Елена Руденко Безумный день или превратности судьбы --------------------------------------------------------------- (с) Руденко, Елена Все права сохранены. Текст помещен в архив TarraNova с разрешения автора. Любое коммерческое использование данного текста без ведома и согласия автора запрещено. --------------------------------------------------------------- Вступление. В этот день у меня была встреча с гражданином Бомарше, который любезно согласился побеседовать со мной. Он недавно поставил свою новую пьесу «Преступная мать» – продолжение «Женитьбы Фигаро». Увы, критика приняла это произведение более чем прохладно, многие назвали ее скучным нравоучением, с которым автор опоздал на добрые два десятка лет. Лично мне пьеса просто понравилась, а актуальна она или нет, не мне решать. У меня самой никогда не было дружеских отношений с критиками, поэтому на их мнение я решила особого внимания не обращать. Что поделаешь, работа у них такая – все ругать. Аудиенцию я буквально выклянчила у великого драматурга, мне хотелось не только выразить ему свое восхищение, но и получить одобрение на одно из своих произведений. У меня в памяти всплыл случай с убийством, который очень походил на пьесу «Женитьба Фигаро». Я решила описать эту историю, а действующим лицам дать имена героев знаменитой комедии. Но начинать писать без разрешения Бомарше я побаивалась. Чтобы драматург позволил мне приступить к работе, я была готова упасть ему в ноги, но этого, слава богу, не понадобилось. Бомарше отнесся ко мне вполне дружелюбно. — Вы видели мою последнюю пьесу? — поинтересовался он. — «Преступную мать»? Да, видела, — ответила я. — Вы тоже считаете, что эта пьеса никуда не годиться? — спросил он. — Прошу вас, гражданка Лемус, отвечайте честно. — Мне понравилась эта пьеса, — ответила я. — Вы очень талантливо нарисовали семейную драму. И чтобы не говорили критики… — Девочка, тут дело не в критиках, — перебил меня Бомарше. — Революция, которая свершилась у нас, очень повлияла на литературу. Свободные народы в общем теряют столько же в изяществе, сколько приобретают в силе, и наш театр чувствует новый дух Франции. Все заняты большими интересами и стали наполовину республиканцами; мы не можем больше склоняться к изнеженности литературы старого режима... У нас сейчас неприступные крепости вместо дворцов, и пушки идут за оркестр... там, где слышались вздохи, теперь раздаются призывы к свободе и говорят: «Жить свободным или умереть!» вместо: «Я тебя обожаю». Он был прав. Мне стало как-то грустно, и я тяжко вздохнула. — Сейчас совсем другое в моде, — продолжал Бомарше. — Например, пьеса «Карл IX» Мари-Жозефа Шенье, который призывает к жестокой расправе с тиранами! Эта пьеса особенно доставляет мне неутолимую боль. Нам нужны картины добродетели, а не изображение кошмаров, пороков и преступлений! Эти последние слова я приняла на свой счет и возмутилась. — Я не пишу о кошмарах! — воскликнула я. — Меня интересует не само преступление, а его разгадка! Игра разума и его торжество над злом! Я описываю сложный ход логических рассуждений моего друга Робеспьера! — Не обижайтесь, вас я ввиду не имел, — заверил меня Бомарше. — Но вы тоже идете в ногу со временем. Вряд ли бы раньше ваши истории кого-то заинтересовали. Тут я не могла с ним не согласиться. — Я могу написать историю, которую задумала? – спросила я его. – Вы не будете возражать? — Думаю, вы сможете написать что-то стоящее, — ответил драматург. — Но будьте осторожны. Вы взялись за очень сложную задачу. — Конечно, конечно! — затараторила я. — Спасибо вам за то, что вы согласились поговорить со мной! Я вам очень благодарна! Я попросила Бомарше подписать разрешение и быстро удалилась, пока он не передумал. Вернувшись домой, я принялась за рассказ. Я была уверена, что справлюсь. В честь моей любимой комедии я решила назвать свое произведение: Безумный день или превратности судьбы Максимильен Робеспьер и я возвращались из театра. Мы оба еще находились под впечатлением комедии «Женитьба Фигаро», которая мне очень нравилась. Я смотрела ее несчетное количество раз, и при каждом очередном просмотре замечала что-то новое. — Бомарше описал очень смешную ситуацию! — заметила я моему другу. — Ты права, Светлана, — согласился Макс. — Но в жизни такая комедия однажды обернулась трагедией. — Ты о чем? — спросила я. — Об одном убийстве, — ответил Робеспьер. — В жизни все всегда заканчивается не так, как бы нам хотелось. — И ты это убийство расследовал? — заинтересовалась я. — Да, Светлана, — ответил Макс важно. — Это было одно из самых трудных расследований. Я чуть было не упустил убийцу. — Расскажи, пожалуйста, — попросила я. Макс очень любит рассказывать о своих достижениях. Он просто обожает ненавязчиво похвастаться своими умственными способностями, а потом взирать на удивленные лица собеседников и слушать слова восхищения. Чрезмерное самолюбие является недостатком моего друга. Вот что он мне поведал. В этот вечер Мадлен де Ренар примеряла новое платье, она была очень довольна собой и не могла оторваться от зеркала. — Дорина, придумай, как еще можно уложить складки, — велела она камеристке. — Это платье восхитительно, не так ли, Макс? — Дорогая, вы прекрасны в любом наряде, но этот особенно подчеркивает вашу красоту! — ответил я. — Фи, какой старый комплемент! — фыркнула Мадлен. — Но все равно спасибо! Вы всегда… Красотка не договорила и вскрикнула — Дорина нечаянно уколола ее булавкой. Мадлен удивленно уставилась на камеристку. — Простите, мадам! — пробормотала служанка. — Простите! — Дорина, что с тобой? — спросила Ренар, в ее голосе не было ни капли гнева, одно удивление. За всю свою службу Дорина ни разу не уколола Мадлен, она была идеальной, аккуратной камеристкой. Мадлен сразу поняла, что Дорина чем-то очень сильно взволнована. — Что произошло, Дорина? — задала новый вопрос госпожа. — Ты чем-то расстроена? — спросил я. — За весь вечер ты не проронила ни слова. Это тоже было странным, обычно Дорина болтала без умолку, снабжая Мадлен новыми сплетнями. — Это из-за моей кузины, — сказала Дорина, вздохнув, — у нее сейчас большие трудности. — Какие? — заинтересовалась Мадлен. — Расскажи! Дорина упираться не стала, наоборот, она была очень довольна, что ей дали возможность выговориться. — Моя кузина Сюзанна служит у графа Альмавива, вернее, у его жены. Они десять лет назад купили поместье во Франции. Зачем они это сделали, я не знаю. Сами они родом из Испании. Сюзанна хочет выйти замуж, но граф, поставил ей условие: или она отдается ему, или он лишает ее приданого. — Какая свинья этот граф! — возмутилась Ренар. — А его жена знает? — Он скрывает от жены свои любовные интрижки, но Сюзанна рассказала ей о его планах и попросила совета, — ответила Дорина. — И что они решили? — поинтересовался я. — Пока что ничего, — вздохнула Дорина. — А приданое большое? — спросила Мадлен. — Кажется, несколько сотен ливров, — сказала служанка. — Действительно, ваша кузина в весьма затруднительной ситуации, — согласилась Мадлен. — А графиня, она не может обеспечить свою камеристку приданым? — спросил я. — Увы, нет, когда графиня выходила замуж, она не располагала большими средствами, и сейчас она целиком зависит от мужа, — пояснила Дорина. — Вот если бы он вдруг умер… но это вряд ли. Граф еще не совсем старый и, к сожалению, находится в добром здравии. На какое-то время в комнате воцарилась тишина, все думали, как же помочь девушке, которую шантажировал хозяин. — Все! — выпалила Мадлен. — Я поеду к графу и скажу все, что о нем думаю прямо у него дома и при всех слугах! Я напишу во все газеты, все будут обсуждать эту историю! Я добьюсь его отлучения от церкви! Римский папа мне в этом не откажет! — Все это хорошо, госпожа, — улыбнулась Дорина. — Но тогда граф точно не даст Сюзанне приданного. — Ох, ладно, я возмещу эти убытки, — решила Мадлен. — Пойми, Дорина, я не хочу, чтобы ты колола меня булавками. Если я не разберусь с графом, ты будешь постоянно думать об этой истории, а я буду вся исколотая! Я еду к графу немедленно! — Мадлен, любимая, уже половина восьмого, — напомнил я. — А чтобы добраться до усадьбы Альмавива нужно проехать через весь наш город, а потом еще несколько миль… — Ничего страшного, — перебила меня Ренар. — Я готова. Мне пришлось ехать с Мадлен, я не мог бросить ее одну. С нами увязался мой пес Герцог, который не мог бросить нас. К особняку графа мы добрались примерно к одиннадцати. Мадлен все еще была настроена очень решительно. Она шла, опираясь на мою руку, и повторяла речь, которую скажет графу. Эта тирада поразила меня, удивительно, где Мадлен таких слов набралась? Я представил, какими идиотами и нахалами будем мы выглядеть, ворвавшись среди ночи в чужой дом, и тяжко вздохнул. Путь наш пролегал через парк, который выглядел мрачным и зловещим. Чтобы сократить наш путь мы решили пройти не через ворота, а через лазейку, о которой нам рассказала Дорина. В темном парке доблести у Мадлен поубавилось, она задрожала и прижалась ко мне. Не знаю, чего она больше боялась, темноты или, семенящего рядом, пса Герцога. Вдруг Герцог уселся посреди аллеи и завыл. — Господи! — перепугалась Мадлен. — Что это с ним? Он заболел? — Не знаю, — пробормотал я. Пес вскочил и рванул куда-то в сторону. После коротких раздумий мы с Мадлен побежали за ним. Вскоре мы увидели толпу людей, которые явно были чем-то взволнованы. Даже в свете тусклых парковых фонарей можно было прочесть испуг на их лицах. — Что случилось? — спросила Мадлен. — Убийство, — ответил кто-то мрачно. — Граф Альмавива убит. Мы увидели мужчину, который лежал ничком на парковой дорожке, на его спине было огромное кровавое пятно. Я внимательно осмотрел собравшихся. Лица у всех были серьезные, мрачные, но не грустные. Я опишу поведение этих людей в тот вечер. Чтобы вы смогли их ясно представить, сразу назову их именами героев известной комедии. Сюзанна, симпатичная девушка, очень похожая на свою кузину, была целиком озабочена состоянием госпожи. Она старалась вести себя так, будто ничего не произошло. Или она хотела так отвлечь графиню от траурных размышлений… или ей было просто безразлично, что граф убит. Ее жених Фигаро, был погружен в свои мысли. Он старательно, что-то обдумывал, казалось, его занимал какой-то более важный вопрос, чем смерть графа. Человек рядом с ним, доктор Бартоло, маленький приземистый старичок, смотрел на свершившееся с каким-то безразличием. Конечно, смерть для врача привычное дело, но все же убийство и смерь от болезни имеют кое-какие различия. Учитель музыки Базиль, как мне показалось, старался сдержать хитрую улыбку. Я решил, что это мне померещилось. Дочка садовника Фаншетта, миленькая девочка лет тринадцати, была очень напугана. Она подобно фарфоровой статуэтке застыла на месте, молитвенно сложив руки. Паж Керубино, долговязый пятнадцатилетний юноша, дрожал как осиновый лист. Казалось, что он потеряет сознание. Черты лица пажа были искажены ужасом, он то и дело испугано озирался по сторонам. Из всех присутствующих только графиня приняла близко к сердцу смерть мужа, и если она притворялась, то ее актерскому искусству можно позавидовать. Чтобы изобразить подобное горе, надо было долго тренироваться. Мне стало ясно, что каждый из этих людей мог совершить убийство, так как их поведение соответствовало поведению убийцы. Я поймал себя на попытке вычислить убийцу. Похоже моя сестра Шарлота права, у меня есть какое-то помешательство на убийствах. Зачем мне это надо!? Чужое убийство, чужой граф, пусть полиция поработает! Изучая публику, я заметил, что из кармана сюртука Керубино торчит рукоятка ножа. — Что у вас в кармане, юноша!? — спросил я громко. Все удивленно уставились на меня, потом перевели взгляды на перепуганного парня. Он опустил дрожащую руку в карман и достал нож с коротким узким лезвием, которое было в крови. На какое-то время воцарилась тишина. — Это не мое! — закричал юноша. — Это не мое! Я не знаю, как это сюда попало! — Это не он! — воскликнула Фаншетта. — Это же… Она попыталась схватить нож, но Фигаро взял ее за руку. — Фаншетта, прошу тебя, успокойся, — сказал он строго. Девочка сдалась и отступила. — Все равно он не виноват, — пробормотала она. — С этим должна разобраться полиция, — сказал я. — В их обязанности входит заниматься подобными вещами. Собравшиеся согласились со мной. — Сюзанна, было бы лучше, если бы ты уложила графиню спать, — сказал ей Фигаро. — Не хватало еще, чтобы полиция приставала к госпоже со своими дурацкими вопросами. Девушка кивнула. Графиня была так потрясена, что уже перестала замечать, что твориться кругом. Она не обратила никакого внимания на Керубино с ножом, ее мысли уже были где-то далеко. Женщина смотрела куда-то вдаль отсутствующим взглядом. — Мадам, вам лучше отдохнуть, — ласково сказала Сюзанна, осторожно беря госпожу под руку. — Сейчас я вас отведу в дом. — Полиция приехала! — закричал кто-то из слуг. Я воспринял эту новость как сигнал к отступлению и начал медленно двигаться к выходу, увлекая за собой Мадлен. Как ни странно, она не упиралась. Мне удалось объяснить красотке, что встреча с полицией в данный момент нам нежелательна. Несмотря на все старания, мы не успели вовремя исчезнуть. — И вы тут! — раздался противный голос. — Как мне это надоело! Перед нами вырос Стервози. — Мадам, я всегда рад вас видеть, — поклонился он Мадлен, а мне бросил. — Опять ты, дохляк? Мне твоя рожа осточертела! Как только у меня появляется дело, ты обязательно откуда-то вылезаешь. Стервози кинулся на меня с кулаками, но рычание Герцога остановило его. — Твоя псина мне тоже надоела! — прошипел страж закона. — Я уже ухожу, мсье, — успокоил я его. — Всего доброго. — Смотри мне, — Стервози погрозил кулаком. — Чувствую, ты неспроста в этом парке. Кто знает, может, ты сообщник убийцы. Я с тобой разделаюсь! — Жду с нетерпением, — весело ответил я. — Разрешите откланяться. Стервози разрешил, добавив мне вслед несколько проклятий. — Почему вас Стервози не любит? — спросила меня Ренар. Я пожал плечами. «Не любит» — было слишком мягко сказано. Как я и предполагал, паж Керубино был арестован по подозрению в убийстве. По иронии судьбы это дело поручили мне. Мне предстояло решить виновен паж или нет. Факты были против Керубино, окровавленный нож также не свидетельствовал в его пользу. Мне пришлось бы признать пажа виновным, но Фигаро, первый камердинер покойного графа и домоправитель, изменил ход событий. За день перед судом, этот человек пришел ко мне, чтобы узнать, как продвигается дело. — Вы, наверное, считаете бедного пажа Керубино убийцей? — прямо с порога спросил он меня. — Пока делать выводы рановато, — ответил я, — но причины так считать у меня есть. Я слышал, он был влюблен в жену графа. Влюбленные иногда способны на подобные поступки, к тому же граф хотел его отослать из своего имения на родину, где Керубино должен был поступить на службу в армию. А кто согласится поменять уютный особняк на казарму? Нож в кармане тоже говорит против вашего друга. Парень усмехнулся. — Вы опытный судья-сыщик, и вам не кажется странным, что он сунул орудие убийства себе в карман? Ведь он мог его забросить куда-нибудь подальше или оставить на трупе. — Я думал об этом, — ответил я — Вы хотите сказать, что ему подбросили нож? Что ж, вполне логично, каждый в толпе мог проделать это. — Вот именно, — добавил Фигаро. — Но, как известно, — продолжал я. — Ваш друг не отличался знатными умственными способностями, он мог совершить необдуманное убийство, а потом «с большого ума» сунуть нож в карман. — Тоже верно, — согласился гость. — Но у меня есть другие новости, думаю, вас они заинтересуют. — Выкладывайте, — вздохнул я. — Рана в теле графа была глубокой и широкой, — сказал Фигаро. — А у пажа нашли нож с узким и небольшим лезвием, которым вряд ли можно было нанести этот удар. Я молчу о физической силе подозреваемого, которая оставляет желать лучшего. Эта новость действительно заинтересовала меня. — Выходит, окровавленный нож в кармане вашего друга – доказательство его невиновности! – воскликнул я после некоторого раздумья. — А вы быстро соображаете! — усмехнулся Фигаро. — Ясное дело, что убийство было совершено не этим ножом. — Что ж, — вздохнул я, — дело принимает совсем другой оборот. Суд состоялся на следующий день, так что заявление мсье Фигаро оказалось как раз кстати. Керубино был похож на ребенка, которого поставили в угол за плохое поведение. На вопросы он отвечал с неохотой и односложно, испугано глядя на собравшихся исподлобья. Избалованный и изнеженный юноша толком не понимал смысл происходящего. Но своим поведением паж все же смог вызвать жалость и сострадание. Лично мне он не понравился, я никогда не уважал подобных молодых людей. Пятнадцать лет! А он еще ребенок! В его годы я уже содержал брата и сестру. Конечно, мой доход был невелик, но я сумел приспособиться к жизни. В зале я заметил графиню, ее камеристку Сюзанну и Фигаро. Рядом с ними сидела Фаншетта, которая больше остальных переживала за судьбу пажа. Я выслушал речь прокурора, который умело выставил перепуганного Керубино «отъявленным юным злодеем», и заставил даже меня почти поверить в это. Старый крыс отлично знал свое дело. Этот человек был моим противником, когда я вел мое первое адвокатское дело. Конечно, я ему проиграл, но все же потом взял реванш. После выступления прокурора речь адвоката выглядела очень бледно, и только когда он перешел к данным, полученным от Фигаро, в зале суда началось оживление. Прокурор попытался возражать, но я не без радости отклонил его протест. В итоге мне ничего не оставалось, как вынести оправдательный приговор. Когда суд закончился, Мадлен де Ренар, которая тоже присутствовала на заседании, бросилась мне на шею. Я едва устоял на ногах. Люди удивленно уставились на нас. Какая-то старушка проворчала: — Ну и судья! Срамота! — Ох! Макс! Вам так идет судейская мантия! — воскликнула Мадлен на весь зал. – Подумать только, какие сюрпризы преподносит нам жизнь! Раньше вы были маленьким никчемным студентишкой, над которым все смеялись. Удивляюсь, как я могла полюбить вас! А теперь вы судья! Вы носите судейскую мантию и решаете судьбы людей! Сейчас я могу гордиться вами! Даже мой дядя с восхищением отзывается о вас, а ведь раньше он считал вас голодранцем. Мадлен поцеловала меня в губы. — Что ж вы теперь делать будете? — спросила она меня. — Ведь это преступление осталось нераскрытым. — Буду искать настоящего убийцу, — ответил я. Эта идея получила одобрение. Мадлен, как обычно, решила помогать мне в расследовании. Мы отправились в имение Альмавива. Нас встретила Сюзанна. Эту веселую игривую девушку можно было смело назвать олицетворением радости. Весь ее облик говорил нам: «Добро пожаловать!» На ней было черное траурное платье, которое так и не смогло придать этой девушке мрачный вид. Как потом нам сказала Сюзанна, это графиня велела всем слугам облачиться в траур по бедному графу. Я сразу понял, что Сюзанна особа не глупая. А то, что она не испугалась моего пса Герцога и погладила его, чуть было не заставило меня вычеркнуть ее из списка подозреваемых. Я почему-то считаю, что человек, любящий собак, не способен на убийство. Я, наверное, не прав. — Мы вас давно ожидаем, — сказала Сюзанна с улыбкой. — Ох, как хорошо, что Керубино оказался невиновен! Когда я увидела в его руках нож, я тоже решила, что он убийца, я почувствовала… Она запнулась. — Что вы почувствовали? — спросила Мадлен, которая никогда не церемонилась со слугами. — Я почувствовала жалость к нему, — ответила девушка. — Керубино так молод, неопытен и слишком впечатлителен. Он беззаветно влюблен в графиню. Этот мальчик даже ее белую ленту хранит, как сувенир! Он вполне мог совершить убийство из-за любви, Керубино романтик. Но он еще ребенок. — Вы правы, мадмуазель, — согласился я, хотя, на мой взгляд понятие «ребенок» уже никак не вязалось с этим долговязым парнем. — Но своим спасением он обязан вашему жениху. Это он сумел найти доказательства невиновности Керубино. — О! Я это прекрасно понимаю! Фигаро пришлось здорово потрудиться, — улыбнулась Сюзанна. — Этому Керубино всегда все сходило с рук, чтобы он не натворил. Стоило ему только улыбнуться и пролепетать извинения, все сразу же его прощали. Даже покойный граф… Особенно много хлопот этот мальчишка доставлял Фигаро, мой жених слишком часто выручал его из различных ситуаций. Ведь Керубино такой ранимый, беззащитный, наивный. Бросить его на произвол судьбы очень жестоко!.. — Как чувствует себя ваша госпожа? — спросил я Сюзанну. — Слава богу, ей уже лучше, — ответила камеристка. — Бедняжка! Смерть мужа была очень сильным ударом для нее. Она очень любила графа, и хранила ему верность. Она ставила любовь мужа превыше всего! Она готова была пожертвовать всем ради его любви! Моя госпожа образец добродетели и чистоты! Но, увы, ее покойный муж не очень ценил это сокровище. Он даже не понимал, что знатная дама с такими взглядами большая редкость в наши дни. Все аристократки, у которых я служила до графини Альмавива, только и ждали удобного случая, чтобы изменить своему супругу. Муж за порог, а они любовника зовут! Безобразие! — Вы очень любите вашу госпожу, — заметил я. — Но как вы относились к ее мужу? — Что вы хотите этим сказать!? — возмутилась девушка. — На что вы намекаете? — Извините, мадмуазель, я не имел в виду ничего оскорбительного, — успокоил я Сюзанну. — Мне бы хотелось узнать, что за человек был ваш господин. — Я никогда не задумывалась об этом, — ответила девушка. — Мне трудно ответить на ваш вопрос… Он был самым обычным аристократом нашего времени, не хуже и не лучше: расточительным, самовлюбленным, любящим поухаживать за дамами, несколько распутным. Но злодеем и тираном назвать графа нельзя, он был добр к людям, находящимся у него в услужении, жалование платил вовремя, без надобности голоса не повышал, не грубил. Жену любил, был ласков с ней, никогда ни в чем не отказывал. В общем, плохим человеком его назвать нельзя… хорошим, впрочем, тоже… Но, я уверена, он не совершил поступка, за который его следовало бы убить… Ну, вот мы и пришли. Графиня с удовольствием побеседует с вами. Мы вошли в просторную комнату. Графиня выглядела больной и усталой. Черное траурное платье подчеркивало бледность ее лица. В этом наряде эта печальная дама была похожа на античную музу трагедии. Волосы графини были собраны на затылке без каких-либо украшений. Но эта простая прическа шла ей больше, чем другим женщинам самые модные творения парикмахерского искусства. — Вы собираетесь расследовать убийство моего мужа? — спросила она, одарив нас той улыбкой, которой аристократы одаривают послушных слуг. — Я весьма вам благодарна… Ох, это убийство чуть не лишило меня рассудка! В тот вечер я была на грани безумия! Вы помните? — Мсье судья хотел бы задать вам несколько вопросов, мадам, — шепнула ей камеристка. — От ваших ответов может зависеть исход расследования. — Да, да, конечно, — кивнула графиня. — Я вас слушаю. — Опишите, пожалуйста, тот вечер, — попросил я. — Понимаю, вам тяжело вспоминать, но… — Не беспокойтесь, — оборвала меня графиня. — Надеюсь, что рассказанное мною поможет вам, но сохраните ли вы это в тайне… — Ох, мадам! — воскликнула Сюзанна. — Этому человеку можно доверять. О его порядочности ходят легенды, к тому же Фигаро дал ему хорошую характеристику. — Ну, если так, — заулыбалась графиня. — Я вам расскажу очень интересную историю. Дело в том, что Сюзанна и Фигаро решили пожениться, а мой покойный муж захотел сделать Сюзанну своей любовницей, в противном случае, он обещал лишить ее приданного… В тот вечер перед убийством состоялся праздник в честь помолвки Сюзанны и Фигаро… Мой муж велел Сюзанне выйти в парк. Но моя верная камеристка рассказала мне об этих планах, и мы придумали, как обвести вокруг пальца моего благоверного… Я решила пойти на свидание вместо Сюзанны. Граф вряд ли бы смог заметить подмену ведь в парке было темно. — Ловкий замысел, — похвалил я. — Но когда я вышла в парк, я увидела тело моего мужа… он был мертв! — графиня вздохнула. — Я закричала… На мой крик сбежались остальные. — В котором часу вы вышли в парк? — спросил я. — Примерно в одиннадцать, — ответила графиня. — Ума не приложу, кому понадобилось убивать моего мужа! — Увы, мадам, как это не прискорбно, им может оказаться кто-то из ваших знакомых, — мрачно ответил я. Графиня ахнула. — Не пугайте мою госпожу! — строго, но не без иронии сказала Сюзанна. — Простите, мадам, — извинился я. — Кстати, мадмуазель, а где были вы в тот вечер? — Я передала графу записку, в которой назначила ему свидание у беседки в углу парка, — бойко ответила девушка. — Конечно, граф ничего не заподозрил… В условленное время госпожа отправилась на свидание… Я шла за госпожой, которая должна была заменить меня на этом свидании. Я намеренно чуть отставала от нее, но из виду не упускала. На какой-то момент мадам скрылась за деревьями парка… потом я услышала ее крик и прибежала. — Примерно сколько времени вы не видели вашу госпожу? — спросил я. — Почти минуту, — подумав, ответила Сюзанна. — Как я понимаю, вам хотелось посмотреть, как граф будет соблазнять собственную жену? — спросила Мадлен. Сюзанна, хихикнув, кивнула. Но она тут же поняла, что веселье неуместно и скорчила серьезную мину. — Если бы я знала, что все так закончиться! — вздохнула графиня. — Вы не могли предвидеть, — успокоила ее Мадлен. — Вы же не ведьма. К тому же, если уж кто-то вздумал кого-то убить, он бы это все равно сделал. Так ведь, Макс? Я был с ней согласен. — Мне очень тяжело без него, — вздохнула графиня. — Тогда я хотела вернуть его любовь, я готова была пожертвовать всем ради этого… А теперь он мертв!.. Сейчас я храню часы моего мужа в память о нем. Графиня показала мне небольшие золотые часы очень тонкой ювелирной работы. — Эти часы были с ним в последние мгновения его жизни! — сказала она. Я попросил у графини разрешения взглянуть на них поближе, она согласилась. Я внимательно осмотрел часы. Какое-то время я молча изучал циферблат. — Что вы там увидели? — спросила меня Мадлен. — Часы спешат, – ответил я. Я сравнил время на часах графа с настенными часами. — Они спешат на полчаса! — воскликнула Сюзанна. Веселость куда-то исчезла с личика камеристки. Она вопросительно уставилась на свою госпожу, которая пожала плечами: — Они, наверное, сломались, — сказала она неуверенно. — Мадам, я могу взять у вас эти часы на три дня? — попросил я. — Это очень важно. — Если вам это поможет найти убийцу, — удивленно произнесла графиня, — то я согласна… Только берегите их, они очень ценны для меня. Я поблагодарил графиню за доверие. — Уважаемые дамы, не могли бы вы показать мне путь, по которому вы шли на свидание? — попросил я. Дамы переглянулись. — Конечно, — согласилась графиня. — Если это важно. — Мсье судья и его милая спутница будут искать улики, — иронично пояснила Сюзанна. — А что это? — спросила графиня, которая была не такая всезнайка, как ее камеристка. — Ну, пуговицы, следы, перья и прочую гадость, — пояснила Мадлен. — А по ним легко найти преступника! — Вряд ли у вас что-то получиться, — вздохнула Сюзанна, — Антонио и Фаншетта давно прибрали парковые дорожки. Лучше сразу их спросить, может, они нашли что-то. Антонио спрашивать бесполезно, он всегда пьян, а Фаншетта толковая девочка, она могла что-то заметить. Я собирался осмотреть путь дам совсем с иной целью, но спорить с ними не стал. К тому же беседа с Антонио и Фаншеттой была бы кстати. Мы прогулялись по дорожке туда-сюда. Герцог скакал вокруг нас, виляя хвостом-колечком. Его громкий лай был слышен на весь парк. Мне пришлось унять пса, так как Мадлен и графиня его побаивались. Только Сюзанна смело трепала Герцога по холке. — Ну, что скажете? — спросила она меня с легкой усмешкой. — Убийце оставались два пути, — сказал я. — Через весь парк по центральной аллее, что маловероятно… и по этой дорожке к лазейке… Но, скорее всего, он просто затаился где-то поблизости и прибежал на крик вместе со всеми. — Удивительно! — воскликнули дамы. Даже на лице лукавой Сюзанны отразилось искреннее удивление. — Вы хорошо соображаете, — сказала она. — Кстати, а откуда вы знаете, что в том углу парка имеется лазейка? Вместо того чтобы рассказать о том, как мы с Мадлен решили «срезать угол», я важно произнес: — Догадался. Дамы переглянулись, но уточнять причины моих догадок не стали. Наши размышления прервало пьяное пение. Мы обернулись. По дорожке шел человек преклонных лет. Бедняга едва держался на ногах, казалось, малейшее дуновение ветра может свалить его на землю. — Это ваш вечно пьяный садовник? — спросила Ренар. Сюзанна хихикнула. — Точно! — согласился она. — Вы дали ему хорошую оценку, мадам! — Антонио! — позвала его графиня. — Да, мадам! — отозвался садовник заплетающемся языком. – В этом парке твориться черт знает что! В нем завелись приведения! В день накануне убийства куда-то исчезли садовые ножницы, а на следующий день они вдруг оказались на месте! Госпожа не обратила на его сентеции внимания. — Когда вы прибирали дорожки, вам не попадалось что-то подозрительное? — спросила она. — Подозрительное не попадалось, — ответил Антонио, смачно икнув. — А неподозрительное? — спросила Сюзанна, с трудом стараясь сдержать смех. — Неподозрительное тоже, — серьезно ответил садовник. — Ничего мне не попадалось! А разве должно было попасться? Что должно попасться? — Действительно, что должно было попасться? — спросила меня Мадлен. — В данный момент надо бы отыскать орудие преступления, — сказал я. — Возможно, убийца спрятал его в парке… — Орудие убийства я точно не видел! — ответил Антонио. — А кто этот тип, что задает дурацкие вопросы? Он окинул меня подозрительным взглядом. — Это судья, — пояснила Сюзанна. — Он расследует убийство графа. — Тогда пусть задает, – согласился садовник. – Это его работа. Сюзанна, которая не могла больше сдерживаться, расхохоталась. В этот момент она была еще больше похожа на Дорину. — Думаю, надо попытаться отыскать орудие убийства, – сказала графиня. — Мадам, это будет непросто, — сказала Сюзанна. — Она права, – согласился я. — Убийца мог перепрятать его… закопать под кустом… — Ужас! — ахнула Мадлен. — Парк большой, под каждым кустом копать можно до старости. — Извините меня, судья, — сказал садовник. — Но копать под каждым кустом, я отказываюсь. Я хочу дожить до старости спокойно! Я не настаивал. Госпожа отпустила Антонио. — Все равно от него толку сейчас никакого, — сказала Сюзанна. — Может, поговорить с ним, когда он протрезвеет? — спросила Мадлен. — Бесполезно, — вздохнула Сюзанна. — Трезвым он не бывает. Лично я его таковым не встречала. — Совсем как мой знакомый Жорж! — сказала Мадлен. Следующей нашей собеседницей была дочка садовника Фаншетта. Мы застали ее за поливкой цветов. При виде госпожи она поставила лейку и сделала реверанс. Графиня дала нам возможность пообщаться с садовницей наедине. Госпожа поняла, что ее присутствие может смутить Фаншетту, и она забудет что-то рассказать. Сюзанна последовала за графиней. — Простите, что оторвал вас от работы, — извинился я перед Фаншеттой. — Ничего страшного, — ответила девочка. — Я почти закончила. Но всегда, как я полью цветы, сразу же начинается дождь! — Это такой закон пакости, — пояснила Мадлен. — Еще он действует, когда я беру зонт от дождя. — Прошу вас, мадмуазель, расскажите мне подробно о том, что вы делали в тот вечер, — попросил я. — Да, конечно, я расскажу все, что знаю… Ах, как хорошо, что Керубино не убийца! — воскликнула Фаншетта. Мы с Мадлен переглянулись. Она была третьей, кто сказал эту фразу. — В этот жуткий вечер я стащила с графской кухни кое-что съестное, чтобы накормить Керубино, — начала садовница. — Дело в том, что бедный паж должен был скрываться от графа. Он спрятался в одной из беседок. В тот день Керубино удалось побыть у меня дома несколько часов, но потом пришел папочка, и пажу пришлось уйти. Вечером я решила отнести Керубино ужин в беседку, где он ждал меня. Потом мы услышали крик графини и прибежали! Ужас!.. Но когда я увидела тот нож с кровью, я все рано не поверила, что Керубино убил графа. Ему явно кто-то подсунул эту дрянь! — В какой беседке он прятался? — спросил я. — В той, за деревьями, — указала Фаншетта. — В котором часу вы встретились с Керубино? — задал я новый вопрос. — Ну, примерно в одиннадцать, — ответила девочка. — Мы не успели с ним даже поговорить… Мы услышали крик графини, и поспешили на помощь. — По какой дорожке вы шли к той беседке? — поинтересовался я. — По этой, — она указала на дорожку, перпендикулярную той, по которой графиня шла на «свидание». — Я шла из нашего домика… Еду я украла раньше, – пояснила Фаншетта. — Когда вы несли продукты вашему другу, вы никого не видели? — спросил я. — Нет, — ответила садовница. — Я сама кралась как мышь, боялась быть замеченной. — Большое спасибо, Фаншетта, — поблагодарил я ее. Она смутилась и сделала реверанс. — Вы уже запугали несчастную девушку? — услышал я насмешливый голос Фигаро. – Она все дрожит! — Нет, — вступилась за меня Фаншетта. — Мы очень мило побеседовали. Недавно тут был некий Стервози, вот он был очень груб и зол, а этот господин и его дама весьма вежливы. — Стервози явно в детстве не научили хорошим манерам, — усмехнулся Фигаро. — А если учили, то слишком уж усердно, и теперь он старательно делает все наоборот. — Мне бы хотелось кое-что у вас разузнать, — обратился я к остряку. — С удовольствием помогу вам, судья, — ответил он с поклоном. — Вы ведь преследуете такую благородную цель! — Чем вы занимались в тот вечер? — спросил я. — Действительно, чем? — повторила мой вопрос Мадлен. — Вы нам тут такого туману напустили, а о себе ничего не рассказали! Насчет «тумана» я был согласен с Мадлен де Ренар. — Я крался за графиней, которую принял за Сюзанну, — ответил камердинер. — Я видел, как она нашла тело своего мужа… потом прибежала моя невеста… — А кто прибежал потом? — спросила Мадлен. — Мне очень жаль, но я не смогу ответить на ваш вопрос. Я был поражен увиденным и не замечал, что творилось вокруг, — развел руками Фигаро. — Охотно вам верю, — ответил я. — Но я могу сообщить вам кое-что интересное, — сказал Фигаро. — Когда Стервози носился по всей усадьбе, изрыгая проклятья, он тыкал всем в нос ножик, который сунули в карман бедолаге Керубино… И я узнал этот ножик, по-моему, он из какого-то набора ножей Бартоло. Он коллекционирует ножи, конечно, средства не позволяют врачу покупать шедевры, но его вещицы все же достойны внимания. — Весьма любопытно, — согласился я. — А он узнал этот нож? — В том то и дело, что нет! — торжествующе воскликнул Фигаро. — Он сказал, что видит его впервые. — Странно, — пробормотала Мадлен. — Я с вами целиком согласен, Ренар! — улыбнулся Фигаро. — Я тоже соглашусь, — ответил я спокойно. — Но, возможно, это действительно не его нож, подобный предмет мог быть у кого-то другого. Вы правы, это не штучный экземпляр, но дешевкой его не назовешь, вещь хорошая. Надо бы поговорить с вашим другом доктором. – Вы решили поговорить с Бартоло? – усмехнулся тот. – Похвально. Только будьте осторожны, у него на чердаке не все в порядке… — Не знаю, что у него с чердаком, — глубокомысленно произнесла Мадлен. — Но зачем ему убивать графа? Фигаро хитро улыбнулся. — Когда-то этот старикашка хотел жениться на графине, — пояснил он. — А граф безжалостно расстроил его планы, отбив у него невесту. — Вы хотите сказать, что доктор убил графа, чтобы жениться на графине? — спросила Мадлен. — Я ничего такого не говорил, — поправил ее Фигаро. — Я просто изложил факты, а вывод из них должен сделать ваш друг. Доктор Бартоло согласился принять нас с неохотой. На нем был наглухо застегнутый черный костюм с белыми манжетами, на голове доктора красовался большой напудренный парик. Было трудно поверить, что этот толстенький, маленький, крепенький старичок чуть было не стал мужем красавицы-графини. По физиономии доктора я понял, что наш разговор не доставит ему большого удовольствия. — Вас интересует убийство графа? — переспросил он с тяжким вздохом. — В тот вечер я прогуливался в парке… потом я услыхал крик графини и прибежал… Могу сказать сразу, что до этого я не заметил ничего подозрительного. Я плохой помощник в этом расследовании. — Не скромничайте, — вежливо возразил я. — У меня есть кое-какие данные… Помните, нож, который подбросили в карман Керубино? Вам его показывал полицейский Стервози… — Припоминаю, — важно ответил Бартоло, поглаживая гладко выбритый подбородок. — Вы сказали, что раньше не видели его, — продолжал я. Доктор кивнул. — Но у меня есть сведения, что этот нож из вашей коллекции, — сказал я. — Что за чушь! — возмутился тот. — Вы подозреваете меня в убийстве!? — Не волнуйтесь, прошу вас! — успокоил его я. — Пожалуйста, осмотрите вашу коллекцию. Доктор заохал, но все же подчинился. Когда он осмотрел ножи, его лицо стало бледным и перепуганным. — Одного не хватает, — сказал он. — Вы правы. Это именно тот нож! — Может, вы его где-то потеряли? — спросила Мадлен. — Нет, — замотал головой доктор. — Его украли у меня! Бартоло схватил меня за руку. — Это заговор против меня! — воскликнул он. — Кто-то сделал это специально, чтобы обвинить меня в убийстве! Это, наверное, подлец Фигаро, он заходил ко мне… хотя, нет, он заходил ко мне на следующий день, после убийства… Но у меня полно врагов! — Все будет хорошо, — сказал я, осторожно освободив руку из его цепких пальцев. — С этим я как-нибудь разберусь. Но почему вы сразу не сказали Стервози, что такой нож есть в вашей коллекции? — Я испугался, — ответил Бартоло. — Мне показалось, что этот тип хочет арестовать меня за убийство! Продолжать беседу дальше не было смысла. Прощаясь, Мадлен сказала доктору: — Надо бы вам чердак свой осмотреть, один ваш приятель сказал, что там у вас не все в порядке. Я взял ее за руку и, сказав Бартоло «До свидания», ретировался, увлекая за собой красотку. Уходя, мы услышали слова доктора: — Действительно, чердак осмотреть надо, давно я туда не заглядывал. У дома доктора нас встретил Фигаро. С ним был паж, который при виде меня стушевался и отступил несколько шагов назад. Похоже, я его сильно напугал. Фигаро поинтересовался нашими результатами. Я рассказал ему о беседе с доктором. — А я ему про чердак напомнила! — похвасталась Мадлен. — О! Это правильно! — одобрил Фигаро. — А что вы еще можете рассказать о докторе? — спросил я. — Интересно поподробнее узнать, что он из себя представляет. — Хитрый, наблюдательный, ворчливый старичок, — ответил Фигаро. — Грубоват, прижимист. Любит все продумывать от начала до конца. Никогда не возьмется даже за самое ничтожное дело, если окончательно не уверен в его результате. Эти сведения показались мне очень похожими на правду. Доктор Бартоло соответствовал этому образу. — Я могу поговорить с вашим другом? — спросил я, окинув Керубино изучающим взглядом. Паж вздрогнул и опустил глаза. Неужели мой взгляд такой страшный? Керубино был похож на нашкодившего ребенка, который ждет наказания. При его высоком росте это смотрелось смешно и глупо. — Хоть сейчас, — ответил камердинер. — Думаю, Керубино с огромным удовольствием поболтает с судьей, который вынес ему оправдательный приговор. Но в этих словах мне пришлось усомниться, паж смотрел на меня как напуганный кролик. В его бегающих глазах я прочел желание удрать от меня куда-нибудь подальше. Я надеялся услышать от Керубино хотя бы несколько слов благодарности, но тщетно. Похоже, этот юноша считал мою заслугу в его освобождении ничтожной. — Я ничего не знаю, — пробормотал Керубино, опуская глаза. — Ничего не знаю. — Не бойтесь, вам уже ничего не грозит, — сказал я тем тоном, которым мне обычно приходилось говорить с нервными дамами и детьми. — Но ваши слова могут помочь нам найти убийцу. Керубино понемногу успокоился. — Я бы рад вам помочь, — сказал он. — Но я ничего не видел! Я прятался в беседке, потом ко мне пришла Фаншетта с едой, она очень добрая девочка… мы услышали крик и прибежали… Это все, что я могу рассказать… Не знаю, зачем этот нож сунули именно мне! — Действительно, зачем? — спросил я себя. — По-моему, тут все очень запущено, — сказала Мадлен, когда мы покинули особняк Альмавива. — Еще бы, — согласился я. — Удивительно, что никого, кроме графини, не тронула смерть графа. Все отнеслись к ней слишком спокойно. Многие даже испытали какое-то облегчение. Всех больше волновал арест пажа. Я никого пока не могу вычеркнуть из списка подозреваемых. — Даже графиню? — спросила Ренар. — Да, Мадлен. Она могла убить его из ревности. — Но когда она пришла, граф был уже убит! — сказала Мадлен. — Это Фигаро подтвердил. — Графиня могла убить мужа до этого свидания, — ответил я. — Ее камеристка Сюзанна тоже могла убить графа, девушка она честолюбивая, влюбленная в своего жениха. Возможно, грязные преследования графа натолкнули ее на мысль избавиться от него. Вполне вероятно, что другого выхода у нее не было. Ведь, если бы она ему отказала, он бы лишил ее приданого, которое составляла крупная сумма. — Макс, но она прибежала на крик графини, которая нашла тело мужа! — удивилась Мадлен. — Сюзанна могла совершить убийство, назначив время встречи на несколько минут пораньше. Графине она могла назвать другое время свидания… когда госпожа пришла, ее муж уже был мертв. — Какой кошмар! — покачала головой Мадлен. — Кого еще вы занесли в этот список? — Нашего друга Фигаро, — ответил я. — У него были веские мотивы избавиться от хозяина. К тому же он околачивался где-то поблизости в парке. — Странно, зачем тогда он подбросил этот нож в карман Керубино? — не поняла Мадлен. – Вернее, зачем он сначала навел на него подозрения, а потом старался их снять? Совесть замучила? — Это вряд ли, — возразил я. — Это он мог проделать с целью снять подозрения с самого себя. Для того, чтобы все решили: раз он помогает бедняге Керубино, то он невиновен. Ведь обычно убийца рад, когда подозрения падают на другого. Еще мне кажется подозрительным этот доктор Бартоло с его пропавшими ножами. — Это точно, — согласилась Мадлен. — И у меня такое чувство, что вся эта публика что-то старательно скрывает и водит меня за нос, – сделал я вывод. – Особенно этот Фигаро, не удивлюсь, что все эти господа получили от него подробные инструкции по беседе со мной. По-моему, он поставил цель окончательно запутать меня. А этот нож… почему убийца сунул пажу не орудие убийства, а какой-то ножик измазанный кровью, который явно не годился для подобного преступления. Мадлен с широко распахнутыми глазами слушала мой рассказ. — Еще мне кажется подозрительным то, что часы графа спешат на полчаса, — добавил я. — Возможно, это сделал убийца, чтобы граф пришел в парк на свидание раньше! — Но часы могли испортиться, — предположила Мадлен. — Может, они просто спешат! — Это легко проверить у часовщика, — ответил я. Мадлен кивнула. — И почему вся эта компания вдруг оказалась в парке? — спросил я себя. – Мне это тоже кажется странным. — Потому, что один из них был убийца, — услышали мы довольный голос. Перед нами появился тип с довольной физиономией. — Я, Базиль, учитель музыки, — представился он. — Я был тогда в парке. Вы меня помните? — Припоминаю, — ответил я мрачно, — вы уверены, что один из присутствующих – убийца? — Уверен, — ответил тот. — И кто это? — нетерпеливо спросила Мадлен. — А это я вам скажу только при определенных условиях, — Базиль хитро сощурил глазки. — Догадываетесь при каких? — Догадываемся, — устало ответил я. — Это деньги? — Вы догадливы, — похвалил учитель. — Моя цена пять тысяч ливров. — Это же целое платье! — ахнула Мадлен, которая всегда измеряла денежные суммы в дорогих платьях. Наглое требование Базиля привело меня в бешенство. С большим трудом мне удалось сохранить хладнокровие. — Послушайте, уважаемый, — сказал я. — Если вы что-то знаете, скажите. Это будет лучше для вас самих. Прошу вас, избавьте меня от необходимости расследовать еще и вашу смерть. — Макс, может, дать ему деньги, — взмолилась Мадлен. — Тогда мы убийцу схватим. — Хорошо, мы подумаем, — сказал я Базилю. — Завтра приходите ко мне в Совет Артуа часов в одиннадцать, я вам сообщу о своем решении. Базиль усмехнулся. — И еще… помните нож, который сунули пажу? — спросил он. — Такой же я видел у Фигаро! С этими словами он пошел прочь, насвистывая какую-то песенку. — Мадлен, любимая, — сказал я, когда наглец скрылся из виду. — Я не доверяю этому прохвосту. Он производит впечатление жуликоватого типа. Кто его знает, может, он убийцу в глаза не видел, а захотел нажиться на этом деле. Вот и решил выпросить у вас пять тысяч ливров. — Пожалуй, вы правы, — вздохнула Мадлен. — Доверять ему как-то не хочется. — А, может быть, — продолжал я рассуждения. — Он и есть убийца, и поэтому сочинил эту сказку, чтобы мы его ни в чем не заподозрили. — А вдруг он говорит правду? — предположила Мадлен. — Я дам ему эти деньги, мне не жалко! — С этого умника станется предложить такую же сделку убийце, — сказал я. — А тот может оказаться поскупее вас. — По-моему, нам лучше согласиться! — сказала Ренар. — Пять тысяч с собой у меня нет… — Извините, дорогая, — перебил я. — Расплачиваться с этим человеком буду я. — Но для вас это очень большая сумма! — воскликнула Мадлен. — Вам будет трудно! — Как-нибудь выкручусь, — ответил я. Мадлен принялась горячо спорить со мной, почему-то ей захотелось самой расплатиться с Базилем, но я был непреклонен. — О чем вы спорите, влюбленные? — спросил нас Фигаро, который обладал даром появляться незаметно. Мадлен пересказала ему наш разговор с Базилем. — Нашли кого слушать, — усмехнулся тот. — Этот старый сплетник, помешанный на своем искусстве, прославленный мошенник. Он за грош готов удавиться и не успокоиться пока не выкачает у вас все состояние. Мой вам совет, забудьте его болтовню … К нам подбежал Герцог, он схватил меня за рукав и куда-то поволок. — Господи! — испугалась Мадлен. — Неужели, он нашел еще один труп!? — Мне с самого начала этот пес показался странным, — пробормотал Фигаро. К счастью, опасения камердинера оказались напрасными. Герцог принялся рыть лапами землю, я заметил, как что-то блеснуло. — Он нашел орудие убийства! — Ренар захлопала в ладоши, как маленькая девочка. – Молодец! Я извлек находку. Это был небольшой нож – точная копия того, что подкинули Керубино. — Ничего не понимаю! — произнесли мы с Мадлен одновременно. — Может быть, вы объясните? — спросил я у Фигаро. Тот пожал плечами. — Откуда мне знать, — пробормотал он. — Вы ведь расследуете это убийство, а не я… И вообще, заболтался я тут с вами, у меня дел полно! На следующий день я получил записку от часовщика, который сообщил мне, что часы находятся в исправном состоянии, а причиной их спешки, скорее всего, явился перевод стрелок на полчаса. Моя догадка подтвердилась. Это утро я посвятил размышлениям. Я попробовал представить, как каждый из подозреваемых мог совершить убийство графа. Я размышлял вслух, и Мадлен слушала меня с нескрываемым интересом. — Начнем с графини, — сказал я. — Она дама утонченная, благородная, добродетельная, такая женщина смогла бы убить человека, который оскорбил ее в лучших чувствах. Хотя представить эту женственную особу, наносящей удар в спину острым предметом, почти невозможно. Но графиня могла это сделать в порыве гнева, а потом горько раскаяться в своих действиях. Если бы дама ее типа решила продумать убийство обманувшего ее супруга, она скорей всего использовала яд. Это больше подходит для нее. Графиня слишком любила мужа, мне трудно поверить, что она решилась убить его. Но даже у нее могло лопнуть терпение, ведь он больно ранил ее своими любовными интрижками. Ее камеристка Сюзанна остроумная, сметливая, веселая девушка. Целиком предана своей госпоже, очень любит своего жениха. Эта камеристка производит впечатление честной девушки, которая знает, что такое верность долгу. Она могла совершить убийство, для того, чтобы защитить свою честь. Но подкрасться сзади к своему господину и нанести ему удар в спину… не очень подходит для этой особы. Хотя, в безвыходной ситуации можно совершить, что угодно. Камердинер Фигаро. Он мог убить графа из-за Сюзанны, которую защищает как свою собственность. Этот тип слишком умен и хитер. Для него подобный способ убийства слишком прост. Он, наверняка, придумал бы что-то позапутаннее. Скорее всего, Фигаро совершил бы такое убийство, которое потом было легко выдать за естественную смерть. Доктор Бартоло человек осторожный, любит все продумать. Он бы долго готовил убийство, продумывал каждый шаг. Но о свидании графа все узнали только в тот вечер, вряд ли бы этот тип рискнул совершить необдуманный поступок. К тому же я не вижу веского мотива. Учитель Базиль мог убить только ради денег. Он мог задолжать графу крупную сумму, которую кредитор потребовал назад. Паж Керубино – взрослый ребенок. Очень опасный типаж, который считает, что мир создан для него. Этот не перед чем не остановиться. Не буду спешить вычеркивать его из списка. В гостиную вошла моя сестра Шарлота. Она окинула нас суровым взглядом и проворчала: — Ох, опять убийства! И тебе обязательно надо искать этого убийцу! Зачем, понять не могу! — Я должен восстановить справедливость, — ответил я. Шарлота хмыкнула. — Я тоже поначалу так думала, — сказала она. — Но сейчас мне кажется, что это всего лишь любопытство. — Конечно, любопытство! — воскликнула Мадлен. — Разве не интересно узнать, кто убил графа? — Лично мне не интересно, — ответила Шарлота. — Что может быть интересного в убийстве? Я считаю, что нужно держаться от таких дел подальше. Убийце может не понравиться ваше любопытство, и он решит вас нейтрализовать. К тому же в этом деле замешаны испанцы, а они вообще церемониться не любят. Прихлопнут и не спросят! Это ваше любопытство очень опасно! Вы слышали поговорку: от любопытства кошка сдохла? Эти слова Шарлота произнесла загробным голосом и одарила Мадлен таким взглядом, что та вздрогнула. — Ох, совсем вы заморочили мне голову, — вдруг опомнилась моя сестренка. — Мне давно пора уходить. Но о моих словах подумайте… если кто-нибудь из вас схлопочет, не говорите, что я не предупреждала. Шарлота надела новую шляпку и, полюбовавшись своим красивым личиком в зеркале, выпорхнула из гостиной. Я понял сразу, что ее больше волновало не расследование убийства, а мои отношения с Мадлен, присутствие которой она воспринимала как личное оскорбление. Конечно, я очень люблю свою младшую сестренку Шарлоту, но всегда обрываю ее нелестные замечания в адрес моей возлюбленной. Не прошло и минуты, как Шарлота вновь заглянула в гостиную. — Когда я выходила из дому, какой-то лакей сунул мне это письмо, — раздраженно сказала она, протягивая мне конверт. — Что за люди! Могли бы и почтой отправить! Я поблагодарил ее за старания и распечатал письмо. — Что там? — спросила Шарлота. — Что-то случилось? — Базиль убит, — ответил я. — Его стукнули по голове лопатой. Мадлен ахнула. — Опять кого-то прикончили! — простонала Шарлота. — Куда только полиция смотрит? А ты и это дело разбирать будешь!? Я кивнул. Сестренка постучала пальцем по виску, дескать «совсем ты на убийствах помешался, как бы тебя самого лопатой не убили», и своей легкой походкой направилась к выходу. — Мужайтесь, милочка, — бросила она Мадлен. — Вам еще придется и не такое увидеть! Особняк Альмавива казался еще мрачнее, чем раньше. В парке мы увидели Фаншетту, которая старательно подстригала кусты. Она приветливо поздоровалась с нами. — Мне снова пришлось делать отцовскую работу, — вздохнула она. — Он опять напился! Жаль папочку, пьянство его погубит. Ему уже начинает мерещиться всякая чушь. Например, розовые крысы! Ужас, правда? Она друг замолчала. — А вы слышали про второе убийство? — спросила она. — Да, — ответила Мадлен. — Нам прислали письмо. — Тело нашла я, — сказала садовница. — Мне до сих пор страшно. — Когда это было? – спросил я. — В пять утра, — ответила Фаншетта. — Я встала пораньше, чтобы закончить посадку саженцев. Я начала их сажать еще вечером, но не успела… тогда я решила перенести эту работу на следующий день… Лопату, ребром которой раскроили череп этому человеку, я оставила в саду… Убийство произошло там, где я ее бросила… Она всхлипнула. — Наверняка, к вам в парк залез какой-то клошар, — предположила Мадлен, — а господин Базиль попался ему под руку… — Госпожа тоже так думает, — кивнула садовница. — Сюда приходил этот скандальный Стервози, опять все перерыл. Он обругал меня за то, что я оставила в саду лопату… откуда я могла знать! Но я слишком рассеянна! Мой отец за это частенько ругает меня, он всегда кладет инструменты на место, а потом легко их находит, даже когда пьяный. Бедняжка Фаншетта уже не могла больше сдерживаться и разрыдалась. Мы с Мадлен принялись утешать ее. Понемногу садовница успокоилась и продолжила работу. Какое-то время я молча смотрел на садовые ножницы, которыми ловко орудовала Фаншетта. — А на следующий день после убийства графа к вам заходил мсье Фигаро? — спросил я. — Заходил, — кивнула девочка. — Зачем? — спросил я. Она вздрогнула и пробормотала: — Не помню… Вам обязательно надо повидаться с госпожой, она очень хотела побеседовать с вами, — напомнила она. — Надеюсь, вы найдете этого убийцу. Несмотря на плохое самочувствие, графиня была рада нам, или просто сделала вид. — Я не знаю, что мне предпринять, — вздохнула она. — Неужели в наших краях бродит убийца? Я отказываюсь верить в то, что убийца кто-то из наших друзей! — Я понимаю ваши чувства, — ответил я. — Я нахожусь в постоянном страхе, — продолжала дама. — Вдруг бандиты проникнут сюда! А полиция только кричит и ногами топает, этот Стервози крайне неприятный тип! Поделившись своими страхами, графиня согласилась ответить на мои вопросы. — Вечером я никуда не выходила, — сказала она. — Мои окна выходят как раз в парк, но я ничего не слышала… дело в том, что я принимаю снотворное… после убийства мужа я тяжело засыпаю… а вот Сюзанна выходила на прогулку в парк… Господи, ведь ее могли убить! После этого случая я ей запретила выходить из дому вечером, как стемнеет! В комнату впорхнула Сюзанна. Госпожа попросила ее рассказать нам о своей прогулке в парке. — Я всегда гуляю перед сном, — сказала девушка. — Жаль, что теперь придется отказаться от этого. — А ваш жених? Разве он не составил вам компанию? — спросил я. — Нет, он уезжал в Амьен и вернулся только сегодня утром, — ответила Сюзанна. — Поэтому в этот раз я гуляла в полном одиночестве. — Вы кого-нибудь видели в парке? — задал я новый вопрос. — Да, — кивнула девушка. — Я видела беднягу Базиля, который бродил туда-сюда, как будто кого-то ждал… поначалу я решила, что у него свидание… уж слишком довольный вид был у этого прохвоста… Еще я видела Фаншетту, которая сажала саженцы, ей приходится делать всю работу за пьяницу-отца. Больше я никого не видела. — Скорее всего, убийца пришел потом, — предположила Мадлен. После беседы с дамами, мы решили пройтись по парку, снискавшему себе дурную славу. Прогуливаясь, мы наткнулись на довольного садовника. — А я сегодня утром вот что нашел! — похвастался он, протягивая мне белую атласную ленту. — Где вы это нашли!? — выпалил я. — Недалеко от места, где убили музыканта, — беспечно ответил садовник. – А что? Я начал выпрашивать у Антонио эту ленту, тот поначалу упорствовал, но когда я предложил взамен две бутылки портвейна, тот радостно согласился. — Интересно, чья это вещь? — спросила Мадлен. — Может, узнаем у Фаншетты. Я одобрил эту идею. Что-то подсказывало мне, что ответ где-то близко. — Откуда у вас это? — поинтересовалась Фаншетта, когда я протянул ей ленту. — Эту ленту дал нам ваш отец, он нашел ее недалеко от места, где был убит Базиль, — пояснил я девочке. — Это моя лента, — ответила садовница. — Я потеряла ее вечером, когда сажала саженцы. — Ну, раз она ваша, — улыбнулся я. — Возьмите ее. — Спасибо, — Фаншетта поклонилась. Она схватила ленту и быстро зашагала по аллее, забыв про работу. Я глядел ей вслед, пока она не скрылась за деревьями. — Зачем вы ей отдали ленту? — набросилась на меня Ренар. — Это же улика! Я уселся на скамью и задумался. Все сходилось! Ответ оказался очень прост, удивительно, что я раньше не догадался. — Мадлен, подождите меня здесь, прошу вас, — обратился я к любимой. — Почему? Куда вы? — спросила она. -- Предотвратить третье убийство! – ответил я, поднимаясь с лавочки. Я поспешил по аллее туда, где скрылась Фаншетта. В голове билась одна мысль: «Только бы не опоздать!». Скоро я услышал голоса Фаншетты и Керубино. Мы с Герцогом спрятались в кустах и принялись наблюдать за ними. Они сидели на скамейке и очень оживленно беседовали. — Это ваше? — спросила Фаншетта, протягивая пажу белую ленту. — Да, – ответил тот. — Эта лента графини, я храню ее как талисман! Спасибо тебе, что нашла ее! — Не я ее нашла, — ответила девочка мрачно. — Ленту нашел мой отец и отдал ее судье, который ищет убийцу. Я сказала ему, что это моя лента. Он мне ее вернул. — Поразительная наивность, — пробормотал я. — Благодарю тебя Фаншетта! — Керубино горячо поцеловал девочку. — Я же люблю тебя! — ответила садовница. — Кстати, я все знаю… — Что ты знаешь? — удивленно спросил паж. — Ты о чем? — О том, что ты убил графа, — сказала девочка. — Но я никому не скажу! Я ведь люблю тебя! — Спасибо Фаншетта! — он заключил ее в объятья. — Я не хотел этого… сам не знаю, как это получилось! Ох, я так несчастен, никто меня не понимает! Граф никогда меня не любил, я его раздражал! Фаншетта, мне очень тяжело! Я люблю графиню, а она считает мои чувства всего лишь детской привязанностью. Мне трудно привыкнуть к этому жестокому миру, я слишком раним и беззащитен. Но я уже не ребенок! — Нет, ты еще ребенок, — прошептал я. — Но ребенок взрослый и жестокий. Садовница вздохнула. — Извини, мне надо работать, — сказала она. — Но теперь ты знаешь, что на меня можно положиться. Фаншетта поднялась с лавочки и быстро зашагала по аллее. Керубино последовал за ней, он настиг девочку и накинул на ее тонкую шейку атласную ленту… — Герцог! Взять! — закричал я. Пес с громким лаем кинулся на пажа, то бросился в сторону. Герцог сбил Керубино с ног и, поставив мохнатые лапы ему на грудь, грозно зарычал. — Все закончилось, молодой человек, — сказал я. Рядом на земле сидела Фаншетта. Бедная девочка держалась за горло и тяжело дышала. Я помог садовнице подняться и обнял ее. — Все будет хорошо, — сказал я ей. Фаншетта разрыдалась. — Уберите ваше страшилище! — взмолился паж. — Он меня сожрет! Герцогу явно не понравилось, что его назвали страшилищем, и он зарычал еще более злобно. — Что тут происходит? — раздался голосок Мадлен. — Мне бы тоже хотелось это узнать, — добавил подбежавший Фигаро. — Мадмуазель, — обратился я к Фаншетте, — вы не будете против, если все мы сейчас посетим ваш домик? — Я буду рада принять вас, — ответила девочка дрожащим голосом. — Я угощу вас чаем с печеньем… — Большое спасибо, дитя, — поблагодарил я садовницу. — А я, не бросайте меня с этим лохматым чудищем! — заныл Керубино. — Будьте спокойны, — усмехнулся я. — Вы, мой друг, пойдете с нами. Вам нужно принять участие в нашей беседе… Только, прошу вас, не пытайтесь удрать. Я отозвал Герцога и мы пошли в гости к Фаншетте. В домике садовника мы разместились в маленькой гостиной за круглым столиком, Герцог улегся неподалеку. Фаншетта предложила чаю, но мы отказались. Всех больше всего волновал исход дела. — Присутствующий здесь мсье Керубино совершил убийство своего господина садовыми ножницами, — начал я. — Он караулил его в саду весь вечер. Керубино заранее все продумал. Он украл ножницы у Фаншетты накануне убийства. Не так ли, мадмуазель, ведь только он заходил к вам в тот день? Девочка молча кивнула. — Потом садовник Антонио искал их и нашел только на следующий день на своем обычном месте, правда, странно? Он это нам старательно рассказывал. По словам его дочери, Антонио хоть и пьяница, но садовые инструменты у него всегда на месте. Из всего этого я сделал вывод, что убийство было совершено садовыми ножницами. Ими легко можно нанести глубокую смертельную рану. — Но как ножницы оказались на месте? — удивилась Мадлен. — Неужели в этом парке водятся призраки. — Да, – улыбнулся я. — Один из этих призраков как раз перед вами. Я кивнул в сторону Фигаро. — Вы помогали этому человеку, — сказал я. — Это вы помыли ножницы и положили их на место. Фаншетта сказала мне, что вы заходили в день после убийства, а причину вашего визита она назвать не смогла… — Ох, она могла забыть! В тот день я зашел к ним передать указания графини, — возразил Фигаро. — Этот визит простое совпадение и… — Слишком много этих совпадений! — перебил его я. — Нож в кармане Керубино тоже совпадение. Это вы сунули его пажу, чтобы сначала навлечь на него подозрение, а потом отвести их. Вы заставили всех думать, что именно убийца сунул эту вещицу ему в карман. Но мне сразу показалось странным, что в кармане у пажа ложное орудие убийства. Ведь обычно убийцы подсовывают свои настоящие орудия труда. У вас был точно такой же нож, как у врача Бартоло, его то вы и подбросили Керубино. Потом на следующий день вы пришли к Бартоло и украли у него подобный нож, который на всякий случай зарыли в саду. Мне вы рассказали несколько прекрасных «сказок». Вы поставили цель – запутать меня, и у вас это получилось. — Как это нехорошо! — воскликнула Мадлен. — Вы хотели бросить подозрения на невинного человека! — Ваши суждения ошибочны, — возразил ей камердинер. — Я не ставил цели очернить доктора. Я заранее знал, что он будет вычеркнут из списка подозреваемых. Бартоло не идиот, чтобы использовать нож из своей коллекции. И я понимал, что судья это поймет. — Я действительно это понял, — согласился я. — Но я не могу понять, зачем вы выгораживали убийцу? — Это я его попросила, — вздохнула Фаншетта. — Фигаро знал о моих чувствах к Керубино и решил мне помочь спасти его. Мы оба видели, как он убил графа. — Бедное наивное дитя, — сказал я. — А этот человек в благодарность чуть не убил вас! — Я не хотел убивать Фаншетту! — закричал паж. — Просто тогда я очень перепугался! Я не владел собой! — Да, — согласился я. — Когда вы убили Базиля, вы тоже этого не хотели. Он начал шантажировать вас, запугивать. Вы, конечно, пообещали выполнить все, что он скажет, но когда Базиль отвернулся, вы схватили лопату, забытую Фаншеттой, и ударили его… Убегая, вы потеряли белую атласную ленту графини, Сюзанна говорила мне, что вы всегда ее носите с собой. Садовник нашел эту ленту и отдал мне. А Фаншетта во второй раз решила вас спасти, она сказала, что это ее лента. Девочка совсем не думала о последствиях, она хотела одного – выгородить вас! — Но эта лента! Ведь она могла принадлежать кому-то другому! — воскликнула Мадлен. — Ее могла потерять графиня или Сюзанна! — Сейчас время траура. Графиня велела всем носить черное, — ответил я. — Меня очень удивило, что кто-то потерял белую ленту. По этой же причине я понял, что Фаншетта обманывает меня. Единственным человеком, кто носил с собой белую ленту, был Керубино. Все просто. — А почему граф пришел на полчаса раньше? — спросила Мадлен. — Это благодаря камердинеру, который перевел часы, — пояснил я. —Фигаро сделал это, чтобы граф и Сюзанна разминулись на свидании. Он следил за ним и, наверное, видел, как паж убил его… Странно, что потом он не перевел часы обратно. — У меня не было подходящего случая, — пояснил Фигаро. — Графиня все время носила их с собой. — Теперь нам остается подвести итог, — сказал я. — Несомненно, убийца должен быть наказан, но это произойдет только в том случае, если мадмуазель Фаншетта и мсье Фигаро подтвердят сказанное мною. — Никогда! — твердо произнесла садовница. — Никогда я не сделаю это! — Но он же хотел вас убить! — удивилась Мадлен. — Я люблю его! — пояснила Фаншетта. — Я просто не смогу сделать это. — Что ж, — вздохнул я. — А вы мсье Фигаро? Подумайте, этот человек совершил два убийства и не остановился перед третьим, он опасен. — Вы правы, — согласился Фигаро. — Я согласился ему помочь ради Фаншетты, я был уверен, что убийство было совершено им… как бы выразиться… по глупости что ли… и что он раскаялся. Я понятия не имел, что он будет считать убийство детской шалостью… Я готов подтвердить все, сказанное вами. Прости, Фаншетта, так надо. Паж разрыдался. — Почему вы так жестоки? — всхлипывал он. — Почему вы не хотите понять меня!? Неужели у вас нет жалости!? — Жалости!? — с усмешкой переспросил я. — А вы сами думали о жалости, когда убивали? И где была ваша жалость, когда вы душили девочку, которая вас спасла? — Клянусь, этого больше не повториться! — взмолился юноша. — Нет, уважаемый, детские отговорки тут не помогут, — ответил я сурово. — Убийство – не ребяческие проказы! — Не понимаю, как можно было подозревать этого пажа, — недоумевала Мадлен. — Ведь он как ребенок! — Именно это усилило мои подозрения. Ему всегда все сходило с рук, он не знал ни бед, ни огорчений. Все его любили, никогда не наказывали, баловали… и вдруг, его отсылают! И виной всему граф! И Керубино решает просто устранить его. Он был уверен, что даже за убийство его не ждет наказание. И оказался почти прав! Конечно, у этого пажа характер ребенка, но ребенка взрослого, который применяет для достижения своей цели взрослые методы. И ничего его не остановит. Он твердо уверен, что этот мир создан для него и все препятствия можно убрать любыми средствами. И даже теперь Керубино считает, что он прав, и все должны защищать его. Ведь он такой юный, беззащитный, ранимый. Особы подобного склада – обычно женщины, но среди мужчин тоже встречаются подобные экземпляры. — А почему вы решили, что именно Фигаро помогал ему? — поинтересовалась красотка. — Ведь вы могли обратить внимание на кого-то другого: на графиню, Сюзанну, доктора… — Во-первых, именно Фигаро всегда выручал пажа, во-вторых, он был единственным из всех, кто бы мог продумать и претворить в жизнь такой сложный план. — Но как он мог решиться помогать убийце? — недоумевала Мадлен. —Ради Фаншетты? — Думаю, не только ради нее. Такие люди как Керубино умеют вызвать к себе жалость и заставить помочь себе. Они кажутся такими несправедливо обиженными и несчастными, что отказать им в помощи может только очень черствый человек. А Фигаро к таким не относиться. Мадлен внимательно выслушала меня. — Права была Сюзанна, когда говорила, что из него выйдет величайший плутишка на свете, — вздохнула она. — К тому же получился еще и убийца! Мне жаль Фаншетту, она помогала пажу, а он чуть ее не придушил! — Он всегда думал только о себе, — сказал я. — И в этот раз тоже. Страх заставил его действовать, не думая о последствиях. А после того, как два убийства сошли ему с рук, он не мучился угрызениями совести. Я очень старалась, приблизить этот случай к пьесе «Женитьба Фигаро», но, увы, у меня это плохо получилось. Я с грустью заметила, что не смогла справиться с трудной задачей. У меня вышла новая история, в которой принимали участие лица с именами героев знаменитой комедии. Характеры моих действующих лиц лишь отдаленно напоминали характеры персонажей Бомарше. А мог ли Керубино пьесы Бомарше совершить убийство? Судя по «Преступной матери», он вполне на это способен, там четко проявилась вся сущность пажа. Тут ошибки быть не может. А вот остальные… так ли они себя повели бы? Однако я решилась показать мой рассказ драматургу. К моему произведению он отнесся довольно прохладно, но ругать не стал. — Не дурно, гражданочка, — только и сказал он. Для меня это была высшая степень похвалы. Я была очень благодарна за снисхождение. Мы опять завели разговор о «Преступной матери». Я заметила, что эта пьеса помогла мне при работе над рассказом. Бомарше поблагодарил меня за добрые слова, но с грустью заметил: — Я все еще стараюсь быть живописцем человеческого сердца, но годы и превратности судьбы иссушили мою палитру. Руденко Елена, апрель-май 2001г.