Луис Ламур Флинт Перевод с английского А. В. Савинова ---------------------------------------------------------------- (с) А.В. Савинов, перевод Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. ---------------------------------------------------------------- Глава 1 Немногим людям в этом мире дано начать новую жизнь дважды, но человек по имени Джеймс Т. Кеттлмен, которому это однажды уже удалось, готовился испытать судьбу во второй раз. Если на сей раз ему не повезет, он об этом не узнает, потому что умрет. Когда человеку остается жить несколько месяцев, он может, если захочет, сам выбрать способ ухода из жизни, и Кеттлмен сделал выбор. Он ехал на место, известное только ему одному. Там он умрет так же, как жил, - в одиночестве. Ирония судьбы заключалась в том, что он, человек, ненавидящий Дальний Запад, возвращается туда, чтобы умереть. Словно дикое животное, которое чувствует приближение смерти, он искал безлюдное место, где сможет умереть спокойно. Но пока ни один мужчина в железнодорожном вагоне не выглядел сильнее, жизнерадостнее, решительнее его, тем не менее, семя смерти уже давало всходы. В вагоне ехало пятеро. Огни притушили, и пассажиры спали, раскинувшись в неудобных, неестественных позах. Поезд мчался на запад сквозь холодную, ясную ночь, приближая этого человека к его последнему пристанищу. Через проход, немного впереди, сидела очень симпатичная девушка, вошедшая в Санта-Фе. Еще дальше разместились трое мужчин, каждый из которых путешествовал в одиночку. Иногда, сопровождаемый потоком холодного воздуха, заходил кондуктор. Несколько раз он подбрасывал уголь в чугунную печку. Люди интересовали Кеттлмена только как возможные соперники. Из находившихся в вагоне пассажиров только один, похоже, входил в данную категорию. Это был светловолосый мужчина, худощавый и нагловатый, как волк среди овец. Девушка была высокой, грациозной, ее карие глаза смотрели на мужчин прямо, но без излишней смелости. Кеттлмен решил, что она часто общается с мужчинами, привыкла к ним, и ей это общение нравится. Ее звали Нэнси Керриган. Он слышал, как она давала распоряжения, каким образом разместить ее вещи в багаже, и невольно узнал ее имя. За окном чернела пустота. Стекла запотели, и поезд двигался словно по нескончаемому тоннелю. Для Кеттлмена это не имело значения, поскольку ему был знаком каждый фут железнодорожного пути и окружающей его местности. Все сведения он получил, сидя за своим письменным столом в Нью-Йорке. Горная равнина местами прерывалась длинными хребтами и древними выбросами лавы. Когда Кеттлмен начал планировать свою новую жизнь, он прочел все, что можно об этой местности и тщательно изучил карты. Дорога постоянно шла в гору. Впереди их ждали высокие столовые плато, новые выбросы лавы и редкие полуразвалившиеся кряжи. Скоро поезд замедлит ход перед длинным, крутым подъемом. Когда это случится, он выпрыгнет из вагона в черноту ночи. Он направлялся к месту, известному ему только по описанию, полученному пятнадцать лет назад у походного костра от человека, который часто пользовался им для надежного укрытия. Когда он сойдет с поезда, то возвратится в небытие, из которого возник пятнадцать лет назад. Тогда Джеймс Т. Кеттлмен перестанет существовать, впрочем он перестал существовать уже несколько дней назад, в Вирджинии. Несколько недель, что отпущены ему, он проживет без имени. Для худощавого семнадцатилетнего юнца, каким он был пятнадцать лет назад, начать новую жизнь в первый раз было относительно легко. Никто не заметил его, когда тем вечером он вошел в салун "Кроссинг" вместе с Флинтом. И только после мгновенной паузы, последовавшей за грохотом револьверных выстрелов, все взгляды устремились на него, потому что он с сухим щелчком взвел курок револьвера. Едва ли до этого момента люди, убившие Флинта, замечали мальчишку, но в течение следующих пяти секунд пятеро из них были убиты, а двое умирали. Еще двоих ранило, но они выжили, чтобы до самой могилы донести память о тех пяти секундах. И в темноте, расстреляв лампы, юноша вынес Флинта из салуна. В двадцати милях в армейском форте жил доктор, но они до него так и не доехали. Тем вечером в Канзасе родилась легенда, и у множества походных костров рассказывали и пересказывали историю кровавого побоища в "Кроссинге". Никто не знал ни человека за карточным столом, ни юнца, который его унес. Оба исчезли, словно их поглотила земля. О событиях, предшествовавших перестрелке, тоже никто ничего не знал. Известно было лишь то, что в салун вошли двое бродяг, один из них поменял деньги на игральные фишки для покера, а другой задремал у двери. Это был юноша, который тем вечером вошел в историю Дальнего Запада. Человек за столиком играл хитро и умно и через два часа выиграл небольшую сумму. Первые признаки беды появились у бара, где пили техасские перегонщики скота. Они обратили внимание на незнакомца за карточным столиком и, пошептавшись между собой, по одному собрались вокруг него. Вдруг двое техассцев схватили незнакомца за руки, и один из них крикнул: - Это наемный убийца. Тогда четверо остальных принялись расстреливать незнакомца. Через мгновение затишья после стрельбы они услышали щелчок взводимого курка, и все головы повернулись к юноше. - Он мой друг, - сказал юноша и открыл огонь. В считанные доли секунды, прежде чем кто-то догадался выстрелить в лампы, были убиты пятеро, четырем пуля попала в голову. Двое выживших отказались давать показания, но один из умирающих простонал: "Флинт!". Говорили, что Флинтом звали почти легендарного убийцу, которого время от времени нанимали богатые скотоводы и железнодорожные компании. Паровоз засвистел - одинокий звук пронесся по продуваемым всеми ветрами равнинам. Кеттлмен вынул и закурил трубку. Два его мешка и рюкзак лежали в конце вагона. Когда он откроет дверь, холодный воздух может разбудить остальных, но его уже не будет в вагоне. До определенного момента он спланировал каждое свое движение, но, когда он доберется до старого убежища Флинта, ему ничего не останется делать, как ждать. Несколько месяцев тому назад врач сказал Кеттлмену, что он не протянет и года. Большая часть года уже прошла. Ехал он в так называемом салон-вагоне с нарядными люстрами и тонкими полосками зеркал между окнами. В одном из них он поймал свое отражение. На него смотрел худощавый человек с твердыми чертами лица, высокими скулами и волевым подбородком. В соответствии с модой он носил длинные бакенбарды. Темно-каштановые волосы слегка вились. В приглушенном свете они чуть отливали рыжиной. Смуглая кожа. Живые глаза. Непроницаемое выражение. Джеймса Т. Кеттлмена, финансиста и торговца, часто называли красивым мужчиной. Его никогда не называли дружелюбным. Через пятнадцать лет после того, как он уехал из Канзаса, ему пришлось вновь пересекать Аппалачи. В карманах Флинта, когда тот умер на мокром от дождя склоне холма после перестрелки в "Кроссинге" он обнаружил больше полутора тысяч долларов. У юноши, который впоследствии станет Джеймсом Т.Кеттлменом, было шестьдесят долларов. На них он купил одежду в магазине в Канзас-сити, доехал до Нью-Йорка и там продал своих четырех лошадей еще за четыреста долларов. С этим капиталом он основал собственное дело. Фамилию Кеттлмен ему придумал Флинт, когда определил в школу. До этого у него не было ни имени, ни фамилии. Паровоз опять засвистел, Кеттлмен встал и потянулся. Движение привлекло внимание молодой женщины. - До Аламитос еще далеко, - сказала она. Кеттмен улыбнулся. Когда он улыбался, лицо его преображалось. - Надо думать не о станциях, а о тупиках, - сказал он. Поймав ее удивленный взгляд, он снова улыбнулся и направился к концу вагона, где вытер запотевшее стекло окна и посмотрел на разбросанные по небу звезды и прижатую ветром траву. По краям насыпи виднелся снег. Его замечание привело Нэнси Керриган в недоумение, хотя она и вынуждена была признать его правоту. Сколько людей свернули с главного пути и уперлись в тупик, так много потеряв в этой жизни. Может быть и она тоже из таких. Она снова посмотрела на мужчину. Он не походил на жителя Запада, однако в его облике проглядывало что-то хищное. Джеймс Т. Кеттлмен вернулся на свое место и сел. Еще десять минут... За пятнадцать лет, прошедших после "Кроссинга", он превратил скромный начальный капитал во многие миллионы, нажив множество врагов и не приобретя друзей. Он женился на женщине, которая наняла убийц, чтобы покончить с ним; детей у них не было. И вот теперь он уходил из той жизни, как вошел в нее, не оставив позади ничего, что было бы ему дорого. Тридцать лет назад, когда ему было два года, его подобрали в кустах рядом с сожженным караваном фургонов, где его проглядели совершившие налет команчи. Больше никто не выжил. Не осталось ничего, что подсказало бы, кто он. В течение следующих четырех лет его передавали из семьи в семью и, наконец, одной холодной ночью бросили в маленьком городишке на Дальнем Западе. Кеттлмен снова прошел в конец вагона, оглянувшись на остальных пассажиров. Все спали или притворялись спящими. Поезд тормозил для долгого подъема. Он перенес вещи на заднюю платформу и осторожно закрыл за собой дверь. Звезды холодно мигали в почти безоблачном небе, по горным травянистым равнинам гулял ветер. Он сбросил мешки на насыпь и, перекинув одну ногу через перила тормозной площадки, на мгновенье помедлил, чтобы заглянуть в тускло освещенный вагон, затем спрыгнул на насыпь. Он смотрел на красные хвостовые огни поезда, двигавшегося со скоростью пешехода, пока они не исчезли за поворотом, и от поезда осталось только гудение рельсов и свисток паровоза, долго звучавший под ночным небом. Сухая трава сгибалась под ветром, вдоль насыпи скреблись друг о друга ветки кустарника. Джеймс Т. Кеттлмен исчез, а человек, который носил его имя, внушавшее страх и уважение, стоял на том же месте, где много лет назад стоял безымянный юноша. Теперь, как и тогда, он стал человеком из прошлого. - Прощай, - сказал он, но никто его не услышал. Взвалив на спину рюкзак, он подобрал мешки и, выбравшись из пологой низины, где пролегали рельсы, направился через равнину к увенчанному лесом далекому хребту. Вдруг его пронзила резкая боль. Он, согнувшись пополам, остановился, и его стало рвать. От неожиданной слабости он упал на колени и остался в такой позе, испуганный приступом. Ему никогда не приходилось испытывать физической боли - только голод - он боялся всего, что могло его обессилить, потому что сила - это единственное, что у него осталось. Ему предстоит пережить многие мгновения боли, но в последние дни, сказал врач, боль утихнет. Человек поискал и нашел лощину среди сосен, где не так продувал ветер. Он наломал веток и разжег небольшой костер. Рядом он обнаружил сухое поваленное дерево и подтащил его поближе, чтобы создать дополнительное укрытие от ветра. Острым, как бритва, охотничьим ножом он обрубал ветки и поддерживал огонь. Человек вынул из мешка котелок и поставил воду для кофе. Он переоделся в джинсы, шерстяную рубашку и куртку из выделанной овчины. Он надел сапоги с низкими каблуками для ходьбы пешком и вынул два револьвера "Смит и Вессон" 44 калибра русского производства - лучшие в мире револьверы. Один из них он вложил в кобуру оружейного пояса и застегнул его на бедрах, а второй засунул за пояс. Из длинного футляра он вынул крупнокалиберную, сделанную на заказ, винтовку и собрал ее, а затем ружье. Он подготовил себе место для ночлега, постелив поверх наломанного лапника тонкую войлочную попону и одеяла, и сложил оставшуюся одежду, пищу и патроны в большой рюкзак. Вся его ноша весила больше восьмидесяти фунтов. Потом он разогрел немного бульона, и боль почти утихла. Он отнес два мешка глубоко в лес и там спрятал в густых зарослях кустарника. Ветер качал верхушки деревьев. Где-то вдалеке раздался слабый крик и выстрел. Он прислушался, но больше ничего не услышал. С расстояния даже в несколько футов костер был незаметен, и он удовлетворенно улыбнулся. Он собрал побольше топлива для костра, снял ботинки и залез под одеяло. Джеймс тщательно подготовил каждый шаг своего исчезновения. К счастью, он почти всегда имел дело с наличными и постоянно имел под рукой большие суммы. Он потихоньку перевел средства из одних фондов в другие, продал акции одних компаний, купил ценные бумаги других и подготовился к любой неожиданности, даже если бы ему пришлось жить дольше, чем предполагалось. По дороге в имение, которое находилось в Вирджинии, он проконсультировался с адвокатом в Балтиморе - бывшим членом Верховного Суда США. Написав завещание, он приложил к нему тщательно продуманный документ с указанием, как вести его дела. - Я уезжаю, - объяснил он, - так как узнал, что мне осталось жить очень мало. Если после семи лет отсутствия я не вернусь, меня, естественно, признают умершим, и вы можете действовать согласно завещанию. - А если вы умрете до прошествия этого времени? - Я не хочу что-либо трогать до того, как пройдут семь лет. Как видите, я оставил жене достаточно средств. - Для человека с вашим состоянием, - заметил адвокат, - это очень мало. - Я не упоминал об этом раньше и не желаю, чтобы об этом упоминали после моего отъезда, но на прошлой неделе в Саратоге жена пыталась убить меня - жена и ее отец. Среди бумаг, хранящихся в банке, вы найдете донесения агентов Пинкертона и мои записки об этом случае. - Однако, существует развод. - Жена была бы против, а мне осталось жить не так долго. Я думаю, что они снова попытаются убить меня, так как не сообщил им, что мне все известно, а ее отец срочно нуждается в деньгах для своих финансовых спекуляций. Кеттлман сложил бумаги. - У меня никогда не было семьи, сэр, и я совсем не знаю женщин. Я был одиноким человеком, а она очень скрасила одиночество перед тем, как выйти за меня замуж. К тому же мне вдруг захотелось иметь свой домашний очаг. - Боюсь, я слишком легко попался на приманку, - добавил он, - а теперь мне доподлинно известно, что тесть пытался использовать дочь, чтобы получить доступ к моей конфиденциальной деловой информации. Их ошибка в том, что они не поняли, что вся информация у меня в голове. Я ни с кем не обсуждаю деловые вопросы и не держу бумаги там, где их могут увидеть посторонние. Он отослал, используя вымышленное имя, по двум адресам ящик с книгами и два ящика с вещами, которые ему могут понадобиться. С адвокатом из Балтиморы он договорился о кодовом имени для специальных деловых операций и перемещений капитала, а также выписал чеки, по которым будут оплачиваться счета уже после его исчезновения. Как бы между прочим объявив о намерении съездить в Вирджинию поохотиться, он оставил Нью-Йорк. Поскольку жена никогда не высказывала желания сопровождать его, Кеттлман не удивился, когда она не стала задавать лишних вопросов. Ни она, ни ее отец не подозревали, с каким человеком имеют дело. Намеченное ими убийство должно было произойти во время карточной игры. Наемником оказался профессиональный игрок с миссиссипских пароходов, которому гарантировали свободу, если он заявит, что действовал в целях самообороны. Игрок знал историю перестрелки в "Кроссинге", но ничто не связывало юношу из салуна с безупречным нью-йоркским финансистом. Уже в самом начале игрок понял, что не все идет по плану. Кеттлмен играл хитроумно, с ледяным самообладанием, и до игрока быстро дошло, что его самого спокойно и деловито изучают. По плану он нарочно подставлялся под обвинение в мошенничестве всякий раз, когда с картами оставались лишь он и Кеттлмен, но Кеттлмен, казалось, не замечал этих махинаций, и игрока это беспокоило. План трещал по швам, и игрок начал сознавать, что его оппонент знает о готовившемся покушении и сознательно избегает конфликта. Он так тщательно готовил западню, так стремился вызвать ссору, что перестал обращать внимание на карты и неожиданно крупно проиграл. Он испуганно взглянул на стол и понял, что его самого обманывали, холодно и вызывающе. Его освободили от шести тысяч долларов с легкостью профессионала. Он поднял глаза на Кеттлмена. - Вы искали ссоры, - спокойно сказал Кеттлмен. - Я вам ее предлагаю. Игрок занервничал. Он облизнул пересохшие губы и почувствовал, что на лбу выступает пот. - Вы хотите скандала, - опять произнес Кеттлмен. - Зачем? Рядом никого не было. - Я убью вас, - сказал игрок. - Если вы хотите выйти из игры, мы можем поделить банк, и я забуду все, что вы сказали. Игроку предлагали выход. Как профессионал, он понимал, что ему следует принять предложение, но карточная игра была лишь частью его дел, и он не был лишен гордости. - Я не могу, мне заплатили. - Есть другие способы заработать на жизнь, вы выбрали не лучший. Я предлагаю вам последний шанс. Уходите. - Я дал слово и получил деньги. Кеттлмен беззаботно взглянул на него. - Тогда я к вашим услугам. Игрок, перевернув стул, быстро отступил назад. - Если вы говорите, что я шулер, - закричал он, - то вы лжец! - И схватился за оружие. Все видели, как он потянулся за револьвером, как начал вытаскивать его, но затем закашлялся, на его рубашке появилась кровь, она закапала с подбородка, а на лице появилось предчувствие смерти. Он упал. Кеттлмен наклонился над ним. Он взглянул на игрока и понял, что тот мало отличается от него самого. - Я не хотел убивать вас, - сказал он. - Кто вас нанял? - Ваша жена, - ответил игрок. - И ее отец. Кеттлмен осознал, что раньше или позже подобное должно было случиться. Он начал было подниматься, но игрок схватил его за запястье. - Я должен знать. Кто вы? Кеттлмен заколебался. Впервые с той ночи он заговорил об этом. - Я - мальчишка из "Кроссинга". - О, боже! - Глаза игрока лихорадочно загорелись, он хотел приподняться, что-то сказать, но не успел. Он умер. Кеттлмен отвернулся. - Я был свидетелем, сэр. Кеттлмен знал, что человек, обратившийся к нему, был близок к правительственным кругам. - Вас спровоцировали. Заметив одного из знакомых, Кеттлмен сказал: - Мне очень жаль. Вы не проследите, чтобы его похоронили достойно? Я заплачу. В своем имении в Вирджинии он не терял времени даром: переоделся, упаковал вещи и доехал до отдаленного городка на повозке бродячего торговца, который - Кеттлмен это знал - появлялся в этих местах один раз в несколько месяцев. В городке он пересел в дилижанс, а затем - на поезд. К тому времени, как обнаружат его отсутствие, Кеттлмен будет спокойно сидеть в своем убежище в Нью-Мексико. Было очень холодно. Он сел, завернувшись в одеяло, и подбросил веток в костер. В мыслях он вернулся к девушке из поезда. Она удивительно хорошо владела собой и обладала той спокойной красотой, которую трудно забыть. Думая о ней, он вспомнил свою жену и удивился, насколько же он был легковерным. В роли хищника он оказался удачливым, а настоящим человеком стать не удалось. Никто не предлагал ему руку дружбы, да и он никому ее не протягивал. В делах он был таким же безжалостным и холодным, как в жизни, пробивал дорогу клыками и когтями. Он подчинил все усилия одной цели - добиться успеха, будучи в любое время готовым к защите и атакуя, всегда атакуя. Он вершил дела быстро, и в то же время с отточенным вниманием шахматиста, никогда не полагаясь на случай. Он создал информационную сеть, которая состояла из посыльных, уборщиц и мелких служащих. Они слушали, докладывали ему, а он пользовался информацией. То было время финансовых игроков и махинаторов, когда состояния приобретались и терялись за одну ночь. Рудное дело, железнодорожные и пароходные компании, спекуляции недвижимостью и промышленность - он участвовал везде, быстро меняя позиции, ведя переговоры за спиной соперника, работая по восемнадцать-двадцать часов в сутки без выходных. Он очень смутно помнил детские годы. Единственной радостью того времени был для него Флинт. Кеттлмен знал, что его нашли рядом с выгоревшим фургоном. Он вроде бы помнил мужчину с женщиной, которые все время ссорились и пили. Она хорошо обращалась с ним, будучи трезвой, плакала пьяной, а временами совсем забывала о нем, и тогда он голодал. Когда ему исполнилось четыре года, он услышал выстрел, разрушивший единственный мир, который он знал. Протирая сонные глаза кулачками, он вышел в соседнюю комнату и обнаружил, что женщина лежит на полу. Он часто видел ее в таком положении, но сейчас по ее спине и боку текла кровь. Затем пришли люди и забрали его. После этого он два года жил на засушливой ферме, где было мало еды и много столкновений с богатыми скотоводами, постоянно вытеснявшими фермеров с земли. В один прекрасный день фермеры, сами ведшие каждодневную борьбу за выживание, бросили его на улице западного городишки. На рассвете он сидел на улице, сотрясаясь крупной дрожью от ночной сырости, когда холодноглазый мужчина в одежде из бараньих шкур въехал в город, проехал мимо него, а затем вернулся. Кеттлмен запомнил холодные серые глаза, небритое лицо и вопросы, которые задавал ему мужчина. Он отвечал просто и прямо, как умел. Человек наклонился, поднял его и посадил рядом с собой в седло, потом они поехали по улице, и его накормили горячей похлебкой с сухарями в салуне, открытом всю ночь при дилижансной станции. И никогда больше он не ел более вкусной еды. Он проснулся в седле, сидя на коне впереди мужчины. Они ехали несколько дней и всегда самыми незаметными тропами. Мужчина отвез его в один дом в большом городе и оставил там под присмотром женщины. На следующее утро Флинт уехал. Женщина оказалась доброй. Его приняли в школу, где он проучился восемь лет. Учеба оказалась трудным делом. Остальные ученики жаловались на условия, но он впервые спал в чистой постели и регулярно питался. Он страшился того дня, когда ему придется уйти из школы, и каким-то образом понял, что когда его отсюда заберут, времени для учебы не останется. В возрасте десяти лет он одновременно сделал два открытия: первое - библиотека, второе - учителя в школе проявляют к нему интерес. Он обнаружил, что в библиотеке можно найти темы для будущих уроков, и собирал материалы для постоянных сочинений. Таким образом он открыл восхитительный мир книг. Другие ученики происходили из обеспеченных семей и много знали, а у него все предыдущие знания ограничивались Дальним Западом. Ему задавали много вопросов, но он не ответил ни на один. Флинт научил его многим вещам, навсегда отложившимся в его памяти, и - теперь он понимал - предопределившим всю его жизнь. "Никогда не выдавай свои чувства или мысли. Если люди догадаются о твоих чувствах, тебя могут обидеть, и не раз. Никому не доверяй, даже мне. Доверие - это слабость. Не все люди плохие, но все они или слабые, или трусливые. Будь сильным. Будь самим собой. Иди по выбранной дороге, но, чтобы ты ни делал, уважай веру других людей. Держи свои знания при себе. Никогда никому не сообщай сведения. Не позволяй окружающим догадаться, как много ты знаешь, и прежде всего, изучай людей. Всегда найдется кто-то, кто будет мешать тебе, кто из ненависти, а кто из вредности или зависти." И вот подошел день, когда за ним послал директор, и он чуть не заплакал. Директор был строгий, чопорный джентльмен из Новой Англии. "Нам будет жаль потерять тебя, - сказал он. - Ты отличный ученик. Теперь ты получил лучшее образование, чем у многих наших деловых и политических лидеров. Постарайся использовать это." Директор секунду помолчал. "Ты пришел к нам при странных обстоятельствах, тебя рекомендовали уважаемые люди. Мы ничего не знаем о твоей семье." Мальчик не знал, что такое каникулы. Когда другие разъезжались по домам, он оставался в школе, просиживая целыми днями в библиотеке. "На твоем месте я бы продолжал читать. Книги - друзья, которые никогда не подведут. Ты входишь в жестокий мир. Запомни: важнее всего - честь и доброе имя. По-моему, тебе не хватает самого главного для счастья: ты не знаешь, что такое доброта." Директор покопался в бумагах в столе. "Я говорю это только потому, что сам был таким и долго не понимал, что отсутствие доброты - это серьезный недостаток. Надеюсь, у тебя это займет меньше времени." Директор вынул из письменного стола конверт. "Мы получили его вместе с письмом, закончившим твою учебу." Кеттлмен вскрыл конверт, когда остался один. Письмо было кратким и ясным: "Когда я тебя увидел, ты сидел на улице и был голодным. Я тебя накормил. Подумал, парню нужно образование. Платил каждый год. Ты теперь достаточно взрослый, чтобы дальше жить самому. Я тебе больше ничего не могу дать. Если хочешь, приезжай в Эйбилин. Флинт." К письму прилагались пять 20-долларовых банкнот. Он упаковал одежду и, поскольку не придумал ничего лучшего, выехал в Эйбилин. Там не оказалось никого по имени Флинт. Несколько дней он расспрашивал, а потом повстречал бармена, который окинул его осторожным взглядом и посоветовал быть поблизости. В школе он выучился ездить верхом, потому что это была школа для молодых джентльменов. Он устроился работать ковбоем: пасти скот, тучневший перед продажей. Это была не настоящая ковбойская работа: он всего лишь следил, чтобы скот не разбредался. Однако, его напарники все-таки были ковбоями, он многому от них научился. Через три месяца стадо продали. Он устроился в конюшню и работал там, когда приехал Флинт. Ветер стонал в соснах. Кеттлмен подбросил веток в костер и снова лег, завернувшись в одеяла. Над ним сгибались ветви деревьев, в костре трещали дрова, и где-то вдалеке прозвучал стук копыт. Угли светились пульсирующим красным светом. Прямо вверху горела одинокая звезда. Кеттлмен находился не более чем в тридцати милях от убежища Флинта в мальпаисе - так мексиканцы называли местность, залитую лавой, покрытую растрескавшимися камнями, где не существует ничего живого. Неожиданно он проснулся. Каждое чувство обострилось, каждый нерв натянулся. Он услышал далекий крик и ответ - такой близкий, что он выскочил из-под одеял. - Он не ушел далеко! Обыщите лес! Кеттлмен быстро натянул сапоги, застегнул на узких бедрах оружейный пояс и надел овчинную куртку. Времени уничтожить следы стоянки у него не оставалось, поэтому он просто растворился в темноте, прихватив ружье. Хрустнула ветка. На поляну через кусты въехал всадник, за ним другой. - Черт возьми! Это не его костер. У него не было времени. - Может, кто-то его ждал? - Кто бы это ни был, - в голосе второго всадника звучали резкие, властные нотки, - он не имеет права находиться на моей земле. Брось постель в огонь. Кеттлмен выступил из густой ночной тени с ружьем наготове. - Одеяла мои. Не отводя глаз от всадников, он кинул охапку хвороста в костер, который сразу разгорелся. - А если кто дотронется до моей постели, я вышибу его из седла. - Что за дьявол? Кто ты? - грубо спросил человек постарше. - Что ты здесь делаешь? - Не суюсь в чужие дела. И вам не советую. - Ты на моей земле. Значит, это мои дела. Убирайся отсюда и немедленно! - Еще чего! Человек по имени Кеттлмен почувствовал, как внутри него поднимается тяжелая, горькая радость. Итак, он должен умереть. Так к чему умирать в постели, если он может уйти из жизни с оружием в руках. Он их всех обманет и уйдет, как ушел Флинт - в огне перестрелки. - Если вы утверждаете, что эта земля ваша, вы бессовестно лжете. Эта земля принадлежит железной дороге, до последнего квадратного дюйма. А теперь вдолбите себе в голову: мне наплевать, кто вы такие. Мне здесь нравится. Можете начинать стрелять, и я размажу вас по седлам. Кеттлмен почувствовал, что противники ошарашены. Он и сам растерялся бы, столкнувшись с таким приступом ярости. То, что он держал их под дулом ружья, добавляло словам вес. - Ты, приятель, слишком уж быстрый. - Мужчина, который командовал, держался осторожно, сознавая, что может нарваться на крупные неприятности, и чувствуя что-то неразумное в поведении соперника. - Кто ты? - Человек, который не любит, когда его будят, а вы тут разорались, словно банда сумасшедших. Если вы на кого-то охотитесь, так будьте потише, потому что тот, кого вы ищите, наверняка услышал этот базар и давно уже спрятался. Вы ведете себя, как пара безмозглых юнцов. - Ты грубо разговариваешь с незнакомыми людьми. - Зато вы можете познакомиться вот с этим ружьем. - У меня внизу двадцать человек. Как насчет них? - Всего двадцать? А шумят так, словно их восемьдесят. Я могу убрать полдюжины, прежде чем они поймут, с кем связались, а остальные разбегутся, когда узнают, что вас уже нет и платить им за драку никто не будет. За деревьями раздался голос. - Босс? С вами все в порядке? - Прикажи ребятам, чтобы занимались своим делом, - произнес Кеттлмен. - А потом займись своим. Всадник крикнул в сторону. - Хватит, Сэм. Я буду через минуту. Все в порядке. Он повернулся к Кеттлмену. - Что-то я здесь не понимаю. Что ты здесь делаешь? Чего ты хочешь? - Ни черта. Ни черта я не хочу. Всадник спешился и обратился к своему спутнику: - Бад, ты поезжай и помоги остальным. Встретимся у Белой скалы. Бад заколебался. - Здесь все в порядке, Бад. Никогда не лезь к человеку, которому все равно, живой он или мертвый. У него всегда перед тобой преимущество. Оставшийся мужчина был маленького роста, широкоплечий, с усами и преждевременно поседевшими волосами. Его жесткие, темные глаза тщательно изучали Кеттлмена. Явно озадаченный, он оглядел лагерь, ища что-нибудь, что могло бы подсказать разгадку. Его глаза наткнулись на мощную винтовку. - Вот это оружие! Хотя, наверное, тяжеловато доставать патроны. - Я делаю свои. - Понятно. - Владелец ранчо - кем он, очевидно, и был - вынул и закурил сигару. - Человек с такой винтовкой... если он хороший стрелок, смог бы заработать уйму денег. Кеттлмен устал. До рассвета оставалось совсем немного, а ему требовался отдых. Во всяком случае, разговор о деньгах раздражал его. Он мог купить это ранчо с потрохами, подарить его первому встречному и не почувствовать убытка. - Меня зовут Наджент. Я - скотовод. - Хорошо. Наджент привык к уважительному отношению, и нетерпение Кеттлмена раздражало его. Пламя заколебалось под ветром, и Наджент добавил веток в костер. Это дало ему время подумать. Ни один ковбой не может позволить себе иметь такое оружие. Одна винтовка стоит несколько тысяч долларов. - Ты упомянул, что это земля железной дороги? "Наджент пытается разговорить меня", - улыбнулся про себя Кеттлмен. Из него, бывало, пробовали вытянуть сведения профессионалы своего дела, и те безрезультатно. Он пожал плечами. - По крайней мере половина земли вдоль железной дороги ей и принадлежит. Наджент не был удовлетворен ответом. У него возникло подозрение, что этот человек над ним издевается. Он обращался с ним, как с низшим существом. Наджент не привык к этому. Он заметил, что сапоги с низкими каблуками - не та обувь, что носят в скотоводческих районах, а одежда на незнакомце выглядела почти не ношенной. - Мне еще не приходилось видеть человека, которому ни до чего нет дела. - Ну так погляди. Наджент поднялся на ноги, встал и Кеттлмен. - Мне не нравятся люди, которые берут с собой на охоту целую толпу. По-настоящему рассердившись, Наджент коротко ответил: - Так поступает даже закон. - Ты не закон. По-моему, мужчина, который не охотится сам - трус. Наджент побледнел и усилием воли подавил желание выхватить револьвер. Но он не был ганменом - человеком, виртуозно владеющим револьвером и с легкостью пускающим его в дело - и знал это. - Я советую тебе сматываться. Мы не любим грубых незнакомцев. Кеттлмен нарочито зевнул. - Убирайся к черту. Я хочу спать. Не найдя безопасного ответа, Наджент подошел к коню и сел в седло. - Еще увидимся, - сказал он, сидя верхом. - Если бы я не торопился поймать скваттера... - Скваттера? - Кеттлмен улыбнулся. - Так ты же сам скваттер. Тебе не принадлежит ни фута земли. Ты приехал сюда несколько лет назад с десятком голов скота и поселились на земле, на которую не имеешь никакого права. И вдруг заводишь разговор о скваттерах. Ты жалкий напыщенный человек с избытком самомнения. А теперь - вон! Охваченный яростью, Наджент развернул коня и, бешено пришпоривая его, ускакал. Пусть Господь будет свидетелем, он соберет своих ковбоев, вернется и ... Но вдруг его словно окатило холодной водой. Откуда этот незнакомец все знает? Кто он? Кеттлемен быстро скатал постель, надел рюкзак и, подняв с земли ружье и винтовку, зашагал вдаль хребта. До рассвета оставалось еще немного времени, но ему не хотелось быть пойманным, если Наджент задумает вдруг собрать людей и вернуться. Томас С. Наджент. Он знал это имя из документов. Перед тем, как строить железную дорогу, он собрал сведения о всех владельцах ранчо, чтобы определить количество скота, пересылаемого по железной дороге, и получаемого груза. В округе не было ни одного ранчо, о котором он не имел бы информации. Из-за близости к старому убежищу Флинта он обратил особое внимание на этот район. На востоке слегка посветлело, когда он выбрался из лощины. Груз был тяжелым для долгого пути, который ему предстоит, но болезнь, похоже, еще не затронула его силы и выносливости. Он всегда был физически сильным и даже в Нью-Йорке постоянно тренировался в спортзалах, много ходил пешком и охотился в Вирджинии и Нью-Джерси. Он прошел совсем немного, когда наткнулся на разыскиваемого человека. Глава 2 Нэнси Керриган открыла глаза, когда поезд замедлил ход перед остановкой, и смотрела, как за окном мелькают разбросанные тут и там скалы. Приятно было сознавать, что ты опять дома, настроение не портили даже известия, которые она везла с собой. Светловолосый мужчина стоял у окна. Когда он оглянулся, она заметила оспинки на щеках и крохотный белый шрам над бровью. Он был очень высоким, а то, как ловко он надел оружейный пояс, говорило о долгой практике. Человек был ей незнаком, но она слишком много лет прожила на Западе, чтобы не распознать определенный тип. Ганмен. Со времен междоусобной войны в округе Линкольн-каунти и стычек за правом обладания землей в других местах, похожих на него людей было много в Нью-Мексико, а теперь еще ходили слухи о приближающихся волнениях в Тонто-Бейсин в Аризоне. Тем не менее, светловолосый человек ехал не в Тонто-Бейсин. Он сходил в Аламитос. Она обратила внимание, что он с неожиданно обострившимся интересом смотрит на нее. Его глаза обежали вагон, вернувшись к сидящим позади нее, и она непроизвольно обернулась. Человек, ехавший там, исчез. Поезд не останавливался, а в составе был только один пассажирский вагон. И все же, человек исчез. Явно взволнованный чем-то, чего не понимал, высокий ганмен остановил взгляд на ней, словно собираясь задать вопрос. Поезд остановился, и мимо окна проплыло облако пара. Она взяла свои вещи и пошла по проходу. Почувствовав чей-то взгляд, Нэнси посмотрела на дородного мужчину с красным лицом в костюме из толстой шерсти и в шляпе. Его стеклянные голубые глаза были обращены на нее, в них угадывалось крайне неприятное выражение пристального внимания. Она отвела взгляд, однако отметила, что внимание этого человека было вызвано не только тем, что она женщина. Когда Нэнси спустилась на платформу, она увидела, что на углу грузового склада ее ждал Эд Флинн. Нэнси Керриган любила свой дом. Она училась на Восточном побережье, но ее мир вращался вокруг Аламитос, высокогорных равнин принадлежащего ей ранчо, скота, людей, работавших на ранчо, и, в особенности, дикой, свободной природы этого края. Она прожила на ранчо "Кейбар" большую часть жизни, за исключением времени, проведенного в школе и в гостях у друзей, и ранчо казалось ей самым надежным местом на земле. И вот теперь над ее миром нависла угроза. Под вопросом оказалось ее будущее. Эд Флинн взял у нее вещи и направился к повозке. Флинн приехал с Востока вместе с ее отцом и дядей и помогал основывать "Кейбар". Когда умер отец, он стал управляющим. Не будучи бизнесменом, он, тем не менее, был великолепным скотоводом, безошибочно оценивавшим состояние пастбищ и условия выпаса. Она показала ему на светловолосого попутчика. Флинн уложил ее вещи в повозку и тихо сказал: - Кто бы его ни нанял, он платит по первому разряду. Это Бакдан. Это имя было легендой. Имя Бак Дан, соединенное в бесчисленных рассказах в Бакдан, упоминалось всюду, где собирались ковбои. Профессиональный убийца, временами охотник за преступниками и назначенными за их головы вознаграждениями, иногда усмиритель буйных, неуправляемых городков. Нэнси Керриган были знакомы сплетни скотоводческих районов. Очень часто стычки из-за коров и овец, подчистую выедавших пастбища, происходили только с участием ковбоев с ранчо, без приглашения наемных ганменов. Многие скотоводы готовы были разрешать возникшие споры собственными силами. Но когда в город приезжали такие люди, как Бакдан, кто-то серьезно готовился к войне. В то время, как Флинн помогал Нэнси сесть в повозку, она заметила, как он кинул взгляд в сторону улицы, и два человека с "Кейбар" неторопливой походкой сошли с деревянного тротуара перед магазином и сели на коней. Это были Пит Геддис и Джонни Отеро. - Вооруженный эскорт? Эд Флинн мрачно кивнул. - За две недели здесь многое изменилось. - Неприятности? - Наджент потерял пятьдесят бычков. Он прошел по их следам на юг вдоль мальпаиса, но там они словно сгинули. - Скотокрады? - Когда мы с твоим отцом приехали сюда, у нас не было соседей, ближе чем за сто миль в любом направлении, не считая индейцев, теперь же все меняется. Да, появились скотокрады. Впервые. Нэнси помахала Геддису и Отеро. Джонни Отеро вырос на ранчо "Кейбар", где его отец работал одним из первых ковбоев. Родом он был из Нью-Мексико, куда его семья переехала из Мексики лет сто назад. Со стороны матери его предки жили около Санта-Фе примерно с того времени, как первые пилигримы сошли с корабля у Плимут Рок. Джонни исполнилось девятнадцать лет, и он считался лучшим стрелком в округе. Пит Геддис работал на ранчо всего четыре года - предпоследний нанятый ковбой. Он считался крепким парнем в любой драке. До этого Геддис служил охранником на дилижансной линии от Шайена до Дедвуда, помощником шерифа в крутом скотоводческом городке и участвовал не в одной междоусобице из-за пастбищ, никогда не обходившихся без стрельбы. Небольшого роста, крепко сбитый, он был отличным ковбоем. Флинн левой рукой зажег спичку и прикурил сигару. - Беррис с двумя незнакомцами подали заявку на участок земли Наджента, утверждая, что это государственная земля, свободная для продажи, - сказал он. - Ты знаешь Тома Наджента. Он как с цепи сорвался и тут же сжег их хибары. Но те ребята оказались не из пугливых и ответили стрельбой: вышибли из седла одного из его ковбоев. Один из незнакомцев там и умер, а последнее, что я слышал, - это Наджент со своей бандой охотится за вторым к востоку отсюда. - Что случилось с Беррисом? - Он припустил до Аламитос, как будто у него на хвосте сидели черти. Ему позволили убежать. Нэнси Керриган хотела было объяснить ситуацию Флинну, но затем решила подождать и как следует все обдумать, и, может быть, определить план действий. После смерти отца "Кейбар" принадлежал ей, поэтому принимать решения должна она. - Как ты думаешь, - вдруг спросила она, - Порт Болдуин имел какое-нибудь отношение к этим скваттерам? Флинн крайне удивился. Он стряхнул пепел с сигары, постучав ею по ручке кнута. - Я об этом даже не думал, - искренне ответил он. - Ты, Нэнси, точно пошла в полковника. Оставшись в комнате одна, Нэнси вытащила из шляпы шпильки и сняла ее, слегка распушив волосы. Она думала о результатах своей поездки в Санта-Фе. За окнами на далеком зеленом склоне пасся скот, и сразу же за этим низким холмом реки и ручьи начинали течь в сторону Тихого океана, в то время как здесь, на стороне ранчо, они текли в сторону Атлантики. Низкий холм за окном был континентальным водоразделом. Для всех цель ее путешествия в Санта-Фе не отличалась от предыдущих: купить кое-что из одежды и припасов для ранчо. Она ходила по магазинам, но основной причиной ее проездки была встреча с адвокатом отца. "Кейбар" для Нэнси олицетворял стабильность в быстро меняющемся мире, и это продолжалось до тех пор, пока она однажды не подслушала случайный разговор в магазине в Аламитос, куда ездила за почтой. Пара коммивояжеров в ожидании хозяина магазина обсуждала право землепользования и его ненадежность. Мысль об этом не давала ей покоя, поэтому она просмотрела бумаги из письменного стола отца и большого железного сейфа. Там лежали счета, векселя, списки проданного и купленного скота, ведомости выплаты денег, списки расходов и план развития ранчо, но акта о приобретении земли она не нашла. Отец содержал все документы в образцовом порядке, и если бы акт существовал, он лежал бы среди этих бумаг. Когда отец с дядей приехали на Запад, акты о владении землей не имели значения. Переселенцы останавливались там, где была вода и трава, и "владели" землей, просто объявив ее своей собственностью. Полковник Керриган вел переговоры с индейцами и выкупал у них землю. После этого в голодные годы ему неоднократно приходилось отдавать им бычков из своего стада. Долгое время у них не было соседей - ближайшие находились за много миль, и ранчо разрасталось. Они заключили несколько сделок, продавая скот армии или разведовательным партиям. Путешествие в Санта-Фе показало Нэнси, насколько хрупким оказалось основание, на котором она строила свою жизнь. Судья в Санта-Фе уверил ее, что земля юридически принадлежит ей по праву владения, и такое право судом обычно признавалось, но на Запад устремился поток переселенцев, и Конгресс благожелательно относился к будущим фермерам, нуждающимся в земле. Тот факт, что ее отец купил землю у индейцев, не мог считаться достаточным основанием, потому что всегда найдется индеец, который оспорит право тех, прежних индейцев, продавать землю племени. На холме к западу от ее дома были похоронены отец, тетя, дядя и три ковбоя, погибших при защите ранчо от индейцев. Аккуратным рядком у дальней изгороди кладбища лежали девять каютов и трое апачей с Уайт-Маунтин, погибших при попытке вырезать обитателей ранчо. Нэнси вынула тщательно вычерченную отцом карту ранчо. Оно находилось к югу от железной дороги приблизительно между водоразделом ,лавовыми полями, которые здесь называли мальпаис, и горами Датил-Маунтинс. Но собственно ранчо занимало пятьдесят пять квадратных миль. За исключением нескольких разбросанных по разным местам лугов, где косили на зиму сено, ни один акр не мог считаться возделываемым. Она долго изучала карту. Это была хорошая карта, потому что во время войны с Мексикой ее отец служил в армии и научился картографии. На ней были отмечены все источники и подземные ключи, а также все те места, где в дождливые годы скапливалась вода. Благосостояние ранчо зависело от источников воды, без них скотоводы не могут существовать. В поисках воды скот может пройти многие мили, но существовала граница, за которой скотоводство становилось невыгодным, так как при длительной ходьбе скот терял вес. Поэтому они сами выкопали несколько колодцев и содержали их в порядке. С самого раннего детства ее учили брать на себя ответственность, принимать решения и держать слово. "Каждый юнец хочет быть взрослым, - говорил ее отец, - но разница между ребенком и взрослым не в годах, а в готовности брать на себя ответственность, отвечать за свои действия." Этот урок она усвоила хорошо, и после смерти отца ранчо приносило доход и процветало. Это была именно ее идея - выкопать новые источники воды. Нэнси подошла к двери. Флинн стоял у корраля, разговаривая с Питом Геддисом. - Эд, подойди, пожалуйста, на минутку. А вы, Пит, не уходите, мне тоже надо поговорить с вами. Когда Флинн сел, она велела Хуане, маленькой мексиканской служанке, принести кофе. Затем объяснила, зачем ездила в Санта-Фе. Флинн сидел неподвижно, не глядя на нее, бесцельно водя пальцем по столу. - Эд, - сказала она наконец, - нам нужно действовать очень быстро. У меня нехорошее предчувствие. Нужно, чтобы ты сделал заявку на ручей Айрон-Спрингс. Пит Геддис может сделать заявку на Блу-Хоул, а Джонни Отеро - на Рок-Хаус. Я предоставлю все необходимое, а когда принадлежность земли будет доказана, я выкуплю ее. - Как это сделать? Если мы все ринемся в Санта-Фе, неизбежно возникнут вопросы. - Ты поедешь один. Доедешь до Хорс-Спрингс, а там пересядешь на дилижанс. Вернешься тем же путем. Я хочу, чтобы никто не заметил твоего отсутствия. Он искоса взглянул на нее. Эд Флинн не был уверен, знает Нэнси Керриган о Глэдис Соупер или нет. Эд считал Нэнси очень скрытной девушкой. Может она и знает, что он живет с Глэдис, а может и нет. "Никто" могло включать и Глэдис. А это уже сложнее. - Поехать должен ты, Эд, - говорила Нэнси. - Там тебя знают и заполнят заявку без лишних разговоров. А мне именно это и надо. У Глэдис на ближайшие дни имелись свои планы. Его путешествие эти планы спутает, а Глэдис, когда захочет, может показать свое недовольство. Черт возьми, если бы существовал другой выход... - И еще одно, Эд. Давай удвоим количество ездовых лошадей. Теперь нам придется много разъезжать. - Все изменилось, когда здесь пролегла железная дорога, - подумала Нэнси. - Да, ранчо получало много денег, поставляя скот в промышленные районы, но вместе с железной дорогой появился всякий сброд. Тот человек в поезде с красным лицом и светло-голубыми глазами. Кто он? Зачем он здесь? И зачем он старался привлечь ее внимание? Знал ли он, кто она? Догадался ли, с какой целью она ездила в Санта-Фе? Глава 3 Увидев человека, лежащего в кустах, Кеттлмен резко остановился. Прижавшись к сосне, он тщательно оглядел местность. Только когда Кеттлмен убедился, что вокруг никого нет, он приблизился к упавшему. Тот лежал на пологом склоне и не мог бы выбрать лучшего укрытия, находись он в сознании. С любой другой стороны его невозможно было заметить. Кеттлмен встал на колени и осмотрел человека. Тот был жив, хотя и потерял много крови. Кеттлмен обнаружил только одну рану: пуля прошла через трапециевидную мышцу под рукой. Подобрав несколько сухих веток, Кеттлмен разжег маленький бездымный костер, вскипятил воду и промыл рану. В это время человек застонал, открыл глаза и уставился на Кеттлмена. - Кто ты? - То же самое меня спрашивал Наджент. А тебе лучше уходить, потому что он поедет этим путем. Человек с усилием сел. - Твоя лошадь сможет увезти двоих? Мне надо спрятаться, Наджент хочет убить меня. - Извини... У меня нет лошади. Кеттлмен собрал свои вещи. - И больше не проси меня о помощи, потому что знаешь эту местность лучше меня. - А чем ты можешь помочь? - Раненый смотрел на него с желчной враждебностью. - Что же мне делать? - Это твои проблемы. Но я начал бы с того, что убрался бы отсюда, потому что, по-моему, Наджент в самом деле намеревается тебя убить, и я его не виню. Ничего хорошего от тебя ждать не приходится. Лицо раненого залилось сердитой краской. - А что ты обо мне знаешь, черт побери? - Я знаю, что промыл тебе рану, а ты не нашел времени даже поблагодарить меня. Кеттлмен снова закинул за спину рюкзак и поднял оружие. - Тому, кто тебя нанял, явно не хватало людей. - Кто сказал, что меня кто-то нанял? Глаза раненого смотрели проницательно. - Такие, как ты, только на это и способны, - ответил Кеттлмен, - но вы редко отрабатываете полученное. Прощай. Он резко свернул в кустарник, не желая подставлять спину оставленному позади человеку, затем сменил направление и зашел в самую чащу леса, двигаясь как можно осторожнее. Снова свернув на запад, он миновал развалины пуэбло - старой индейской деревушки, и остановился оглядеть пройденную тропу. Он не заметил никакого движения. Затем исследовал лежащую перед ним местность и выбрал дорогу к лавовым полям. Он стремился держаться низин, чтобы не показываться на фоне горизонта и в то же время избежать встречи с людьми Наджента. Через час с вершины хребта далеко внизу он разглядел дым паровоза. Воздух был чистым и свежим, и он с наслаждением глубоко дышал. К северу он увидел две месы - столовых плато, поднимающих свои квадратные склоны на фоне неба. На одной из них были видны здания и струйки дыма. Это, должно быть, Акома - небесный город. На небе глубокого голубого цвета тут и там плыли легкие облака. Прекрасная земля, и очень жаль, что ему осталось так мало времени наслаждаться ею. Впервые его кольнуло острое чувство сожаления, и размашистым шагом он отправился дальше. Не стоит искать любви к чему-либо, даже к такой прекрасной и щедрой на красоту земле - поздно. Внутри него росла эта штука, медленно уносящая жизнь, и будет лучше, если он уйдет без приятных воспоминаний или горечи. На краю плато Себолетта ему следовало найти то место, где сходился высокий уступ плато и лавовое поле. Эта точка была ключевой к проходу в старое убежище Флинта. Несколько раз он присаживался отдохнуть, хотя не любил сидеть и никогда не медлил перед конечной целью. Однако, силы его таяли, а ноги очень устали. Ходьба здесь не шла ни в какое сравнение с ходьбой за охотничьими собаками в Вирджинии или Нью-Джерси. Земля здесь была неровной, каменистой, к тому же он уже поднялся на три тысячи футов с того момента, как спрыгнул с поезда. Обойдя край лесистой местности, он пересек каменистое плато со множеством озер и вышел к точке, к которой стремился. Перед ним и чуть ниже лежали грозные лавовые поля - страшный мальпаис. Как огромная толстая змея, мальпаис пролегал на много миль к северу и югу - черная, безобразная масса искореженных скал и наплывов лавы. Все это очень напоминало потухший ад. Река горящей лавы из вулканов Маунт-Тейлор и Эль-Тинтеро текла на юг, убивая на пути все живое, сравнивая с землей каменные дома, накапливаясь в низинах, чтобы потом перевалиться через гребни холмов, отвесно стекая с крутых склонов и застывая в виде окаменевших потоков естественного стекла. Затвердев снаружи, лава часто продолжала течь под каменной поверхностью и оставляла огромные полости, закрытые сверху на первый взгляд прочными скалами, но на самом деле прикрытыми тонким слоем лавы толщиной с яичную скорлупу. Разбиваясь временами на отдельные рукава, лава оставляла между ними зеленые травянистые островки - опустившиеся в землю оазисы со стоящими тут и там деревьями, окруженные стенами лавы до пятидесяти футов высотой. Под стенами лежали пещеры с вечной мерзлотой. Кеттлмен знал, что на одном из этих островков Флинт нашел себе убежище. В узком ущелье, по которому Кеттлмен следовал к оазису Флинта, не было видно никаких следов чужого присутствия. Почти на всем протяжении оно было таким тесным, что ноги всадника касались бы стен, а в самом широком месте человек, вытянув руки, смог бы дотронуться до обоих краев тропы. У одной из левых стен оазиса Флинт сложил хибару из обломков скал и ими же перекрыл ближайший вход в пещеру. Затем он соорудил подобие низкого каменного забора, чтобы в случае опасности добраться от дома до пещеры под его прикрытием. Сама пещера представляла собой длинный туннель длиной ярдов в пятьсот, который вел в еще один - намного больший - оазис с деревьями и небольшим ручьем. Здесь Флинт выпустил несколько лошадей: одного жеребца и трех кобыл. Сам вход в убежище был почти невидимым, Флинт лишь случайно обнаружил его. Кеттлмен уселся на ствол упавшего кедра, снял рюкзак и вынул бинокль. Солнце уже приближалось к западному горизонту, и в каменных развалах мальпаиса скопились густые тени. Кеттлмен тщательно, дюйм за дюймом, осмотрел местность. Далеко в лавовых полях на расстоянии семи-восьми миль он разглядел зеленое пятнышко. Все остальное представляло собой кошмар смерти и опустошения, он не смог найти другого такого пятна, ни одного оазиса, о которых рассказывал Флинт. Повернув на север, с тяжелым рюкзаком на усталых и стертых плечах, он пробирался по вершине хребта. Здесь должна пролегать едва заметная тропа, проложенная оленями, горными козами, медведями и полудиким скотом. Солнце скоро скроется. Вряд ли сегодня он найдет трещину в стене. Несколько раз он останавливался, скручиваемый болью в желудке. Обнаружив тропу, он посмотрел на нее с трепетом: Флинт говорил, что тут может пройти хорошая горная лошадка, но если так, то одна нога всадника будет свешиваться над пропастью. Внизу все было черно. Умирающее солнце превратило лавовые поля в огненно-красную массу, словно возвращая время к страшным моментам ее рождения. В нескольких милях за лавой возвышался крутой склон - возможно, Эль-Морро или Скала Надписей, где более двухсот лет назад испанские конкистадоры оставили свои имена. Хотя обрыв, по которому Кеттлмен спускался вниз, лежал в густой тени, тропа виднелась ясно, а лавовые поля еще купались в постепенно исчезающем красном свете. Внизу тропа кончалась лабиринтом скал и валунов, поросших низкорослым кустарником и несколькими чахлыми деревцами. Однажды он оцарапал голень об острый край скалы, а второй раз споткнулся и упал на колени. Наконец, он сел и снял с плеч рюкзак. Он чувствовал себя совершенно измотанным. Никогда в жизни Кеттлмен не ощущал слабости и никогда не болел. Обладая огромной физической силой, он привык полагаться на нее, и вот теперь впервые почувствовал слабость. Он сидел не шевелясь, хрипло переводя дыхание. Живот побаливал, и Кеттлмен боялся, что опять начнутся острые невыносимые приступы. Тени сгущались, затухало сияние огня в лавовых полях. Только небо оставалось того же темно-голубого цвета, и то тут, то там, словно крошечные фонари, вспыхивали звезды. Но он не двигался. Дышать стало легче, приступ не повторился, но он продолжал ждать. Слишком поздно теперь искать вход в убежище, это может занять у него несколько дней, даже зная те приметы, о которых рассказывал Флинт. Странно, что все эти годы он помнил их, будто предполагал, что когда-нибудь эти приметы ему пригодятся. Он не питал ненависти к жене и тестю ни за то, что они пытались сделать, ни за то, что хотели нажиться, используя его связи. Он не питал к ним ненависти, потому что не ждал от них ничего более достойного. С самого своего приезда на Восточное побережье он испытывал лишь одно желание: получить богатство и власть. Он дрался за это так, как учил его Флинт, действуя хладнокровно, безжалостно и умно. Кеттлмен начал работать кебменом; он сам нашел эту работу, чтобы лучше узнать город и почувствовать запах денег. Однажды он подслушал разговор двух бизнесменов о предполагаемой покупке участка под застройку. Следующим утром на рассвете он приобрел ключевую часть этой земли, а через две недели перепродал ее со значительной прибылью. Затем он целый год работал посыльным в маклерской фирме, держа рот на замке, а глаза и уши раскрытыми. Он не трогал свой капитал и только время от времени понемногу вкладывал деньги. Через год после прибытия в Нью-Йорк его капитал превышал первоначальный в три раза. Он вкладывал деньги, пользуясь информацией, полученной на работе. Он ни на минуту не забывал, сколько можно услышать, если только захотеть. Позже он специально нанимал людей для подобного рода услуг. Бизнесмены часто обсуждают деловые вопросы, как будто кебмен или мелкая сошка из подчиненных глухонемые. Его размышления нарушил посторонний звук. Он испуганно вздрогнул, когда услышал стук копыт о камень, повернулся и увидел всадника, едущего по тропе вдоль лавового поля. За ним растянулось небольшое стадо коров. Кеттлмен был хорошо укрыт, и ему оставалось лишь сидеть тихо, и стадо со всадником пройдут мимо. Процессию замыкали еще три всадника, и Кеттлмену не надо было объяснять, почему скот перегоняют в такое позднее время. Последний всадник ехал в отдалении и, немного не доезжая до Кеттлмена, натянул поводья. К этому часу совсем стемнело. Только по звуку Кеттлмен догадался, что всадник остановился, а затем он услышал скрип седла, как будто человек на лошади сменил позу. Кеттлмен не двигался, лишь повернул ружье на звук. Он услышал, как чиркнула спичка, и сквозь листья увидел не лицо всадника, а его руку. Человек держал спичку в отведенной руке, ожидая выстрела. Кеттлмен весело удивился, но не сдвинулся с места. Спичка догорела, затем зажглась еще одна. - Ну, - человек говорил тихо, слегка растягивая гласные, - я так и знал, что ты не будешь стрелять. Так почему бы нам не поговорить? Лошадь нетерпеливо била копытом. Кеттлмен не шелохнулся. Невидимый всадник закурил сигарету, склонив голову к зажженной в ладонях спичке, а не наоборот. Мелькнуло изможденное, костлявое лицо, затем спичку задули, и остался только огонек сигареты. - Этот конь, - продолжал тихий голос, - хороший ночной конь. Это мустанг, он на вес золота для человека, который ездит ночью. Он сразу же тебя почуял. Если бы ты был лошадью, он бы заржал, если бы ты был коровой, он бросился бы загонять тебя в стадо, а от медведя он бы шарахнулся. Так что ты - человек. Всадник помедлил. - Чем-то ты отличаешься, это я вижу по его поведению. Кеттлмен сидел тихо, ему было интересно, что сделает всадник. И когда тот снова заговорил, в его голосе появились жалобные нотки. - Послушай, я свое сказал, теперь дело за тобой. Как же люди будут дружить, если некоторые даже не хотят знакомиться? Если боишься толпы, то те, впереди, уже доехали до самого ада, а может быть и переехали его. Очень уж они скрытные. Вот я помню, один раз в Техасе... Слушай, а кто ты такой вообще-то? Кеттлмен решил, что наблюдательность человека заслуживает награды. Не так просто определить по поведению лошади, что ты не один, да к тому же сделать это в полной темноте. - Я человек, который занимается своими делами, - сказал он громко, - и все, что я прошу от других, это оставить меня в покое. - Разговаривает он нормально, хорошо разговаривает. Видно, что учился в школе, а я бы сказал, что в нашей округе таких немного. Ты можешь, - вдруг сказал всадник, - оседлать не ту лошадь и посчитать меня за скотокрада. Кстати говоря, я, бывало, уводил пару-тройку коров, но это было не здесь и очень давно. Что бы ты ни подумал, я с теми ребятами дел не имею. Ну, имею, но не те дела. Понимаешь, я с ними знаком и знаю, что там, где они проедут, там скота не досчитаются, вот поэтому я сегодня решил проехаться с ними и почитать им из Библии. Знаешь, вроде как установить взаимопонимание. Пускай делают, что хотят, но не трогают коров, за которыми я приглядываю. Если они сунутся к моему клейму, сказал я, то пусть потом пеняют на себя. Огонек окурка проделал короткую дугу, ударился о лаву и потерялся в скалах. - Разговор вроде как односторонний, - сказал всадник, - но если ты вдруг один из этих головорезов, которые к нам съезжаются, лучше держись подальше от "Кейбара". Нам не нужны неприятности. - Мне тоже, - сказал Кеттлмен, - и мы вряд ли снова встретимся. Минуту или две царила тишина, но всадник, похоже, не собирался двигаться дальше. Кеттлмен почти физически ощущал одолевающее того любопытство. Наконец всадник сказал: - Вот странная вещь: ты говоришь, что я тебя больше не увижу, то есть мы не встретимся. Здесь много земли, но не так много, чтобы люди могли легко прятаться друг от друга. Я буду все время здесь. А что будет с тобой, если мы не увидимся? Не получив ответа, всадник сказал: - Это хорошая земля, приятель. Он помолчал и добавил: - Если ты в бегах, тебе, наверное, интересно знать, что в Аламитосе даже нет шерифа, да он и не нужен. Народ здесь не любопытный, хотя много приезжих. Некоторых из них тут здорово не любят. - Я об этих вещах ничего не знаю, - ответил Кеттлмен, - и меня не интересуют местные дела. Он почувствовал симпатию к спокойному, невозмутимому человеку. Он услышал шорох бумаги и понял, что тот сворачивает еще одну сигарету. - Вы не отсюда, иначе я бы признал твой голос, - сказал всадник, - я ведь знаю здесь почти каждого. Ты вроде как никуда не вписываешься, если только ты не друг Порта Болдуина. По каньону пронесся холодный ветерок. Кеттлмен выждал, затем спросил: - Я его не знаю. Он здешний? - Приезжий. Откуда-то с востока. Он только что обосновался тут с сорока тысячами коров, а это значит, что кому-то придется потесниться. Кажется, он на это и рассчитывал, когда заявился сюда. Порт Болдуин! Кеттлмен никогда не встречал этого человека, но имя знал. Оно принадлежало прошлому, которое он надеялся оставить позади. - Это он приглашает ганменов? - Точно. Хотя Том Наджент тоже может. - А как насчет вашего ранчо? - "Кейбар"? - Человек рассмеялся. - Наверное ребята на ранчо скажут, что главный ганмен у них - это я. Сам-то я этого не скажу, но они могут. И вообще на "Кейбаре" подобрался крутой народец. Полковник знал, кого приглашать на работу. - Знал? - Он умер. На ранчо заправляет его дочь. - Каким образом девушка собирается возглавлять военные действия? - Если найдется девушка, которая сможет воевать, то это наверняка будет наша хозяйка. С ней можно идти хоть куда. Лучшей хозяйки не придумаешь. Всадник несколько минут помолчал, потом произнес: - Поеду-ка я дальше. У тебя есть еда? Кофе? - Спасибо. У меня все есть. - Но нет лошади. И это странно. Пешком в нашей округе далеко не уйдешь. Всадник развернул коня. - Если захочешь увидеть меня еще раз, спроси Пита Геддиса. Кеттлмен слушал, как удаляется стук копыт и ощущал странную привязанность к человеку, с которым спокойно и тихо разговаривал в ночи. Итак, Портер Болдуин. Значит, прошлая жизнь не так уж далеко. Тем не менее, Болдуин не мог знать, что Кеттлмен где-то рядом. Так что же задумал этот человек? Зачем Болдуин вдруг пригнал в эти места сорок тысяч голов скота? Он ничего не понимает в скотоводстве и вряд ли когда-нибудь им заинтересуется. Кеттлмен, имеющий огромный опыт в деловых и финансовых схватках, решил, что Болдуина интересовало не скотоводство, а земля, которая принадлежала здесь крупным ранчо, правительству и железной дороге. Но новоявленный ранчеро не вел переговоров с железной дорогой. Поднималась луна, а он ее в расчет не принял. Городской человек редко глядит на небо. Кеттлмен надел на спину рюкзак, на плечо повесил винтовку и, неся в руках ружье, двинулся в путь. Перейдя сухое русло ручья, он решил устроить ночлег среди скал. Ночью его разбудила боль. Она бушевала долго, и прошло много времени, прежде чем она постепенно затихла, оставив его совсем разбитым и дав возможность хоть ненадолго вздремнуть. Перед рассветом Кеттлмен проснулся в холодном поту, чувствуя себя слабым, больным и не отдохнувшим. Он поднялся, разжег небольшой костер и, дрожа всем телом, сидел перед ним, безуспешно пытаясь согреться. Луна освещала скалы призрачным светом и бросала жутковатые тени на покрытое песком дно высохшего ручья. На востоке возвышалась темная громада плато. С холодного неба медленно спустился рассвет, а Кеттлмен не поел и даже не согрел кофе. В животе осталась грызущая боль, но он встал и надел рюкзак. Вход в убежище был где-то рядом. Высота лавы достигала здесь пятидесяти футов - громадные черные глыбы, которые местами переходили в выпирающие серые складки, напоминавшие слоновью кожу. Он прошел несколько шагов, осторожно переступая с камня на камень и держась поближе к стене, потому что боялся пропустить вход. Повсюду рос густой, непроходимый, колючий кустарник, с раскиданными тут и там соснами. Он прошел всего с сотню ярдов, когда почувствовал тошноту и наклонился, уткнувшись в сосну. Кеттлмен испугался. Ему меньше всего хотелось умереть здесь, где его найдут. Он должен исчезнуть, раствориться без следа. Он долго стоял, оперевшись о скалу, и, наконец, снова тронулся в путь. Только теперь Кеттлмен твердо решил для себя одно: как только он почувствует приближение конца, он из последних сил постарается забраться на лавовое поле. Там его найдут не скоро. Человек по имени Кеттлмен пробрался через лабиринт скал, спустился в пересохшее русло, наполнявшееся после ливневых дождей, и снова выбрался к лаве. Он не прошел и мили, когда поднял голову и заметил на верхнем крае скал выходы белого кварца. Каким-то образом он пропустил вход в убежище. Повернувшись, он отправился обратно. Дважды ему пришлось отдыхать. Незадолго до полудня вход был найден. Здесь ничего не скрывало трещину в скале - ни кустарник, ни нагромождение камней. Стена лавы просто поворачивала, скрывая перспективу и вход. Кеттлмен прошел здесь три раза и не заметил его, но когда сделал шаг назад, ему показалось, что здесь скрывается оптическая иллюзия, смещение перспективы. Только подойдя вплотную, можно было понять, в чем дело. Левый край отстоял от правого почти на четыре фута и освобождал проход, параллельный внешней стене лавы. На первый взгляд проход тянулся всего на семь-восемь футов, не больше, и заканчивался тупиком. Тем не менее, войдя в него, он обнаружил, что извилистый путь ведет дальше в лавовые поля. Повернувшись, он снова подошел к началу трещины и, остановившись, долго и тщательно осматривал край утеса напротив, пока не убедился, что там все спокойно. Тогда он старательно уничтожил свои следы рядом с трещиной и вошел в нее. Она змеилась, становясь все уже и глубже. Но по ней могла пройти лошадь, если привязать стремена к седлу. От любопытных взглядов сверху, случись вдруг кому-нибудь появиться на лавовых полях, тропу прикрывал нависающий край утеса. Но на лаву никто не пойдет. Иногда олени спасались в мальпаисе от волков, но так уродовали и резали ноги об острые обломки скал, что здесь и оставались. Кеттлмену понадобился почти час, чтобы добраться до убежища в лавовых полях. Увидев маленький оазис, он остановился, пораженный его неожиданной красотой. Стены отвесно поднимались вверх и там загибались внутрь. Дно котловины занимало почти акр, и по всей длине оазиса струился ручей. Он увидел несколько фруктовых деревьев, посаженных еще Флинтом, и грядку с растением чиа, чьи семена употребляли в пищу индейцы. Хижина была заметна не сразу, так как представляла собой перекрытый обломками скал каменный навес, а вход в нее затеняли тополя. Он медленно двинулся по траве к зияющему отверстию в стене хижины, служившему окном, прошел мимо него и обнаружил дверь, сделанную из цельной деревянной плиты, толстой и крепкой. Комната оказалась больше, чем он ожидал, с двумя дощатыми кроватями у задней стены. В комнате стоял стол, два стула и скамья с тазом для умывания, в стены были вбиты крюки. Сюда поступала вода из ручья. Из окон и из двери хорошо просматривался вход в оазис и дно котловины. Он смахнул пыль с кроватей и свалил на них свои вещи. Затем старательно подмел пол, разжег огонь и заварил чай. Попив горячего бульона и чая, он подошел к двери и сел на пороге, глядя на раскинувшийся перед ним луг и деревья. Вот это место. Здесь он умрет. Глава 4 Человек по имени Кеттлмен сидел на пороге каменной хижины и глядел на зеленую траву котловины. Он слушал ветер в соснах и чувствовал свежесть прохладного горного воздуха. Неожиданно он ощутил что-то совсем забытое. Давным-давно он шел по одиноким, древним, таинственным тропам с Флинтом. Куда бы ни направлялся этот странный, молчаливый человек, он знал самый нехоженый, тайный путь. Они путешествовали целыми днями, не перемолвившись ни словом; их лагерные костры окружала огромная, пустая тишина. Он вспомнил терпкий запах кедра, клубы дыма от сырых дров, хрусткие щелчки поленьев, темно-красный цвет умирающих углей, звуки ветра в мескитовых рощах. Он добирался до самых границ цивилизации к землям, известным только кочевникам-индейцам. Три года... И ни разу Флинт не сказал, чем он занимается. Мальчик всегда оставался подолгу ждать с лошадьми. Затем внезапно появлялся Флинт, они меняли лошадей и снова отправлялись в дорогу. Флинт никогда не останавливался у салунов и игорных домов. Обычно они уезжали в самые глухие, отдаленные уголки, и там Флинт иногда часами говорил о пустынях, о горах, о том, как выжить в самых тяжелых условиях. Кеттлмен медленно поднялся на ноги и направился к ручью. Он стоял, глядя, как по камням журчит вода. Боль в желудке теперь грызла его постоянно. Оставалось совсем немного времени. Тем не менее, спокойствие этого места передалось и ему: внутреннее напряжение спало. Звезды давно уже усыпали небосклон, когда он крепко уснул без сновидений, но потом проснулся от свежести прохладной ночи, сел и закурил трубку. Эта девушка из поезда... Он вспомнил ясный, гордый взгляд, грациозные движения. Почему ему не встретилась такая девушка, когда он был еще жив? Теперь он умрет, как волк, в темной норе, кусая собственные раны. Да и жил он, как волк, с вечно обнаженными клыками. Неожиданно на ум ему пришел Портер Болдуин. Хитрый, жестокий, опасный человек. Бизнесмен. Вряд ли годится для Дальнего Запада, но Болдуин никогда не предпринимал никаких шагов без причин, у него огромный опыт в финансовых схватках и интригах. Во время Гражданской войны он занимался контрабандой: менял конфедератам винтовки на хлопок и продавал информацию Северу, участвовал в попытках задушить рынок золота, который, по слухам, основали Джим Фиск и Джей Голд. Если Портер Болдуин оказался здесь, то совсем не из-за скота. Скотоводство приносит некоторый доход, и Портер не станет пренебрегать им, но и не будет лично участвовать в деле, если оно не сулит немедленных и огромных барышей. Ладно, теперь это его не касается. Кеттлмен выбил пепел из трубки и вошел в дом. Когда он проснулся, солнце уже стояло высоко, и впервые за долгое время он хорошо выспался. Боль не оставляла его, поэтому он встал и приготовил легкий завтрак, двигаясь медленно и осторожно. Во время завтрака распланировал дела на день. Прежде всего необходимо найти выход в прилегающую котловину. Вряд ли после стольких лет там живут лошади, хотя Флинт оставил молодых, породистых и здоровых, к тому же, как он утверждал, в той котловине достаточно корма и воды для дюжины голов. Пищи, которую он принес с собой, едва ли хватит на три дня скромного житья, значит нужны припасы. Ему также хотелось получить ящик с книгами, отосланный в Хорс Спрингс. Два других ящика с книгами и припасами он адресовал в Аламитос, не желая слишком часто появляться в одном и том же месте. Однако, чтобы доставить все это сюда, ему потребуются вьючные лошади. Флинт в свое время оставил в прилегающем оазисе одного жеребца и двух или трех кобыл. Если они живы, им должно быть по шестнадцать-семнадцать лет, но у них могли быть жеребята. Переход в соседнюю котловину лежал через один из длинных лавовых туннелей, которыми изобиловало это место. Он подошел к переходу, которым Флинт соединил дом с конюшней. Флинт просто выбрал плоские обломки скал и без цемента уложил их вдоль всего пути на высоту свеса лавовой стены. У задней стены конюшни стояли ясли, а за ними - темный проем. Он взялся за ясли, они качнулись на скрытых петлях и открыли проем. Перед ним лежал туннель. Справа на высоте человеческого роста он обнаружил полку. Он протянул руку и нащупал несколько свечей. Засветив одну из них, он двинулся по туннелю. Проход был ровный, футов восемь в высоту и пятнадцать-шестнадцать в ширину. Он насчитал почти сто шагов, прежде чем увидел свет и вышел в маленький парк. Перед ним расстилалось акров триста хорошего пастбища. На дальней стороне росли дюжина тополей и несколько ив, там и тут высились сосны. Стоя у выхода лавового туннеля, он насчитал семь лошадей, которые, подняв головы, смотрели на него. Высокий гнедой жеребец вдруг вскинул голову и громко всхрапнул. Он немного прорысил вперед и начал бить землю копытом. - Хочешь подраться? - мягко спросил Кеттлмен. - Я друг, старина. Не надо нам ссориться. Он перевел взгляд на остальных лошадей. Пара трех- или четырехлеток, пара - постарше. Еще там стояла одна совсем старая кобыла. Флинт любил лошадей и часто приручал их к себе. Кеттлмен позвал - протяжный ласковый зов, которым пользовался Флинт. Старая кобыла резко повернула голову. Неужели помнит? Некоторые утверждают, что у лошадей плохая память, другие доказывают обратное. Кеттлмен снова позвал и шагнул вперед, держа на вытянутой руке кусочек сахара, как всегда делал Флинт. Лошади стали отходить, гнедой жеребец охранял их с высоко поднятой головой и раздувающимися ноздрями. Старая кобыла смотрела на Кеттлемена, затем сделала несколько шагов по направлению к нему и вытянула голову, словно принюхиваясь. Кеттлмен стоял спокойно и расслабленно, приятное тепло грело спину. Ярко светило солнце, где-то в кустах, рядом со стеной, прожужжала пчела. Он позвал еще раз и шагнул вперед. Гнедой жеребец шарахнулся, отбежал немного, затем развернулся и зарысил обратно. Кобыла стояла. Тем не менее, она беспокоилась, и ему не хотелось пугать ее. Он подождал еще немного и шагнул в ее сторону. Увидев, что она готова отбежать, он бросил ей сахар. Она мотнула головой, но отошла всего на несколько футов, а когда он сделал шаг назад, приблизилась к тому месту, куда упало лакомство, и стала нюхать траву. Было видно, что она нашла сахар. День только начался, а Кеттлмен захватил с собой книгу. Он сел на плоский камень на солнце и начал читать. Жеребец некоторое время настороженно кружил вокруг, но затем успокоился и принялся щипать траву. Через час Кеттлмен отложил книгу и стал рассматривать пастбище. По форме это был почти правильный овал, окруженный лавовыми стенами пятидесяти - шестидесяти футов высотой. Не пересыхающий источник снабжал пастбище водой - тот же, что протекал рядом с хижиной. Флинт говорил, что в дальнем конце котловины есть еще один. В некоторых местах человек мог выбраться отсюда, но не лошадь. Он все еще чувствовал усталость, ноги болели. Он провел почти весь день возле выхода из туннеля, затем ушел в хижину, приготовил мясной бульон и медленно его выпил. Еще несколько дней... Пит Геддис оперся о красное дерево стойки в салуне "Водораздел". Был ранний вечер, он приехал в город несколько минут назад, встретив по пути много чужаков, большинство из которых явно работали на Порта Болдуина. Ред Долан, бармен, подошел к Геддису и положил свои широкие, мясистые ладони на стойку. Эти двое были друзьями. Они не были знакомы до Аламитоса, но их связывало пережитое, их прошлое было почти одинаковым. - Не то, что в наше время, - прокомментировал Долан, глядя на ковбоев Болдуина. - Крутые ребята, пощады от них не жди, это тебе не Маккинни или Кортрайт. Долан вынул изо рта сигару. - Ты знал Длинноволосого Джима? - Как-то раз проезжал через Лейк-Вэлли. Он как раз там ошивался, - пробурчал Геддис. - Быстрый мужик. Из Иллинойса вышло много таких: Кортрайт, Хайкок - могу насчитать с дюжину. Геддис глотнул виски. - Бакдан в городе, - заметил он. - Это значит кто-то умрет. - Долан поднес спичку к потухшей сигаре. - Но ты ошибаешься. Его нет в городе. Уехал на рассвете. Геддис раздумывал над полученной информацией. Вряд ли тут есть связь, но Эд Флинн тоже уехал на рассвете. Эд направился на юг, к Хорс-Спрингс, и никто об этом не знал. Однако, чем больше он думал, тем больше ему это не нравилось. Флинн хороший парень, надежный, но не идет ни в какое сравнение в Бакданом, даже если тот будет играть по-честному, чего он, конечно, делать не будет. - Страшные это люди, - сказал Геддис. - Я никогда не смог бы стрелять в человека из засады. Реду Долану вспомнилось прошлое. - Да, - задумчиво протянул он, - странные люди. Давным-давно я знал одного. Он считал, что для него - это война, а он - солдат в этой войне. Только, по-моему, потом он стал думать по-другому. - Что с ним сталось? Долан стряхнул пепел с сигары. - Как сквозь землю провалился. До сих пор не знаю, что с ним случилось, хотя имел право. - Дружили? - Через меня ему кое-что передавали на словах. Сам знаешь работу бармена. Долан помолчал. - Нет, я бы не сказал, чтобы мы дружили. Кажется, у него вообще не было друзей, если не считать мальчишку. У Пита Геддиса пробежали мурашки по коже. Говорят, такое чувство возникает, когда кто-то проходит по твоей могиле. - Однажды в Эйбилин заявился мальчишка, он искал этого парня, - продолжал Долан. - Через несколько месяцев появился Флинт. Я никогда не видел их вместе, а хозяин конюшни, где работал мальчишка, сказал, что они даже не разговаривали. Только когда пропал Флинт, пропал и мальчишка. Пит Геддис вынул коричневую бумагу и скрутил сигарету. Он знал Долана уже несколько лет, они много говорили об оружии, коровах, выпивке, возникающих и исчезающих городах, но, странная вещь, никогда не говорили о том, общем, что их связывало. - У такого человека не может быть друзей, - сказал Геддис. - Даже на друга можно положиться до поры, до времени. Сомневаюсь, чтобы у парня, занятого таким делом, водились друзья. Геддис сменил тему. - Этот Бакдан, он поехал на юг? Долан внимательно осмотрел сигару. - Не знаю, - сказал он. - Я стараюсь не замечать того, что меня не касается. Геддис допил виски. Он пил очень мало, растягивая каждый глоток. Геддис сделал последнюю затяжку, бросил окурок в опилки, которыми был покрыт пол в салуне, и тщательно затер его носком сапога. - Заезжал Бад - ты знаешь этого длинного, тощего, который ездит на Наджента? Он здорово поддал и рассказывал что-то о чужаке, который отшил самого Тома Наджента. - Ты говоришь чужак? - Крупный смуглый парень с каким-то расчудесным ружьем. Сказал Тому Надженту, что не любит, когда его будят, а когда Том приказал ему убираться вон, послал его к черту. Геддис рассмеялся. - Хотел бы я это видеть. Наджент - герой. - На этот раз герою пришлось уступить. Пит Геддис поглубже надвинул шляпу и вышел из салуна на вечернюю улицу. Чужак... правда, сейчас чужаков в округе было много... Он перешел улицу к ресторану, думая о чужаке. О делах Тома Наджента знали все, и если тот встретился с чужаком, то это произошло к востоку, за плато Себолетта в ту ночь, когда он охотился за скваттерами. Это означало, что если около лавовых полей он разговаривал с тем же чужаком, то он направлялся на запад. Но с того места, где они разговаривали - опять же, если это был тот самый чужак - можно идти только на юг: через лаву дороги нет. А на юге нет ничего, кроме Хорс-Спрингс и пастбищ, где пасся скот с "Кейбара". Допустим, туда послали не одного ганмена, а больше? Допустим, этот крутой парень, который спорил с Томом Наджентом, - убийца? Кого он собирался убить? Нэнси? Вряд ли. Мало кто будет стрелять в женщину и никто не станет нанимать для этого убийцу. Эд Флинн? Это уже более вероятно, и такая мысль беспокоила его. Если бы он знал, откуда этот чужак... Или как он выглядит. Бад его видел, а Геддис хорошо знал Бада и был уверен, что тот сегодня будет в городе. Лихой парень, но слишком уж любит выпить. Флинн все равно уехал в Санта-Фе сделать заявки на землю. Пит Геддис настроился ждать. Только на третий день Кеттлмену удалось заставить кобылу взять сахар с руки, но как только это произошло, она позволила гладить себя и почесывать, а буквально через час ему удалось накинуть на нее уздечку, а потом седло. Высокому гнедому жеребцу это не понравилось. Он фыркал, тряс головой и бил копытом. Он сначала подбежал с высоко поднятой головой, затем отбежал, испытывая одновременно ярость и страх. Его, несомненно, озадачило поведение кобылы - она не волновалась и, кажется, даже была довольна. Кеттлмен почистил кобылу скребком, расчесал ей хвост и гриву, вычистил копыта. Много времени прошло с тех пор, как он помогал подковывать лошадей, но навыки остались. Когда он сел на нее верхом, кобыла даже не взбрыкнула. Она хоть и была старой, но помнила те времена, когда за ней ухаживали, когда ее угощали овсом и, конечно, сахаром. Он проехал на ней по кругу, потом повел ее к выходу из туннеля. Кеттлмен собирался поехать в Хорс-Спринг, но даже сидя верхом на кобыле, он с восхищением смотрел на гнедого. Более красивого коня с более грациозными движениями он еще не встречал. В табуне еще выделялись неплохой вороной и серый в яблоках - почти такой же высокий, как гнедой жеребец, но на год-два моложе. Станция дилижансов в Хорс-Спрингс представляла собой низкое здание с навесом, который поддерживали два вбитых в землю столба. Ветер и дождь основательно побили некрашеное дерево, стерли надписи и превратили цвет здания в неприглядный серый. По соседству стояло еще с полдюжины домов, пара из них пустые. В самом помещении станции размещался салун, почта и магазин - и все это под началом "Серного" Тома Уэйлена. Серный Том получил свое прозвище благодаря многочисленным рассказам о молодых годах, проведенных на Серной реке в северо-восточном Техасе, о знаменитых ганменах - Каллене Бейкере, Бобе Ли - и о скотоводческой междoусобице, известной как "Война пяти округов". Это был высокий человек с узкими и сутулыми плечами, перекрещенными подтяжками поверх красной фланелевой рубашки. Он редко брился, а его толстые моржовый усы порыжели от табака. Для человека, который так много рассказывал о перестрелках и дуэлях, Серный Том удивительно ловко избегал неприятностей. Его принципиальный нейтралитет подчеркивало находящееся под рукой ружье, об этом знали все. Даже во время нападения апачей он ухитрялся оставаться нейтральным, поднося индейцам подарки в виде сахара и табака. Как правило, под навесом станции , если позволяла погода, у изгороди ближайшего корраля всегда сидели трое-четверо бродяг и в клубах табачного дыма, пронизываемого плевками, врали друг другу об объезженных мустангах, клейменных бычках и убитых медведях. Когда на станции появился человек по имени Кеттлмен, на обычном месте сидели только двое. Кеттлмен въехал на старой кобыле шагом по западной тропе. Когда этот крупный мужчина в сапогах с низкими каблуками слез с седла в Хорс-Спрингс, все присутствующие перевели глаза с незнакомца на клеймо кобылы - довольно четкое изображение шестизарядника. Кеттлмен спешился и, не глядя ни на кого, прошел внутрь. Серный Том стоял у двери, но быстро ретировался к бару. Незнакомец бар проигнорировал. - Я приехал забрать почту, - сказал он, - почту и большой ящик. Серный Том прикрыл глаза. - Имя? - Джим Флинт, - спокойно ответил незнакомец. Серный Том стоял с опущенной головой, протирая стакан, и не поднял глаза, пока не закончил работу. Он посмотрел прямо на визитера, затем поспешно отвел взгляд. - Я вас ждал, - сказал он, зашел за зарешеченное окно, служившее почтовой конторой, и вынул из открытой коробки несколько писем. Человек, который теперь хотел называться Джимом Флинтом, мельком взглянул на них и опустил во внутренний карман. Он осмотрелся и указал на пару седельных сумок. - Я их покупаю. Еще мне пригодилось бы несколько торб, если они у вас есть. - Кажется есть. - Серный Том снял с крюка седельные сумки и извлек из-под прилавка торбы. Его взгляд упал на кобылу. - Необычное клеймо, - заметил он. Ответом ему был холодный взгляд. - Да? Для Серного Тома этого было достаточно. Слова застыли у него на губах, во рту пересохло, а внутри что-то екнуло. В этом человеке было нечто, что ему не понравилось... совсем не понравилось. Он указал на стоящий на полу ящик. - Вот он, только на лошадь вам его не погрузить. Нагнувшись Джим Флинт легко поднял ящик, оперев его на бедро, затем вышел и, взяв поводья, отвел лошадь через улицу к корралю. Скрывшись от любопытных глаз за углом корраля, он вскрыл ящик, переложил содержимое в седельные сумки и торбы и провел лошадь обратно к станции. Он положил на прилавок список товаров и подтолкнул его к Серному Тому. - Подберите мне все, что есть, - сказал он и, повернувшись, вышел. Двое сидевших у стены лениво переговаривались. - Говорят, это он, точно. Господи! Вот уж не думал увидеть тут таких! Да, Бакдан известный человек! Такой же известный, как Дикий Билл или Клей Аллисон, или кто другой. Говорят, он убил больше людей, чем все они вместе взятые! - Только стрелял он в спину, - презрительно сказал второй. - Ну, стрелял он из засады, так ведь все равно убил, верно? - Говоривший помолчал. - Интересно, кого он должен убить здесь? Флинт опять подошел к прилавку, куда Серный Том выкладывал товары. - Я съем одну банку персиков здесь, - сказал он, открыл банку и стал есть, накалывая персики на лезвие ножа. Когда Серный Том получил почту и ящик на имя Джима Флинта, он обрадовался. Он не знал Флинта, но один его знакомый передавал для Флинта сообщения и получал за это деньги. Серный Том надеялся, что может заняться тем же. Больше, чем деньги, его интересовала связь с громким именем, возможность получать конфиденциальную информацию. Он не был болтуном, но сама мысль, что он знает то, чего не знают другие, была ему приятна. Вначале он испытал острое чувство разочарования. Этот был слишком молод, и под смуглой кожей угадывалась бледность, которая говорила, что он давно не появлялся на свежем воздухе. Затем Том вспомнил, как можно лишить человека свежего воздуха на долгие годы. Тюрьма. Этот мужчина не Флинт. Как звали Флинта? Он не помнил, чтобы Флинта называли иначе, как Флинт. Сколько ему было лет? И вот, поди ж ты, он и этого не знал. Серный Том никогда не встречался с Флинтом, но, судя по рассказам, в то время, как Флинт исчез - много лет назад - ему было лет тридцать-сорок. Он еще раз украдкой кинул взгляд на человека, который ел персики. А, может, и он. Едва ли, но, может и он. - Умелый человек, - сказал он вслух, - может сделать тут много денег. Намечаются большие дела. Не получив ответа, он добавил: - Я знаю человека, который давным-давно ездил на лошадях с таким клеймом. - Прошлое лучше всего забыть. - Флинт отошел от стойки, вышел на улицу и ополоснул руки в поилке для лошадей. Он вытер их о джинсы и посмотрел на тропу. По тропе приближались всадники. Четверо. Он зашел обратно в магазин, вдруг почувствовав раздражение при мысли, что здесь его могут увидеть. Меньше всего ему хотелось возбудить любопытство. Чем меньше людей знают о его присутствии, тем лучше. Он оглядел магазинчик. Нью-Йорк показался ему недостижимо далеким, Джеймс Т. Кеттлмен - человеком из другой жизни. Он уже думал о себе, как о Джеймсе Флинте. Он посмотрел в засиженное мухами зеркало и не увидел ничего, что напоминало бы о смерти, тем не менее, он знал, что смерть смотрит ему в глаза. Со дня приезда в Нью-Йорк он продолжал регулярно заниматься спортом. Он боксировал, боролся, играл в мяч. А на второй год пребывания в Нью-Йорке несколько раз выступал на профессиональном ринге. Это, кстати, помогло ему добиться финансового успеха. Он встречался со многими известными профессионалами - Джеком Руком, Баттом Рейли, Джином Дуайером - и одержал немало впечатляющих побед. Через год он прекратил выступать, потому что его собственное дело быстро росло. Но он продолжал тренироваться в спортивных залах, боксировать в спарринг-боях с Майклом Донованом или Домиником Маккаферти, бороться и играть в мяч. Тогда не было и намека на ту штуку, что сейчас сидела внутри и пожирала его. Дверь распахнулась и вошли четверо ковбоев. Флинт коротко взглянул на них и понял, что неприятностей не избежать. Двое вошедших были юнцами с нарочито развалистой походкой, нестриженными волосами, в грязной рабочей одежде. Двое других были постарше, один - мексиканец, второй - крепкий, уверенный в себе мужчина, одетый просто и аккуратно. - Эй! - закричал один из юнцов Серному Тому. - Налей-ка нам выпивки! - Как только закончу, - ответил Том. Юноша подошел к стойке, явно ища приключений. - Слушай, старик, - сказал он, - ты, кажется, меня не слышал. Я сказал, что хочу выпить. И немедленно. Джим Флинт почувствовал, что внутри у него что-то поднимается. Была ли это горечь от понимания, что этот наглый мальчишка будет жить после того, как он, Флинт, умрет, или вспомнилась старая любовь к дракам? А, может быть он надеялся, что его убьют? - Он обслуживает меня, - резко сказал Флинт. - Подожди своей очереди. Юнец вскинулся, как необъезженный мустанг. - Ах, ты!.. Предложение осталось незаконченным. Джим Флинт, не связанный далекими городскими правилами приличия, сильно ударил. Мальчишка начал двигаться к нему, и удар в незащищенный подбородок застал его врасплох. Юнец рухнул на пол лицом вниз, как будто его ударили по затылку деревянным молотком. Джим Флинт взглянул на остальных. - Он сам нарывался. И нарвался. Если есть желающие, можем продолжить. Второй юнец хотел было что-то сказать, но тот, что постарше, аккуратно одетый, перебил его. - Кулаком ты бьешь быстро и сильно. А как насчет револьвера? Флинт посмотрел ему в глаза и холодно ответил: - Как видишь, я вооружен. Если желаешь получить ответ, за него придется платить. Мальчишка на полу не двигался. Ковбой, задавший вопрос, получил ответ. Он посмотрел на упавшего. - Он умрет? - Сомневаюсь. Не оборачиваясь, Флинт через плечо сказал Серному Тому. - Налейте им. Я плачу. Подошел мексиканец и носком сапога перевернул лежащего на полу юнца. Тот мигнул, хотел было приподняться, затем опять со стоном повалился на пол. Лучше заберите у него пушку, - предложил Серный Том. - Он кинется на вас, как змея, которой отдавили хвост. - Пусть, - сказал Флинт. - Пусть делает, что хочет. Серный Том снял с полки бутылку и наполнил стаканы. - И ему налейте, - сказал Флинт. Мальчишка на полу медленно, часто моргая, сел. Он поднес ладонь к подбородку, затем, вдруг вспомнив, что произошло, начал озираться. - У тебя есть оружие, - холодно сказал Флинт, - а на стойке - выпивка. Выбирай, что тебе по душе. С трудом поднявшись на ноги, юнец повернулся спиной к Флинту и с минуту стоял, нетвердо покачиваясь. Затем сделал шаг к стойке и взял стакан. Допив виски, все четверо вышли, сели на коней и уехали. Серный Том уложил припасы в мешок. - Вы не любите медлить, верно? Джим Флинт оглянулся на него. - У меня есть преимущество, - спокойно ответил он, - потому что мне на все наплевать. Подняв мешок, он отнес его к кобыле. От четверых и след простыл. Он загрузил поклажу и сел верхом. Старой кобыле придется нести порядочный вес, но она в хорошей форме, к тому же он не собирается погонять ее. Флинт совсем не был уверен, что четверо всадников не следят за ним. Он направился на запад, оставив огромную равнину Сент-Огастин Плейнз слева. Держась поближе к горам, он неожиданно свернул ненадолго в каньон Паттерсона, затем по узкой индейской тропе поехал через холмы к каньону Мангас. Несколько раз он останавливался и прислушивался. Прежде чем спуститься в Мангас, он некоторое время осматривал местность. На другой стороне каньона в балке он увидел рощу и несколько минут наблюдал за ней. Затем спустился с горы, пересек тропу и, обогнув огромный валун, обнаружил балку, поросшую соснами, где мог спокойно и в безопасности развести костер. Едва он остановился, как его настигла боль, и он согнулся в приступе жестокой тошноты. Флинт упал на колени и некоторое время стоял так, опустив голову, борясь со срывающимися с губ стонами. Когда боль, наконец, немного отпустила, он встал, разгрузил и расседлал кобылу, и отпустил ее пастись. Он развел маленький костер и подогрел банку бобовых консервов. Ел прямо из банки, и боль стала утихать. Он подумал о Нью-Йорке, о той, прежней, жизни. Она казалась такой далекой. Две недели его запланированного отсутствия прошли, и теперь поползут слухи о его исчезновении. Лотти со своим отцом будет счастлива и немедленно побежит в банк. Ему приятно было представить их ужас, когда они обнаружат действительное состояние дел. Флинт почувствовал стук копыт за несколько секунд до того, как осознал, что слышит приближающуюся по тропе лошадь. Он схватил винтовку и скользнул в темноту. Лошадь сошла с тропы в каньон и направилась в сторону его лагеря. Она появилась неожиданно, встав около костра с настороженно поднятыми ушами. Ее наездник склонился над холкой, и Флинт увидел, что руки его привязаны к луке седла. Глава 5 Разрезав веревки, он снял человека с седла и перенес его к костру. Затем привязал лошадь и вернулся. Человек оказался коренастым, мощного сложения, лет пятидесяти. На нем был изрядно запыленный черный костюм из плотной шерсти и не менее запыленные ковбойские сапоги, по которым, однако, можно было заметить, что их недавно чистили. Подкладка сюртука и рубашка затвердели от запекшейся крови, но мужчина был жив. Флинт сорвал с него окровавленную рубашку. Пуля прошла сбоку навылет и, судя по всему, задела легкое. Когда он начал смывать кровь, обнаружилось второе и третье выходное отверстие. Вторая пуля прошила бицепс, вошла в верхнюю часть грудной клетки и вышла сзади. Третья попала чуть ниже. Все три ранения - на левой стороне. Раненый что-то неразборчиво пробормотал. Флинт обыскал его и нашел письмо, адресованное Эду Флинну на ранчо "Кейбар". "Кейбар". Ранчо, где работал Геддис. Все выходные отверстия лежали ниже входных. Тот, кто стрелял, находился выше всадника, а это означало, что в него стреляли сверху из засады. Следовательно, стрелявшим мог быть Бакдан. Винтовка раненого оказалась чистой, а из револьвера он выстрелил четыре раза. Флинн оборонялся и отстреливался. Осмотрев его, Флинт предположил, что его ранили вчера. Значит, раненый сам привязал руки к седлу, чтобы не упасть, когда будет искать дорогу домой. Джим Флинт вынул из костра ветки, оставив только угли, вскипятил воду, промыл раны и заставил человека проглотить несколько ложек бульона. Ночью Флинт слышал, как по тропе, ведущей в Хорс-Спрингс, дважды проезжали всадники. На рассвете он снова напоил раненого бульоном и сам немного поел. Судя по карте, он находился по меньшей мере в тридцати милях от ранчо "Кейбар". Поездка должна была занять много часов, так как по дороге ему придется смотреть за раненым. В любую минуту им грозила опасность нежелательных встреч с людьми Болдуина, однако он не мог бросить человека в бессознательном состоянии. Флинн нуждался в уходе и лекарствах, которых у него не было. Жизнь раненого зависела от него. Он проехал всего несколько миль, когда увидел приближающихся всадников. Вдалеке на горизонте скакали трое, а совсем близко из лощины выехали четверо. Те четверо, которые встретились ему в Хорс-Спрингс. Флинт снял кожаный ремешок, удерживающий револьвер в кобуре, и поправил второй револьвер за поясом. Бежать не имело смысла, да он и не собирался этого делать. Они приближались с явным намерением остановить его. Им нужна была стычка и мертвый Флинн. Один из них укладывал в седельную сумку бинокль. У Флинта оставалось единственное преимущество - смелость. Он развернул кобылу и поехал прямо на них. Длинноволосый юнец, которого он ударил, усмехался во весь рот. - Опять ты? Наконец-то! Я ждал этой встречи. Неожиданно ясно, как в откровении, Флинт понял, что эти люди хотят убить его вместе с Флинном. Флинта окатило яростью, она почти ослепила его, но потом исчезла, оставив холодный, расчетливый, трезвый рассудок. - Смотри, как бы она не оказалась для тебя последней, - резко ответил он и заставил кобылу шагнуть ближе. - Ладно, какого черта вам надо? Его безрассудство привело всех четверых в замешательство. Ведь они были так уверены, что владеют ситуацией. Он заметил, что длинноволосый потихоньку смещается в сторону, а человек постарше положил ладонь поближе к револьверу. Только мексиканец не пошевелился, внимательно и выжидающе глядя на Флинта. - Не такой уж ты крутой. - Юнец хотел выделиться и показать свою храбрость. - Мы убьем и тебя, и его. Они только заговорили об убийстве, а он уже ответил, не оставив им ни малейшего шанса. Он выстрелил длинноволосому в живот. Они не были готовы к такому повороту событий, думая, что Флинт попытается уладить дело разговорами. Они ждали слов, а получили свинец. Он выхватил револьвер и выстрелил так быстро, что никто из них не успел даже пошевелиться. Длинноволосый юнец с минуту сидел не двигаясь, затем соскользнул с седла и с глухим стуком упал на землю. Флинт посмотрел на остальных сквозь пороховой дым. - Ну, кто следующий? Мексиканец не отвел глаза, но приподнял руки и, тронув коня, попятился. Двое других продолжали сидеть, глядя на него. Никто из них не испытывал страха, включая мексиканца, но он единственный, подумал Флинт, кто правильно оценил обстановку. Упавший жалобно, как ребенок, застонал. - Я знаю, зачем вы здесь, и, поверьте моему слову, вы ввязались не в свое дело. На вашем месте я бы убрался отсюда. - Флинт качнул головой в сторону упавшего. - Вы ему уже не поможете, но попытайтесь. А после похорон убирайтесь вон. К ним приближалась другая группа всадников, и он поехал навстречу, ведя лошадь Флинна на поводу. Подскакали двое мужчин и девушка. Один из них - Пит Геддис, чей силуэт на фоне вспыхнувшей спички он запомнил, другой - молодой мексиканец. Он остановился, поджидая их, и заметил, что взгляд Пита Геддиса задержался на клейме кобылы. Когда Геддис поднял глаза, Флинта ошеломило их выражение. Лицо ковбоя побелело, несмотря на продубленную ветром и солнцем кожу. Нэнси Керриган мигом очутилась возле раненого. - Эд! Эд! Что с тобой? - Его лошадь пришла ко мне в лагерь. Я сделал все, что мог, но он в тяжелом состоянии. Она взглянула на Флинта и поняла, что видит его не в первый раз. - Я вас знаю, - сказала она. - Я ... - Мы никогда не встречались, - резко сказал он. - Лучше помогите этому человеку. Ему нужен врач. Молодой мексиканец перехватил поводья и, не тратя времени, направился к северу. Нэнси Керриган хотела было что-то сказать, но раздумала и отъехала. Пит Геддис задержался. - Мы слыхали выстрел. - Да. Геддис посмотрел на четырех лошадей и людей, окруживших труп, потом перевел взгляд на кобылу и клеймо. Старое клеймо. Старая лошадь. - Голос твой мне знаком. Мы, кажется, как-то разговаривали. - Да. - Только тогда ты был без лошади. - Действительно? Геддис указал на спешившихся всадников вдалеке. - Похоже на людей Болдуина. Это они ранили Эда? - В него стреляли сверху из крупнокалиберной винтовки, а он в это время ехал верхом. Его ранили из засады. - Как ты догадался, что он был верхом? - Сравнил входные и выходные отверстия. В него стреляли сверху вниз, а так стрелять в едущего верхом человека можно только со скалы. Или с хребта. Геддис снова посмотрел на первую группу всадников. - Они на тебя напали? Флинт тоже взглянул в их сторону. - Судя по разговорам, собирались, однако, не вижу смысла в разговорах, если вопрос можно решить только стрельбой. - Он подобрал поводья. - Я считаю, это не мое дело, и не хочу в него вмешиваться. - Неважно, как ты считал до этого случая, - сухо сказал Геддис, - только советую подумать. Теперь это и твое дело. Они заставят тебя драться. Флинт развернул кобылу. - Адьос, - сказал он и поехал прочь. Пит Геддис вынул кисет и бумагу и начал скручивать сигарету. Он знал, что это невозможно, но тем не менее, все сходилось. А ведь прошло столько лет.