели Двин и Гиррейнт и пили эль, свора охотничьих собак спала на грязной соломе у их ног. Гиррейнт поднялся навстречу Галриону, Двин же продолжал сидеть. Его отекшее лицо было вспотевшим, слезящиеся глаза смотрели из складок кожи. Трудно было поверить, что в юности он был, как и его сын сейчас, высоким, светловолосым и широкоплечим стройным воином с гордо откинутой головой.

- Добрый день, мой повелитель, - сказал Гиррейнт, - сестра у себя в комнате. Я сейчас пошлю за ней пажа.

- Спасибо, - Галрион поклонился Двину, - господин.

- Садитесь, юноша, выпейте немного эля, - Двин сопел, говоря это, затем сильно закашлялся, почти задыхаясь. Галрион почувствовал холодную дрожь, поднявшую дыбом волосы на его затылке, как будто он находился на сквозняке. И хотя Двин был болен уже давно и всегда имел болезненный вид, Галриону проницательность предвидения подсказала, что он скоро умрет. Паж принес Галриону, еще не оправившемуся от видения, кружку эля и когда он поднял ее с дружеским приветствием в адрес Гиррейнта, тот выдавил из себя улыбку, которая свела его рот судорогой. И не надо было обладать даром пророчества, чтобы узнать, как он ненавидел Галриона. Галрион только удивлялся, почему.

Дверь, ведущая в большой зал, открылась и вошла Брангвен в сопровождении служанки. Она была высокой девушкой, стройной и гибкой, в темно-зеленом платье. Длинные светлые волосы были схвачены сзади простой заколкой, какие носили незамужние женщины. Ее глаза были такими глубокими и голубыми, как зимняя река. Люди называли ее самой красивой девушкой в Дэвери, говоря, что такой красоты лицо лучше всякого приданого.

Галрион бросился ей навстречу, движимый любовью, и взял обе ее руки в свои.

- Я не думала, что увижу вас так скоро, мой принц, - проговорила Брангвен. - Я рада видеть вас.

- И я рад, госпожа!

Галрион усадил ее на свой стул, взял у служанки подставку для ног, поставил около ее ног и поднял ноги Брангвен с сырого пола, покрытого соломой. Он присел на краешек подставки и улыбнулся ей, на что она ответила смехом, веселым и звонким, так что казалось, будто солнечный луч осветил темную комнату.

- Окажет ли мне его высочество честь, поехав завтра со мной на охоту? - спросил Гиррейнт.

- Я не смогу, к сожалению. Мне нужно обсудить с моей госпожой некоторые вопросы.

- Она пока еще не ваша госпожа, - Гиррейнт повернулся на каблуках и гордо вышел из зала. Когда за ним закрылась дверь, громко хлопнув, Двин проснулся, посмотрел вокруг, а затем снова закрыл глаза.

- Послушай, Гвени, я думаю, что не оскорблю твоего брата, если не поеду с ним завтра.

- Ох, Гир эти дни в таком дурном настроении, - Брангвен деликатно пожала плечами. - Не могу сказать ему ни одного слова ни о чем. Быть может, пришло время его женить? Ему будет двадцать в середине лета.

- Совершенно верно, - Галриону вспомнилось пророческое предсказание о том, что Двин умрет. - У него есть какая-нибудь девушка на примете?

- Нет, это точно. - Брангвен захихикала, прикрыв рот рукой. - Ну ладно, Гир поедет завтра на охоту с лордом Блейном. Его сестра совершенно без ума от него. Я постараюсь похвалить ее, но думаю, что он не будет долго слушать.

- Я видел госпожу Исолу при дворе. Она славная девушка. Но она, конечно, никак не сравнится с вами.

Комплимент снова был встречен хихиканьем, Брангвен слегка покраснела. Иногда Брангвен вела себя непосредственно и совсем не так, как женщины, которые были обучены своей роли при королевском дворе. Раньше Галрион предвкушал, как он изменит, упростит и сформирует поведение своей жены, теперь же он думал о том, что на это потребуется ужасно много времени.

- Знаете, что Исола рассказала мне? - спросила Брангвен, - Что Блейн завидует вам.

- Неужели? Если это действительно так, это может стать серьезным делом.

- Почему?

- Боже мой, подумайте! Вепрь Рампант был замешан во многих заговорах против последней династии. Небольшое любовное соперничество становится политическим делом, когда один из соперников - принц.

- Действительно. Прошу извинить меня. - Галрион так сильно сжал ее руку, что она чуть не вскрикнула. Она разрумянилась и нагнулась в его сторону, позволив ему поцеловать себя в щеку. Обстоятельства помешали принцу сразу же заговорить о своей помолвке. Весь вечер Гиррейнт составлял им мрачную компанию. Назавтра выдался на редкость ясный и солнечный день. Брангвен усадила своего отца во дворе, и сама устроилась рядом с ним со своим рукоделием. К большому сожалению Галриона старик все время бодрствовал. Наконец, когда Гиррейнт остановился возле них, следуя на охоту, Галрион решил, что коль скоро он старший брат, то можно использовать такое его положение.

- Послушай, Гир, - сказал, обращаясь к нему Галрион, - я провожу тебя немного.

- Вот и прекрасно, - Гиррейнт бросил на него быстрый взгляд, который говорил совсем обратное. - Паж, беги, оседлай коня для принца. Галрион и Гиррейнт поскакали в сторону леса. Впереди них бежала свора гончих собак, позади ехали двое слуг. Земли клана Сокол были расположены обособленно на краю королевства. Лишь на севере они простирались до самого Вепря, единственного близкого соседа. С востока и юга к ним примыкали только девственные леса, луга и свободные, незанятые земли. Галрион подумал о том, что Брангвен, конечно же, с нетерпением ожидает сверкающей жизни при дворе, которой он не сможет дать ей, потому что намерен покинуть его.

- Итак, юный брат, - наконец заговорил Галрион, - я хочу кое о чем поговорить с тобой. Госпожа Брангвен рассказала мне, что ты добился расположения Исолы из Вепря. Для любого мужчины она будет превосходной женой.

Гиррейнт пристально смотрел прямо перед собой на дорогу.

- Тебе девятнадцать, - продолжал Галрион. - Настало время жениться для пользы твоего клана. Главе клана нужны наследники.

- Вы правы. Я знаю о моих обязанностях перед моим кланом.

- Блейн - твой боевой друг. Это будет прекрасный брак.

- Это Гвени уполномочила вас на этот разговор?

- Да.

Гиррейнт посмотрел в его сторону с ненавистью в глазах.

- Моя сестра тоже знает о своих обязанностях перед кланом, - сказал Гиррейнт.

Так они ехали, Гиррейнт упорно думал о чем-то, его рука лежала на рукоятке меча. Галрион раздумывал, как этот надменный высокомерный человек воспримет известие о том, что он намерен увезти его сестру в глухой лес вместо того, чтобы поселиться вместе с ней во дворце.

Принц был огорчен прежде всего своей глупостью, заключающейся в том, что он затеял свою помолвку как раз тогда, когда принял решение изучать Двуумер.

- Гвени думает, что Исола согласится выйти за меня? - спросил Гиррейнт.

- Да. Кроме того, она принесет тебе хорошее приданное.

Они ехали молча несколько минут, в течение которых Гиррейнт размышлял. Наконец он пожал плечами, как будто сбросил с них тяжелый груз.

- Можете ли вы оказать мне милость, как старший брат? - сказал Гиррейнт. - Я прошу поехать со мной к Блейну в качестве посредника в помолвке.

- С удовольствием. Мы скоро поедем?

- А почему бы и нет? Чем быстрее, тем лучше.

Вечером этого дня был устроен праздничный обед. В те времена, когда поместье Сокола процветало и расширялось, в клане рождались сыновья на протяжении нескольких последних поколений. Сейчас же Гиррейнт был единственным наследником, и если он умрет без потомства, клан умрет вместе с ним. Все земли будут возвращены верховному королю. Время от времени Галрион замечал, как Гиррейнт любовался лезвием своего ствольного кинжала, где было выгравировано изображение сокола, символ клана, вся его жизнь сила и власть. Галрион знал, что Гиррейнт думал о своей обязанности сохранить клан всякий раз, когда его задумчивый взгляд останавливался на кинжале. Как только Брангвен увела своего отца от стола, у Галриона появилась возможность поговорить наедине с Гиррейнтом.

- Госпожа Брангвен уже второй вечер рассказывает мне о том, что Блейн завидует мне, - заговорил Галрион, - надеюсь, это только девичья болтовня?

- Это правда. И это льстит ее девичьему тщеславию, - ответил неохотно Гиррейнт. Блейн забудет ее очень быстро. Мужчины нашего положения женятся тогда, когда они должны, а не тогда, когда им самим этого хочется.

В горечи его голоса Галрион почувствовал пророческое предупреждение об опасности, как будто холод пробежал по его спине. Он не помнил случая, когда такое предостережение не превратилось в действительность, даже тогда, когда он почувствовал его, будучи еще маленьким мальчиком, взбираясь на дерево и зная, что ветка, на которую он залез, должна обломиться.

Крепость клана находилась в полном дне езды в сторону Севера. Каменная башня имела три этажа и располагалась посреди двора, вымощенного булыжником. Там же стояли и добротные деревянные круглые дома для слуг. С одной стороны двора были конюшни, служившие одновременно и казармой для отряда из двенадцати человек. Большой зал башни был около сорока шагов в длину. Два гобелена висели по обеим сторонам высокого камина, красивые украшения стояли кругом в изобилии, в зале был красиво украшенный каменный пол. Галрион подумал, войдя в зал, что Брангвен была бы более счастлива, живя в такой крепости, чем в дикой местности. Блейн сам встретил их и привел к столу для знати. Он был стройным светловолосым мужчиной с приятными голубыми глазами, которые казались улыбающимися в насмешке и в то же время выглядели кроткими.

- Добрый день, мой принц! - приветствовал Блейн, - чему я обязан, имея честь видеть вас в моем зале?

- Мой брат и я приехали просить вас оказать нам большую милость, - сказал Галрион. - Мой брат решил, что пришло время для его женитьбы.

- О, сейчас? - Блейн кротко улыбнулся Гиррейнту. - Мудрое решение, особенно если в вашем клане нет наследника.

Блейн насторожился, как олень, увидевший собачью свору.

- Если это так мудро, - проворчал Гиррейнт, - почему же вы не сделаете того же?

- У меня есть два брата, - ответил просто Блейн.

Момент был решающим. Гиррейнт задумчиво смотрел в камин, Блейн пристально смотрел на принца. Галрион не знал, на чем остановить взгляд.

- Черт побери, - сказал Блейн. - Можем мы обойтись без всех этих недомолвок? Гир, ты хочешь жениться на моей сестре, не так ли?

- Да, - ответил Гиррейнт, стараясь улыбнуться. Когда взгляд Галриона встретился с глазами Блейна, он вдруг понял, что перед ним человек, который хотел быть его другом. Снова пророческое предупреждение обожгло холодом его спину, словно снег. Исполняя свои обязанности посредника, принц прошел в женский зал - уютную полукруглую комнату во втором этаже башни. Пол в ней был устлан коврами, имеющими цвета клана: коричневый, зеленый и золотой. Серебряные подсвечники стояли на украшенном резьбой столе. Возле окна на мягком стуле сидела Роса, главенствующая в клане. Исола села на подставку для ног рядом со своей матерью. Вокруг них всюду были разбросаны пучки шерсти от веретена, которые все бросились поспешно собирать при появлении принца.

Роса была полной женщиной с глубоко посаженными серыми глазами, с жесткой, но приятной, едва заметной улыбкой. Галриону она всегда нравилась, когда они встречались при дворе. Исола была прелестной девушкой лет шестнадцати, тоненькая и живая, с большими пытливыми глазами.

- Я пришел в качестве просителя, госпожа, - проговорил Галрион, поклонившись обеим женщинам, - лорд Гиррейнт просит госпожу Исолу выйти за него замуж.

Исола застыла в изумлении, Роса посмотрела на нее сурово.

- Это серьезный шаг, - сказала Роса. - Я и моя дочь должны это предложение тщательно обсудить.

- Но, мама! - вскрикнула Исола.

- У вас есть какие-нибудь возражения против лорда Гиррейнт? - спросил Галрион.

- Никаких, - ответила Роса. - Но у меня есть претензии к моей девочке, которая ведет себя как голодный щенок, которому бросили кость.

- Вы можете передать Гиррейнту, что мы обсудим этот вопрос. Если Исола не возражает, мой сын может начать переговоры о приданном.

Блейн был очень возбужденным при обсуждении вопроса о приданном. Исола, конечно, уже несколько лет заполняла свой сундук для приданного вышитыми коврами, нарядными платьями, была в нем и вышитая сорочка, которую ее муж должен будет одеть в день свадьбы. В дополнение к этому Блейн предлагал десять меринов, пять белых коров и накидку для Исолы.

- Гир, это просто великодушно, - воскликнул Галрион.

- Что? - Гиррейнт посмотрел на него с испугом.

Весь вечер Гиррейнт вел себя как безупречный жених, счастливый тем, что он будет иметь жену, которая принесет ему богатое приданное. За столом он и Исола сидели рядом, Гиррейнт подавал ей самые лакомые кусочки мяса, кормил ее своей рукой, как будто они были уже женаты. Галрион и Роса, сидевшие следом друг за другом, наблюдали за этой парой и время от времени поворачивались друг к другу, обмениваясь понимающими взглядами.

Пока бард пел свою песню, Блейн перебрасывался шутками со своим братом, Галрион и Роса уединились, чтобы потихоньку поговорить.

- Скажите мне, - сказала Роса, - как вы думаете, Гиррейнт когда-нибудь полюбит мою дочь?

- Будет дураком, если не полюбит.

- Кто знает, на что вы, мужчины, способны!

Галрион взял ломтик хлеба, переломил его пополам и предложил ей одну половину.

- Ведь это лучше, чем вообще без хлеба?

- Мой принц, вы рассуждаете мудро, несмотря на то, что еще так молоды, - проговорила Роса, беря хлеб, - это приходит, если живешь при дворе?

- Да. Потому что, если вы хотите остаться в живых, будучи старшим принцем, а не хотите быть отравленным, вам лучше ловить глазами малейший взмах руки каждого, а ушами - каждое слово.

- Да, я разговаривала с вашей маленькой Гвени. Жизнь при дворе поначалу будет трудной для нее. И это ее счастье, что такой человек как вы будет отстаивать ее интересы.

Галрион отпил глоток вина.

'Я такой же плохой, как Гиррейнт, - подумал он, - я должен предложить Гвени хотя бы половину ломтика хлеба, если я не нашел для нее человека, который даст ей целый каравай'.

Случай распорядился так, что Галрион и Гиррейнт пользовались гостеприимством Блейна несколько дней. Чем дольше принц был знаком с Блейном, тем больше он нравился ему. Блейн был не только щедрым человеком, но и довольно образованным. Он с удовольствием слушал песни своего барда и сам хорошо знал народные сказки и предания. Еще больше принц был восхищен Росой, которая выполняла свою главенствующую роль в клане с большим тактом. Она станет для Брангвен прекрасной родственницей. Не один раз принц вспоминал утверждение Ригора, что она должна выбирать добровольно, но он сомневался, что Гвени, бедная маленькая наивная Гвени, способна принять такое важное решение самостоятельно.

На исходе второго дня принц сопровождал Росу во время прогулки по саду. Весеннее солнце согревало блестящие листья и первые бутоны роз.

- Я нахожусь под большим впечатлением от знакомства с вашим сыном, - сказал ей Галрион. - Он вызывает у меня большую симпатию, чем во время встреч при дворе.

- Спасибо, мой принц. - Роса удивилась, не зная, чем обернется эта неожиданная честь для ее сына. - Я очень вам благодарна за то, что вы покровительствуете ему.

- Мне только хотелось бы выяснить один незначительный вопрос. Простите мне мою прямолинейность и я, рассчитывая на искренний ответ, не изменю своего расположения к Блейну. Как велико его влияние на Гвени по сравнению с моим?

- Мой сын знает о своих обязанностях перед троном, и не имеет значения, в каком состоянии находятся его сердечные дела.

- Я никогда не думал иначе. Я только был удивлен тем, как высоко он ставит свою честь в вопросах любви. Позвольте мне снова быть откровенным. Брангвен совсем недавно обручена со мной. Он оставит ее, как покинутую женщину?

- Я думаю, мой принц, что вам нелегко говорить на эту тему.

- Да, но я скажу вам больше: меня волнует будущая жизнь с Брангвен. Льстецы при дворе будут кружить вокруг нее, как мухи вокруг разлитого меда.

- Не только мухи, мой принц. Осы прилетят на мед, ведь Гвени очень красива.

- Да, она красива. - Внезапно замолчав, Галрион размышлял, сможет ли он в действительности упустить ее. - И я полюбил ее однажды.

- Однажды, а теперь - нет? - Роса недоверчиво повела бровью.

Галрион прошел немного вперед, ожидая ее в тени липового дерева. Он сорвал несколько листьев с нижней ветки дерева и потер их между пальцами прежде, чем уронить на землю.

- Мой принц глубоко взволнован, - проговорила Роса.

- Тревоги принца - это его личное дело. Но вы так ничего и не ответили мне. Женился бы Блейн и Гвени, если бы у него была такая возможность?

- Женился бы, и сразу же. Мой бедный мальчик, я клянусь, его очаровали голубые глаза Гвени. Он откладывал женитьбу, ожидая, пока она войдет в возраст, и тогда...

- Принц вмешался, давая людям Вепря еще одну причину быть недовольными правлением верховного короля. Как еще Блейн может отнестись к этому, если его мать намекает, что принц требует уважения к его приоритетному праву?

- Я не сомневаюсь в том, что он всегда уважал принца.

Улыбаясь, Галрион низко поклонился ей.

- Это очень хорошо, - сказал он сам себе. Его сердце сгорало от ревности, когда он думал о Брангвен, лежащей в объятиях другого мужчины.

Наступил день отъезда принца Галриона ко двору. Гиррейнт провожал его, проехав вместе с ним несколько миль. Принц улыбался и болтал всю дорогу, так что Гиррейнту захотелось убить его и бросить тело в придорожную пыль. Наконец они доехали до перекрестка и там расстались. Гиррейнт, сидя на коне, наблюдал, как белый с алым плащ принца исчезает вдали. Через три недели, всего через три недели принц вернется из крепости Дэвери и увезет с собой Брангвен. Из-за нее разорвется сердце Гиррейнта.

Когда Гиррейнт прискакал назад в крепость, он нашел Брангвен сидящей во дворе под лучами солнца за шитьем. Он отдал лошадь своему пажу и уселся у ее ног, как пес. Ее волосы блестели на солнце, как золотые нити, ниспадая вокруг нежной кожи ее щек. Когда она улыбнулась ему, Гиррейнт почувствовал внезапную боль в сердце.

- Что это ты шьешь? - спросил он ее. - Что-нибудь из приданного?

- Нет. Тебе рубашку. Держу пари, что она получится гораздо красивее, чем у моего бедного Галриона.

Гиррейнт сидел и просто наблюдал за тем, как она работает. Он хотел подняться и уйти, оставив ее одну, но остановился, попав в плен своей давней муки. Его сестра, единственная и самая красивая в его мире, превратится во что-то безобразное и грязное, проклятое как богами, так и людьми, если им станет известно о его тайных помыслах.

Вдруг она вскрикнула. Он вскочил на ноги, еще не зная, что произошло.

- Я уколола палец этой проклятой иголкой! - сказала Брангвен, улыбнувшись ему, - не смотри так испуганно, Гир. Ой! Я посадила пятнышко крови на твою рубашку! Вот беда.

Маленькое красное пятнышко виднелось среди красного узора, переплетенного спиралью.

- Не волнуйся, никто его даже не заметит, - успокаивал ее брат.

- Если не считать, что это - плохая примета, в остальном ты прав. Не сомневаюсь, что ты испачкаешь ее гораздо сильнее. Ты возвращаешься с охоты такой перепачканный, Гир.

- Я не буду одевать ее на охоту. Это будет моя лучшая рубашка, только потому, что ее сшила для меня ты, - Гиррейнт взял ее руку и поцеловал в том месте, где виднелась капелька крови. Поздней ночью он вышел в темный тихий двор и был так взволнован, что ходил по нему взад и вперед без передышки. В свете луны он видел череп старого Саморика, пристально смотрящий вниз на него пустыми глазными впадинами. Когда-то каждый форт, и каждая крепость, и дом каждого воина был украшен такими трофеями, но позже церковники, основываясь на том, что им виднее, заявили, что Великому Белу не нравится этот обычай. Двин был одним из последних старых воинов, кто продолжил придерживаться этого обычая. Гиррейнт вспомнил тот день, когда пришли жрецы и приказали его отцу снять этот трофей. Он был тогда еще маленьким мальчиком и спрятался за юбку матери, испугавшись громкого крика отца, отказавшегося исполнить требование жрецов. Отец говорил им, что если боги действительно хотят снять их, то они могут сделать это сами и быстрее, просто сгноив их.

'Жрецы ушли тогда, посылая на них ритуальные проклятия. И они одержали победу, - думал про себя Гиррейнт. - Я и есть это проклятие, - сказал он вслух, обращаясь к Саморику. - Я - это проклятие богов, посланное нашему клану.

Гиррейнт опустился на землю и заплакал...

Дни тянулись медленно. Длинные дни мучительного ожидания. Гиррейнт избегал общества своей сестры. Он поехал к Блейну под тем предлогом, что им необходимо увидеться из-за его помолвки, и компания Блейна действительно подействовала на него успокаивающе. Они были больше, чем друзьями. Год назад, когда они вместе ездили на войну, Гиррейнт и Олейн поклялись друг другу под присягой, что будут сражаться бок о бок, пока оба не умрут, или оба не победят. Они скрепили тогда эту клятву каплями своей крови. Они прекрасно провели вместе эти дни. Они охотились в лесу Блейна, или сидели за выпивкой перед камином, или ездили верхом по владениям Блейна в сопровождении его отряда. Гиррейнт завидовал Блейну, имеющему вооруженный отряд. Он решил организовать и у себя такой же. Десять лошадей, которые ему предложили в качестве приданого Исолы, будут прекрасным началом, а затем и замужество Брангвен должно принести богатство клану Сокола. Теперь осуществление мечты об отряде казалось крошечной компенсацией за то, что он лишится Брангвен.

На третий день после полудня Гиррейнт и Блейн выехали вдвоем. Наслаждаясь обществом друг друга, они скакали иноходью через луг. Стадо белых с коричневыми пятнами коров Блейна мирно паслось невдалеке.

- Надеюсь, что не будет войны этим летом, - заговорил Блейн.

- Что? - переспросил Гиррейнт, усмехаясь.

- Я скажу тебе сейчас то, чего я ни одному человеку не говорил ни разу. Мне иногда кажется, что я родился бардом, поющим о войнах вместо того, чтобы участвовать в них.

Решив, что это шутка, Гиррейнт засмеялся, но оборвал смех, заметив спокойную серьезность в глазах Блейна. Всю дорогу домой он думал об этом признании. Он вспомнил неизменное мужество Блейна в сражениях и удивился тому, как это мужчина хочет быть бардом вместо того, чтобы быть воином. Они вернулись в крепость на закате. Спешившись, Гиррейнт увидел своего пажа, бегущего им навстречу.

- Господин, - крикнул мальчик, запыхавшись, - я только что прискакал. Ваш отец умирает.

Гиррейнт дернул поводья с такой силой, что кожа врезалась в его ладони.

- Возьми лучшую лошадь в моей конюшне, - сказал ему Блейн.

Гиррейнт обогнал пажа, оставив его далеко позади себя и во весь опор поскакал в свою крепость. Он ехал без остановки весь вечер, временами переходя на рысь. И даже когда стемнело, он все равно продолжал свой путь, до тех пор, пока бледный свет луны позволял различать дорогу. Ни на одно мгновение ему не пришла в голову мысль о том, что он может упасть с коня и разбиться. Единственное, о чем он был в состоянии думать - о своем отце, который может умереть, не взглянув последний раз на сына, и еще о Брангвен, оставшейся наедине со смертью. Когда лошадь уставала и начинала спотыкаться, он переходил на шаг, чтобы дать ей отдохнуть, а затем пришпоривал ее снова. Наконец он доехал до небольшой деревушки, стоявшей на границе его поместья. Он колотил в дверь таверны до тех пор, пока в двери не показался ее заспанный владелец в ночной рубашке и со свечным фонарем в руке.

- Ты можешь поменять мне лошадь? - спросил Гиррейнт.

- Госпожа Брангвен прислала сюда серую лошадь.

Серый был лучшим скакуном в конюшне Сокола. Гиррейнт взмахнул кнутом и натянул поводья. Он бросил монету хозяину таверны и пустил серую в галоп, окунувшись из освещенного свечой пространства в ночную темноту дороги. Наконец он увидел возвышающуюся крепость, силуэт которой темнел на фоне звездного неба. Он в последний раз подстегнул Серого и галопом промчался через открытые ворота. Когда он спешился, выбежал из башни камергер.

- Он еще жив, - крикнул Драус. - Я возьму лошадь.

Гиррейнт взбежал вверх по винтовой лестнице и прошел через зал в комнату отца. Двин лежал на кровати, приподнятый на подушках, его лицо было серым, рот был напряжен, он боролся за каждое дыхание. Брангвен сидела рядом и держала его руку в своих руках.

- Он приехал, папа, - произнесла она. - Гир здесь.

Когда Гиррейнт приблизился, Двин приподнял немного голову и поискал его взглядом воспаленных глаз. Двин попытался что-то сказать, но закашлялся и, опустив голову назад на подушку, начал харкать кровавой слюной, скользкой и блестящей. Он умер. Гиррейнт вытер его рот, закрыл глаза, сложил руки на груди.

Вошел камергер, посмотрел на кровать и упал на колени у ног Гиррейнта - нового главы клана, его единственной надежды.

- Господин, - сказал он, - я сейчас же пошлю пажа к королю. Нам надо отложить свадьбу.

- Так и сделаем, - ответил Гиррейнт. - Пускай выезжает на рассвете. Понадобится три дня, чтобы доставить донесение в Форт Дэвери о том, что свадьба Брангвен должна быть отсрочена на время траура. Неожиданно, взглянув на лицо своего отца, Гиррейнт почувствовал боль и отвращение к себе. Он рассчитывал предпринять что-нибудь, чтобы остановить эту женитьбу, все, что угодно, кроме этого. Он откинул голову назад и громко запричитал по покойнику, надеясь отвести душу в крике, как будто он мог прогнать свои мысли вместе с издаваемыми звуками.

Утром Жрецы Солнца пришли из храма, чтобы руководить похоронами. Следуя их указаниям, Брангвен вместе со служанкой обмыли тело, одели на него лучшую нарядную одежду Двина и уложили его на носилки. Пока слуги рыли яму, Гиррейнт приготовил и оседлал лучшего коня из конюшни отца. Процессия выстроилась во дворе: слуги, несущие носилки, следом за ним - жрецы, затем Гиррейнт, ведущий за собой лошадь. Поддерживаемая горничной и служанкой, Брангвен замыкала шествие. Верховный жрец холодно улыбнулся Гиррейнту, затем указал пальцем на дверную перемычку.

- Если эта голова не будет снята сегодня, - произнес он, - я не буду хоронить вашего отца.

- Хорошо, - ответил Гиррейнт.

Ему не хотелось поручать слуге эту отвратительную задачу, и поэтому он сам начал взбираться на стену башни, выбирая путь по шершавым, выступающим камням. Жрец ожидал внизу, держа корзину. Взобравшись по дверной перемычки, он ухватился за нее рукой, рассматривая голову. Это были жалкие остатки с почерневшими от времени глазницами, клочьями волос и несколькими поломанными зубами.

- Ну вот, Саморик, - сказал Гиррейнт, - вы оба - и ты, и твой кровный старый враг, будете похоронены сегодня.

Гиррейнт вынул клинок, выдернул им ржавые гвозди, голова полетела вниз и упала в корзину жреца с глухим треском. Прислуга пронзительно закричала, двор наполнился топотом копыт и фырканьем лошадей. Жрец вывел процессию со двора и повел вниз вокруг холма к небольшой роще, в которой располагалось фамильное кладбище клана. Увидев могилу матери, Брангвен заплакала. Рядом с ней была пустая яма. Она была глубокой, около восьми шагов в ширину и десяти - в длину. Когда Гиррейнт подвел коня к яме, он взвился на дыбы, как будто предчувствуя, что Судьба приготовила для него. Гиррейнт передал поводья ожидавшему слуге. Когда лошадь вскинула голову, он выхватил меч и нанес удар поперек горла. В потоке крови лошадь пошатнулась вперед, передние ноги ее подогнулись и она опрокинулась в могильную яму. Гиррейнт отступил назад и машинально вытер лезвие своего меча о штанину. В ожидании церемонии он так и стоял с мечом в руке. Гиррейнт скомандовал своим воинам сохранять спокойствие, пока рыдающая Брангвен поливала молоком и медом тело отца. Но когда он увидел, как первая лопата земли черной грязью упала на лицо отца, он больше не смог сдерживаться. Резко вскинув руки, он упал на колени и, запрокинув голову, заплакал, издавая высокий монотонный звук. Смутно он почувствовал, как Брангвен положила руки на его плечи.

- Гир, - говорила она, - Гир, Гир, ну пожалуйста, перестань.

Он отстранил Брангвен, а затем поднялся, опираясь на нее, как будто это она была воином, а он - девушкой. Она отвела его в зал и усадила возле камина. Он видел, как вернулись жрецы, как они суетились вокруг Брангвен, тихо переговариваясь низкими голосами. Она подошла к нему с кружкой эля в руке. Машинально Гиррейнт взял у нее кружку, сделал несколько глотков, а затем чуть не бросил ее прямо Брангвен в лицо. Эль имел вкус горькой травы.

- Выпей это, - сказала ему Брангвен, - выпей, тебе надо поспать.

Ради ее спокойствия он, задыхаясь, отпил эту горькую гадость. Брангвен взяла пустую кружку из его руки, и он сразу уснул, сидя в кресле. Ему казалось, будто он погружается в теплый солнечный свет. Когда он проснулся, то обнаружил, что лежит на своей кровати и комната освещена факелом, подвешенным на стене в железном канделябре. Блейн сидел на полу и наблюдал за ним.

- Ох, боже мой, - проговорил Гиррейнт. - Я долго спал?

- Только с прошлого заката. Мы все приехали около часа назад. Моя мать и твоя невеста захотели побыть с Гвени.

Блейн встал и налил воды из глиняного кувшина, стоявшего на подоконнике. Гиррейнт пил с жадностью, смывая горькие остатки лекарства со своих губ.

- Как долго будет длиться траур? - спросил Блейн. - Что касается меня, то я бы сказал - год, но это будет жестоко по отношению к нашим сестрам, не так ли? Я бы объявил траур после их свадеб.

- С наступлением осени, так?

Гиррейнт кивнул в знак согласия, думая о том, что Гвени будет с ним еще целое лето. Но потом он вспомнил, почему он будет иметь это лето.

Заплакав, он бросил глиняную чашку в противоположную стену с такой силой, что она разлетелась вдребезги. Блейн сел рядом с ним, взяв его за плечи.

- Да, он ушел, - произнес он, - и тут ничего не поделаешь и ничего не скажешь.

Гиррейнт опустил голову на грудь Блейна и заплакал.

'Я люблю его, как родного брата, - подумал он. - И я благодарен всем богам, что Гвени не выходит за него замуж'.

Первая неделя после возвращения принца Галриона ко двору была одной сплошной неудачей, он ни разу не использовал удобного случая, чтобы переговорить с отцом. Он знал, что, сдерживаясь, упускал шанс за шансом, потому что он не решил еще для себя, как поступить: жениться на Брангвен, или позволить Блейну взять ее. Наконец он решил посоветоваться с человеком, которому он всегда полностью доверял - своей матери.

В полдень, такой теплый и тихий, что он напомнил ему приближающийся праздник Костров, Галрион покинул город, поехав искать королевское место для ястребиной охоты, находившееся на Гвирконисе, огромном озере, расположенном в месте соединения трех рек восточнее крепости Дэвери.

Королева и ее свита расположилась пообедать на южном берегу. Яркие одежды прислуги и горничных выглядели как яркие цветы, рассыпанные на траве. Королева Илейн сидела, окруженная прислугой, позади нее стоял юный паж, одетый в белое, и держал ее любимого маленького дребника на запястье. В одной стороне слуги присматривали за лошадьми, в другой - за ястребами. Когда принц спешился, королева нетерпеливо замахала ему рукой.

- Я еще ни разу не видела тебя с тех пор, как ты приехал домой, - сказала Илейн. - У тебя все в порядке?

- Конечно, - ответил ее сын, - а почему ты думаешь, что нет?

- Ты озабочен чем-то, - королева повернулась к женщинам. - Идите все вниз к берегу, или куда-нибудь еще, оставьте нас!

Женщины вспорхнули, словно птицы, готовые полететь, смеясь и перекликаясь между собой. Паж медленно последовал за ними, щебеча с ястребом, который сохранял величавое спокойствие. Илейн наблюдала за тем, как они уходили и слегка кивала головой. Несмотря на то, что у нее было четыре взрослых сына, она оставалась еще красивой женщиной с большими темными глазами и узким лицом, обрамленным каштановыми волосами, в которых виднелось всего несколько седых прядей. Она протянула руку к корзине, стоявшей рядом с ней, и вынула из нее кусок сладкой булки, затем предложила его Галриону.

- Спасибо, - сказал он. - Скажи мне вот что, мама, когда ты впервые появилась при дворе, другие женщины завидовали твоей красоте?

- Конечно. Ты думаешь о своей невесте?

- Только о ней. Я начинаю думать, что ты была права, сомневаясь в моем выборе.

- Но ты ведь уже дал клятву бедняжке.

- Какой сын слушает свою мать до того, когда становится уже поздно?

Илейн улыбнулась ему снисходительно. Галрион откусывал булку маленькими кусочками, продолжая свой маневр.

- Ты знаешь, - заговорила Илейн, - нет ни одной девушки в Дэвери, которая не хотела бы знать, что она самая красивая, но для нее самой это - тяжелая судьба. Твоя маленькая Гвени никогда не имела такого образования, как я. Она всего лишь доверчивое маленькое существо.

- Это так. Я разговаривал с госпожой Росой об этом, когда ездил с Гиррейнтом по поводу его женитьбы. Лорд Блейн очень влюблен в девушку.

- Неужели? Это не вызовет беды?

- Нет. Хотя бы потому, что Блейн - честный человек. Он, правда, странный. Многие лорды не обращают внимания на капризы своих жен, даже если они родили им сыновей.

- Большая красота может подействовать даже на самого грубого лорда, словно волшебство, - Илейн слегка улыбнулась. - Даже на принца.

Галрион вслушивался в ее негромкий выразительный голос.

- Что ты предлагаешь? - спросила Илейн. - Оставить Гвени Блейну и искать другую жену?

- Да, что-то в этом роде. Есть одно маленькое препятствие в этом плане. Я еще люблю ее, к моему сожалению. Любовь - это роскошь, которой принц не может себе позволить.

- Я плохо помню Блейна по его визитам ко двору. Он похож на своего отца? - спросила королева.

- Отличается, как луг от пашни.

- Тогда это к счастью. Я уверена, что если его отец не будет убит случайно на этой охоте, то он составит заговор против теперешних прав короля, - Илейн отвернулась, искренне встревоженная.

Правление Дэвери было рискованным делом. Люди прекрасно знали, что в старые дни времен Рассвета короли избирались из наиболее знатных дворян и их семьи были на троне до тех пор, пока наследники имели уважение лордов. Под давлением завоевателей Нового Королевства обычай умер сотни лет назад. Дворяне были далеки от мысли о том, чтобы организовать восстание против неугодного короля для того, чтобы заменить его лучшим.

- Госпожа Роса уверяла меня в лояльности Блейна, - сказал Галрион.

- Неужели? Да, я уважаю ее мнение. Ты действительно не хочешь брать Брангвен?

- Я не знаю, - Галрион стряхнул крошки булки в траву. - Я правда не знаю.

- Вот о чем ты еще должен подумать. Твой старший брат никогда не сторонился девушек.

Неожиданно Галрион осознал, что он стоит, а его рука сжимает рукоятку меча.

- Я убью его, если он хотя бы пальцем прикоснется к моей Гвени, - прокричал Галрион, - прости, мама, но я убью его.

Побледнев, Илейн поднялась, сжав ладони.

- Подумай об этой женитьбе хорошенько, - сказала она, ее голос дрожал. - Я умоляю тебя, подумай внимательно.

- Я подумаю. Прости меня.

Разговор с принцем, казалось, испортил наслаждение, которое королева всегда испытывала от ястребиной охоты. Она подозвала к себе свою свиту и объявила, что они возвращаются в город. В то время Форт Дэвери был расположен на небольшой возвышенности на расстоянии около мили от болотистого низкого берега озера Гвирконис. Окруженный каменными стенами, он располагался по обеим берегам быстрой реки, которые были соединены двумя каменными мостами. Внутри изгороди теснились круглые каменные дома, расположенные вдоль беспорядочных улиц. В городе было около двадцати тысяч жителей. В каждой стороне города было по два невысоких холма. На южном холме находился Великий Храм Солнца, а также дворец высших жрецов королевства и Дубовая роща. Северный холм назывался королевским. Клан Галриона жил на королевском холме только сорок восемь лет. Дед Галриона, Адорик Первый, положил конец анархии, окончательно выиграв войну между старшими кланами за власть. Несмотря на то, что он происходил из членов отряда короля Брана, а это давало право называться старшим кланом, Адорик I имел поддержку среди младших кланов, купцов и всех прочих, благодаря чему оказался на троне. Он одержал победу, несмотря на свое низкое происхождение.

Когда королева в сопровождении свиты проезжала по улицам, горожане кланялись, приветствуя ее. Независимо от того, что они думали о ее муже, они искренне любили Илейн. Она поддерживала многие храмы, оказывала помощь беднякам и часто говаривала бедноте, что они должны заставить короля проявлять свое милосердие. При всей своей тупости, король понимал, каким сокровищем он обладает в лице своей жены. Она была единственным человеком, к чьим советам он прислушивался, по крайней мере тогда, когда они совпадали с его намерениями. Основная надежда Галриона состояла в том, чтобы поручить ей сообщить королю о том, что его третий сын намерен оставить двор для того, чтобы изучать Двуумер, и он знал о том, что скоро он должен будет сказать матери правду.

Основание Королевского холма окружала каменная стена с металлическими воротами. Сразу за ней раскинулся луг, где белые с коричневым коровы паслись рядом с королевским табуном. За лугом, ближе к вершине, был возведен второй круг стен, за которым располагался королевский двор. Здесь же были помещения для челяди, конюшни, казармы и прочее.

В центре возвышалась большая башня Клана Виверн. Главным строением была шестиэтажная башня, к которой, словно цыплята, примостились три двухэтажных полубашни. В случае сражения башня превращалась в ловушку для отступающих врагов, потому что единственный путь в полубашни лежал через главную башню. Кроме апартаментов для короля и его семьи в башне еще были помещения для всех знатных гостей, приглашенных ко двору. Они напоминали кроличьи норки с коридорами и клиновидными комнатами. Здесь зрели интриги и проекты захвата королевской власти или королевской благосклонности, и это было образом жизни не только гостей, но и всех принцев, а также их жен. Вырваться из этой башни - такова была заветная цель всей жизни принца Галриона.

Как полагалось принцу, Галрион занимал соответствующие его положению комнаты во втором этаже главной башни. Его приемной была круглая большая комната со светлым потолком, каменным камином и блестящим деревянным полом. На стенах, обитых деревом, висели красивые гобелены, привезенные из далеких земель и подаренные различными торговцами в надежде на то, что принц замолвит за них словечко королю. Галрион, получая взятки в виде таких подношений, всегда честно выполнял их просьбы. Комната была богато украшена сундуками резной работы, мягкими стульями с подушками и столом, на котором лежали между бронзовыми драконами семь книг - его самая большая ценность. Когда Галрион научился читать, король, узнав об этом, пришел в ярость, так как считал, что это не подходящее для мужчины занятие. Но Галрион, со свойственным ему упрямством, продолжал упорно заниматься. И сейчас, после четырех лет учебы, он мог читать почти так же хорошо, как и писать. Сторонясь суматохи и шума официальных обедов в большом зале, принц, как обычно, обедал один в своей комнате этой ночью. Одновременно он принимал гостя и после еды они выпили вместе с ним по серебряному кубку меда. Гостем был гвербрет Мэдок из Гласлока, в чьем ведении находились земли кланов Сокола и Вепря. Хотя по рангу он был ниже членов королевской семьи, но звание гвербрета было самым почетным в королевстве и пришло из древних времен. Еще во времена Рассвета племена избирали правителей, которым доверяли вершить правосудие и выступать на военных Ассамблеях. В основном, их избирали из числа знати, но со временем этот пост в Дэвери стал переходить от отца к сыну. С тех пор человек, который вершил правосудие и распоряжался землями, получил возможность значительно укрепить свою власть. Со временем гвербреты стали наиболее могущественными и богатыми людьми в королевстве и могли содержать для защиты своих легальных прав небольшие армии, и лорды вынуждены были присушиваться к его мнению. По обычаю, пришедшему так же из времен Рассвета и, тем не менее, принятому в Совете Избирателей, старший клан мог получить эту должность в случае угасания клана гвербрета. Поэтому каждый гвербрет в королевстве имел силу, с которой приходилось считаться, и Галрион оказывал Мэдоку такие почести, как если бы тот был самим принцем. Он усадил его на мягкий стул, собственноручно угостил его медом, отпустив пажа, чтобы иметь возможность поговорить с Мэдоком наедине. Объект этих хлопот принимал внимание, милостиво улыбаясь. Он был тучным мужчиной с густой проседью в черных волосах. Мэдок больше заботился о красивых лошадях, чем о чести и о хорошей драке, или же о своем титуле. Этой ночью он был в хорошем расположении духа, шутил и то и дело поднимал кубок, произнося тост за принца с поддельной торжественностью.

- За вашу свадьбу, мой принц! - произнес Мэдок. - За человека, который сам себе на уме! За то, что вы женитесь на самой красивой девушке в королевстве!

- Я был очень удивлен тому, что она приняла мое предложение. Никто не может назвать меня красавцем.

- Ох, не цените себя так низко. Брангвен, в отличие от других, ценит в человеке не только внешность. - Мэдок сделал глоток, достаточно длинный для того, чтобы обжечь медом горло. - Я уже не говорю о том, что каждый человек в королевстве позавидует вашей брачной ночи. Или вы уже предъявили свои права в качестве ее жениха?

- Нет. Я не хочу ссориться с ее братом только из-за одной ночи в ее постели.

Хотя Галрион говорил просто наугад, Мэдок тревожно повернулся и пристально посмотрел на него поверх кубка.

- Ну, а вы думаете, как Гиррейнт воспримет то, что я прыгну в кровать к его сестре под его крышей?

- Он странный парень, - Мэдок праздно смотрел по сторонам. - Я ездил вместе с ним во время последнего восстания против вашего отца. И, черт возьми, ну и дерется же он! Я никогда не встречал человека, который владел бы мечом так же хорошо, как он. И это не просто праздная похвала, мой принц. Это мое взвешенное мнение, - Мэдок снова отпил меда.

Затем он заговорил снова, сменив тему на свои обычные дела, и больше не возвращался к началу их разговора.

Было уже поздно, Мэдок давно ушел, в дверь вошел паж с вызовом от короля. Галрион подумал, что королева упомянула что-то о его сомнениях относительно женитьбы.

Король презирал роскошь и излишества, считая все это неподходящим для настоящего мужчины, даже титулованного. Его большая комната была совсем простой, только железные канделябры с факелами украшали каменные стены. Возле камина, в котором поддерживался несильный огонь, согревающий от весенней прохлады, на простом деревянном стуле сидел король Адорик; Илейн сидела рядом с ним на скамейке. Когда Галрион вошел, король поднялся и стоял, подбоченясь. Адорик II был тучным мужчиной, широкоплечим, рослым, с толстой шеей и румяным квадратным лицом. Его волосы и пышные усы были вьющимися, кое-где были видны седые пряди.

- Послушай, ты, щенок, - проговорил Адорик, - я хочу кое-что сказать тебе.

- В самом деле, мой повелитель?

- В самом деле. Что это ты, черт побери, делал в лесу с этим сумасшедшим стариком?

Застигнутый врасплох, Галрион только молча смотрел на него.

- Не подумай только, что я следил за тобой! - Адорик продолжал и на его лице появилась зловещая улыбка. - Если ты такой дурак, что поехал туда один, то я не такой уж дурной, чтобы отпустить тебя туда одного.

- Будь проклята твоя душа! - вскрикнул Галрион. - Шпионить за мной!

- Слушай сюда, наглый маленький мерзавец! - Адорик посмотрел на Илейн. - Проклинай собственного отца. Но ответь мне, мой мальчик. Что ты делаешь? Крестьяне говорили моему человеку, что этот старый травник Ригор - сумасшедший. Я могу дать аптекаря, если у принца фурункулы, или что-нибудь еще.

Галрион чувствовал, что наступил момент сказать правду, хоть и не самый подходящий, потому что его застали врасплох.

- Он зарабатывает себе на жизнь собирая травы, вот и все, - сказал Галрион. - Но он еще и учитель, знающий Двуумер.

У Илейн перехватило дыхание.

- Дерьмо! - рассвирепел Адорик. - Неужели ты действительно думаешь, что я верю всей этой болтовне? Я хочу знать, что ты делал, проторчав у него там столько времени, вместо того, чтобы быть в это время в крепости Сокола, как ты сказал мне, уезжая?

- Учился у него, - ответил Галрион. - Почему принц не может учиться мастерству знания Двуумера?

- О, боги! - воскликнула Илейн. - Я всегда знала, что ты покидаешь меня ради этого.

Адорик повернулся, молча, и пристально посмотрел на свою жену.

- Почему не может? - сказал король. - Почему? Потому что я не позволяю этого.

- Послушай, ты только что назвал это дерьмом, - сказал Галрион. - Почему же ты бесишься сейчас?

Размахнувшись, Адорик с силой ударил его по лицу. Илейн вскрикнула, король повернулся к ней.

- Уйди отсюда, женщина! - сказал он. - Сейчас же, немедленно.

Илейн пробежала через занавешенный проход, ведущий в женскую половину. Адорик выхватил свой клинок и ударил им о спинку стула с такой силой, что, когда он убрал руку, клинок продолжал дрожать, оставаясь в дереве спинки.

- Я хочу, чтобы ты дал мне клятву, - проговорил король, - торжественную клятву, что выбросишь эту чепуху из головы.

- Я не могу обманывать собственного отца, - ответил принц. - Я не могу поклясться в этом.

Адорик снова дал ему пощечину.

- Черт побери, папа! Что ты имеешь против этого?

- Что имел бы любой здравомыслящий человек. Что выдает желудок после того, как съешь что-нибудь грязное?

- Это не нечисть. Жрецы придумали эти сказки для женщин, запуганных колдовством.

Замечание попало в цель. Адорик сделал над собой видимое усилие, чтобы оставаться спокойным.

- Я не могу бросить этого, - продолжал Галрион. - Слишком поздно. Я уже знаю многое и это не дает мне покоя.

По тому как Адорик отшатнулся назад, Галрион окончательно понял - его отец испугался. И это - человек, который может сражаться в безнадежном бою и не щадит никого - ни людей, ни богов.

- Так что ты уже знаешь? - прошептал король.

Ригор разрешил Галриону показать один небольшой фокус для того, чтобы убедить отца. Он поднял свою руку и представил себе, что она горит голубым пламенем. Только когда видение ожило, (не имеет значения, как он это сделал) он вызвал лесных жителей, которые бросились исполнять его приказ и доставили голубое пламя в его физическом состоянии, когда Адорик тоже мог видеть его. Огонь вспыхнул, словно факел, горевший из его пальцев. Адорик отпрянул назад.

- Прекрати это! - прокричал он в ужасе. - Я сказал, останови это.

Галрион убрал огонь только тогда, когда королевская гвардия бросилась открывать дверь и вбежала в комнату с обнаженными мечами. Адорик взял себя в руки, стараясь выглядеть таким же спокойным, как его сын.

- Вы все можете идти, - сказал, усмехаясь, король. - Благодарю вас, но я всего лишь спорил с этим упрямым щенком.

Капитан гвардейцев поклонился, глядя в сторону принца с улыбкой почтенного восхищения. Как только люди ушли и дверь за ними закрылась, Адорик вынул свой клинок из спинки стула.

- Я чуть было с перепугу не перерезал тебе горло, - заметил Адорик несчастным голосом. - Ты не будешь больше делать этого в моем присутствии?

- Хорошо, я не буду, - ответил Галрион, улыбаясь. - Но это так здорово смотрится в ночной темноте, когда ты зажигаешь свой факел.

- Прикуси свой язык, - Адорик сжал судорожно рукоятку своего клинка. - Хочешь быть моим сыном - никому ни слова об этом.

- Но послужай же, папа, разве ты не видел? Уже поздно отступать назад. Я хочу оставить двор и учиться. Для меня нет другого пути.

Адорик держал свой клинок так, что на лезвии отражалось пламя факела.

- Уходи, - прошептал он, - уходи, пока я не сделал чего-нибудь непоправимого.

Галрион повернулся и медленно направился к двери. По его спине пробежали мурашки. Благополучно выйдя, он тяжело вздохнул, благодаря бога за то, что клинок все еще в руке отца, а не в его спине.

На следующий день Галрион рано вышел, разыскивая свою мать и застал ее в то время, когда она давала наставления своей служанке. Он упустил время, когда мог поговорить с ней и решил пройтись по лужайке. Когда он спустился с холма к первым воротам, он подумал о том, что это закономерно, что король будет бояться принца с колдовской силой - король опасался любой угрозы для своего трона. В воротах два гвардейца, шагнув ему навстречу, преградили путь.

- Просим извинить нас, принц, - сказал один из них, - но король дал приказ не пропускать вас.

- Как, вы осмеливаетесь преградить мне дорогу? - возмущенно произнес Галрион.

- Просим извинить, принц, - гвардеец нервно облизнул губы, - но я должен исполнять приказы короля.

Галрион, крадучись, вернулся назад в башню. Он решил, что ответит на оскорбление короля, чего бы это ему ни стоило. Когда он бежал вниз по коридору, слуги 'разлетались', словно птицы, в стороны, освобождая ему дорогу. Галрион рванул дверь зала для Ассамблей, сбил с ног пажа, пытавшегося преградить ему дорогу, и увидел короля, стоявшего возле окна и разговаривающего с приезжим запыленным юношей, опустившимся на колени у ног короля.

- Ну вот и хорошо, - сказал Адорик юноше, - завтра ты сможешь выехать в обратный путь с посланием о нашем соболезновании лорду Гиррейнту. Наше сердце скорбит вместе с кланом Соколов.

Только теперь Галрион узнал юношу - это был один из пажей Гиррейнта.

'О, боже мой, - подумал он. - Двин умер'. - Он осознал вдруг, что все его планы разрушены. Он подумал о себе, как о ребенке, который строит замок из деревянных кубиков и вдруг видит, как то, что он построил, развалилось от дуновения ветра.

- А вот и принц, - заметил Адорик, - твой лорд передает что-нибудь для него?

- Да, ваше величество, - сказал паж. - Мой принц, лорд Гиррейнт объявляет траур до возвращения осени. Он покорно просит извинения и рассчитывает на ваше сочувствие и понимание в этом деле.

- Я прошу передать, что он его имеет, - сказал Галрион. - Перед возвращением в крепость зайди ко мне, будь добр. Я дам тебе поручение к моей госпоже.

Адорик отпустил пажа и приказал, чтобы его накормили и устроили на ночлег. Теперь они оставались вдвоем. Король отбросил свою напускную вежливость.

- Так, - произнес Адорик, - по-видимому, ты знаешь, что произошло? Твое проклятое ясновидение предсказало тебе смерть Двина?

- Да, - ответил Галрион. - Только я не думал, что это произойдет так скоро.

Лицо короля сначала побледнело, затем сделалось багровым. Галрион заговорил первым.

- Отец, - сказал он, - почему ты приказал гвардейцам задержать меня?

- А ты как думаешь, почему? - проговорил Адорик. - Я не хочу, чтобы ты уехал отсюда тайком к своему проклятому старому отшельнику. А теперь еще эти неприятные известия о лорде Двине напомнили мне о твоей женитьбе. Что ты думаешь делать? Жениться на ней и отвезти ее в хижину в лесу, пока ты будешь учить там свои заклинания?

- Да, именно так, если она согласится поехать.

- Глупый щенок, - Адорик открыл рот, подыскивая оскорбления, - ты заносчивый, самонадеянный, маленький...

- От кого получил я свою надменность, как не от тебя? Почему жена не последует туда, куда будет идти ее муж?

- Только потому, что она знатная дочь старшего клана. Ты, безобразный маленький болван, думал ли ты об оскорблении, которое нанесешь клану Сокола? Дядя Гиррейнта умер, защищая наш трон, а теперь ты набрался наглости и смеешь обращаться с их родом таким вот образом? Ты хочешь заставить их поднять восстание?

Он ударил Галриона тыльной стороной руки.

- Убирайся вон с моих глаз. И я не желаю видеть тебя до тех пор, пока ты не образумишься.

Галрион пробрался назад в свою комнату, сел на стул и задумался. Теперь не было ничего, что препятствовало бы его женитьбе, но король никогда не допустит, чтобы он нанес такое оскорбление клану Сокола. Я могу убежать как-нибудь: перелезть через стену ночью и добраться до леса до того, как меня хватятся. Но при этом Гвени останется даже без объяснений. Он имел ужасное предчувствие, что Ригор будет недоволен тем, как он поступает.

- Пока длится траур, еще есть время, - говорил он сам себе, но вдруг пророческое предупреждение охватило его так сильно, что он задрожал. Он ясно осознал, что у него не было времени вообще. Галрион встал и посмотрел в окно. Опустив взгляд на землю, он заметил двух вооруженных гвардейцев, стоящих у основания башни прямо напротив его окна. Галрион подбежал к двери, приоткрыл ее и увидел еще четырех гвардейцев в коридоре. Капитан виновато улыбнулся ему.

- Прошу прощения, мой принц, - сказал он, - король распорядился, чтобы вы оставались в своей комнате. Нам позволено пропускать к вам только вашего пажа.

Галрион захлопнул дверь и вернулся на свой стул. Он пытался угадать, как долго ему придется ждать, пока король вызовет его.

Четыре дня прошло, четыре томительных дня в одиночестве, только с книгами и в обществе пажа, который приносил ему еду и забирал остатки. Он делал это украдкой и был молчалив, потому что служить лишенному благосклонности короля хозяину - это значило вызвать недовольство при дворе и навлечь на себя неприятности. Иногда Галрион открывал дверь, чтобы поболтать с гвардейцами, которые были настроены довольно дружелюбно. Их положение не зависело от того, что они охраняли принца, бывшего в опале. Однажды Галрион отправил донесение королеве и просил ее, чтобы она пришла повидаться с ним. Она прислала ответ, что не осмеливается. Наконец, на четвертую ночь, один из гвардейцев открыл дверь и объявил принцу, что им приказано отвести его к королю. Когда они ввели Галриона в покои короля, он отпустил стражу.

- Очень хорошо, - сказал Адорик, - у тебя было достаточно времени, чтобы подумать. Ты решил, что все же пора дать мне клятву? Выбрось эту колдовскую бессмыслицу из головы, и все будет так, как было раньше.

- Папа, поверь мне, у меня нет выбора, и я отвечаю отказом, - сказал Галрион. - Я не могу бросить колдовство, потому что оно не оставляет меня. Это не то же самое, что бросить меч или удалиться в храм.

- Так. Ты сказал много красивых слов в оправдание того, что намерен ослушаться короля, так? По просьбе твоей матери я даю тебе еще один, последний шанс. Посмотрим, что скажет Брангвен.

- Ты собираешься загнать меня в угол, как свинью, перед тем, как убить?

- Я посылаю за ней. Я вызываю ее ко двору. Завтра же самый быстрый гонец отправляется к лорду Гиррейнту. Я пошлю ему свои извинения по поводу траура, но я хочу видеть здесь их обоих как можно быстрее. Я должен сказать госпоже Брангвен, что ее болван-жених собирается делать и я прикажу ей отказать тебе.

- А если она не откажет?

- Тогда ни один из вас никогда не выйдет из этого дворца. Никогда.

Галрион с болью в сердце почувствовал, что вот-вот расплачется. Никогда не выйдет, никогда не поедет снова в свой любимый лес, никогда не увидит, как падает снег на голые ветки, или разлившуюся реку - никогда?! И Брангвен тоже, как пленница, будет заточена на годы - и все это по вине ее мужа. Теперь, только теперь, когда это стало уже поздно для них обоих, он наконец понял, что действительно любит ее, не ее божественную красоту, а ее саму. В эту ночь Галрион не сомкнул глаз. Он ходил взад и вперед по своим комнатам. Он был в отчаянии от страха, угрызений совести и тщетных попыток бегства. Гонцу потребуется три дня, чтобы добраться до крепости Сокола, затем еще пять для Брангвен и Гиррейнта, чтобы приехать в Форт Дэвери. Он подумал, что ему лучше перехватить их в дороге, если он сможет выбраться из королевской крепости, хорошо укрепленной и охраняемой. И то, чему он успел научиться, не поможет ему. Он был всего лишь подмастерьем, начинающим учеником, в запасе у него были только слабенькие трюки ученика.

- Чуть-чуть знаний и несколько жалких травок, - упрекал себя Галрион, - ты не лучше, чем женщина, едва разбирающаяся в колдовстве.

Внезапно в голове у него созрел план. Но ему нужна была помощь. Он засмеялся вслух, радуясь. Так как ему не хотелось подвергать риску никого из подданных, он решил обратиться за помощью к королеве. Утром он направил к ней своего пажа, настоятельно прося ее прийти к нему. Она прислала ответ, что попытается, но это будет зависеть от королевской прихоти. Три дня Галрион ждал, отмечая в уме каждую милю, на которую королевский гонец становился все ближе и ближе к крепости Гиррейнта. В конце концов он отправил к королеве пажа с просьбой, чтобы ее служанки заштопали старые рваные штаны, которые он передает через пажа. На следующее утро королева сама принесла ему залатанные штаны, проскользнув в его комнату под видом служанки.

- Мама, - сказал Галрион, - тебе известны намерения короля?

- Да. И я сочувствую маленькой Брангвен так же, как и ты.

- Но она заслуживает еще большего сочувствия, потому что я недостоин ее. Ты поможешь мне ради нее? Я дам тебе еще одежду для ремонта. Ты заберешь ее и скажешь горничной, чтобы она оставила ее на столе в женской комнате на ночь. На том столе, что стоит возле двери.

- Хорошо, я все сделаю, - Илейн слегка вздрогнула, - я не пытаюсь узнать больше.

После полудня, когда гвардейцы должны были смениться после дневного дежурства, Галрион открыл дверь своей комнаты, чтобы поболтать. Ему как раз повезло - они сидели на полу и играли в кости.

- Можно, и я сыграю с вами, - сказал Галрион, - если я сяду с этой стороны от двери, вы не нарушите королевского приказа.

Гвардейцы услужливо подвинулись. Обычно Галрион не делал ставок, играя в кости. Просто потому, что всегда знал, сколько выпадет... Сейчас, чтобы расположить к себе гвардейцев, он делал ставки, используя свое умение предвидеть. Он проигрывал намеренно.

- Ради всех богов и их жен, - сказал капитан, - вам не везет сегодня, мой принц.

- А как может быть иначе? Если все против меня складывается в последнее время? Если даже вы завидуете принцу. Это опасно - выиграть у любимцев своего отца.

Капитан кивнул в знак согласия.

- Вообще, я не должен разговаривать с вами, мой принц, - сказал ему капитан. - Но я думаю, что я бы рехнулся, если бы молчал столько, сколько вы.

- Я тоже этого опасаюсь, - сказал Галрион со вздохом. - Ночи больше утомляют, чем дни, потому что я не могу заснуть. Я знаю, что король запретил приносить мне какие-нибудь вещи. Это относится и к женщинам тоже.

- Я не вижу, почему бы и нет, - капитан усмехнулся, перемигиваясь со своими людьми. - Что, среди горничных вашей матушки есть интересующая вас особа?

- Ты знаешь Мэй? У нее золотистые волосы. Я развлекался с ней до этого.

- Ну вот и хорошо. Мы потихоньку проведем ее сегодня ночью, - пообещал капитан.

Перед обедом Галрион отправил своего пажа за кувшином меда. Он приказал ему принести два кубка. Он порылся в своем сундуке и достал из него пучки трав. Ригор научил его простым рецептам и он приносил свою ученическую работу домой просто как приятное воспоминание о днях, проведенных им в лесу. Сейчас ему нужен был пучок валерианы - наиболее сильного снотворного, применяемого травниками. Он приготовил только щадящую дозу, потому что не хотел причинить Мэй вреда большой дозой и, кроме того, специфический запах валерианы мог сорвать ему всю затею.

К полночи Галрион услышал хихиканье Мэй в коридоре. Капитан приказал ей вести себя потише. Он приоткрыл дверь и увидел Мэй, одетую в плащ с капюшоном, скрывающим ее лицо. На этом и был построен его расчет.

- Привет, моя конфетка, - сказал ей Галрион, когда Мэй снова хихикнула, он зажал ей рот рукой, притворясь испуганным.

- Смотри, чтобы она вела себя тихо, когда поведешь ее назад, - сказал принц капитану.

- Слышала? - сказал капитан, - чтобы не пикнула, когда будем идти назад.

Мэй кивнула, ее большие голубые глаза светились, как у ребенка, знающего какую-то тайну. Галрион впустил ее в комнату и закрыл за собой дверь. Мэй сбросила плащ, и осталась в одном цветастом платье.

'Довольно свободное, - подумал Галрион, - хорошо прикроет плечи'.

Он выбрал ее намеренно. Она была высокой девушкой с широкими плечами и длинной шеей.

- Я сказал пажу, чтобы он принес нам меда, - сказал принц, - присаживайся и выпей со мной.

- Вы всегда так обходительны? - сказала Мэй, - так жаль, что я вижу вас в немилости.

- Спасибо. А как насчет моей женитьбы? Это тоже огорчает тебя?

Мэй только пожала плечами и вошла в его спальню. Галрион подал ей кубок со снотворным, затем отпил глоток из своего, рассчитывая на то, что она автоматически вслед за ним отопьет немного травы. Он сел рядом с ней на краешек кровати.

- Ну ладно, - сказала Мэй наконец. - Мы хорошо проведем время, а принц потом женится, когда это надо будет королевству, - она усмехнулась, подмигнув ему. - Я только надеюсь, что ваша жена никогда не услышит обо мне.

- Дорогая, ты должна согласиться с тем, что потом у тебя будет кто-то другой.

Мэй отпила мед из бокала и подмигнула принцу снова.

- Может будет, а может - нет, - сказала она с выразительным жестом, - но никто не должен знать, где я провела эту ночь. А что, если он есть? Он не станет спорить с принцем, держу пари, пусть даже вы сейчас в немилости, - она сделала еще один глоток.

- Плохие времена пройдут, мой принц. Ваша матушка еще все исправит.

- Я надеюсь, - ответил принц смиренно.

Мэй зевнула, встряхнула головой, затем опять отпила меда.

- Этот мед такой сладкий, будто конфета, - сказала она. - Очень вкусный.

- Самый лучший и только для тебя, - проговорил Галрион. - Допивай, и я налью еще.

Но больше не потребовалось. Допив первый кубок, Мэй зевнула, ее глаза закрылись, она попыталась снова открыть их. Когда она хотела поставить кубок на стол, стоящий возле кровати, он выпал из ее руки. Сама Мэй начала падать прямо в объятия принца, он вовремя подхватил ее. Галрион раздел ее, уложил удобно в свою постель, затем достал пучок травы и положил рядом с ее кубком, чтобы было ясно, что ее усыпили и она вовсе не соучастница. Он мерил шагами комнату, волнуясь, выжидая время, чтобы не вызвать подозрения у гвардейцев. Когда он не мог уже дольше ждать, он переоделся в одежду Мэй, накинул на голову капюшон плаща и вышел, крадучись, в зал. Ничего не подозревающие гвардейцы перемигнулись друг с другом, а затем повели его по длинным коридорам. У двери женского зала капитан дружески похлопал его пониже спины, сказал ему, что он должен быть хорошей девочкой и галантно открыл перед ним дверь. Тусклый лунный свет еле освещал безмолвную комнату. Галрион нащупал стол, свою одежду на нем и клинок в ножнах, лежащий под его штанами. Мысленно благодаря свою мать, он переоделся в свою одежду и спрятал клинок за пазуху. Он выглянул в окно. Двор внизу был пуст. Он залез на подоконник, развернулся так, чтобы быть лицом к стене, и начал спускаться вниз по шершавому камню на мостовую, моля бога, чтобы никто сейчас случайно не проходил мимо. Он спускался вниз, его руки обдирались об камни и кровоточили. Наконец он оказался во дворе. Галрион перебегал от постройки к постройке, пока, наконец, не добрался до конюшни. Прямо возле стены был сторожевой навес, на который он смог легко взобраться. Затем он перебрался с крыши навеса на стену, пролез по ней на животе до того места, где рос дуб за стеной. Он перебрался на ветку дуба, спустился по стволу на землю и надежно спрятался в тени. Ему хорошо был виден парк, примыкающий к наружной стене, по гребню которой на фоне звездного неба двигались силуэты ночных патрульных, охраняющих вал. Самая опасная часть пути была впереди. Галрион выбрал себе удобную площадку, с которой хорошо мог видеть дорогу, спускающуюся к внешним воротам. Он пошел, пригнувшись в высокой траве: его могли заметить гвардейцы, охраняющие внутренние ворота; затем выпрямился и уверенно пошел вниз по дороге. Подойдя ближе к посту стражи наружных ворот, он пустился бегом.

- Послушайте, - проговорил Галрион высоким голосом, как мальчик. - Поручение от повара. Откройте.

- Ну-ка подожди, парень! - гвардеец шагнул в его сторону, чтобы рассмотреть его в темноте. - Рассказывай, что там у тебя.

- Нерда ждет ребенка, - ответил Галрион, - и дело плохо. Акушерке нужны лекарства. Пожалуйста, быстрее.

- Это кухарка, - крикнул другой гвардеец, - она вот-вот должна родить.

Уверенный в успехе, Галрион выскочил за ворота и побежал по сияющему городу. Он остановился среди пивных бочек позади таверны и перевел дух, потом побежал дальше. Теперь ему предстояла нелегкая задача - пробиться через пост гвардейцев у городских ворот. Через арку в городской стене протекала река, и ей не надо было никакого разрешения на выход из города. Галрион осторожно поднялся и начал пробираться к реке, крадучись по аллее позади построек. Он был уже на полпути, когда услышал шаги за спиной. Он бросился в подворотню и спрятался за дверью. Два пьяных всадника из королевской гвардии, шатаясь, прошли мимо. Они были всего в двух ярдах от него, когда один из них вдруг принялся петь пьяным голосом, крича изо всей силы. Галрион чертыхнулся, а затем поблагодарил бога за то, что городская охрана не прибежала выяснять, в чем дело. Наконец пьяная пара удалилась, и улица снова опустела. Убедившись в том, что опасность миновала, Галрион начал спускаться вниз к речному берегу. Сначала он шел вброд, а когда стало глубоко - поплыл по течению. Далеко вверху он увидел возвращающихся гвардейцев и еще четырех на городской стене. Река несла его все ближе и ближе к тому месту, где стража могла заметить его, посмотрев вниз. Он вдохнул воздух и глубоко нырнул. В мутной воде было трудно что-нибудь различить, но ему показалось, что он видел темные каменные своды. Ссадины на руках жгло, словно огнем, но он пересилил себя, оставаясь под водой до тех пор, пока течение не вынесло его, задыхающегося и обессиленного, на поверхность. Он перевернулся на спину, словно тюлень и так плыл, не шевелясь, вдыхая свежий воздух. Он опасливо огляделся вокруг, но гвардейцы были далеко позади, и никого больше не было видно на речном берегу. Принц выбрался на берег в небольшой ивовой рощице.

'Свободен! - подумал он, - и теперь главное, что мне надо сделать - это разыскать Брангвен'.

Галрион отжал свою одежду и, все еще сырую, одел на себя снова. Он определил, посмотрев на небо, что у него есть еще около пяти часов до рассвета. Его паж не найдет Мэй еще около часа после рассвета, и пройдет еще примерно столько же, прежде чем королевские гвардейцы отправятся в погоню за ним. Это не так уж много, но если ему удастся добраться до леса, они не смогут найти его. Он хорошо знал все тропинки в лесу, а королевские гвардейцы будут кружить вокруг, только поднимая шум и распугивая дичь. Галрион прокрался через луг к лежащим вблизи фермам и решил украсть лошадь. Это было нетрудно сделать. Галрион часто ездил этой дорогой, и останавливался, восхищаясь гнедыми меринами, которые запомнили, как он разговаривал с ними и похлопывал по спине. Когда Галрион приблизился, гнедой мерин сам подошел к нему и позволил взять себя за удила. Галрион торопливо оторвал полоску ткани от низа своей рубахи и постарался обуздать лошадь. Гнедой был хорошо обучен и легко дался, отвечая на прикосновение таких импровизированных ремней. Принц пустил лошадь галопом по дороге, ведущей на восток. Если королевский гонец не был уже у Гиррейнта, то он должен будет завтра прибыть к нему. Немного погодя он перевел лошадь на шаг, решив сохранить ее силы. Чередуя шаг с рысью, он ехал всю ночь и, когда рассвело, добрался до границы королевского поместья. Он повернул на юг, стараясь ехать по нетронутой степи, сторонясь хорошо наезженных дорог. Хотя окольными путями он будет дольше добираться до леса, но у него не было другого выхода. К полудню лошадь так устала, что начала спотыкаться. Галрион спешился и вел ее за собой под уздцы до тех пор, пока они не вошли в небольшую рощу на границе пастбища. Он нашел речей и позволил коню напиться. Когда лошадь принялась щипать траву, Галрион, глядя на нее, понял вдруг, что сам очень проголодался. В спешке он не взял с собой никаких денег, даже медяков. Он не мог подъехать к чьей-нибудь двери и потребовать, чтобы его накормили просто потому, что он был принцем.

- Я совсем не такой умный каким бы мне следовало быть, - сказал он, обращаясь к лошади. - Ладно, придется мне позаимствовать еду у фермеров, как это делаешь ты.

Лошади нужен был отдых, и сам принц был как выжатый лимон. Он оставил коня щипать траву, а сам сел под дерево, прислонившись спиной к стволу. Несмотря на то, что он решил, что отдохнет всего часик, были уже сумерки, когда он проснулся, услышав над собой разговор. Он вскочил на ноги и выхватил из-за пазухи свой клинок.

- Я его не знаю, - услышал принц голос, - но судя по этому куску веревки, лошадь у него краденная.

Галрион прополз между кустами и оказался рядом с фермером и мальчиком, держащим коней под уздцы. Лошадь заржала, почуяв человека. Фермер обернулся, держа наготове дубину.

- Ты, - обратился он к Галриону, - ты хочешь взять эту лошадь?

- Да, - Галрион вышел из укрытия.

Мальчик начал убирать лошадь с дороги. Он смотрел перепуганными глазами то на своего отца, то на этого грязного опасного незнакомца. Когда Галрион сделал один шаг в их сторону, фермер насторожился и принял боевую позу. Галрион шагнул еще раз, затем еще. Неожиданно фермер засмеялся и бросил свою палку. Он опустился на колени у ног принца.

- О, солнце и его лучи, мой повелитель! - заговорил фермер, - так вы выбрались из дворца? Я не узнал вас сначала.

- Да, выбрался. Откуда тебе так много известно?

- О чем ходит больше всего сплетен, как не о делах короля? Мой принц, новостями о том, что вы в немилости, полон весь базар. И все горюют вместе с вашей матушкой. Она хорошая женщина, вот и все.

- Вы поможете мне ради нее? Все, о чем я прошу вас - это дать мне веревку для поводьев и кусок хлеба.

- Я дам вам запасные поводья, - фермер поднялся, отряхнув с колен сухие листья, - королевский отряд поехал на восток. Дочка портного видела его, когда выходила собирать фиалки.

Фермер сделал для принца даже больше, чем обещал. Он дал ему не только сбрую и горячую еду, но и настоял, чтобы принц взял сумку с караваем хлеба, яблоками и овсом для лошади. Когда он уезжал от фермера поздно ночью, то был уверен, что королевские люди не услышат о нем ничего от этого преданного человека. Тяжело представить, что фермер сможет наговорить им, если они действительно поскачут в его сторону. Но так или иначе утром следующего дня Галрион ввел своего усталого коня в густой девственный лес. Он нашел воды для него и дал немного овса, а сам сел, чтобы подумать. Его соблазняла мысль просто поехать к Ригору и позволить Брангвен думать о нем все, что ей захочется, но он наверняка знал, что Ригор будет недоволен. Впервые за всю свою изнеженную, избалованную жизнь принц почувствовал, что значит быть неудачником. Он был дураком, опозоренным, хнычущим и просто глупым, - он ненавидел себя, мысленно обзывая какими только мог словами. Вокруг него раскинулся молчаливый лес, равнодушный к нему и его сиюминутным человеческим мучениям. И только солнечные пятна света, пробивающиеся сквозь ветки, радовали глаз. Галрион поехал на восток по лесу, сберегая каждую кроху корма для коня и рассчитывая, сколько еды следует съесть самому. По пути он останавливался и прикидывал, где могла находиться свита Гиррейнта, потому что он решил встретиться с ним. После обеда он рискнул выехать из леса на дорогу и подняться на гребень невысокого холма. Вдали, клубясь над дорогой, виднелось небольшое облачко пыли - кто-то скакал верхом. Принц сразу вернулся назад в лес и стал ждать, но всадников все не было видно.

Так как Гиррейнт ехал вместе с Брангвен и ее служанками, то ему пришлось устроить ранний привал, щадя женские силы.

Когда совсем стемнело, Галрион повел своего мерина лесом, направляясь в сторону лагеря. На вершине следующего холма он смог его увидеть: не только лорд Гиррейнт и его охрана, но и королевский отряд был с ним.

- Будь они прокляты, - прошептал Галрион. - Они знают, что Брангвен - лучшая приманка, чтобы выследить меня, - Галрион привязал своего коня к дереву, перебежал через дорогу и начал осторожно пробираться к лагерю. Треск любой ветки под его ногой заставлял его замирать и выжидать. У основания склона деревья росли реже, что позволило ему хорошенько разглядеть беспорядочно устроенный лагерь. Вдоль ручья бродили стреноженные лошади, невдалеке отряд расположился возле двух костров. С одной стороны между деревьями был натянут высокий тент, конечно, для Брангвен. Она, должно быть, там, подальше от грубых солдат. Самым важным и опасным, конечно, был вопрос о том, где мог находиться Гиррейнт. Свет от костров был слишком тусклым для того, чтобы Галрион смог рассмотреть лица. Он пролежал в кустах, наблюдая, около часа, прежде чем увидел, как светловолосый человек вышел из палатки и направился к одному из костров. Никто, кроме Гиррейнта, не мог находиться в палатке. Как только он расположился для того, чтобы пообедать, Галрион достал свой клинок, встал и начал спускаться, петляя, вниз по склону холма, направляясь к палатке. Всадники смеялись и разговаривали, сидя у костров. Судьба благоволила к нему, скрывая его приближение. Галрион сделал клинком разрез в нижней части задней стенки палатки. Он услышал, что кто-то шевельнулся внутри.

- Галрион? - прошептала Брангвен.

- Да, я, - Галрион проскользнул внутрь.

Одетая только в длинную ночную сорочку, с распущенными золотистыми волосами, свободно падающими на плечи, Брангвен вылезла в разрез и поползла вместе с принцем.

- Я так и знала, что ты приедешь за мной, - прошептала она.

- О, боже, так ты согласна уйти со мной?

- А ты в этом сомневался? Я пойду за тобой куда угодно. И мне все равно, чем ты будешь заниматься.

- Но у тебя нет даже чистой одежды.

- Ты думаешь, для меня это имеет значение?

Галриону показалось, будто он видит ее впервые: его бедное слабое дитя, существо, держащееся стойко, словно берсеркер, думающий о побеге из ссылки.

- Прости меня, - сказал Галрион, - иди за мной. У меня есть конь.

Вдруг Галрион услышал шум и треск веток.

- Бежим, - вскрикнула Брангвен.

Галрион обернулся вокруг, но было уже слишком поздно.

Гвардейцы выбегали из-за деревьев и окружали его, как загнанного оленя. Галрион приготовился к бою, выхватив клинок из-за пазухи. Он решил, что убьет хотя бы одного гвардейца, прежде чем умереть самому. Через толпу отряда к нему пробирался человек.

- То, что ты делаешь - плохо, мальчик, - проговорил Адорик.

Галрион выпрямился. Он никогда не сможет убить собственного отца. Галрион бросил свой клинок на землю к ногам отца. Король наклонился, поднял его и вернул сыну с улыбкой, холодной как зимний ветер. Позади себя Галрион услышал как плачет Брангвен и голос Гиррейнта, бормочущего что-то, стараясь ее успокоить.

- Сука всегда выведет на кобеля, - заметил Адорик, - подведите его к костру. Я хочу взглянуть на этого щенка.

Гвардейцы вывели Галриона из-за палатки и подвели к большому костру. Король стоял у костра, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Кто-то подал Брангвен плащ, она завернулась в него и в отчаянии смотрела на Галриона. Гиррейнт положил тяжелую руку на ее плечо и прижал ее к себе.

- Ну, маленький щенок, - сказал Адорик, - что ты хочешь сказать в свое оправдание?

- Ничего, отец, - ответил Галрион, - я только прошу тебя об единственной милости.

- Ты еще считаешь, что имеешь право просить о чем-то? - Адорик достал свой клинок и взмахивал им в такт своим словам.

- Вообще не имею права, но моя просьба касается моей госпожи, - сказал Галрион. - Отошли ее отсюда, прежде чем убьешь меня.

- Обещаю, - сказал Адорик. - Исполню.

Брангвен вскрикнула, оттолкнула Гиррейнта с такой силой, что тот упал и, подбежав к королю, бросилась к его ногам.

- Умоляю, мой повелитель, пощадите его жизнь, - рыдала Брангвен. - Я прошу вас, я сделаю все, что вы скажите. Только не убивайте его.

Гиррейнт шагнул вперед, король жестом приказал ему вернуться.

- Пожалуйста, пожалуйста, - продолжала Брангвен. - Ради его матери, если не ради меня. Если вам нужна кровь - возьмите мою, убейте меня.

Брангвен схватилась за низ сорочки короля и с мольбой посмотрела на него. Она была сейчас так прекрасна! Волосы ниспадали на плечи, слезы текли по ее лицу, даже королевские гвардейцы смотрели на нее с жалостью.

- Боже мой, - произнес Адорик, - ты так сильно любишь этого увальня?

- Да, - ответила Брангвен. - Я пойду за ним куда угодно, даже в Иной Мир.

Адорик посмотрел на клинок, затем вложил его в ножны.

- Гиррейнт! - сказал Адорик.

Гиррейнт подошел, взял Брангвен за плечи и хотел увести ее, но она отказалась покинуть круг. Галрион был так слаб, что едва держался на ногах. Он был недостоин ее. И как только он понял это, он ощутил себя словно разорванным на части.

- Ну, черт побери, - смягчаясь проговорил Адорик, - если я не могу перерезать тебе горло, Галрион, то как мне покончить с этим?

- Ты должен отправить меня и мою госпожу в изгнание, - спокойно сказал Галрион, - это оградит нас всех от еще больших несчастий.

- Маленький ублюдок, - Адорик шагнул навстречу и дал ему пощечину.

Галрион отшатнулся, тяжело дыша, но удержался на ногах.

- Ты хочешь, чтобы я всем рассказал, из-за чего между нами произошла ссора? - сказал Галрион. - Хочешь, отец? Я расскажу.

Адорик заметался, как загнанное животное.

- Могу я принять изгнание? - продолжал принц. - Ни один человек не узнает о его причине.

- Ублюдок, - прошептал король так тихо, что Галрион смог еле услышать его. - Нет, не ублюдок, потому что из всех моих сыновей ты больше других похож на меня. - Он повысил голос. - О причине никто знать не должен. Итак, Мы объявляем Нашему сыну Галриону, что Мы лишаем его всех званий и чести и изгоняем его из наших владений навсегда. Мы отказываем ему в Наших землях, Мы отказываем ему в крове, в принятии присяги королевского подданного, - он остановился, переведя дух, - и Мы при этом лишаем его имени, которым нарекли при рождении. Мы присваиваем ему новое имя - Невин. Ты слушаешь меня? Невин - вообще Никто. Вот твое новое имя.

- Я буду носить его с гордостью, - сказал Галрион.

Брангвен высвободилась из рук Гиррейнта. Она улыбнулась так гордо, как принцесса, которой она могла бы стать, если бы ее жених не стал изгнанником. С понимающей улыбкой Галрион протянул к ней свою руку.

- Остановитесь! - Гиррейнт бросился между ними. - Мой повелитель, мой король, что же это? Могу ли я выдать единственную сестру замуж в изгнание?

- Она уже моя невеста, - произнес Галрион. - Твой отец обещал ее, не ты.

- Замолчи, Невин! - Адорик снова дал ему пощечину. - Господин Гиррейнт, Мы разрешаем - говорите!

- Мой повелитель! - Гиррейнт упал перед королем на колени так, словно ноги его подкосились. - Действительно, мой отец обещал ее, и я, как его сын, должен выполнить обещание. Но мой отец выдавал ее в надежде на хорошую жизнь, благополучную и счастливую. Он любил ее. А что будет она иметь теперь?

Пока Адорик раздумывал, Галрион ощутил, что пророчество, как лед, коснулось его спины. Он шагнул вперед.

- Отец, - сказал он.

- Никогда больше не обращайся ко мне так, - Адорик сделал знак гвардейцам. - Держите нашего Невина.

Два гвардейца схватили его за руки и скрутили ему руки за спиной, прежде чем он попытался было увернуться. Брангвен стояла, не шевелясь. Ее лицо было таким бледным, что Галрион испугался, как бы она не упала в обморок.

- Умоляю вас, мой повелитель, - продолжал Гиррейнт, - если я допущу эту свадьбу, что я буду за братом? Как смогу я претендовать на то, чтобы стать главой клана, если я не смогу отстоять чести в таком маленьком вопросе? Мой повелитель, я умоляю вас - не допустите, чтобы это произошло.

- Мы освобождаем тебя от того обещания, который дал твой отец, - произнес король.

- Гир! - зарыдала Брангвен. - Ты не смеешь! Я хочу уйти! Гир, отпусти меня!

- Замолчи! - Гиррейнт поднялся, повернулся к ней, удерживая ее в своих руках. - Ты не знаешь, какую жизнь ты будешь вести, бродя по дорогам, словно нищенка.

- Мне все равно, - Брангвен попытался высвободиться, - Гир, Гир, как ты можешь так поступить со мной?! Позволь мне уйти!

Гиррейнт поддался было, но потом вскинул голову:

- Я не желаю, я не желаю видеть, как ты умрешь при родах просто потому, что твой муж не сможет позволить себе пригласить акушерку; или как ты будешь умирать от голода когда-нибудь на зимней дороге. Я лучше умру сам!

Это было трогательно, прекрасно сказано, но Галрион знал, что все эти прекрасные слова Гиррейнта были смертельно ядовитой ложью. Предвидение бросило его в дрожь. Он начал вырываться и сильно укусил человека, державшего его за руку, но все, чего ему удалось добиться - это получить удар по голове, отчего все, что его окружало, казалось, поплыло перед глазами.

- Ты не прав, Гир, - сказала Брангвен, вырываясь из его рук, - я знаю, что ты не прав. Я хочу уйти с ним.

- Прав или не прав, но я теперь - глава клана, - отрезал Гиррейнт, - и ты не ослушаешься меня.

Брангвен предприняла еще одно - последнее усилие, чтобы вырваться, но он держал ее очень крепко. Пока он оттаскивал ее прочь, Брангвен рыдала истерично и беспомощно. Гиррейнт увел ее в палатку. Адорик жестом приказал гвардейцам отпустить Галриона.

- Сейчас, - сказал король, - пусть этот Никто убирается долой с моих глаз.

Он отдал Галриону его клинок.

- Это единственное оружие, которое разрешено иметь изгнаннику. У тебя должна быть лошадь, иначе тебя бы не было здесь, - он взял кошелек, висевший на поясе, и вынул из него несколько монет, - а это - серебро изгнанника, - он вложил монеты в руку Галриона.

Тот посмотрел на них и швырнул их королю в лицо.

- Уж лучше я умру с голода, - сказал он.

Как только гвардейцы расступились перед ним, Галрион покинул лагерь. На перевале он оглянулся, бросив последний взгляд на палатку Брангвен. Затем он побежал, пробираясь через кусты, перебежал через дорогу и, споткнувшись, упал на колени рядом с гнедым мереном. Он плакал, но о Брангвен, не о себе.

II

Женский зал был ярко освещен солнцем, через окна Брангвен могла видеть яблони, с такими белыми ароматными цветами, что казалось, будто это облака зацепились за ветки. Рядом Роса и Исола разговаривали между собой, работая над своим шитьем. Работа Брангвен лежала на ее коленях. Ей хотелось заплакать, но это было слишком утомительно - плакать все время. Она молила бога, чтобы у принца Галриона все было хорошо и хотела бы знать куда завела его одинокая дорога изгнания.

- Гвени, - сказала госпожа Роса, - мы пойдем сегодня гулять на луг?

- Если вы желаете, госпожа.

- Ну, если ты захочешь, Гвени, - сказала Исола, - мы можем поехать верхом.

- Как тебе захочется, - ответила Брангвен.

- Послушай, дитя, - продолжала Роса, - правда, у тебя было время поразмышлять. Твой брат делает все, чтобы тебе было лучше.

- Если госпожа так считает.

- Это было бы ужасно, - вставила Исола, - поехать вслед за изгнанником! Как ты только могла подумать об этом? И никто никогда даже не пригласит войти.

- Это была бы их потеря, не наша, - Роса вздохнула и воткнула иголку в свое шитье.

- А что, если у вас родился бы ребенок?

- Галрион ни за что не допустил бы, чтобы он умер с голода, - ответила Брангвен и сердце ее заныло. - Вы не понимаете. Я должна была поехать с ним. И все было бы в порядке. И я знаю, что так оно будет.

- Сейчас, Гвени, моя овечка, - сказала Роса. - У тебя сумбур в голове, ты не можешь мыслить ясно.

- Я думаю так, как должна думать, - рассердилась Брангвен. - Ох, простите меня, госпожа, но вы не понимаете. Я знаю, что я должна буду поехать.

Обе ее собеседницы пристально взглянули на нее.

'Они думают, что я с ума сошла - подумала Брангвен. - Может быть и так, но все равно я знаю, что делаю!'

- В королевстве много мужчин, - сказала Исола, явно желая быть поддержанной, - бьюсь об заклад, что не составит большого труда найти другого. Я также готова поспорить, что ты лучше Галриона. Нужно совершить что-то совсем ужасное, чтобы быть изгнанным.

- При дворе человеку достаточно совершить самую маленькую оплошность, чтобы впасть в немилость, - вставила Роса, - и это удовольствие для других, что это случилось с ним. А сейчас, мои овечки, я не желаю, чтобы разговор о Галрионе звучал в моем зале. Его, может быть, и не хватает, но правда, Гвени, он пытался уберечь тебя от этого. Он намекнул мне, что предвидел те хлопоты, которые придут, и он надеялся, что у него будет время освободить тебя от помолвки до того, как этот удар обрушится на него, - она печально покачала головой, - но король - очень упрямый человек.

- Я не могу поверить в это, - рассердилась Брангвен. - Он никогда не оставит меня в таком положении. Я знаю, что он любит меня. И мне безразлично, что вы об этом говорите.

- Конечно, он любил тебя, мое дитя, - сказала Роса участливо. - Я всегда говорила об этом. Он так хотел освободить тебя, чтобы уберечь даже от далекого намека на позор. А когда понял, что не в состоянии это сделать, то решил взять тебя с собой.

- Если бы не Гир, - сказала Брангвен. Роса и Исола взглянули друг на друга, их глаза встретились в молчаливом согласии. Этот довод Брангвен повторяла снова и снова. Она посмотрела в окно на яблони и удивилась тому, что все в жизни ей казалось таким скучным теперь. Брангвен и Гиррейнт приехали в крепость Вепря на несколько дней, и Брангвен знала, что брат затеял эту поездку только ради нее. Этой ночью за обедом она наблюдала за своим братом. Как он сел за стол рядом с Исолой.

'Он уже обручен', - подумала Брангвен горько. - Это было бы очень хорошо, если бы она могла освободиться от чувства ненависти к нему. Она знала, что он поступает так, потому что думает, что это будет лучше для нее. Ее любимый брат. Родители и родственники всегда любили Гиррейнта, драгоценного сына и наследника, и никогда не обращали внимания на Брангвен - ненужную дочь. Гиррейнт сам, несмотря ни на что, любил ее, играл с ней, заботливо помогал ей и водил ее везде за собой, что было удивительно для такого молодого парня. Она помнила, как он объяснял ей как стрелять из лука или строить игрушечную башню из камней. И он всегда спасал ее от опасностей - от свирепых собак, от обрывов на речном берегу, а сейчас - от мужчин, которых считал недостойными ее.

На протяжении всего обеда Гиррейнт время от времени посматривал на нее, сам ловил ее взгляд и улыбался ей. Она знала: он боится, что она возненавидит его. Вскоре Брангвен поняла, что не может дольше выносить суеты переполненного зала и как только смогла, ускользнула из него в прохладу сумерек в сад Росы. Здесь густо цвели красные, как алые пятна крови, розы. Брангвен сорвала одну и, держа ее в руке, вспомнила, как Галрион говорил ей, что она была его единственной настоящей розой.

- Госпожа? Вы огорчены чем-то? - Это был Блейн, торопливо идущий по саду в ее сторону, Брангвен прекрасно знала, что он был влюблен в нее. Каждый нежный взгляд, каждая улыбка, которую он дарил ей, пронзали ее, словно ножом.

- Почему я должна быть огорчена, господин?

- Вы правы. Но темная полоса в жизни всегда сменяется светлой.

- Господин, я сомневаюсь, что тьма когда-нибудь закончится для меня.

- Но, дорогая, не всегда все бывает так уж плохо, - Блейн застенчиво улыбнулся ей. Брангвен удивилась, почему она даже не пытается проститься. Раньше или позже, Гиррейнт все равно отдаст ее замуж за своего кровного друга, независимо от того, хочет она этого или нет.

- Господин очень любезен, - сказала Брангвен. - Я знаю, что говорю.

Блейн сорвал розу и протянул ей. Чтобы не обидеть его, Брангвен взяла ее.

- Позвольте мне быть откровенным, госпожа, - сказал Блейн. - Вы знаете, что я всем сердцем желаю, чтобы вы вышли за меня, но я понимаю, что вы имели в виду, говоря о темном времени. Будете ли вы думать обо мне через год в это же время, когда розы зацветут снова? Это все, о чем я прошу вас.

- Буду. Если мы оба будем живы.

Блейн внимательно посмотрел на нее, слушая ее. Хотя он думал, что ее слова были только словами, благочестиво признавая, что боги сильнее, чем люди. Пока Брангвен подыскивала, что ей сказать, чтобы сгладить неловкое молчание, в сад вышел Гиррейнт.

- Убедился в том, что я развлекаю твою сестру честно? - произнес Блейн улыбаясь.

- О, я никогда не сомневался в твоей честности, - ответил Гиррейнт. - Я только хотел убедиться, что с Гвени все в порядке. - Гиррейнт проводил ее в женский зал. Так как Роса и Исола были еще за столом, Брангвен предложила ему войти вместе с ней. Пока слуга зажигал свечи в подсвечниках, Гиррейнт удобно уселся на краю подоконника у открытого окна. Слуга ушел. Они остались одни, один на один в безмолвной комнате. Брангвен нетерпеливо отвернулась и наблюдала за мотыльком, порхающим в опасной близости от пламени свечи. Она осторожно поймала его в ладони и выпустила в распахнутое окно.

- У тебя самое доброе сердце в мире, - сказал Гиррейнт. Он взял обе ее руки в свои. - Гвени, ты ненавидишь меня?

- Я никогда не смогу возненавидит тебя. Никогда, - на мгновение Брангвен показалось, что он вот-вот заплачет.

- Я знаю, что замужество - это главное для девушки, - продолжал Гиррейнт, - но я найду для тебя лучшего человека, чем изгнанник. Блейн делал тебе предложение?

- Да, он предлагал, но, пожалуйста! Я сейчас не могу даже подумать о замужестве.

- Я хочу пообещать тебе, что, независимо от того, буду я главой нашего клана или нет, я никогда не заставлю тебя выйти замуж до тех пор, пока ты не захочешь этого сама.

Брангвен обняла его и заплакала, положив голову ему на грудь. Он гладил ее волосы. Она почувствовала, что он весь дрожит.

- Отвези меня домой, Гир, пожалуйста. Я хочу уехать домой.

- Ну, хорошо. Сейчас так и сделаем.

Как только они выехали, Брангвен уже жалела о том, что покинула общество Росы и Исолы. Все, что она видела у себя в доме, напоминало ей о ее отце, или о принце, которые оба безвозвратно ушли. Поднявшись к себе в спальню, она взяла деревянную шкатулку, в которой лежали подарки Галриона: брошки, кольца, серебряный браслет, на котором было выгравировано ее имя. Сразу после свадьбы на нем должно было добавиться его имя рядом с ее именем. Брангвен часто доставала этот браслет и плакала над ним, проводя по надписи кончиками своих пальцев; она не умела читать. Затем потекла обычная жизнь с ее буднями: Брангвен отдавала приказания слугам, давала указания управляющему, вела домашнее хозяйство, руководила шитьем и ткачеством и занималась этой работой сама. Это окончательно отвлекло ее от отчаяния, охватившее ее поначалу. Она и ее служанка Лада проводили долгие вечера за шитьем и починкой одежды, напевая при этом старинные песни и баллады. Вскоре у нее появилась новая причина для беспокойства о Гиррейнте. Она часто заставала его плачущим на могиле их отца, а вечерами он возвращался домой странно молчаливым. Если раньше он просто сидел на стуле отца - отныне его стуле, - теперь он все время пил эль и смотрел на огонь, играющий в камине. Несмотря на то, что Брангвен всегда садилась рядом с ним у камина, исполняя обязанности сестры, он едва ли произносил больше двух слов за весь вечер. Однажды, когда Гиррейнт был на охоте, приехал с визитом гвербрет Мэдок в сопровождении отряда из шести человек. Делая реверанс Мэдоку, Брангвен обратила внимание на то, как мужчины смотрели на нее, хитрыми глазами, в которых была видна неприкрытая похоть, с полуухмылками. Она и раньше не раз ловила на себе такие взгляды, и ей было это неприятно.

- Приветствую вас, госпожа, - сказал Мэдок. - Я приехал отдать дань уважения, посетив могилу вашего отца.

Брангвен дала указание слуге позаботиться о людях Мэдока, а сама провела его в зал и пригласила к столу, подав ему эля из своих рук. Она присела за стол напротив него. Мэдок отпил из кубка, произнеся тост за ее здоровье.

- Спасибо, Брангвен, - проговорил Мэдок. - Я давно не был у вас и решил навестить, посмотреть, как вы поживаете.

- Хорошо, ваша светлость, - ответила Брангвен.

- А ваш брат?

- Он все еще оплакивает смерть нашего отца. И мне остается только надеяться, что скоро он хоть немного успокоиться, - Брангвен видела, что Мэдок был не просто учтивым, а на самом деле беспокоился о том, как идут их дела. - Гиррейнт стал сам не свой последнее время, и я просто не знаю, что я делаю не так как надо.

- Я удивлен. Вы ведь знаете, что ваш брат и вы находитесь под моим покровительством. Если вам вдруг понадобится моя помощь, сразу присылайте ко мне своего пажа. Иногда, когда человек становится слишком мрачным, он может быть несдержанным со своей сестрой, поэтому присылайте ко мне гонца и я приеду, чтобы ободрить его немного.

- О, я вам благодарна. Действительно очень благодарна! Мне очень приятно ваше участие, ваша милость.

Вскоре Гиррейнт вернулся с удачной охоты. Пока мужчины обсуждали свои важные дела, Брангвен пошла разыскать Ладу. Во дворе возле стены кухни паж помогал повару разделывать оленя. Повар отрезал голову и бросил ее своре собак, которые с лаем набросились на нее. Брангвен почувствовала, как тошнота подступила к ее горлу, хотя она выросла, постоянно видя, как разделывают туши. На нее смотрели черные, словно бархатные глаза оленя, пока собаки не утащили голову прочь. Брангвен повернулась и побежала назад в башню. Весь мир казался ей в это мгновение страшным и полным предзнаменований.

Назавтра, рано утром, Мэдок уехал. Пока Брангвен и Гиррейнт завтракали, он передал ей часть своего разговора с Мэдоком. О том, что ожидаются беспокойства на западной границе, где несколько кланов выражают недовольство королевским правлением.

- Мне не нравится, что тебе скоро придется ехать на эту войну, - сказала ему Брангвен.

- Почему?

- Ты - все, что у меня осталось в этом мире.

Гиррейнт кивнул, неожиданно расстроившись. Он подцепил клинком кусок мяса и положил его на блюдо. Отрезав лакомый кусок, пальцами подал его сестре.

- Так, моя маленькая сестренка, - сказал Гиррейнт. - Как видишь, я стараюсь не забывать о своем долге перед тобой.

Хотя это было сказано веселым голосом, Брангвен вдруг почувствовала как холодок пробежал по ее спине, словно что-то предупреждало ее о грозившей опасности.

А когда эта опасность наконец приблизилась, она не испытала никакой тревоги.

Был ясный солнечный день. Они выехали на прогулку, решив проехать верхом по лугам в восточной части своего поместья. Они заехали дальше на огромное холмистое пространство, которое ни Гиррейнт, ни Блейн не возделывали и не охраняли. У маленького ручейка они остановились, чтобы напоить лошадей. Когда они были детьми, этот ручей был границей, за которую им не разрешалось заезжать без сопровождения взрослых. Брангвен показалось странным, что она вдруг вспомнила об этом. Сейчас, когда она выросла и могла поехать так далеко, как ей хочется, она не испытывала желания уезжать далеко от дома. Пока Гиррейнт стреноживал лошадей, Брангвен уселась в траву и любовалась маргаритками. Но она не любила срывать невинные символы первой девичьей любви. У нее была любовь, она потеряла того, кого любила. И она сомневалась, что встретит еще человека - не просто мужа, а того, кого сможет полюбить снова. Подошел Гиррейнт и сел рядом с ней.

- Хочешь сплести венок из маргариток? - спросил он.

- Нет, - ответила Брангвен. Гиррейнт поспешно отвел взгляд.

- Гвени, - сказал он. - Нам надо кое о чем поговорить с тобой. Мне не хочется вмешиваться в твои дела, но может случиться так, что я должен буду объявить о твоей помолвке.

Брангвен очень хорошо знала, что он имел в виду.

- Я не спала с ним, - сказала она, - можешь не беспокоиться об этом.

Гиррейнт улыбнулся так злобно, окинув взором окрестности, что напомнил ей ястреба, парящего в облаках. На вид он кажется неподвижным, но на самом деле напряженно сражается с ветром, стараясь оставаться на месте. Он неожиданно бросился к ней, обнял ее за плечи и поцеловал. Все это произошло так быстро, что она не успела оттолкнуть его.

- Гир! - Брангвен постаралась высвободиться, но он был намного сильнее ее. Он крепко держал ее в своих объятиях, целуя ее. Затем опустил ее в траву и так страстно поцеловал ее, и таким жадным и долгим был этот поцелуй, что сердце Брангвен бешено заколотилось. Так же неожиданно он отпустил ее и помог ей снова сесть. По ее лицу текли слезы. Ее плечи болели от этих крепких объятий, объятий ее брата. Она сидела, настороженно наблюдая за ним. Гиррейнт достал свой клинок и подал его Брангвен.

- Возьми и перережь мне горло, - сказал он. - Я на коленях молю тебя об этом.

- Ни за что. Никогда.

- Тогда я сделаю это сам. Возьми Ладу и поезжайте к Мэдоку. Пока он будет ехать к нам, я уже буду мертв.

Брангвен почувствовала себя так, как будто она была куском проволоки, которую протягивают между щипцами, пока она не станет такой тонкой, как волосок. Эта последняя потеря была бы для нее слишком тяжелым грехом. Ее брат, ее любимый брат стоял на коленях перед ней, словно проситель. Если он убьет себя, никто не узнает правды: все будут думать, что он обезумел от горя, а не погряз в грехе, нарушив законы богов. Но она будет знать правду. И она никогда не увидит его больше. Проволока становилась все тоньше и тоньше.

- Ты простишь меня перед моей смертью? - спросил Гиррейнт. Она хотела ответить, но не могла произнести ни слова. Он неверно истолковал ее молчание. Его глаза наполнились слезами.

- Нет, - сказал он. - Никакой надежды.

Проволока оборвалась. В потоке слез Брангвен бросилась к нему.

- Гир, Гир, ты не можешь умереть!

Гиррейнт уронил клинок и медленно, нерешительно положил руки на ее талию, как будто хотел оттолкнуть ее, но вместо этого крепко обнял ее.

- Гиррейнт, пожалуйста! - Ты должен жить ради меня.

- Как я смогу? Что мне делать - жить, ненавидя своего лучшего друга, если ты выйдешь замуж за Блейна? Каждый раз, когда ты смотрела на меня, я знал, что ты вспоминала мою вину.

- Но клан! Ведь если ты умрешь, наш клан умрет вместе с тобой. О, боги Луны, если ты умрешь, если ты убьешь себя, я сделаю тоже самое! Что же мне еще остается?

Он отстранил ее немного и когда они посмотрели в глаза друг другу, Брангвен почувствовала, что смерть стоит рядом с ней, ощутила ее присутствие.

- И что, моя непорочность так много значит для тебя?

Гиррейнт пожал плечами, отказываясь отвечать.

- Тогда ты можешь взять ее. Ты не будешь заставлять меня силой, я сама отдам ее тебе.

Он пристально посмотрел на нее, словно пьяный. Брангвен удивилась, почему он не может увидеть того, что было таким ясным для нее: если им все равно предстоит погибнуть, почему бы им не прожить на час дольше в объятиях друг друга? Она дотронулась своими руками до его лица. Затем наклонила его ближе к себе, так, чтобы он поцеловал ее. Он с такой силой обнял ее плечи своими руками, что ей стало больно, но она позволила ему поцеловать себя снова. Когда они слились воедино в порыве страсти, испуг окутал ее вдруг, охватил ее как огонь, пожирающий ветку. Позволив себе расслабиться в его объятиях, Брангвен больше чувствовала себя жрицей во время ритуала, чем любовницей. Она не ощущала ничего кроме его силы, тяжести его тела и ее мысли были далеко от того, что она чувствовала и что представляла себе об этом в своих мечтах. Когда они закончили, он лег рядом с ней и положил свою голову на ее обнаженную грудь, его рот скользил по ее коже, временами мягко прижимаясь к ней в поцелуе благодарности. Она перебирала руками его волосы и смотрела на клинок, лежавший рядом с ними наготове.

'Я не хотела умереть девственницей, - подумала она, - и кто на свете лучше, чем Гир?'

Он поднял голову и улыбнулся ей нежной пьяной улыбкой счастья и любви.

- Ты сейчас будешь убивать меня? - спросила Брангвен.

- Почему? - сказал Гиррейнт. - Ни до, ни после этого, моя любовь. Я знаю - мы будем, и боги также это знают, и этого достаточно для них. Это будет наше первое лето.

Брангвен посмотрела вверх на небо, чисто голубое, сверкающее, как огненный укор богов. Ее рука нащупала клинок.

- Нет еще, - проговорил Гиррейнт. Он схватил ее запястье; тяжелые мозолистые руки отняли у нее клинок. Гиррейнт сел, затем бросил клинок. Он блеснул в воздухе и плюхнулся в ручей. Брангвен подумала о сопротивлении, но его красота остановила ее, жестокая пылающая красота, как жаркое солнце. Он провел рукой по ее телу, лег рядом с ней и поцеловал ее. Теперь она ощутила, как ее охватывает желание принадлежать ему, жгучее желание, поддерживаемое отчаянием. Приехав вечером домой, Брангвен удивилась, что все обращались с ними, как ни в чем не бывало - вполне нормально и легко. Она была уверена, что все увидят если не их позор, то по крайней мере их приближающуюся смерть, как будто смерть будет отбрасывает отблески вокруг них, видные за мили, но паж, не спеша, забрал у них лошадей и поклонился. Гвербрет подошел к Гиррейнту, сообщил скучные новости из деревни. Лада встретила Брангвен и спросила, сказать ли кухарке, чтобы та накрыла на стол. Вечер тянулся как обычно, отчего Брангвен захотелось закричать. После еды слуги собрались у своего камина, а Гиррейнт с кружкой в руке сел возле своего. В Большом зале везде было темно за исключением пересекающихся отблесков двух небольших каминных костров. Брангвен посмотрела на затемненное лицо своего брата и обнаружила на нем счастливое выражение. Она прислушалась к своим чувствам. Последний год она готовила себя к замужеству, к тому, что она даст клятву своему мужу и свяжет себя с ним навсегда. Вместо этого поклялась кровавой клятвой, давая ее в обмен на смерть. И ей ничего не оставалось кроме того, как сосредоточиться на мыслях о Гиррейнте, ее первом мужчине, ее брате, так, как она планировала это сделать, если бы ее принц был с ней. А пока она еще не позволила Гиррейнту перерезать ей горло, она будет служить ему как ее лорду. Эта решительность дала иллюзию ненадежного мира, как будто она позабыла трагедию прошлого. Галрион ушел и унес с собой все свои обещания о другой жизни.

- Гир? - окликнула Брангвен. - О, чем ты думаешь?

- Об этом восстании, - ответил он. - Если будет война этим летом, я не поеду. Обещаю тебе. Я найду способ, как отказаться.

Брангвен улыбнулась. Ее сердце было наполнено любовью к нему. Он сделал самое большое жертвоприношение, какое может сделать мужчина, меняя свою славу на жизнь с ней летом и смерть с ней осенью. Брангвен будет спать с ним в его кровати, и там будет ее место, хотя это, конечно, слишком рискованно, когда в доме так много слуг. Если священники в деревне когда-нибудь узнают об их грехе, они разлучат их. Часто они уезжали теперь вдвоем из крепости, чтобы побыть вдвоем - погулять по лугу, поваляться в мягкой траве. Брангвен, находясь в объятиях брата, думала о нем как о своем муже. Здесь покой и тишина, царившие в ее душе, были так прекрасны, словно летний день в тихую погоду. День мелькал за днем, как вода в полном ручье - тихая, гладкая и блестящая. Ничто не могло вывести ее из этого состояния покоя, даже случайные мысли об Исоле, помолвку которой Брангвен разрушила. Поначалу казалось, что Гиррейнт тоже был счастлив и безмятежен, но его задумчивость и раздражительность начали постепенно возвращаться. Гиррейнт становился все больше и больше похожим на своего отца - темным, словно туча, особенно когда он бездельничал, слоняясь по дворцу или проводя время, сидя перед камином. Однажды вечером паж, неся ему пиво, поскользнулся и упал, разлив напиток. Гиррейнт рассвирепел и ударил мальчика так сильно, что тот снова оказался на полу, упав на колени.

- Неповоротливый маленький ублюдок, - проворчал Гиррейнт, вставая со стула. Рука Гиррейнта метнулась к клинку, мальчик съежился от страха. Брангвен бросилась, встав между ними, защищать мальчика.

- Убери руку, Гир, - сердито проговорила она, - через пять минут ты пожалеешь, что обидел мальчика.

Всхлипывая, паж убежал из зала. Брангвен заметила, что все остальные слуги наблюдали за этим с побледневшими лицами, с испугом в глазах. Она схватила Гиррейнта за плечи и начала его трясти.

- Ох, черт! - сказал Гиррейнт. - Прости меня.

Брангвен сама долила ему пива, а потом пошла в конюшню, где, как и предполагала, нашла мальчика, рыдающего на сеновале. Она повесила фонарь на торчавший в стене гвоздь и мягко положила руку на его плечо. Ему было только двенадцать, и для своего возраста он был очень худым и слабым.

- Ну, перестань плакать, - говорила она. - Давай, я посмотрю.

Он вытер рукавом слезы и повернул к ней свое лицо. На его виске красовалась безобразная шишка, но глаз был цел.

- Лорд Гиррейнт просит извинить его, - сказала Брангвен. - Такое больше не повторится.

- Благодарю, госпожа, - заикаясь ответил паж. - Что случилось с лордом Гиррейнтом в последнее время?

- Он просто все еще в расстройстве из-за траура по его отцу.

Мальчик задумался, щупая шишку.

- Он убил бы меня, если бы не вы, - сказал паж, - если вы захотите, чтобы я сделал что-нибудь для вас - я сделаю. Обещаю.

Поздно ночью, когда в доме уже спали, Брангвен тихонько вышла из своей комнаты и пошла к Гиррейнту, который жил теперь в комнате отца и спал на его кровати. Большая резная кровать была накрыта покрывалом, на котором были вышиты соколы и предназначались только для главы клана. Она тихонько приблизилась к нему, поцеловала и предложила ему себя ради мира в доме. После он дремал, лежа в ее объятиях, будто удовлетворенное дитя, и каждый мускул его тела был расслаблен. Она в первый раз ощутила в себе ту силу, которой она владеет, как женщина, используя свою красоту и свое тело. Используя ее, женщина может поставить мужчину в такое положение, когда он будет уважать и исполнять ее желания вместо предъявления своих капризов и прихотей. Она подумала о том, что с принцем все было бы иначе. Слезы текли по ее щекам и темнота помогала ей скрыть их от брата. Хотя Брангвен была очень осторожна, потихоньку покидая его кровать и возвращаясь в свою, на следующее же утро у нее возникло подозрение о том, что остальные домочадцы кое о чем догадываются. Иногда казалось, что люди ни о чем не знают, но временами Брангвен ловила на себе удивленный и испуганный взгляд Лады. Брангвен отвела Гиррейнта в сторону и попросила оставить ее одну, уехать куда-нибудь, хотя бы на охоту. В течение следующих нескольких дней он будто не замечал ее, - ездил на охоту или объезжал поместье, он даже начал поговаривать о том, чтобы навестить Мэдока или Блейна. Но всегда, когда она находилась в одной комнате, она чувствовала на себе его взгляд, как будто он оберегал ее, словно сокровище. Хотя она старалась избегать Гиррейнта, он все же настоял на том, чтобы она поехала с ним в горы. В этот день они нашли новую рощицу, устроив в ней ложе для своей любви. Она никогда не видела его таким пылким и нетерпеливым. После он спал в ее объятиях. А она, гладя его волосы, поддерживала его, чувствуя себя такой уставшей, что ей захотелось погрузиться в землю и никогда не видеть неба снова. Гиррейнт проснулся, потянулся и сел, улыбаясь ей. Рядом с ним лежал его клинок, завернутый в одежду, сброшенную наспех.

- Гир, убей меня сейчас!

- Нет. Еще нет.

Неожиданно Брангвен показалось, что пришло время умереть, что они должны умереть сейчас, сегодня. Она села и схватила брата за руку.

- Я прошу тебя - убей меня.

Гиррейнт ударил ее по лицу, первый раз в жизни. Брангвен вскрикнула. Он тут же обнял ее, поцеловал, и умолял простить. Она простила, но только потому, что не могла поступить иначе. Он был больше, чем ее жизнь - он был ее смертью. Все время, пока они ехали домой, Брангвен не покидала назойливая мысль: они умрут. Когда они въехали во двор, то увидели лошадей, привязанных возле стены. Лорд Блейн приехал с визитом. Блейн гостил у них три дня, охотясь с Гиррейнтом. Брангвен содрогалась от страха и избегала их обоих. Только один раз она говорила с Блейном наедине, при этом он сдержал свое обещание и ни разу не заговорил о женитьбе. Перед отъездом, вечером последнего дня, он попросил после обеда Брангвен остаться за столом. Гиррейнт сидел перед камином, задумавшись, и неотрывно смотрел на огонь. Он пил в этот вечер так много, как никогда раньше, не обращая внимания на то, что у них гость. Блейн рассказывал Брангвен о своей матери. Она слушала невнимательно и отвечала невпопад. Ее не покидала мысль о том, что сказала бы Роса, если бы ей стала известна правда. Очевидно, Блейн неверно истолковал ее молчание.

- Вот видите, госпожа, - произнес Блейн. - Я обещал вам, что не буду говорить о женитьбе до весны, и я держу свое слово.

- Что такое? - спросил Гиррейнт.

- Ну хорошо, - сказал Блейн. - Я говорил тебе раньше о том, что я пообещал твоей сестре.

- Да, говорил, - сказал Гиррейнт, улыбаясь. - Видишь ли, я тоже кое-что обещал ей. Я сказал ей, что никогда не выдам ее замуж до тех пор, пока она сама этого не захочет.

- Неужели? - спросил Блейн. - Даже если она останется в этом доме до конца своих дней?

- Даже тогда.

Блейн колебался. Его глаза потемнели.

- Ну что же, госпожа, - сказал он, обращаясь к Брангвен. - Ваша судьба в руках вашего брата, не так ли?

- Я думаю, что так, - ответила Брангвен. - Я уважаю его.

Блейн слегка улыбнулся, но неожиданно Брангвен стало страшно. Языки пламени подпрыгивали с дымом и отблесками, и ей казалось, что пламя как будто уходило от Гиррейнта и своими длинными языками доставало Блейна против их воли.

Была середина лета. Пыльная дорога раскалилась от горячих лучей солнца, осветившего таким золотистым светом, каким бывает зерно, созревшее на полях. Невин, который когда-то был принцем Галрионом, вел за собой мула, нагруженного тюками с травами. Он пересек границу, отделявшую земли Сокола. Он был постоянно настороже, боясь встретить Гиррейнта, который мог случайно встретиться на его пути. Невин сомневался, что кто-нибудь сможет узнать принца в этом пыльном торговце с его всклокоченными волосами, поношенной старой одеждой и дряхлым мулом. Он знал, что человек может стать невидимым без вмешательства колдовства, просто действуя неожиданно в неожиданном месте. Никто не мог даже подумать, что принц отважится появиться в поместье Сокола. Придя в деревню, он даже рискнул зайти в таверну, чтобы выпить кружку пива, хотя хозяин таверны пристально посмотрел ему вслед, когда он заплатил ему за пиво. Он сел в углу зала возле старухи и стал расспрашивать ее о стране, как будто он был чужестранцем. Когда он покинул зал, никто даже не заметил, как он ушел. Приближался вечер, когда он достиг своей цели - жалкой деревянной лачуги на опушке дремучего леса. Перед ней в невысокой траве паслись два козла, а на крыльце сидела старая Ина и наблюдала за ними. Ина была худая, как палка, с длинными крючковатыми пальцами, искривленными ее долгой жизнью и тяжелой работой. Ее белые волосы были небрежно подвязаны грязным шарфом. Травница и повивальная бабка, она, как некоторые думали и говорили, была ведьмой, но на самом деле она просто любила одиночество.

- Добрый день, мальчик, - сказала Ина. - Гляди-ка, старый Ригор прислал мне что-то хорошее.

- Да, - ответил Невин. - Скорее всего, это последние перед зимой.

Невин разгрузил мула, положив тюки с травами в сторону, потом напоил его и отправил пастись на луг вместе с козлами. Он вернулся в хижину. Ина положила хлеб и сыр на свой маленький шаткий столик. Она пригласила Невина сесть и подала ему деревянную чашку с водой. Поблагодарив Ину, он налег на еду, жадно откусывая черный хлеб с лежащим на нем острым козьим сыром. Ина понемножку откусывала хлеб и рассматривала его с таким любопытством, что Невину показалось, что ей было известно, что раньше он был принцем.

- Ригор уже так стар, что не сможет пройти по этой части леса, - сказала Ина. - Но все же, мне бы хотелось, чтобы он пришел хотя бы на денек и рассказал мне, что собирается делать.

- Ну хорошо, прекрасная леди, - сказал Невин. - Я сделаю то, что наказал мне мой учитель, и прикушу свой язык.

- Лучший всегда со странностями, как наш Ригор. Ну, если он посылает тебя ко мне с травами время от времени, то я справлюсь. - Ина отрезала еще несколько ломтиков хлеба и положила их на тарелку Невина. - Я все-таки скучаю по Ригору. Я всегда обращалась к нему за советом, особенно когда случались какие-то хлопотные дела.

Невин ощутил пророческое предостережение.

- А как поживает сейчас лорд Гиррейнт? - спросил Невин.

- Ты почти такой же проницательный, как твой учитель, не так ли парень? Слушай, спроси об этом Ригора, а не меня. Он всегда присматривает за ними, особенно за бедняжкой маленькой Брангвен.

- И сейчас тоже? Я не подозревал об этом.

- О, правда, присматривал, только как бы по-отцовски. Дап, расскажи ему вот о чем. Около месяца назад заболел паж из крепости, у него был сильный жар, и никак не спадал. Мне пришлось ездить туда пять раз, пока мальчик не поправился. И лорд Гиррейнт дал мне серебряную монету за это. Он спросил, есть ли у меня трава от сумасшествия. Он шутил, я надеюсь, но улыбнулся он так холодно, что я встревожилась. А потом, когда я в последний раз поднималась на холм, то видела, как Гиррейнт рыдал на могиле своего отца.

- Можешь не беспокоиться, я расскажу Ригору об этом. Как же там живет Брангвен рядом с таким человеком, как он?

- А теперь - самое странное из всего. Можно подумать, что у нее уставшее сердце, она ходит, словно во сне. Я никогда не видела, чтобы девушка смотрела, как наседка. Я думаю, она беременна, но от кого? Подождем, когда ее живот округлится. Передашь Ригору от меня, ладно?

На обратном пути Невин очень торопился, подгоняя своего мула, но все равно, путь занял у него два дня. Его новый дом был в необитаемом лесу, к Северу от поместья Вепря. Невин и Ригор расчистили кусок земли на берегу ручья. Они использовали бревна для строительства грубого дома и землю - для того, чтобы посадить бобы, турнепс и прочее. С тех пор как слухи о Ригоре как о целителе распространились далеко на Север, у них было достаточно еды и даже немного денег. Фермеры и рабы платили Ригору за его травы. Невин не сомневался, что они с Брангвен могли бы нормально жить в лесу.

- Если бы ты не был болваном, - клял сам себя Невин, - и таким дураком!

Редкий день проходил без того, чтобы он не упрекал себя за то, что оставил Брангвен. Ригор был возле дома. Он лечил слезящийся глаз мальчика, которого, сидя на корточках, держала мать. По ее истрепанной коричневой тунике Невин видел, что она была рабыней. Ее худое лицо было совершенно отрешенным, как будто ей было все равно, выздоровеет ее мальчик или нет, хотя она издалека принесла его сюда на руках. На ее коже было видно клеймо - старый бледный шрам на грязной коже. Ее сын был заклеймен так же, хотя ему было всего около трех лет. Они оба были собственностью лорда Блейна. Невин отвел мула в конюшню и поставил его рядом с мерином. Когда он вернулся, рабыня посмотрела на него равнодушным взглядом. Даже издалека, на расстоянии десяти шагов, он слышал запах ее немытого тела и грязной одежды. Ригор подозвал ее, дал ей отвар и объяснил, как им пользоваться. Она слушала молча, и в глазах появился слабый отблеск надежды.

- У меня нечем заплатить вам, господин, - сказала она, - вот, только несколько яблок из первого урожая.

- Съешьте их по дороге домой, - ответил ей Ригор.

- Спасибо, - произнесла она, потупив взгляд. - Я слышала, что вы помогаете беднякам, но сначала не поверила этому.

- Но это так, - сказал Ригор. - Говори об этом везде, где будешь.

- Я очень испугалась, - продолжала она, смотря на землю, - если мой мальчик ослепнет, его убьют, потому что он не сможет работать.

- Что? - вмешался Невин. - Лорд Блейн никогда не сделает ничего подобного.

- Лорд Блейн? - она посмотрела на него, робко улыбнулась. - Конечно, он не сделает. Он даже не будет знать об этом. Его надсмотрщик, господин - вот кто это сделает.

Невин знал, что она говорила чистую правду. Когда он был принцем, для него не было разницы между рабыней и лошадью. Теперь Ригор заставил его увидеть другой мир. Как только женщина отправилась в обратный путь, Ригор и Невин направились в свою хижину. Это была простая светлая комната, в которой пахло свежеспиленной сосной. Здесь была случайная мебель, выброшенная старыми фермерами: стол, скамейка, шатающийся шкаф для продуктов. В одной стене был виден недоделанный камин, который Невин начал класть, принимая участие в их совместных летних работах. Невин налил в кувшин пива, затем принес выдолбленные из дерева кружки.

- Ну, как съездил? - спросил его Ригор. - Как поживает старая Ина?

- Ничего, господин, - ответил Невин. - Она рассказала мне довольно странную историю о Соколах. Боже мой, моя бедная Брангвен! Мне очень хочется, чтобы ты не делал того, что сделал мой отец - избивал меня за ошибки до полусмерти.

- Это ничего не решает, а только заставляет чувствовать, что их надо исправлять, хотя ты этого не делаешь, - рассердился Ригор. - Ну ладно, что было - то было. Расскажи мне все по порядку.

Пока Невин рассказывал, Ригор слушал, внешне выглядя спокойным, но его руки сжимали кружку все сильнее и сильнее. В конце концов Ригор не выдержал и тихо выругался.

- Ну ладно, - сказала Ригор. - Давай лучше разберемся в этом. Старая Ина точно определяет, если девушка беременна. Здесь ошибки нет. Ребенок не твой, это точно?

- Нет, но если сильно любишь женщину, можно взять ее и с ребенком.

Глаза Невина потемнели. Ригор чуть заметно улыбнулся.

- А что ты сам думаешь о своей Гвени? - спросил он. - Если она беременна от другого мужчины?

- Если он хороший человек - пусть она идет к нему. А если нет - я возьму ее вместе с ребенком, вот и все.

- Ну ладно. Во-первых, давай посмотрим, может ли это быть ребенок Блейна. Если это так, то они обвенчаются - и дело с концом. Если нет, то я думаю, что у нас есть шанс забрать ее.

- Господин, почему вас так интересует Брангвен?

- Сейчас я пока еще не могу тебе этого сказать, - ответил Ригор. Невин ждал в надежде услышать что-нибудь еще, но Ригор просто молча смотрел вдаль, думая о чем-то своем.

- Я поеду завтра рано утром к Вепрю. Я узнаю, из вежливости, у госпожи Росы, есть ли в округе другой травник. Ты оставайся здесь. Если ты попадешь Блейну на глаза, он убьет тебя, а король окажет ему за это большие почести. К обеду я доберусь до крепости, ты можешь развести к этому времени костер и наблюдать, если сумеешь воспользоваться этим способом.

Назавтра Невин провел тревожное утро, стараясь скоротать время за работой - он выкапывал камни на их небольшом поле, чтобы использовать их для строительства камина. До сих пор его учеба состояла в основном из тяжелой физической работы в летнюю жару. Часто это раздражало его: он считал, что эта работа достойна раба, а не принца. В то же время он понимал в глубине своего сердца, что смирение гордыни принца - это настоящая нужная работа. Есть только один ключ к раскрытию тайн Двуумера. Желание узнать все для того, чтобы помочь миру. Тот, кто думает о могуществе только ради самого себя, никогда не получит ничего стоящего. Все же иногда Ригор поручал Невину задания, имеющие непосредственное отношение к изучению тайн мастерства. Хотя у Невина всегда был Глаз, но он открывался и закрывался независимо от его желания, показывая ему то, что хотел показать, и ни на йоту больше. Сейчас он учился подчинять Глаз своей воле.

Невин выложил на земле круг из камней и устроил небольшой костер, который зажег, как и все другие люди, обычным способом - с помощью кремния. Он подождал, когда прогорит пламя и поленья превратятся в угли. Затем лег на землю, положив подбородок на руки, и стал пристально смотреть на тлеющие угли. Он замедлил дыхание до предельного минимума и думал о Ригоре. Наконец пламя взметнулось, раздалось вширь и превратилось в отблески солнечного света, отражающиеся от гладких деревянных поверхностей в комнате. В отблесках Невин вызвал образ Ригора - бледный крошечный образ. Невин сосредоточил всю свою волю на мысли о Ригоре, представил себе его ясный образ. Видение увеличилось, окрепло, затем увеличилось еще и стало таким ясным, как будто Невин смотрел в женский зал через окно снаружи. Последним усилием воли Невин проник в зал и услышал едва ощутимое движение в животе, как будто опустился желудок, и наконец мысленно оказался стоящим рядом с Ригором. Госпожа Роса сидела на стуле, Исола примостилась на скамейке возле нее. Сняв рубашку и обнажив нездоровые нарывы, фурункулы на теле, перед Ригором стоял на коленях на полу бедный паж.

- Их надо вскрыть, - проговорил Ригор. - Сейчас у меня нет с собой инструментов. Я, с разрешения госпожи, завтра приеду снова.

Мальчик захныкал в предчувствии боли.

- Тогда перестанет болеть, малыш, - сказала Роса. - Гной долго накапливался в них, и если лекарь вскроет - он вытечет и перестанет быть больно. Ты же не убежишь завтра в лес на весь день, правда?

Мальчик схватил свою рубашку, брошенную на пол, поклонился Росе и стремглав бросился из комнаты. Улыбаясь, Роса кивнула ему, затем пригласила сесть на стул, стоявший рядом с ее стулом.

- Садись и отдохни, дорогой сэр, - сказала Роса. - Так ты говоришь, что приехал с юга? Что там нового?

- Благодарю, - сказал Ригор, поклонившись. Затем взял стул и сел, - ничего стоящего. Только множество дурных слухов.

- Неужели? - сказала удивленно Роса. - Как поживает лорд Гиррейнт?

- Я вижу, что слухи достигли и ушей моей госпожи? - воскликнул Ригор. - Плохие, к сожалению. И конечно местные жители постоянно болтают о колдовстве.

Исола слушала издали, положив руки на колени, ее глаза были полны слез. Вспомнив счастливую ночь ее обручения, Невин почувствовал такую внезапную жалость к ней, что Видение исчезло. Ему потребовалось много времени, чтобы вызвать его снова.

- Траур - дело понятное, - говорил Ригор. - Но в конце концов, это в порядке вещей, когда сын теряет своего отца. Это всегда случается раньше или позже, - он посмотрел на Исолу, - когда-нибудь ты будешь с ним рядом и, конечно, мрачные мысли уйдут.

- Если он еще женится на мне, - не выдержала Исола.

- Прикуси язык, овца, - рассердилась Роса.

- Как я смогу, - воскликнула Исола. - После того, как Блейн сказал...

Роса взмахнула рукой, как будто хотела ударить ее, Исола замолчала.

- Пожалуйста, прости мою дочь, добрый человек, - сказала Роса. - Она мучается от того, что думает, будто то, что случилось с Брангвен, может произойти и с ней. Бедная Брангвен.

- Это печально, конечно, - сказал Ригор со вздохом, - но скоро она найдет лучшего человека. Крестьяне говорили мне, что ваш сын думает объявить о своей помолвке с госпожой.

- Да, - сказала Роса печально, - я молю богов о том, чтобы это случилось.

'Так, понятно, - подумал Ригор. - Это ребенок не Блейна. И, черт побери, я думаю, это много значит!'

Невин был так потрясен его мыслями, что упустил Видение снова, и, к счастью, вовремя.

Ригор вернулся на закате. Он привязал мула и вошел в хижину. Невин накрыл на стол, к ужину, сгорая от любопытства. Ригор достал из кармана золотую монету и бросил ее на стол.

- Наша госпожа Роса щедрая, однако, - заметил он. - Если бы она знала, к кому попадут ее деньги! Мы еще поговорили после того, как ты оставил нас. Она по-прежнему уважает тебя, принц Галрион!

- Принц умер, - сказал Невин.

Ригор улыбнулся и сел за стол, намазывая маслом кусок хлеба.

- Я думаю, что решусь рискнуть завтра, не подвергая голову Невина опасности, - сказал Ригор. - Лорд Блейн будет завтра на охоте. Мне надо поехать туда еще раз, чтобы вылечить мальчику нарывы. Ты сможешь поехать со мной.

- Ну, хорошо, господин, - заговорил Невин. - Скажи, почему тебе хочется, чтобы это был ребенок Блейна?

- Подумай, мальчик. Если Блейн тут ни при чем, тогда кто же? Какие мужчины есть в крепости Сокола? Пара двенадцатилетних мальчишек, грубый конюх, старый камергер, который в состоянии разве что погладить горничную, и ничего больше, так кто еще остается?

- Да, больше никого.

- Никого?

- О, черти! - только и смог сказать Невин. - Гиррейнт!

- Черти, действительно. Это ужасно темное дело, порицаемо всеми, и не сойти мне с места, пока я не буду уверен.

- Если это правда, - сказал Невин, - я убью его.

Он схватил со стола клинок и изогнул лезвие своими пальцами, проверяя прочность металла.

- Посмотри на себя, - заметил Ригор. - Действительно, ты сын своего отца.

Невин с такой силой всадил клинок в пол, что он продолжал дрожать после того, как рука отпустила его.

- А что, если я убью его? - спросил Невин. - Разве это будет так плохо?

- Да, будет - для тебя, - Ригор не спеша откусил хлеб с маслом. - Я запрещаю тебе даже думать об этом.

Невин взял кусок хлеба, а потом снова положил его на тарелку.

- Ты сказал, что возьмешь ее с ребенком, - сказал Ригор, - это все еще так? Даже если она носит ребенка от своего брата?

- Я больше не принц, - ответил Невин, - но я - человек, который оставил ее там.

- У тебя благородная душа, мальчик. Правда, ты еще можешь отказаться.

Невин, чтобы не быть узнанным слугами из крепости Вепря, спрятал лицо под капюшоном. Когда он вместе с Ригором поднялся в женский зал, то сразу занялся приготовлением трав и инструментов. Исола вышла, а Роса осталась с Ригором и одним из пажей.

- Послушай, ты не знаешь, где Марук? - спросила Роса, обращаясь к пажу. - Я ведь говорила ему быть здесь, когда придет лекарь.

- Он испугался, госпожа, - ответил паж. - Я могу поискать его. Но это может занять много времени.

- Тогда, ради богов, беги найди его поскорее, - сказала Роса. Как только паж убежал, Невин снял свой плащ и положил его на пол. Роса пристально посмотрела на него, ее глаза наполнились слезами.

- Галрион, - прошептала она, - о, спасибо всем богам! Я так рада видеть, что с тобой все в порядке.

- Благодарю, госпожа, - ответил Невин. - Но теперь меня зовут по-другому.

- Я слышала о том, что отец проклял тебя, - сказала Роса. - Но ты должен будешь уйти, когда мой сын вернется домой.

- Я знаю, - ответил Невин. - Но мне надо было прийти. - Прошу вас, расскажите мне, что с моей Брангвен?

Лицо Росы стало мрачным, она отвела взгляд.

- Наша бедная маленькая Гвени, - сказал Роса. - Я хочу, чтобы боги позволили ей выйти за тебя замуж. Я думаю, может быть, она поехала бы за тобой в ссылку, - она посмотрела в сторону Ригора, - добрый человек, я доверяю тебе, поэтому буду говорить спокойно. Блейн недавно ездил в крепость Сокола и вернулся домой в ярости. Он сказал мне, что думает, что Гвени никогда не будет принадлежать ему. Она ходила вокруг словно полуживая и еле разговаривала. Я предложила ей приехать сюда, к нам, но она отказалась. Я думаю, она все еще страдает из-за того, что рассталась с вами, мой принц.

- И все мы тоже надеемся, - сказал Ригор. - Гиррейнт часто приезжал, чтобы навестить свою невесту?

Роса смотрела то в одну сторону, то - в другую, словно загнанная испуганная лань.

- Это вздор, - выпалила она. - Я не могу в это поверить. Блейн и Исола непонятно из чего сделали такой глупый вывод, потому-то они так разочарованы и нетерпеливы! Но я не верю этому!

- Чему? - спросил Ригор. - Доверьтесь мне, госпожа. Снимите этот груз со своего сердца.

Роса поколебалась, борясь сама с собой, затем продолжила.

- Все слуги в крепости говорят, что только Брангвен стоит между ними и гневом лорда Гиррейнта. Как будто она - его жена, - сказала Роса, - и что Исола - мое дитя - действует на ее брата как скорпион. Она говорит, что Гиррейнт всегда был очень внимателен к Гвени, и что это несправедливо - то, что Гвени даже отняла у нее жениха. Гвени-то, Гвени - это, и все потому, что бедная Исола всегда завидует несчастной красоте маленькой Гвени.

- Несчастной, действительно, - заметил Невин. - Вы сказали, что не можете поверить в это - это правда? Или вы просто пытаетесь уйти прочь от грязных дел? Ради бога, я не обвиняю вас ни в чем!

Роса вздрогнула и заплакала, закрыв лицо руками.

- Он всегда очень сильно любил ее, - всхлипывала госпожа Роса, - вы думаете, почему я так настоятельно советовала лорду Двину выдать ее замуж, хотя она еще очень молода? Ей надо было уехать из этого проклятого дома.

- Действительно, проклятого, - заметил Ригор, вздыхая, - дважды проклятого.

Невин беспрестанно ходил взад-вперед, пока Ригор помогал госпоже Росе сесть на стул.

- Скажите мне вот о чем, госпожа, - обратился Невин к Росе, - если я увезу ее от брата, вы будете порицать меня?

- Никогда, - сказала Роса. - Но если вы сделаете это, Гиррейнт соберет своих друзей, и они поймают вас, как сегодня оленя.

- Я готов умереть за нее, - ответил Невин. - И к тому же я более ловкий, чем серый олень.

Поздно вечером Невин оседлал своего мерина и отправился на юг, в крепость Сокола. Ему надо будет действовать ловко и хитро. Невин решил не рисковать. Даже если Гиррейнта не было дома, он решил не въезжать в крепость. Он будет бесполезен для Брангвен, если Гиррейнт вернется и убьет его прямо у ее ног. Хотя Галрион никогда особенно хорошо не владел мечом, у Невина было про запас несколько трюков. Он был уверен, что если он хотя бы на несколько минут увидится с Брангвен, то сможет уговорить ее уехать из крепости и последовать за ним в ссылку. А как только они будут в пути, Гиррейнт уже никогда не найдет их. Доехав до хижины Ины, Невин сказал ей, что Ригор отправил его разведать обстановку. Ина, как он и думал, обрадовалась этому и предложила Невину остановится у нее на ночь.

- Женщины из деревни видели колдуна, который сделал Брангвен беременной, - сообщила ему Ина.

- Видели? - спросил Невин. - Ну, этот жених, который поклялся ей, он вернулся к ней, как видишь. Ригор попросил рассказать тебе, что он видел, как разносятся сплетни в этой части страны.

Ина подняла брови, удивляясь, и Невин теперь был уверен, что пущенный им слух скоро облетит всю деревню, спасая, по крайней мере, хоть немного репутацию Брангвен. Он мог только надеяться на то, что правда не выйдет за пределы этой хижины.

Через три дня Невин уже был на своем сторожевом посту возле крепости Сокола. На опушке леса, рядом с дорогой, он нашел большой раскидистый дуб. Он взобрался на дерево и спрятался в листве. Он мог видеть отсюда крепость и все, что находилось на расстоянии мили вокруг него. Сконцентрировав свою волю, он постарался направить свои мысли к Брангвен, зовя ее и пытаясь ей мысленно приказать прийти в лес. Он почувствовал, что его мысленный приказ попал в цель. Он настойчиво повторял в мыслях свою просьбу. Но, видимо, таких его усилий было недостаточно. Он пришел в отчаяние из-за того, что все его попытки действовать таким способом оказались тщетны. Он решил, что прокрадется в крепость... когда Гиррейнт в ближайшее время отправится на охоту. На четвертый день, сидя в своем укрытии, Невин увидел какого-то человека в сопровождении пажа, которые ехали верхом и уже поднимались на холм, на котором была расположена крепость. В широкоплечем седоке он узнал Блейна. Невин спрыгнул с дерева вниз и побежал к хижине Ины.

- Ина, ради всех богов, мне нужна твоя помощь, - сказал Невин. - Можешь ты мне оказать услугу помочь пробраться в крепость Сокола? Какое-нибудь поручение, на которое я мог бы сослаться, сказав о нем слугам.

- Ну, хорошо, - Ина задумалась. - Я сделаю любовный напиток для Лады, она положила глаз на парня из деревни. Ты можешь отнести его и отдать его ей.

Ина дала пакет с травами. Невин натер грязью свои волосы и лицо с целью маскировки, так что вряд ли кто узнал бы принца в этом чумазом парне. Он завернулся в свой плащ и помчался в крепость. Как только он ввел во двор крепости своего коня, сразу увидел пажа Блейна. Мальчик вел лошадь лорда в конюшню. Он приблизился к Невину, глядя на него равнодушно.

- Тебе что здесь надо? - спросил паж.

- Поговорить с Ладой. Ина поручила мне кое-что передать ей.

- Я пойду найду ее. А ты оставайся здесь и не вздумай входить.

Лада странно посмотрела на него, когда вышла во двор.

- Я принес травы от Ины, - сказал Невин. - Она просила передать, что ты должна дать ее тому парню еще и глоток пива.

При звуке его голоса Лада громко икнула, и зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть.

- Мой принц, - прошептала она. - Слава богам! - Затем заговорила вслух: - Спасибо большое. Если бы не вы, мне пришлось бы идти к ее хижине в такую жару по пыльной дороге.

Невин привязал свою лошадь около двери и пошел вслед за Ладой к камину для слуг в большой зал. Он сел на солому у самой стены, вдалеке от других слуг. Все были заняты приготовлением обеда. Они сердито смотрели на него, потому что, в отличии от них, Ладе было разрешено принимать гостей, если она захочет. В глубине зала за столом для знати сидели Гиррейнт и Блейн. Они разговаривали между собой тихими голосами, и с такого расстояния Невин не мог расслышать, о чем шла речь. Но достаточно было посмотреть на них, чтобы понять, что Блейн был в ярости - он сжимал рукой свою кружку так, как будто это была рукоятка клинка. Слуга Блейна вернулся. Он сел возле него на солому, глядя на него встревоженно. Лада принесла Невину пива и опустилась рядом с ним на колени, озабоченно глядя на лордов.

- Где твоя госпожа? - шепотом спросил у нее Невин.

- Прячется от лорда Блейна, - также шепотом ответила Лада, - но ей все равно придется выйти, потому что лорд Гиррейнт обидится.

- Не верится. Нет, не могу поверить...

Лада поморщилась, а потом задрожала.

- Я знаю правду, - сказал он. - Мне все равно. Я приехал забрать ее с собой.

Лада заплакала. Слезы двумя ручейками катились по ее щекам.

- Я постараюсь помочь, чем смогу, - прошептала она. - Но я не знаю, что хорошего может из этого выйти.

Под тем предлогом, что ему надо на кухню, Невин перешел ближе к камину, возле которого сидели лорды. Наконец Брангвен появилась в зале, проскользнула, незаметно и прижимаясь к стене. Она смотрела на своего брата. Невин был поражен тем, как она изменилась. Ее щеки стали впалыми и бледными, вокруг ее глаз появились темные круги, она напоминала самку, не решавшуюся на попытку к бегству от опасности. Она глянула на него, едва заметно улыбаясь. Невин забыл о Блейне и о Гиррейнте, которые пристально смотрели друг на друга, наклонившись вперед на своих стульях. Блейн медленно поднялся со стула, его рука лежала на рукоятке меча.

- Боги проклянут тебя, - произнес Блейн. - Это правда, или нет?

Гиррейнт поднял голову, глядя на него, его руки лежали на коленях, он улыбался с таким спокойствием, что Невину казалось, будто кровь застыла в его жилах.

- Отвечай мне, - произнес громко на весь зал Блейн. - Ты спал со своей сестрой, это так?

Гиррейнт вскочил, его меч блеснул в руке и он нанес молниеносный удар, прежде чем Блейн смог наполовину вынуть свой меч из ножен. Блейн шагнул вперед и зашатался, яркое пятно крови проступило сквозь одежду на его груди. Брангвен завизжала. Блейн уставился в недоумении на Гиррейнта и рухнул к его ногам. Его паж начал пробираться к двери. Гиррейнт повернулся и пошел вслед за ним.

- Гир, - Брангвен бросилась между ними. - Не трогай мальчика.

Гиррейнт остановился, колеблясь, и эта минута его нерешительности спасла жизнь пажу. Он выбежал, схватил мерина и вскочил в седло. С визгливыми криками и рыданием слуги бросились к двери. Гиррейнт захохотал, продолжая держать в руке окровавленный меч, затем увидел тело Блейна, лежащее на полу, и пришел в себя, словно очнулся. Невин видел, как разум возвращался в его глаза, как он упал на колени и сильно задрожал всем телом. Невин схватил Брангвен за руку.

- Нам надо бежать, сейчас же, - сказал он.

- Я не могу, - Брангвен улыбнулась ему так же безумно, как и своему брату. - Я поклялась ему, что умру вместе с ним.

- Никто - ни бог, ни человек - не могут заставить тебя выполнить такую безрассудную клятву.

- Я дала ее самой себе, мой принц.

Невин схватил ее за руку и потащил к двери, но Гиррейнт вскочил и побежал им наперерез, его меч был наготове.

'Вот где меня настигнет смерть', - подумал Невин.

- О, боги! Принц Галрион, - прошипел Гиррейнт.

- Да, я. Ну, что же, добавь к крови своего друга еще и мою кровь.

- Не убивай его, Гир, - воскликнула Брангвен. - Убей лучше меня, и тогда все будет кончено.

- Я не в силах поднять меч ни на одного из вас, - проговорил Гиррейнт. - Принц? Ты увезешь ее?

- Гир, - Брангвен смотрела на него умоляюще. - Ты обещал мне. Ты поклялся убить нас обоих.

Глаза Гиррейнта гневно сверкнули. Он схватил ее за плечо и толкнул в объятия Невина.

- Сучка, убирайся отсюда! - прорычал он. - Я убиваю людей, которые мне дороги - и все это из-за тебя, - он ударил ее по лицу, - от одного взгляда на тебя меня тошнит.

Ложь выглядела достаточно неправдоподобной, чтобы Невин поверил в нее. Но когда Брангвен заплакала, глаза Гиррейнта сказали противоположное тому, что вылетело из его уст: о настоящей любви, о безнадежности человека, прогоняющего прочь единственное на свете существо, которое он по-настоящему любил.

- Возьми Серого в конюшне, - сказал Гиррейнт. - Он будет твоим приданным.

Гиррейнт повернулся и бросил свой меч через весь большой зал, затем упал на пол рядом с телом Блейна.

Медленно, шаг за шагом, Невин полувынес, полувыволок Брангвен из зала. Один раз он обернулся и увидел, как Гиррейнт свернулся клубком рядом со спиной Блейна. Он походил на воина, лежавшего рядом со своим убитым другом на поле боя и отказывающегося поверить в его смерть, и не обращающего внимания на людей, напрасно пытающихся увести его прочь. Во дворе последние лучи заходящего солнца просвечивали сквозь щели в воротах. Паж Гиррейнта с факелом в руке вел Серого из конюшни. Лада выбежала из башни, неся пару седельных мешков и несколько свернутых одеял. Зловещая тишина висела над пустынным двором.

- Мой принц, простите меня, - сказал паж. - Я сначала не узнал вас.

- Я чертовски этому рад, - ответил Невин. - Лада, в крепости еще остался кто-нибудь? Вам лучше всего скрыться в ваших семьях. Вепрь вот-вот вернется назад и сожжет здесь все дотла, мстя за смерть Блейна.

- Да, нам лучше бежать, мой принц, - ответила Лада. - Я уже собрала с собой еду для нас и для моей госпожи.

Невин поднял Брангвен и посадил в седло, как ребенка, затем сам сел позади нее. Он медленно выехал, отпустил поводья и позволив нагруженной лошади двигаться по мере сил. На вершине холма Невин оглянулся, бросив последний взгляд на крепость, силуэт которой темнел на фоне закатного неба. Ему показалось, что он видит огонь, уже танцующий вокруг крепости. Они ехали всю ночь без остановки, пока не удалились достаточно далеко. Он решил ехать через горы - там сделали привал. Невин накормил лошадь и развел небольшой костер из щепок и веток сухих деревьев. Брангвен, не мигая, смотрела на огонь и не произносила ни слова.

- Ты должен знать, - сказала она, наконец.

- Я знаю, - ответил Невин. - Я забрал тебя вместе с ребенком.

- Отпусти меня. Я хочу умереть. Не может быть, чтобы ты все еще любил меня. Я беременна от моего родного брата.

- В этом я виноват больше, чем ты. Это я оставил там тебя с ним одну.

- Ты не толкал меня в его кровать. - Брангвен неуверенно улыбнулась ему, трогательно стараясь оставаться холодной. - Я тебя совсем не люблю.

- Ты не умеешь врать так же хорошо, как твой брат.

Брангвен вздохнула и посмотрела на огонь.

- Ребенок будет проклят, я уже знаю это, - заговорила она снова. - Почему ты не хочешь убить меня? Гир поклялся мне, что убьет нас обоих. Он обманул меня. Он ведь обещал! - она заплакала. - О, боги! Он ведь обещал мне.

Невин обнял ее и не успокаивал - пусть поплачет. Наконец она затихла. Он даже испугался сначала, но потом понял, что она медленно засыпает. Утром Брангвен впала в молчаливую задумчивость. Она ничего не говорила, отказывалась от еды, отворачивая голову, как капризный ребенок. Согласилась только сесть на лошадь. Все утро они медленно ехали, сторонясь дорог и жалея лошадь, насколько это было возможно. Невином овладевало отчаяние при мысли о том, что они не доберутся до Ригора. Брангвен была покинута и раздавлена, словно серебряная чашка, попавшая под грубый сапог воина, покидающего разграбленный зал. Только Ригор сможет помочь ей, Невин цеплялся за эту последнюю надежду, - но до него было еще несколько дней пути. Внезапно у Невина мелькнула мысль об отряде Вепря, который сейчас, наверное, уже выехал в крепость Сокола, чтобы отомстить. Паж, скорее всего, доехал до дома на рассвете, и не остается ничего, кроме бегства в изгнание. Поздним вечером Невин и Брангвен выехали к реке, которая завтра должна вывести их к Ригору.

Невин устроил лагерь для ночлега и постарался сделать так, чтобы Брангвен поела или заговорила. Она не сделала ни того, ни другого. Неожиданно он понял, что она уморит себя голодом, исполняя клятву, данную богам.

- Что ты делаешь? - сказал Невин. - Подумай о ребенке, которого ты носишь. Ты заморишь его голодом. Бедное маленькое существо действительно проклято, если его собственная мать не хочет кормить его.

Ее глаза наполнились слезами. Брангвен подняла голову и посмотрела на него. Потом взяла кусок хлеба и начала понемногу откусывать от него. Невин дал ей сыр и яблоко. Она съела все, но по-прежнему не говорила ни слова. Он подбросил дров в костер и уложил ее поближе к огню. Когда он взял свои запасы еды, чтобы проверить что у них осталось, он обнаружил завернутыми в кусок материи все подарки, которые он дарил ей. Лада положила их. Невин долго смотрел на красивую брошь с изображением сокола и думал о Гиррейнте. Только поздней ночью Невин вышел наконец из своей задумчивости и развел огонь для своих целей. Вызывая боль и требуя больших усилий, Видение возникало медленно. Наконец он увидел большой зал в крепости Сокола. Тело Блейна лежало возле камина, под голову была подложена подушка и меч лежал на его груди. Когда Невин подумал о Гиррейнте, картина сменилась. Гиррейнт вышагивал взад и вперед по двору с мечом наготове. Он отказался бежать от своей судьбы. Невин не знал, как долго он наблюдал это последнее видение с Гиррейнтом. Костер почти потух, и Видение исчезло. Он подбросил дров еще и сразу же увидел Гиррейнта: все быстрее и быстрее его меч мелькал взад и вперед, лезвие блестело в свете факела. Наконец Невин услышал звук, который издал Гиррейнт, запрокинув голову, словно олень. Кони, большинство из них испуганно, поскакали вверх по склону холма. Гиррейнт спокойно дошел до ворот и расположился там, подняв свой меч в боевой готовности. Лорд Камлан, младший брат Блейна во главе своего отряда, показался в бледном свете факелов. Гиррейнт улыбнулся ему. Камлан выхватил свой меч, воины его отряда сделали то же самое.

- Где тело моего брата? - спросил он.

- Возле камина, - ответил Гиррейнт. - Похороните одного из моих коней вместе с ним?

С побледневшим лицом Камлан подался в седле вперед и пристально посмотрел на своего друга, который стал теперь его врагом. Он поднял свой меч и пришпорил коня. Люди бросились в атаку и окружили Гиррейнта. Невин увидел, как он взмахнул, окруженный толпой, мечом, ярким от крови. Лошадь попятилась, люди вскрикнули, затем толпа отпрянула назад. Гиррейнт лежал мертвый на земле. Из его виска струилась кровь. Камлан спешился и опустился рядом с ним на колени. Он поднял меч двумя руками и отрубил голову от тела Гиррейнта. Затем поднялся, взял голову за волосы, и крича от ярости, с силой швырнул ее в противоположную стену. Вдруг раздался пронзительный крик, спугнувший видение, - крик Брангвен. Невин вскочил и подбежал к ней как раз в то мгновение, когда она поднялась, рыдая.

- Гир, - сказала Брангвен. - Он мертв, Гир... - ее голос перешел в пронзительный крик. - Камлан - о, боги! - он убил, о, боги - Гир! - Невин обнял ее и сильно прижал к себе. Брангвен вырывалась из его объятий, оплакивая своего брата и отца своего ребенка. Невин крепко держал ее до тех пор, пока она наконец не утихла.

- Как ты узнала? - спросил он.

Брангвен молчала и плакала, дрожа всем телом. Невин гладил ее волосы, крепко прижимая к себе, до тех пор, пока она не успокоилась. Когда он отпустил Брангвен, она запрокинула голову и снова запричитала. И так продолжалось долго: только он успокоит ее, как вдруг что-нибудь опять напомнит ей о случившемся, и она начинает стонать снова, вырываясь и борясь с ним. Постепенно ее агрессивность утихла. Он уложил ее на плащи и позволил ей выплакаться, держа ее в своих объятиях. Когда она наконец заснула, он еще долго наблюдал за тем, как огонь разгорался сам собой, раздуваемый ветром, пока не уснул, утомленный, как и она.

Он проснулся через час и обнаружил, что она ушла. Невин вскочил на ноги и побежал к реке. Он увидел ее темный силуэт на фоне звездного неба. Она стояла на берегу в нерешительности.

- Гвени, - крикнул Невин, но она не шевельнулась. Прежде, чем он добежал до нее, она бросилась в воду, шагнув вперед с обрыва в своем длинном платье и исчезнув в темноте. Невин бросился за ней вслед. Темнота, холодное касание воды. Он едва мог смотреть и дышать. Поток сносил его. Он снова нырял под воду и снова всплывал на поверхность, но ничего не мог рассмотреть вокруг себя кроме черной воды. Хотя он понимал, что это уже безнадежно, он все же продолжал нырять, плавал взад и вперед по реке, словно охотничья собака в поисках водяной дичи. Затем течение понесло его, перевернуло и ударило обо что-то в темноте. Хотя его раненое плечо жгло как огнем, ему все-таки удалось выбраться на берег реки. Он долго лежал здесь, рыдая и задыхаясь от горя. Как только первые лучи восходящего солнца осветили небо, Невин поднялся и пошел вдоль реки вниз по ее течению. Он так обезумел от горя, что едва понимал, что делает. Он брел медленно, все еще пытаясь ее увидеть. И он нашел ее, когда солнце уже совсем взошло. Течение вынесло ее тело на песчаный берег. Она лежала на спине, ее золотые волосы растрепались и спутались, ее прекрасные глаза были широко открыты, смотря невидящим взглядом в яркое безоблачное небо. Она исполнила клятву, которую дала богам. Невин поднял ее, положив голову на свою неповрежденную руку и понес назад в лагерь. Он думал только о том, что должен отвезти ее домой. Он завернул ее в оба плаща и привязал к седлу. Только поздней ночью он добрался до хижины в лесу. Ригор выбежал навстречу и остановился, смотря на ношу в седле.

- Ты опоздал, - сказал Ригор.

- Это было поздно уже с первого дня, когда он стал спать с ней. - Невин спустил ее вниз и развернул плащ. Он положил ее возле камина и сел рядом. Зашло солнце и в хижине стало темно. А он все смотрел на нее. Просто смотрел, как будто надеялся, что вот она проснется и улыбнется ему. Вошел Ригор с фонарем в руке.

- Я стреножил лошадь, - сказал он.

- Спасибо.

Не торопясь, временами прерывая фразы, Невин рассказал Ригору, как все было. Тот слушал, изредка кивая головой.

- Бедная девочка, - сказал наконец Ригор. - В ней было больше благородства, чем во всех вас, и в ее брате.

- Да. Я плохо сделаю, если убью себя на ее могиле?

- Да. Я запрещаю тебе это.

Невин неопределенно кивнул головой, удивляясь, почему он так спокоен. Он смутно догадывался, что повинен в этом его учитель.

- Она мертва, мальчик, - сказал Ригор. - Ты должен оставить ее. Все, что мы можем сделать сейчас для Гвени - это молиться за нее, чтобы ей было лучше в том мире.

- Где? - Невин горько ронял слова, - в призрачной Иной Земле? Какие они боги, если позволили ей умереть и не убили такого негодяя как я?

- Послушай, мальчик, ты обезумел от своего горя. И я боюсь за твой рассудок, если ты будешь продолжать думать об этом. И боги ничем здесь не помогут. - Ригор мягко дотронулся своей ладонью до руки Невина, - давай сейчас пойдем, сядем за стол. Пусть бедная маленькая Гвени останется лежать там.

Невина спасло то, что он привык подчиняться. Он позволил Ригору поднять себя и отвести к столу. Затем сел, когда Ригор сказал ему это сделать, и взял кружку с элем только потому, что учитель дал ее ему.

- Так-то лучше, - заметил Ригор. - Ты думаешь, она ушла навечно, да? Быть оторванной от жизни, всегда и везде - и это ей, девочке, которая любила жизнь так сильно.

- А как я еще могу думать?

- Я расскажу тебе правду вместо домыслов. Это великая тайна Двуумера. То, о чем ты не должен рассказывать ни одному человеку, если он не спросит тебя об этом напрямик. И тот, кто действительно не относит себя к знающим Двуумер, никогда об этом не спросит. Секрет этот состоит в том, что все, и мужчины, и женщины, проживают не одну, а много жизней, снова и снова, назад и вперед между этим миром и другими мирами. А тогда что это такое - смерть, мальчик? Это рождение для другой жизни. Это правда, что она ушла, но ушла в другой мир и, я клянусь тебе, кто-то придет навстречу ей.

- Я никогда не думал, что ты обманываешь меня. Ты думаешь, кто я? Дитя, которое не может принять горя без некоторых прелестных сказок, скрашивающих его?

- Это не ложь. И скоро, когда ты разовьешь свои возможности, ты будешь делать и видеть вещи, которые убедят тебя, что это - правда. А до того - полагайся на меня.

Невин сомневался, но он точно знал, что Ригор никогда не будет говорить неправды о пророчестве.

- И, несмотря ни на что, - продолжал учитель, - она умерла для того, другого мира, и будет рождена снова, в этом. Я не могу знать, пересекутся ли ваши пути снова. Это им, великим лордам Судьбы, решать, а не мне, и не тебе. Ты еще продолжаешь сомневаться в словах моей клятвы?

- Я никогда не смогу не поверить учителю.

- Ну, тогда вот что у тебя есть. - Ригор сделал длинный усталый вздох. - Так как люди верят в горькое лучше, чем в сладкое, я расскажу тебе еще кое-что. Если ты снова встретишь ее - то ли в этой жизни, то ли в следующей, - тогда ты оплатишь ей свой великий долг. Ты обманул ее, мальчик. Я был почти готов выгнать тебя, но это означало бы только то, что я обманул тебя. Если ты намерен отплатить свой долг, твоя ноша станет легче. Может быть, это приятнее, сказать тебе, что вы встретитесь опять. Но подумай, в чем твой долг перед ней? Маленький дурачок, ты узнаешь ее лучше. Ты думаешь о ней как о драгоценном камне, прекрасной лошади, лучшей женщине, как будто все это ожидает тебя в качестве приза. Но под этим обличьем, этой проклятой красотой, скрывается женщина, которая сильнее, чем ты, стремится к Двуумеру. Как ты думаешь, почему я брожу вокруг, держа под наблюдением Соколов? Как она может когда-нибудь обучиться таинствам Двуумера, если не через мужчину рядом с собой? Ты думаешь, почему ты влюбился в нее в тот самый момент, когда увидел ее впервые? Ты знал, дурачок, или будешь знать, - вы были парой, были предназначены один другому, - Ригор стукнул рукой по столу. - Но теперь она ушла.

Невин почувствовал стыд и боль, волной подкатившие к нему.

- И скоро она должна будет начать все сначала, - продолжал безжалостно Ригор. - Маленькое, слепое, несмышленое дитя: годы пройдут, прежде чем она научится говорить и держать ложку в руке. Она должна будет вырасти, пройдя все сначала, и это в то время, когда королевство нуждается в каждом знающем Двуумер. Болван! К тому же еще неизвестно, где будешь ты сам. Кретин!

Невин не выдержал и заплакал, уронив голову на руки, скрещенные на столе. Ригор поспешно поднялся и положил мягкую ладонь на его плечо.

- Прости меня, мальчик, - сказал Ригор, - настало время поговорить о том, как мы устроим похороны. Не надо, чтобы это угнетало тебя. Послушай, ну, ну, прости меня.

Еще долго Невин не мог успокоиться, перестать плакать. Утром Невин и Ригор отнесли тело Брангвен в лес, чтобы похоронить ее. Невин почувствовал смертельную усталость, когда помогал рыть могилу. Он поднял ее в последний раз и опустил в яму, затем положил рядом с ней все ее драгоценности. Ради другой жизни или нет, но он хотел похоронить ее с почестями, как принцессу. Работая вместе, они засыпали могилу и сложили над ней пирамиду из камней для того, чтобы животные не разорили ее. Вокруг на много миль простирался безлюдный и безмолвный лес. Она была похоронена далеко от своих предков. Положив последний камень на вершину пирамиды, Ригор аоздел руки к солнцу.

- Все кончено, - произнес он. - Пусть отдыхает.

Невин опустился на колени у основания пирамиды.

- Брангвен, любовь моя, прости, - произнес он, - если мы когда-нибудь встретимся снова, клянусь тебе, я исправлю это. Я клянусь тебе. Я не успокоюсь, пока все не будет сделано так, как надо.

- Замолчи! - рассердился Ригор. - Ты не знаешь, что с тобой будет.

- Проклятие! Я все равно клянусь в этом. Я не успокоюсь, пока не исправлю этого.

С ясного неба послышался раскат грома, потом второй, потом следующий - третий, - сильные глухие, гулким грохотом прокатившиеся над лесом. Ригор отпрянул назад, его лицо побелело.

- Ну вот, - произнес он. - Великие приняли твою жертву. После грома вокруг стало невыносимо тихо. Невин поднялся, трясясь как в лихорадке. Ригор наклонился и поднял свою лопату.

- Вот так, мальчик, - сказал он, - клятва дана.

Лес был золотым и багряным, и ветры дули с севера, когда к ним приехал гвербрет Мэдок. Невин возвращался из лесу, где он собирал дрова на зиму, когда увидел прекрасную черную лошадь укрытую попоной, свисающей по обе стороны седла, стоящую перед хижиной. Он сбросил в ящик вязанку дров и побежал в хижину, за столом сидели Мэдок с Ригором и пили эль.

- Это мой подмастерье, ваша светлость, - сказал Ригор, - вы очень хотели его увидеть.

- Вы приехали убить меня? - спросил Невин.

- Не будь дураком, мальчик, - ответил Мэдок, - я приехал, чтобы предложить Брангвен свою помощь, но услышал, что теперь уже слишком поздно.

Невин сел и почувствовал, как горе тяжело всколыхнуло его сердце.

- Как вы нашли меня? - спросил он.

- Расспрашивая то здесь, то там. Я стоял во дворе, когда тебя изгоняли, и пытался убедить его величество, чтобы он простил тебя. С таким же успехом я мог бы стараться выжать мед из турнепса. Твоя высокочтимая матушка намекнула мне, что ты собираешься изучать Двуумер, и поэтому надеяться было вообще не на что. И потом, когда я поехал к госпоже Росе после убийства Блейна, то услышал один или пару рассказов от слуг о каком-то странном лекаре и его подмастерье.

Ценные сведения, - подумал я, но у меня все никак не было времени, чтобы проверить.

- Вы правильно сделали, - сказал Ригор, - гвербрет должен быть бдительнее всех.

Мэдок поморщился, как будто получил пощечину.

- Кстати, ваша светлость, - сказал Ригор. - Заодно и поговорим.

- Вы не можете себе представить, как глубоко это ранило меня, - сказал Мэдок. - Это я о Гиррейнте и его проклятой страсти. Я видел это и, как дурак, молчал, надеясь, что я несправедлив к нему.

- Если это как-то утешит вас, - сказал Ригор, - то никто вас и не обвиняет.

- Какое там утешение, если человек обвиняет себя сам. Но в конце концов я услышал, что принц увез ее с собой. Ну, тогда я подумал, что лучшее, что я могу сделать - это найти девочку до наступления зимы. Я рассчитывал сделать так, чтобы она и ее ребенок были в тепле. - Его голос задрожал. - Но теперь уже слишком поздно. Я никогда не смогу сделать этого для нее.

Леденящая тишина повисла в комнате.

- Как поживает госпожа Роса? - спросил наконец Ригор. - Я переживаю за нее, но не осмеливаюсь поехать к ней.

- Ну, она - жена воина и мать воина. Время излечит ее сердце. И, черт побери, мне тоже не хватает Блейна. И засранец тот человек - я хочу сказать, что грош ему цена, - если он твердит о верности, а потом делает все, чтобы довести другого человека до смерти.

- Но Сокол отлетался, - заметил Ригор. - Это очень тяжело: видеть, как умирают клан.

- Да, это действительно, это смерть, - сказал Мэдок. - Король отдал земли Сокола Вепрю в компенсацию за смерть Блейна. Какой лорд согласится взять этот герб, если он так опозорен?

- Совершенно верно, - заметил Невин, - и потом барды будут петь о Брангвен и Гиррейнте. Я представляю себе, что они из этого сделают.

Ригор громко фыркнул.

- Что-нибудь получше, чем оно этого заслуживает, - сказал он. - В этом я не сомневаюсь.

Дэвери, 1058.

Человек, претендующий на то, чтобы познать Двуумер, должен прежде всего учиться, быть настойчивым. Плод не падает с дерева, пока не поспеет.

'Тайная книга Кадваллона Друида'

Была ранняя весна. Вода в реке была еще холодной. Хихикая и плескаясь, и в то же время трясясь от холода, Джилл прыгала вверх-вниз на отмели до тех пор, пока могла стоять на коленях на песчаном дне. Любопытные лесные жители гроздьями висели вокруг, то прячась, то появляясь среди волн. Джилл пыталась вымыть без мыла свои волосы, в то время как гладкие серебристые существа, словно рыбы, проносились стремглав мимо нее. Она никогда раньше не заботилась о том, чтобы быть чистой, но теперь это стало казаться ей важным. Она повалялась в траве на берегу, чтобы обсохнуть, словно лошадь, а затем поспешила в лагерь, побежав через орешник. На лугу спокойно паслись ее серый и лошадь отца. Сам Куллин отправился на ближайшую ферму, чтобы купить продуктов. Джилл решила одеться, пока он не вернулся. Еще совсем недавно она не стеснялась при нем быть голой. Перед тем, как одеть рубашку, она посмотрела на свою грудь - два маленьких, еле заметных бугорка. Ей иногда хотелось, чтобы они исчезли. Ей было тринадцать. Роковой возраст, так как многие девочки в четырнадцать уже выходят замуж. Она быстро одела рубашку и подвязала ее, затем порылась в седельной сумке и вытащила из нее расческу и осколок зеркала. Серый гном, с длинным носом и весь в бородавках, материализовался рядом с ней. Когда Джилл поднесла к нему зеркало, он начал заглядывать за него, как будто хотел познакомиться с другим гномом, который смотрел на него оттуда.

- Это ты, - сказала ему Джилл. - Посмотри, это ведь твой нос.

Сбитое с толку существо вздохнуло и спрыгнуло на траву рядом с ней.

- Это больше того, что ты в состоянии понять. Папа сказал, что купит мне большое зеркало на день рождения. Но я не хочу. Только глупые городские девчонки прихорашиваются все время, а я - дочка серебряного клинка.

Гном улыбнулся в знак согласия и почесал под мышкой.

Когда Куллин вернулся, они поехали в Форт Мананан, прибрежный город на восточной границе провинции Дэвери. Он представлял из себя скопление ветхих деревянных домов, разбросанных вдоль реки. Ветхие рыбацкие лодки были привязаны у берега. Река протекла через окрестные фермы прежде чем достичь городских стен. Запах сушеной рыбы разносился по грязной улице, извивающейся вдоль речного берега. Они остановились в обветшалой деревянной гостинице, хозяин которой получил с Куллина плату, даже не обратив внимания на его серебряный клинок. Так как это был базарный день, в таверне было полно народу. Это была угрюмая компания и Джилл отметила про себя, что у многих из них были мечи. Как только они остались одни, Джилл спросила у Куллина, правда ли, что в этом городе живут одни пираты.

- Нет, - ответил он, улыбнувшись. - Они все контрабандисты. Эти вонючие лодки на реке на самом деле гораздо крепче, чем выглядят. В них спрятано кое-что под макрелью.

- Чтобы местный лорд не забрал это?

- Т-с-с, ни слова об этом при посторонних, поняла?

Они привязали лошадей, затем прошли на рыночную площадь - на ярмарку. На речном берегу люди сидели в деревянных палатках, но многие просто разложили свой товар на земле. Здесь были всякие продукты: капуста и зелень, сыры и яйца, живые цыплята, молочные поросята и кролики. Куллин купил по куску жареной свинины. Поев, они смотрели в палатках одежду, глиняную посуду и металлические поделки грубой работы.

- Я не встретил ни одного красивого кружева, - сказал Куллин, - жаль, мне хотелось бы купить тебе кружев на день рождения.

- Ох, папа. Мне не хочется из этого ничего.

- Неужели? А что скажешь о красивом платье?

- Папа!

- Новую куклу? Украшение? Ничего не хочешь? Ну, тогда пойдем к одному моему знакомому ювелиру. Держу пари, его работ нет на этой ярмарке.

Они пошли на самую окраину города, где зеленые общинные поля граничили с крайними домами. Там они вошли в небольшой магазинчик с деревянной вывеской, изображающей серебряную брошь. Когда Куллин открыл дверь, мелодично звякнул колокольчик. Комната представляла собой узкий сектор круглого дома, разделенный на части перегородкой. Проход в перегородке был завешен старым зеленым одеялом.

- Ото, - позвал Куллин. - Ты здесь?

- Здесь, - послышался изнутри низкий голос. - Я оставил дверь незапертой? - Владелец голоса выглянул из-за одеяла, а затем вышел. Он был очень низкого роста, всего около четырех с половиной фунтов. Джилл видела такого низенького человека впервые. Он был широкоплечим и мускулистым, с густой копной седых волос, грязной серой бородой и пронзительными черными глазами.

- Куллин из Кермора, надо же! - сказал Ото. - Кто это с тобой? Похоже, твой сын.

- Моя дочь, - сказал Куллин. - Я хочу купить ей безделушку на день рождение.

- Ты - девочка? - Ото внимательно посмотрел на Джилл. - Это хорошо, потому что в старости будет о чем думать - о твоем приданом. Пока твой отец не начал пить, у нас с ним были деловые отношения - я покупал у него драгоценные камни. - Ото провел их в мастерскую. В центре, как раз под дымоходом в крыше, был очаг и маленький кузнечный горн. С одной стороны стоял длинный верстак, на котором лежали инструменты, маленькие деревянные ящички, полусъедобные куски хлеба и копченого мяса. В этом беспорядке лежали и обработанные рубины. Куллин выбрал один из них и посмотрел, держа так, будто ловил свет.

- Красивый камень, - заметил он.

- Да, - ответил Ото. - Но я сомневаюсь в том, что ты не захочешь узнать, где я взял их.

Улыбаясь, Куллин бросил рубин назад на верстак. Ото сел на табуретку и взял толстый кусок хлеба.

- Брошки, кольца, браслеты? - спросил он с полным ртом, - или ты хочешь шкатулку? Может быть, серьги?

- Нет, ничего из этого, пожалуй, - сказал Куллин. - Только серебряный клинок.

Джилл засмеялась, довольная своей победой, и обняла его с хитрой улыбкой. Куллин высвободился и позволил ей поцеловать себя в щеку.

- Довольно странный подарок для девочки, - сказал Ото.

- Нет, для этой маленькой чертовки совсем не странный. Она еще пристает к своему старому отцу, чтобы он научил ее владеть мечом.

Ото повернулся к Джилл, удивленно посмотрев на нее. На верстаке неожиданно появился серый гном, сидя на корточках и положив палец на рубин. Джилл подбежала и прогнала его прочь. По тому как глаза Ото двигались вслед за ней, она догадалась, что он тоже мог видеть такого гнома. Гном обиженно посмотрел на Джилл и исчез. Ото мягко, понимающе улыбнулся Джилл.

- Ну, хорошо, девочка, - сказал Ото. - Я не сомневаюсь, что ты тоже захочешь, чтобы твоим девизом был Сокол, как и у твоего папы.

- Не гневи богов, Ото, - бросил Куллин. - Ведь прошло уже четырнадцать лет с тех пор, как ты сделал мне клинок. У тебя очень хорошая память.

- Да, память служит человеку, если он умеет ее использовать. Тебе как раз повезло. У меня есть готовый клинок, на нем надо только выгравировать девиз. Около года назад я сделал его для одного парня и сильно ругался, когда тот не пришел за ним. Я спрашивал о нем у рыбаков. Но клинок так и остался у меня. Хорошо, что я не выгравировал тогда на нем девиз и теперь смогу продать его.

Уже под вечер Джилл вернулась к кузнецу, чтобы забрать готовый клинок. Она провела рукой по рукоятке и осторожно, пальцами - по лезвию. Ото изобразил сокола просто: круг с головой в верхней части и два треугольника по бокам - это крылья. Но его работа выглядела так, будто сокол был живым.

- Это действительно прекрасно! - сказала Джилл улыбаясь. Гном материализовался, стал видимым. Когда Джилл услужливо подняла клинок вверх, Ото посмеялся над ее шуткой.

- Ты странное существо, юная Джилл, - сказал Ото. - Видишь лесных жителей так же ясно, как день.

- О, разве я странная? Дорогой кузнец, ты ведь тоже их видишь!

- Да, да, я вижу, но почему я их вижу - это мой секрет, и мы не будем обсуждать его. А что касается тебя, девочка, то наверное, в клане твоей матери есть кровь эльфов?

- Что? Как это может быть? Ведь эльфы бывают только в детских сказках.

- Есть ли они на самом деле? Да, ты слышала о том, что эльфы бывают только в сказках, но это потому, что никто не знает настоящих эльфов. Они есть, и если ты когда-нибудь встретишь хоть одного - не доверяй ему ни на йоту. Они полоумные, большинство из них.

Джилл вежливо улыбнулась. Она была уверена в том, что Ото немного сумасшедший. Он положил подбородок на руку и рассматривал ее внимательно.

- Скажи мне вот о чем, - произнес он наконец. - Дело ли это, что ты ездишь со своим отцом? Куллин - очень грубый человек.

- Только не со мной. Бывает, конечно, иногда. Но не со мной. Но это здорово - везде ездить и все видеть.

- А что будет, когда придет время выходить замуж?

- Я никогда не выйду замуж. - Ото скептически улыбнулся. - А что, некоторые женщины никогда не выходят замуж. Они учатся ремеслу - прядут, например, или открывают магазин.

- Да, ты права. А может быть и ты найдешь для себя когда-нибудь настоящее дело. Послушай, юная Джилл, какую загадку я тебе загадаю: если Никто встретится тебе на пути, спроси у него, чем тебе следует заняться.

- Извините, но что...

- Говорил же тебе, что это была загадка, говорил? Запомни, если найдешь Никого, он скажет тебе больше, чем я. А сейчас тебе лучше возвращаться к твоему папе, пока он не отшлепал тебя за слишком долгое отсутствие.

Всю дорогу назад Джилл думала об Ото и о его загадке. Наконец она решила, что смысл этой загадки заключался в том, что никто ей не может сказать, чем заняться, потому что она считает, что ей лучше делать то, что ей самой хочется. Ото самому не так просто ее разгадать.

- Папа? - спросила Джилл, - что за человек этот Ото?

- Что ты имеешь в виду?

- Ну, он не выглядит как обычный человек, - сказал Джилл. Куллин неопределенно пожал плечами.

- Ну, понимаешь, наверное это трудно для человека - родиться таким низеньким, - сказал он, наконец. - Я думаю, из-за этого он такой грубоватый и хваткий. Начать хотя бы с того, какая девушка захочет быть с ним?

Джилл показалось, что такой довод не лишен здравого смысла. Но все же у нее осталось чувство, что было что-то странное в серебряных дел мастере Ото.

Вечером таверна быстро наполнилась торговцами с ярмарки и фермерами. Хотя в комнате было жарко от огня в камине и тучи комаров летали вокруг подсвечников, Куллин был расположен оставаться после обеда. Джилл знала, что, имея в кармане деньги, он будет пить всю ночь, и готова была оставаться с ним до последнего, чтобы удержать от растрат.

Четверо всадников из отряда местного лорда зашли выпить и поужинать со служанками. Их одежда была украшена гербами с изображением лисицы. Они то и дело гоняли служанок с поручениями. Джилл смотрела на них настороженно. Трое из них смеялись и разговаривали, а четвертый молча держался отдельно. На вид ему было около пятнадцати и, конечно, ему хотелось испытать себя в бою или хотя бы в драке. Джилл надеялась, что он не такой дурак, чтобы приставать к Куллину. Вдруг она увидела, что он дерзко смотрит на нее. Она схватила кружку с пивом и спряталась за нее.

- Не спеши, - сказал ей Куллин.

- Извини, папа. Послушай, давай я принесу тебе еще одну кружку? Хозяин так занят, что даже не смотрит в нашу сторону, - Джилл взяла эль у хозяина таверны и уже пошла назад, внимательно смотря на полную кружку, когда вдруг почувствовала, что кто-то прикоснулся к ее плечу. Она увидела, что этот молодой парень смотрит на нее, скаля зубы.

- Остановись на минутку, - обратился он к Джилл, - я спрошу тебя о чем-то.

- Спросить ты можешь, но я могу и не ответить.

Его спутники окружили их и хохотали. Парень покраснел, отошел в нерешительности.

- Не обижайся. Скажи лучше, ты кто - парень или девчонка?

- Девушка. А тебе какое дело? - они все засмеялись. Один из них слегка подтолкнул парня и прошептал: 'Продолжай!'

- Вот здорово! - сказал парень. - Я так и подумал, что ты девушка, потому что уж очень симпатичная.

Джилл слушала, ничего не отвечая.

- Ну, тогда, - продолжал парень уже более развязно, - могу я предложить тебе выпить кружечку?

- Ну-ка, - это был Куллин. - Что это такое? - Парень торопливо отступил назад, споткнувшись об своего друга.

- Послушай, ты, придурок, - сказал Куллин. - Я Куллин из Кермора, когда-нибудь слышал это имя?

- Он всего лишь заговорил со мной, папа, - вмешалась Джилл.

Лицо парня побледнело. Остальные всадники с лисьим гербом поспешно отпрянули назад, оставив его одного лицом к лицу с Куллином.

- Вижу, что слышал, - сказал Куллин. - Ну, а теперь никто из вас не желает больше сказать ничего моей дочери?

- Мы не хотим, - пробормотал парень, заикаясь. - Клянусь в этом.

- Хорошо, - Куллин повернулся к Джилл. - И ты больше не скажешь им ни одного слова. Иди назад к столу.

Расплескивая пиво, Джилл поспешила назад к столу и села. Куллин стоял, сложив на груди руки, и наблюдал за тем, как всадники пулей выскочили за дверь, затем он подошел к столу и сел рядом с Джилл.

- Послушай меня, Гилиан, в следующий раз, если какой-нибудь увалень скажет тебе что-нибудь обидное, сразу же разыщи меня. Черт побери, ты становишься старше. Я действительно не заметил, что ты уже совсем взрослая.

Когда их взгляды встретились, Джилл почувствовала, что ей почему-то стало стыдно, и она испугалась этого. Ей стало неприятно, что ее отец смотрел на нее холодным оценивающим взглядом, что вызвало в ней незнакомое чувство. Вдруг он резко отвернулся, и она знала, что он был так же взволнован, как и она. Так она сидела, чувствуя себя несчастной, и ей очень хотелось поговорить со своей матерью. И только позже она вспомнила о молодом всаднике, который сказал ей о том, что она хорошенькая. Она была довольна, сама того не желая.

II

Невин въехал в Форт Мананан в тот день, когда листья на деревьях были багряными и холодный моросящий дождь превратил улицы в сплошное месиво. Он снял комнату в гостинице, привязал свою лошадь и мула, потом поспешил в магазин серебряных дел мастера Ото, завернувшись в заплатанный плащ. По причинам, известным только им одним, мастера Двуумера наблюдали за серебряными клинками. Большинство из них были, по существу, порядочными парнями, совершившими в своей жизни только одну ошибку. К их помощи мастера прибегали только в редких случаях. Невин знал всех кузнецов в королевстве, которые служили им, некоторые из них были такими же странными, как Ото. Он родился далеко на севере, но был изгнан со своей Родины. Когда Невин появился в двери его магазина, карлик Ото встретил его сердечно и провел в мастерскую, где яркий огонь пылал в очаге.

- Хотите пива с пряностями, господин? - спросил Ото.

- Да, не откажусь. Мои старые кости ноют от сырости.

Ото позволил себе улыбнуться в ответ на шутку, тем более, что они были знакомы уже около двухсот лет. Невин пододвинул к очагу единственный в комнате стул, сел и протянул руки к огню, пока Ото суетился рядом, наполняя металлическую флягу пивом из бочки у стены. Он добавил в него кусочки корицы и поставил на угли, чтобы подогреть.

- Я надеялся, что вы загляните ко мне, - сказал Ото. - У меня есть для вас кое-какие новости. Это касается девочки - той, из-за которой вы так долго переживаете, что, настало время ей переродиться снова.

- А что, вы видели ее?

- Может видел, а может - нет. Вы же прекрасно знаете, что у меня, в отличие от знающих Двуумер, нет второго зрения. Но этим летом ко мне приезжала очень странная девочка, лет тринадцати. Ее зовут Гилиан. Ее отец - серебряный клинок, и она ездит везде, вместе с ним. Трудно найти другого мужчину, который бы так же, как он, заботился бы о своем ребенке. Его зовут Куллин из Кермора. Когда-нибудь слышали о нем?

- Это тот человек, про которого говорят, что он самый лучший фехтовальщик в Дэвери.

- Тот самый. Его знак - нападающий сокол.

- О, боже мой! Может быть. Очень даже может быть.

Ото взял тряпку и очень осторожно достал флягу из огня, затем разлил теплое пиво в две кружки.

'Тринадцать - это может быть как раз тот самый возраст, - думал Невин. - Если она действительно скиталась с серебряным клинком, то не удивительно, что он не мог разыскать ее все эти долгие годы. При всем том, что Куллин из Кермора был очень прославлен, догнать его - нелегкая работа'. Невин почувствовал усталость. Ото подал ему кружку.

- Они поехали на север, - сказал Ото. - Куллин нанялся к торговцу, который повел караван за товаром в нашу... ах, да, специальным товаром из Кергонеи.

- Специальный товар... неужели? - Послушайте, Ото, когда же вы, наконец, исправитесь?

- Не наши люди подняли эту проклятую возню с акцизным сбором и королевскими налогами.

- О, бог ты мой, говорить с вами об этом - все равно что с камнем.

У Невина было искушение немедленно отправиться на Север. Но в это время года в Кергонеи уже шел снег. И, кроме того, он знал, что Куллин уже давно покинул провинцию. У Невина возник необычный план возвращения домой в Западный Элдиф на зиму. Он утешал себя тем, что Гилиан, в конце концов, может даже и не быть его переродившейся Брангвен. Она не единственная в королевстве, имеющая способности ясновидца, и знак Сокола тоже может быть простым совпадением. Кроме того, надо еще иметь в виду лорда Родри. Он сыграл в судьбе Невина большую роль, чем в судьбе Брангвен.

Хотя Невин планировал поехать прямо в Абервин, он для предосторожности вызвал сначала образ Родри, что спасло его от лишних хлопот. Когда он увидел образ Родри в пламени раскаленных углей, юноша ехал по лесу. Это был огромный девственный лес неподалеку от небольшого городка Белглеаф, принадлежавший гвербрету из Абервина. Невин убедился в том, что у него нет никаких шансов встретить Родри - просто потому, что заповедник был закрыт для всех, кроме гостей гвербрета. Но, несмотря на это, он все же решил поехать в Белглеаф в надежде на то, что юный лорд может приехать туда по каким-нибудь причинам. И, как он понял позже, это было дело рук лордов Судьбы.

Жители городка и окрестные фермеры знали и любили Невина за то, что он оказывал медицинскую помощь всем, кто в ней нуждался. Хозяин таверны приютил его бесплатно, попросил только полечить ему больные суставы. Всю следующую неделю Невин принимал посетителей: семья за семьей приходили к нему, чтобы купить трав или получить его совет. У Невина ни оставалось ни минуты, чтобы подумать о Родри. Утром восьмого дня Невин вышел на грязный двор таверны, чтобы немного побыть на солнце, как вдруг в воротах появился всадник, весь забрызганный грязью. Он был одет в голубой плащ, украшенный драконом - девизом Абервинов.

- Здравствуйте, - обратился к нему всадник. - Я слышал, что в город приехал хороший лекарь. Вы знаете его?

- Это я, юноша. А что случилось?

- Я только что из дому. Лорд Родри сильно болен. - Рассказывая обо всем, юноша помог Невину погрузить мешки с травами на мула. - Лорд Родри попал под дождь и в мокрой одежде, не обратив на это внимания, поехал на охоту. А из домочадцев с ним были только двое слуг и пятеро человек из отряда его отца. Но они ничего не понимают в науках.

- А что лорд Родри делал так далеко от дома в это время года?

- О, сэр, я не могу вам этого сказать, но он попал в беду вместе со своим старшим братом. Они не думали, что это так обернется.

Хотя гвербрет и считал свой охотничий домик простой постройкой, он больше походил на крепость лорда победнее. Посреди хорошо вымощенного сухого двора стояла трехэтажная башня, окруженная дворовыми постройками. В конюшне могло поместиться до сотни лошадей приехавших в гости. Пожилой камергер провел Невина на второй этаж, где размещалась комната Родри. В комнате стояла кровать с кружевным покрывалом, сундук для одежды, на стене висел фамильный щит. Сырость проступала на всех стенах, несмотря на то, что в центре стояла жаровня с горящими углями.

- Черт побери, - рассердился Невин. - Неужели здесь нет комнаты с камином?

- Есть, но его светлость не разрешает нам перенести его туда.

- Вот как? - Тогда его светлость будет иметь дело со мной, - Невин отодвинул полог кровати. Родри посмотрел на него опухшими глазами. Это был долговязый шестнадцатилетний парень, шести футов роста. Он был очень красивым. И был бы еще лучше, если бы его волосы не прилипли ко лбу от испарины, а губы не потрескались так сильно от жара, а на щеках не играл бы чахоточный румянец.

- Кто ты? - пробормотал Родри.

- Лекарь. Ваш человек привел меня.

- Проклятье. Я не нуждаюсь... - Он закашлялся так сильно, что его тело вытянулось. Он приподнялся на локте и снова закашлялся, трясясь и хватаясь за Невина. Наконец он выплюнул зеленую слизь.

- Вы не нуждаетесь во мне? - сказал Невин назидательно. - Хоть я и простой человек из народа, ваша светлость, вы должны следовать моим указаниям.

Родри слабо улыбнулся. Он задрожал в лихорадке и Невин уложил его снова.

- Пойди в теплую комнату с камином, - сказал он слуге, повернувшись к нему, - положи на кровать подушки одну на другую и вскипяти мне котел воды. Когда сделаешь все это, отправь кого-нибудь в Абервин, гвербрет должен знать, что один из его наследников тяжело болен.

Весь день Невин трудился над своим пациентом. Он напоил Родри отваром мать-и-мачехи и заставил откашляться, дал ему иссопа и мяты для того, чтобы он пропотел, и использовал осину для того, чтобы уменьшить жар. Затем натер губы больного льняным семенем, чтобы смягчить их. Родри полулежал-полусидел, окруженный подушками, на его лице горел румянец, словно свет огня.

- Спасибо, - прошептал Родри. - Овэйн... Он еще жив?

На мгновение Невин был так озадачен, что не знал, как ответить. Затем память вернула его в другую жизнь, когда он лечил раны на теле этого человека, и его лучший друг лежал мертвый рядом.

- Да, жив, мальчик, - мягко сказал Невин. - А, теперь - отдыхай.

Родри улыбнулся и почувствовал, что засыпает. Так, подумал Невин, он реагирует на мое присутствие. Пока Родри был в лихорадке, в нем почему-то проснулись эти далекие отблески памяти.

Весь следующий день Невин возился со своим пациентом, заставляя его пить отвары из трав, даже когда Родри проклинал его или выплевывал отвар, прося дать другой, не такой противный. Наконец, к вечеру, Родри так полегчало, что он даже выпил немного бульона, который Невин приготовил для него.

- Спасибо, - сказал Родри, закончив еду. - Это так удивительно, что вы вдруг оказались здесь. Вы помните, как мы встречались с вами на дороге, очень давно?

- Да, действительно, я вспомнил.

- Очень странно. Я только старался быть вежливым тогда. У меня и в мыслях не было, что вы спасете мне жизнь. Наверное, у меня очень счастливая судьба.

- Да, это так, - сказал Невин, скрывая улыбку, - это так.

Когда Родри заснул, Невин вышел в большой зал пообедать. Люди из отряда молодого лорда старались оказать ему побольше внимания. Они принесли ему еду, как пажи, и стояли вокруг, пока он ел. Один из них, мускулистый парень по имени Праис, даже принес Невину кубок меда.

- Вот, возьми, дорогой сэр, - сказал Праис, - если тебе понадобится в чем-нибудь наша помощь, я и ребята будем рады оказать ее тебе.

- Спасибо. Я высоко ценю честь, оказанную мне людьми лорда Родри.

- Да, он хоть еще и молодой, но его уважают больше, чем любого другого лорда в Элдифе.

- Вот и хорошо. А что о лорде Риисе, наследнике? - Праис пришел в ужас, посмотрел вокруг и ответил шепотом:

- Не говорите об этом здесь. Потому что многие люди в Абервине хотели бы, чтобы лорд Родри родился первым, а не вторым. - Праис поклонился и поспешил прочь, пока не наговорил лишнего. Когда Невин думал об услышанном, холодная волна пророческого предупреждения пробежала вниз по его спине. Это означало, что горе придет в Абервин. Вдруг перед ним сверкнула короткая вспышка видения: мечи, сверкающие в лучах летнего солнца. Родри ведет своих людей в трудное сражение. Когда Видение исчезло, Невин почувствовал боль в сердце. Означало ли это восстание, которое даст Родри звание гвербрета, когда его отец умрет? Возможно. Пророческие видения всегда неясные и заставляют того, к кому они приходят, поломать голову над их значением. Если он угадает правильно и снова окажется прав, у него будет важное дело в Абервине, когда подойдет время. Предположение превратилось в действительность вечером следующего дня. Невин был наверху в комнате Родри, когда слуга вбежал с новостями. С небольшой свитой прибыла мать Родри, госпожа Ловиан. Через несколько минут жена самого могущественного человека в Элдифе вошла в комнату. Она бросила слуге свой клетчатый плащ и подбежала к кровати Родри. Ловиан было около сорока, но она хорошо выглядела для своего возраста. В ее иссиня-черных волосах кое-где проблескивала седина. Васильковые глаза были такие же большие и выразительные, как у ее сына. Ловиан была очень красива.

- Мой бедный маленький мальчик, - сказала она, положив руку на его лоб. - Спасибо Богине, что у тебя больше нет жара!

- Богиня послала очень хорошего травника, - сказал Родри. - Мама, тебе не надо было выезжать в такой долгий путь из-за меня.

- Не говори чепухи, - Ловиан повернулась к Невину. - Спасибо, добрый господин. Я хорошо заплачу вам за все.

- Это было делом моей чести, госпожа, - ответил Невин, кланяясь. - Я только благодарен судьбе за то, что оказался под рукой.

Невин оставил их наедине. Но позже он вернулся и увидел, что Родри заснул. Ловиан сидела возле его кровати. Когда Невин поклонился ей, она отошла вместе с ним подальше от кровати, чтобы не разбудить спящего Родри.

- Я говорила со слугами, дорогой Невин. Они сказали мне, что боялись за его жизнь до вашего прихода.

- Я не хочу обманывать вас, госпожа, но он действительно очень болен. Вот почему я подумал о том, что вас надо уведомить.

Невин позволил себе взглянуть на все Вторым взглядом, и увидел отчетливо - перед ним была Роса, снова связанная с Блейном как мать с сыном. В это мгновение она также узнала его, ее глаза выразили недоумение, несмотря на то, что она улыбалась.

- Послушайте, вы когда-нибудь бывали в Абервине? - спросила Ловиан. - Я, должно быть, видела вас раньше, но я бы непременно запомнила человека с таким необычным именем.

- О, госпожа, вы могли видеть меня, проезжая по улице, или где-нибудь еще. Я никогда не был знаком с женщиной такого высокого звания.

Невин внутренне ликовал. Они были здесь, трое из них оказались рядом в то самое время, когда он получил известия о девочке, которая могла оказаться Брангвен. Конечно же, подошло время, конечно, судьба привела его к одной из тех критических точек, когда он будет иметь шанс распутать этот клубок. В волнении он совершенно забыл о самом себе. Огонь почти потух, он подбросил пару больших поленьев и протянул руки усилить огонь, чтобы согреться. Когда пламя разгорелось снова, он услышал вздох Ловиан. Он обернулся к ней.

- Простите, госпожа, за то, что напугал вас, - сказал Невин.

- Не извиняйтесь, господин, - задумчиво и тихо произнесла Ловиан, - это мне следует гордиться тем, что такой человек, как вы, снизошел до лечения моего сына от лихорадки.

- Я вижу, что госпожа не смотрит на рассказы о пророчествах как на небылицы, предназначенные только для развлечения детей.

- Ее светлость в своей жизни видела слишком много странных вещей, - мгновение они изучали друг друга словно пара фехтовальщиков. Затем Невин почувствовал, как кто-то неведомый как будто подталкивал его, заставляя говорить, будто, если он не скажет правды, его рот будет жечь как огнем.

- Очень важно, чтобы Родри дожил до своей зрелости, - сказал Невин. - Я не могу сказать вам сейчас почему, но его судьба - это судьба Элдифа. Я буду рад, если смогу способствовать этому, держа с этого времени мальчика под своим наблюдением.

Ловиан насторожилась, в подпрыгивающих отсветах костра ее лицо выглядело бледным.

- Его светлости всегда будут рады при дворе Абервина, - сказала Ловиан, - и если потребуется, я поддержу выдумку о том, что оборванный старый травник развлекает меня.

- Я всего лшиь прошу об этом, и - спасибо.

Этой ночью Невин долго не ложился спать. Опираясь на подоконник в своей гостевой комнате, он наблюдал за луной, видневшейся в просветы между облаками. Он, как солдат, должен быть на своем посту, и он не будет делать ничего, только повиноваться. С этого времени он останется в Элдифе, полагаясь на то, что лорды Судьбы пошлют Брангвен к нему навстречу, когда придет время. В глубине сердца он в первый раз за сотни лет почувствовал надежду. Надвигались великие события. Он мог только ждать и наблюдать за их приближением.