Майк Резник Кириньяга ------------------------------------------------------------- Mike Resnik. Kirinyaga. Fantasy & SF, November 1988 Hugo-89 за лучший рассказ (с) Андрей Новиков, перевод, 1996 (e-mail: novanal@junik.lv) Публикации: Если, 11/1996 Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения переводчика. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия переводчика запрещено. -------------------------------------------------------------- В начале всего Нгаи жил в одиночестве на вершине горы под названием Кириньяга. Когда настало время, он сотворил трех сы- новей, ставших отцами масаев, камба и кикуйю; каждому из них он предложил копье, лук и палку-копалку. Масаи выбрали копье, и им было велено пасти стада в бескрайней саванне. Камба выб- рали лук, и теперь охотятся в густых лесах. Но Гикуйю, первый из кикуйю, знал, что Нгаи любит землю и смену времен года, и потом выбрал копалку. В награду за это Нгаи не только научил его секретам земледелия, но и подарил ему Кириньягу с ее свя- той смоковницей и богатыми землями. Сыновья и дочери Гикуйю оставались на Кириньяге до тех пор, пока не пришли белые люди и не отняли у них землю, а ког- да белых людей изгнали, они не вернулись к Кириньяге, а оста- лись в городах, решилв носить одежду белых людей, пользоваться их машинами и жить их жизнью. Даже я, мундумугу -- то есть ша- ман, -- родился в городе. Я никогда не видел льва, слона или носорога, потому что они вымерли задолго до моего рождения, не видел я и Кириньягу такой, какой ее завещал нам Нгаи, потому что ныне ее склоны покрывает бурлящий перенаселенный город с тремя миллионами жителей, год за годом все ближе подбирающийся к трону Нгаи на вершине. Даже кикуйю позабыли ее истинное имя, и теперь называют ее гора Кения. Ужасно быть изгнанными из рая, как то случилось с христи- анскими Адамом и Евой, но бесконечно хуже жить рядом с раем оскверненным. Я часто думаю о них, о потомках Гикуйю, позабыв- ших о своем происхождении и традициях, и ставших просто кений- цами, и гадаю, почему так мало их присоединилось к нам, когда мы создали на Утопии мир Кириньяги. Это правда, что жизнь здесь сурова, потому что Нгаи не обещал нам легкой жизни, но она приносит удовлетворение. Мы живем в гармонии со всем, что нас окружает, мы приносим жерт- вы, когда сочувственные слезы Нгаи проливаются на наши поля и не дают погибнуть растениям, а когда собран урожай, благодарим Нгаи и режем для него козла. Удовольствия наши просты: тыква с помбе, чтобы утолить жажду, очаг в бома, согревающий после заката, крик новорожден- ного сына или дочери, состязания бегунов и метателей копий, пение и танцы по вечерам. Люди из Обслуживания наблюдают за Кириньягой ненавязчиво, и время от времени слегка корректируют орбиту, чтобы наш тро- пический климат оставался неизменным. Иногда они мягко предла- гают нам воспользоваться их медицинскими познаниями или отпра- вить наших детей к ним учиться, но всякий раз вежливо выслуши- вают отказ. Они никогда не вмешивались в наши дела. Пока я не задушил младенца. Не прошло и часа, как меня отыскал наш верховный вождь Коиннаге. -- Ты совершил глупость, Кориба, -- мрачно заявил он. -- У меня не было выбора. И ты это знаешь. -- Разумеется, у тебя был выбор, -- вскипел он. -- Ты мог сохранить ребенку жизнь. -- Он смолк, пытаясь обуздать свои эмоции и страх. -- До сих пор никто из Обслуживания не ступал ногой в Кириньягу, но теперь они это сделают. -- Пусть приходят, -- пожал я плечами. -- Мы не нарушили ни единого закона. -- Мы убили ребенка. И они придут и отменят нашу хартию. Я покачал головой. -- Никто не отменит нашу хартию. -- Не будь таким самоуверенным, Кориба, -- предупредил он. -- Когда ты закапываешь живьем козла, они видят это на мо- ниторах, покачивают головами и с презрением обсуждают между собой нашу религию. Когда мы уводим старых и дряхлых из посел- ка, чтобы их съели гиены, они смотрят на нас с отвращением и называют безбожными язычниками. Но убийство новорожденного младенца -- совсем другое. Они не станут смотреть на это сквозь пальцы. И придут сюда. -- Если они придут, я объясню, почему убил его, -- спо- койно ответил я. -- Твой ответ их не удовлетворит. Они не поймут. -- У них не останется другого выбора, кроме как принять мой ответ. Здесь Кириньяга, и им не дозволено вмешиваться. -- Они найдут способ, -- уверенно пообещал он. -- Поэтому нам следует извиниться и пообещать, что такое больше никогда не произойдет. -- Мы не станем извиняться, -- твердо заявил я. -- И обе- щать тоже ничего не будем. -- Тогда я, как верховный вождь, извинюсь сам. Я пристально смотрел на него несколько секунд, потом по- жал плечами. -- Делай то, что считаешь нужным. Внезапно я увидел в его глазах ужас. -- Что ты со мной сделаешь? -- со страхом спросил он. -- Я? Ничего. Разве ты не мой вождь? -- Когда он рассла- бился, я добавил: -- Но на твоем месте я стал бы опасаться насекомых. -- Насекомых? Почему? -- Потому что любое насекомое, которое тебя укусит, будь то паук, москит или муха, убьет тебя, -- ответил я. -- Кровь в твоем теле вскипит, а кости расплавятся. Ты захочешь крикнуть от боли, но не сможешь издать ни звука. -- Я помолчал и серь- езно добавил: -- Не такой смерти я хотел бы пожелать другу. -- Разве мы не друзья, Кориба? -- спросил он, и его лицо цвета черного дерева стало пепельно-серым. -- Я тоже думал, что мы друзья. Но мои друзья уважают на- ши традиции. И не извиняются за них перед белыми людьми. -- Я не стану извиняться! -- горячо пообещал он и плюнул себе на обе ладони, подтверждая искренность своих слов. Я развязал один из висящих на поясе мешочков и достал гладкий камешек, которой подобрал неподалеку на берегу речки. -- Повесь камешек себе на шею, -- сказал я, протягивая его Коиннаге, -- и он защитит тебя от укусов насекомых. -- Спасибо, Кориба! -- искренне поблагодарил он. Еще один кризис был предотвращен. Мы поговорили несколько минут о делах в деревне, потом он, наконец, ушел. Я послал за Вамбу, матерью младенца, и со- вершил над ней ритуал очищения, чтобы она смогла зачать снова. Я дал ей также мазь -- ослабить боль в разбухших от молока грудях. Потом уселся возле костра рядом со своей бома и при- нялся решать споры о курах и козлах, раздавать амулеты против демонов и обучать людей обычаям предков. До ужина никто так и не вспомнил о мертвом ребенке. Я по- ел в одиночества в своей бома, как подобает моему статусу, по- тому что мундумугу всегда ест и живет отдельно от остальных. Поев, я завернулся в одеяло, чтобы не мерзнуть от ночной прох- лады, и зашагал по тропинке в ту сторону, где кучковались бома жителей деревни. Скот, козлы и куры уже были заперты на ночь в загонах, а мои соплеменники, зажарившие на ужин корову, теперь пели, танцевали и пили помбе. Они расступились, когда я подо- шел к котлу и выпил немного помбе, потом, по просьбе Канджары, перерезал горло козлу, посмотрел на его внутренности и увидел, что его самая молодая жена вскоре забеременеет. Эту новость тут же отпраздновали. Затем дети уговорили рассказать им сказ- ку. -- Но только не по Землю, -- попросил один из мальчиков постарше. -- Они нам уже надоели. Пусть сказка будет про Ки- риньягу. -- Хорошо, -- согласился я. -- Если вы все уже собрались, то я расскажу вам сказку про Кириньягу. -- Дети сели поближе. -- Это будет история про льва и зайца. -- Я помолчал, убежда- ясь, что все слушают внимательно, особенно взрослые. -- Однаж- ды лев повадился нападать на деревню, и люди решили принести ему в жертву зайца. Заяц, конечно, мог и убежать, но он знал, что рано или поздно лев его все равно поймает, поэтому отыскал льва, подошел к нему, и, когда лев уже разинул пасть, чтобы его проглотить, сказал: -- Извини, великий лев. -- За что? -- с любопытством спросил лев. -- Ведь я такой маленький, мною не насытишься. Поэтому я принес еще и мед. -- Но я не вижу никакого меда. -- Поэтому я и извинился. Мед украл другой лев. Он очень сильный и сказал, что не боится тебя. Лев сразу вскочил. -- Где тот другой лев? Заяц показал на глубокую яму. -- Он там, но только он не отдаст тебе мед. -- Это мы еще посмотрим! -- взревел лев, громко зарычал и прыгнул в яму. Больше его никогда не видели, потому что заяц выбрал очень глубокую яму. Он вернулся в деревню и сказал, что лев никогда больше не станет беспокоить людей. Почти все дети засмеялись и от восторга захлопали в ладо- ши, но тот же парнишка возразил: -- Эта сказка не про Кириньягу. У нас нет львов. -- Нет, это сказка про Кириньягу, -- ответил я. -- Важно не то, что в ней говорится о зайце и льве, а то, что она пока- зывает, как слабый, воспользовавшись умом, может победить сильного. -- Но при чем здесь Кириньяга? -- спросил парнишка. -- А ты представь, что люди из Обслуживания, у которых корабли и оружие -- это лев, а народ кикуйю -- заяц. Что де- лать зайцу, если лев потребует жертву? -- Теперь я понял! -- неожиданно улыбнулся мальчик. -- Мы сбросим льва в яму! -- Но у нас здесь нет ям, -- заметил я. -- Тогда что нам делать? -- Заяц не знал, что рядом со львом окажется яма. Если бы он отыскал льва возле глубокого озера, то сказал бы ему, что мед украла большая рыба. -- У нас нет глубоких озер. -- Но у нас есть ум. И если Обслуживание когда-нибудь станет вмешиваться в наши дела, то мы, при помощи нашего ума, уничтожим Обслуживание, как заяц из сказки при помощи ума справился со львом. -- Давайте прямой сейчас придумаем, как уничтожить Обслу- живание! -- крикнул мальчик, схватил палку и замахнулся на во- ображаемого льва, словно у него в руках было копье, а сам он -- великий охотник. Я покачал головой. -- Зайцы не охотятся на львов, а кикуйю не начинают войн. Заяц просто защищался, и кикуйю поступят так же. -- А почему Обслуживание станет вмешиваться в наши дела? -- спросил другой мальчик, проталкиваясь вперед. -- Они наши друзья. -- Возможно, они и не станут вмешиваться, -- успокоил я всех. -- Но вы всегда должны помнить, что у кикуйю нет истинных друзей, кроме них самих. -- Расскажи нам еще сказку, Кориба! -- крикнула маленькая девочка. -- Я уже стар, -- ответил я. -- Ночь стала холодной, и мне надо спать. -- А завтра? Завтра ты расскажешь нам сказку? Я улыбнулся. -- Спроси меня завтра, когда родители вернулся с полей, скот и козлы будут в загонах, ужин готов, а ткань соткана. -- Но девочки не пасут коров и козлов, -- возразила она. -- Что, если мои братья не загонят их ночевать? -- Тогда я расскажу сказку только для девочек. -- Но только длинную, -- серьезно добавила она, -- потому что мы работаем больше, чем мальчики. -- Я стану приглядывать за тобой, малышка, и длинной ли окажется сказка, будет зависеть от твоего усердия. Взрослые рассмеялись, а девочка неожиданно смутилась, и тогда я улыбнулся, обнял девочку и погладил ее по голове. Важ- но, чтобы дети любили мундумугу, а не только боялись, и вскоре девочка побежала играть и танцевать с подружками, а я вернулся в свою бома. Войдя в нее, я включил компьютер и обнаружил в нем сооб- щение от Обслуживания. Меня проинформировали, что их предста- витель явится ко мне завтра утром. Я послал очень короткий от- вет: "Статья II, пункт 5", напомнив о запрете вмешиваться в наши дела, и улегся на одеяла. Доносящееся из деревни ритмич- ное пение быстро погрузило меня в сон. Утром я поднялся вместе с солнцем и дал компьютеру зада- ние сразу сообщить мне, как только сядет корабль Обслуживания. Потом осмотрел свой скот и козлов -- я единственный из нашего народа, кто не работает в поле, потому что кикуйю кормят свое- го мундумугу, пасут его животных, ткут для него одеяла и под- держивают чистоту в его бома, - и зашел к Синаи дать ему баль- зам, помогающий при болях в суставах. Затем, когда солнце на- чало припекать, вернулся в свою бома через пастбища, где юноши присматривали за животными. Подойдя к бома я сразу понял, что корабль уже сел, потому что возле входа лежал помет гиены, а это вернейший признак проклятия. Я прочитал то, что сообщил мне компьютер, потом вышел на улицу и стал наблюдать за двумя голыми ребятишками, которые то гонялись за собачкой, то убегали от нее. Когда от их веселья начали пугаться мои куры, я мягко попросил их перебраться иг- рать к своей бома, потом уселся возле костра. Наконец я увидел визитера из Обслуживания, идущего по тропинке со стороны Хей- вена. Женщина явно страдала от жары и безуспешно отмахивалась от вьющихся вокруг ее головы мух. Ее белокурые волосы были тронуты сединой, а по неловкости, с какой она двигалась по крутой каменистой тропинке, я заключил, что она не привыкла к такой местности. Несколько раз она едва не упала, к тому же откровенно побаивалась близости такого количества животных, но ни разу не замедлила шагов, и минут через десять остановилась рядом со мной. -- Доброе утро, -- поздоровалась она. -- Джамбо, мемсааб, -- ответил я. -- Вы Кориба, верно? Я быстро всмотрелся в лицо моего противника; средних лет и усталое, оно не несло на себе печати угрозы. -- Да, я Кориба. -- Прекрасно. Меня зовут... -- Я знаю, кто вы, -- прервал ее я. Если конфликта не удалось избежать, то лучше сразу переходить в наступление. -- Знаете? -- удивилась она. Я вытащил из поясного мешочка горсть костей и высыпал их на землю. -- Вы Барбара Итон, родились на Земле, -- нараспев произ- нес я, наблюдая за ее реакцией, потом собрал кости и рассыпал их вновь. -- Вы замужем за Робертом Итоном, девять лет работа- ете на Обслуживание. -- Я еще раз рассыпал кости. -- Вам сорок один год, и вы бесплодны. -- Как вы все это узнали? -- удивленно спросила она. -- Разве я не мундумугу? Она смотрела на меня долгую минуту и наконец догадалась: -- Вы прочитали мою биографию в компьютере. -- Если факты верны, то какая разница, как я их узнал -- по костям, или через компьютер, -- ответил я, уклонившись от прямого ответа. -- Прошу вас, садитесь, мемсааб Итон. Она неловко уселась на землю, подняв облачко пыли, и по- морщилась. -- Очень жарко, -- пожаловалась она. -- Да, в Кении очень жарко, -- подтвердил я. -- Вы могли создать себе любой климат, -- заметила она. -- Мы пожелали именно такой. -- Там что, есть хищники? -- спросила она, вглядевшись в саванну. -- Да, немного. -- Какие? -- Гиены. -- А более крупные? -- Никого крупнее нигде уже не осталось. -- Я все удивлялась, почему они на меня не нападают. -- Наверное потому, что вы здесь непрошенный гость. -- Вы меня отправите обратно в Хейвен одну? - нервно спросила она, проигнорировав мой ответ. -- Я дам вам защитный амулет. -- Предпочитаю эскорт. -- Очень хорошо. -- Гиены такие уродливые, -- заметила она, вздрогнув. -- Я видела их однажды, когда мы наблюдали за вашим миром. -- Они очень полезные животные, -- возразил я, -- потому что приносят множество знамений, как добрых, так и плохих. -- В самом деле? Я кивнул. -- Сегодня утром гиена принесла мне плохое. -- И что же? -- полюбопытствовала она. -- И вот вы здесь. Она рассмеялась. -- Мне говорили, что вы очень умный старик. -- Те, кто вам это сказал, ошибаются. Я всего лишь дрях- лый старик, сидящий перед своей бома и наблюдающий за тем, как юноши пасут коров и козлов. -- Вы дряхлый старик, закончивший с отличием Кембридж, а потом и две аспирантуры в Йельском университете, -- возразила она. -- Кто вам это сказал? -- Не вы один читаете чужие биографии, -- улыбнулась она. Я пожал плечами. -- Ученые степени не помогли мне стать лучшим мундумугу. Только время на них потерял. -- Вы постоянно произносите это слово. Что означает "мун- думугу"? -- Можете назвать такого человека шаманом. Но на самом деле мундумугу, хоть он иногда занимается колдовством и толку- ет знамения, есть хранитель объединенной мудрости и традиций своего народа. -- Похоже, у вас интересная профессия. -- Да, в ней есть определенные компенсации. -- И к_а_к_и_е компенсации! -- воскликнула она с наигран- ным восторгом. Где-то вдалеке заблеяла коза, а юношеский голос прикрикнул на животное на суахили. -- Представить только, ведь в ваших руках жизнь и смерть любого обитателя Утопии! "Ну, вот, начинается", -- подумал я и сказал: -- Суть не в употреблении власти, мемсааб Итон, а в сох- ранении традиций. -- Я вам не верю, -- резко заявила она. -- На чем же основывается ваше неверие? -- На том, что если бы существовал обычай убийства ново- рожденных, то народ кикуйю вымер бы в течение одного поколе- ния. -- Если убийство младенца вызвало ваше недовольство, -- спокойно произнес я, -- то меня удивляет, почему вы до сих пор не подвергали сомнению наш обычай оставлять старых и немощных на съедение гиенам. -- Потому что старые и немощные люди сами соглашались на подобное обращение, хотя мы его совершенно не одобряем. Мы также знаем, что младенец никак не способен согласиться на собственную смерть. -- Она смолкла и пристально посмотрела на меня. -- Могу я спросить, почему был убит именно этот ребенок? -- Ради этого вы сюда и прибыли, верно? -- Меня прислали оценить ситуацию, -- ответила она, сма- хивая со щеки какое-то насекомое. -- Был убит новорожденный. Мы хотим знать причину. Я пожал плечами. -- Он был убит, потому что родился с ужасной тхаху. -- Тхаху? -- нахмурилась она. -- Что это такое? -- Проклятье. -- Он что, родился уродом? -- Нет, нормальным. -- Тогда на какое проклятье вы ссылаетесь? -- Он родился ногами вперед. -- И это все? -- изумилась она. -- Это все его проклятье? -- Да. -- Его убили только потому, что он родился ногами вперед? -- Когда избавляешься от демона, это не убийство, -- тер- пеливо пояснил я. -- Наши традиции учат, что ребенок, родив- шийся таким образом, на самом деле есть демон. -- Вы же образованный человек, Кориба. Как вы смогли убить совершенно здорового младенца и оправдать убийство ка- кой-то примитивной традицией? -- Вам не следует недооценивать силу традиций, мемсааб Итон. Однажды кикуйю уже отвернулись от своих традиций; в ре- зультате мы имеем механизированное, обнищавшее и перенаселен- ное государство, где живут не кикуйю, масаи, луо или вакамба, а некое новое, искусственное племя, называющее себя просто ке- нийцами. Мы, живущие на Кириньяге, и есть истинные кикуйю, и мы не повторим снова ту же ошибку. Если дождь не проливается вовремя, надо принести в жертву барана. Если правдивость чело- века вызывает сомнения, он должен предстать перед судом гита- ни. Если ребенок родился с тхаху, его следует умертвить. -- Значит, вы намерены продолжать убивать младенцев, ро- дившихся ногами вперед? -- Совершенно верно. По ее щеке скатилась капелька пота. Она посмотрела мне в глаза и сказала: -- Я не знаю, какой будет реакция Обслуживания. -- В соответствии с нашей хартией, Обслуживанию не разре- шается вмешиваться в наши внутренние дела, -- напомнил я. -- Все не так просто, Кориба. В соответствии с вашей хар- тией, любой член вашего общества, желающий его покинуть, имеет право на бесплатный полет в Хейвен, а там он или она может сесть на летящий к Земле корабль. -- Она помолчала. -- Была ли предоставлена убитому младенцу такая возможность? -- Я убил не младенца, а демона, -- возразил я, слегка поворачивая голову -- горячий ветерок разворошил пыль. Она подождала, пока ветер стихнет, прокашлялась. -- Вы ведь понимаете, что не всякий среди Обслуживания сможет согласиться с вашим мнением? -- Нас не волнует, что об этом подумает Обслуживание. -- Когда убивают невинных детей, мнение Обслуживания име- ет для вас первостепенное значение, -- возразила она. -- Я уверена, что вы не захотите защищать свои поступки перед судом Утопии. -- Вы здесь для того, чтобы, как вы сказали, оценить си- туацию, или же угрожать нам? -- спокойно спросил я. -- Чтобы оценить ситуацию. Но на основании предоставлен- ных вами фактов я могу сделать только одно заключение. -- В таком случае вы меня не слушали, -- сказал я и нена- долго закрыл глаза -- мимо пронесся еще один, более резкий по- рыв ветра. -- Кориба, я знаю, что Кириньяга была создана для того, чтобы вы смогли воспроизвести обычаи своих отцов... но вы, ра- зумеется, способны увидеть разницу между мучением животного во время религиозного ритуала и убийством человеческого ребенка. -- Это одно и то же, -- ответил я, покачав головой. -- Мы не можем изменить наш образ жизни только потому, что он вам неприятен. Однажды мы так поступили, и ваша культура за счи- танные годы разрушила наше общество. С каждой построенной фаб- рикой, с каждым новым рабочим местом на ней, с каждой воспри- нятой частицей западной технологии, с каждым обращенным в христианство кикуйю мы все больше и больше становились не те- ми, кем были предназначены стать. -- Я посмотрел ей в глаза. -- Я мундумугу, которому доверили сохранение всего, что делает нас кикуйю, и я не допущу, чтобы подобное случилось вновь. -- Существуют альтернативы. -- Но не для кикуйю, -- твердо заявил я. -- И все же они е_с_т_ь, -- не сдавалась она, настолько захваченная эмоциями, что даже не заметила ползущую по ее бо- тинку золотисто-черную многоножку. -- Например, годы, прове- денные в космосе, могут вызвать определенные физиологические и гормональные изменения в организме человека. Помните, вы ска- зали, когда я пришла, что мне сорок один год, и у меня нет де- тей? Это правда. Более того, многие женщины из Обслуживания тоже бесплодны. Если вы передадите нам обреченных на смерть детей, я уверена, что мы сможем найти им приемных родителей. Таким способом вы эффективно удалите их своего общества, не прибегая к убийству. Я могу поговорить на эту тему со своим начальством и почти уверена, что они одобрят подобный подход. -- Ваше предложение продуманное и оригинальное, мемсааб Итон, -- искренне произнес я. -- И мне очень жаль его откло- нять. -- Но почему? -- Потому что как только мы в первый раз предадим наши традиции, этот мир перестанет быть Кириньягой, и превратится еще в одну Кению -- скопище людей, неуклюже пытающихся притво- ряться теми, кем они не являются. -- Я могу поговорить на эту тему с Коиннаге и другими вождями, -- намекнула она. -- Они не ослушаются моих указаний, -- уверенно сказал я. -- Вы обладаете настолько большой властью? -- Настолько большим уважением, -- поправил я. -- Вождь обеспечивает выполнение закона, а мундумугу толкует сам закон. -- Тогда давайте обсудим другие варианты. -- Нет. -- Я пытаюсь избежать конфликта между Обслуживанием и ва- шими людьми. -- Отчаяние сделало ее голос хриплым. -- По-мое- му, вы могли хотя бы попытаться сделать шаг навстречу мне. -- Я не обсуждаю ваши мотивы, мемсааб Итон, но в моих глазах вы пришелец, представляющий организацию, не имеющую за- конного права вмешиваться в нашу культуру. Мы не навязываем Обслуживанию свою религию или мораль, и пусть Обслуживание то- же не навязывает свою религию и мораль нам. -- Это не так просто. -- Это именно настолько просто. -- Таково ваше последнее слово? -- Да. Она встала. -- В таком случае мне пора идти и писать отчет. Я тоже встал. Ветерок изменил направление и принес с со- бой запахи деревни: аромат бананов, запах котла со свежим пом- бе, и даже сладковатый запах крови быка, забитого еще утром. -- Как пожелаете, мемсааб Итон. Я позабочусь о вашем эскорте. Я подозвал мальчика, пасшего трех коз, и велел ему сбе- гать в деревню и прислать ко мне двоих юношей. -- Спасибо, -- поблагодарила она. -- Знаю, что причиняю вам неудобство, но просто не могу чувствовать себя в безо- пасности, когда вокруг бродят гиены. -- Не за что. Кстати, не желаете ли, пока мы ждем ваших сопровождающих, послушать сказку о гиене? Она непроизвольно вздрогнула. -- Они такие уродливые животные! -- сказала она с отвра- щением. -- Такое впечатление, будто у них сломаны задние но- ги. -- Она покачала головой. -- Нет, спасибо. Что-то мне не хочется слушать про гиен. -- Но э_т_а история будет для вас интересна. Она посмотрела на меня с любопытством, кивнула. -- Хорошо. Расскажите. -- Верно, что гиены животные уродливые, -- начал я, -- но когда-то, давным-давно, они были такими же красивыми и граци- озными, как импала. Однажды вождь кикуйю дал гиене молодого козла и попросил отнести его в подарок Нгаи, жившему на верши- не священной горы Кириньяга. Челюсти у гиены сильные, она сжа- ла ими козла и направилась к далекой горе. По пути туда она вошла в поселок, где жили европейцы и арабы. Там она увидела множество машин, ружей и прочих удивительных вещей, которых никогда раньше не видела. Восхищенная гиена остановилась пог- лазеть на эти чудеса. Один араб увидел, как гиена рассматрива- ет все вокруг, и спросил ее, не хочет ли она стать цивилизо- ванным человеком -- и когда гиена открыла рот, чтобы сказать "да", козел упал на землю и тут же убежал. Когда козел скрылся, араб рассмеялся и объяснил, что он просто пошутил, ведь гиена, конечно же, не может стать человеком. -- Сделав короткую паузу, я продолжил: -- Так вот, гиена пошла дальше к Кириньяге, и когда она добралась до вершины, Нгаи спросил ее про обещанного козла. Когда же гиена рассказала о том, что с ней произошло, Нгаи столкнул ее со скалы -- за то, что у нее хватило наглости поверить, будто она может стать человеком. Гиена не погибла, но задние ноги у нее покалечились, и Нгаи объявил, что отныне все гиены станут такими. А в напоминание об их глупости, когда они решили стать теми, кем они стать не могут, он заставил их смеяться дурацким смехом. -- Я вновь смолк и внимательно посмотрел на нее. -- Мемсааб Итон, вы не услышите, как кикуйю смеются дурацким смехом, и я не позволю им стать калеками вроде гиен. Вы меня поняли? Она ненадолго задумалась, затем посмотрела мне в глаза. -- По-моему, мы прекрасно друг друга поняли, Кориба. Тут как раз подошли двое юношей, и я попросил их проводить ее до корабля. Они отправились в путь через саванну, а я за- нялся своими обязанностями. Сперва я стал обходить поля, благословляя пугала. Поскольку за мной увязалась кучка малышей, я чаще обычного останавливался отдохнуть под деревьями, и они всякий раз упра- шивали меня рассказать сказку. Я рассказал им истории о слоне и буйволе, о том, как элморан масаев подрезал своим копьем ра- дугу, и поэтому она теперь не опирается на землю, почему де- вять племен кикуйю названы именами девяти дочерей Гикуйю, а когда солнце стало слишком горячим, отослал детей в деревню. После полудня я собрал мальчиков постарше и еще раз объ- яснил им, как они должны раскрасить лица и тело для предстоя- щей церемонии обрезания. Ндеми, тот самый, что требовал рассказать сказку о Кириньяге, захотел поговорить со мной нае- дине и пожаловался, что не сумел поразить копьем маленькую га- зель, а потом попросил заколдовать его копье, чтобы оно летело точнее. Я объяснил ему, что настанет день, когда ему придется выйти против буйвола или гиены с незаколдованным копьем, и что он должен еще потренироваться, и лишь потом приходить ко мне снова. Придется мне приглядывать за этим Ндеми, уж больно он порывист и бесстрашен; в старые времена из него получился бы великий воин, но сейчас в Кириньяге воинов нет. Если мы оста- немся такими же плодовитыми, то когда-нибудь нам потребуется больше вождей и второй мундумугу, и я решил присматривать за ним внимательнее. Вечером, поужинав в одиночестве, я вернулся в деревню, потому что Нджогу, один из наших юношей, собрался жениться на Камири, девушке из соседней деревни. Выкуп за невесту был дав- но оговорен, и обе семьи ждали меня для совершения церемонии. Нджогу, с разрисованным лицом и головным узором из стра- усовых перьев, очень волновался, когда подошел ко мне вместе с невестой. Я перерезал горло жирному барану, которого отец Ка- мири привел специально для этого, и повернулся к Нджогу. -- Что ты хочешь мне сказать? -- спросил я. Парень шагнул ближе. -- Я хочу, чтобы Камири пришла ко мне и стала обрабаты- вать землю моей шамбы, -- произнес он хрипловатым от волнения голосом традиционные слова, -- потому что я мужчина, и мне нужна женщина, чтобы присматривать за моей шамбой и окапывать корни растений на моих полях, и тогда они вырастут большими и принесут богатство в мой дом. Он плюнул на ладони в доказательство своей искренности, глубоко с облегчением вздохнул и шагнул назад. Я повернулся к Камири. -- Согласна ли ты возделывать шамбу для Нджогу, сына Му- чири? - спросил я ее. -- Да, тихо ответила она, склонив голову. -- Согласна. Я вытянул правую руку, мать невесты поставила на ладонь тыкву с помбе. - Если этот мужчина тебе не нравится, -- обратился я к Камири, -- я вылью помбе за землю. -- Не выливай его, -- ответила она. -- Тогда пей. Я протянул ей тыкву. Она взяла ее, сделала глоток и про- тянула Нджогу, который сделал то же самое. Когда тыква опусте- ла, родители Нджогу и Камири набили ее травой, подтвердив тем самым дружбу между родами. Зрители радостно закричали, барана потащили жарить, новое помбе появилось, словно по волшебству, и когда жених отвел не- весту в свою бома, люди праздновали до глубокой ночи. Они остановились лишь тогда, когда блеянье коз подсказало, что поблизости бродят гиены, и тогда женщины и дети разошлись по бома, а мужчины взяли копья и отправились в поля отпугнуть ги- ен. Когда я тоже собрался уходить, ко мне подошел Коиннаге. -- Ты говорил с женщиной из Обслуживания? -- Говорил. -- Что она сказала? -- Сказала, что не одобряет убийства детей, рожденных но- гами вперед. -- А что ей ответил т_ы? -- Сказал, что нам не требуется одобрения Обслуживания для совершения религиозных обрядов. -- И они прислушаются к твоим словам? -- У них нет выбора. И у н_а_с тоже нет выбора, -- доба- вил я. -- Если позволить им хотя бы в одной мелочи решать за нас, то вскоре они будут решать за нас все. Уступи им, и Нджо- гу и Камири станут давать свадебную клятву на Библии или Кора- не. Такое уже произошло с нами в Кении; мы не можем позволить, чтобы это повторилось в Кириньяге. -- Но они нас не накажут? -- не успокаивался он. -- Не накажут. Удовлетворенный, он зашагал к своей бома, а я по узкой извилистой тропинке пошел к себе. Возле загона со своими жи- вотными я остановился. В нем прибавились два козла -- дар от родителей жениха и невесты в благодарность за мои услуги. Че- рез несколько минут я уже спал. Компьютер разбудил меня за несколько минут до восхода солнца. Я поднялся, ополоснул лицо водой из тыквы и подошел к терминалу. Там было сообщение от Барбары Итон, краткое и по существу: "Обслуживание пришло к предварительному заключению о том, что инфантицид, какими бы причинами он ни оправдывался, есть прямое нарушение хартии Кириньяги. Никакие меры не будут при- няты в ответ на прежние нарушения. Мы также оцениваем вашу практику эвтаназии, и для этого в будущем могут потребоваться ваши показания. Барбара Итон" Через минуту ко мне прибежал посланник от Коиннаге с просьбой явиться на совет старейшин, и я понял, что вождь по- лучил такое же послание. Я закутался в одеяло и пошел к шамбе Коиннаге, состоящей из его бома, а также бома трех его женатых сыновей. Придя туда я увидел, что собрались не только местные старейшины, но и два вождя из соседних деревень. -- Ты получил послание от Обслуживания? -- спросил Коин- наге, когда я уселся напротив него. -- Получил. -- Я предупреждал тебя, что такое случится! Что нам те- перь делать? -- Жить, как жили прежде, -- невозмутимо ответил я. -- Мы не можем жить, как прежде, -- заявил один из соседских вождей. -- Они нам это запретили. -- У них нет права запрещать наши обычаи. -- В моей деревне есть женщина, которая скоро родит, -- продолжил вождь, -- и все признаки и знамения говорят о том, что у нее родится двойня. Обычаи указывают нам, что родившийся первым должен быть убит, потому что одна мать не может поро- дить две души. Но теперь Обслуживание запретило нам убивать детей. Что нам делать? -- Мы должны убить родившегося первым, потому что это бу- дет демон. -- И тогда Обслуживание заставит нас покинуть Кириньягу! -- с горечью воскликнул Коиннаге. -- Наверное, нам следует оставить ребенка в живых, -- до- бавил вождь. -- Это их удовлетворит и они оставят нас в покое. Я покачал головой. -- Они не оставят нас в покое. Они уже так заговорили о нашем обычае оставлять старых и немощных гиенам, словно это огромный грех перед их Богом. Если мы уступим им в одном, настанет день, когда придется уступить и в другом. -- А что в этом такого плохого? -- не унимался вождь. -- У них есть лекарства, каких нет у нас. Может быть, они даже тебя способны сделать вновь молодым. -- Вы не поняли, -- сказал я, вставая. -- Наше общество не есть мешанина из людей, обычаев и традиций. Нет, это слож- ная система, в которой каждая часть зависит от другой, подобно животным и растениям в саванне. Если вы сожгете траву, то убь- ете не только импалу, которая на ней пасется, но и хищника, который охотится на импалу, а заодно стервятников и марибу, что кормятся трупами умерших хищников. Нельзя уничтожить часть, не уничтожая целого. Я помолчал, чтобы они обдумали сказанное, и продолжил: -- Кириньяга подобна саванне. Если мы перестанем остав- лять старых и немощных гиенам, те начнут голодать. Если гиены начнут голодать, травоядные настолько размножатся, что для на- шего скота не останется свободных пастбищ. Если старые и не- мощные не умрут тогда, когда это решит Нгаи, то вскоре у нас не хватит на всех еды. Я поднял палочку и уравновесил ее на вытянутом пальце. -- Эта палочка -- народ кикуйю, а мой палец -- Кириньяга. Они в равновесии. -- Я посмотрел на соседского вождя. -- Но что случится, если я нарушу равновесие и нажму пальцем здесь? -- спросил я, показав на кончик палочки. -- Палочка упадет. -- А здесь? -- Я показал на точку в дюйма от пальца. -- Тоже упадет. -- То же самое и с нами, -- пояснил я. -- Уступим ли мы в одном месте, или в нескольких, результат окажется одинаковым: кикуйю упадут, как упадет эта палочка. Неужели прошлое нас ни- чему не научило? Мы д_о_л_ж_н_ы соблюдать наши обычаи; это все, что у нас есть! -- Но Обслуживание нам этого не позволит! -- запротесто- вал Коиннаге. -- Они не воины, а цивилизованные люди, -- сказал я, до- бавив в голос немного презрения. -- Их вожди и мундумугу не пошлют своих людей в Кириньягу с ружьями и копьями. Они начнут заваливать нас предупреждениями и заявлениями, а когда из это- го ничего не получится, обратятся в суд Утопии, и суд будет много раз откладываться, а заседания происходить снова и сно- ва. -- Я увидел, как они, наконец, расслабились, и уверенно улыбнулся. -- Каждый из вас давно умрет под грузом лет, прежде чем Обслуживание решится перейти от слов к делу. Я ваш мунду- мугу; я жил среди цивилизованных людей и то, что я сейчас ска- зал -- правда. Соседский вождь встал и повернулся ко мне: -- Я пошлю за тобой, когда родятся близнецы. -- Я приду, -- пообещал я. Мы поговорили о других делах, потом старейшины побрели в свои бома, а я задумался о будущем, которое видел яснее, чем Коиннаге или старейшины. Побродив по деревне, я отыскал юного храброго Ндеми, ме- тавшего копье в травяное чучело буйвола. -- Джамбо, Кориба! -- поздоровался он. -- Джамбо, мой храбрый юный воин. -- Я учусь, как ты и велел. -- Помнится, ты собирался охотиться на газелей, -- заме- тил я. -- Газели для детей. Я пойду охотиться на буйвола мбого. -- У мбого может оказаться на этот счет другое мнение. -- Тем лучше, -- уверенно ответил он. -- У меня нет жела- ния убивать животное, которое от меня убегает. -- И когда ты пойдешь охотиться на могучего мбого? -- Когда мое копье станет более точным. -- Он пожал пле- чами и улыбнулся. -- Может, и завтра. Я задумчиво посмотрел на него и сказал: -- До завтра еще долгий путь. А у нас есть дело сегодня вечером. -- Какое дело? -- Ты должен найти десять своих друзей, еще не достигших возраста обрезания, и велеть им прийти к пруду на северной опушке леса. Они должны прийти туда после захода солнца, и пе- редай им, что мундумугу Кориба приказал не говорить никому, даже родителям, что они туда идут. Ты все понял, Ндеми? -- Все. -- Тогда иди. И передай им мои слова. Он вытащил копье из соломенного буйвола и быстро зашагал в деревню -- молодой, высокий, сильный и бесстрашный. Ты -- наше будущее, думал я, глядя ему вслед. Ни Коинна- ге, ни я, ни даже молодой жених Нджогу, потому что их время настало и прошло еще до начала битвы. От тебя, Ндеми, будет зависеть выживание Кириньяги. Когда-то давно кикуйю пришлось сражаться за свою свободу. Объединившись вокруг вождя Джомо Кенийатта, чье имя боль- шинство твоих предков успело позабыть, мы принесли в Мау-Мау страшную клятву, и мы калечили, убивали и совершали такие зверства, что в конце концов дошли до Ухуру, потому что против такой жестокости у цивилизованного человека нет другой защиты, кроме отступления. А сегодня ночью, юный Ндеми, когда твои родители заснут, ты и твои друзья встретятся со мной в чаще леса и узнаете об последней традиции кикуйю, потому что я призову не только силу Нгаи, но и неукротимый дух Джомо Кенийатты. Вы произнесете слова ужасной клятвы и совершите жуткие поступки, чтобы дока- зать свою верность, а я, в свою очередь, научу каждого из вас, как принимать эту же клятву от тех, кто придет вам на смену. Есть время для всего: для рождения, для возмужания, для смерти. Есть, без сомнения, и время для Утопии, но ему при- дется подождать. Потому что для нас настало время Ухуру.