V Петроний, по своему обыкновению, проснулся с рассветом. Спина и плечи его ныли; за долгие годы, что он спал на мягких перинах -- не только в городе Видессе, но и в поле, -- тело его отвыкло от постелей в виде раскатанного одеяла. Ему повезло больше, чем большинству оставшихся его соратников, -- у него остался шатер, кое-как защищающий от ночного холода. Их палатки были теперь добычей армии Криспа. -- Крисп! -- В устах Петрония это имя превратилось в проклятие. Проклинал он и себя -- за то, что сначала взял Криспа к себе на службу, а потом представил Анфиму. Он вообразить себе не мог, что влияние Криспа на его племянника сравняется с его собственным, -- пока однажды не обнаружил себя бритоголовым монахом в обители святого Скирия. Петроний машинально пригладил волосы. Только теперь, почти через год после побега, поросль на его голове была вновь достойна мужчины. Он представить себе не мог, что Крисп осмелится захватить трон или, захватив, сохранить за собой, -- он был уверен, что вся империя соберется под его знамена. Но все оказалось иначе. Петроний проклял себя еще раз -- за то, что оставил толстого дурака Маммиана на ключевой, как оказалось, позиции. И вместе с этим толстым дураком Крисп разбил его дважды -- и уж этого, видит благой бог, Петроний не мог представить себе даже в кошмарном сне! Только теперь, едва ли не слишком поздно, до бывшего Севастократора начало доходить, насколько же он недооценил Криспа и его умение управлять людьми. Петроний сжал кулаки. -- Нет, Фосом клянусь, еще не поздно! -- произнес он вслух. Он встал, употребил по назначению ночной горшок - наверное, последний во всей армии -- и облачился в императорские одежды. Вид предводителя в одеяниях, принадлежащих ему по праву, вселит в войско боевой дух, -- решил он. Пригнувшись, он вышел из шатра, подошел к привязанному рядом коню и вскочил в седло. Это наполнило его гордостью -- пусть ему почти шестьдесят, но он еще всадник! Петроний сардонически усмехнулся, вспомнив Гнатия, дрожавшего от страха на любой скотине ростом повыше мула. Но по мере того, как Петроний объезжал лагерь, улыбка его таяла. Многие годы он учился определять настроение войска, и то, что он видел сейчас, ему совсем не нравилось. Солдаты были беспокойны, обескуражены; они боялись глянуть ему в глаза -- очень дурной знак. А когда один из слодат все же осмелился повернуться к нему, взгляд его понравился Петронию еще меньше. -- Что выпучился, лед тебя побери? -- рявкнул он. Рядовому явно было страшновато отвечать в одиночку. -- П-прошу прощения вашего величества, но почему ваше величество надели черные сапоги к мантии и короне? -- Ты с ума сошел? -- Петроний вытащил из стремени левую ногу и пнул ею воздух. -- Этот сапог цвета задницы после доброго дня скачки. -- Еще раз прошу прощения вашего величества, но по мне, так он черный. И правый -- тоже, ваше величество. Лед меня побери, если я лгу. -- Ты хочешь сказать, что я черного от красного отличить не могу? -- опасным голосом осведомился Петроний. Он вновь оглядел оба сапога -- самый что ни на есть алый цвет, тот самый, что полагалось носить императорам. Петроний видел такие сапоги на своем отце, брате и племяннике; их оттенок был знаком ему, как собственная ладонь, -- не лицо, ибо в зеркало он не заглядывал месяцами. Вместо того, чтобы ответить императору впрямую, солдат обратился за поддержкой к приятелям: -- Парни, скажите его величеству, какого цвета эти сапоги? -- Черные! -- воскликнули солдаты в один голос. Настала очередь Петрония пялиться на них; солдаты явно не шутили. -- Нехорошо это, что император носит простецкие сапоги с мантией и всякими императорскими одеждами, -- добавил один солдат. -- Да, это недобрый знак, -- согласился второй, и все дружно очертили на груди солнечный круг Фоса. Петроний опять осмотрел свои сапоги. Те по-прежнему казались ему красными. Если его солдатам кажется иначе... Петроний вздрогнул. Воистину недобрый знак -- словно он не имеет права на императорский трон. Он скрежетнул зубами при мысли о том, что Фос отвернулся от него, оказав свою милость этому выскочке Криспу... Стоило имени соперника промелькнуть в мыслях Петрония, и тот понял, что подстроил это знамение отнюдь не Фос. -- Скепарн! -- окликнул он чародея, и, когда тот не появился, взревел во весь голос: -- Скепарн!!! Колдун протолкался через строй солдат. Был он худ и высок, имел тощую, вытянутую физиономию, навощенную бородку и самые длинные пальцы, какие Петронию только приводилось видеть. -- Чем могу служить вашему величеству? -- спросил он. -- Какого цвета мои сапоги?! -- потребовал ответа Петроний. Ему редко приводилось видеть Скепарна ошарашенным, но сейчас чародей сморгнул и даже отступил на полшага. -- Мне, ваше величество, они видятся алыми, -- осторожно ответил он. -- Мне тоже, -- подтвердил Петроний. Но прежде чем он выговорил эти два слова, солдаты загомонили, утверждая, что сапоги черные. -- Молчать! -- взревел император и обратился к Скепарну: -- По-моему, Крисп зачаровал их, этот вонючий сын гадюки!.. -- А-а... -- Скепарн наклонился вперед, точно башня после землетрясения. -- Да, это был бы хитрый ход, не так ли? -- Руки его уже сплетались в немыслимых пассах; пальцы колдуна только что не завязывались узлом. -- Сапоги покраснели, ваше величество! -- воскликнули внезапно солдаты. -- Вот видите! -- торжествующе рявкнул Петроний. -- Изящнейшее заклятье, и весьма хитроумное, -- сообщил Скепарн с видом знатока. -- Оно не только не имело влияния на вас, но было незримо также и для тех, кто мог окинуть ваши одежды волшебным зрением, возможно, затрудняя тем обнаружение и позволяя заклятью произвести как можно больше сумятицы. -- Очень мило, мать его! -- огрызнулся Петроний и, повысив голос, обратился к солдатам: -- Видите, мои герои -- в этом нет знамения! Это лишь работа проклятого Криспа, пытающегося запутать вас, заставить шарахаться от каждой тени. Всего лишь базарный трюк, и бояться его не стоит. Он подождал, ожидая радостных криков. Криков не последовало, но Петроний упрямо продолжил объезжать лагерь, точно слышал их со всех сторон: махал солдатам рукой, поднимал коня на дыбы и гарцевал. -- Откуда нам знать -- а не были ли те сапоги черными, пока колдун их не зачаровал? -- спросил один солдат другого, когда Петроний проезжал мимо. Император не остановился, но по лицо у него было такое, будто он только что получил копьем в живот. Трокунд пошатнулся, но удержался на ногах. -- Они сломили чары, -- выдохнул он. -- Ради бога благого, дайте мне вина. -- По лицу чародея стекал липкий пот. Крисп самолично налил ему полный кубок. -- И каков результат? -- Понятия не имею, -- ответил Трокунд, осушив кубок одним глотком. -- Вы же знаете, ваше величество, -- если солдаты полностью верны Петронию, то не обратят внимания, а если колеблются, то им каждая мелочь дурным знаком примерещится. -- О да. -- Крисп все больше убеждался, что искусство правления тоже относится к области магии, только не той, что изучают чародеи. То, что подданные думают о своем правителе, оказывается подчас важнее, чем то, каков он на самом деле. -- Попробовать еще раз после обеда, ваше величество, или завтра утром? -- спросил Трокунд. Подумав, Крисп покачал головой. -- Так мы только убедим противника в том, что это наше чародейство. А если чудо случается один раз, ни в чем нельзя быть уверенным. -- Как пожелаете, -- ответил Трокунд. -- А что теперь? -- Пусть Петроний поварится пару дней в собственном соку, -- ответил Крисп. -- А когда я нанесу удар, пусть побережется. Здешние крестьяне уже сообщили мне обо всех перевалах, а у Петрония не хватит солдат перекрыть их все. Если он не двинется с места, я могу оставить здесь достаточно солдат, чтобы перекрыть ему выход на равнину, а сам ударю по нему сзади остальными силами. -- А если он отступит? -- Если он побежит сейчас, после двух поражений, он мой, -- ответил Крисп. -- Останется только поймать его. Покуда Петроний варился в собственном соку, Крисп несколько дней изучал донесения, непрерывной струйкой шедшие из столицы. Он одобрил торговый договор с Хатришем, внес в закон о наследовании несколько изменений, прежде чем приложить к нему свою печать, отменил один смертный приговор, где улики показались ему шаткими, и оставил в силе второй. Он написал Мавру письмо о второй своей победе и прочел многословные отчеты побратима о последних событиях в городе Видессе. Сколько он мог судить по этим донесениям и коротким запискам Дары, Фостий рос здоровым, хоть и некрупным. Криспа это радовало и успокаивало: никогда нельзя сказать заранее, сколько проживет младенец. Кроме того, Мавр слал донесения и о ходе войны с Арвашем Черным Плащом. Их Крисп перечитывал по нескольку раз. Упреждающий удар Агапета захлебнулся, но генерал все еще стоял на вражеской земле. Крисп надеялся, что крестьяне на северной границе смогут спокойно собрать урожай. Приходили из города и другие свитки. Запечатанные синим воском Крисп открывал с ужасом, потому что каждый раз ему приходилось читать, как Пирр сместил очередного священника или настоятеля за провинности все более мелкие. Изгнать проповедника из храма лишь за коротко постриженную бороду... Крисп решил, что это уж слишком. Он написал патриарху несколько писем, в которых все более откровенно призывал его к умеренности. Но слово "умеренность", казалось, было незнакомо бывшему настоятелю. Криспа засыпали письма от священников изгнанных, священников, опасающихся изгнания, и знатных жителей нескольких городов, ищущих защиты для своих иерархов. Криспу все больше и больше жалел, что не мог оставить вселенским патриархом Гнатия. Он никогда бы не подумал, что так разочаруется в одном из самых верных своих сторонников. Но все же Пирр ревностно поддерживал Криспа. Подумав, император решил оставить патриарха-фанатика на посту, пока не разделается с мятежом Петрония. Он послал полк Саркиса перекрыть перевал, которым бежал самозваный император, а остальную армию повел на северо-запад, другим проходом, чтобы выйти противнику в тыл. Они едва начали подниматься на второй перевал, как примчался на загнанном, роняющем пену коне гонец от Саркиса. Посланник дышал так тяжело, словно пробежал всю дорогу сам. -- Возрадуйтесь, ваше величество! -- крикнул он. -- Возрадуйтесь, мы победили! -- Победили? -- Крисп уставился на него. -- Ты хочешь сказать, что Саркис одолел перевал? -- Такой удачи он и ожидать не мог. Петроний славился умением находить оборонительные позиции. Горстка упорных бойцов могла много дней удерживать перевал, если по ней не ударить с тыла. Но гонец сказал иное. -- Господин Саркис просил передать, что мятежники, похоже, легли брюхом кверху. Одни бежали, другие сдаются в плен. Сражения не будет. -- Боже благой, -- прошептал Крисп, раздумывая, насколько помогло в этом чародейство и помогло ли вообще. "Надо будет расспросить пленников", -- напомнил он себе, прежде чем более срочные дела изгнали эту мысль. -- Что стало с Петронием? Он сдался? -- Нет, ваше величество. Ни следа -- ни его, ни Гнатия. Господин Саркис просит вас поторопиться, чтобы окружить как можно больше дезертиров. -- Хорошо. -- Крисп повернулся к Твари, капитану халогаев-телохранителей. -- Сядете ли вы на вьючных лошадей, отважный господин, чтобы мы двигались быстрее? Твари переговорил со стражниками на неторопливом, певучем халогайском языке. Те радостно закричали в ответ, ухмыляясь и потрясая топорами. -- О да, -- ответил Твари без особой на то нужды. -- Боя мы никогда не пропустим. -- Отлично. -- Крисп отдал приказ сигнальщикам. Колонна остановилась ненадолго, пока обозники снимали тюки с нескольких вьючных лошадей и перекладывали груз на остальных. Пытавшихся помочь солдат отгоняли -- лишенные опыта в вязании узлов и укладке тюков, те только путались бы под ногами. Трубачи проиграли "рысью!". Армия вновь двинулась вперед. Халогаи были никудышными всадниками, но большинство все же исхитрилось не свалиться со своих скакунов и двигаться в нужном направлении. "Большего от них и не требуется", -- подумал Крисп. Сражаться они все равно станут пешими. -- Как по-твоему, что станет делать Петроний теперь, после разгрома? -- спросил Крисп Маммиана. Толстяк задумчиво подергал бородку. -- Некоторые неудачливые мятежники могли бы бежать в Макуран, но я не представляю, чтобы Петроний таскал каштаны из огня для Царя царей. Он скорее с утеса спрыгнет. Это, кстати, для него тоже выход, ваше величество -- чтобы вы не смогли глумиться над ним. -- Я не стал бы глумиться, -- ответил Крисп. Маммиан задумчиво глянул на него. -- М-мм... наверное. Но он на вашем месте стал бы точно, а каждый судит других по себе. Но скорее всего Петроний попытается забиться в какую-нибудь нору и вредить вам оттуда, чем сможет. Дайте подумать... Была тут неподалеку старинная крепость, названием... как бишь ее, обледенелую?! Антигонос, вот. Неплохое место, получше многих других. -- Туда и направимся, -- решил Крисп. -- Дорогу знаешь? -- Найти смогу, но, честно говоря, у вас найдутся проводники и получше. После нескольких вопросов Крисп выяснил, что генерал более чем прав. К Антигоносу армию повели несколько пехотинцев родом из здешних мест. Поначалу Крисп волновался: а что, если Петроний направился вовсе не в Антигонос? -- потом прекратил волноваться; путь войска так или иначе должен был пересечься с дорогой, выбранной беглыми мятежниками. По дороге они нагнали несколько отрядов рассеявшихся мятежников. Самозваного императора среди них не было, и никто из пленных не признавался, что знает, куда делся Петроний. По их словам выходило, что тот вместе со своими ближайшими приспешниками просто сбежал из лагеря прошлым утром, оставив свою армию на произвол судьбы. -- Если бы я знал, что эта скотина нас бросит, -- горько промолвил один из пленных, -- в жизни бы не пошел за ним! -- Для Петрония важнее всего собственная шея, -- заметил Маммиан. Вспомнив прежние свои встречи с бывшим Севастократором, Крисп не мог не согласиться. Крепости Антигонос армия достигла незадолго до заката. Крепость стояла на высоком холме, озирая окрестности, точно стервятник с ветки сухого дерева. Окованные железом створки ворот были захлопнуты; за стенами поднималась в небо тонкая струйка дыма из очага. -- Из трубы идет дымок -- видно, варится обед, -- пробормотал Крисп. -- Здесь нас встретят или нет? Маммиан за его спиной коротко хохотнул. Крисп повернулся к сигнальщику: -- Труби "переговоры". Сигнал прозвучал несколько раз, прежде чем на стене крепости возникла чья-то фигура. -- Сдаетесь? -- спросил Крисп. Небольшое чародейство Трокунда пронесло его голос дальше полета стрелы. -- Я обещаю прощение солдатам, а Петронию и Гнатию -- безопасное возвращение в монастырь. -- Я никогда не предамся в твои руки, мерзавец! -- ответил стоящий на стене. Крисп вздрогнул, узнав голос Петрония, разносившийся так же далеко. "Что ж, -- подумал Крисп, -- я знал, что он таскает при себе колдуна, с тех пор, как тот снял чары с сапог". Он машинально взялся за амулет, который носил вместе с золотым на счастье. Петроний использовал колдовство не только для того, чтобы усиливать свой голос. Без Трокунда Крисп побоялся бы так приближаться к противнику. -- Я мог приказать казнить тебя в тот час, когда принял корону. -- Может, так и стоило сделать. Крисп пожал плечами и продолжил: -- Я не жажду твоей крови. Поклянись, что проведешь остаток дней среди монахов, и оставь империю мне. -- Мою империю?! -- взревел Петроний. -- Твоя империя -- крепость, куда ты забился, -- ответил Крисп. -- Весь остальной Видесс признает мою власть -- и власть моего патриарха. -- Раз уж он не может избавиться от Пирра, надо его использовать -- хотя бы для того, чтобы позлить Петрония. -- Да в лед твоего патриарха, Фосом опоенного маньяка! Крисп усмехнулся. Хоть в чем-то они с Петронием согласны. Однако Крисп не собирался дать знать об этом сопернику. -- Ты заперт так же надежно, как в обители святого Скирия. Как ты собираешься выбраться? Мог бы сдаться и уйти в монастырь. -- Никогда! -- Петроний сошел со стены, но его ругань оставалась слышна. Вероятно, самозванец заметил это и отдал приказ чародею, потому что проклятья прервались на полуслове. Крисп кивнул Трокунду, и тот прочел короткое заклинание. -- Да, вытащить его оттуда будет нелегко. -- Теперь слова Криспа звучали не громче обычного. -- Без осадных орудий -- да, а их у нас нет, -- ответил Маммиан. -- Разве что голодом его уморим. Стоявший рядом Ризульф смотрел на стену, откуда только что сошел Петроний. Он покачал головой. -- У него там припасов на несколько месяцев. Всю зиму он укреплял крепость на случай, если судьба обернется против него. -- Очень умно с его стороны. -- Маммиан покосился на крепостные стены Антигоноса. -- Он почти так хитер, как о себе мнит. -- Тогда пошлем за осадными машинами, благим богом клянусь, и будем сидеть вокруг, пока не выкурим его оттуда! -- сказал Крисп. -- Если Петроний хочет поиграть в Автократора, пока тараны не пробьют стену, я не против. -- Возможно, Петроний только и ждет, что вы останетесь тут, -- заметил Трокунд. -- Помните, однажды он пытался убить вас чародейством. Повторить попытку будет проще, когда вы рядом. А мы только что видели, что его колдун пока при нем. -- А я не могу уехать, пока Петроний не схвачен, если хочу сохранить собственную армию, -- ответил Крисп. Маммиан и Ризульф разом отдали честь и недоуменно воззрились друг на друга. -- Пусть вас и не учили властвовать, ваше величество, -- сказал Маммиан, -- но у вас врожденный талант. -- Может быть. -- Крисп постарался скрыть удовлетворение. Он повернулся к Трокунду: -- Надеюсь, что ты защитишь меня надежнее, чем в тот раз. -- О да, ваше величество, конечно. В тот раз я в спешке использовал временные талисманы и благодарю бога благого и премудрого, что их силы оказалось достаточно. Но с тех пор, как вы овладели троном, мы с товарищами окружили вас куда более мощными апотропными инкантациями. -- Чем-чем? -- Криспу захотелось проверить, сумеет ли маг повториться, не запнувшись. Но Трокунд предпочел объяснить. -- Охранными чарами, ваше величество. Надеюсь, что их будет достаточно. В чародействе никогда нельзя быть ни в чем уверенным. -- Кстати, мы не уверены даже, станут ли Петроний и его чародей вообще нападать на меня, -- заметил Крисп. -- Станут, ваше величество, -- уверенно заявил Ризульф. -- Другого случая стать Автократором ему не представится. -- Ну, если так посмотреть... -- Крисп озабоченно пощелкал языком. -- Да, наверное. Но я останусь, так или иначе. Трокунд охранит меня. -- Он не стал упоминать, что, если он вернется в город Видесс, Петроний может переманить на свою сторону часть солдат и вновь вырваться на свободу. -- Может быть, -- с надеждой сказал Маммиан, -- у него не хватило времени наполнить цистерны. Лето в здешних местах жаркое и сухое. Если нам повезет, его люди скоро взбунтуются от жажды. -- Может быть. -- Но Крисп в этом сильно сомневался. Он уже убедился, что как стратег Петроний был ему ровней. Но как армейский снабженец бывший Севастократор оставался несравненен. Если он скрылся в Антигоносе, то крепость готова выдержать любую осаду. Крисп приказал разбить лагерь вокруг холма, на котором стояла крепость. Днем и ночью он отправлял своих людей в ложные атаки, стремясь измотать защитников крепости. Трокунд измотался сам, накладывая одни за другими защитные чары на Криспа и армию в целом. То, что чародей Петрония выжидал, только убеждало Трокунда, что удар его будет страшен. Тянулись дни осады. Жрецы-целители больше занимались кровавым поносом, чем кровавыми ранами. Гонец принес Криспу весть, что осадный поезд из таранов и катапульт выехал из города Видесса и движется к Антигоносу. Под белым щитом перемирия к воротам крепости вышел офицер и прочел письмо вслух, прибавив: "Берегитесь, мятежники! Близится ваш роковой час!" Приспешники Петрония со стен осыпали его насмешками. Трокунд удвоил предосторожности, увешав Криспа амулетами и талисманами так, что цепочки казались тяжелее любой кольчуги. -- Да как мне во всем этом спать? -- жаловался Крисп. -- Те, что не колют спину, в бок упираются! -- Ваше величество, -- с терпением мученика ответил Трокунд, -- Петроний прекрасно знает, что, когда прибудут осадные машины, ему не продержаться и дня. Поэтому он определенно попытается уничтожить вас до этого срока. Мы должны быть готовы ко всему. -- Я буду не только готов, я горбат к этому времени буду, -- ответил Крисп. Мученический взор Трокунда не смягчился. Император воздел руки к небесам и ушел, слегка позвякивая на ходу. Тем вечером, пытаясь заснуть в своем шатре, Крисп вертелся и крутился, пока кристалл аметиста не уткнулся острием ему под лопатку. Крисп выругался, потер пострадавшее место; когда он отнял руку от спины, пальцы его были испачканы кровью. -- Ну все, -- рявкнул он, -- с меня хватит! Крисп вскочил с кровати, откинув легкое шелковое покрывало, сорвал дерзкий талисманчик и швырнул на пол. Звякнули другие амулеты, кольцом окружавшие ложе. Немного успокоившись, но все еще тяжело дыша, Крисп лег. -- Может, Петрониев колдун и попробует меня убить этой ночью, -- пробормотал он, -- но хрусталиком больше или меньше -- неважно. По крайней мере, я хоть умру, выспавшись. Но гнев не давал ему заснуть даже без колючего амулета, Крисп ворочался, вертелся, то задремывая, то просыпаясь вновь. Спина ныла. Ближе к рассвету его разбудил слабый хруст. Крисп нахмурился, еще на открыв глаз, -- звук раздался совсем близко, словно внутри шатра. Слуга, разбудивший императора посреди ночи -- особенно такой мерзкой ночи, -- пожалеет, что на свет родился. Но тот, кто стоял в трех шагах от кровати, не был слугой. Он был одет в черное -- даже лицо покрывала сажа -- и сжимал в руке длинный кинжал. А под башмаком его поблескивали осколки раздавленного талисманчика. Если бы не разбросанные по шатру амулеты, Крисп не узнал бы о приближении убийцы, пока нож не вонзился бы между его ребер. Лицо наемного убийцы исказилось, когда он понял, что император не спит. Он бросился на Криспа. Император швырнул в лицо нападавшему смятое покрывало и заорал благим матом. Снаружи зашумели в ответ халогаи. Пока убийца выпутывался из покрывала, Крисп намертво вцепился в руку с ножом. Противник лягнул его в голень так, что у Криспа лязгнули зубы. В ответ он попытался пнуть убийцу в пах, но тот извернулся, и удар пришелся в бедро. Противник попытался вывернуться из захвата, но Крисп недаром с юношеских лет учился борьбе. Он держал врага крепко. Пусть противник вертится, как хочет, пока не может орудовать кинжалом. Хлюп! Топор звонко рассек плоть; звук удара наполнил шатер, отдавшись у Криспа в ушах. Горячая кровь плеснула Криспу на живот. Убийца дернулся и обмяк. Запахло выгребной ямой. Кинжал упал на землю, и Крисп отпустил мертвое тело. -- Твое величество! -- воскликнул Вагн, с ужасом глядя на забрызганного кровью Криспа. -- Ты ранен? -- Нет, если он мне ногу не сломал, -- ответил Крисп, пробуя пострадавшую конечность в действии. Больнее не стало, из чего император заключил, что перелома все же нет. Он глянул на лежащий в кровавой луже труп и присвистнул: -- Благим богом клянусь, Вагн, ты из него едва двоих не сделал. Словно не слыша похвалы, халогай повесил голову и сунул Криспу свой окровавленный топор: -- Убей меня, твое величество, прошу тебя. Я не сумел охранить тебя от этого, этого... -- Не найдя в видесском достаточно хулительного слова, он нагнулся и плюнул мертвому убийце в лицо. -- Убей меня, прошу. Крисп понял, что Вагн говорит всерьез. -- Я этого не сделаю. -- Тогда мне нет чести, -- Вагн выпрямился; на лице его застыла абсолютная рашимость. -- Раз ты не даруешь мне сего утешения, я убью себя сам. - Нет, ты... -- Крисп оборвал себя, прежде чем успел обозвать Вагна идиотом. Переполненный стыдом северянин просто согнулся бы под бранными словами, как солдат под градом стрел, думая, что заслуживает любого оскорбления. Крисп постарался изгнать из памяти ужас ночной схватки и мыслить логично. Жестокая халогайская честь обычно бывала ему весьма полезна; сейчас надо было найти способ обойти ее. -- Если не ты охранил меня, то кто же? -- спросил он. -- Убийца лежит у моих ног, и я не убивал его. Вагн покачал головой. -- Это неважно. Он не должен был и близко подойти к твоему шатру. -- Ты стоял у входа, а он, наверное, прокрался сзади, прорезав стену. -- Крисп еще раз глянул на скорченный труп и попытался представить себе, каково было, даже несмотря на маскирующую одежду, выползать из крепости и красться через вражеский лагерь в самое его сердце. -- Это был по-своему храбрый человек. Вагн сплюнул снова. -- Это был подлый убийца. Он должен был умереть медленнее и страшнее, чем я ему позволил. Прошу, твое величество, последний раз молю, убей меня, чтобы я умер достойно. -- Нет, чтоб ты обледенел! -- рявкнул Крисп. Вагн медленно развернулся и шагнул к выходу. Крисп понял, что если халогай сейчас выйдет, то живым не вернется. -- Стой, -- торопливо сказал он. -- Я знаю, что тебе делать -- как вернуть утерянную честь. -- Мне этого не сделать, -- объявил Вагн. -- Выслушай меня, -- сказал Крисп, и, когда Вагн сделал еще один шаг к выходу, взорвался: -- Слушай, я тебе приказываю! -- Халогай неохотно остановился. -- Вот что ты сделаешь: отсеки этому парню голову и -- если пожелаешь, безоружным -- отнеси ее к воротам Антигоноса и оставь там, чтобы Петроний знал, какая судьба постигла убийцу. Вернет ли это твою честь? Несколько минут Вагн молчал, отчего нарастающий за стенами шатра ропот казался еще громче. Потом халогай с ворчанием опустил топор на шею убийцы. В невысоком шатре ему негде было по-привычному размахнуться, и голова отлетела лишь с третьего или четвертого удара. Крисп отвернулся. Накинув тунику, он вышел, чтобы показать армии, что еще жив. Солдаты, разбуженные его отчаянным воплем, встретили рассказ императора гневными криками. Крисп уже завершал свою историю, когда из шатра вышел Вагн, держа за волосы голову неудачливого убийцы. Солдаты приветствовали стражника так радостно, что Вагн удивленно моргнул. Одобрение товарищей сослало то, что не смогла сделать похвала Автократора: он выпрямлялся на глазах. Молча он двинулся к крепости Антигонос. -- Обожди, -- посоветовал Крисп. -- Сделай это днем, чтобы Петроний видел, какой подарок ты ему приготовил. -- О да, -- согласился Вагн после минутного раздумья. -- Я подожду. -- Он положил голову в пыль и потыкал носком башмака. -- И он -- тоже. -- Шутка показалась Криспу несколько безвкусной, но он был рад и тому, что халогай снова шутит. К императору протолкался Трокунд. -- Мы были правы, решив, что Петроний попытается предательски убить вас, -- заметил он, -- ошиблись только, предполагая, что он предпочтет чародейство коварству. Однако понадейся мы на убийц обычного рода, он, без сомнения, нанес бы удар волшебством. -- Вероятно, так и есть, -- ответил Крисп. -- Можете порадоваться, чародейный господин -- без ваших амулетов я был бы уже мертв. -- Что вы имеете в виду? -- Трокунд потер бритый затылок. -- Ведь Петроний подослал к вам обычного убийцу. -- Я знаю; но если бы этот тип не наступил на один из талисманов, которые ты так предусмотрительно разбросал по всему шатру, я не проснулся бы вовремя. -- Всегда рад услужить, -- ответил Трокунд сдавленным голосом. Только заметив, как старательно Крисп сдерживает смех, чародей позволил себе сухой смешок, сохраняя, впрочем, собственное достоинство. "Тем хуже для него", -- подумал Крисп и громко расхохотался. Когда осадный поезд достиг, наконец, Антигоноса, Крисп получил удовольствие полюбоваться, как мятежники на стенах наблюдают за инженерами, сооружающими рамы баллист и навесы, прикрывающие таранщиков от летящих со стен камней или кипящего масла. Люди Петрония позволили Вагну прийти и уйти с миром. Голова убийцы все еще лежала у ворот. После стольких дней на нее даже мухи не садились. Как только была готова первая баллиста, солдаты приволокли большой валун и установили его в кожаной петле на конце рычага. Вращая скрипучий ворот, они изготовили баллисту к стрельбе. Дернулся рычаг. Баллиста содрогнулась. Валун взвился в воздух и с грохотом ударился о стену крепости. Солдаты начали подтаскивать новый камень. Крисп послал к инженерам гонца с кратким приказом: "Ждать". Один из офицеров приблизился к воротам крепости с белым щитом перемирия. После короткой свары на стену вышел Петроний. -- Что тебе от меня надо? -- воззвал он к Криспу, а вернее, к знамени, под которым стоял император. Как и в предыдущий раз, голос его был чародейски усилен. Рядом с Криспом стоял оказывавший ему ту же услугу Трокунд. -- Хочу, чтобы ты огляделся хорошенько, Петроний. Гляди внимательно -- я даю тебе последний шанс сдаться и сохранить жизнь. Посмотри на эти машины. Тараны и камнеметалки снесут твои стены, пока копьеметы будут бить твоих людей с безопасного расстояния. -- Я сказал, что никогда не сдамся тебе, негодяй! -- Петроний погрозил Криспу кулаком. -- Оглянись, -- повторил Крисп. -- Ты же солдат, Петроний. Оглянись и подумай, много ли у тебя шансов выстоять. И еще скажу тебе: когда мы пробьем твои стены, -- а мы их пробьем, -- пощады не будет ни тебе, ни твоим прихвостням. --"Может быть, -- подумал он, -- его люди вбунтуются и заставят сдаться". Но Петроний еще правил своей крошечной империей. Он медленно обошел стены кругом, вернувшись на то место, откуда начал. -- Я вижу машины, -- признал он таким тоном, словно жаловался на дневную жару. -- Что ты сделаешь, Петроний? -- осведомился Крисп. Петроний ответил, но не словами. Он взобрался на парапет, постоял там с минуту, обозревая просторы, которыми он -- так необъяснимо -- не правил. А потом, медленно и уверенно, так же умело, как все, что делал, шагнул вниз. В стенах крепости и за ними солдаты одинаково вскрикнули от изумления. Но когда несколько солдат Криспа подбежали к распростертому под стеной телу, мятежники открыли стрельбу. -- Перемирие сохраняется! -- заорал Крисп. -- Мы не причиним ему вреда, клянусь благим богом, -- мы спасем его, если сможем. -- Глупое обещание, -- заметил Маммиан. -- Лучше бы избавить его от мучений. Думаю, он этого и хотел. Крисп понимал, что генерал прав. Но клятва дала мятежникам предлог не тратить стрелы. Когда Крисп заметил, что его солдаты, столпившиеся вокруг тела Петрония, ничего не делают, он подумал, что им тоже присуща грубоватая мудрость Маммиана. Потом прибежал запыхавшийся пехотинец и выдохнул: "Ваше величество, бедняга на голову упал". Рука Криспа сама собой очертила на груди солнечный круг. -- Война закончена, -- произнес он. Он и сам не знал, что чувствует. Облегчение, конечно, -- погиб опаснейший его враг. Но именно Петроний возвысил его, вначале в собственном доме, а потом при дворе Анфима. Конечно, он делал это прежде всего в собственных интересах, но Крисп не мог забыть этого и те годы, когда он и Петроний вместе усмиряли Анфима. Он вновь очертил солнечный круг. -- Я оставил бы ему жизнь, -- пробормотал он себе. -- Он дал вам свой ответ на это, -- отозвался Маммиан, и Криспу пришлось кивнуть. Лишенные вождя, мятежники решили спасать собственные шкуры. Ворота могучей крепости Антигонос отворились, оттуда вышел солдат с белым щитом. За ним тянулся весь гарнизон. Крисп послал отряд занять Антигонос от своего имени. Внимание императора привлек блеск бритого темени. Крисп нехорошо усмехнулся. -- Притащите ко мне Гнатия, -- приказал он своим телохранителям. В простой синей рясе и сандалиях вместо патриарших риз, которые -- Крисп готов был поклясться -- он носил внутри крепости, Гнатий выглядел маленьким, хрупким и донельзя перепуганным. Двое могучих халогаев вытащили его из толпы и подволокли к императору. Гнатий рухнул ниц под ноги Криспу. -- Да будет на все, что случится со мной, воля вашего величества, -- пробормотал он, не поднимая головы. -- Встаньте, святой отец, -- сказал Крисп. -- Лучше бы вам было поверить в меня. Вы бы до сих пор носили синие сапоги вместо Пирра. В глазах Гнатия промелькнула искорка ехидного удовлетворения. -- Насколько мне известно, ваше величество, новый патриарх не вызвал у вас восхищения. -- Но он и не предавал меня, -- холодно ответил Крисп. Гнатий вновь увял. -- Что вы сделаете со мной, ваше величество? -- выдавил он тихонько. -- Отрубить тебе голову на месте -- столько шуму будет, что ты его не стоишь. Придется вернуть тебя в город. Отречешься -- прилюдно, скажем, в Амфитеатре, чтобы потом не вздумал от своих слов отказываться, -- признаешь Пирра патриархом и, по мне, можешь доживать остаток дней в монастыре святого Скирия. Гнатий покорно склонил голову. Крисп знал, что он согласится. Пирр -- тот скорее отправился бы на плаху, распевая псалмы, чем изменил бы свои взгляды хоть на йоту. Крисп готов был признать его сильнее Гнатия духом, но жить с ним было не в пример труднее. -- И если ты выберешься за стены монастыря без письменного разрешения от меня и Пирра, познакомишься с палачом на месте, Гнатий, -- предупредил Крисп. -- Да это же пожизненное заключение, -- слабо возмутился Гнатий. -- Именно. -- Крисп сложил руки на груди. Еще один протест, и он готов был кликнуть палача. Гнатий это понял. Прикусив губу до крови, он вновь поклонился. -- Уведите его, -- распорядился Крисп. -- И закуйте в кандалы. -- Гнатий негодующе хрюкнул. Крисп сделал вид, что не замечает. -- Один раз он уже сбежал, и второго шанса я ему не дам. -- Он повернулся к Гнатию: -- Святой отец, я поклялся, что не причиню вреда вам, но ничего не говорил о вашем достоинстве. -- Я понимаю почему, -- оскорбленно ответил Гнатий. -- Усеченное достоинство отрастает быстрее отсеченной головы, -- заметил Крисп. -- Помните это. Скоро вы вернетесь к своим хроникам. -- Верно. -- Криспа весьма позабавило, как просветлел при этих словах Гнатий. Несмотря на политические амбиции и интриганские наклонности, он оставался истинным ученым. Без единого слова жалобы бывший патриарх поплелся вслед за халогаями. Крисп внимательно оглядывал выходящих из ворот Антигоноса. Когда поток мятежников прекратился, император, нахмурившись, двинулся к ним. Халогаи сомкнули вокруг него кольцо. -- Где колдун Петрония? -- вопросил Крисп. Мятежники переглянулись, потом обернулись к крепости. -- Скепарн? -- Один из них пожал плечами. -- Я думал, он с нами, но его тут нет. -- Остальные шумно поддержали его. -- Он мне нужен! -- бросил Крисп с жестокой радостью. По милости колдуна он полгода провалялся в постели наподобие дохлой рыбы. Только защитные чары Трокунда сохранили ему жизнь. Смертные заклятья считались государственным преступлением. Явившийся по приказу Криспа Трокунд, прищурившись, оглядел толпу ободранных и грязных бывших обитателей крепости. -- Чародей может спрятаться на самом виду, -- объяснил он Криспу, -- под личиной другого человека. -- Волшебник вытащил две монеты. -- Та, что в моей левой руке -- позолоченный свинец. Когда я коснусь ею настоящего золотого в правой руке с соответствующим заклинанием, согласно закону сродства будут выявлены и другие подделки. Трокунд прочел заклинание и сжал обе монеты, настоящую и фальшивую, вместе. Волосы нескольких солдат из черных внезапно стали седыми, что вызвало хохот телохранителей, но иных изменений не произошло. -- Его здесь нет, -- объявил Трокунд, и внезапно нахмурился. -- Или мне так кажется... Он снова коснулся золотого свинцовой фальшивкой и крепко зажал обе монеты в кулаке. Теперь его заклинание звучало сурово и мрачно, требовательно, грозно. -- Богом благим клянусь... -- потрясенно прошептал Крисп. Черты одного из мятежников текли, как воск над огнем. Солдат на глазах становился выше и худее. Трокунд хрипло завопил от радости. Лицо колдуна страшно исказилось, когда он понял, что обнаружен. Он вытянул в сторону невысокого чародея когтистую руку, и тот, пошатнувшись, застонал. Монеты упали на землю. Но и Трокунд был мастером чародейских наук; будь иначе, Анфим не выбрал бы его своим учителем в колдовском деле. Вцепившись в воздух, он удержался на ногах и нанес ответный удар. Скепарн согнулся, точно под огромной тяжестью. Чародейское единоборство захватило обоих. Силы волшебников были равны -- ни один не мог причинить другому большого вреда, если только тот не совершит роковой ошибки. Ни тот, ни другой не обращали внимания на окружающих, сосредоточившись по необходимости на своем противнике. -- Взять его! -- Крисп указал на Скепарна. -- Взять живым или мертвым! Императорские телохранители повиновались, не раздумывая. Они едва не схватили колдуна прежде, чем тот понял, что происходит. Скепарн начал было накладывать проклятье на них, но при этом ему пришлось оторваться от Трокунда, став уязвимым для нападения. С воплем он повернулся, пытаясь бежать. Поднялись и опустились секиры халогаев. Вопль оборвался. Трокунд шатался, как пьяный. -- Вина, кто-нибудь, умоляю! -- прохрипел он. Крисп отстегнул флягу и передал чародею. Трокунд осушил ее одним глотком и опустился сначала на колени, а потом на четвереньки. Крисп обеспокоенно нагнулся к нему. -- Теперь я понимаю, -- прошептал Трокунд едва слышно, -- что такое оказаться под лавиной. -- Ты в порядке? -- спросил Крисп. -- Тебе что-то нужно? -- Для начала новое тело. -- Трокунд с явным усилием поднял уголки рта в улыбке. -- Силен был этот Скепарн, как мул упряжной. Если бы халогаи его не отвлекли... знаете, ваше величество, я очень рад, что они успели. -- Я тоже. -- Крисп глянул на труп Скепарна. Мятежники расступились вокруг него, точно от жертвы чумы. -- Наверное, его совесть замучила. -- Желанием встретиться с вами он явно не горел. -- Вымученная улыбка Трокунда немного ожила. Чародей поднялся на ноги, отмахнувшись от попытки Криспа помочь ему, и устало покачал головой. -- Да уж, ваше величество, я очень рад, что северяне его отвлекли. Крисп глядел на восток, на стены города Видесса за Бычьим Бродом. Со стороны моря укрепления города едва ли уступали тем, что защищали его с суши. За ними на семи холмах раскинулся сам Видесс. Сверкали на ясном весеннем солнце позолоченные шары на куполах бесчисленных храмов, точно множество крохотных солнышек. "Возвращаюсь домой", -- подумал Крисп, всходя на борт императорского парома, который должен был перевезти его через пролив. Мысль эта все еще казалась ему странной. Еще немало лет предстоит прожить ему в городе Видессе, прежде чем он, а не родная деревушка, покажется Криспу истинным его местом в этом мире. Но здесь были его обиталище, его жена, его сын -- наверное, его сын, но уж точно его наследник. Если это не дом -- то что же? Гребцы взялись за весла. По спокойным водам Бычьего Брода паром заскользил к городу. Крисп был настолько рад вернуться, что даже не обращал внимания на жалобы возмущенного качкой желудка. Паром причалил к самым западным воротам морской стены, самым близким к дворцу. Створки распахнулись в тот самый миг, когда паром ударился бортом о причал. Крисп уже привык, что имперский церемониал осуществляется с подобной гладкостью. По взмаху руки капитана матросы пришвартовали корабль, спустили сходни и низко поклонились императору. Крисп сошел с парома на берег. Помимо дворцовых слуг, за воротами Криспа ожидала группа аристократов. -- Поб[jat]дилъ еси, Крисп! -- вскричали они, простираясь перед императором ниц. Хоть раз, подумалось Криспу, древнее приветствие оказалось не просто фигурой речи. -- Поб[jat]дилъ еси! Встречавшие поднялись. Среди них Крисп заметил Яковизия. Одетый в яркие шелка, безупречно ухоженный, аристократ вновь был похож на себя, хотя пополнеть еще не успел. Но, пока его товарищи славили императора, он поневоле стоял молча. Несправедливость эта особенно задела Криспа. Он подозвал Яковизия к себе, выделив тем самым среди товарищей. Аристократ надулся от гордости, вышел вперед и поклонился. -- Малая, но неизбежная война окончена, -- проговорил Крисп. -- Теперь пора начать войну большую и отомстить за тебя. Я клянусь в этом вновь, именем владыки благого и премудрого. Он полагал, что это даст встречающим возможность поликовать еще немного. Вместо этого они стояли молча, точно лишенные, подобно Яковизию, языков. Сам Яковизий отстегнул от пояса табличку -- украшенную эмалью и самоцветами и покрытую, как подсказал Криспу нос, надушенным воском. Искалеченный, Яковизий приспосабливался к увечью с обычным своим изяществом. "Так вы не слыхали, ваше величество? -- написал он торопливо. -- Как это возможно?" -- Не слыхал о чем? -- переспросил Крисп. Несколько человек, поняв, о чем идет речь, попытались ответить одновременно, но Яковизий взмахом руки заставил их смолкнуть. С тихим шорохом его стиль торопливо забегал по табличке. Закончив, вельможа передал табличку Криспу. "Десять дней назад Агапета разгромили к северу от Имброса. Собрав все войско, какое мог, Мавр отправился ему на выручку". Крисп уставился на табличку, как на исповедь предателя. -- Благой бог знает, сколько гонцов приносили мне письма из города, пока я был на западе. По сравнению с этим, все их вести -- пустая болтовня. Так почему мне никто ничего не сообщил?! -- Он грозно воззрился на Барсима. Вестиарий побелел, как молоко. -- Но, ваше величество, -- пробормотал он, -- севаст уверил меня, что держит вас в курсе всех событий, прежде чем отбыть с войском на север, и обещал отсылать вам сообщения из похода. -- Не верю, -- сказал Крисп. -- Как он мог пойти на такое... -- он поискал подходящее слово, -- ...безрассудство? -- Еще не договорив, он понял ответ. Его побратим знал, что Крисп не желает выпускать его из города, но не знал почему. Если Мавру примерещилось, что Крисп сомневается в его отваге или способностях, то доказать обратное он мог, только одержав победу. А чтобы Крисп не мог остановить его -- отправился тайно. Но Крисп знал, что Мавр и храбр, и умен, -- иначе он не назначил бы его севастом. Беспокоился он за безопасность своего побратима. Танилида не стала бы посылать пустых предупреждений. Вкус торжества превратился в горечь. Крисп развернулся и, не обращая внимания на удивленные крики, бросился на пристань. Капитан и команда императорского парома изумленно воззрились на него. -- Греби быстро на ту сторону Бычьего Брода, -- приказал он капитану. -- Передай Маммиану приказ: пусть готовит армию к переправе, как только прибудут корабли. Скажи ему, что я намерен двинуться на Арваша, как только вся армия окажется здесь. Все понял? -- К-кажется, да, в-ваше величество. -- Заикаясь, капитан повторил приказ. Крисп резко кивнул. Повинуясь командам капитана, матросы отдали концы, взялись за весла, и паром, развернувшись, точно боевая галера, на месте, устремился на запад. Крисп обернулся. В воротах стоял Барсим. -- Что с завтрашней триумфальной процессией по Срединной улице, ваше величество? -- спросил он. -- Что с благодарственной службой в Соборе? С раздачей праздничного подаяния? -- Все отменить! -- рявкнул Крисп и через секунду поправился: -- Нет, деньги пускай поразбрасывают -- пусть повеселятся горожане. Но когда северная граница разваливается, праздновать особенно нечего. -- Как пожелает ваше величество, -- печально ответил Барсим с поклоном; он жил ради церемоний. -- Чем вы в таком случае намерены скрасить свое краткое пребывание в городе? -- Посоветуюсь с военачальниками, -- брякнул Крисп первое, что пришло в голову, и добавил: -- С Дарой повидаюсь. -- Он не просто соскучился по жене. Ему жизненно важно было сохранять с ней добрые отношения, особенно теперь, когда на его сторону встал отец Дары. Почти походя Крисп добавил: -- И с Фостием. -- Превосходно, ваше величество. -- Теперь Барсим был явно доволен. Лишенный возможности зачать собственного ребенка, евнух обожал императорское чадо. -- Поскольку ваши генералы пока находятся по ту сторону Бычьего Брода, могу ли я проводить вас в императорские покои? -- Хорошо. -- Крисп улыбнулся непоколебимой деловитости Барсима. Вестиарий махнул рукой, и перед Криспом выстроились в два ряда положенные Автократору двенадцать зонтоносцев. В тени разноцветных шелковых зонтов Крисп двинулся к вишневой роще, окружавшей его личные палаты, -- если только у императора вообще может быть хоть что-то личное. -- Твое величество! -- Стоявшие на страже халогаи при виде императора вытянулись по стойке "смирно". -- Ваши родичи рьяно рубились, рассекая ряды мятежников, -- сказал Крисп. Северяне заухмылялись. -- Как он говорит по-нашему! -- заметил один из них. Крисп ухмыльнулся в ответ, довольный, что его усилия не пропали даром. Он поднялся по лестнице и распахнул двери. Барсим обогнал его. -- Позвольте мне позвать кормилицу с вашим сыном, ваше величество. -- Евнух ринулся по коридору, выкликая кормилицу. Та выглянула из комнаты, сжимая в руках Фостия, и при виде Криспа изумленно взвизгнула. -- Ваше величество! Мы вас так рано не ждали. Поглядите-ка, какой у вас крепкий сынок! Она приветливо протянула Криспу младенца. Император взял сына на руки. С той поры, когда Крисп уезжал на запад, Фостий изрядно подрос. Крисп вглядывался в лицо Фостия, пытаясь, как всегда, определить, кого же напоминает ребенок. Словно нарочно, Фостий походил только на мать -- и на самого себя. Теперь его лицо казалось намного более индивидуальным, чем сразу после рождения. Но глаза он унаследовал от матери -- и от деда. Фостий тоже вглядывался в Криспа, с любопытством, но не узнавая. Взгляды их встретились, и Фостий улыбнулся. Крисп восхищенно улыбнулся в ответ. -- Как вы ему приглянулись, -- ворковала кормилица. -- Славный наш... Малыш сосредоточенно нахмурился, и по руке Криспа потекло что-то горячее. Он поспешно вернул ребенка кормилице. -- Кажется, он обмочился. -- На самом деле никаких сомнений в этом не оставалось. -- Есть у них такая привычка, -- ответила кормилица радушно. Крисп кивнул: выросший в деревне, он был близко знаком с привычками младенцев. -- Я сейчас его перепеленаю. А вы, наверное, хотите повидаться с госпожой? -- Да, -- ответил Крисп. -- Не думаю, что долго пробуду в городе. Кормилицу это не удивило; впрочем, она узнала о разгроме под Имбросом раньше него. -- Ее величество в это время дня занимается вышиванием, -- сообщил Барсим, ведя Криспа мимо портрета Ставракия. Криспу было бы интересно узнать, как оценил бы старый воин Автократор его первую войну. Большое окно вышивальной выходило на север. Дара сидела под ним, низко склонясь над гобеленом. Работа эта могла и не быть завершена до ее смерти; когда гобелен будет готов, он займет место в Тронной палате. Дара черпала немало гордости в том, что лучшие вышивальщицы города сочли ее мастерство достойным такого ответственного труда. Дара не услышала, как отворилась дверь. Она подняла взгляд, только когда Крисп встал перед окном, заслонив свет, и даже тогда она не сразу оторвалась от павлина, чей роскошный хвост распускался все шире с каждым стежком. -- Прекрасная работа, -- похвалил Крисп. Дара без ложной скромности кивнула. -- Сегодня у меня хорошо шло. -- Она воткнула иглу в основу, отложила вышивку и встала. -- Но это не значит, что я не отложу работу, чтобы поприветствовать триумфатора. -- Она прижалась к нему так сильно, что Крисп шумно выдохнул, и с улыбкой подставила губы для поцелуя. -- Да, одна победа за нами, -- проговорил наконец Крисп. Руки его скользили по телу супруги, не желая отрываться. Он видел, что Дара не против, но сведенные брови говорили, что она не всем довольна. Крисп знал, почему. -- И, как мне только что сказали, поражение к ней в довесок, -- мрачновато добавил он. -- О да, -- печально согласилась Дара и, чуть помолчав, спросила: -- Что значит -- только что сказали? Ведь Мавр должен был сообщить тебе о том, что случилось с Агапетом. -- Ни словечка я от него не услышал, -- резко бросил Крисп, -- как и о том, что он сам собрался на войну. Наверное, он скрыл это от меня, думая, что я запрещу ему рисковать собой, -- помнишь письмо его матери? -- Я и забыла. -- Глаза Дары расширились. -- И что ты будешь делать? -- Поеду за ним, -- ответил Крисп, злой и на Мавра, и на себя, -- и попытаюсь вылечить от глупости. Надо было сразу сказать ему, что писала Танилида. Но я боялся, что он рванется в бой, чтобы показать какой он независимый. И я молчал -- а он все равно сбежал у меня из-под носа. Он испытывал недоброе предчувствие -- словно злая судьба поработала здесь. Чураясь, Крисп очертил на груди солнечный круг; Дара сделала то же. -- Слава богу благому и премудрому, не все предсказания сбываются. Как иначе мы могли бы жить, зная, что будущее открыто не только богу благому? Может быть, Танилида преувеличила материнские страхи. Теперь, с Фостием, я знаю, как это бывает. -- Может быть. -- Но Крисп ни на минуту не поверил бы в подобное. Танилида назвала его "ваше величество", когда лишь безумец мог бы представить его в императорских одеждах и императорских палатах. Только безумец -- или тот, кому будущее и в самом деле открыто. -- Потребуются ли вам в дальнейшем мои услуги, ваши величества? -- осведомился Барсим. Не сводя друг с друга взглядов, Крисп и Дара одновременно покачали головами. -- Тогда, если вы мне позволите... -- Вестиарий откланялся и ушел. -- И сколько покорных деревенских красавиц грели тебе постель, пока ты гулял по западным землям? -- поинтересовалась Дара, стоило евнуху удалиться. Судя по тону, это могла быть и шутка. Но Криспу в это верилось с трудом. После брака с Анфимом Дару трудно было упрекать за то, что она сомневалась в верности супруга, пока того нет рядом -- и когда он есть. -- Ты думаешь, -- ответил Крисп после минутного раздумья, -- я такой дурак, чтобы изменять тебе, когда палатка твоего отца стоит рядом с моей? -- Вряд ли, -- неохотно признала Дара. Она уперла руки в бедра и подняла голову -- иначе ей было не глянуть мужу в глаза. -- Так ты, значит, все это время спал в гордом одиночестве? -- Именно. -- Докажи. Крисп зашипел сквозь зубы. -- Да как я, интересно... Как именно, Крисп понял на середине фразы. В четыре шага он подошел к двери, захлопнул ее, запер, так же торопливо вернулся и стиснул жену в объятьях. Их губы сомкнулись... Потом, значительно позже, Дара прошептала: -- Слезь с меня. Пол тут не просто твердый -- он холодный. А мозаика у меня, наверное, на спине отпечаталась. Крисп сел на корточки. Дара перекинула через него ногу и откатилась в сторону. -- Так и есть, -- заметил он. -- Вот и мне так показалось, -- мрачно согласилась Дара. Но изобразить раздражение ей не удалось. -- Я и не ожидала, что твое доказательство будет таким... бурным. -- Это? -- Крисп картинно поднял брови. -- После столь долгого воздержания -- это только начало. -- Хвастун, -- ответила она, не отрывая от него глаз. Потом взгляд опустился, а брови взлетели. -- Это еще что? -- Она протянула руку, пощупать, что это там. Это последовало примеру бровей. -- Не подождет вторая часть доказательства, пока мы не доберемся до спальни? -- осведомилась Дара, прежде чем они вернулись к прерванному занятию. -- Там будет удобнее. -- Верно, -- согласился Крисп. -- Почему бы нет? Преимущество императорских одеяний состояло в том, что снимались -- а в данном случае надевались -- они легко и быстро. Основной недостаток становился очевиден, когда наступали морозы. Крестьяне работали в рубашках и штанах. Крисп поежился, представив, как он загоняет зимой овец, а ледяной ветер свищет под туникой и покусывает за срамные места. Но сейчас это не было проблемой. Служанки улыбались, видя, что Крисп и Дара направляются в спальню рука об руку. Крисп старался не обращать на улыбки внимания. Он уже почти примирился с тем, что его личная жизнь быстро становится достоянием общественности. Не скованному предрассудками Анфиму это было легко, а вот Криспа порой нервировало. Особенно мысль, что слуги ведут счет. Когда они вновь оказались за надежно запертой дверью, мелочи перестали беспокоить императора. Он вновь сбросил тунику, помог раздеться Даре. Они легли вместе. Теперь они занимались любовью медленнее, не столь яростно, с поцелуями и ласками, сплетаясь и расплетаясь, растягивая наслаждение. -- Наверное, когда мы двинемся на север, -- сказал Крисп после, -- я возьму с собой твоего отца. Дара расхохоталась. -- Если ты ради меня -- не надо. Вряд ли я смогу представить себе -- или получить -- более надежное доказательство твоей любви. -- Ее пальцы скользнули по его телу. -- Или могу? -- Боюсь, что с этим подтверждением тебе придется подождать, -- вздохнул Крисп. Дара фыркнула, сжала доказательный орган почти до боли, потом, внезапно посерьезнев, села. -- Знаешь, я подумала... это хорошая мысль, насчет моего отца. Если он останется в городе в твое отсутствие, то может и позабыть, кому на самом деле принадлежит корона. -- Это я уже понял, -- ответил Крисп. -- Он способный человек -- способный, помимо всего прочего, быть себе на уме. Может, это оттого, что он с западной границы. Среди горожан, сколько я могу судить, это редкость. Здесь каждый готов выдать все, что знает, чтобы показаться важной персоной. -- Ты всегда мог хранить тайны, -- заметила Дара. Крисп не мог не кивнуть: об этом свидетельствовала та самая кровать, на которой они лежали. -- Почему это удивляет тебя в других? -- Я не сказал, что удивлен. -- Крисп помолчал, пытаясь высказать то, что чувствует. -- Мне это было легче. На меня все смотрели сверху вниз. Долго не принимали всерьез -- по-моему, Петроний не принимал меня всерьез, пока под стенами Антигоноса не показались осадные машины. Но твоего отца он знал много лет и доверял ему полностью до той самой минуты, когда тот перешел на мою сторону. -- Отец всегда был скрытен, -- сказала Дара. -- Он может... удивлять. -- Верю. -- Крисп не хотел, чтобы Ризульф удивлял его. Чем больше он думал, тем более хорошей казалась ему идея держать тестя при себе. Он тяжело вздохнул. -- Что-то случилось? -- озабоченно спросила Дара. -- Обычно ты не грустишь после этого. -- Я... я не о том. Просто хотелось бы чаще выкраивать минуты, когда не надо беспокоиться обо всем, что творится во дворце, и в городе, и в империи, и во всех соседних землях -- и во всех землях, соседних с ними, благим богом клянусь! -- добавил Крисп, припомнив, что об Арваше Черном Плаще он услыхал впервые, когда тот разорил Татагуш, далеко к северо-западу от границ Видесса. -- Ты можешь поступать, как Анфим, -- заметила Дара. -- Не брать в голову. -- И посмотри, где сейчас Анфим -- и где из-за него империя, -- ответил Крисп. -- Нет, так уж я устроен -- волнуюсь обо всем, что того заслуживает. -- И обо всем остальном заодно, -- лукаво добавила Дара. Крисп невесело хохотнул, признавая долю правды в этой шутке. -- Только подумай, от скольких неприятностей я избавил бы себя, если бы знал заранее, что Гнатий поможет Петронию бежать из монастыря. Как оказалось, я и Петрония избавил бы от горя. Дара покачала головой. -- Нет. Он жил ради власти; не ради видимости, а ради власти самой. Ты это видел. Ты оставил бы его жить монахом, но он скорее умер бы, чем согласился -- и умер. Подумав, Крисп понял, что она права. -- Я на его месте побрил бы голову и ушел из мира. -- Даже оставив женщин? -- ехидно осведомилась Дара и прижалась к нему. Крисп сморгнул. -- Кто из нас больше скучал в разлуке -- ты или я? -- Не знаю. Меня радует, что мы вообще скучали. Мы вынуждены жить друг с другом; если нам это в радость -- тем лучше. -- А в этом что-то есть, -- признал Крисп. -- Если ты подождешь еще немного, я, пожалуй, представлю еще одно доказательство. -- Да ну? -- Дара встала на колени и нагнулась над Криспом. -- Может быть, я могу скрасить тебе ожидание... -- Может быть... да... -- Крисп погладил ее. Черные кудри Дары, как змеи, обвивали его пальцы. Потом они лежали и глядели, как удлиняются тени -- солнце уже клонилось к закату. Наконец голод превозмог лень. Крисп потянулся было к алому шнуру, потом все же накинул тунику. Он, в конце концов, не Анфим. Дара так же неторопливо оделась. -- Чем займешься после ужина? -- спросила она, когда Барсим отправился передавать заказы повару. -- Проведу ночь за военными картами со своим штабом, -- ответил Крисп, ради Дары изображая мрачность. На самом деле он ждал этого с нетерпением -- не северной кампании, а совещания. До того, как он пришел в город Видесс, он никогда не видел карты. То, что мир можно запечатлеть на пергаменте, восхищало его неимоверно; то, что на том же пергаменте он может начертить свой будущий путь, давало ему чувство власти воистину императорской. -- Только подумай, чем бы ты мог заниматься вместо того, -- заметила Дара. -- Ты мне льстишь, -- отозвался Крисп. -- Удивительно, как я еще ходить могу. Дара показала ему язык. Крисп рассмеялся. Несмотря на дурные вести, день прошел совсем неплохо. VI Крисп приложил ладонь ко лбу, закрывая глаза от солнца. Северный горизонт был по-прежнему ровен. Император вздохнул и покачал головой. -- Когда я увижу горы, мы будем уже в местах, где я вырос, -- проговорил он. -- В опасных местах, -- заметил Саркис. -- О да. -- Краткий приступ ностальгии сменился гневом и болью. Только прошлым летом налетчики Арваша разорили деревню, где Крисп вырос. Там жила его сестра с мужем и двумя дочерьми. Теперь там не было никого. Скрипели, визжали несмазанные колеса обозных фургонов. Из-под ног и копыт вздымались клубы удушающей пыли. Солдаты весело распевали. "Почему бы и нет? -- подумал Крисп. -- Они пока на своей земле". Если они будут так же петь, возвращаясь, имя Криспа останется в истории надолго. -- Гонцы, которых мы послали вслед армии Мавра, -- сказал Саркис, -- должны через пару дней вернуться. Тогда и узнаем, как у него дела. -- Через пару дней они вернутся, если все хорошо и Мавр движется вперед, -- поправил Маммиан. -- Если он вынужден был отступить, их путь будет короче, и вернутся они раньше. Но никто из троих не ожидал, что они встретят всадников тем же днем, не пройдя и полпути от города Видесса. Но разведчики возвращались, загнав коней до кровавой пены; лица их были мрачны и суровы. А за ними, вначале по одному, затем целыми отрядами, потекли разгромленные остатки армии Мавра. Ближе к вечеру Крисп приказал разбить лагерь раньше обычного. Двигаться дальше было все равно, что бороться с течением быстрой реки. Но река не заражает страхом тех, кто сражается с ней. Увидав, что случилось с их товарищами, видесские солдаты опасливо оглядывались на каждую тень, словно ожидая, что оттуда вдруг ринутся с воплями кровожадные северяне. Пока полковые жрецы-целители помогали раненым, чем могли, Крисп со своими генералами допрашивал здоровых, пытаясь разобраться в остатках после катастрофы. Узнать удалось немногое. Молодой лейтенант по имени Зерней рассказал печальную историю поражения не хуже любого другого. -- Ваше величество, нас застали врасплох. Они скрывались в кустах по обе стороны тракта южнее Имброса и ударили с обеих сторон. -- Боже благой! -- взорвался Маммиан. -- Вы что -- не выслали разведчиков? -- Он пробормотал в бороду что-то о щенках, вообразивших себя полководцами. -- Выслали, -- настаивал Зерней. -- Разведчиков мы выслали, богом благим и премудрым клянусь. Севаст знал, что недостаточно опытен для военачальника, и оставлял детали на усмотрение младших командиров. Они, конечно, не воплощенные Ставракии, но дело свое знали. Но разведчики не нашли ничего. Маммиан одышливо хохотнул над юношеской неучтивостью лейтенанта. Криспа же заворожила череда прошедших времен: -- Севаст знал? Он оставлял детали? Где Мавр сейчас? -- Ваше величество, не могу сказать с уверенностью, -- осторожно ответил Зерней. -- Но я не думаю, что ему повезло вырваться из засады. И, сколько я могу судить, халогаи не тратили времени на пленных. -- Да осенит его душу свет Фоса во веки веков, -- прошептал Маммиан, очерчивая на груди солнечный круг. Крисп машинально повторил его жест. Слова молодого офицера доносились как бы издалека. Даже несмотря на недоброе предчувствие, снедавшее его с тех пор, как Мавр отправился в поход, Крисп не мог поверить, что его побратим мертв. Мавр был рядом с ним долгие годы, вместе с ним сражался с Анфимом, первым признал его Автократором. Как он мог умереть? Потом в голову Криспу пришел другой вопрос, еще страшнее, потому что он касался и живых: как ему сказать об этом Танилиде? Пока Крисп мучился горем, Маммиан задал Зернею еще один вопрос: -- Вас преследовали? Или вы бежали так быстро, что пешие враги вас не догнали? Лейтенант выпрямился, положив ладонь на рукоять сабли. Только усилием воли он заставил себя расслабиться. -- Погони не было, превосходный господин, -- холодно ответил он. -- Да, нас разбили, но и мы изрядно побили северян. Когда бой кончился, они двинулись на север, к горам, а не на юг, за нами вслед. -- Хоть что-то, -- пробурчал Маммиан. -- Что с Имбросом? -- Не могу сказать, превосходный господин, ибо Имброса мы так и не достигли, -- ответил Зерней. -- Но поскольку Агапета разбили севернее города, а нас -- южнее, я опасаюсь худшего. -- Спасибо, лейтенант, можете идти, -- выдавил Крисп, заставляя себя действовать, несмотря на несчастье. Сперва Мавр пожертвовал жизнью, теперь потерян Имброс... Имброс, единственный город, который знал Крисп, прежде чем покинул деревню и отправился на юг, в столицу. Пару раз ему приходилось продавать там свиней, и Имброс казался ему огромным городом, хотя весь он уместился бы на площади Паламы в городе Видессе. -- Что будем делать, ваше величество? -- спросил Маммиан. -- Двигаться дальше, -- ответил Крисп. -- Что нам еще остается? По мере того, как армия продвигалась вперед, разведчики начали не просто осматривать кустарник по сторонам дороги, но и пускать стрелы в любое место, способное таить засаду. Колдуны в подчинении Трокунда выезжали вместе с разведчиками, чтобы учуять колдовские завесы. Они не нашли ничего. Как и сказал Зерней, враг, разбив армию Мавра, двинулся на север, к горам. Когда армия Криспа вышла на скорбное поле, в небо черными тучами взвились потревоженные вороны и стервятники и закружились над головами, недовольно крича. -- Похоронные команды, -- распорядился Крисп. -- Это займет у нас остаток дня, -- запротестовал Маммиан. -- Пусть. Все равно нам вряд ли догнать Арваша по эту сторону границы, -- ответил Крисп. Маммиан кивнул и передал приказ. Солдаты принялись за работу. Ветерок донес до императора вонь, подобной которой ему не доводилось раньше испытывать. Крисп раскашлялся и отвернулся. Но, несмотря на зловоние, он обошел все поле в поисках тела Мавра. Он не мог отличить его по доспехам или роскошной одежде -- люди Арваша не так торопились, чтобы не унести с собой все ценности. А определить, кому принадлежит тело, пролежавшее несколько дней под жарким солнцем в компании стервятников, непросто. Крисп видел нескольких, кто мог оказаться его побратимом, но не был уверен ни в одном. Той ночью лагерь был тих -- так тих, что Крисп задумался, так ли мудро было останавливаться, чтобы похоронить павших. Внезапной атаки хватит, чтобы окончательно сломить войско. Но ночь прошла мирно. На рассвете священники завели литанию во славу Фосова солнца, и солдаты, воодушевившись, запели с ними. Еще не наступил полдень, когда вернулись двое разведчиков. Направились они прямо к Криспу. -- Ваше величество, -- сказал один из них, отдавая честь, -- то, что нас ждет впереди, вы должны увидеть. -- Что там? -- спросил Крисп. Разведчик плюнул в придорожную пыль, словно отвергая Скотоса. -- Я не оскверню свой язык подходящими словами, ваше величество. Мои глаза видели эту мерзость, но рот я марать не стану. Его товарищ кивнул, но говорить тоже отказался. Крисп переглянулся со своими военачальниками, потом кивнул и двинул Прогресса вперед. Халогаи-телохранитли и Трокунд последовали за ним. Чародей бормотал себе под нос заклинания, освежая их в памяти перед употреблением. -- Далеко? -- спросил Крисп разведчиков. -- Прямо за тем поворотом, -- ответил тот из двоих, который подъехал к нему первым. -- По другую сторону дубов. Когда разведчики отвернулись, Крисп проверил, легко ли вынимается сабля из ножен. Когда отряд завернул за поворот, телохранители оттеснили императора назад, встав на пути возможной опасности. Но со спины коня Крисп и так все увидел. Сперва он заметил только трупы -- около сотни, судя по вооружению, видессиан. Потом он увидел, что руки каждого старательно связаны за спиной. Погибшие солдаты лежали ногами к нему, поэтому лишь через несколько мгновение взгляд императора скользнул дальше -- к аккуратной пирамиде отрубленных голов. -- Вы видите, ваше величество, -- сказал более разговорчивый разведчик. -- Вижу, -- ответил Крисп. -- Я вижу беспомощных пленников, зарезанных ради забавы. -- Он сжимал уздечку Прогресса так, что побелели костяшки пальцев. -- Зарезанных, да. Хорошо сказано, твое величество. -- Криспу еще не приходилось слышать, чтобы халогай отвергал войну. Но в голосе Гейррода звучало отвращение, и он объяснил почему: -- Где честь, где хотя бы мудрость, чтобы так губить пленных? Это работа мясника, а не воина. -- Это вполне сочетается с тем, что мы уже знаем об Арваше и его людях. -- Крисп поколебался, понял, что рано или поздно речь об этом все равно зайдет, и продолжил: -- Большинство наемников Арваша родом из земли Халога. Не дрогнете ли вы, сражаясь с сородичами? Телохранители шумно завозмущались. -- Мы знаем, твое величество, -- ответил Гейррод. -- Мы много говорили промеж собой, каково это будет -- идти против своих братьев. Но тот, кто может убивать вот так или смотреть на это спокойно, не брат мне и не родич. -- Северяне снова загомонили, на сей раз согласно. -- Нам рыть могилы, ваше величество? -- спросил разведчик. Крисп медленно покачал головой. -- Нет. Пусть вся армия видит, с каким врагом мы вышли на бой. Он понимал, что рискует. Обезглавленных пленников выставили на дороге напоказ, для устрашения, а его войско, наслушавшееся рассказов уцелевших солдат Мавра, и без того пало духом. Но Крисп полагал -- вернее, надеялся, -- что хладнокровное убийство вызовет в его солдатах ту ярость, которую только что испытали он сам и его телохранители. Несколько минут спустя из-за поворота показалась голова колонны. Крисп отдал несколько коротких приказов. Его телохранители выстроились вдоль дороги и направили ведущих всадников на луг. Кое-кто из солдат пытался спорить, пока не замечал нетерпеливо машущего рукой императора. Крисп внимательно смотрел, как его воины один за другим осознают кровавое послание, оставленное Арвашем. Все смотрели, не отрываясь, с ужасом, как только и может смотреть на такое человек, но испуг быстро сменялся гневом. Некоторые ругались, другие чертили солнечный круг на груди; многие делали и то и другое. Взгляды перемещались с лежащих тел -- и жуткой пирамиды за ними -- на императора. -- Вот облик врага, который бродит по нашей земле! -- крикнул Крисп. -- Побежим ли мы в город Видесс, поджав хвосты, как побитые псы, и позволим ему бесчинствовать на севере? -- Нет! -- ответил ему низкий, мрачный рык множества глоток, точно голос огромного волка. Криспу захотелось, чтобы его сейчас слышал Арваш. Но скоро они встретятся и так. Император прижал кулак к груди, отдавая честь своим солдатам. Он стоял близ павших видессиан, пока последний фургон не проскрипел мимо. Солдаты в конце колонны уже знали, чего ожидать: если бы армии маршировали со скоростью слухов, то могли бы всю империю пересечь с восхода до восхода. Но знать и видеть -- не одно и то же. Взвод за взводом глядели на зрелище жуткой казни -- вначале не веря своим глазам, потом с нарастающим гневом. -- Теперь мы можем похоронить их, -- сказал Крисп, когда павших увидели все. -- Они сослужили нам последнюю службу, показав, с каким врагом мы имеем дело. -- Он отсалютовал мертвым и отъехал, чтобы занять свое место во главе колонны. Тем вечером лагерь кипел яростью. Никакая речь императора не зажгла бы войско так, как сделало это зрелище Арвашевых зверств. -- Есть надежда догнать Арваша по эту сторону гор? -- спросил Крисп своих генералов, не веря в это, но надеясь. Маммиан подергал бороду и вгляделся в карту. -- Трудно сказать. Северяне -- пехотинцы, так что мы движемся быстрее. Но у них есть несколько дней форы. -- Многое зависит от того, стоит ли еще Имброс, -- добавил Саркис. -- Если тамошний гарнизон еще держится, он мог задержать отступление разбойников. -- Я думаю, Имброс не взят, -- сказал Крисп. -- Если бы город пал, разве не видели бы мы бежавших при его разграблении, как это было с армией Мавра? -- Даже теперь, через день после ужасного известия, Крисп порой забывал, что его побратим мертв, и каждый раз какая-нибудь мелочь грубо напоминала ему об этом -- точно боль, отдающаяся в ране при каждом движении. -- Мне кажется, что вы правы, ваше величество, -- сказал Ризульф. -- При взятии города всегда есть беглецы -- счастливчики, старики, порой дети, если противник проявляет больше милосердия, чем способен проявить Арваш. -- Полководец поджал губы. -- То, что мы не встретили на пути никого из имбросцев, говорит о том, что горожане сидят в безопасности за городской стеной. -- Он указал на план города. -- По-моему, это весьма укрепленное место. -- Вроде твоего поместья, Ризульф, -- отозвался Маммиан. -- Мы, живущие на границе, еще не забыли, для чего нужны стены. А на западных равнинах, где войны не видали лет двести, стены давно разобрали на строительный камень. -- Идиоты, -- с чувством ответил Ризульф. Крисп перевел беседу на более насущные вопросы: -- Предположим, что мы наткнемся на вояк Арваша под стенами Имброса -- хотя бы на часть его армии. Как лучше всего разбить их? -- Молите Фоса, сотворившего первыми принцев земли, чтобы мы их там нагнали, -- сказал Саркис; странный титул, которым кавалерист наградил благого бога, напомнил Криспу о васпураканском происхождении генерала. -- Если так случится, они будут зажаты между нашим молотом и наковальней гарнизона. -- Хорошо бы так, -- заметил Крисп. Генералы закивали. Последнее слово досталось практичному, как всегда, Ризульфу: -- Так или иначе, через пару дней все станет ясно. За полдня пути до Имброса окрестности начали казаться Криспу знакомыми. В прежние дни, до того, как податься в город Видесс, дальше этих мест он не забирался. Император отдал приказ готовиться к бою. Это вызвало меньше перемен, чем могло бы, -- солдаты и без приказов рвались в бой с того дня, как увидели убитых пленников. Разведчики шныряли по окрестностям в поисках врага. Принесенные ими вести вызвали у Криспа холодную улыбку -- под стенами Имброса собрались сотни, а то и тысячи человек. -- Кто это может быть, кроме осадивших город головорезов Арваша? -- воскликнул он. -- Мы их взяли! Взревели трубы. Армия Криспа понимала, что это значит. Видесские солдаты, профессионалы, закаленные многими годами службы, вопили и размахивали копьями, точно кочевники из Пардрайских степей. С таким врагом, как Арваш, даже у бывалых воинов закипала кровь. Умело, точно на параде, войско перестроилось из колонны в боевой строй. "Вперед!" -- просигналили трубы и барабаны. Армия ринулась вперед, яростно и неудержимо, как волна. Кричали офичеры, предупреждая, чтобы кавалеристы не загоняли коней до боя. -- Мы взяли их! -- повторил Крисп, потрясая над головой обнаженной саблей. Маммиан выпученными глазами уставился на беснующихся солдат. -- Да, ваше величество, если Арваш действительно сидит сиднем под стенами Имброса, он у нас в руках. Но я не думал, что он так глуп. Слова Маммиана прозвучали в голове императора набатным колоколом. Арваш уже показал себя жестоким и кровожадным, но на памяти Криспа он ни разу не вел себя глупо. Рассчитывать на это сейчас было бы опасно. Так он и сказал Маммиану. Толстопузый генерал задумался. -- Понимаю, к чему вы клоните, ваше величество. Может быть, он хочет, чтобы мы ринулись вперед, не разбирая дороги, как до нас Мавр. Если мы пропустим засаду... -- Вот и я об этом подумал, -- согласился Крисп. Он повернулся к трубачам. Солдаты матерились, заслышав сигнал "шагом". Крисп позвал Трокунда. -- Я хочу, чтобы ты ехал с разведчиками, -- приказал он, когда чародей явился. -- Если ты не сможешь обнаружить колдовской засады, это никому не под силу. -- Может быть, и так, ваше величество, -- ответил Трокунд. -- Волшебство Арваша весьма необычно... и неприятно. Но я сделаю, что в моих силах. -- Он прищелкнул языком и послал коня в галоп. Обогнав идущую шагом армию, он вскоре присоединился к разведчикам. Наступление замедлилось, но продолжалось. Однако на дороге не оказалось хитроумно скрытых адских ям. Орды халогаев не кидались с ревом из придорожных рощ. Единственной жертвой наступления оказывались вытоптанные армией поля. Оглядываясь, Крисп видел разрушенные деревни; похоже, распахивать и засеивать поля заново будет в этом году некому. Вот уже показалось на горизонте светлое серое пятнышко между лесной зеленью и лиловой полосой дальних гор -- стены Имброса. Пришла пора Криспу орать от радости. -- Вот мы и на месте, превосходный господин, -- обратился он к Маммиану, обнажив зубы в волчьей ухмылке, -- несмотря на все недобрые предчувствия. -- Точно, благим богом клянусь. -- Маммиан глянул на императора, потом на музыкантов. Крисп кивнул. -- Трубить "рысью", -- приказал генерал. Запели горны, и солдаты радостно закричали в ответ. Имброс приближался. Крисп уже видел вдалеке людей, о которых донесли разведчики. Волчья усмешка стала шире... и пропала. Почему люди Арваша стоят на месте? Если он видит их, то они, без сомнения, тоже его заметили. Но никто у стен не шевельнулся, да и на самих стенах было пусто. Скакавший с разведчиками Трокунд внезапно развернул коня и погнал к Криспу, крича что-то. Из-за шума Крисп только через несколько мгновений разобрал слова: -- Мертвы! Они все мертвы! -- Кто? Кто мертв? -- заорали в ответ солдаты, а с ними и Крисп. На мгновение его захватила пьянящая мысль: все Арвашево войско сразила на месте чума и холера. "Самая подходящая судьба", -- подумал он злорадно. -- Жители Имброса -- все злодейски убиты! -- ответил Трокунд. Он натянул поводья, уткнулся лицом в шею коня и без стеснения зарыдал. Крисп рванул удила. После слов Трокунда, после того, как сломался сдержанный обычно чародей, ему казалось, что он готов к худшему. Вскоре он обнаружил, что даже не представлял себе, к чему следует готовиться. Обитатели Имброса были не просто убиты. Мужчины, женщины, дети -- тысячи жителей города были посажены каждый на свой кол. И каждый кол был до самой земли покрыт засохшей, запекшейся кровью. Скакавшие за Криспом солдаты в недоумении и ужасе взирали на оставленное Арвашем зрелище. Им была знакома смерть; многим из них была знакома даже бойня -- в более человеческих масштабах. Но кошмар Имброса мог потрясти даже чудовище в человеческом облике. Саркис отмахнулся от жужжащей тучи мух, взвившихся над раздутыми вонючими трупами. -- Теперь мы знаем, почему не видели беглецов из Имброса, ваше величество, -- сказал он. -- Их не было. -- Не может быть, что тут все горожане, -- запротестовал Крисп. Он знал, что это говорит сердце, а не разум. Он видел, сколько народу стояло под стенами города в жуткой пародии на почетный караул. Однако он оказался в определенном смысле прав. По мере того, как армия пробиралась между аккуратными концентрическими кругами тел к стенам Имброса, солдаты быстро выяснили, каким образом воины Арваша вошли в город: вся северная чсть укреплений была сровнена с землей. -- Как в Девелтосе, -- проговорил Трокунд. Глаза его были красны, по щекам еще стекали слезы, но чародей держал свой голос в узде, как ретивого коня. -- Как в Девелтосе, только там их спугнули прежде срока. Здесь у них хватило времени закончить работу. Вступив в Имброс, Крисп понял, где остались прочие горожане. На улицах валялись тела. Дома служили погребальными кострами. -- Большей частью мужчины, -- заметил Маммиан. -- И -- смотрите, вон кольчугу мародеры прозевали. Должно быть, это те, кто пытался сопротивляться. Когда с ними было покончено, Арваш, похоже, решил поразвлечься на свой поганый лад. -- Да, -- бросил Крисп. Спокойное обсуждение деталей массовой бойни среди ее последствий казалось ему до жути нелепым. Но что ему еще делать, если он хочет понять -- насколько это в силах человеческих, -- что тут случилось? Он шел по мертвым улицам убитого города. Трокунд и халогайская стража готовы были защитить его от любой опасности, которая могла таиться в руинах. Северяне недоуменно оглядывались, переговариваясь на своем языке. -- К чему это, твое величество? -- спросил наконец Нарвикка. -- Это... разрушение? Можно взять город, ограбить город, но зачем наши сородичи убили этот город и бросили его тело в огонь? -- Я надеялся, что вы мне ответите, -- отозвался Крисп. Телохранитель по-халогайски прямо указал на суть проблемы. Крисп мог понять войну ради добычи, войну за веру, войну за новые земли. Но как можно понять войну ради бессмысленного уничтожения? Нарвикка хитро сложил пальцы -- будь он видессианином, решил Крисп, он очертил бы на груди солнечный круг -- и ответил: -- Мне не проникнуть в мысли тех, кто сражался здесь, твое величество. То, что они мне родня, -- мой стыд. Отступники и изгои не поступили бы так, не говоря о воинах из добрых кланов. Остальные северяне кивнули. -- Но они поступили именно так, -- сказал Крисп. Каждый вдох нес с собой запах разложения и застарелого дыма. Ноги сами вели императора по Имбросу; даже после стольких лет он помнил, как шли главные улицы. Вскоре он вышел на рыночную площадь напротив храма. Когда-то ему казалось, что ничего величественнее церкви нет на свете. Теперь он понимал, что это лишь не слишком впечатляющая имитация фосова Собора в городе Видессе. Но даже сожженный, храм вызывал в памяти чувство почтительного благоговения. Воспоминания разбивались вдребезги, натыкаясь на ряд насаженных на колья тел перед храмом, -- первых в пределах городских стен, кто принял смерть иным путем, чем быстрый и чистый удар секиры или меча или прикосновение пламени. Из-за пятен крови и сажи Крисп не сразу понял, что все погибшие носили при жизни синие рясы. Он очертил над сердцем солнечный круг. Трокунд повторил его жест. -- Я слыхал, что в Девелтосе они тоже были особенно жестоки со священниками, -- негромко произнес чародей. -- Точно, -- Крисп пересек площадь. Подошвы стучали по мостовой. По дороге императору пришлось переступить через несколько трупов. Ошеломленный размахом окружающих его зверств, он воспринимал их уже, как обычные препятствия на своем пути. Но то, что перенесли священники, превосходило даже ошеломление. Даже после нескольких дней на солнце по мертвым телам можно было прочесть, каким нечеловеческим пыткам подвергались они -- словно посадить на кол мучителям показалось недостаточно. Одним священникам отрезали мужские органы, другим -- взрезали животы, вытряхнув кишки на потеху воронам, третьим -- сожгли бороды... вместе с лицами. Крисп невольно отвернулся, потом заставил себя посмотреть на трупы снова. -- Да примет Фос их души в вечный свет. -- Да будет так, -- отозвался Трокунд. -- Но, кажется, Скотос позабавился с их телами. -- Он и Крисп вместе плюнули. -- Эту землю, -- сказал Крисп, -- придется освятить, прежде чем отстроить город заново. Иначе кто пожелает жить здесь? -- Он покачал головой. -- Я отменю на время налоги для новых поселенцев и снижу потом, чтобы люди хоть так решились приехать сюда. -- Сказано императором, -- заметил Трокунд. -- Сказано человеком, который хочет оживить Имброс как можно скорее, -- нетерпеливо отозвался Крисп. -- Это наш оплот против кубратских налетов. А в мирное время -- главный центр торговли во всем пригорье. -- Что теперь, ваше величество? -- спросил Трокунд. -- Остановимся, чтобы похоронить мертвых? -- Нет, -- все так же нетерпеливо ответил импертаор. -- Я хочу как можно скорее взяться за Арваша. -- Он глянул в сторону стоящего низко на западе солнца -- с тех пор, как он осаждал крепость Петрония, дни стали короче. Снова и снова приходилось ему проклинать гражданскую войну. -- Лето скоро кончится. -- Не спорю, ваше величество, -- согласился Трокунд. -- Но... -- Остаток фразы повис в воздухе. Криспу не составило труда ее продолжить. -- Но Арваш тоже это знает. Я в этом уверен. И я уверен, что он готовит для нас какую-то страшную дьявольщину. В том, что мои солдаты не уступят его людям, я не сомневаюсь. Что же до колдовства -- насколько этот Арваш силен? Губы чародея сложились в обманчиво веселую усмешку. -- Полагаю, ваше величество, что скоро мне представится случай это выяснить. Рвущаяся в бой, как никогда на памяти Криспа, армия мчалась на север вдогонку за налетчиками Арваша. "Имброс!" было их боевым кличем; и имя убитого города не сходило с их губ. Заистрийские горы громоздились на северном горизонте; на высочайших пиках, несмотря на лето, лежали вечные снега. Уроженцы западных равнин удивленно показывали на них. Для Криспа они были... не старыми друзьями, ибо он помнил, какие ветра дули с гор с осени до весны, но давними знакомыми. Все здесь казалось знакомым: и солнечный свет, менее яркий и пронзительный, чем в городе Видессе, и поля, где зрели пшеница, ячмень и овес -- теперь там трудились лишь те немногие крестьяне, что убереглись от налетчиков Арваша, -- и проселки, отходившие от тракта то на восток, то на запад. У одного из проселков Крисп выехал из колонны и долго глядел на запад, вглядываясь не глазами, а памятью. -- Что случилось, твое величество? -- спросил наконец Гейррод. Ему пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем Крисп очнулся от раздумья. -- У этой дороги стоит моя деревня, -- ответил он. -- Стояла, вернее. В прошлом году ее разорили разбойники Арваша. -- Он покачал головой. -- Когда я уходил из дому, то надеялся вернуться с полным кошелем денег. Я и подумать не мог, что вернусь Автократором -- или что меня некому будет встретить. -- Таков мир, твое величество -- он не всегда похож на наши мечты. -- Верно. Что ж, хватит тратить время попусту. -- Крисп дал Прогрессу шенкелей. Гнедой мерин двинулся рысью, и вскоре Крисп занял свое обычное место во главе колонны. Дорога шла прямо к перевалу, мимо опустевших полей, мимо кленовых, сосновых и дубовых перелесков, мимо журчащей речушки и -- чем дальше, тем больше -- мимо холодных серых скал. Пейзаж казался Криспу знакомым до жути, хотя он с девяти лет не бывал в этих краях. По этой самой дороге шли его родители, сестра и он сам, когда Яковизий выкупил их и еще несколько сот видесских крестьян у кубратов. Крисп тогда готов был лопнуть от напряжения, от страха, что кубраты вот-вот передумают и налетят на них вновь, и оттого возвращение домой запомнилось ему так ясно, словно это было только вчера. Вода сбегала с перегородивших речку валунов так же, как и двадцать лет назад, только тогда на них сидели лягушки. А сами горы... "Я всегда рад был видеть, как они уменьшаются вдали", -- подумал Крисп. Но теперь горы росли. Вглядевшись, Крисп уже мог различить перевал, ведущий в Кубрат. "Агапет прошел, а у него солдат было меньше моего, -- подумал он. -- Я справлюсь". Когда он сказал это вслух, Маммиан фыркнул. -- Пройти-то Агапет прошел, но удержаться по ту сторону хребта не сумел. Арваш разбил его сначала в Кубрате, потом по эту сторону, потом разорил Имброс и разгромил армию Мавра. Похоже, у него большой опыт по части разгромов, если вы меня понимаете. -- Ты что же, хочешь сказать, чтобы я не нападал? -- скривившись, осведомился Крисп. -- Как я могу отступиться, после всего, что он сделал с нами? В мозгу его вновь всплыла жуткая картина тысяч тел, насаженных на острые колья. А с нею -- и новая: как сотни воинов спокойно и сосредоточенно острят эти самые колья. Как они могли, зная, для чего предназначены эти деревяшки? Даже кубратов стошнило бы от такой жестокости. А халогаи, сколько Крисп мог судить по опыту общения с дворцовой стражей, были жестоки, но не злобны. Что же за людей привел с собой Арваш? Ответ Маммиана вернул его к действительности. -- Я говорю только, ваше величество, что Арваш кажется мне достаточно опасный зверем, чтобы ударить по нему всей мощью империи. И чем больше я вижу, тем сильнее это чувство. С нами немало сил -- но достаточно ли? -- Богом благим клянусь, Маммиан, именно это я и хочу выяснить, -- отрезал Крисп. Генерал молча поклонился. Он мог делать предложения, но когда Автократор приказывал, ему оставалось подчиняться. "Или взбунтоваться", -- подумал Крисп. Но у Маммиана и раньше было достаточно поводов для бунта. С Криспом он не соглашался лишь в том, как лучше разгромить Арваша, а не в том, стоит ли. Тем вечером армия встала лагерем у самых предгорий. Вглядываясь в вечернюю мглу, Крисп уловил впереди, на склонах, смутное пятно мерцающего оранжевого света. -- Это то, о чем я подумал? -- спросил он Маммиана. -- Подождите минутку, ваше величество, пока глаза к темноте не привыкнут. -- Маммиан встал спиной к лагерным кострам. -- Да, оно, -- проговорил он наконец. -- Встали там лагерем и ждут нас. -- Нелегко будет преодолеть этот перевал, -- заметил Крисп. -- Нелегко, -- согласился генерал. -- Когда пытаешься прорваться через обороняемый перевал, всякое может случиться. Небольшой отряд в узком месте может перегородить дорогу всей армии, пока остальные скатывают на тебя валуны со склонов или кидаются из засады -- Арвашевым недоноскам это с руки, они же пехотинцы. -- Может, следовало мне тебя послушать раньше, -- признал Крисп. -- Может, следовало, -- ответил Маммиан -- ближе этого подобраться к тому, чтобы критиковать Автократора, он явно не смел. Крисп подергал бороду. После Имброса отступить он не мог, не подорвав навсегда доверия армии. Но лезть напролом -- все равно, что искать неприятностей на свою голову. Если бы он представлял, что ждет его впереди... Крисп свистнул телохранителя. -- Позови ко мне Трокунда, -- приказал он. Прибывший на зов чародей зевал неудержимо, но сонливость слетела с него, как сброшенный плащ, когда он услыхал, чего хочет Крисп. -- Я знаю подходящее провидческое заклятье, ваше величество, -- сообщил он, кивая, -- достаточно тонкое, чтобы колдун-варвар, не будучи обученным чародеем, не смог не только противостоять ему, но даже заметить. Против Петрония оно не сработало бы, ибо Скепарн был мне почти ровней. Но против Арваша оно подходит идеально; несмотря на чародейскую силу, он не получил формального магического образования. Если вы меня извините... Трокунд сбегал куда-то и вернулся с бронзовым браслетом в руке. -- Халогайская работа, -- пояснил он. -- Я нашел его под Имбросом. Думаю, можно смело предположить, что его потерял один из налетчиков. По закону сродства он все еще связан с прежним владельцем, и эту связь мы сейчас обратим себе во благо. -- Избавьте нас от лекций, преволшебный господин, -- перебил его Маммиан. -- Если вы узнаете то, что нас интересует, детали можете оставить при себе. -- Ну хорошо, -- оскорбленно ответил Трокунд. Он вытянул руку с браслетом на север и завел медленное песнопение. Голос его все не смолкал; Крисп уже начал нервничать, когда Трокунд опустил руку и повернулся к императору. В свете костров на его лице отчетливо читалось изумление. -- Я попробую еще раз, по-другому. Быть может, владелец браслета оказался убит; тем не менее связь, пусть более слабая, присутствует и со всей армией. Он вновь завел заклинание. Крисп не мог разобрать, чем оно отличается от предыдущего, и решил поверить в этом Трокунду на слово. Но результат остался прежним. Через некоторое время Трокунд ошеломленно смолк. -- Ваше величество, -- произнес он, -- сколько моему чародейству доступно, перед нами вообще никого нет. -- Что? Да это нелепость! -- воскликнул Крисп. -- Вон же костры... -- Это может быть ловушка, ваше величество, -- сказал Маммиан. -- Ты сам в это не веришь, -- укорил его Крисп. -- Не верю, ваше величество. Но так может быть. На вашем месте я послал бы пару лазутчиков. Они сообщат все, что нам надо знать. -- Хорошо. Так и сделай, -- распорядился Крисп. -- Воистину так, ваше величество, -- согласился Трокунд. -- От души надеюсь, что это, как вы говорите, ловушка. Потому что иначе мне придется поверить, что на службе у Арваша состоит видесский маг-отступник, а после Имброса мне об этом думать не хочется. -- Чародей скорчил гримасу и решительно покачал головой. -- Нет, не может быть. Я ощутил бы, что моему заклятью противодействуют. Но этого не было -- только пустота, точно там никого и нет. Лазутчики покинули лагерь. Для подобного занятия они подходили идеально: столкнись Крисп с ними на улицах города Видесса, он без колебаний определил бы их как воров. Невысокие, ловкие и осторожные, вооруженные лишь короткими кинжалами, они беззвучно исчезли в ночи. -- Разбудите меня, когда они вернутся, -- потребовал Крисп, зевая. Но как он ни устал, сон не шел. Имброс не покидал его мыслей и, что еще хуже, его кошмаров. Крисп испытал только облегчение, когда телохранитель поднял его с постели, сказав, что вернулись лазутчики. На востоке показался тоненький серпик месяца; разгоралась заря. Лазутчики -- все трое -- простерлись перед императором ниц. -- Вставайте, вставайте, -- нетерпеливо велел он. -- Рассказывайте, что видели. -- Здоровую банду халогаев, ваше величество, -- ответил один из лазутчиков с монотонным деревенским акцентом -- так говорил и сам Крисп до того, как попал в город Видесс. Остальные лазутчики кивнули. -- Знаете, там, впереди, дорога поворачивает на запад, так что отсюда не разглядеть? Вот сразу за поворотом они поставили засеку. Тяжеленько там будет пробираться, ваше величество. -- Так, значит, это настоящая армия, -- удивленно пробормотал Крисп. Трокунд будет очень расстроен, узнав, что его чары не сработали. -- Ваше величество, мы могли учуять говно в их выгребных ямах, -- ответил лазутчик. -- Настоящей не бывает. Крисп расхохотался. -- Верно. Каждому по два золотых за храбрость. А теперь идите, отсыпайтесь, пока можно. Лазутчики отсалютовали и поспешили к своим палаткам. Крисп хотел было пойти, подремать еще, но решил не маяться. Лучше встретить восход, чем ворочаться без сна, вспоминая колья, колья... Восточный окоем посерел, потом обрел блеклую синеву, казалось, уводившую взгляд в бесконечность, потом порозовел. Выкатилось из-под земли солнце. Крисп поклонился ему, как самому Фосу, прочел вслух символ веры и плюнул под ноги, отвергая Скотоса. Под первыми лучами солнца лагерь ожил, зашевелился, вначале медленно, вслепую, как разворачивающийся лист; потом горны выгнали лентяев из палаток, и начался новый день. Солдаты выстраивались с мисками у котлов, где булькала ячменная каша, грызли походные галеты, сыр и лук, попивали вино под бдительными взорами унтер-офицеров, следивших, чтобы никто не перебрал перед боем, и готовили лошадей, чтобы те не подвели. В шатре Крисп облачился в броню. Потом он подъехал к трубачам, и те проиграли сбор. Когда армия выстроилась перед ним, Крисп помахал рукой, требуя тишины. -- Солдаты Видесса, -- произнес он, надеясь, что его слышат все, -- впереди нас ждет враг. Вы видели, кто он и как он любит убивать беззащитных. -- По рядам солдат прокатился тихий рык. -- Теперь мы можем отплатить Арвашу за все: за прошлогоднюю бойню в Девелтосе и недавнюю в Имбросе, за Агапета и Мавра. Повернем ли мы назад? -- Нет! -- взревели солдаты. -- Никогда! -- Тогда вперед, и сражайтесь отважно! -- Крисп выхватил саблю и поднял ее над головой. Солдаты радостно кричали, рвались в бой; Крисп мог и не подогревать их ярость речами. Тем лучше -- Крисп знал, что никогда не станет таким оратором, как тот же Анфим. У него не было ни таланта, ни склонности к тому, чтобы окружать свои мысли гладкими оборотами речи, привычными для видесских риторов. Единственное, что он мог, -- ясно высказывать ясные идеи. -- Нам потребуется больше разведчиков, чем обычно, -- сказал Крисп Саркису, когда армия покидала лагерь, -- и послать их следует дальше. -- Уже сделано, ваше величество. -- Васпураканин напряженно усмехнулся. -- Эти места напоминают мне родину. У нас быстро учишься проверять перевал, прежде чем посылать туда войско, или умираешь молодым. -- Он хохотнул. -- Полагаю, за несколько поколений это улучшает породу. -- И пусть часть разведчиков идет пешком, -- встрепенулся внезапно Крисп. -- Нам нужно проверить и стены ущелья, а не только дорогу, а всаднику это будет непросто. -- Он сбился и покраснел. Вот вам и простые мысли простым языком. -- Ты знаешь, о чем я. -- Да, ваше величество. Уже сделано, -- повторил Саркис и отдал честь. -- Для человека, так поздно пришедшего в армию, вы многому научились. Говорил я вам о нашей поговорке: "Хитер, как "принц"..." -- Говорил, говорил, -- оборвал его Крисп. Он знал, что груб, но нервы не давали ему покоя. Разведчики только свернули за поворот и скрылись из виду. Наклонившись в седле, император дал Прогрессу шенкелей, и гнедой мерин перешел на рысь. Крисп завернул за поворот. В нескольких сотнях шагов самую узкую часть ущелья перегораживала груда камней, дерна, веток и всего, что нашлось у строителей под рукой. А за баррикадой Крисп увидал, наконец, воинов, так жестоко разорявших его империю. Светловолосые великаны-северяне тоже заметили его или реявшее над ним императорское знамя. Осыпая его насмешками, они потрясали... оружием? Нет. Шестами, заостренными с обоих концов... кольями. На Криспа накатила ярость, какой он не испытывал еще никогда, -- полная, абсолютная. Он хотел собственными руками зарубить каждого из халогаев. Альтернативой казалась только немедленная атака, всем войском. Он набрал в грудь воздуха, чтобы выкрикнуть приказ. Но что-то холодное и расчетливое остановило его, не позволило поддаться искушению. Он подумал секунду и заорал: -- Лучники! Зазвенели тетивы; видесские конные лучники взялись за дело. Халогаи бросили колья и подняли деревянные щиты. Луков у них не было, и ответить противнику они не могли. По всей баррикаде люди падали или отступали, зажимая раны и крича. Но северяне носили обычно кольчуги и шлемы; даже те стрелы, что проскальзывали между щитами, не убивали наверняка. И, как бы не закоснели в жестокости последователи Арваша, трусами они не были. Стрелы жалили их, но не больше. Когда Крисп заметил это, он уже пришел в себя. -- Можем мы обойти их с флангов? -- осведомился он у Маммиана. -- По обе стороны от баррикады крутые склоны, -- ответил генерал. -- Пехоте там лучше, чем коннице. Но попробовать стоит, да и удобно было бы. Если мы зайдем им в тыл, паршивцам конец. Генерал отдал приказ. Понеслись гонцы, неся распоряжения солдатам на обоих флангах. Несколько отрядов попытались пройти по каменистым осыпям вокруг баррикады. Халогаи Арваша кинулись им наперерез. Северяне знали, что делали, когда возводили свое укрепление. Они целиком перегородили пространство, пригодное для боя. Лошадям их противников-видессиан приходилось продвигаться шаг за шагом. Пешие халогаи были попроворнее, но и они оскальзывались, спотыкались и падали. Некоторые уже не вставали. Теперь, когда враги выбрались из укрытия и больше заботились не о щитах, а о том, как бы не упасть, они становились уязвимы для лучников. Но видессиане не могли луками проложить дорогу к победе. Им надо было выбить противников из-за баррикады. А в ближнем бою пехотинцы сражались не хуже, а то и лучше всадников. Сабля и копье против меча и секиры. Крисп наблюдал, как его солдаты сражаются с халогаями Арваша. Внезапная боль заставила его подумать, что он сам ранен. Потом он понял, что прикусил губу. Усилием воли он заставил себя расслабиться, но минутой позже боль вернулась. В этот раз он ее даже не заметил. Несмотря на императорский приказ и отвагу видесской кавалерии, вытеснить врага с каменистой, предательской осыпи оказалось невозможно. Крисп отчаянно желал, чтобы противник оказался трусливее, чем его собственные телохранители. Но это было не так. Он видел, как пронзенный копьем насквозь халогай срубил в седле своего противника, прежде чем рухнуть. -- Ничего не поделаешь! -- проревел Маммиан Криспу в ухо. -- Если мы хотим их взять, придется идти напролом. -- Мы хотим их взять, -- ответил Крисп. Маммиан кивнул и принялся отдавать распоряжения. Трубачи приложили к губам горны и флейты, барабанщики изготовили палочки, и между стенами ущелья заметались бешеные звуки сигнала: "В атаку!" С радостным кличем видессиане ринулись на преграждавшую им путь баррикаду. Ущелье было слишком узким, чтобы в бой могла вступить хотя бы часть имперской армии. Ризульф, чей полк стоял вторым, отдал своим людям приказ не двигаться с места. Между ними и передними рядами образовалось пустое пространство. Когда Крисп обернулся, все его подозрения относительно отца Дары превратились в мрачную уверенность. Он хлопнул гонца по спине. -- Ризульфа ко мне немедля! -- рявкнул он. -- Если не пойдет -- силой притащить, живого или мертвого! Гонец нервно обернулся на гневного императора, и пришпорил коня. Крисп сжимал рукоять сабли, словно то была шея Ризульфа. Оставить авангард армии на расправу кровавым убийцам Арваша? Крисп был настолько уверен, что Ризульф не пойдет с гонцом по доброй воле, что, когда его тесть подъехал, сумел выдавить только: -- Ради бога благого, что это еще за игры? -- Даю вашим войскам место для отступления, конечно, ваше величество, -- ответил Ризульф. Если он и был предателем, то скрывал это изумительно. "Ну и что? -- подумал Крисп. -- Я уже знаю, что он в этом мастер". -- Это обычный прием в сражении с халогаями, -- продолжал Ризульф. -- Ложное отступление часто заставляет их в преследовании выходить из-за укреплений, так что мы можем, развернувшись, ударить по ним, пока они не встали в строй. Крисп покосился на Маммиана. Толстопузый генерал кивнул. -- А, -- пробормотал Крисп. -- Хорошо. Хорошо было то, что шлем прикрывал от чужих взглядов его горящие уши. Видессиане у баррикады рубили и кололи халогаев; те рубили сверху всадников и коней. В ущелье эхом отдавались крики. Потом сквозь шум прорвался протяжный тоскливый вой трубы. Кавалеристы развернулись и поскакали прочь. Северяне осыпали их с баррикады проклятьями на собственном наречии, на кубратском и ломаном видесском. Пара халогаев начала было карабкаться на баррикаду за убегающими имперцами, но их остановили собственные товарищи. -- Чума и мор на ваши головы! -- выругался Маммиан, увидев это. -- Почему они не могут нам облегчить жизнь?! -- Такую дисциплину у них можно увидеть редко, -- заметил Ризульф. -- В учебниках военного дела говорится, что против северян подобная тактика действует неизменно. -- Только вот об Арваше в наших учебниках не сказано, -- ответил Крисп. Ризульф усмехнулся одним уголком рта. -- Боюсь, что насчет учебников вы правы, ваше величество, -- сказал он. -- А сам он -- вон стоит. Крисп проследил на указующим перстом Ризульфа. Да, высокая фигура за баррикадой не могла быть никем иным, как только Арвашем Черным Плащом. Никто из его последователей не одевался подобным образом. Несмотря на кличку, Крисп все же ожидал увидеть пышно разодетого вождя варваров. Арваш действительно выделялся своим одеянием, но не роскошью его, а скромностью. Перекрашенная из черного цвета в синий, его хламида сошла бы за рясу видесского священника. Но как бы ни был одет Арваш, он правил своей ордой. По его повелению халогаи носились взад и вперед, не обращая внимания на тяжесть кольчуг. А когда Арваш поднимал руки, -- рукава рясы развевались, точно крылья стервятника, -- северяне оставались на месте, что было для них весьма необычно. Маммиан глядел на эту сцену так, словно дисциплина халогаев была для него личным оскорблением. -- Если они не идут за нами, -- одышливо вздохнул он, -- придется лезть на них лоб в лоб. Эти слова явно отдавали для него желчью; столкновение лоб в лоб не принадлежало к излюбленным приемам боя хитроумных видессиан. Но если не сумеет умный -- осилит сильный. Когда офицеры вновь установили строй, а солдаты проверили, сколько стрел осталось в колчанах, музыканты вновь протрубили атаку. И вновь видесская кавалерия ринулась на баррикаду. "Крисп!" было их боевым кличем и: "Имброс!" Арваш опять воздел руки, но теперь он указывал не на своих головорезов или возведенную ими преграду, а на стены ущелья. И тогда Трокунд пошатнулся в седле. -- Отзовите людей! -- вскрикнул он, с трудом удерживаясь на коне. -- Отзовите! Крисп и его генералы уставились на чародея. -- Во имя бога благого, почему?! -- воскликнул император. -- Боевые чары, -- прохрипел Трокунд, но гром катящихся по склонам валунов заглушил его слова. Крисп, не сводивший глаз с Трокунда, не видел, как вырывались из земли, в которой мирно покоились годами, если не столетиями, первые камни. Тем вечером ему рассказал об этом один из солдат: "Видели, как выскакивает из норы вспугнутый кролик? Вот так и эти каменюги прыгали. Только не во все стороны, как кролики, а на нас". Валуны врезались в ряды видесской кавалерии со звуком, какой могла бы издать раздавленная ногой великана кузница. Кони падали, точно скошенная трава, подминая седоков. Следующие ряды, не в силах остановиться, натыкались на них и тоже попадали под обвал. Хаос разрастался. Первые ряды атакующих в момент обвала уже почти достигли баррикады. Солдаты оборачивались, чтобы выяснить, что случилось с их товарищами. Кто-то останавливался в ошеломлении, кто-то кидался на баррикаду. И только тогда халогаи рванулись вперед, ревя от злобной радости. Имперские солдаты сражались отчаянно, но некому было прийти к ним на помощь через кровавое месиво обвала. Крисп с проклятьями бил кулаком по колену, глядя, как северяне одолевают его людей одного за другим. Арваш вновь воздел руки, и опять выскочили из земли валуны, обрушиваясь на авангард видесской армии. -- Останови их! -- заорал Крисп на Трокунда. -- Не могу. -- Лицо чародея вмиг осунулось, глаза дико блуждали. -- Я не представляю, как ему это удается. Напряжение, горячка боя ослабляет силу чар, даже если они подготовлены заранее. Я пытался наложить противоборствующие заклятья -- они срываются, как и должно быть. -- Так что нам делать? -- Ваше величество, у меня не хватит сил противостоять Арвашу даже вместе с моими товарищами. -- Это признание доставляло Трокунду почти физическую боль. -- Возможно, вместе с мастерами Чародейской коллегии нам еще удастся победить его. -- Но не сейчас, -- подвел итог Крисп. -- Нет, ваше величество, не сейчас. Он скрыл свой лагерь так, что я не смог даже заметить его, его боевые чары так сильны, что едва не сломили меня... Ваше величество, уже много лет меня не пугал ни один чародей, но Арваш меня ужасает. Видессиане у баррикады погибли почти все. Их тела и тела погибших под обвалом преграждали путь армии. Взгляд Криспа скользнул вверх, по склонам ущелья. Сколько еще валунов ждут только колдовского приказа Арваша, чтобы рухнуть на видесскую армию, и какое еще чародейство мог приготовить вождь северян? -- Отступаем, -- приказал Крисп и сплюнул желчью. -- Отлично, ваше величество, -- сказал Маммиан. Пораженный Крисп повернулся к нему. -- Отлично, -- повторил генерал. -- В нашем деле едва ли не главное -- знать, когда отойти вовремя. Я боялся, что вы прикажете наступать, несмотря на потери, и превратите поражение в катастрофу. -- Это уже катастрофа, -- ответил Крисп. По ущелью пронесся скорбный сигнал к отступлению. Но Маммиан покачал головой. -- Нет, ваше величество. Мы еще не потеряли строй, паники нет, и люди готовы сражаться в будущем -- или в будущем году. Но если этот ведьмак и дальше будет нас гонять в хвост и в гриву, наши солдаты станут бежать, едва завидев его разбойников. Слабое утешение, но уж лучше такое -- немного лучше -- чем никакого. Телохранители-халогаи Криспа сомкнулись вокруг него, пока армия выходила из ущелья. Если бы северяне хотели убить его и перейти не сторону собратьев, лучшего момента им не представилось бы. Но императорская стража оборачивалась, лишь чтобы погрозить кулаками врагам Видесса. И все же верность телохранителей заботила Криспа меньше всего. Взгляд его, как и взгляды всей армии, постоянно обращались вверх, на стены ущелья -- не грянутся ли вниз новые валуны, сминая людей и коней? Если Арваш сумел подготовить ловушки по всей длине ущелья, поражение еще может превратиться в катастрофу даже по критериям Маммиана. Но отступление не стало бегством. Валуны оставались на своих местах. И наконец склоны разошлись, открывая пологие предгорные холмы. -- Назад, к лагерю? -- спросил Маммиан. -- А почему нет? -- горько ответил Крисп. -- Так мы можем сделать вид, что ничего не случилось. Те, кто еще живы. -- Такие вещи без потерь не делаются, -- попытался успокоить его Маммиан. -- Мы и с потерями ничего сделать не можем, -- бросил Крисп, на что генерал только хмыкнул. Лагерь разбитой армии всегда мрачен. Вокруг шатров победителей тоже кричат от боли раненые, но и они, и их товарищи знают, что добились цели, за которую сражались. Побежденные лишены подобного утешения. Они не просто гибли -- они гибли зря. Именно поражение сломило армию Петрония, вспомнил Крисп. Он приказал усилить охрану не с северной стороны лагеря, а с южной. Офицеры, которым он отдал это распоряжение, вслух своих мнений не высказали, но многозначительно кивнули. Крисп бродил по окраинам лагеря, где тяжелораненные ждали, пока до них дойдет внимание жрецов-целителей. Те, кто мог шевелиться, с улыбками отдавали императору честь, отчего совесть грызла Криспа еще сильнее. Но он постарался повидаться со всеми и поговорить с большинством, прежде чем отправиться к себе в шатер. К этому времени спустилась темнота. Больше всего Криспу хотелось уснуть и забыть на несколько часов про злосчастный сегодняшний день. Но перед ним стояла еще одна задача, куда более тяжелая, чем посещение раненых. Крисп все откладывал с письмом Танилиде: он хотел написать в нем, что смерть ее сына отмщена. Теперь эта надежда исчезла -- да и что ей в том утешении? Она потеряла единственного сына. Крисп опустил перо в чернильницу и уставился на пустой пергаментный лист. Как же начать? "От Криспа, Автократора видессиан, превосходной и благороднорожденной госпоже Танилиде привет". Формула закончилась, оставив Крисп в затруднении. Тут нужны были гладкие фразы, выстроить которые не составило бы труда человеку, получившего вместе с образованием и знание риторики. Образования Крисп не получал, а доверять это письмо секретарю не собирался. -- Твое величество? -- пробасил снаружи Гейррод. -- В чем дело? -- Крисп отложил перо со смешанным чувством облегчения и вины. Как оказалось, облегчение было преждевременным. -- Дело чести, твое величество, -- отозвался Гейррод. Последний раз с ним в таком тоне разговаривал нацелившийся на самоубийство Вагн. -- И чем я затронул твою честь, Гейррод? -- осведомился Крисп, выскакивая из шатра. -- Не мою, твое величество, но всех нас, кто получает от тебя золото, -- ответил Гейррод. Высокому для видессианина Криспу пришлось поднять голову, чтобы посмотреть халогаю в глаза. -- Меня выбрали говорить за нас всех из-за того, что я первым склонился перед тобой. -- Верно, -- согласился Крисп, -- и за это я держу тебя и всех вас в почете. Сомневаешься ли ты в этом? -- Гейррод покачал тяжелой головой. -- Так чем я оскорбил тебя -- то есть вас всех? -- нетерпеливо кинул Крисп. -- Тем, что не послал нас сегодня в бой против тех, кто следует за Арвашем, несмотря на то что я сказал тебе на дороге южнее Имброса, -- ответил Гейррод. -- Многим из нас это мнится обидой и знаком недоверия. Лучше нам вернуться домой в землю Халога, чем носить секиры, не обагренные кровью. Видессиане любят парадные полки. Мы же давали клятву сражаться за тебя, твое величество, а не вышагивать на парадах. -- Если ты думаешь, что я удержал вас, опасаясь измены, руби сейчас, Гейррод. -- С некоторой внутренней дрожью -- халогаи могли выспринимать фигуры речи удивительно буквально -- Крисп склонил голову. Удара не последовало; император выпрямился и вновь глянул телохранителю в лицо. -- Если ты думаешь иначе, то чем я мог затронуть твою честь? Телохранитель встал по стойке "смирно". -- Ты говоришь мудро, твое величество. Теперь я вижу, что ошибался. И так я передам своим товарищам. Те, кто не согласится, пусть спорят с этим. -- Гейррод многозначительно потрогал лезвие секиры. -- Хорошо, -- ответил Крисп. -- И передай им, что я не послал их в бой потому, что надеялся выбить халогаев -- халогаев Арваша -- из-за баррикады стрелами. Если бы нам это удалось, мы победили бы малой кровью. Гейррод громко фыркнул. -- Порой ты думаешь, как один из нас, но в сердце своем ты все же видессианин. Так, верно, и быть должно, и этому не поможешь. Но бой сладок сам по себе. Время считать сраженных приходит потом, а не прежде. -- Как скажешь, Гейррод. -- Криспу слова северянина показались безрассудными до безумства. Халогай же прекрасно знал, что большинство имперцев думает так, как Крисп, и считал их в военном деле в лучшем случае излишне осторожными, а то и просто трусоватыми. Поэтому, наверное, никто из видессиан не служил телохранителем у северных вождей и вряд ли будет. Гейррод вновь занял свой пост, явно удовлетворенный беседой, а Крисп вернулся в шатер и позволил себе тихо вздохнуть. Он не солгал Гейрроду впрямую, но в верности халогаев все же одно время усомнился. Однако, спросив Гейррода, а верит ли тот в подобное, Крисп как бы снял с себя вину. Но в следующем сражении с головорезами Арваша он не станет сдерживать своих телохранителей. Император присел за складной столик, который служил ему вместо письменного. Пергамент и перо лежали там, где он их оставил, выходя. На листе одиноко красовалось приветствие. Крисп снова вздохнул. Если бы только у Трокунда нашлось заклятье, по которому неприятные письма писались бы сами... но это было бы уже не чародейство, а чудотворство. Вздохнув в третий раз, Крисп макнул перо в чернильницу и по привычке приступил сразу к сути: "Госпожа моя, покуда я сражался с Петронием в западных землях, Мавр, узнав о поражении Агапета, вывел из города Видесса армию, дабы остановить Арваша Черного Плаща от продвижения в глубь империи. Со скорбью должен сообщить вам, что, как вы и предсказывали, ваш сын потерпел поражение и погиб сам". Выведенные на пергаменте, эти слова вновь вызвали в памяти день гибели побратима. Крисп перечитал написанное. Не слишком ли прямолинейно?.. Нет, решил он. Танилида предпочитала неприукрашенную правду... и, кроме того, она могла узнать о случившемся раньше его. Он подумал немного и приписал: "Я любил Мавра, как родного брата. Я удержал бы его от нападения на Арваша, если бы знал, что у него на уме, но он скрывал свои намерения от меня, пока не стало поздно. Вы лучше меня знаете, что Мавр всегда шел вперед, не оглядываясь". Крисп присыпал написанное песком, чтобы высушить чернила, потом свернул пергамент и надписал на свитке: "Превосходной и благороднорожденной госпоже Танилиде, в ее поместье близ Опсикиона". Эти слова он тоже присыпал песком, стянул свиток лентой и, перевязав, капнул на ленту немного алого воска. В еще мягкий воск он вдавил свою печать и долго смотрел на нее. Солнечный имперский герб оставался так же совершенен, точно армии Видесса только что одержали три великих победы, а не пережили три позорных поражения и отчаяние при виде города, вырезанного до последнего жителя. Высунувшись из шатра, Крисп кликнул гонца. Когда тот положил письмо в водонепроницаемый футляр, Крисп обещал себе, что империя станет цела и неделима, как эта печать, еще до того, как завершится война с Арвашем. Это была отличная клятва, но Крисп чувствовал бы себя спокойнее, если бы знал, как ее исполнить. VII Город Видесс скорбел. Со скорбью в город пришел страх. Уже три столетия, с тех времен, когда дикие хаморские племена из степей Пардрайи отсекли от живого тела Видесской империи Кубрат, Хатриш и Татагуш, жители столицы не опасались вторжения с севера. -- Все ведут себя так, точно нас завтра возьмут в осаду, -- жаловался Крисп Яковизию через пару дней после возвращения. -- Головорезы Арваша сидят по ту сторону Заистрийских гор и останутся там до весны. Яковизий нацарапал ответ на табличке и передал Криспу. "Даже Арваш не такой могучий колдун, чтобы остановить осенние дожди". Он ткнул пальцем в потолок и приложил ладонь к уху. Крисп кивнул. По крыше барабанил дождь. -- Прошлой осенью я проклинал осенние ливни, потому что они не давали мне разделаться с Петронием. А теперь благословляю их, потому что они не пускают Арваша через границу империи. Яковизий отобрал табличку и написал ответ: "Когда люди хвалят или проклинают погоду, Фос затыкает уши. Иначе он бы оглох". -- Ты, как всегда, прав, -- отозвался Крисп. -- Но люди от этого не перестают хвалить или проклинать дожди. А то, что до Арваша отсюда пара сотен миль, не мешает горожанам оглядываться на север при каждом шуме. "Это ненадолго, -- с уверенностью циника начертал Яковизий. -- Помни -- горожане переменчивы. Скоро Пирр даст им новую тему для слухов". Крисп скорчил гримасу. -- Даже не напоминай. Более чем когда-либо Крисп жалел о том, что Гнатий не остался ему верен. Политическая фигура в куда большей степени, чем духовное лицо, Гнатий был бы гибок. Пирр, избрав единожды свой путь, двигался по нему, прилагая к этому всю свою власть, -- а властью вселенский патриарх видессиан обладал немалой, большей, чем кто-либо, кроме самого Криспа. И его ни в малейшей степени не волновало, что от его речей и дел у всех прочих священнослужителей волосы встают дыбом. Порой Криспу казалось, что патриарх именно этого и добивается. Но намеренно или нет, а результатов он достигал поистине невероятных. "Я его, если помнишь, дольше твоего знаю, -- написал Яковизий. -- Он мне, в конце концов, двоюродный брат. Он меня не одобряет, взаимно. Впрочем, он почти ничего не одобряет". Аристократ булькающе рассмеялся. -- Что он тебя не одобряет -- невеликое чудо! -- Крисп тоже расхохотался. Привычки сибарита и вечные поиски симпатичных молодых людей никак не поднимали Яковизия в глазах его сурового и аскетичного родственника. -- Ты, я смотрю, никак не остановишься. Только больше стал за мальчиками гоняться. Яковизий снова забулькал. "Наоборот, ваше величество, -- написал он. -- Теперь они за мной гоняются". Крисп хотел было посмеяться, но, глянув на собеседника, раздумал. -- Благим богом клянусь, ты всерьез, -- проговорил он. -- Но как -- почему? Не хотел бы вас обидеть, превосходный господин, но вы меня ошеломили. Яковизий в ответ написал большими буквами одно-единственное слово: "УНИКУМ". Ухмыльнулся, показал на себя и написал еще: "Где они второго такого найдут? Вот и вешаются на шею". Крисп не знал, смеяться ему или кривиться. От выбора его избавил вошедший в палату Барсим. -- Прошение на имя вашего величества, -- сказал вестиарий, протягивая пергаментный свиток на подносе. -- От монаха Гнатия. -- Ничто в голосе евнуха не выдавало, что когда-то Гнатий носил и более почетный титул. -- Легок на помине, -- Крисп принял свиток, и Барсим вышел. Император глянул на Яковизия: -- Хочешь послушать? Яковизий кивнул. -- "От смиренного, грешного и раскаявшегося монаха Гнатия его сиятельному императорскому величеству Криспу, Автократору видессиан привет!" -- прочел Крисп и фыркнул. -- Да уж, стелет он мягко. "Придворный", -- написал Яковизий, так, словно это все объясняло. -- "Нижайше молю ваше императорское величество, -- продолжил Крисп, -- даровать мне великую милость, разрешив мне прервать на краткий срок заточение в монастыре, посвященном памяти святого Скирия, дабы мог я насладиться встречею с вами и ознакомить ваше императорское величество с плодами исторических исследований моих, продолжаемых по указанию вашему, ибо оные летописи, несмотря на древность их, сведения содержат весьма важные и с нынешним состоянием дел видесских связь несомненную имеющие". -- Крисп отложил пергамент. -- Уф! Если я в его прошении разобраться не могу, с чего бы его историческим трудам оказаться понятнее? "Гнатий не дурак", -- напомнил Яковизий. -- Знаю, -- раздраженно ответил Крисп. -- Так почему он меня за дурака принимает? Наверное, это какой-то хитрый план побега. Я моргнуть не успею, как наш дорогой Гнатий будет шляться по всей стране, пока его не поймают, проповедовать против Пирра и сеять раздоры среди священников. Только смуты в церквях мне не хватало к Арвашу. Это прямая дорога к гражданской войне. "Так ты его не примешь?" -- осведомился Яковизий. -- Нет, богом благим и премудрым клянусь. -- Крисп повысил голос: -- Барсим, будьте добры, перо и чернила! Получив письменные принадлежности, он нацарапал на краю свитка "ЗАПРЕЩАЮ - К." буквами еще больше тех, которыми Яковизий обозначил себя уникумом. Свернув пергамент, он вернул его Барсиму. -- Проследите, чтобы это передали назад монаху Гнатию, -- приказал он. В его устах титул бывшего патриарха прозвучал намеренно презрительно. -- Будет сделано, ваше величество, -- ответил вестиарий. -- Благодарю, Барсим. -- Постельничий собрался уходить, и Крисп добавил: -- И когда закончите с этим, пришлите нам что-нибудь из кухни. Неважно что, но я хотел бы перекусить. А вы, превосходный господин? Яковизий кивнул. "И вина, почитаемый господин, с вашего позволения", -- написал он и показал табличку Барсиму. Вскоре вестиарий внес в палату серебряный поднос с кувшином вина, двумя кубками и прикрытым серебряной крышкой блюдом. -- Куропатки в сырном соусе с чесноком и орегано, ваше величество. Надеюсь, вы не против? -- Ничуть, -- заверил его Крисп. Со своей птичкой он расправился за пару минут. Яковизий ел медленнее. Ему приходилось резать мясо на крохотные кусочки, и каждый кусочек проталкивать в горло глотком вина -- лишенный языка, он не мог ни пережевывать пищу как следует, ни глотать. Но и с этим, как со всем остальным, он ухитрялся справляться, судя по тому, что почти набрал сброшенный во время болезни вес. -- Рад видеть, что ты так хорошо справляешься. -- Крисп поднял свой кубок, наблюдая, как Яковизий обсасывает куропаточью ножку. "Я рад не меньше твоего", -- написал Яковизий, отвлекшись на минуту от еды. Крисп фыркнул, и они выпили вместе. Бледная Дара оторвалась от тазика; служанка вытерла ей подбородок влажной тряпочкой и унесла таз. -- Если бы это была только утренняя болезнь, еще бы ладно, -- устало проговорила Дара, -- но теперь меня тошнит в любое время дня и ночи. Крисп подал ей кубок с вином. -- Возьми, сполосни рот. Дара сделала осторожный глоточек и, склонив голову набок, подождала, пока желудок не выскажет своего мнения. Желудок не протестовал, и она отпила еще. -- Может, надо мне было самой выкармливать Фостия, -- сказала она. -- Повитухи говорят, кормящей матери сложнее понести вновь. -- Я тоже так слышал, -- ответил Крисп, -- не знаю только, правда ли это. Как бы там ни было, надеюсь, что скоро тебе полегчает. -- Я тоже надеюсь. -- Дара закатила глаза. -- Но если с этим ребенком будет так же, как с Фостием, мне еще два месяца предстоит выворачиваться наизнанку. -- Надеюсь, что нет. -- Но Крисп знал, что внимательно будет следить, когда Дару прекратит мучить тошнота по утрам и когда родится ребенок. Не то чтобы он ей не доверял. Хотя он пробыл в городе лишь пару дней между двумя кампаниями, но провел он их никак уж не в праздности, а тошнота у Дары появилась вовремя после этого -- считать по месячным, еще не установившимся после родов, было бессмысленно. Но Крисп все равно считал дни. Дара обманывала Анфима с ним -- может обмануть и его. Маловероятно, но Автократоры, полагавшиеся лишь на вероятное, правили на удивление недолго. -- Фостий вчера сам сел, -- заметила Дара. -- Кормилица мне сказала. -- Крисп постарался выразить радость. Как он ни пытался, проникнуться к Фостию родительской любовью у него никак не получалось. Мешала назойливая мыслишка -- а не кукушонка ли он растит? "Если следующий ребенок будет мальчиком...", -- сказал себе Крисп, и поняв, как счастлив он будет тогда, осознал, что это, безусловно и неоспоримо, его ребенок. Дара сменила тему. -- Как там налоги? -- С запада -- отлично. С острова Калаврия, с Опсикионского полуострова, с пригородных земель -- отлично. С севера... -- Продолжать не имело смысла. Собрать для себя что-то ценное близ Заистрийских гор могли разве что стервятники. -- Хватит ли, чтобы сражаться с Арвашем будущей весной? -- спросила Дара. Истинная генеральская дочь, она понимала, что армии не меньше солдат нужны деньги и все то, что на них можно купить. -- Казначейские логофеты говорят, что хватит, -- ответил Крисп. -- И теперь, когда Петрония нет, мы можем выставить против Арваша всю армию. -- Он покачал головой. -- Плохо, что мы не могли сделать этого в прошлом году. Мы сумели бы спасти Имброс. Слава Фосу, что теперь империя едина. Эти слова оказались бы на месте в любом представлении мимов. В ту же секунду в комнату ворвался евнух Лонгин. Пот стекал по его толстым безбородым щекам. -- Ваше величество, -- выдохнул он. -- Близ Собора мятеж, ваше величество. Вскочив, Крисп бросил на постельничего такой взгляд, что тот отшатнулся в испуге. Император с трудом взял себя в руки. -- Рассказывай, -- приказал он. -- Больше мне ничего не известно, -- проблеял Лонгин. -- Весть принес солдат, и я тут же помчался к вам... -- Ты поступил верно, Лонгин; спасибо, -- ответил Крисп, уже овладев собой. -- Веди меня к этому солдату, я с ним сам поговорю. Евнух выскочил из комнаты. -- Пирр, -- проговорила Дара в спину выходящему Криспу. -- Вот и я так подумал, -- мрачно бросил он через плечо и поспешил за Лонгином. Когда Крисп вышел из дверей императорских палат, солдат пал ниц и тут же проворно вскочил. Выглядел он действительно, как человек, усмирявший бунт: туника порвана, широкополая шляпа смята, из носа текла кровь, а под глазом красовался лиловый синяк. -- Ради бога благого, что случилось? -- осведомился Крисп. Солдат покачал головой и стер кровь с губы. -- Лед меня побери, ваше величество, если я знаю. Я себе шел, никого не трогал, и тут с площади перед Собором вываливает толпа. Все орут и дубасят друг друга чем попадя. Вот и меня отходили. Я до сих пор не знаю, что на них нашло, но я решил, что уж вам про это знать надо непременно. Вот и пришел. -- И я тебе благодарен, -- ответил Крисп. -- Скажи, как тебя зовут? -- Зурул, ваше величество, замыкающий в полку Маммиана -- Селимбрий капитан моей роты. -- Ты получишь достойную награду, ведущий Зурул. -- Крисп повернулся к слушающим с любопытством халогаям. -- Вагн, вызови из бараков... м-м... полк Ризульфа. Пусть скорым маршем отправляются к Собору. И напомни им, что это бунт, а не война, -- если начнут убивать, кого попало, весь город вспыхнет. -- Слушаюсь, твое величество. Полк Ризульфа. -- Вагн отдал честь и побежал к баракам. При каждом шаге тяжелая соломенная коса шлепала его между лопаток. -- А когда мы установим порядок -- богом благим клянусь, мы его установим, -- Крисп повернулся к Лонгину, -- я желаю побеседовать с пресвятым вселенским патриархом Пирром, чтобы он мог пролить свет на истоки этого бунта. Будьте так любезны, почитаемый господин, оформите черновик приглашения патриарху явиться в Тронную палату для объяснений. -- Разумеется, ваше величество. Немедленно. В Тронную палату, вы сказали? Не сюда? -- Нет. Бунт после проповеди -- дело серьезное. Я хочу напомнить Пирру, насколько оно мне не нравится. Допрос в Тронной палате -- самое подходящее средство напоминания. -- Будет исполнено, ваше величество. -- Лонгин скрылся за дверью, пошевеливая губами, -- вероятно, составлял приглашение. Крисп глянул на северо-восток, в сторону Собора. Здания дворца скрывали огромный купол и золотые шары, венчающие шпили Собора, но бунту часто сопутствует поджог. Черного столба дыма видно не было. В конце концов, сейчас же осень, с надеждой подумал Крисп. Хотя дождя нет, стены и заборы не могли высохнуть. Он зашел в палаты. Прибежал Лонгин с приглашением патриарху. Крисп прочел, кивнул, поставил подпись и приложил печать. Постельничий унес пергамент. А Крисп остался ждать. Он знал, что отдал верные приказы. Но даже у императорской власти есть предел. Чтобы исполнить приказ, нужны верные люди. Солнце клонилось к закату, когда гонец от Ризульфа принес весть, что беспорядки подавлены. -- Да, -- весело добавил гонец, -- пару голов расколотили. Городским без кольчуг против нас и так никуда, да они еще друг друга молотили. Гражданские, -- добавил он презрительно. -- Я хочу видеть арестованных, -- сказал Крисп, -- и узнать, что их завело. -- Мы нескольких взяли, -- согласился гонец. -- Послали их в тюрьму под зданием чиновной службы на Срединной улице. -- Туда и пойду, -- решил Крисп, радуясь, что может хоть что-то сделать. Но выйти на улицу и добежать до массивного здания из красного гранита, как простолюдин, император Видесса не мог. Чтобы покинуть дворец, ему требовались взвод халогаев и дюжина зонтоносцев. И чтобы собрать эту свиту, ушло столько времени, что потребовались и факельщики. Кто-то из дворцовых евнухов, должно быть, успел предупредить тюремщиков и солдат в здании чиновной службы, ибо те уже ждали прибытия императора. Криспа провели в комнату этажом выше собственно тюрьмы, над землей, и, стоило ему сесть, тюремщики приволокли скованного горожанина. -- На пол перед его величеством! -- рыкнул один из стражников. Горожанин опустился на колени и неуклюже бухнулся на живот. -- Ваше величество, -- пояснил стражник, -- это некий Копризиан, пытавшийся разбить череп нашему солдату. -- И разбил бы, ваше величество, -- пробасил Копризиан, -- да ублюдок был в шлеме. -- Лицо у него было до удивления уродливое, даже если не обращать внимания на разбитую губу и пару свежевыбитых зубов. -- Неважно, -- отмахнулся Крисп. -- Я хочу знать, с чего началась драка. -- Так и я хочу, -- ответил Копризиан. -- Я что -- кто-то мне врезал сзади. Я обернулся и ему звезданул -- то есть, я думаю, что ему, потому как вокруг толпа народу бегала, все орут про еретиков, скотосолюбцев и Фос знает о чем еще. Ну, тут я разошелся. А потом какой-то сволочной кольчужник обломал копье о мою башку, и очнулся я уже тут. -- Ясно. -- Крисп повернулся к тюремщикам: -- Уведите его. Похоже, он влез в драку и получил массу удовольствия. Приведите мне человека, который был при начале бунта, или кто его начал, если такой дурак признается. Я хочу добраться до корней. -- Слушаемся, ваше величество, -- хором ответили стражники. -- Пошли, ты, -- добавил один из них, выводя Копризиана. Через некоторое время они вернулись, ведя человека средних лет в лохмотьях шикарной некогда туники. -- Это некий Миндей, -- сказал стражник. -- Схвачен на площади перед Собором. На пол, ты! Миндей пал ниц с ловкостью человека, который делает это не в первый раз. -- С позволения вашего величества, -- произнес он, вставая, -- я имею честь служить старшим письмоводителем гипологофета Грипа. Казначейский чиновник средней руки, подумал Крисп. -- Мне очень не нравится, Миндей, что люди, давшие клятву поддерживать государство, начинают мятежи, -- сказал он. -- Как ты мог так опозориться? -- Я лишь хотел выслушать проповедь пресвятого отца Пирра, ваше величество, -- ответил Миндей. -- Его слова всегда просвещают меня, а сегодня он был особенно красноречив. Он говорил о благородном рвении в изгнании Скотоса из наших жизней и из нашего города. Даже некоторые священники, сказал он, слишком долго терпели соседство зла. -- Да ну? -- Под ложечкой у Криспа засосало. -- Да, ваше величество, и в этом немалая доля правды. -- Миндей, как смог со скованными руками, начертил на груди солнечный круг. -- Выходя из Собора, люди, как всегда бывает, обсуждали проповедь. Кто-то помянул нескольких священников, известных своим попустительством. А потом кто-то заявил, что Скотос получит свое и от избыточного рвения святых отцов. Кто-то счел это намеренным оскорблением отца Пирра, и... -- Цепи звякнули -- Миндей пожал плечами. -- А ты, значит, совершенно невинен? -- спросил Крисп. -- Совершенно, -- ответил Миндей с подкупающей искренностью. Один из тюремщиков прокашлялся. -- При поимке у сказанного Миндея были найдены пять кошельков, помимо его собственного. -- Действительно казначейский чиновник, -- заметил Крисп. Тюремщики расхохотались. Миндей изобразил невинность -- с ловкостью человека, который делает это не в первый раз. -- Ладно, -- сказал Крисп, -- отведите его в камеру и приведите другого. Следующий рассказал ту же историю. Чтобы увериться окончательно, Крисп приказал привести еще одного заключенного и выслушал тот же рассказ в третий раз. Потом, вернувшись в императорские палаты, он всю ночь размышлял, что же делать с Пирром. Хорошо было бы приказать патриарху носить намордник, но Крисп подозревал, что Пирр найдет теологическое обоснование не подчиниться. -- А может, и нет, -- заметила Дара, когда он высказал эту мысль вслух. -- Он может решить, что это замечательная новая аскеза, и попытается ввести ее в церковный обиход. -- Она хихикнула. Крисп тоже улыбнулся -- на секунду. Зная Пирра, он подозревал, что права окажется Дара. Тронную палату отапливала та же система несущих горячий воздух труб под полом, что и императорские палаты. Но натопить огромное пространство было не так просто. В тепле оставались разве что ноги. Трон Криспа стоял на помосте, на высоте человеческоо роста над полом. Ноги у императора тоже мерзли. Кое-кто из придворных, занимавших места среди колонн, откровенно ежился. Лучше всех приходилось стражникам-халогаям -- те носили штаны. В родной деревне в такую погоду Крисп тоже надел бы штаны. Он безмолвно проклинал традиции, потом улыбнулся, представив, какую гримасу состроил бы Барсим, предложи император явиться в Тронную палату в чем-то кроме предусмотренной обычаем алой туники. Когда в дальнем конце зала показался Пирр, улыбка исчезла с лица Криспа. Патриарх подошел к помосту упругим шагом юноши. По рангу ему полагались одеяния из синего шелка и золотой парчи, почти столь же роскошные, как императорские. Однако одет он был в простую монашескую рясу, потемневшую от влаги. Когда Пирр приблизился, Крисп отчетливо уловил хлюпанье воды в его синих башмаках -- патриарх отказывался признавать капризы стихии, защищаясь от них. Он простерся перед Криспом ниц, ожидая, пока ему не разрешат встать. -- Чем могу служить вашему величеству? -- осведомился он, поднимаясь и спокойно глядя Криспу в глаза. Если его и мучила совесть, он скрывал это как нельзя лучше. Крисп решил, что это не так, -- в отличие от большинства видессиан Пирр не был склонен к обману. -- Пресвятой отец, мы вами недовольны, -- ответил Крисп формальным тоном, в котором долго практиковался на досуге, и подавил ухмылку -- он не забыл назвать себя во множественном числе. -- Как так, ваше величество? -- удивился Пирр. -- Смиренный священнослужитель, я лишь пытаюсь нести истину в народ; кто может быть недоволен истиной, кроме того, кто ее боится? Крисп стиснул зубы. Можно было и догадаться, что Пирр окажется крепким орешком. Патриарх носил собственную праведность, как солдат -- броню. -- Неспокойствие в храмах не служит на благо ни церкви, ни империи, особенно теперь, когда на наших сварах наживется лишь Арваш Черный Плащ. -- Ваше величество, у меня и в мыслях не было сеять раздоры, -- ответил Пирр. -- Я лишь стремлюсь очистить клир от недостойных людей, пробравшихся в него за долгие годы небрежения и попустительства. "Не сейчас, идиот!", -- хотелось заорать Криспу. Вместо того император заметил: -- Поскольку обычаи, столь неодобряемые вами, прорастали много лет, не разумнее ли было бы вытаскивать их из земли постепенно, а не выдергивать? -- Нет, ваше величество, -- твердо ответил Пирр. -- То -- паутина, сплетенная Скотосом, мелкие грешки, что становятся все больше и серьезнее месяц за месяцем, год за годом, покуда в ранг обыденного не возводятся гнусность и порок. Так я скажу вам, ваше величество: благодаря Гнатию и его приспешникам, темный бог свободно разгуливает по городу Видессу! -- Он плюнул на полированный мрамор и очертил на груди солнечный круг. Несколько придворных благочестиво повторили жест. Некоторые опасливо покосились на Криспа, видно, изумляясь, как тот осмеливается требовать от патриарха остановить изгнание извечного зла. -- Вы ошиблись, пресвятой отец, -- твердо и сурово произнес Крисп. Прозвучавшая в его словах уверенность заставила Пирра широко раскрыть глаза; он привык изрекать истину таким тоном, а не выслушивать. -- Без сомнения, Скотос вползает в город Видесс, как ползает он по всей вселенной. Но я видел город, где он разгуливал свободно; до сих пор я вижу Имброс в своих кошмарах. -- Воистину так, ваше величество. И я стремлюсь лишь оборонить Видесс от судьбы, постигшей Имброс. Изначальное зло со временем поглотит нас всех, если только, говоря вашими словами, не выдернуть его с корнем. -- Зло, которое несет Арваш Черный Плащ, поглотит нас немедля, если не выдернуть его с корнем, -- ответил Крисп. -- Как вы собираетесь проповедовать посаженному на кол? Подумайте, пресвятой отец, какая победа для нас важнее в данный момент. Пирр подумал. -- У вас свои заботы, ваше величество, -- неохотно произнес он, наконец; судя по всему, он не ожидал, что Крисп заставит его признать хоть это, -- у меня же свои. Если я, узрев зло, не попытаюсь избавить от него мир, грех падет и на мои плечи. Я не могу пройти мимо него, не обрекая свою душу на вечный лед. -- Даже если другие люди, добрые священники, не видят в том никакого зла? -- осведомился Крисп. -- Или вы хотите сказать, что каждый, кто не согласен с вами, одним этим обречен на вечный лед? -- Так далеко я не могу зайти, -- ответил Пирр, хотя, судя по его взгляду, именно так он и думал. -- Принцип икономии применим к некоторым воззрениям, чья греховность не может быть доказана впрямую. -- Тогда, покуда мы воюем с Арвашем, применяйте этот принцип по возможности шире. Если бы вы не создавали себе врагов в клире, то нашли бы немало друзей, пресвятой отец. Но подумайте еще раз и ответьте мне: может ли принцип икономии оправдать деяния Арваша? Снова Пирр честно подумал. -- Нет, -- признал он без малейшего выражения. Несмотря на тщетные попытки сохранять лицо спокойным, патриарх все равно выглядел, как человек, которого обманули при игре в кости. Он чопорно поклонился. -- Да будет так. Я буду применять указанный принцип по мере возможности широко, покуда этот Арваш угрожает спокойствию империи. Пара придворных захлопала в ладоши, потрясенная, очевидно, тем, что Криспу удалось выбить из Пирра хоть какое-то соглашение. Крисп тоже был потрясен собственным успехом, но виду не подал; он-то заметил, какими гладкими фразами патриарх урезал свои уступки. -- Превосходно, пресвятой отец, -- сказал он. -- Я знал, что могу положиться на вас. Патриарх снова поклонился, еще более механически, и вознамерился было вновь упасть ниц, дабы покинуть потом Тронную палату, но Крисп жестом остановил его. -- Прежде чем вы уйдете, пресвятой отец, -- произнес он, -- еще один вопрос. Не подавал ли вам монах Гнатий прошения об освобождении из монастыря? -- Да, ваше величество, подавал, -- сознался Пирр и неохотно добавил, -- по всей форме. Но я, тем не менее, отверг его просьбу. Как бы он не обосновывал ее, истинная причина одна -- он стремится причинить стране и церкви еще больше зла. -- Вот и я так подумал, пресвятой отец. Лицо Пирра дернулось, словно он хотел улыбнуться, но, как подобает аскету, ограничился коротким кивком. Он опустился ниц, поднялся и пятясь отошел от трона -- повернуться к императору спиной значило бы нанести ему оскорбление. Как только патриарзх удалился, прибежал слуга и вытер натекшую с рясы лужу. С широкой благостной улыбкой Крисп оглядел Тронную палату. Придворные не кричали: "Ты поб[jat]дилъ еси, Крисп!", но он и так знал, что одержал победу. Фостий перекатился со спины на животик, потом опять на спину. Он решил было повторить процедуру, но Крисп перехватил его, чтобы малыш не упал с кровати. -- Больше так не делай, -- приказал император. -- Ты ведь у нас слишком умный, чтобы стать крестьянином. -- Стать крестьянином? -- переспросила удивленная Дара. -- Чтобы запомнить что-нибудь, крестьянин вбивает это себе в башку молотком, -- пояснил Крисп. Он поднял Фостия. Малыш тут же ухватился обеими ручонками за его бороду и дернул. "У!!", -- выдавил Крисп и осторожно отцепил от себя сначала левую руку Фостия, потом правую -- а потом снова левую. Отвязаться от малыша ему удалось только со второй попытки. Крисп уложил Фостия на кровать, и тот немедленно попытался с нее свалиться. Крисп снова поймал его. -- Я же велел тебе больше так не делать, -- посетовал он. -- Ну почему все дети такие непослушные? -- Ты с ним очень мягок, -- заметила Дара. -- Это хорошо, особенно... -- Она прервалась. -- Не стоит лупить его, пока он не подрос достаточно, чтобы понять, в чем провинился. Крисп намеренно не обратил внимания на прерванную фразу. Дара хотела сказать: "Особенно зная, что он может быть и не твоим сыном". Значит, она тоже не уверена. А Фостий, как нарочно, не походил ни на кого из возможных отцов. Малыш попытался еще раз скатиться с постели и почти преуспел. Крисп ухватил его за лодыжку и выволок обратно. -- И больше так не делай! -- строго сказал он. Фостий залился смехом. Ему казалось, что спасение -- очень веселая игра. -- Я рада, что ты будешь с ним всю зиму. Когда ты все лето провел в походах, он успел тебя позабыть ко времени твоего возвращения. -- Знаю. Часть разума Криспа стремилась держать Фостия рядом днями и ночами, не дать ребенку, да и самому Криспу ни малейшего сомнения в том, что они -- отец и сын. А другая часть не хотела иметь с кукушонком ничего общего. И переносить это раздвоение становилось с каждым днем все труднее. Фостий заныл и полез пальцами в рот. -- Зубки режутся, бедненький, -- вздохнула Дара. -- Да и проголодался он. Я сейчас кормилицу позову. -- Она потянула за зеленый шнурок, шедший в комнаты служанок. Минутой позже кто-то вежливо постучал в двери покоев. Когда Крисп открыл, на пороге стояла не кормилица, а Барсим. -- Вам письмо, -- проговорил вестиарий с поклоном. -- Благодарю, почитаемый господин. -- Крисп принял запечатаный свиток. Тут примчалась и кормилица, улыбнулась, пробегая мимо Криспа, и ринулась к всхлипывающему младенцу. -- От кого письмо? -- спросила Дара, когда кормилица взяла у нее Фостия. Криспу не понадобилось разворачивать свиток, чтобы ответить. Он узнал и печать, и изящный, ровный почерк. -- От Танилиды, -- ответил он. -- Ты помнишь -- мать Мавра. -- Конечно. -- Дара повернулась к кормилице: -- Илиана, унеси его пока куда-нибудь, хорошо? Анфим умел вести себя так, словно слуги -- это предмет обстановки, когда это его устраивало. У Дары это получалось с трудом, а у Криспа едва выходило -- до последних лет он и сам был слугой. Илиана ушла; Барсим, идеальный служитель, удалился еще раньше. -- Прочти вслух, будь добр, -- попросила Дара. -- Конечно. -- Крисп сломал печать, снял перетягивавшую свиток ленту и развернул пергамент. -- "От Танилиды его императорскому величеству Криспу, Автократору видессиан привет. Благодарю вас за сочувствие моему горю. Как вы сказали, мой сын и умер, как жил, -- двигаясь вперед без колебаний и оглядки". Слова эти настолько точно передавали судьбу армии Мавра, что Крисп запнулся, прежде чем вспомнил загадочное ясновидение Танилиды. Он собрался и продолжил: -- "Не сомневаюсь я, что вы сделали все, чтобы отвратить его от подобного неразумия, но спасти человека от него самого никому не дано. В том и состоит великая опасность Арваша Черного Плаща, что, познав добро, он отверг его ради зла. Если б только была я мужем, чтобы встретить его в поле бранном, хотя и знаю я, что враг сильней. Однако, волей Фоса, мы с ним еще можем сразиться. Да благословит Фос вас, вашу супругу и сыновей. Прощайте". Дара вцепилась в единственное слово: -- Сыновей? Крисп проверил. -- Тут так написано. Дара очертила над сердцем солнечный круг. -- Ты говорил, она провидица? -- Так было. -- Протянув руку, Крисп погладил живот Дары. Выпуклость еще не ощущалась, даже когда Дара была обнажена, а тем более теперь, через теплые зимние одежды. -- Как мы его назовем? -- Ты для меня слишком практичен -- я еще не подумала. -- Дара нахмурила лоб. Легкие морщинки показались над бровями и вокруг рта -- когда Крисп начинал служить вестиарием, их не было. Дара была почти его ровесницей; и ее старение, пускай почти незаметное, напоминало Криспу, что он тоже не молод. -- Ты дал имя Фостию, -- произнесла она. -- Если это и впрямь сын, давай назовем его Эврипом, по моему деду? -- Эврип. -- Крисп раздумчиво подергал бороду. -- Неплохо. -- Тогда решено. Еще один сын. -- Дара опять очертила знак солнца. -- Жаль, что Мавр не унаследовал материнский дар. -- Ее взгляд вернулся к пергаменту в руках Криспа. -- Да, сколько я знаю, ни капли. Если б у него был дар, он не вышел бы в поход. За себя он не испугался бы: он прямо мечтал стать воином. -- Крисп улыбнулся, вспомнив, как по дороге в Опсикион из поместья Танилиды Мавр рубил кусты ножом. -- Но он никогда бы не отправил на гибель армию. -- Ты прав, конечно. -- Дара поколебалась и спросила: -- Ты собираешься назначить нового севаста? -- Как-нибудь придется. -- Назначение главного министра не казалось теперь Криспу таким важным, как перед тем, как он назвал севастом Мавра. Теперь, когда мятеж был подавлен, ему уже не приходилось быть в двух местах одновременно, а значит, уменьшалась и нужда в столь могущественном чиновнике. -- Скорее всего, -- подумал он вслух, -- я поставлю Яковизия. Он хорошо служил мне, знает и город, и соседние земли. -- О. -- Дара кивнула. -- Да, это хороший выбор. Что-то в тоне, каким была произнесена эта ничего не значащая фраза, заставило Криспа бросить на супругу внимательный взгляд. -- У тебя был кто-то другой на уме? Трудно было заметить, как краснеет смуглая Дара, но Криспу это удалось. -- Не то чтобы на уме, -- ответила она нарочито небрежно, -- но отец спрашивал, не принял ли ты решения. -- Да ну? Или он спрашивал, не хочу ли я назначить его? -- Ну, в общем, да. -- Румянец на ее щеках стал ярче. -- Я уверена, что он ничего дурного не имел в виду. -- Не сомневаюсь. Передай ему вот что: из него получился бы хороший севаст, если бы я мог ему без опаски спину подставить. Пока что я в этом не уверен, и его вопросы доверия к нему не прибавляют. Или я напрасно беспокоюсь? -- Дара прикусила губу. -- Неважно. Не говори. Этот вопрос ставит тебя в недостойное положение. -- Ты же знаешь, что мой отец -- человек с амбициями, -- напомнила Дара. -- Я передам ему твои слова. -- Буду только признателен. -- Крисп оставил тему, понимая, что доведенная до крайности Дара скорее отшатнется от него, чем привяжется. Он нашел себе безличное занятие -- перечитал письмо Танилиды еще раз. Ему тоже хотелось, чтобы она сразилась с Арвашем. Если у кого-то и хватит сил справиться с колдуном, так у нее. Ясновидение предупредит ее о его планах, а скорбь по сыну сосредоточит чародейскую силу, как линза -- солнечные лучи. Крисп отложил письмо. Сколько он мог покуда судить, ни один чародей Видесса не мог сразиться с Арвашем Черным Плащом один на один. Перед императором вставал тяжелый вопрос: как ему одолеть халогаев Арваша, если чары злого колдуна работали, а его волшебников -- нет? Поставить вопрос было несложно. А вот найти ответ пока не удавалось. Кроме одного -- "никак". Трокунд выглядел ошарашенным. Это выражение не сходило с его лица всю осень и зиму. Крисп понимал его и даже сочувствовал -- насколько мог себе это позволить. Он продолжал вызывать чародея, чтобы разузнать относительно Арваша, и каждый раз Трокунд не обещал чудес. -- Ваше величество, с тех пор как мы вернулись из похода, Чародейская коллегия гудит как улей, пытаясь разгадать секреты колдовства Арваша, -- сказал Трокунд. -- Меня самого допрашивали под чарами и зельями, дабы удостовериться, что моя память не обманывает меня, в надежде, что какой-то иной чародей, получив доступ к моим знаниям, сумеет найти ускользнувший от меня ответ. Но... -- Пчелы жужжали, да меда не дали, -- заключил Крисп. -- Именно так, ваше величество. Мы привыкли почитать себя величайшими чародеями в мире. О, быть может, в Машизе макуранский Царь царей собрал колдунов, равносильных нам, но чтобы какой-то варварский шаман-одиночка сумел нас одолеть и запугать... -- Глаза Трокунда гневно блеснули. Поражение глодало его гордость. -- Так вы не выяснили, как у него это получается? -- уточнил Крисп. -- Я не сказал этого. Почему его чары действуют, догадаться нетрудно. Он силен. Силой чародея может оказаться наделен любой человек любого народа -- даже такой силой, как у Арваша. Но он и искусен превыше всего, чего способны добиться мы в городе Видессе. Где он приобрел такое мастерство, как с ним бороться... ответ на эти вопросы весьма помог бы нам сложить эту мозаику. Но ответа нет. -- Не так давно, -- сказал Крисп, -- я получил записку от нашего дорогого друга Гнатия. Он уверяет, что у него все ответы готовы и перевязаны алой ленточкой. Впрочем, он и навоз вишенкой назовет, если выгадает с того хоть медяк. -- Он хитрец, конечно, но не дурак, -- серьезно ответил Трокунд, повторяя слова Яковизия. -- И что это за ответ? Богом благим и премудрым клянусь, я готов ухватиться за любой шанс. -- Он не дал ответа, -- заметил Крисп. -- Он только заявил, что ответ есть. Сколько я могу понять, он больше хочет из монастыря выбраться. Будто я забыл, сколько горя он мне принес. Не выпусти он Петрония, я взялся бы за Арваша на полгода раньше. -- И победили бы? -- спросил Трокунд. -- До сих пор мне так казалось, -- ответил Крисп. -- Если я не смог побороть его, имея за спиной всю мощь видесской армии, на что мне надеяться весной? Или ты хочешь сказать, что мне вообще не следует отправляться в поход? Стоит сидеть в городе и ждать осады? -- Нет. Лучше вам встретить Арваша как можно дальше от города. Сильно ли помогли стены Имбросу или Девелтосу? -- Вообще не... -- Не договорив, Крисп умолк и с ужасом воззрился на Трокунда. Стены города Видесса были не в пример мощнее, чем укрепления провинциальных городков. Крисп едва мог представить их проломленными. Но не эта мысленная картина вызвала в нем такой ужас. Зима в деревне -- пора отдыха, пора мелкого ремонта и подготовки к весенним пахотным заботам. Взору Крисп представились халогаи Арваша, сидящие вокруг очагов, задрав ноги, попивающие эль -- и все, до последнего человека, острят колья, острят колья, острят колья... Копчик императора невольно заныл. -- В чем дело, ваше величество? -- спросил Трокунд. -- На миг вы показались мне... напуганным и пугающим в одно и то же время. -- Так и было. -- Крисп только порадовался, что поблизости не нашлось зеркала и он не видел своего лица. -- Клянусь тебе, Трокунд, -- мы встретим Арваша так далеко от города Видесса, как только сможем. Прогресс неторопливо вышагивал по Срединной улице. Позади императорского гнедого мерина восемь слуг тащили паланкин. Дыхание застывало белыми облачками в морозном воздухе. Столицу прикрыл ясно-белый свежевыпавший снег. Крисп плотно запахнул одетую поверх императорских одежд накидку из мягких и теплых выдровых шкурок. Он все еще мерз; кончик носа давно потерял чувствительность. У Дары в паланкине стояла жаровня. Крисп надеялся, что от нее будет хоть какая-то польза. Зиме радовались только телохранители-халогаи, вышагивавшие вокруг Автократора и его супруги. Вышагивали -- вот верное слово: они маршировали, точно на параде, гордо вскинув головы и выпрямив спины, могучие, точно колонны, поддерживавшие портики по обе стороны Срединной улицы. Клубы пара вырывались из их ноздрей; если Крисп неохотно потягивал ледяной воздух, то они жадно глотали. То была погода, к которой они привыкли. -- Отличное утро! -- прогремел Нарвикка, оборачиваясь к Криспу. Остальные северяне закивали; качнулись заплетенные алыми лентами косы, которыми хвастались некоторые из них. Крисп снова поежился. Дара из паланкина чихнула. Криспу это не понравилось; он вовсе не хотел, чтобы она захворала во время беременности. Процессия свернула со Срединной улицы к Собору. У ступеней храма один из халогаев придержал коня, пока император спешивался. Носильщики и все телохранители, кроме двоих, остались снаружи. Пара избранников, сопроводившая императора и его супругу в Собор, проиграла, когда кидали жребий. Халогаев не трогали гимны и молебствия Фосу. Завидев Криспа, диакон поклонился. -- Сядете близ алтаря, как обычно, ваше величество? -- осведомился он. -- Нет, -- ответил Крисп. -- Сегодня я послушаю проповедь из императорской ложи. -- Как пожелает ваше величество. -- Священник с трудом скрывал удивление. -- Лестница в том конце притвора. -- Я знаю. Благодарю, святой отец. Один из халогаев шел перед супругами, второй -- за их спинами, изготовившись к бою, хотя до службы оставался почти час, и в притворе не было никого, кроме них самих, Автократора с императрицей и нескольких священников. -- Я бы лучше осталась внизу, -- пожаловалась Дара, поднимаясь по лестнице. -- Из ложи через решетку ничего не видно, да и слишком далеко, а половина проповеди сливается в сплошной шум. -- Знаю. -- Крисп одолел последний пролет и вступил в царскую ложу. Скамьи из светлого дуба были здесь изукрашены каменьями еще роскошнее, чем внизу. Решетка с цветочным узором блестела перламутром и серебром. Крисп глянул вниз. -- Видно неплохо, а громовой глас Пирра грешно не разобрать. Я хочу выяснить, о чем он проповедует, покуда меня нет в храме, и что тут творится. -- Соглядатаи справились бы не хуже, -- заметила Дара. -- Своим ушам я больше верю. -- Крисп и сам не знал почему -- вероятно, потому, что императорскую корону он носил менее полутора лет и до сих пор пытался все делать сам. К слову сказать, Пирр вряд ли станет менять проповедь оттого, что его слышит император. -- Ты просто хочешь поиграть в лазутчика, -- укорила его Дара. Крисп смущенно улыбнулся. -- Наверное, ты права. Но спускаться вниз теперь еще глупее, чем сидеть здесь. Дара закатила глаза, но ничего не ответила. Храм заполнялся народом. Когда собравшиеся встали, поднялись со скамьи и Крисп с Дарой -- патриарх встал у алтаря. -- Благословен будь, Фос, владыка благой и премудрый, милостью твоей заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать, -- возгласил Пирр, и все собравшиеся повторили символ веры за ним вслед -- все, кроме двоих халогаев; те стояли за спиной Криспа, неподвижные, молчаливые и скучающие, как статуи. За символом Фосовой веры последовали молитвы, и за ними -- гимны, распеваемые как паствой, так и стоящим пообок алтаря монашеским хором. -- Да услышит Фос мольбы наши и песнь сердец наших, -- проговорил Пирр, когда последние отзвуки гимна затихли под куполом. -- Да услышит, -- отозвались молящиеся и по знаку патриарха опустились (Дара -- с облегченым вздохом) на скамьи. Прежде чем начать проповедь, Пирр помолчал секунду, собираясь с мыслями. -- Сегодня я начну с тридцатой главы святых писаний Фоса, -- произнес он. -- "Ежели воспримете сердцем волю бога благого, исполнится вам воля его: праведным благодатью воздастся, и злодеям -- страданием. Тогда кочится царствие Скотоса в конце времен, а чистые духом пожнут награду заветную и во веки веков будет омывать их свет владыки благого и премудрого". Также в сорок шестой главе читаем: "Но отвергающий Фоса есть творение Скотоса, и взор князя тьмы радуется ему". И в пятьдесят первой: "Разрушающий по воле своей есть сын породителя греха, и злодей имя ему. По праведности своей получишь награду". Как понять нам слова эти? То, что коварный враг, грозящий нашим пределам, проклят навек, ясно всем. Но вслушайтесь, как точно описывают его священные книги: разрушитель, злодей, сын породителя греха, отвергающий Фоса. Вечный лед скоро станет его домом -- да поможет нам в том благой бог! -- Воистину так, -- пробормотал Крисп. Дара кивнула. Над собравшейся в храме толпой пронесся шепот. -- Легко понять, -- продолжал Пирр, -- где есть добро, а где зло, пока мы имеем дело с Арвашем Черным Плащом и его жестокими дикарями. Если бы только темный бог не принимал обличий более искусительных! Но Скотос коварен и лжив, и неустанно стремится он обманом порабощать тех, кто полагает себя праведниками, в то время как тропа ведет их в вечный лед! Что скажем мы, к примеру, -- голос патриарха наполнился презрением, -- о тех священнослужителях, а порой и иерархах, что лжесвидетельствуют в свою пользу, или покрывают грехи паствы, или способствуют покрывающим грехи паствы? -- Опять он бичует Гнатия, -- заметила Дара. -- Верно, -- ответил Крисп. -- Беда в том, что вместе с Гнатием он бичует и всех священников в городе, которые не занимаются круглосуточным умерщвлением плоти. А я ему приказывал с этим покончить! -- Теперь ему хотелось оказаться внизу, у алтаря. Он бы в праведном гневе отстранил патриарха от должности на месте -- вот скандал был бы! Крисп усмехнулся при этой мысли. Улыбка тут же сбежала с его лица. -- Что скажем мы, -- говорил Пирр, -- о тех, кто закрывает глаза на святые слова Фоса? Богом благим и премудрым свидетельствую: такой человек не заслуживает более сана. Он как зверь дикий, подлый обманщик, грешник и еретик; не более, чем продажная девка, имеет он право носить синюю рясу! Вечно суждено ему корчиться в страшных муках хлада у ног его истинного повелителя -- Скотоса! Слезы раскаяния примерзнут к его щекам -- и кто скажет, что он не заслужил своей судьбы? Казалось, что подобная перспектива патриарха радует. -- Потому-то мы и изгоняем маловеров из клира. Ибо оступившийся священнослужитель не только себя предает в когти Скотоса, но и души паствы своей обрекает на вечный лед. Потому дважды проклят и дважды проклинаем скудный верой иерарх, каковой недостоин и жить на этом свете, а не проповедовать. Одобрительный гул, поднявшийся под купол Собора, Криспу очень не понравился. Богословские раздоры служили горожанам хлебом и вином. Пирр мог обещать пользоваться принципом икономии, но сдержать обещание ему не давала натура прирожденного спорщика. -- Придется от него избавиться, -- произнес Крисп вслух, и сам скривился. Пирр помог ему, когда Крисп только явился в город. По зову некоего мистического видения настоятель отвел его к Яковизию, начав тем самым череду событий, приведших Криспа на трон. Но теперь, когда корона оказалась у Криспа на голове, он не мог терпеть рядом патриарха, стремящегося поставить город с ног на голову. -- И кем ты его заменишь? -- осведомилась Дара. Крисп покачал головой. Ответа у него не было. -- Покидая сей Собор и возвращаясь в мир, вовзвысьте же голоса в молитве за Автократора видессиан, дабы привел он нас к победе над всеми врагами империи. Криспу стало совсем противно. Пирр оставался его верным сторонником. Но одновременно он сам угрожал империи. Как ни пытался Крисп сказать ему это, Пирр не слышал -- вернее, отказывался слышать. И как только Крисп найдет ему подходящую замену, фанатичный священник вернется в свой монастырь. Собравшиеся в последний раз прочли символ веры. -- Сим заканчиваю службу, -- провозгласил Пирр. -- Идите, и да осияет вас свет Фоса ныне и присно. -- Да будет так, -- отозвался зал. Собравшиеся поднялись и двинулись в притвор, к выходу. Крисп с Дарой тоже поднялись, и халогаи позади них вышли из транса. Один из них прошептал что-то второму на своем языке. Тот начал было ухмыляться, но, заметив, что император смотрит на него, принял суровый вид. "Посмеиваются над богослужением", -- подумал Крисп. Он искренне желал, чтобы халогаи узрели святой свет Фоса, но Автократор, слишком ревностно насаждавший свою веру, мог остаться и вовсе без телохранителей. По лестнице халогаи спускались перед императорской четой. При приближении Криспа толпившиеся в притворе кланялись земно. Падать ниц в храме Фоса, предвечного владыки, не дозволялось. Сопровождаемые телохранителями, Крисп и Дара вышли на площадь. Старший носильщик с поклоном распахнул перед Дарой дверцу паланкина. Нарвикка придержал Прогресса, и Крисп уже сунул ногу в стремя, когда невдалеке кто-то заорал: -- Ты за своим распутным проповедником в лед пойдешь! -- Это ты пойдешь в лед, Блеммий, за то, что поносишь достойных людей! -- ответил кто-то. -- Лжец! -- взвыл Блеммий. -- Кто тут лжец?! Кулак со смачным хлюпаньем врезался в чью-то физиономию. Через секунду толпа по всей площади визжала, ругалась и молотила друг друга чем придется. Тусклое зимнее солнце блеснуло на лезвии ножа. "Выкопаем кости Пирра!", -- заревел кто-то. По спине у Криспа побежали мурашки, не имевшие ничего общего с морозом, -- то был призыв к открытому бунту. Мимо его головы просвистел камень. Еще один стукнул о паланкин Дары; та приглушенно вскрикнула. Крисп вскочил в седло. -- Дай сюда топор! -- рявкнул он Нарвикке. Халогай глянул на него и отдал секиру. -- Хорошо! Ты, ты, ты и ты, -- он указал на четверых телохранителей, -- стойте тут и берегите императрицу. Остальные за мной! Старайтесь не убивать, но и себя в обиду не давайте! Он пришпорил Прогресса. Халогаи после секундного замешательства ринулись за ним в гущу схватки. Секира для всадника не оружие -- длинная, тяжелая, с неподходящим балансом. Не будь Прогресс на удивление смирным мерином, Крисп после первого же замаха вылетел бы из седла. А так он всего лишь промахнулся. Обух секиры врезался в темя соседнему драчуну. Тот зашатался, как пьяный, и рухнул. -- Разойдитесь! По домам! -- не переставая орал Крисп. Халогаи за его спиной со счастливыми лицами охаживали всех, кто осмеливался подойти близко или не успевал отпрыгнуть с дороги. Судя по разносившимся над площадью воплям, Крисп подозревал, что они не много внимания обращали на его приказ. Бунт, однако, оказался подавлен, едва начавшись. Толпа на площади сломалась и побежала, слишком испуганная ужасными северными варварами, чтобы вспомнить, из-за чего разгорелась драка. Это Криспа вполне устраивало. Он положил секиру на луку седла и остановил коня. Оглядевшись, он увидел то, чего и ожидал: несколько трупов, среди них один женский. Халогаи ловко срез[ac]али кошельки. Крисп не обращал внимания. Не последуй телохранители за ним, ему пришлось бы туго. Из дверей Собора священники с ужасом взирали на кровь, обагрившую свежий снег. Под снегом еще оставались пятна крови, пролитой во время предыдущего бунта. "Достаточно", -- решил Крисп. Наклонившись в седле, он вернул топор Нарвикке. -- Когда-нибудь, -- сказал тот, ухмыляясь, -- я покажу тебе, как с ним обращаться. Уши Криспа заалели; значит, тот удар и с виду был неуклюж. Он указал на трупы. -- Снимите с них головы, -- приказал он. -- Мы выставим их у Вехового Камня с табличкой "бунтовщики". Если смилостивится благой бог, народ после этого дважды подумает, прежде чем бунтовать. -- Слушаюсь. -- Нарвикка приступил к своей кровавой работе так же спокойно, как разделывал бы свиную тушу. Закончив, он оглянулся на Криспа. -- Ты ринулся на них, как северянин. -- Так надо было. Если бы я не вмешался, драка стала бы только хуже. -- Это было совершенно нехалогайское заявление -- северяне полагали, что чем больше драк, тем лучше. Крисп подъехал к паланкину. Носильщики приветствовали его салютом. Один из них мог похвастаться подбитым глазом и царапиной на лбу. -- Благодаря вам, ваше величество, -- улыбнулся он Криспу, -- нас почти не тронули. Когда вы ворвались прямо в толпу, им стало совсем не до нас. -- Отлично. Я на это и рассчитывал. -- Крисп нагнулся и заглянул в окошко. -- Ты в порядке? -- Нормально, -- ответила Дара. -- Я же была в самом безопасном месте на всей площади. "В самом безопасном, пока носильщики не сбежали бы, -- подумал Крисп. -- Хорошо, что они остались". -- Я только рада, что ты невредим, -- добавила Дара. Крисп по ее тону понял, что говорит она искренне. Он тоже волновался за нее. Их брак по расчету не был той пламенной страстью, о которой поют лютнисты в кабаках. Но постепенно Крисп начинал понимать, что это тоже -- любовь. -- Возвращаемся во дворец, -- приказал он. Носильщики с тяжелыми вздохами подняли паланкин. Халогаи заняли свои места. Нарвикка шел отдельно, таща за бороды два отрубленных головы. Горожане с ужасом взирали на кровавые трофеи, а то и отворачивались. Нарвикка с наслаждением сражался за империю, которая платила ему золотом. Чем же, подумал Крисп, он отличается от тех халогаев, что служат Арвашу? Единственный ответ, который он сумел подобрать, был тот, что склонность Нарвикки к насилию регулировалась государством и использовалась для его защиты, а не для разрушения. Это успокоило его, но не до конца. Арваш, при всей его бесчеловечности, тоже мог заявить подобное о своих завоеваниях. Разница состояла в том, что Арваш лгал. -- Вам прошение, ваше величество, -- произнес Барсим. -- Что ж, прочитаю, -- с мученическим вздохом ответил Крисп. Прошения на высочайшее имя стекались во дворец со всех концов империи. Б[ac]ольшую часть из них и читать не стоило; для них при императоре имелся логофет по жалобным делам. Но даже зимние морозы не могли сковать этот поток полностью, и даже особый логофет не успевал разобраться за всеми бумагами. Крисп развернул свиток и сморщился, точно учуяв тухлую рыбу. -- Почему вы не сказали, что это от Гнатия? -- Выбросить его, ваше величество? Криспа одолевало искушение ответить "да", но он раздумал. -- Нет, раз уж я его развернул, так и прочту. Немалую роль в его решении сыграл изумительно разборчивый почерк просителя. -- "От смиренного монаха Гнатия его императорскому величеству Криспу, Автократору видессиан привет", -- прочел Крисп, и кивнул про себя: льстивые обороты предыдущего письма исчезли. Увидав, что от лести нет толку, экс-патриарх сообразил ее отбросить. Пресмыкаться было не в его стиле. Крисп продолжил: -- "Вновь, ваше величество, умоляю вас о личной встрече. Я на собственном опыте знаю, что у вас нет причин любить меня и тем более мне доверять, но я обращаюсь к вам с этой просьбой не столько ради себя, сколько ради империи, чье благо я ставлю превыше всего, невзирая на то, кто занимает императорский трон". "Может, и не врет", -- подумал Крисп. Ему тут же представилось, как Гнатий в своей келье или в скриптории царапает пером и мучительно пытается подобрать слова, которые заставят Криспа согласиться или хотя бы не выкинуть письмо. В первом он не преуспел, в отличие от второго: глаза Криспа против воли скользили дальше. "Скажу прямо, ваше величество, -- писал Гнатий. -- Истоки нынешних бед Видесса лежат в прошлом, в богословских затруднениях, воспоследовавших вторжению трехвековой давности, когда кочечвники из Пардрайских степей отсекли от империи земли, называемые ныне Кубрат, Хатриш и Татагуш. Из этого следует, что вам необходимо разумно рассмотреть эти разногласия и различные их результаты, дабы успешно сразиться с Арвашем Черным Плащом". Модная среди образованных видессиан аллитерация только вывела Криспа из себя. Как и самоуверенное "из этого следует..." Само собой, настоящее вытекает из прошлого. Именно поэтому Крисп так любил исторические хроники. Но если Гнатий уверяет, что нынешним проблемам империи на самом деле триста лет, то ему неплохо бы представить доказательства. А он этого не сделал. Крисп попытался отыскать причину и быстро нашел две. Может быть, бывший патриарх лжет. А может быть, знает правду, но боится изложить ее в письме, опасаясь, что император ею воспользуется, а автора так и оставит простым монахом. Если верно последнее, то Гнатий все же наивен -- что мешает Криспу отослать его обратно в монастырь святого Скирия, выслушав его лично? А наивным Гнатия назвать было уж никак нельзя. Скорее всего, лжет. -- Принесите мне перо и чернила, Барсим, -- потребовал Крисп. Когда евнух вернулся, Крисп начертал на краю пергамента: "Вновь воспрещаю. Крисп Автократор" -- и отдал свиток Барсиму. -- Распорядитесь, чтобы это вернули святому отцу. -- Безусловно, ваше величество. Будущие прошения от того же лица отвергать сразу? -- Нет, -- подумав, ответил Крисп. -- Почитаю. Я же не обязан соглашаться. -- Барсим поклонился и унес свиток. Крисп посвистел сквозь сжатые зубы. Гнатий обладал всеми качествами, которых не хватало Пирру: он был мягкоречив, разумен и терпим. А также хитер и коварен. Крисп с превеликим злорадством заточил его в монастыре святого Скирия во второй раз, когда провалился мятеж Петрония. Теперь его уже интересовало, научился ли Гнатий за это время смирению в достаточной мере, чтобы вернуться на свой пост. Поймав себя на этой мысли, Крисп серьезно усомнился в собственном здравом рассудке. Петрония монастырь не изменил вообще -- лишь наполнил неутолимой жаждой мести. Если Пирр на патриаршем троне был несносен, то как бы Гнатий не оказался невыносим. Лучше всего было бы заменить Пирра каким-нибудь дружелюбным ничтожеством, вроде овсянки в рясе. Но, единожды появившись, мысль вернуть Гнатию синие сапоги не уходила. Все еще посвистывая, Крисп встал и пошел в вышивальную, чтобы спросить Дару, что та об этом думает. Супруга воткнула иглу в холст и с сомнением воззрилась на него: -- Почему ты хочешь убрать Пирра с глаз, я понимаю. Но Гнатий пытался погубить тебя с тех пор, как ты надел корону. -- Знаю, -- ответил Крисп. -- Но Петроний мертв, так что у Гнатия нет причин -- то есть меньше причин -- мне изменять. Анфиму он был хорошим патриархом. -- Тебе надо было отрубить ему голову, когда он сдался у Антигоноса. Тогда бы ты свою ерундой не забивал. -- Наверное, ты права, -- вздохнул Крисп. -- И прошения его, думаю, ерунда сплошная. -- Какие прошения? -- переспросила Дара и, когда Крисп объяснил, презрительно наморщила губу. -- Если он такой великий хранитель страшных тайн, так пусть расскажет. Чтобы заслужить свободу, ему надо откопать нечто и впрямь сногсшибательное. -- Благим богом клянусь, ты права. -- Крисп нагнулся и поцеловал ее. -- Я его вызову и выслушаю. Если он врет, я всегда могу отправить его обратно в монастырь. -- Даже этого он не заслуживает. -- Дара была не слишком довольна, что ее сарказм приняли всерьез. -- Вспомни, где бы ты -- где бы мы все оказались, -- она погладила себя по животу, -- если бы он взял верх. -- Не забуду, -- пообещал Крисп, и тут же скривился. -- Но я помню и то, о чем уже говорили мне Трокунд и Яковизий -- Гнатий не дурак. Я не обязан его любить. Я не обязан ему доверять. Но у меня дурное предчувствие, что он мне еще очень пригодится. Дара вновь ткнула иглой в гобелен. -- Не нравится мне это. -- Мне тоже. -- Крисп окликнул Барсима, и, когда евнух явился в вышивальную, распорядился: -- Мне очень жаль, почитаемый господин, но я передумал. Я все же поговорю с Гнатием -- то есть выслушаю его. -- Хорошо, ваше величество. Будет исполнено. -- Голос Барсима был настолько же бесстрастен, насколько беспол, но за многие годы Крисп научился понимать его выражение. Барсим одобрял этот приказ, и это лучше всего убеждало Криспа, что он не ошибся. VIII На улице лил дождь со снегом. Проходя в двери императорских палат, Гнатий трясся в своей синей рясе, как осиновый лист. Окружавшие его халогаи -- Крисп не собирался давать бывшему патриарху шанса исполнить какой бы то ни было коварный план -- выносили видесскую зиму с терпением мучеников. Крисп встретил Гнатия у дверей. Мокрый и дрожащий монах распростерся на ледяном каменном полу. -- В-ваше в-величество, благодарю за то, что решили в-выслушать меня, -- пробормотал он, постукивая зубами. -- Встаньте, святой отец, встаньте. -- Гнатий выглядел настолько жалко, что Крисп невольно устыдился. -- Обсохните вначале, согрейтесь, а потом уж говорите. -- По кивку императора постельничий принес сухие полотенца и меховую накидку. Крисп провел Гнатия по коридору в кабинет для приемов, хотя тот и сам знал дорогу. "Ну да, -- вспомнил Крисп, -- он ведь тут бывал не раз". В кабинете их ждал Яковизий. При появлении Криспа аристократ встал и поклонился. -- Поскольку я собираюсь назначить Яковизия новым севастом вместо Мавра, -- пояснил император, -- думаю, он тоже должен тебя выслушать. Гнатий поклонился Яковизию. -- Поздравляю, ваше высочество, если только мне будет дозволено несколько предвосхитить ваше вступление в должность, -- промурлыкал он. Стиль забегал по табличке. Закончив, Яковизий поднял навощенную деревяшку так, чтобы всем было видно. "В лед твои лукавые речи. Если знаешь, как побить Арваша, говори. Если нет -- возвращайся в свою долбаную келью". -- Ну, в общем-то он прав, святой отец, -- согласился Крисп. -- Заверяю вас, я прекрасно осведомлен об этом, -- ответил Гнатий. Черты его лисьей физиономии внезапно посерьезнели. -- Честно сказать, я не знаю, как вам побить Арваша. Но я, кажется, выяснил, кто -- или, вернее, что -- он такое. -- Я рад, -- ответил Крисп. -- Иначе ты напрасно гулял под дождем. Садись, святой отец, и рассказывай. -- Благодарю, ваше величество. -- Гнатий пристроился в кресле. Крисп сел напротив, на диване рядом с Яковизием. -- Как я вам уже писал, эта история начинается триста лет назад. -- Продолжай, -- ободрил его Крисп. Он был рад, что рядом с ним Яковизий. Крисп обожал читать исторические хроники, но аристократ получил настоящее образование. Если Гнатий попытается соврать, он заметит. -- Вы, ваше величество, знаете, конечно, как в смутные времена империи кочевники прорвали наши северные и восточные границы и отсекли от Видесса столько исконных наших земель. -- Да уж, -- фыркнул Крисп. -- Кубраты угнали меня в плен еще ребенком. Я помогал Яковизию, когда тот вел переговоры с хатришами несколько лет назад. О Татагуше я знаю меньше и беспокоюсь меньше -- общих границ у нас нет. -- Да, теперь мы имеем с ними дело, как с независимыми странами, подобными Видессу, пусть и не такими древними или могучими, -- согласился Гнатий. -- Но так было не всегда. Веками эти провинции находились под нашей властью. Мир тогда был уютен. Мы не знали иных стран, кроме Макурана. Были еще кочевые племена Пардрайских степей и воители из земли Халога. Но мы были уверены, что Фос покровительствует нам -- ибо как могут угрожать империи какие-то племена? Яковизий поскрипел стилем и поднял табличку: "Выяснили". -- Воистину так, -- печально согласился Гнатий. -- За какие-то десять лет границы были прорваны, а треть видесской земли -- отнята. Варвары грабили нас, не встречая препятствий, ибо за границей они не встретили сопротивления. Город Видесс был осажден. Скопензана -- пала. -- Скопензана? -- Крисп нахмурился. -- Я не слышал об этом городе. -- Он повернулся к Яковизию, опасаясь, что Гнатий просто придумал название на ходу. Но Яковизий написал: "Теперь это руины. Они лежат в нынешнем Татагуше, а тамошние жители в городах покамест не нуждаются. Однако в свое время это был великий город, наверное, второй в империи после города Видесса; ни в чем не уступал он более чем двум городам". -- Могу я продолжить? -- спросил Гнатий, увидев, что Крисп закончил чтение. -- Как я сказал, Скопензана пала. Сколько мы можем судить, разорение ее было ужасно, ибо обычные убийства, грабеж и насилие усугублялись как величиной павшего города, так и тем, что никто не мог вообразить ему подобной судьбы. Среди выживших был и иерарх города, некий Ршава. Крисп очертил над сердцем солнечный круг. -- Должно быть, благой бог сберег его. -- При иных обстоятельствах я согласился бы с вами, ваше величество. Теперь же... могу я немного отклониться от темы? -- Покуда я вовсе не заметил темы, -- ответил Крисп, -- так откуда мне знать, что ты от нее отклоняешься? -- История, рассказанная Гнатием, была интересна -- он был хорошим оратором, -- но к Арвашу Черному Плащу покамест не имела никакого отношения. "Если это все, на что Гнатий способен,---подумал Крисп,---он до девяноста лет будет в монастыре сидеть". -- Я надеюсь сплести нити своего рассказа в единый узор, -- ответил Гнатий. "В одну холстину, ты хочешь сказать", -- нацарапал Яковизий, но Крисп сделал Гнатию знак продолжать. -- Благодарю, ваше величество. Вы, как мне известно, не изучали богословия специально, но, без сомнения, поймете, почему вторжение кочевников внесло смятение в души священнослужителей. Мы верили -- это было так удобно! -- что, как мы шли от победы к победе на земле, так Фос не может не восторжествовать во вселенной в целом. Такова наша правая вера и по сей день, -- Гнатий осенил себя солнечным знаком, -- но в те годы она подверглась суровым испытаниям. Как вы понимаете, столь много людей познали горе и истинное зло, что в души их закралось сомнение в могуществе Фоса. Отсюда растут корни ереси "весовщиков", по сию пору преобладающей в Хатрише и Татагуше -- да и в Агдере близ земли Халога, хотя там и правит царь видесской крови. Однако возникла и иная ересь, куда худшая. Как я сказал, иерарх Ршава уцелел при взятии Скопензаны. Крисп поднял брови. -- Худшую ересь породил предстоятель крупного города? -- Воистину так, ваше величество. Сколько могу я судить, Ршава был весьма близко связан с тогдашним императорским родом, но пост свой занял благодаря способностям, а не по протекции. Не рухни Скопензана, он мог бы стать вселенским патриархом, и притом одним из великих. Но когда он вернулся в город Видесс, он... изменился. Когда хаморы захватили Скопензану, он видел слишком много зла; он решил, что Скотос сильнее Фоса. Даже не слишком благочестивый Яковизий при этих словах осенил себя солнечным знаком. -- И как отнеслись к этому тогдашние священнослужители? -- спросил Крисп. -- Как вы догадываетесь, ваше величество -- без удовольствия. -- Ответ Пирра был бы полон ужаса и отвращения. Гнатий добился своего преуменьшением. Крисп обнаружил, что способ Гнатия нравится ему больше. А монах-историк продолжил: -- Но Ршава стал столь же ревностным последователем темного бога, каким верным слугой был когда-то Фосу. Он проповедовал новую веру всем, кто готов был слушать, поначалу в храмах, а, лишенный патриархом сана -- на улицах. Крисп против своей воли заинтересовался этой историей. -- Вряд ли ему долго это позволяли? Он представил себе город Видесс, наполненный поклонниками зла, и ужаснулся. --Совершенно верно, -- откликнулся Гнатий. -- Но из-за связей Ршавы его пришлось судить публично, судом церкви, а это значило дать ему возможность защищать себя от выдвинутых обвинений. А он был весьма способен... да что там -- он был гениален. Я читал его речь в свою защиту, ваше величество. Она меня пугает. И тогдашних отцов церкви она тож, видно, испугала. Ршаву приговорили к смерти. -- Я еще раз спрашиваю, святой отец, -- какое отношение это имеет к нашим нынешним бедам? Если этот Ршава уже триста лет как мертв, то при всех его грехах... -- Ваше величество, -- веско произнес Гнатий, -- я не уверен, что Ршава мертв уже триста лет. Я вообще не уверен, что он мертв. Он расхохотался, выслушав приговор, и заявил, что не в людской власти предать его смерти. Его оставили на ночь в камере размышлять над неверием его и преступлениями, совершенными им во славу его бога. Но стража, явившаяся утром, чтобы отвести его на казнь, нашла камеру пустой. Замок был цел, и стены нетронуты. Но Ршава исчез. -- Чародейство, -- пробормотал Крисп. Волоски на его шее встали дыбом. -- Вы, без сомнения, правы, ваше величество, но по причине тяжких преступлений Ршавы его камеру зачаровали лучшие тогдашние маги. Они поклялись, что их защиты остались нетронуты. Но Ршава все же исчез. Яковизий опять склонился над табличкой. "Ты хочешь сказать, что Ршава -- это Арваш?" -- показал он и скривился, демонстрируя, что он об этом думает, но вдруг опустил табличку и вгляделся в свои слова. Потом поднял ее и по очереди указал стилем на оба имени. Крисп не сразу понял, на что он намекает. Арваш -- обычное халогайское имя. Ршава -- достаточно обычное видесское. Но по простому ли совпадению оба составлены из одних и тех же букв? "Нет", -- сказали пробегавшие по коже мурашки. Гнатий уставился на имена, словно видел их впервые. Глаза его бегали. -- Я не заметил... -- выдохнул он. Яковизий положил табличку на колени, поскрипел стилем и отдал Криспу. Тот прочел вслух: "Неудивительно, что он не стал клясться Фосом". Яковизий тоже верил. -- Но если мы сражаемся с... с трехсотлетним колдуном, -- голос изменил Криспу, -- то как мы можем надеяться победить его? -- Я не знаю, ваше величество. Я надеялся, что вы мне скажете, -- ответил Гнатий совершенно серьезно. Крисп был Автократором; битвы с чужеземными врагами -- его дело. "Если это и правда бессмертный колдун, поклоняющийся Скотосу и ненавидящий Фоса, -- написал Яковизий, -- то почему он прежде не беспокоил Видесс?" Сомнения Криспа пробудились было вновь, но Гнатий решительно ответил: -- Откуда мы это знаем? Бог благой и премудрый знает, ваше высочество, за эти годы империя получила несчастий полной мерой. Сколько из них породил или усугубил Ршава? Наше незнание тайных причин не доказывает, что их нет. -- Святой отец, мне кажется -- я боюсь, -- что ты прав, -- сказал Крисп. Только тот человек -- если этот Ршава или Арваш еще человек, -- кто поклонялся Скотосу, мог учинить жестокую резню в Имбросе. И только колдун с опытом трех веков за плечами мог так испугать столь умелого и сильного чародея, как Трокунд. Детали складывались, как кусочки деревянной мозаики, но рисуемый ими облик вызывал у Криспа дрожь. -- Теперь поступайте со мною, как знаете, ваше величество, -- сказал Гнатий. -- Я знаю, что у вас нет причин любить меня, да и у меня, правду говоря, -- вас. Но эту историю следовало донести до вас не ради вас или меня, но ради империи. "Странно, -- написал Яковизий. -- Я-то полагал его совершенно бесчестным типом. Вот и полагайся после этого на прилагательные". -- Э... да. -- Крисп вернул табличку Яковизию. Когда Гнатий понял, что это не для его глаз, он только поднял бровь. Крисп не обратил внимания. Он думал. -- Как ты прекрасно понимаешь, Гнатий, -- выговорил он в конце концов, -- такая весть заслуживает награды. -- Прогулка за стенами монастыря, пусть краткая, сама по себе служит мне наградой. -- Гнатий снова поднял бровь. -- Кстати, ваше величество, как вам удалось заставить пресвятого вселенского патриарха видессиан, -- капелька иронии в его голосе обжигала сильнее яда, -- согласиться на мое временное освобождение? -- Верно, мы ведь должны были оба подписать разрешение... -- Крисп смущенно улыбнулся. -- Честно сказать, святой отец, я просто забыл его спросить, а требования с императорской печатью хватило, как я понимаю, чтобы запугать вашего настоятеля до смерти. -- Очевидно. -- Гнатий помолчал и продолжил: -- Пресвятой патриарх будет очень недоволен, узнав, что вы проявили ко мне такое снисхождение. -- Ну и Фос с ним. Я им тоже не слишком доволен. -- Только когда эти слова слетели с его губ, Крисп сообразил, что не слишком хорошо хаять нынешнего неуемного патриарха перед бывшим. Гнатий даже бровью не повел; Крисп восхитился его выдержкой. Но слова он подбирал исключительно осторожно: -- И насколько крупную награду рассчитывает вручить мне ваше величество? Яковизий забулькал. Гнатий тревожно обернулся; Крисп к этому времени уже привык к странному смеху немого. Ему и самому хотелось расхохотаться. -- Обратно в старые сапоги захотелось, святой отец? -- Вероятно, мне следовало бы смутиться, ваше величество, но вы правы. Честно говоря, -- Крисп решил, что Гнатию такой подвиг вряд ли под силу, -- у меня кровь закипает при мысли, что на патриаршем троне восседает этот узколобый фанатик. -- Он тебя любит не больше, -- заметил Крисп. -- Я знаю об этом. И уважаю его честность и искренность. Но разве вы не обнаружили, ваше величество, что от честных фанатиков -- одни проблемы? "А много ли ему известно о вызове Пирра в Тронную палату?" -- подумал Крисп. Или о бунтах у Собора. Наверное, почти все. Пусть Гнатий и был заключен в монастырь, но Крисп готов был поспорить, что ему ведом каждый городской слух. -- В ваших словах есть доля истины, святой отец, -- признал он, наклоняясь вперед, точно торгуясь о цене на репу на имбросском рынке -- в те времена, когда были еще Имброс и рынок. -- Но как я могу довериться вам, когда вы предали меня не единожды, но дважды? -- Хороший вопрос, -- вздохнул Гнатий, разводя руками. -- У меня нет на него ответа, ваше величество. Могу сказать только, что буду вам лучшим патриархом, чем нынешний. -- Да, пока не решишь, что можешь посадить на трон императора получше нынешнего. Гнатий склонил голову. -- Аргумент бесспорный. -- Вот что я сделаю, святой отец: отныне можешь выходить из монастыря в любое время, если настоятель не запретит. Полагаю, тебе потребуется письменное подтверждение. -- Крисп послал евнуха за пером и пергаментом, набросал приказ, расписался, приложил печать и передал документ Гнатию: -- Надеюсь, ты простишь недочеты стиля и грамматики. -- За этот документ, ваше величество, я многое могу простить, -- ответил Гнатий. Эта фраза вместила в себя все различия между ним и Пирром. Пирр никогда и ничего не прощал. -- Если обнаружишь в летописях что-то еще, -- предупредил Крисп, -- немедля дай знать мне. Гнатий понял, что аудиенция окончена. Он опустился ниц, встал и двинулся к выходу, где его перехватил Барсим. -- Сопроводить ли халогаям святого отца в монастырь? -- осведомился вестиарий. -- Нет, пусть добирается сам, -- ответил Крисп, чем ухитрился удивить своего постельничего -- задача нелегкая. Покорно поклонившись, но сохраняя на лице красноречивейшее выражение, Барсим вывел Гнатия из комнаты. Крисп послушал, как удаляются шаги по коридору, и обратился к Яковизию: -- И что теперь? ""Что теперь?" в смысле "Отдать ли Гнатию Собор?" или "Что с Арвашем делать?"", -- написал Яковизий. -- Не знаю, -- вздохнул Крисп, -- и, богом благим клянусь, я не думал, что эти вопросы узлом завяжутся. Начнем с патриарха, -- решил он. -- Пирр должен уйти. -- За две недели, прошедшие с того дня, как Крисп вошел в императорскую ложу в Соборе, страже пришлось подавлять еще два бунта -- по счастью, маленьких.. "Да уж, мой двоюродный братец не больно сговорчив, -- нацарапал Яковизий. -- Если хочешь вернуть Гнатия -- быть может, он станет потише, если пригрозить сдать его на корм халогаям, коли слово "измена" хоть раз вступит в его кривомозглую голову". -- А в этом что-то есть. -- Крисп вспомнил, как шарахнулся Гнатий от секиры телохранителя в ту ночь, когда Крисп захватил трон. Он с восхищением перевел взгляд на Яковизия: -- Знаешь, я слышу твой голос каждый раз, когда читаю эти заметки. Твои слова на воске или пергаменте передают тон твоей речи. А когда я пытаюсь выразить свои мысли в письме, получается невыразительно и скучно. Как тебе это удается? "ГЕНИЙ", -- нацарапал Яковизий. Крисп сделал вид, что ломает табличку о его голову. Аристократ перехватил табличку и довольно долго писал, прежде чем отдать ее императору. "Если тебе нужен длинный ответ: для начала, писать я начал куда раньше твоего и делаю это куда дольше. А во-вторых, теперь это и есть мой голос. Разве я должен молчать, потеряв способность издавать более менее членораздельное карканье, именуемое большинством людей речью?" -- Я так понимаю, что нет, -- ответил Крисп, думая, что Яковизий на свой лад не менее несгибаем, чем его двоюродный брат Пирр. Неспособность подчиниться увечью показалась ему более достойным качеством, чем неспособность подчиниться здравому смыслу. Эта мысль перешла в иную: о том, по чьей милости был изувечен Яковизий. -- Так что делать с Арвашем? Глаза Яковизия на мгновение исполнились ужасом, потом он взял себя в руки. Тупым концом стиля он разгладил воск, освобождая место на табличке. "Сражаться, как можем. А что еще? Теперь, когда мы выяснили, что он такое, быть может, колдуны сумеют противостоять ему". Крисп с размаху хлопнул себя по лбу. -- Боже благой и премудрый, у меня совсем не осталось мозгов. Гнатий еще до заката должен пересказать свою историю Трокунду. Он снова позвал Барсима. Вестиарий записал указания императора и отнес гонцу, чтобы тот доставил их Трокунду. Крисп откинулся на спинку дивана, чувствуя себя так, точно попал под обвал. Если этот Арваш, или Ршава, или как его там еще, упражнялся в черном волшебстве на протяжении жизни шести поколений, неудивительно, что его не сумел одолеть простой смертный наподобие Трокунда. -- Пошел он в лед, этот Арваш, или Ршава, или как его там еще, -- пробормотал он. "А как насчет Пирра?", -- осведомился Яковизий. -- Любишь ты иголки под седалище подкладывать, -- укорил его Крисп. Выражение оскорбленного достоинства на лице аристократа могло бы убедить любого, кто был знаком с ним менее минуты. -- Не хочу я отправлять Пирра в лед. Я хочу отправить его в монастырь, чтобы он там сидел тихо. Так ведь не получится, вот что плохо. Этот несгибаемый, упрямый, старый... Крисп остановился на полуслове, отвесив челюсть и широко открыв глаза. "И на что ты пялишься? -- написал Яковизий. -- Ты что, узрел святой свет Фоса, что выпучился, как идиот?". -- Нет, но почти, -- уверил его Крисп. -- Барсим! -- крикнул он. -- Вы еще здесь? Отлично. Напишите мне черновик послания к пресвятому патриарху Пирру. Вот что я хочу ему сообщить... В палату для аудиенций заглянул Барсим. -- Пресвятой патриарх Пирр прибыл для встречи с вашим величеством. -- Хорошо. Думаю, он уже разогрелся. -- Четыре дня подряд Крисп отклонял все более настойчивые просьбы патриарха об аудиенции. Император повернулся к Яковизию, Маммиану и Ризульфу: -- Превосходные и почтенные господа, я прошу вас слушать и запоминать все, что будет сказано между нам, дабы впоследствии клятвенно засвидетельствовать. Трое придворных торжественно поклонились. -- Лучше бы этому плану сработать, -- заметил Маммиан. -- В том-то и прелесть, что мне и провал не повредит, -- ответил Крисп. -- А теперь к делу. Пирр идет. Патриарх пал ниц перед императором с обычной легкостью. На троих придворных по левую руку Криспа он едва глянул. Глаза его сверкали. -- Ваше величество, я вынужден заявить решительный протест, -- грянул он, показывая посланное Криспом письмо. -- Да? И почему же, пресвятой отец? По скулам Пирра заходили желваки. Он уже понял, что с ним играют. Но еще не понял зачем. -- Потому, ваше величество, -- проскрипел он, -- что вы даровали монаху Гнатию -- коварному изменнику Гнатию -- свободу передвижения, равную свободе прочих братьев обители посвященной памяти святого Скирия. Более того, вы не посоветовались при этом со мной. -- Лицо патриарха яснее слов говорило, каков был бы ответ в этом случае. -- Монах Гнатий оказал мне и всей империи большую услугу, -- ответил Крисп. -- А потому я решил закрыть глаза на прошлые его прегрешения. -- Но я не закрыл, -- проговорил Пирр. -- Это вмешательство в дела церкви является недопустимым и нетерпимым. -- В данном случае я с вами не согласен, пресвятой отец. И позвольте напомнить вам, что я являюсь Автократором всего Видесса, не исключая и храмы. У меня есть право вмешиваться в ваши дела, пресвятой отец, и я счел нужным его использовать. -- Сие есть нетерпимо, -- повторил Пирр, подобравшись. -- Ваше величество, упорствуя в своих опасных деяниях, вы понуждаете меня в знак протеста снять с себя обязанности патриарха. По левую руку Криспа раздался тихий вздох -- кажется, Ризульфа. Других аплодисментов не будет, но достаточно и этого. -- Мне жаль слышать это, пресвятой отец, -- сказал Крисп. Патриарх расслабился было, но император еще не закончил: -- Я принимаю вашу отставку. Эти господа послужат свидетелями, что вы отказались от своего поста по доброй воле, без принуждения. Яковизий, Маммиан и Ризульф серьезно и торжественно кивнули. -- Вы... это... подстроили, -- выдавил Пирр совершенно жутким голосом. Теперь он все понял. -- Я не понуждал вас уходить, -- напомнил Крисп. -- Вы предложили это сами. И теперь, раз вы это сделали, Барсим подаст вам на подпись формальное отречение. -- А если я откажусь подписать? -- Вы все равно согласились на отставку. Как я сказал, святой отец, -- Пирр скривился, услышав свой внезапно усеченный титул, -- вы сделали это по доброй воле, перед свидетелями. Так будет лучше всего. Если бы даже вы держались за свой трон обеими руками, я снял бы вас -- вы обещали мне применять принцип икономии, но ни в одной из ваших проповедей я не заметил и капли терпимости. -- Теперь я вижу все, -- прохрипел Пирр. -- Вы поставите на мое место Гнатия, этого прислужника зла. Черный бог овладел вашими сердцами, а вы не заметили этого. Крисп сплюнул, наклонившись, на каменный пол. -- Это -- Скотосу! А вы, святой отец, оглянулись бы лучше вокруг. Посмотрели бы на своего двоюродного брата и вспомнили, что сотворил с ним Арваш Черный Плащ. Неужто он попадется в капкан Скотоса? -- Да, если наживкой будет красивый мальчик, -- ответил Пирр. Яковизий сделал двумя пальцами жест, весьма употребительный на улицах города Видесса. Пирр ахнул -- Крисп подозревал, что патриарх, то есть экс-патриарх, давно не видывал ничего подобного. Затем Яковизий яростно нацарапал что-то на табличке и передал Ризульфу, чтобы тот прочел вслух: "Братец, тебе нужна одна наживка -- возможность мучить всех, кто с тобой не согласен. Ты уверен, что не попался?" -- Я знаю, что прав, а потому придерживающиеся иных мнений -- сторонники лжи, -- ответил Пирр. -- Теперь я понял, что это относится и к собравшимся здесь. Вы можете изгнать меня из храма, ваше величество, но я и на городских улицах буду нести свет людям... Крисп окончательно уверился, что Пирр -- никудышный интриган. Человек более искушенный в разжигании смут никогда не стал бы предупреждать о своих действиях. -- Если то, во что верите вы, святой отец -- истина, а я обратился ко злу, то как объясните вы видение, в котором вам сказано было принять меня как сына? -- осведомился Крисп. Пирр открыл было рот, потом закрыл. -- Кажется, вы его смутили, ваше величество, -- шепнул императору на ухо Ризульф. Крисп кивнул и продолжил: -- Почетная охрана из халогаев препроводит вас в монастырь святого Скирия, святой отец. И если вы начнете выкрикивать какие-нибудь глупости, они заставят вас замолкнуть, как сочтут нужным. -- Пирру не запугать северян-язычников вечным льдом. Но и сам он не пугался. -- Пусть делают, как знают. -- В монастырь, значит, святого Скирия? -- переспросил Маммиан, прищурившись. -- Без сомнения, святой отец найдет о чем поговорить с монахом Гнатием. Выпустив стрелу, толстопузый генерал принялся наслаждаться результатом, и Пирр не разочаровал его -- ответный взгляд священника мог дать фору любому бурану. -- Конечно, Гнатий скоро вновь наденет синие сапоги, -- поддел его Маммиан еще раз. -- Благой бог рассудит нас в царстве грядущем, -- ответил Пирр. -- Я успокоюсь на сем. -- Он повернулся к Криспу: -- Его суда не избежать и вам, ваше величество. -- Я знаю, -- ответил Крисп. -- В отличие от вас, святой отец, я далеко не уверен в своих ответах. Я лишь стараюсь действовать, как считаю верным. Пирр неожиданно поклонился. -- Этого лишь и требует благой бог. Да будет ваш суд в делах иных более мудрым. Теперь зовите северян, если желаете. Куда бы ни отослали вы меня, я не устану славить святое имя Фоса. -- Он очертил над сердцем солнечный круг. Искренняя вера Пирра вызывала у Криспа некоторое абстрактное уважение. Это не помешало императору все же приставить к уходящему Пирру охрану. Яковизий согласно покивал. "Смиренные речи -- не повод ему доверять", -- написал он. -- Сколько мне видно с трона, доверять вообще никому нельзя. К тайному разочарованию Криспа, при этих словах кивнули и Маммиан с Ризульфом. "Ты учишься", -- написал Яковизий. Крисп и сам понимал это. Ему лишь не нравились уроки. Впервые после поражения, нанесенного императорской армии чародейством Арваша на границе с Кубратом, с лица Трокунда исчезло мрачное выражение. -- Надеюсь, вы вознаградите Гнатия за его находку, -- сказал он. -- Без нее мы до сих пор блуждали бы в темноте, как слепые. -- Да, я уже подобрал награду, -- ответил Крисп. Как раз в эти минуты синод иерархов церкви и настоятелей монастырей рассматривал имя Гнатия в числе претендентов на патриарший престол, вместе с двумя совершенно недостойными лицами. -- Теперь, когда вы узнали об Арваше больше, сможете ли вы его победить? -- Видеть зубы медведя, ваше величество, не то же самое, что выдернуть их, -- сказал Трокунд и, заметив, что император нахмурился, добавил: -- Но раз мы знаем, где он их отрастил, то и выдергивать их будет легче. Может быть. -- И каким же образом? -- жадно поинтересовался Крисп. -- Можно уверенно предположить, что, если он молится Скотосу и получает от темного бога свою силу, то и заклятья его суть извращение наших собственных. Их легче будет распознать, чем если бы Арваш почитал, скажем, халогайских богов или демонов и духов, которым поклоняются степные кочевники. Магия степняков или северян может обрушиться с любой стороны, если я понятно выражаюсь. -- Наверное, -- ответил Крисп. -- Но если их чародеи, или шаманы, или кто там еще призывают своих богов и демонов и их заклятья работают, то не окажутся ли эти боги и демоны такими же реальными, как Фос и Скотос? Трокунд задумчиво подергал себя за ухо. -- Я полагаю, ваше величество, что этот вопрос более подобало бы решать патриарху или вселенскому собору, чем простому практикующему чародею. -- Как скажешь. В любом случае, мы отошли от темы. Теперь вам известно, откуда могут обрушиться заклятья Арваша? -- Так я полагаю. Это несколько поможет нам, но не до конца. Придется еще преодолеть его силу и умение. Силы у него, как мы видели, в избытке. Умения же триста лет назад хватило, чтобы освободиться из заклятой темницы, и за прошедшие годы он не мог не увеличить его. То, что он по сию пору жив на горе нам, -- тому доказательство. -- Так что нам делать? -- спросил Крисп. Он надеялся, что, получив зацепку, видесские чародеи смогут расправиться с Арвашем без опасности для себя и империи. Но он уже давно выяснил, что в жизни не все так легко и просто, как в сказаниях. Еще один урок. Ответ Трокунда подтвердил его опасения: -- Делать все, что можем, ваше величество, и молиться богу благому и премудрому, чтобы этого хватило. Морозы установились незадолго до праздника солнцестояния. Один за другим на город Видесс обрушивались бураны с северо-запада, с Видесского моря. На праздник снег валил так густо, что даже Крисп с лучшего места в Амфитеатре едва мог разобрать, что выделывают мимы на арене. Те, кому достались верхние ряды, вероятно, видели только белую пелену снега. Последняя труппа в последнюю минуту изменила представление. Они вышли с тросточками и, постукивая ими по дорожке, очень убедительно изобразили внезапно ослепших. Крисп хохотал от души, как и его свита. Первые ряды тоже смеялись, но весь остальной Амфитеатр, вероятно, гадал, что же там такое показывают -- над чем и потешались мимы. Когда Крисп это понял, он захохотал еще пуще. После представления, на обратной дороге во дворец он перепрыгнул через костер, чтобы сгорели все несчастья в наступающем году. Каждый раз в день зимнего солнцеворота город расцветал кострами. В этом году они, однако, принесли несчастье сами -- раздуваемые зимним ветром, два из них перекинулись на соседние дома. Теперь сквозь снежную пелену Крисп увидал столбы дыма, которые так боялся увидеть во время вызванных Пирром религиозных бунтов. Снег не гасил пламени. По городу носились пожарные команды, вооруженные ручными сифонами, чтобы качать воду из фонтанов и прудов, с топорами и кувалдами, чтобы рушить дома и лавки, создавая преграды огню. Крисп не особенно надеялся на их помощь -- вырвавшись на свободу, огонь редко подчинялся человеку. Но пожарные поразили его. Они потушили первый пожар, не успел тот поглотить и квартала. Второй, к счастью, начался близ городской стены -- спалил, что мог, добрался до выгородки под укреплениями и зачах от голода. Начальнику команды, потушившей первый пожар, Крисп под аплодисменты собравшихся в Тронной палате вельмож и логофетов лично вручил фунт золота. Это был седовласый мужчина средних лет, чьи уверенные манеры говорили о долгой солдатской службе. Звали его Фокиод. -- И вместе с наградой от благодарной страны, -- сказал Крисп, -- я дарю тебе десять золотых из своего кошелька. Аплодисменты усилились. Фокиод прижал правый кулак к сердцу в военном салюте -- он все же был военным. -- Благодарю, ваше величество, -- ответил он благодарно, но без угодливости. -- Может, купишь на эти деньги эликсир для роста бровей, -- прошептал Крисп, чтобы услышал его только пожарный. Ничуть не смутившись, Фокиод рассмеялся и провел ладонью по лицу. -- Да, без них странновато. Прямо на лице сгорели, -- признался он, ничуть не понижая голоса. -- С огнем бороться -- все равно, что с врагом. Чем ближе подходишь, тем больнее бьешь. -- Ты оказал большую услугу городу, -- заметил Крисп. -- Без моей команды не смог бы. С позволения вашего величества, я разделю награду с ними. -- Фокиод потряс мешком золотых. -- Теперь это твои деньги, ты и решай, -- ответил Крисп. В этот раз аплодисменты прозвучали неожиданно и вполне искренне. Немногие из придворных, людей куда богаче простого пожарного, распорядились бы деньгами с такой щедростью, и они прекрасно это знали. Криспу стало интересно, а смог ли он сам сравняться с этим человеком, приведи его судьба не на трон, а в пожарную команду. Ему хотелось надеяться, что да, но он не мог сказать уверенно. -- Думаю, да, -- сказала Дара, когда он поделился с ней этой мыслью. -- Одно могу сказать точно -- Арваш не смог бы. -- Арваш? Арваш стоял бы рядом с костром и раздувал его изо всех сил, -- Крисп улыбнулся, представив себе эту картину, но тут же помрачнел и очертил солнечный круг на груди: -- Боже благой, а что, если его магия раздувала эти пожары? -- Все может быть, но если ты при каждом несчастье начнешь искать Арваша под кроватью, то из-под кровати не вылезешь, потому что несчастья и без него случаются. -- Верно. Вечно ты меня опускаешь с небес на землю. -- Крисп благодарно улыбнулся ей. Арваш и в жизни был слишком страшен, чтобы позволять воображению делать его еще страшнее. -- Стараюсь, -- ответила Дара. -- Рада, что ты заметил. Я помню... Она запнулась и не продолжила. Видимо, ей вспомнилось что-то из времен Анфима. Крисп не винил ее, что она не вспоминала о тех несчастных для нее годах. Но это значило, что немалая часть ее жизни была закрыта для него, и это подчас приводило к неприятным заминкам. "Интересно, всякий ли раз так бывает во втором браке?" -- подумал Крисп. Наверное. Еще неприятнее было бы, окажись ее брак с Анфимом счастливым. "Куда неприятнее", -- усмехнулся он внутренне -- тогда она не предупредила бы его, что Анфим собирается его убить. -- Неприятнее не бывает, -- пробормотал он про себя. -- Что-что? -- переспросила Дара. -- Ничего. Когда в кабинет Криспа ворвался взъерошенный Лонгин, император приготовился к неприятностям. К его разочарованию, постельничий не разочаровал его. -- Ваше величество, -- пропыхтел Лонгин, утирая пот со лба шелковым платочком -- только толстый евнух мог взмокнуть от такого незначительного усилия: снаружи на лужах лежал лед, да и внутри было немногим теплее. -- Ваше величество, пресвятой патриарх Пирр -- простите, ваше величество, я хотел сказать, монах Пирр -- проповедует против вас на площади. -- Боже благой, он что? -- Крисп вскочил из-за стола так резво, что налоговые отчеты разлетелись во все стороны. Он не стал их поднимать. Так, значит, обида на поспешное смещение с патриаршего трона превозмогла-таки давнюю верность? -- И что он говорит? -- Он, ваше величество, с недостойными подробностями пытается пролить свет на ваши... э-э... отношения... э-э... с ее величеством императрицей Дарой до вашего... э-э... вашей коронации. -- Для успокоения монарших чувств Лонгин изобразил возмущение, хотя прекрасно знал, что Крисп и Дара были любовниками задолго до того, как стали супругами. -- Он что?! -- взвыл Крисп снова. -- Когда я с ним разберусь, он кровь свою прольет на той площади! Глаза Лонгина вылезли из орбит от ужаса. -- О нет, ваше величество! Казнить человека, столь недавно покинувшего ряды иерархов церкви и имеющего немало последователей, полагающих его -- прошу прощения вашего величества -- более праведным, чем нынешний носитель синих сапог... ваше величество, кровью одного Пирра дело не ограничится. Это будет означать мятеж. Он нашел подходящее слово. Крисп остыл мгновенно. Смута в городе, раскол империи, гражданская война -- этого Крисп не мог позволить себе. -- Но, -- произнес он, точно споря сам с собой, -- я не могу и позволить Пирру хулить меня прилюдно. Если это безобразие будет продолжаться, претенденты на трон слетятся, как мухи на мед. -- Воистину так, ваше величество, -- подтвердил Лонгин. -- Правь вы десять лет, а не два неполных, вы могли бы позволить ему бесноваться -- никто не обращал бы внимания. Но сейчас... -- Вот-вот. Сейчас к нему прислушаются. А благодаря его богобоязни -- примут всерьез. -- Крисп фыркнул. -- Словно можно его воспринимать иначе. За все годы, что я его знаю, он ни разу не улыбнулся, старый мрачный... -- И тут Крисп расхохотался. -- Так где Пирр поливает меня грязью? -- осведомился он, отсмеявшись. -- На площади Быка, ваше величество, -- ответил Лонгин. -- Отлично. Вряд ли его будет сложно там найти. А теперь, почитаемый господин, вот что вам надо сделать... -- В течение нескольких минут Крисп разъяснял приказы. -- Вам, вероятно, потребуется мое письменное указание, чтобы все было сделано немедленно? -- Да, это было бы желательно, -- ответил Лонгин, не то развеселившийся, не то ошарашенный. Крисп набросал приказ и отдал евнуху пергамент. Тот перечитал, покачал головой и с видимым усилием сосредоточился. -- Будет доставлено немедленно, ваше величество. -- Безусловно, -- ответил Крисп. Лонгин убежал, по дороге выкликая гонца. Крисп всегда гордился тем, что не тратит время зря. Поэтому он проверил еще один налоговый отчет, прежде чем вышел к дверям императорских палат. Халогаи у дверей вытянулись по струнке. -- Вольно, парни, -- отмахнулся Крисп. -- У нас прогулка. -- А где твои зонтоносцы, император? -- осведомился Гейррод. -- Сегодня они только под ногами мешаться будут, -- ответил Крисп. Халогаи зашевелились. Кое-кто ощупал лезвия секир. Один, видимо, нашел крохотную зазубринку, поскольку вытащил точильный камень, поработал им немного, проверил снова и удовлетворенно спрятал камень. -- Куда, твое величество? -- спросил Гейррод. -- На площадь Быка, -- сказал Крисп. -- Кажется, святой отец Пирр не слишком рад, что лишился патриаршего трона. Он довольно неучтиво обо мне отзывается. Халогаи снова шевельнулись в предвкушении. -- Подкоротить ему язык, твое величество? -- спросил тот, что точил топор. Он снова пощупал лезвие, словно проверяя, перерубит ли оно шею святого отца с одного удара. -- Нет, -- отозвался Крисп, -- я не хочу причинять вред святому отцу -- надо просто заткнуть его. -- Лучше бы убить его, -- сказал Гейррод. -- Тогда он не причинит вреда тебе. Остальные стражники закивали. Крисп очень хотел смотреть на мир с жестокой халогайской простотой. Но в Видессе ничто не просто. Не ответив Гейрроду, Крисп спустился по лестнице. Северяне окружили его кольцом, закрыв от возможных убийц. До площади Быка от дворца было мили полторы-две по Срединной улице. Крисп шел быстро, пытаясь согреться. Проходя по площади Паламы, он порадовался своему сопровождению; халогаи шагали впереди, всем своим видом показывая, что стопчут любого, кто окажется на дороге. Толпа расступалась, как по волшебству. Крисп очень спешил. Он хотел застать Пирра на месте преступления. Даже самое жестокое наказание, полученное настоятелем впоследствии, не оказало бы такого большого влияния, как то, на что Крисп рассчитывал. Меньше всего он хотел делать из Пирра мученика. В паре сот шагов за зданием чиновной службы Срединная улица резко сворачивала к югу, а там рукой было подать и до площади Быка. Крисп перешел на бег трусцой. Если Пирр улизнет у него из рук именно сейчас, разочарование будет невыносимо. Крисп надеялся только, что его приказ быдет выполнен вовремя. В древности площадь Быка являлась главным скотным рынком города Видесса и до сих пор оставалась местом торговли товарами более громоздкими, обыденными и дешевыми, чем на площади Паламы, -- скотом, зерном, дешевыми горшками и оливковым маслом. Здесь, прежде чем расступиться, народ пялился на Криспову свиту. На площади Паламы, близ дворца, к лицезрению императора привыкли. В этих бедных районах монархи появлялись нечасто. Беглого взгляда хватило, чтобы определить искомое место: кучка людей собралась вокруг фигуры в синей монашеской рясе. Монах -- даже через всю площадь Крисп разглядел тощую фигуру и узкое лицо Пирра -- стоял не то на бочке, не то не камне, так что возвышался над своими слушателями на половину человеческого роста. -- Вон он! -- воскликнул Крисп, и халогаи двинулись к Пирру с целеустремленностью волчьей стаи, загоняющей оленя. Пирр был опытным оратором. Крисп услыхал, о чем тот проповедует, задолго до того, как добрался до окружившей священника толпы -- услыхал вместе с половиной площади Быка. -- Низости он учился у бывшего своего хозяина, ибо само имя Анфима равнозвучно разврату. Но Крисп сумел превзойти в пороке своего учителя, вначале совратив супругу предыдущего Автократора, а потом использовав ее против мужа, чтобы через его труп шагнуть к трону. Как может Фос благословлять наши усилия, если такой человек обитает ныне во дворце? Пирр не мог не видеть, как приближаются Крисп и его телохранители, но ни на секунду не запнулся -- Крисп и без того знал, что бывший настоятель лишен страха. Однако Пирр не прервался и ради того, чтобы указать толпе на присутствие упомянутого развратного чудовища, а это Крисп непременно сделал бы на его месте, собирайся он свергнуть кого-то. Но Пирр неуклонно следовал намеченному курсу: раз ступив на путь, он, как зашоренная лошадь, уже не мог с него сойти. Крисп сложил руки на груди и принялся слушать. Пирр продолжал тираду, точно не замечая императора. Еще меньше внимания он обратил на выбежавшую на площадь Быка пожарную команду. Некоторые зеваки с беспокойством оглядывались на группу людей, вооруженных, как халогаи, топорами, и пару взмокших пожарных, тащившую сифон. Страх пожара глубоко въелся в сердца горожан и еще углубился после дня солнцестояния. Пожарная команда ринулась через толпу прямо к размахивающему руками проповеднику. -- Разойдись! -- орал начальник команды. Зеваки рассыпались в стороны. -- Где пожар? -- взвизгнул кто-то. -- Тут! -- заорал в ответ Фокиод. -- По крайней мере, мне приказано залить этого поджигателя! Он махнул рукой. Один пожарный заработал сифоном, второй направил шланг в сторону Пирра. Из деревянного сопла хлестнула ледяная вода. Слушатели отхлынули от Пирра, ругаясь и отфыркиваясь. Сам священник пытался сказать что-то, но начал неудержимо чихать. Команда поливала его, пока не опустела бочка. -- Наполнить снова, ваше величество? -- громко спросил Фокиод. Похоже было, что еще немного, и Пирр утонет. -- Нет, Фокиод, спасибо, -- ответил Крисп. -- По-моему, он уже остыл. -- Я -- апчхи!! -- остыл?! -- завопил Пирр. С его бороды и носа капала вода. -- Нет, я только -- апчхи!! -- начал разоблачать прелюбодея в алых сапогах. Слушай меня, народ видесский... -- Пойдите просохните, святой отец, -- добродушно посоветовал кто-то из толпы. -- Так стоять на ветру -- лихоманка прохватит. -- Да и сказка ваша изрядно поблекла, -- добавил другой. -- Пламенными речами обогрейтесь лучше, -- заметила женщина. -- Да нет, они все потухли, -- отозвался какой-то остряк и сам себе хихикнул. Всю свою жизнь Пирр провел в монастырях или при храмах. Он привык, что миряне почитают его, а не подсмеиваются, пусть добродушно. Но куда хуже насмешек был громовой хохот, разнесшийся над площадью при виде мокрого, трясущегося от гнева и холода святого отца, с перевернутого ящика разоблачающего власть предержащих, пока зубы его ритмично постукивали наподобие деревянных наперстников, которыми васпураканские танцоры отбивали такт. Равнодушие Пирр перенес бы стоически: монахов часто встречали равнодушием, поскольку проповедуемый ими образ жизни мало кому подходил. Но вынести смеха он не мог. Злобно озирая толпу, и в особенности Криспа, он неуклюже спустился с ящика и двинулся прочь. Новый приступ чихания лишил его уход даже видимости достоинства. -- Фос с тобой, мокрый Пирр! -- громко пожелал кто-то, вызвав новый раскат смеха. Согбенная спина Пирра дернулась, точно в нее всадили нож. -- Мокрый Пирр, мокрый Пирр, добрый, старый, мокрый Пирр! -- распевала толпа. Отбытие монаха перешло в отступление, а к краю площади -- и в позорное бегство. Гейррод повернулся к Криспу. -- За это он не станет любит тебя больше, -- сказал телохранитель. -- Выставить человека глупцом -- значит нанести ему такую же обиду, как ударить мечом. -- Он уже враждует и со мной, и со всеми, кто не согласен с ним до йоты, -- ответил Крисп. -- Но теперь, даст бог благой, его не станут принимать всерьез. К словам святого отца Пирра -- а до недавнего времени пресвятого отца Пирра -- нельзя не прислушаться. А кто станет слушать старого, доброго, мокрого Пирра? -- Теперь я вижу, -- медленно произнес Гейррод. -- Ты отравил его слово. -- Он сказал что-то соседу. Пророкотали гулкие голоса, и все северяне обернулись к Криспу. -- Кто, кроме видессианина, мог убить человека смехом? -- проговорил Гейррод, и остальные закивали. Фокиод отдал команду своим людям. Тащившие сифон со вздохами облегчения опустили его, остальные оперлись на пожарные топоры, кроме одного, пошедшего купить жареной чечевицы. Заметив, что император смотрит на него, Фокиод подошел к Криспу. -- Что ж, ваше величество, надеюсь, что мы избавили вас от этой напасти, -- сказал он. Видессианину, особенно столичному жителю, не понадобилось объяснять, что сотворил Крисп. -- Думаю, что да, -- ответил Крисп. -- Тебя наградят достойно. -- Благодарю, -- коротко отозвался Фокиод. Он не пытался лебезить или уверять, что недостоин награды. Дело есть дело. -- Ладно, что уставились! -- повысил голос Крисп. -- Представление закончено. Толпа рассеялась. Некоторые, проходя мимо Криспа, отворачивались, точно не желая, чтобы император видел, что они слушали проповедь против него. Большинство, однако, расходилось, весело беседуя, словно речь Пирра и ответ Криспа устроила ради их развлечения труппа мимов. "Горожане..." -- подумал Крисп, мысленно разводя руками. К тому часу, как он с халогаями дошел до дворца, короткий зимний день почти закончился. Когда Крисп распахнул двери, Лонгин был готов уже лопнуть от любопытства. -- Ваше величество, неужели же вы... -- Обошелся с Пирром, как с пожаром, который следует залить? -- докончил за него Крисп. -- Именно так, почитаемый господин. -- Он рассказал, как Фокиод и его команда "потушили" священника, и добавил: -- Большинство зрителей хорошо повеселилось. Лонгин, как и пожарный, понял сразу. -- Трудно принимать всерьез шута, ваше величество? -- Именно так, почитаемый господин. Я вспомнил, как Петроний пытался избавиться от Скомбра, когда тот был вестиарием. Как он не тщился выставить Скомбра мошенником перед Анфимом, император держал того при себе. Но когда над Скомбром надсмеялись в Амфитеатре, он через пару дней вылетел из дворца. -- А, Скомбр, -- пробормотал Лонгин. Суда по его тону, можно было подумать, что Лонгин вовсе забыл о существовании евнуха, который когда-то вместе с Петронием обладал настоящей властью в империи за троном Анфима. Но Криспа он провести не мог. -- Если благой бог позволит, ваше величество, с Пирром будет покончено так же... э-э... надежно, как со Скомбром. -- Да будет так. -- И Крисп очертил над сердцем солнечный круг. Цокали по мостовой подковы. Звенели кольчуги. -- Взгляд напра-во! -- рявкнул офицер, и проезжавший мимо трибуны полк разом обернулся к Криспу и отдал честь. Император в ответ приложил к сердцу сжатый кулак. Толпа по сторонам Срединной улицы ликовала. Солдаты, в большинстве своем впервые попавшие в город Видесс, отвечали улыбками и продолжали изумленнно озираться на чудеса большого города. Юноши с центрального плато западных краев -- отличные солдаты, если не обращать внимания на изумленные лица, на добрых конях и в добром здравии, несмотря на долгий и тяжелый марш. По щеке Криспа скользнула капля дождя, потом еще одна. Кавалеристы натянули пониже капюшоны плащей. Зеваки потянулись под портики, а кто побогаче -- открыли зонты. Когда последний всадник проскакал мимо, Крисп со вздохом облегчения сошел с трибуны. К этому времени он был мокр, как Пирр после обработки из пожарного сифона. Вскочив на Прогресса, он торопливо двинулся к императорским палатам. Растирание жестким полотенцем, блюдо тушеной баранины и сухая туника значительно улучшили его расположение духа. "В конце концов, -- подумал он, -- это дождь, а не снег". Скоро зима кончится. Когда дороги просохнут, собранная им армия сможет немедля двинуться на север, против Арваша. Крисп надеялся собрать семьдесят тысяч бойцов. Вся мощь империи, поддержанная лучшими магами Чародейской коллегии, не может не превозмочь одного черного колдуна, случайно позабытого смертью. Унося серебряное блюдо из-под баранины, Барсим остановился в дверях: -- Следует ли мне напомнить вашему величеству, что посол Царя царей макуранского просил вас об аудиенции сегодня? -- Я помню, -- ответил Крисп невесело. Ему очень хотелось бы позабыть великого западного соседа Видесса, особенно теперь, когда почти вся его армия готовы была двинуться против северного врага. Желания, однако, сбываются редко. Чихор-Вшнасп, макуранский посол, был изящным мужчиной средних лет, с длинным угловатым лицом, запавшими щеками и совершенно искренним взглядом огромных и кротких карих глаз. Крисп уже знал, что доверять ему нельзя ни на волос. Когда посол опустился перед императором ниц, его головной убор -- серая фетровая шапочка без полей, больше всего напоминавшая ведро, -- слетел у него с головы и откатился в сторону. -- Каждый раз это происходит, -- заметил Крисп. -- Совершено верно, ваше величество. Мелкие неудобства ради друзей только приятны. -- Чихор-Вшнасп отловил беглую шапочку и вернул на место. По-видесски он говорил превосходно; лишь слабый пришепетывающий акцент выдавал, что он не образованный уроженец города Видесса. -- Я принес вам, -- продолжил посол, -- приветствия его величества Нахоргана, Царя царей, вельми могущественного, богобоязненного и благодетельного, коему Господь и Четыре Пророка его даровали многие годы и обширные владения. -- Я всегда рад слышать приветствия его вельми могущественного величества, -- ответил Крисп. -- В следующем донесении пошли ему мои. Чихор-Вшнасп поклонился. -- Он будет счастлив получить их. Он приказывает мне также передать вам его пожелания удачи в вашей борьбе со злобными варварами, угрожающими вашим северным границам. Макуран не раз страдал от подобных налетов. Его вельми могущественное, богобоязненное и благодетельное величество знает, каково приходится сейчас его видесскому брату, и шлет вам искреннее сочувствие. -- Его вельми могущественное величество очень добр. -- Крисп понял, к чему идет беседа, и тут же понадеялся, что ошибается. К несчастью, он оказался прав. -- Добавлю к этому и свои надежды: да будет ваш поход удачен, -- продолжил Чихор-Вшнасп. -- Без сомнения, вы сокрушите врага, ибо вся мощь Видесса обрушится на него. Без мира с Макураном часть армии, без сомнения, осталась бы на ваших западных рубежах. Ваше решение перебросить их на север говорит о вашей уверенности в вечой дружбе наших великих империй. Крисп удостоверился, что был, увы, прав. Оставался только один вопрос: во сколько это ему обойдется? -- Есть ли у меня причины полагать иначе? -- осведомился он. -- Не все правители Видесса разделяли ваше мнение, -- напомнил Чихор-Вшнасп. -- Кажется, только вчера Севастократор Петроний злодейски напал на Макуран, не имея на то никаких причин. -- Я был против той войны, -- парировал Крисп. -- Я помню это и благодарю вас. Однако вам, без сомнения, ясно, что случится, если его величество Нахорган, Царь царей, вельми могущественный, богобоязненный и благодетельный, решит этим летом отмстить за нанесенное Макурану оскорбление. Ваши войска отведены к северной границе, и наша доблестная конница двинулась бы вперед, сокрушая все на своем пути. Криспу хотелось закусить губу, но он заставил себя расслабиться. -- Ты, конечно, прав, -- заявил он. Стальные брови Чихор-Вшнаспа прыгнули вверх: в эту игру так не играли. -- Но если бы его вельми могущественное величество и вправду намеревался бы вторгнуться в Видесс, -- продолжил Крисп, -- ты не стал бы меня предупреждать. Что он хочет, чтобы забыть эту мысль? Брови прыгнули вверх снова: любимый жест посла. -- Господь и Четыре Пророка его не простят того оскорбления, что Макуран остается лишенным плодородной долины, в коей расположены могучие города Ханзит и Артаз. Вместе взятые, эти васпураканские городишки не составили бы и половины Опсикиона. -- Они вернутся Макурану, -- ответил Крисп, тремя словами избавившись от единственного плода развязанной Петронием войны трехлетней давности -- той войны, в которой Петроний мечтал дойти до Машиза. -- Ваше величество щедро и милостиво, -- чуть улыбнулся Чихор-Вшнасп. -- Если все мы сможем проявить такую добрую волю, разногласия между нашими народами еще могут быть разрешены, и между Макураном и Видессом воцарятся мир и гармония. Однако его вельми могущественное величество Нахоргана, Царя царей, беспокоит, что вы почитаете иных государей выше него. -- Как можешь ты говорить такое? -- воскликнул Крисп, изобразив возмущение и обиду. -- Какой из государей может быть дороже моему сердцу? Чихор-Вшнасп печально покачал головой. -- Если бы его величество мог поверить вам! Но ему стало известно, что вы щедро одарили золотом злодея, известного под именем Арваш Черный Плащ, который отплатил вам лишь черным предательством, в то время как его величество, вельми могущечтвенный, богобоязненный и благодетельный, верный и преданный друг Видесса, не получил и гроша от ваших щедрот. -- И сколько же грошей его умиротворят? -- сухо поинтересовался Крисп. -- Арвашу вы заплатили сто фунтов золота, не так ли? Неужели добрый и верный друг не стоит втрое больше, чем лживый варвар, который клянчит ваши деньги и ведет себя так, словно никогда их не брал? Ваше величество, я счел бы такой дар вполне приемлемым. -- Приемлемым? -- Крисп театрально схватился за голову. -- Я считаю это разбоем. Его вельми могущественное величество намеревается выпить кровь Видесса и еще просит у нас золотую соломинку. Переговоры тянулись еще несколько дней. Крисп понимал, что должен заплатить Нахоргану больше, чем Арвашу, -- этого требовала гордость Царя царей. Но заплатить намного больше Криспу не позволяла совесть. Чихор-Вшнасп, со своей стороны, торговался, как продавец ковров, а не макуранский аристократ. В конце концов оба сговорились на ста пятидесяти фунтах золота: 10800 золотых монет. -- Превосходно, -- сказал по этому поводу Чихор-Вшнасп. У Криспа имелось на этот счет свое мнение -- он надеялся сбить цену до ста двадцати пяти. Но Чихор-Вшнасп знал, как нужен Криспу мир с Макураном. -- Его вельми величество имеет в твоем лице весьма способного слугу, -- ответил он вежливо. -- Вы хвалите меня больше, чем я того заслуживаю, -- отозвался Чихор-Вшнасп; в голосе его слышалось мурлыканье кота, которого почесали за ухом. -- Ни в коей мере, -- возразил Крисп. -- Я прикажу, чтобы золото отправили сегодня. -- А я сообщу его вельми могущественному, богобоязненному и благодетельному величеству, что оно начало путь к нему. -- Довольный, точно сто пятьдесят фунтов золота попали не в казну его повелителя, а в его собственную, посол изысканно откланялся и ушел. -- Барсим! -- позвал Крисп. В дверях появился вестиарий, аккуратный и подтянутый, как всегда. -- Чем могу помочь, ваше величество? -- Во имя Скотоса пр[ac]оклятого, что значит "вельми"?! Фостий, пошатываясь, вышел из императорских палат, заморгал от яркого весеннего света, потом решил, что ему нравится, и заулыбался. -- У маленького Автократора-то зубы! -- ухмыльнулся один из стражников. -- Уже полдюжины, -- гордо подтвердил Крисп. -- И еще один растет. Так что берегите наголенники -- сгложет. Хохоча, халогаи расступились в потешном ужасе. Фостий заковылял к лестнице. Ходить без поддержки он научился всего неделю назад, но это мастерство уже освоил, а вот лестница -- дело другое. Фостий явно собирался просто шагнуть с первой ступеньки вниз и посмотреть, что получится. Крисп поймал его, прежде чем Фостий провел этот опыт. Чувствуя себя не столько спасенным, сколько обиженнным, малыш завертелся у него в руках, вереща дурным голосом. -- Неблагодарный ты, -- укорил его Крисп, неся его вниз, к подножию лестницы. -- Или ты бы предпочел разбить свою глупую головенку? Судя по всему, именно это и входило в планы Фостия. Оставаться у подножия лестницы он решительно отказывался и двинулся наверх -- ползком, потому что занести ногу на высокие ступеньки ему было пока не под силу. Крисп следовал за ним из опасения, что сложный подъем превратится в неожиданный спуск. Но Фостий добрался до дверей в целости и сохранности -- после чего развернулся и попытался спрыгнуть вниз. Крисп поднял его снова. Появившаяся в дверях Дара захлопала в ладоши. -- Весьма отважно, Крисп, -- лукаво заметила она. -- Ты спас от гибели наследника престола. Когда она вышла, халогаи низко поклонились императрице. Теперь даже самые свободные платья не могли скрыть увеличивающегося живота. Крисп покосился на Фостия. -- Этот наследник не доживет до получения наследства, если за ним ежеминутно не приглядывать. -- Он не успел закончить фразу, как заволновался, а не поймет ли Дара ее превратно; он достаточно долго прожил в городе Видессе, чтобы понимать -- в списке любимых видов спорта горожан интриги стояли даже впереди скачек в Амфитеатре. Но Дара только улыбнулась. -- Дети -- они такие. -- Она повернулась к солнцу и прикрыла глаза ладонью. -- Когда зима, кажется, что тепло и свет никогда не придут. Я хочу стать ящерицей, лежать и греться на солнце. -- Но через пару минут ее улыбка поблекла. -- Я всегда мечтала, чтобы зима проходила поскорее. А теперь почти мечтаю, чтобы она тянулась вечно, -- ведь ты скоро пойдешь в поход, так? -- Ты же знаешь, -- ответил Крисп. -- К концу недели дороги просохнут, если только опять ливень не зарядит. -- Знаю. -- Дара кивнула. -- Ты рассердишься, если я скажу, что боюсь? -- Нет, -- отозвался Крисп, поразмыслив. -- Я тоже боюсь. -- Он глянул на северо-восток. Он ничего не мог разглядеть через буйно-розовое цветение вишневой рощи, окружавшей императорские палаты, но знал -- там его ждет Арваш. И это не укрепляло его духа. -- Если бы ты мог остаться здесь, под защитой городских стен, -- вздохнула Дара. Крисп вспомнил, с каким благоговением глядел на двойное кольцо городских укреплений, впервые завидев город Видесс. Даже Арвашу не разрушить их. Но потом он вспомнил другое: Девелтос, Имброс... и совет Трокунда встретиться с Арвашем в бою как можно дальше от города. Трокунд знал, о чем говорит. -- Не думаю, что тут намного безопаснее, пока Арваш разгуливает на свободе, -- произнес он. Помолчав чуть-чуть, Дара кивнула. Крисп знал, чего ей это стоило. Фостий завертелся у него в руках, и Крисп опустил его на землю. Халогай-стражник отцепил с пояса кинжал, вытащил клинок, а ножны с золотым узором отдал Фостию. Блеск металла привлек малыша; он взял ножны и потянул в рот. -- Это медь и кожа, -- предупредил Крисп. -- Тебе не понравится. Фостий скорчил жуткую рожицу, вытащил ножны изо рта, потом начал жевать снова. -- Вот более подобающие игрушки, -- сказал вышедший Барсим, подкатывая к Фостию деревянный фургончик, в котором лежали две умело вырезанные лошадки. Лошадок Фостий выкинул, а фургончик взял и принялся обгладывать колесо. -- Посадите его у реки, -- посоветовал один из халогаев, -- деревья будет точить бобрам на зависть. Все рассмеялись, кроме возмущенно фыркнувшего Барсима. Крисп смотрел, как Фостий играет на солнышке. Что-то побудило его нагнуться и погладить малыша по черным волосам. Глаза Дары изумленно расширились; Крисп редко ласкал ребенка. Но он твердо знал: даже если это не его сын, а потомок Анфима, пусть лучше он правит Видесской империей, чем Арваш Черный Плащ.